355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ричард Уэст » Иосип Броз Тито. Власть силы » Текст книги (страница 26)
Иосип Броз Тито. Власть силы
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:27

Текст книги "Иосип Броз Тито. Власть силы"


Автор книги: Ричард Уэст



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 17
Переоценка роли Тито

В то время как врачи трудились изо всех сил, искусственно поддерживая жизнь в организме Тито уже после того, как он исчерпал все свои возможности, его преемники взывали к народной памяти о Тито в надежде сохранить единство страны.

Почитание Тито, которое началось в горах Боснии в 1943 году, продолжалось и в последующие годы его жизни. С этой целью проводились различные официальные мероприятия, например, эстафетный бег в день рождения вождя. В школах изучались биография Тито и его выступления. На стенах официальных учреждений, магазинов и кафе висели портреты Тито и плакаты с его изречениями. О нем слагались песни. Сам Тито принимал меры к тому, чтобы эта кампания не перехлестывала через край, не выходила за пределы разумного и не превращалась в культ личности, окружавший Гитлера, Сталина и Мао Цзэдуна. Он не возводил в свою честь храмов, не собирал грандиозных манифестаций типа нюрнбергских. В частных беседах Тито всегда вел себя непринужденно и приветливо. В сериях телевизионных интервью, данных им в 70-е годы, Тито производил впечатление доброго, старого дядюшки, а не всемогущего, грозного повелителя, короля-солнце. И лишь после смерти вождя почитание Тито было возведено в степень культа. Казалось, будто ради сохранения Югославии все надеялись на сверхъестественное чудо, на то, что Тито окажет им помощь даже с того света. В среде коллективного руководства, о котором иногда со смехом говорили «Тито и восемь гномов», родился абсурдный лозунг: «После Тито – Тито!».

Каждый год в течение следующих десяти лет 4 мая в 15 часов 05 минут по всей стране раздавался вой сирен, и все население должно было застывать в двухминутном молчании. Представители армии возлагали венки на могилу человека, о котором они до сих пор говорили как о «нашем верховном главнокомандующем». В 1989 году организация ветеранов в четвертый раз выдвинула кандидатуру Тито на присвоение звания Народного Героя.

В 1984 году был принят специальный закон об ужесточении наказания для лиц, виновных в оскорблении памяти Тито. Количество городов, переименованных в его честь, возросло до восьми, по одному в каждой из шести республик, а также в автономных областях Воеводина и Косово. После смерти Тито в печати появились десятки статей, прославлявших его жизнь.

Своеобразной реакцией на этот посмертный культ явилось то, что многие писатели и общественные деятели, избравшие темой различные стороны жизни в Югославии, стали подвергать сомнению или даже развенчивать репутацию Тито. Великолепная книга «Тито: история изнутри», написанная Милованом Джиласом, в некотором смысле теряет свою ценность, будучи омраченной едкими и предвзятыми, ввиду своей личной направленности, комментариями автора. Джилас, пуританин по убеждениям, снова высказывает свое неодобрение элегантного стиля жизни Тито, но на этот раз теряет чувство меры. Он называет Тито «самым экстравагантным правителем своего времени», хотя тот, как уже указывалось, был вполне удовлетворен тем, что досталось ему в наследство от Карагеоргиевичей. Как Чаушеску в Румынии и Маркос на Филиппинах, Тито брал огромные займы у Международного валютного фонда (МВФ), но в отличие от других, он делал так, что и все остальное население извлекало хоть какую-то выгоду из этих займов. В 70-е годы вся Югославия тратила деньги напропалую.

В книге «Тито: история изнутри» Джилас опять возвращается к слабостям, которые Тито питал к шикарным костюмам, мундирам, медалям и другим побрякушкам. Но Тито и сам не скрывал, что за ним водится этот не такой уж серьезный грешок. Многие югославы разделяют стремление итальянцев к «bella figura» («красивая фигура»), как это заметила Ребекка Уэст в книге «Черная овечка и серый сокол». Ее внимание обратили на себя молодые щеголи Далмации – «очень красивые и не скрывающие того удовольствия, которое они получают от своего великолепного внешнего вида – удовольствия такого сорта, которое встречается только там, где почти нет намека на гомосексуализм»[484]484
  Уэст Р. Черная овечка и Серый сокол. В 2-х томах. Лондон, 1942, т. 2, стр. 215.


[Закрыть]
.

Джилас опять выдвигает предположение, что Тито, вождь югославского Пролетариата, стыдился своего скромного происхождения: «Он также испытывал неудобство из-за своего покалеченного пальца. Когда он работал механиком, кончик указательного пальца его левой руки попал в станок. Эта метка служила как бы свидетельством того, что ему так и не удалось подняться над уровнем рабочего»[485]485
  Джилас М. Тито: история изнутри. Лондон, 1981,. стр. 8.


[Закрыть]
.

И все же, судя по тому, что я слышал в Кралевице, Тито поддерживал связь со своими бывшими товарищами по работе и никак не стыдился своего прошлого металлиста, наоборот, он постоянно хвастался им.

Джилас допускает еще большую несправедливость, когда говорит, что во время войны Тито «больше всего заботила его личная безопасность»[486]486
  Джилас М. Тито: история изнутри, стр. 12.


[Закрыть]
. Все остальные, кто знал Тито, не подвергали сомнению его мужество. Да, действительно, в конце войны, командуя очень большой армией, он располагал свой штаб в пещерах – в Яйце, Дваре и Висе, но точно так же поступил бы любой другой командующий. Никому ведь и в голову не придет обвинять Уинстона Черчилля в трусости, потому что он руководил из бункера под Уайт-холлом. Когда царь Давид захотел повести свои войска в битву, народ Израиля сказал ему: «Ты не пойдешь впереди… ты стоишь десяти тысяч таких, как мы: поэтому будет лучше, если ты будешь готов прислать нам подкрепления из города».

Джилас изображает пороками даже те качества Тито, которые большинство из нас считало бы за достоинства.

Тито не подписывал смертных приговоров, потому что он чувствовал, что «смерть не является неизбежностью». Отбывая в Италию во время войны, Тито доверил уход за своей лошадью надежному товарищу. В связи с этим Джилас утверждает, что Тито больше думал о своей лошади, чем о страдающих партизанах. В другом случае он говорит о Тито следующее:

Именно потому, что другие сферы имели в его глазах второстепенное значение – экономика, культура, спорт и т.д. – по отношению к главенству чистой власти, чистой политики, в этих сферах менее всего проявился догматизм и угнетение и они пользовались частичной независимостью[487]487
  Джилас М. Тито: история изнутри, стр. 69, 132.


[Закрыть]
.

Джилас здесь нашел довольно своеобразный способ выразить мысль о терпимости Тито. Настоящий диктатор, Гитлер или Сталин, навязывает свою волю во всех аспектах жизни общества: в экономике, культуре, спорте везде. Джилас так объясняет то, что он назвал «чутьем на опасность» у Тито:

Личность Тито расцветала, проявляла себя наилучшим образом в самые напряженные, горячие моменты… Однако в быстро изменяющихся ситуациях для него были характерны и опрометчивые решения. Такие люди, как Тито, не всегда продумывают все до конца и не взвешивают возможные последствия своих действий. Они соединяют в себе неистовство и силу духа, аккуратность и бесшабашность[488]488
  Джилас М. Тито: история изнутри, стр. 25.


[Закрыть]
.

Кое-кто из критиков предположил, что даже при жизни Тито не особенно заботило будущее Югославии. В книге «Чудом уцелевший», первой из биографий Тито, К. Павлович утверждает, что в 70-е годы Тито якобы лишил партию ее способнейших деятелей: «Это было сделано, во-первых, для того, чтобы предотвратить борьбу преемников за власть, а, во-вторых, затем, чтобы никто больше не смог сосредоточить в своих руках столько власти, сколько было у него. Он хотел сохранить в памяти людей представление о своих достижениях как о неповторимых и уникальных»[489]489
  Павлович С. К. Югославия и ее проблемы. 1918-1988. Лондон, 1988, стр. 26.


[Закрыть]
. Теперь, однако, становится ясным, что принудительный уход по инициативе Тито многих способных руководителей, а также провал всех его попыток вырастить себе сильного преемника были во многом вызваны проблемой межнациональных отношений. Неужели тщеславие Тито простиралось так далеко, чтобы желать гибели страны после своей смерти, как брахман требует, чтобы на погребальном костре вместе с ним сгорела и его вдова? Сохранение Югославии – вот наилучший способ сохранить свои достижения и память о себе.

Стефан Павлович, преподаватель Саутгемптонского университета, принадлежит к числу тех, кто винит англичан, и прежде всего Фитцроя Маклина, за оказание поддержки Тито как во время войны, так и после нее. В библиографию своей книги «Тито», вышедшей в Лондоне в 1992 году, Павлович включил «Вихрь» Стивена Клиссолда. При этом он предупреждает, что «воспоминания других британских генералов, явившихся свидетелями „восхождения Тито к власти“ слишком романтичны и необъективны, чтобы приводить их в качестве исторического источника. И хотя они представляют большую ценность для ученых, читатели не смогут почерпнуть в них для себя ничего полезного»[490]490
  Павлович С. К. Тито – великий диктатор Югославии. Переоценка. Лондон, 1992, стр. 111.


[Закрыть]
. И вот так, походя, Павлович легко отмахивается от книг Фитцроя Маклина «Восточные походы» и «Отстаиваемая баррикада», даже не упоминая их, хотя в то же время рекомендует читателям книгу того же автора «Иосип Броз Тито. Художественная биография» как «прекрасно оформленный альбом фотографий»[491]491
  Павлович С. К. Тито – великий диктатор Югославии, стр. 112.


[Закрыть]
.

Та же самая враждебность к Маклину встречается и в мемуарах некоторых англичан, которые во время войны сражались на стороне Михайловича, в частности, у Майкла Лиса. Они обвиняют его не только в том, что он привел Тито к власти, но и в том, что позднее, в 50-е годы, он финансировал югославский коммунистический режим. Такие книги, как «Восточные походы», неприемлемы для Павловича тем, что в них «Тито полностью реабилитируется в глазах британской публики посредством умелого манипулирования его военными заслугами»[492]492
  Павлович С. К. Тито – великий диктатор Югославии, стр. 61.


[Закрыть]
.

Несмотря на нападки со стороны тэтчеровских полемистов, среди историков, специализировавшихся на изучении второй мировой войны, акции Тито продолжали повышаться. Публикации, посвященные «Ультра», – перехватам зашифрованных переговоров Германского верховного командования, подтвердили правильность решения Черчилля поддержать партизан. Основываясь на данных, полученных при помощи «Ультра», Черчилль в любом случае поддержал бы Тито, даже если бы Фитцрой Маклин не советовал ему делать этого. К осени 1943 года партизаны были самой мощной силой, действовавшей против немцев в Югославии и взяли бы власть в стране в свои руки вне зависимости от позиции Британии. Как признает сам Фитцрой Маклин, в приходе Тито к власти им была сыграна лишь второстепенная роль. Однако сыграл он эту роль с честью и безошибочно. Как говорит биограф Маклина Фрэнк Маклин: «К числу авторитетнейших ученых-историков, заявлявших о том, что политика Маклина в Югославии была единственно правильной, принадлежат: Элизабет Баркер, Ральф Беннетт, Ф. X. Хинсли, сэр Уильям Дикин, Марк Уилер, Хью Сетон-Уотсон. Есть ли на стороне ревизионистов фигуры подобного калибра?»[493]493
  Маклин Ф. Фитцрой Маклин. Лондон, 1992, стр. 259-260.


[Закрыть]

В то время как британские интеллектуалы вели дебаты о репутации Тито, югославам пришлось столкнуться с проблемой уплаты по иностранным займам, доставшейся им в наследство. В 1983 году правительство попыталось отсрочить банкротство, полностью капитулировав перед МВФ, и стало, по сути дела, марионеткой в его руках. Весь контроль над долгами и кредитами перешел к МВФ. К середине 1984 года инфляция достигла 62 процента, уровень жизни упал со времени смерти Тито на 30 процентов. Безработица составляла 15 процентов рабочей силы, причем половина безработных была молодежью в возрасте до двадцати четырех лет. Когда я впервые побывал в Белграде в 1953 году, купюрой самого большого достоинства были красные 100 динаров. На ней были изображены грубые черты лица Алии Сиротановича, боснийского шахтера, который в несколько раз перевыполнил норму добычи угля и стал Героем Труда. По сведениям, приведенным журналом «Шпигель», Сиротанович совершенно спился и превратился в законченного алкоголика. А в 1987 году в Белграде официантка за чашку кофе требовала «один миллион и семь динаров».

Последовала серия шумных скандалов, связанных с разоблачением афер в Национальном банке, нефтяной корпорации, железнодорожных компаниях и с продажей яхты Тито. В Боснии в 1987 году ряд высших партийных лиц отправился в тюрьму в связи с еще одним скандалом, затронувшим сеть агропромышленных фирм под названием «Агро-Комерц». Мошенники выпустили фальшивые векселея под проект стоимостью в один миллиард американских долларов, который якобы создавал 100000 рабочих мест. Должно было производиться фантастическое количество скота и домашней птицы. Деньги исчезли, рабочих уволили, часть скота передохла, однако в конце концов «Агро-Комерц» все же выжил. В том же году было зарегистрировано 168 забастовок, большая часть из них в Хорватии.

Ситуация была не такая уж плохая, какой она казалась иностранным наблюдателям, видевшим Югославию сквозь призму своей собственной социальной системы. Несмотря на свою коммунистическую идеологию, Югославия была государством с рыночной экономикой, немногочисленным бюрократическим аппаратом и фактически не имела системы социального обеспечения. Она ни в какое сравнение не шла, к примеру, с Британией, где только в общественном секторе было занято свыше пяти миллионов человек, и еще около пяти миллионов висело на шее у государства, выплачивавшего им пособия в связи с низким доходом и другие дотации. В Югославии ничего этого не было, прожить на дармовщину было почти невозможно, и почти все, кто терял работу, уезжали за границу, где становились гастарбайтерами. Остальные перебивались случайными заработками или жили за счет родственников. Начался отток людей из городов в сельскую местность – явление, здоровое по своей сути. По всему району Шумадии, как грибы, выросли новенькие кирпичные дома. Переселенцы из Белграда занялись выращиванием слив и поросят. Класс «независимых», или мелких предпринимателей, и так имевший значительную численность, увеличился и продолжал процветать. На острове Хвар в середине 80-х годов я познакомился с одним владельцем ресторана, который за шесть месяцев курортного сезона зарабатывал столько, что остальные шесть месяцев жил в Калифорнии. Большинство югославов сожалело о 70-х годах, которые пролетели в угаре растрат полученных займов, однако этот печальный опыт не пропал даром. Они научились считать деньги. Наибольшие лишения в этот период достались на долю людей, живших в городах и не имевших родственников в сельской местности.

Будучи социалистическим государством в том смысле, что большинство предприятий принадлежало рабочим, Югославия не относилась к «левому крылу» – в современном толковании этого понятия на Западе. Никто не считал, что государство имеет право или обязанность вмешиваться в экономику, вступаясь за интересы беднейших слоев населения, какими были, например, безработные, этнические меньшинства, работающие матери, родители-одиночки или дети – жертвы насилия. В Югославии был социализм, но почти не было социологии. Там почти не проявлялись три популярных на Западе течения – борьба за многорасовость, за права женщин и за признание гомосексуализма. Первое не имело значения в стране, не поощрявшей иммиграцию. Остальные просто не прижились здесь. В Югославии всегда существовали нормальные, уважительные отношения между полами. «Просто душа просится наружу от радости и удовольствия, – писала Ребекка Уэст в 30-е годы, – когда оказываешься в этом странном мире, где мужчины остались мужчинами, а женщины – женщинами!»[494]494
  Уэст Р. Черная овечка…, т. 1, стр. 215.


[Закрыть]

Социологический подход к жизни помешал большинству западных гостей понять страну, в которой все основывалось на чувстве семьи, традициях, истории и религии – на том, чего гости сами были лишены. По этой же причине они не смогли заметить напряженности, которая начала проявляться в отношениях между православными, католиками и мусульманами. Примером тому может служить «Импровизированный путеводитель по Югославии», опубликованный в 1985 году в дополнение к серии телефильмов, показанных по Би-Би-Си в программе кинопутешествий, целью которой было познакомить британскую молодежь с миром. Авторы Мартин Данфорд и Джек Халленд рассматривали свою книгу как «продолжение повествования о свободной, неприсоединившейся и социалистической Югославии». С сожалением отметив, что в четырех из шести республик гомосексуализм оставался запрещенным, авторы с одобрением отозвались почти обо всем, что им довелось увидеть, в частности, о «снижения интереса к религии – нынче в церкви и мечети ходят лишь люди преклонного возраста». Они не видели мессы, которые служат в Загребском соборе. А по воскресеньям он бывал битком набит молодыми парнями и девушками. И вообще в Загребе авторы путеводителя мало что увидели и почувствовали: «Когда-то рассадник хорватского национализма и в годы последней войны столица марионеточного государства Павелича – теперь этот город считается сердцем культурной и творческой Югославии, и хотя все сербскохорватские разногласия давно уже разрешены, здесь все же ощущается оттенок пренебрежительного отношения хорватов к Белграду»[495]495
  Данфорд М., Холланд Дж. Путеводитель по Югославии. Лондон, 1985, стр. 37.


[Закрыть]
.

Такое заблуждение следует отнести не на счет молодости авторов, а на счет предвзятого отношения к этой проблеме со стороны руководства Би-Би-Си. Археологу из Уэльса Артуру Эвансу было всего лишь двадцать четыре года, когда он опубликовал в 70-е годы прошлого века свою первую чудесную книгу о Боснии и Герцеговине. Но Эванс, несмотря на то, что был либералом и вольнодумцем-атеистом, понял, какую власть имеют над человеческим сердцем история и религия. Именно это, а не крах коммунизма и не экономические ошибки Тито, привело к распаду Югославии в начале 90-х годов. И хотя причины катастрофы уходят своими корнями глубоко в прошлое Балкан, я попытался соотнести это прошлое с тремя заметными событиями, происшедшими в 1981 году, через год после смерти Тито. Первым из них были волнения албанцев в Косове – месте, которое издревле является священным для сербов. Вторым стала книга, вышедшая в Загребе, где по-новому трактовалась роль, которую сыграл в войну архиепископ Степинац. И наконец, в Меджугорье, герцеговинской деревне, где расположен один из монастырей францисканцев, шесть молодых людей заявили о том, что они слышали и видели Деву Марию.

ГЛАВА 18
Сербия на пути к катастрофе

Вскоре после смерти Тито в Белграде родилась поговорка: «Словенцам досталась его коллекция автомобилей, изготовленных по спецзаказу, хорватам – яхта, ну а нам – его скелет».

Сербы начали роптать еще в начале 70-х, когда Тито отправил в отставку «либеральных», настроенных в пользу реформ коммунистов. Затем он вызвал раздражение у националистов, предоставив автономный статус Воеводине и Косову. После смерти вождя сербская коммунистическая партия продолжила преследование диссидентов-либералов. В школах и Белградском университете по-прежнему изучали курс марксизма – в полном объеме. В то же время правительство сурово подавляло даже самые безобидные проявления сербского национализма, например, существовал запрет на пение песни «Далеко у моря», посвященной печальной судьбе сербских солдат во время первой мировой войны.

Как следствие чистки 1972 года, обязательным условием успешной карьеры в бизнесе, средствах массовой информации или образовании стало наличие соответствующих «морально-политических» качеств. Диссиденты называли это «негативной селекцией», поскольку наверх пробивались лишь карьеристы и догматики. Типичным продуктом этой системы был Слободан Милошевич, будущий президент Сербии. Черногорец по происхождению, Милошевич родился и вырос в сербском городе Пожаревац. Его родители преподавали в школе. В детстве Слободан был примерным учеником, и в школу всегда ходил в тщательно отутюженном темном костюме. Он избегал предосудительных знакомств и держался обособленно.

В средней школе он познакомился со своей будущей женой, Мирьяной Маркович, которая была родом из семьи высокопоставленных партийных функционеров и в то время уже избрала себе карьеру преподавателя марксистской социологии. Спокойная и беззаботная молодость была омрачена ужасной трагедией. Когда Милошевич уже учился в университете, его отец совершил самоубийство. Одиннадцать лет спустя покончила с жизнью и его мать[496]496
  Джилас А. Краткий биографический очерк Слободана Милошевича. «Форин Афферс», лето 1993 г. Джилас ссылается на книгу Славолюба Дюкича. «Како се догодно водья: борба за власт у Србии после Иосипа Броза» (Белград, 1992).


[Закрыть]
.

Карьеру Милошевич начал как хозяйственник. Сначала он работал директором завода, а затем стал председателем правления ведущего банка. Ему пришлось часто посещать Соединенные Штаты. Перейдя на партийную работу, он быстро пошел в гору, став в 1984 году главой белградской партийной организации, а в 1986 году его избрали первым секретарем Центрального Комитета сербской коммунистической партии. Несмотря на то, что он был теперь важным человеком в сером, бюрократическом мире посттитовской политики, общественное мнение Сербии либо игнорировало его, либо презирало. Его последующая трансформация в героя в глазах многих сербов явилась результатом кризиса в Косове.

Эдуард Гиббон в своем труде «История упадка и разрушения Римской империи» уделил особое внимание катастрофическим последствиям битвы на Косовом поле, в которой «были окончательно сокрушены союз и независимость славянских племен». В течение следующих пяти веков, проведенных под оттоманским игом, сербы каждый год отмечали эту скорбную дату. Барды пели об этой битве под аккомпанемент однострунной скрипки; прихожане молились за душу князя Лазаря и других павших героев; дети узнавали, что на Видовдане никогда не кукует кукушка и что в ночные часы реки окрашиваются в красный цвет от крови[497]497
  Весович В. Косовская битва. Белград, 1988, стр. 17.


[Закрыть]
.

28 июня 1889 года, в пятисотую годовщину битвы, граждане нового сербского королевства смогли почтить память своих геройски погибших предков в условиях свободы, однако миллионы их единоверцев все еще жили в Оттоманской или Габсбургской империи.

В 1912 году в Первой Балканской войне сербам наконец-то удалось отвоевать назад Косово поле. Вся армия, встав на колени, целовала священную землю. Однако через три года под натиском немцев и австрийцев сербы были вынуждены уйти оттуда. Когда в апреле 1941 года на страну напали немцы и итальянцы, Королевская югославская армия отступала везде, но не в Косове, откуда она повела наступление на Албанию. В наказание сербам захватчики из стран «оси» разрешили Албании оккупировать Косово. Впоследствии новое, коммунистическое правительство в Тиране не выдвигало претензий на Косово, несмотря на то, что албанцы составляли там большинство населения. Отношения Тито с Албанией, и, в частности, его решение послать туда две югославские дивизии были одной из причин его ссоры со Сталиным в 1948 году. После разрыва отношений Белграда с Москвой режим в Тиране стал самым заклятым врагом Тито. Албанцы не только закрыли наглухо границу с Югославией, но даже стреляли через нее в людей, находившихся на противоположной стороне.

Тито прилагал огромные усилия в деле развития отсталой области, какой являлось Косово, и в конце концов тамошние албанцы стали видеть в нем союзника в борьбе с сербами. В конце 60-х годов произошло перераспределение средств федерального бюджета. Основная часть сумм, предназначенных для малоразвитых регионов, теперь стала уходить не в Боснию-Герцеговину и Македонию, а в Косово. В 70-е годы три четверти бюджета Косово составляла федеральная помощь. По новой конституции 1974 года эта область приобрела статус автономии внутри Сербии и право брать займы за границей. Колледж в Приштине получил статус университета. Ему было также разрешено приглашать преподавателей из самой Албании, ну а те, конечно, горячо ратовали за воссоединение этого края с отечеством. К 1981 году в Приштине училась 51000 студентов, то есть треть всего населения.

Благодаря федеральной помощи и своей естественной плодовитости албанское население в Косове за два десятилетия, предшествовавших 1981 году, увеличилось с 67 процентов до 77 процентов. Количество сербов за этот же период уменьшилось на 30000 человек[498]498
  Павлович С. К. Югославия и ее проблемы. 1918-1988. Лондон, 1988, стр. 84.


[Закрыть]
. После ухода Ранковича со своего поста албанцы явно осмелели, их национализм стал воинственным и непримиримым. Они чувствовали себя победителями по отношению к сербам. В 70-е годы участились случаи, когда вокруг некоторых сербов создавалась настолько нетерпимая обстановка, что люди были вынуждены бросать все и уезжать. В марте 1981 года произошли беспорядки в Приштинском университете, которые затем распространились на все Косово. Результат – девять убитых и двести раненых. Таким было начало десятилетия, в котором должны были отмечать шестисотую годовщину битвы на Косовом поле.

Как федеральное, так и республиканское правительства не испытывали особого желания подавлять албанский национализм с помощью серьезных репрессий. Они небезосновательно опасались обвинений в сербской жестокости, тем более что албанцы пользовались сочувствием внешнего мира. После двух десятилетий эмиграции за пределами Косово – в Германии, Бельгии, Швейцарии, Соединенных Штатах и северо-западной Югославии оказались сотни тысяч албанцев. Как и те, что остались на родине, эти люди отличались хорошими лингвистическими способностями, умели убедительно говорить, всегда были готовы рассказать симпатизирующим им журналистам о тех преследованиях, которым они подвергались со стороны сербского режима. Несомненно, кое-что в их рассказах соответствовало истине, однако от внимания иностранных наблюдателей ускользнул тот факт, что сербы сами покидали Косово, хотя их называли угнетателями. Обычно бывает наоборот: угнетаемые бегут от угнетателей. Резко участились случаи порчи собственности, принадлежавшей сербам, осквернения могил, избиений и изнасилований сербских женщин. В период с 1981 по 1987 год из Косова выехало около 30000 сербов. Те, кто остались, составили теперь всего лишь 10 процентов населения.

В апреле 1987 года 60000 косовских сербов подписали петицию, в которой призвали белградское правительство положить конец тому, что они назвали «геноцидом». Когда полиция арестовала одного из вождей этого движения протеста, в Приштине произошли серьезные беспорядки, которые по телевидению увидела вся Югославия. Циничное замечание руководителя албанских коммунистов в этой провинции Фадила Хоксхи подлило масла в огонь, усугубив страх и гнев сербов. В ответ на жалобы о многочисленных случаях изнасилования сербок, Хоксха пошутил, что изнасилований было бы куда меньше, если бы больше сербок занялось проституцией.

Именно в этот момент на сцену в качестве защитника дела косовских сербов впервые выступил Милошевич. В сентябре 1987 года он отправился на самолете в Приштину и в своем выступлении перед сербами, собравшимися на митинг, заявил: «Никто больше не посмеет тронуть вас».

Вот мнение враждебно настроенного к Милошевичу, но в то же время очень проницательного обозревателя Алексы Джиласа:

Сочувствие Милошевича к косовским сербам, попавшим в бедственное положение, было вполне искренним. Ведь он не просто монстр, жаждущий власти, каким его часто изображают оппоненты. Однако и другие коммунистические руководители также были заинтересованы в решении косовской проблемы. Разница была в том, что Милошевич нашел в себе силу победить страх перед массами, характерный для любого окопавшегося бюрократа. Он добился успеха именно потому, что понял силу страха и научился управлять им в своих целях.

Массовое движение косовских сербов развивалось спонтанно. Оно не было антикоммунистическим, хотя легко могло стать таким. Милошевич не сразу преодолел свою осторожность и стал поддерживать его, но среди видных партийных деятелей он был первым, кто сделал это.

С помощью контролируемых партией средств массовой информации и партаппарата он вскоре возглавил это движение, обнаружив по ходу дела, что наилучший способ избежать гнева масс – возглавить их. Это был акт политического каннибализма. Оппонент – сербский национализм, был сожран, а его дух пропитал едока. Милошевич влил в партию новые жизненные соки, заставив ее принять в свои объятия национализм[499]499
  Джилас А. Краткий биографический очерк Слободана Милошевича, стр. 34.


[Закрыть]
.

Дав клятву в Приштине и став в одночасье знаменитым, Милошевич вернулся в Белград, чтобы прибрать к рукам сербское правительство. 23 сентября 1987 года вся Югославия наблюдала за ходом пленума ЦК сербской компартии, который транслировался в «живом» телеэфире. Темой большинства выступлений были этнические проблемы Косова. После бурных дебатов, длившихся больше двадцати часов, многие руководители были сняты со своих постов в партии, потому что не сумели защитить сербов. Зимой 1987/88 года Милошевич провел «тихую» чистку, выбросив из сербской компартии либералов, федералистов, тех, кто верил в «Братство и Единство», и даже некоторых хорватов и словенцев, работавших в Белграде. Люди Милошевича заняли все руководящие посты на сербском телевидении, в редакциях «Политики» (главной утренней газеты) и «НИН» (журнала для интеллектуалов), превратив их в органы сербского национализма. Клуб сербских писателей стал центром по пересмотру литературы и истории, при этом особое внимание уделялось периоду до второй мировой войны и даже до образования Югославии. Бывший партизанский генерал Добрица Чошич, автор нескольких исторических романов, восхвалял Королевство Сербия во времена Балканских войн.

Милошевич играл на страхах миллионов простых сербов, живших в сельской местности, в Белграде же он столкнулся с непримиримой оппозицией. Демократы – антикоммунисты, либеральные коммунисты, и все те, кто опасался распада Югославии, обнаружили, что их всех свалили в одну кучу с общим ярлыком диссидентов. Атмосфера Белграда в декабре 1987 года была насыщена патриотизмом и гневом, а репрессии не были всего лишь намеком. Традиционные цыганские оркестрики, состоявшие из скрипки, контрабаса и гармоники и игравшие по вечерам в барах, теперь исполняли старинные мелодии, популярные в первую мировую войну: «Марш на Дрину» и «Далеко у моря». Пресса Милошевича начала публиковать массу материалов о борьбе Сербии против турок со времени Косовской битвы и до Балканских войн. Газеты и телевидение разразились гневными тирадами по поводу новых демонстраций албанцев в Косово и одобрили посылку туда 3000 сотрудников федеральной милиции.

Впервые с тех пор, как я познакомился с Белградом, мне пришлось следить за своей речью. Друзья предупредили меня, чтобы я не болтал лишнего в общественных местах и был сдержан в разговорах по телефону. Даже в кафе при отеле «Москва» люди разговаривали приглушенными голосами. Снаружи отеля один из диссидентов продавал студенческие журналы. Он рассказал мне, что его уже дважды арестовывали, а затем уволили с работы. Этому человеку было уже за сорок. Он сказал, что теперь подумывает о переезде из Сербии в одну из более просвещенных республик. Восемнадцать месяцев спустя я встретился с ним, снова, на этот раз в Загребе. Он опять торговал своими диссидентскими журналами в туннеле под железнодорожным вокзалом. Когда я спросил у него, каковы его убеждения, он опять ответил коротко и просто: «Коммунистические». Друзья, которых я знал тридцать лет, поговаривали о своих намерениях перебраться в Словению или даже в Соединенные Штаты, чтобы спастись от того, что, по их словам, было «фашистским» режимом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю