Текст книги "Обвиняемый (ЛП)"

Автор книги: Рин Шер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Да, но спасибо тебе. Я, пожалуй, просто приму ванну, а потом лягу спать.

– Ладно. Эй, похоже, кто-то тебе что-то оставил. – Я смотрю туда, куда она указывает, и вижу бутылку вина у моей входной двери. Мое любимое вино. – Кто бы мог это сделать?

– Я не уверена.

– Там есть записка или что-нибудь еще?

– Нет, – говорю я, подняв вино и повертев в руках.

Маленькая надежда пускает корни и начинает цвести в моей груди, когда я думаю о том, что это, возможно, от Джейкоба.

Я стараюсь не давать ей слишком разрастаться, но я уже упоминала при нем о своем любимом вине. На самом деле, это тот же сорт вина, которым я угостила его в тот раз, когда принесла ему бутылку с сыром и хлебом.

– Что ж, это милый маленький подарок от того, кто его подарил. – Она наклоняется, чтобы обнять меня, а затем шепчет. – Спокойной ночи, милая. – А потом она уходит.

Я беру бутылку с собой на кухню, кладу свою сумочку рядом с ней на столешницу. Затем я смотрю на стаканы, стоящие на сушилке, думая о том, стоит ли мне сейчас открывать бутылку и действительно ли это предложение мира с его стороны.

Я не могу не задаться вопросом, что Джейкоб делает прямо сейчас? Он ходил на рыбалку?

Черт, у него даже нет машины, чтобы отвезти рыбу на рынок. У меня внутри все сжимается, когда я снова думаю об этом.

Тани сказала, что ему, вероятно, нужно время, но мне с трудом удается удержаться от того, чтобы прямо сейчас не пройтись по пляжу и не стучать в его дверь, пока он не ответит.

Взяв чистый стакан, я решаю сделать всего один глоток. Я уже чувствую легкое возбуждение, но мне не нужно работать утром, и мне некуда идти.

Налив его почти до краев, я беру его с собой на веранду. Решив посидеть на шезлонге, на котором мы трахались.

Видения Джейкоба всякий раз, когда он одаривал меня одной из своих редких, невероятно красивых улыбок, переполняют мой разум.

Поскольку они были такими редкими, я хранила каждую из них в особом месте в своей памяти, держа их взаперти, но готовыми к доступу в любое время, когда я захочу.

Я делаю несколько больших глотков и откидываю голову на спинку шезлонга. Я пытаюсь подавить желание повернуть в сторону дома Джейкоба, но это безнадежно. Еще через тридцать секунд моя голова поворачивается в его сторону.

В глубине души я знаю, что все, что произошло в тот день, было главным образом из-за того, что он пытался защитить меня. Я просто не уверена, как убедить его, что ему это не нужно.

Фух, как можно исправить что-то подобное?

Я ни за что не смогу убедить весь город, не предъявив им каких-либо доказательств.

Я делаю еще несколько глотков, а затем встаю на ноги, быстро принимая решение пойти к нему.

У меня немного кружится голова, когда я прохожу несколько шагов по краю своей веранды, и это наводит меня на мысль, что я, должно быть, выпила больше, чем предполагала. Но прогулка пойдет мне на пользу.

Сделав еще несколько шагов, я делаю еще один глоток вина, которое держу в руке, выливаю остальное, а затем ставлю бокал на песок. Мне нужно будет не забыть забрать его, когда я буду возвращаться этим путем.

Когда я иду дальше по пляжу, я обнаруживаю, что не трезвею так, как я ожидала.

На самом деле, с каждой секундой все становится еще более туманным. Я пытаюсь стряхнуть это с себя, но становится все хуже. А потом появляется тяжесть, которая начинает оседать в моих мышцах.

С каждым шагом, который я делаю, становится все труднее передвигать ноги и высоко держать голову.

Что-то здесь не так.

Рухнув на песок, я решаю сделать небольшой перерыв.

– Ты в порядке? – Откуда-то доносится голос.

Я пытаюсь повернуть голову, но все начинает кружиться, и я, кажется, не могу сосредоточиться на человеке, стоящем рядом.

– Я просто... – Мои слова выходят невнятными, поэтому я пробую еще раз. – Неважно себя чувствую.

Когда моя голова становится слишком тяжелой, чтобы ее можно было держать, и я чувствую, как что-то захватывает мой разум, я со стоном плюхаюсь обратно на песок.

– Ччч, все в порядке. Просто ляг на спину.

Что ты делаешь? Я хочу спросить этого человека, но у меня больше нет сил даже для того, чтобы открыть рот.

Даже мои веки кажутся тяжелыми, и мне приходится бороться за то, чтобы держать их открытыми. Наконец, я проигрываю борьбу, и они медленно начинают опускаться, несмотря на мои усилия.

Я уверена, что это знакомое лицо человека, которого я вижу, присевшего на корточки рядом со мной прямо перед тем, как мои глаза полностью закрываются.

Но потом становится темно, и только плеск волн достигает моего сознания.

Джейкоб приходит мне на ум, а потом ничего не остается.

Глава 24

Джейкоб

Те два часа, что я провел здесь, на воде, были полным провалом.

Из-за оборванной лески и любительского промаха рук я потерял двух рыб, которых мне удалось поймать, и остался ни с чем.

Не то чтобы у меня вообще было какое-либо представление о том, как я буду доставлять их на рынок. Я еще не зашел так далеко.

Сегодня из-за полной луны можно видеть просторы океана на многие мили вдаль. Это придает моему окружению жутковатое, но в то же время прекрасное, неземное сияние.

Если бы только это не было испорчено черным облаком, нависшим надо мной и окружающим меня.

Пребывание на «Грейс» не оказало такого успокаивающего эффекта, как обычно.

Расстроенный, я пинаю пустое ведро, стоящее у моих ног, и оно перелетает через край в воду. Но когда я наблюдаю, как оно подпрыгивает вверх-вниз на поверхности, медленно уплывая прочь, я начинаю чувствовать вину за то, что добавляю еще больше дерьма в океан.

Я хватаю свою удочку с крючком и вытаскиваю его из воды, снова забрасывая обратно в лодку у своих ног.

Решив завязать с этим делом, я разворачиваю лодку и направляюсь обратно к берегу.

Последние несколько дней были дерьмовыми. Я прокручивал в голове обиженное выражение лица Реми, снова и снова. И я имею в виду не только в своем воображении.

Я запечатлел этот разговор на свои камеры и решил подвергнуть себя еще большей пытке, заставив себя смотреть это снова и снова. Мне нужно было напомнить себе, что это то, кем я являюсь для нее сейчас.

Дело в том, что больше всего на свете я ненавижу то, что она, единственная из всех людей, думает обо мне подобным образом. Остальной мир может, черт возьми, ненавидеть меня, но я не хочу, чтобы это делала она.

Она самый добрый, милый, красивый человек, одна на миллион, которая, на самом деле, была на моей стороне.

А теперь все разрушено.

Подъезжая к своему причалу, я смотрю на пустое место, где обычно припаркован мой грузовик. Я знаю, что мне все еще нужно позвонить в страховую компанию, чтобы посмотреть, что я могу сделать, но я просто погряз в жалости и отвращению к самому себе.

Никакие обвинения не могут быть предъявлены, поскольку вы не видели лицо или транспортное средство человека, который это сделал. К тому же, копы тоже не на моей стороне.

Я пришвартовываю «Грейс» и иду по причалу к своему дому, бросив один взгляд в сторону дома Реми, и замечаю, что у нее горит один из огней. Она дома.

Я не могу не задаться вопросом, что она делает и с кем она сегодня вечером. И, черт возьми, от одного только осознания того, что она там, желание подойти и увидеть ее усиливается.

Отвернувшись, я вхожу в свою хижину и просто стою тут, уставившись в темноту.

Я одинок уже десять лет, но эта пустота в моем доме на данный момент усиливает чувство одиночества во сто крат. Все стало намного хуже после того, как внутри оказалась Реми. Я этого не вынесу.

Черт, мне нужно ее увидеть.

Мысль о том, что она идет по жизни, не зная, что она значила для меня, и, думая, что я просто использовал ее для секса – это то, с чем я не могу жить.

Я разворачиваюсь, выхожу и начинаю идти по песку к дому Реми.

Все причины, по которым я сказал, что буду держаться подальше, похоже, не могут удержать меня прямо сейчас.

Обычно на этом участке пляжа между нашими домами нет людей, кроме Реми или, иногда, меня. Поэтому, когда я вижу впереди что-то похожее на пару, лежащую возле дюн, освещенную луной, я подхожу немного ближе к береговой линии, чтобы постараться не попадаться им на глаза и не мешать им.

Сначала я стараюсь не смотреть им в глаза, предоставляя им то уединение, которого я бы хотел, особенно в это время ночи. Но по мере того, как я приближаюсь к тому, чтобы пройти мимо них, любопытство берет надо мной верх.

Я снова бросаю взгляд на парочку, но теперь, когда я подхожу ближе, что-то кажется мне не совсем правильным.

Достаточно светло, чтобы разглядеть, что это мужчина, оседлавший женщину под собой, но что вызывает у меня раздражение, так это то, что женщина, кажется, неподвижна.

Я не могу сказать, является ли это просто моим прошлым опытом, из-за которого мне в первую очередь приходит в голову наихудший сценарий, и что я просто вижу вещи, которых на самом деле не происходит, или я полностью прав, и происходит что-то ужасное.

Я ловлю себя на том, что меняю курс и вместо этого направляюсь к ним. На данный момент мне наплевать, если это окажется пустяком, и они меня увидят. Мне просто нужно убедиться, что все в порядке.

Когда я подхожу к парню сзади и вижу, как он разрывает платье ни на что не реагирующей женщины, волна гнева нарастает и взрывается внутри меня. И она никак не реагирует. Я не вижу ее лица, но ее конечности ни разу не шевельнулись за все время, пока мои глаза были прикованы к ним.

– Что, черт возьми, ты делаешь?! – Кричу я.

– Не хочешь присоединиться? – Бросает парень через плечо, когда я оказываюсь всего в паре футов от него.

Красное марево застилает мое зрение, и я хватаю его за рубашку, отбрасывая в сторону со всей силой, на какую только способен, а затем прыгаю на него секундой позже. Вся ирония этой ситуации не ускользнула от меня.

Но я не могу этого допустить.

– Ты чертовски болен!

Парень такого же роста, как и я, и явно в форме, поэтому я ожидаю, что он будет сопротивляться или сделает что-то еще, но все, что он делает, это поднимает руки, чтобы блокировать мои удары по лицу, и предпринимает очень слабые попытки ударить меня в ответ.

В какой-то момент между моими замахами я замечаю лицо парня и узнаю в нем того парня, который тем утром ел яблоко, прислонившись к моему грузовику.

– Ублюдок.

Какой-то булькающий, задыхающийся звук привлекает мое внимание и заставляет меня оглянуться через плечо на женщину.

А потом вся кровь отхлынула от моего лица, когда дежавю обрушилось на меня подобно цунами.

Нет, нет, нет, нет.

Я застываю на мгновение, запертый в своей собственной голове, когда искаженные воспоминания о том, как я нашел свою подростковую любовь на том поле той ночью, вспыхивают у меня перед глазами.

Теперь, когда я вижу Реми, лежащую на песке, в лунном свете, у меня возникает какая-то травмирующая реакция. Должно быть, именно по этой причине у меня кружится голова. Почему у меня звенит в ушах, тошнота скручивает желудок, и я не могу пошевелиться.

Я возвращаюсь к реальности, как будто мне в лицо плеснули водой, когда снова слышу этот звук, а затем вижу белую пену, капающую у нее изо рта.

Оттолкнув парня, я подбегаю к ней, обхватываю ее лицо трясущимися руками.

– Реми, – выдыхаю я. – Реми, милая, ты меня слышишь?

Ответа нет, если не считать еще большей пены у рта и закатывающихся глаз.

– Что, черт возьми, ты с ней сделал? – Отчаянно требую я от парня, ни разу не отводя от нее взгляда.

Но я не получаю никакого ответа.

Я мог бы убить его прямо сейчас, но я не могу оставить Реми в таком состоянии.

Я поворачиваю ее тело на бок, пытаясь прочистить дыхательные пути, но не уверен, помогает ли это вообще.

Паника, какой я никогда не испытывал, наполняет меня, проникая в мои кости и заставляя их чувствовать себя мертвым грузом. Как будто я парализован. Десятилетняя боль и страдание сливаются воедино и сходятся вместе в этот самый момент.

– Черт возьми, Реми. Пожалуйста, не оставляй меня.

У меня так сдавило грудь, что я едва могу дышать. Я бы сделал все, что угодно, лишь бы услышать, как она мне что-нибудь скажет. Даже если она будет кричат на меня, обзывая мудаком.

– Помогите! – Кричу я. – Кто-нибудь, помогите!

Мой телефон был на лодке, и я никогда еще так не злился на себя за то, что не ношу его с собой. Я не могу оставить ее, чтобы пойти и забрать его. Я не могу.

Одна мысль приходит мне в голову, и появляется крошечная надежда, когда я вспоминаю про тот кусок дерьма, который я с нее скинул. Каким бы дерьмовым человеком он ни был, у него, вероятно, с собой есть сотовый телефон.

Та частичка надежды, которая у меня была, умирает так же быстро, когда я осматриваю местность и понимаю, что он ушел.

– Нет!

Этого не происходит.

Этого не происходит.

Я чувствую себя чертовски беспомощным, когда мои глаза скользят по ее безжизненному телу в разорванном платье.

Мне кажется, я слышу вдалеке вой сирен, но в данный момент я не уверен, доносится ли это прямо сейчас или из воспоминаний прошлого, которые затуманивают мой разум.

Я начинаю говорить, подбирая слова, говорю ей, что она может возненавидеть меня, если только проснется. Хотя я сомневаюсь, что прямо сейчас в моих словах есть какой-то смысл.

Черт, что мне делать? Должен ли я сделать ей искусственное дыхание? У нее есть пульс, но он слабый.

– Реми, – мой голос срывается, когда я оглядываюсь по сторонам и, наконец, принимаю решение. – Я собираюсь отнести тебя в дом твоего соседа за помощью, хорошо? Останься со мной. Пожалуйста.

Я кладу руку ей на шею и как раз просовываю другую руку ей под колени, когда слышу голоса, а затем кто-то кричит. – Сюда!

Все, о чем я могу думать, это, черт возьми, слава Богу, что здесь есть кто-то, кто может помочь.

– Помощь здесь, милая, – шепчу я Реми. – Тебе нужна помощь.

Я снова сажусь, собираясь помахать им, когда прямо мне в лицо светит фонарик.

– Отойди от девушки.

– Ей нужна помощь, пожалуйста. – Я на секунду прикрываю глаза, но затем поднимаюсь на ноги, освобождая ему место, чтобы он мог сделать то, что ему нужно, чтобы помочь ей.

– Я сказал... о, черт, конечно, это ты, – выплевывает он, наставляя на меня пистолет в следующую секунду. – Почему я не удивлен? Отвали от нее на хрен.

Нет. Только не это снова. Время движется, как в замедленной съемке, поскольку я снова возвращаюсь во времени на десять лет назад. Я качаю головой, пытаясь избавиться от беспорядка, который его слова создают в моей голове.

Это была ночь, которая навсегда изменила мою жизнь.

Ночь, которая разрушила мою жизнь.

Всё.

И все это было потому, что я пытался помочь девушке, которая мне нравилась.

Сейчас... сейчас мне нужно помочь женщине, которую я люблю.

Сосредоточься.

Боже, почему он ничего не делает?

– Серьезно, ты должен что-то сделать, чтобы помочь ей! Мое сердце беспокойно колотится в груди.

Прямо сейчас он ни черта не делает, кроме как стоит тут, слишком занятый тем, что выговаривает мне за то, чего даже не было. И каждая секунда, когда он не помогает ей, на секунду приближает к тому, чтобы потерять ее навсегда.

– Я помогу ей, забрав тебя от нее, – отвечает он.

Коп держит пистолет направленным на меня, переминаясь с ноги на ногу, но остается на своем месте в нескольких футах от меня.

Через его плечо я вижу, как фонарики машут взад-вперед, пока другие бегут к нам по дюнам. Я просто надеюсь, что они не так глупы, как этот парен. Давайте, давайте.

Движение с земли между нами заставляет нас обоих опустить глаза на Реми. Сначала у нее подергиваются только руки, но затем все ее тело тоже начинает биться в конвульсиях.

– Реми! – Я кричу в тот самый момент, когда коп говорит, Черт. А потом он опускает пистолет.

Я падаю на колени, пытаясь дотянуться до ее дергающегося тела, но тут пистолет оказывается прямо передо мной, направленный прямо мне в лицо, останавливая меня на полпути.

– Отойди, на хрен, сейчас же!

– Разве ты не видишь, что ей нужна помощь?! – Звук моего голоса передает уровень, на котором я сейчас схожу с ума, но он как будто меня не слышит. Или не хочет этого делать.

Я не могу поверить, что он все еще просто стоит тут, абсолютно ничего не делая.

Наконец, остальные добираются до нас.

Люди, которые кажутся парамедиками, подходят к Реми, и я встаю, чтобы отойти с дороги, игнорируя все, что, черт возьми, говорит мне полицейский. Мое внимание сосредоточено на Реми и на том, что они с ней делают. Я благодарен за то, что кто-то сейчас что-то делает.

Когда меня хватают за руку и заламывают за спину, я вырываюсь и разворачиваюсь лицом к парню.

– Не прикасайся ко мне, черт возьми.

Рядом со мной появляется еще один полицейский и начинает хватать меня за другую руку. Мне удается высвободить ее еще раз, но затем они вдвоем наваливаются на меня, пока я борюсь с ними.

– Ты вернешься в тюрьму, придурок, – ворчит один из них.

– Нет! Я ничего не делал! – Я продолжаю бороться, пытаюсь бороться с ними обоими, но это бесполезно. – Реми! – Я зову ее, как будто она может мне помочь.

Когда они толкают меня на землю, вжимая мое лицо в песок, каждый из них упирается коленом мне в позвоночник, воздух выходит из моих легких, и песок попадает мне в глаза.

Они говорят мне вещи, которые я сейчас не слышу.

Песок царапает мне глаза, боль в спине, металл впивается в запястья... Сейчас все это не имеет значения.

Потому что прямо сейчас мое лицо находится на одном уровне с лицом Реми.

Я смотрю прямо на нее.

У нее больше нет конвульсий.

Она просто выглядит... мертвой.

Глава 25

Джейкоб

Время ползет мучительно медленно. Каждое громкое тиканье настенных часов ощущается, как десять.

Я не знаю, который сейчас час.

Я не знаю, как долго я сижу здесь, прислонившись лбом к холодному металлическому столу.

Я даже не знаю, как долго я нахожусь в этом месте, и какой сегодня день.

Мысленно я все еще на том пляже, наблюдаю, как Реми бьется в конвульсиях у меня на глазах, а затем становится безжизненной.

Я не хочу этого видеть.

Я бы предпочел тысячу раз наблюдать, как она расстраивается и злится на меня через камеры, чем то, что я продолжаю видеть.

Но даже если мне удастся вызвать изображение ее улыбки, оно все равно в конечном итоге трансформируется, и она снова становится безжизненной у меня на глазах.

И я все еще застрял здесь, не зная, жива она или нет.

Итак, я продолжаю сидеть здесь, положив голову на стол и закрыв глаза. Надеясь, что в любую минуту я проснусь от этого ужасного кошмара и снова окажусь в своей постели, а Реми будет рядом со мной.

Дверь со щелчком открывается, а затем закрывается, и я вскидываю голову.

Я ловлю свое отражение в зеркальном стекле вдоль стены: красные глаза с темными кругами под ними и растрепанные волосы, торчащие во все стороны. Оно идеально подходит к моему внутреннему состоянию.

– Она жива? – Я выпаливаю это в ту же секунду, как вижу вошедшего парня.

Он игнорирует меня, усаживаясь в кресло напротив. Потом он начинает нести какую-то чушь, которую я даже не слышу, потому что он не произнес слов «да» или «нет».

– Она, блядь, жива?! – Кричу я, прерывая все, что он говорит.

– Следи за своим языком, – огрызается он в ответ, скривив губы, что мне слишком хорошо знакомо.

– Просто скажи мне, пожалуйста, – тихо прошу я.

– Да, она очнулась. Не благодаря тебе.

Облегчение накатывает на меня подобно приливной волне, и я закрываю глаза.

Она жива.

Мир не был лишен ее доброты или улыбки, которая подобна солнцу в пасмурный день, теплой и манящей.

Но где-то во время передышки мое подсознание что-то улавливает, подсказывая мне пока не слишком волноваться. Он сказал «не благодаря тебе».

– Что вы имеете в виду? – Спрашиваю я, открывая глаза и глядя на него. – Она рассказала тебе, что произошло?

Несмотря на все это, я игнорировал то, что происходило в моей собственной ситуации. На самом деле, я не сидел здесь, в этой маленькой комнате для допросов полицейского участка, в качестве подозреваемого, обвиняемого в накачивании женщины наркотиками и попытке изнасилования.

Единственное, что отличается от нынешнего момента и события десятилетней давности – это слово «попытка» впереди.

Но Реми жива. Она очнулась и все уладит.

– Да, она это сделала, – говорит он, опуская взгляд на лежащую перед ним папку. А потом его глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, и ненавистная улыбка, которую он посылает в мою сторону, заставляет меня сесть немного прямее. – И она рассказала нам, что ты с ней сделал.

***

Я провел последнюю неделю, пытаясь понять, что, черт возьми, с ней произошло.

Сначала я был уверен, что это ошибка, недоразумение, которое будет исправлено. Она ни за что не сказала бы им, что я сделал это с ней.

Но вот я здесь, неделю спустя.

Я подтягиваю одно колено и кладу на него руку. Я помню, что в прошлый раз бетонный пол был гораздо более неудобным. Я думаю, это то, что происходит, когда ты весь онемел. Мертвый внутри. Прямо сейчас я ничего не чувствую.

Предательство глубочайшего рода со стороны женщины, которую я люблю, нет... любил, убило во мне все, что было мне небезразлично.

Она знала, что я не нападал на Дженнифер. По крайней мере, я так думал.

Так что же, черт возьми, произошло?

Было ли это частью какого-то длинного плана, в котором она участвовала вместе с жителями города, о котором у меня были подозрения с самого начала? То, что я увидел на пляже, разбило меня вдребезги, и я не могу поверить, что кто-то был готов сделать это с собой, что она была готова пойти на такое ради них. Но, возможно, я ошибаюсь.

Или, может быть, на нее, действительно, напали, и она искренне думает, что это я напал на нее? Но как она могла подумать, что я способен на такое, если только она все еще не верила, что я не делал это с Дженнифер?

Или, может быть, она просто решила обвинить меня в том, что с ней случилось из-за нашей ссоры? Ссора, о которой случайно узнали копы, а это значит, что она бы им рассказала.

Независимо от того, по какой гребаной причине это было, она сказала им, что это сделал я. И вот я здесь.

Я чувствую себя дураком, потому что, несмотря на то, что я планировал отпустить ее, несмотря на то, что я не хотел впускать ее в свой мир... Она заставила меня надеяться, она заставила меня любить, и она заставила меня не чувствовать себя одиноким.

Затем она разорвала все это самым жестоким образом.

Всю прошлую неделю я был в состоянии шока и замешательства, потому что думал, что она... но, думаю, я ошибался.

А теперь у меня просто осталась горечь.

Мои мысли скатились так низко, что я не думаю, что смогу поднять их снова. Они тянут меня вниз вместе с собой, приковывая цепями к темным глубинам этого жалкого существования.

Мне не следовало покидать свой гребаный дом, где я был под охраной моих камер. Я знал, что грядет что-то плохое.

Запах этого мерзкого места прожигает путь через мой нос к моим внутренностям.

Я ненавижу это.

Я ненавижу эти звуки.

Я ненавижу эту еду.

Я ненавижу этих людей.

Я больше не могу здесь находиться.

Это не жизнь. Здесь для меня ничего нет.

Я думаю, что там для меня тоже ничего нет.

Мои мысли переключаются на Кэмпбелла, и, конечно, мы только что восстановили связь, но мы не друзья. И я бы тоже никогда не хотел, чтобы он навещал меня здесь.

Одно можно сказать наверняка. Я не планирую быть парнем, к которому все относятся, как к дерьму. Я не планирую быть парнем, который почти не спит, потому что кто-то может подкрасться для нападения в любой момент.

С меня хватит.

И поэтому я жду. Я жду психа, которого все зовут Стич. Психа, который заправляет этим местом. Я хочу, чтобы наши пути пересеклись, и он сделал все, что в его силах.

Я жду, и я, действительно, жду.

Все вокруг меня – размытое пятно движений и бормотание голосов, пока я сижу здесь, глядя вперед, не обращая ни на что из этого внимания.

Наконец, в поле зрения появляется человек, которого я так долго ждал. Я удивлен, что он не окружен своими парнями. Но как бы то ни было, он достаточно смертоносен сам по себе.

Я наблюдаю, как кто-то неосознанно встает у него на пути, а затем его хватают за шиворот и толкают к стене.

Похоже, он в плохом настроении.

Идеально.

Я жду, пока он подойдет немного ближе, прежде чем подняться на ноги, а затем перехожу ему дорогу и останавливаюсь прямо перед ним.

В отличие от другого парня, которого он только что впечатал в стену, я на пару дюймов выше его, так что он не делает того же движения.

– У тебя проблемы, братан? – Спрашивает он, подходя на шаг ближе.

С такого близкого расстояния кажется, что у парня странный взгляд. Как будто его глаза мертвы внутри или что-то в этом роде. Пустой. За ними ничего нет.

И мне интересно, так ли сейчас выглядят мои?

Мое сердце не колотится в груди.

Моя кровь бежит по венам не от адреналина.

Мои плечи не напряжены.

Я просто... готов.

– Ага, – усмехаюсь я, оглядывая его с головы до ног. – Твоя гребаная уродливая рожа у меня перед носом.

Губа Стича дергается, прежде чем превратиться в усмешку.

Краем глаза я вижу, как он тянется за чем-то у себя за поясом.

И тогда я двигаюсь.

Глава 26

Реми

У меня так пересохло во рту, что я едва могу его открыть. Даже когда я пытаюсь прочистить горло, я обнаруживаю, что оно такое же сухое.

Что происходит?

Наконец, открыв глаза, я понимаю, что понятия не имею, где нахожусь.

Я перевожу взгляд с одной стороны комнаты, где замечаю какое-то медицинское оборудование, дверь и белую доску, а затем на другую, прежде чем мой взгляд останавливается на отце. – Папа?

Мой голос тих и напряжен, но он слышит меня. Оторвавшись от телефона, он опускает одну ногу с другой и встает.

В его глазах появляется выражение, которого я раньше не замечала, когда он подходит ближе. Намек на, осмелюсь сказать, беспокойство? Но к тому времени, когда он оказывается рядом с кроватью, все исчезает.

– Реми. – Он наливает немного воды в чашку и вставляет в нее соломинку, прежде чем поднести ее к моему рту.

– Спасибо, – говорю я, сделав глоток. – Что происходит? Где я?

– На тебя напали.

– Напали? Ладно, я, вероятно, в больнице, но, судя по всему, в дорогой отдельной палате.

– Попытка изнасилования. – Увидев мои широко раскрытые глаза, он добавляет. – Не волнуйся. С этим человеком разобрались.

Попытка изнасилования. Снова зажмуривая глаза, я пытаюсь вызвать в памяти хоть какие-то воспоминания о том, что, по его словам, произошло.

Я пытаюсь вспомнить что-нибудь, хоть что-нибудь.

Тани.

Мы пошли куда-то пропустить пару стаканчиков. Она проводила меня домой. А потом... ничего.

Нет, подождите. У моей двери стояла бутылка вина. Я выпила немного из нее.

– Я помню, что почувствовала сильное головокружение после того, как выпила немного вина, которое мне оставили.

Он складывает одну руку поверх другой, выглядя так, словно стоит во главе стола для совещаний, а не здесь, со мной.

– Тебя накачали наркотиками, – прямо заявляет он. В его тоне нет ничего отеческого или нежного. Должно быть, мне почудилась искорка беспокойства, которую я заметила в его глазах ранее. Однако в его голосе что-то есть, может быть, раздражение? – Как я уже сказал, с этим подонком разобрались. Он сгниет в тюрьме.

Думаю, я благодарна ему за это. Однако это маленький городок, и если бы они просто не проезжали мимо, я, скорее всего, знала бы этого человека. Я просто не могу представить, что кто-то из них способен на это.

– Кто это был?

– Это не важно.

Невозможно ошибиться в том, как пренебрежительно он отвечает. Это его тон «на этом расспросы закончены».

Отвернувшись от него, я снова оглядываю палату и задаюсь вопросом, как долго я здесь нахожусь?

А затем, еще один проблеск воспоминания. Джейкоб. По-моему, я как раз направлялась к нему.

Да.

Теперь я это вспомнила.

Интересно, знает ли он, что со мной случилось? Мог ли он каким-то образом услышать это в городе? Я даже представить себе не могу, как бы он отнесся к этому, если бы что-то ударило его так близко.

С ним все в порядке?

Я ерзаю на своей больничной койке, когда тревожные мысли начинают набирать обороты. Я знаю, что последние десять лет он жил сам по себе и со всем справлялся сам, но я не могу избавиться от ощущения, что что-то подобное завело бы его слишком далеко.

Я так сильно забочусь о нем и люблю его, так...

– Когда тебя выпишут, – начинает мой отец, прерывая мои мысли. – Я отвезу тебя домой.

Я перевожу взгляд на него. – Домой? В смысле, ко мне домой?

– Это место – не твой дом. Твой дом в Чикаго, со мной и твоей матерью.

– Что? Нет! – Я сажусь прямее в своей постели. – Моя жизнь... У меня есть работа...

– Работа, – усмехается он. – Эта работа закончена. Ты здесь уже неделю. Мы уже позвонили и позаботились об этом.

– Неделю?! – Мой желудок скручивает при этой мысли.

– Я попросил их подержать тебя подольше, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

Нет. Я не могу поверить, что это происходит. Именно этого я и боялась.

Я чувствую, что не контролирую ситуацию, не контролирую свою жизнь.

Мне не только снова подрезают крылья, но и собираются привязать их вплотную к телу.

– Где мама? – Хриплю я, отмечая, что она еще не появилась.

– У нее дома было мероприятие, которое требовалось организовать. Ты же знаешь, какая она.

Я, действительно, знаю, какая она. Ее имидж важнее всего, и она никогда не упустит чего-то, что поможет ей хорошо выглядеть. Даже ради своей собственной дочери, которая находится в больнице после нападения.

– Послушай, мы поговорим об этом позже, – говорит он, направляясь к двери. – Отдохни немного.

– Подожди. Хм. Где мой телефон?

Он смотрит на меня через плечо, и проходит секунда, прежде чем он отвечает. – Должно быть, потерялся на пляже.– А потом он уходит.

Оставшись одна, я откидываю голову назад и смотрю в потолок.

Я не могу поверить, что на меня напали, что я здесь уже неделю, что мой отец пытается утащить меня обратно в Чикаго, и что у меня нет возможности связаться с кем-либо без моего телефона.

Я не могу проверить Тани, убедиться, что с ней все в порядке, и спросить ее, что она знает о том, что произошло в ту ночь после ее ухода.

Я не могу проверить, хорошо ли Джолин справлялась без меня в магазине... в магазине. Может быть, если я раздобуду номер «Пичис», то смогу позвонить ей.

Я не вижу здесь никакого телефона, но я могла бы спросить следующую медсестру, которая придет сюда, где я могу его найти.

А еще есть Джейкоб. Я так и не узнала его номер телефона. Но я, вероятно, не запомнила бы его наизусть, даже если бы и записала. К тому же он все равно редко пользуется своим телефоном, обычно оставляя его на лодке.

Как я собираюсь связаться с ним? Мое сердце болит при мысли о том, как мы расстались. Я знаю, что он не имел в виду те слова, которые сказал, но знает ли он, что я тоже этого не делала? Жаль, что я не могу увидеть его прямо сейчас и сказать ему.