Текст книги "Гностики, катары, масоны, или Запретная вера"

Автор книги: Ричард Смоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

По Бёме, духовное видение начинается с желания божественного познать собственную природу. «Бёме без всяких колебаний утверждает, что Абсолют себя не знает, – пишет французский ученый Пьер Дегайе. – Таким образом, Бог открывается для самого себя в такой же степени, как и для верующих. Сокрытый Бог – это неизвестное божество, которое не знает себя. Это божество стремится стать узнанным не только со стороны – и для – своего творения, но также и для самого себя».

Божественное желает познать себя, но если божественное есть всеохватывающее начало, то что есть для него такого, чтобы стать познанным, и чем это предлежащее может быть познано? И в этом случае Бог должен сжать себя в нечто такое, что познает, и нечто такое, что познаваемо, или, если посмотреть под другим углом, должно явиться нечто, что желает, и нечто, что желаемо. Как выражает эту мысль Бёме на своем темном языке, «первое свойство – это желаемостность, подобная магниту, то есть сжатие воли; воля желает быть чем-то, и, однако, она не имеет ничего, из чего она могла бы сделать что-то для себя; и, таким образом, она приносит себя в свою собственную приемистость и сжимает себя в нечто, и это нечто есть не что иное, как магнетический голод, особая порывистость».

Изучающие каббалу обнаружат здесь отголоски своего учения – то, что говорит философ-мистик, во многом напоминает каббалистическое понятие «цимцум», «уход» Бога из части реальности, так чтобы могла возникнуть Вселенная, создавая зеркало, где Бог мог бы созерцать Бога. Что уникально у Бёме – это сила его языка. Там, где каббалисты используют при описании нейтрально окрашенные абстракции, он демонстрирует настоящее неистовство выразительных средств. Для процессов божественной манифестации Бёме использует такие термины, как «твердость», «резкость», «порывистость», «кисловатость», «терпкость», «острота». Создается общее впечатление задействования громадных космических сил, борющихся и упорствующих, – каждая из них производит свою противоположность, и в нестерпимом напряжении своего желания они порождают мир, природу, как земную, так и небесную. Это и есть зеркало, в котором Бог созерцает Бога. Исходным для всех этих процессов является изначальное напряжение между светом и тьмой – из тьмы все появляется, но посредством света тьма становится опознанной. Таким образом, мысль Бёме вторит идеям манихейцев. Но последний не был манихейцем, и его доктрина отличается от их учения по меньшей мере в одном глубоком смысле: он не считает тьму фундаментально злым началом, а свет фундаментально добрым. Тьма – это просто среда незнания, а свет вносит в нее просвещение. И все же учение Бёме временами отклоняется в сторону дуализма; неудивительно, что один из его учеников, Иоганн Георг Гихтель (1638–1710), пошел настолько далеко, что стал защищать манихейство. Другой его ученик, Авраам фон Франкенбург, сравнил систему мистика с древним гностицизмом – такие же заявления делали некоторые английские последователи Бёме, жившие в восемнадцатом веке.

Эти факты могут подвигнуть человека задаться вопросом, насколько же в действительности близки все эти различные учения и обращения к гностическому наследию. С исторической точки зрения связь здесь опосредованная – через такие традиции, как каббалистическая и герметическая. Также иногда речь может идти об отдельно стоящих фигурах визионеров, обретавших схожие прозрения. Артур Верслиус замечает:

«Мало есть оснований выводить какого бы то ни было рода историческую преемственность между теософией [Бёме] и раннехристианским гносисом; при том что тут, несомненно, присутствует ряд исторических загадок (ранее уже обращалось внимание на имеющееся сходство между некоторыми видами еврейской каббалы и маздаистской, манихейской и гностической христианской религиями), представляется излишне конспирологическим постулирование наличия индуцированной «глобальной исторической эстафеты», тогда как вполне очевидно, что речь идет не о непрерывной эстафетной передаче некоего «свода знаний», но о повторявшихся «переоткрытиях», по сути, одной и той же религии света в условиях различных культурных контекстов».

При всем этом гностики зачастую поминаются не только в связи с фигурой Бёме, но также и в связи с розенкрейцерами.

Сатирик эпохи Реставрации Сэмюель Батлер делает следующее замечание в одной сноске в своем произведении «Гудибрас»: «Братство розенкрейцеров очень напоминает секту древних гностиков, которые так назывались, поскольку пытались представить себя исключительно учеными людьми, хотя на самом деле это были самые смешные пьяницы, каких можно сыскать во всем человеческом роде».

Рассматривая этот вопрос в более позитивном ключе, Пол Фостер Кейс замечает:

«Розенкрейцерская религия… это христианский гностицизм. Он противопоставляется утвердившейся религиозной власти, поскольку эта власть насаждает убеждения, играет на страхах и надеждах верующих и в своем христианском мире утверждается на неотъемлемой человеческой низости и никчемности. Розенкрейцерская религия начинает с провозглашения человеческого благородства и достоинства и далее заявляет о своем знании Христа. Она описывает это знание как поступательно развивающееся и в итоге ведущее к осознанному бессмертию».

Подъем масонского движения

Как мы уже говорили, розенкрейцерское братство, допусти мы его реальность, по-видимому, существовало в формах, совсем отличных от указываемых в манифестах. И все же можно говорить о его существовании в смысле самореализовавшегося пророчества. «Предание» и «Признание» создали ажиотаж вокруг оккультных братств, продолжающийся на Западе вплоть до настоящего времени. Самым масштабным и самым мощным из этих братств является франкмасонство (также известное как масонство, или братство).

Речь не идет о том, что фурор вокруг розенкрейцеров создал франкмасонство: ранние масонские тексты восходят к четырнадцатому веку. Но в период появления розенкрейцерских манифестов произошло что-то такое, что оживило масонство и поставило его в центр общественного внимания. Для того чтобы понять, как это произошло, полезно было бы рассмотреть крайне спорный вопрос, касающийся того, где и когда возникло франкмасонство.

Так же как и у каббалистов, и герметиков, у древнейших франкмасонов имелась богатая – даже если и мифическая – история своего происхождения, вкратце изложенная в самых старых из дошедших до нас масонских текстов, называвшихся «Древние предписания». И самые старые из дошедших до нас версий этих текстов присутствуют в двух английских рукописях: в рукописях «Сооке» (Кук») и «Regius» (Реджиус»), относящихся примерно к 1400 году. В них содержится мифическая история, возводящая масонство к допотопному периоду, к «человеку, которого звали ламеф [sic]» [16]16
  Цитируемый текст рукописей написан на староанглийском языке, поэтому смысл отдельных мест не до конца ясен.


[Закрыть]. «Ламеф», предположительно потомок Каина Ламех (Быт 4:18–19), рождает двух сыновей, «Иавала [или Явала] и другого по имени Ювал», старший из них «был первым человеком, который изобрел геометрию и каменную кладку [17]17
  На английском «каменная кладка» и «масонство» обозначаются одним словом – «masonry».


[Закрыть], и он строил дома…». Когда потомки Явала осознали, что Бог собирается наказать человечество за его злонравие огнем или потопом, то они вырезали все известные им ученые сведения на двух разнородных каменных глыбах, одна из которых не должна была сгореть, а другая «не потонула бы в воде».

После Всемирного потопа каменные столбы обнаруживают два человека, Пифагор и «Гермес Философ». Позднее Авраам во время своего пребывания в Египте учит египтян науке геометрии; его основной ученик – Евклид. Израильтяне учатся мастерству каменной кладки в Европе, и Соломон использует это искусство для возведения храма в Иерусалиме. Еще позднее камнетёсное дело в Англии организуется святым Албаном и становится масштабным благодаря усилиям короля Афелстана.

Сколь бы живописным ни представало это описание, оно, очевидно, имеет мало общего – если вообще имеет – с исторической истиной. В полном соответствии со средневековой модой фигуры из Библии и из классической античности смешиваются все вместе без какого-либо учета подлинной хронологии. Пифагор, живший в шестом веке до нашей эры, в этом повествовании выступает предшественником Авраама, жизнь которого традиционно относят к 1900-м годам до нашей эры. По особенно обращают на себя внимание в «Древних предписаниях» два момента. Во-первых, они напоминают легендарные истории, относящиеся к каббале и герметизму, – там также истоки прослеживаются от допотопных времен, и прокладываются мосты к наследию Египта. Во-вторых, это раннее изложение истории масонства предвосхищает позднейшие масонские темы: к примеру, имена сынов «Ламефа» Явал и Ювал напоминают имена трех «злодеев», Юбело, Юбелы и Юбелума, которые, по более поздней легенде, убили Мастера Хирама Абиффа, – эта символическая сцена разыгрывается во время обряда посвящения работников [18]18
  Низший уровень в масонстве.


[Закрыть] в мастера. Таким образом, можно утверждать, что по крайней мере некоторые из позднейших масонских учений сориентированы на «уходящие корнями в прошлое» легенды.

Так или иначе, история в «Древних предписаниях» является легендой. Более поздние и более привязанные к исторической канве истории можно разделить на две категории. В первой внимание фокусируется на связи масонов с рыцарями-тамплиерами. Тамплиеры, военный рыцарский орден, основанный в 1118 году для защиты паломников, отправлявшихся в Святую землю, в короткое время превратился в одну из самых успешных организаций, когда-либо существовавших в истории. В течение столетия с момента основания ордена рыцари создали целую империю, состоявшую из фортификаций и имений, протянувшихся от Палестины до Британских островов. Но с возвратом мусульманами себе Святой земли в конце тринадцатого века в духовном настрое тамплиеров, видимо, что-то надломилось, они утратили смысл своего существования. В 1307 году французский король Филипп Красивый (жаждавший заполучить их огромные богатства) подверг их жестоким гонениям при потворстве папы римского Климента V. Все тамплиеры были заключены в тюрьмы, и из них были выбиты странные признания. Тамплиеры, к примеру, обвинялись в том, что в ходе своих тайных ритуалов они плевали на распятие и поклонялись идолу по имени Бафомет.

Все это хорошо задокументированные исторические факты (хотя трудно сказать, насколько можно верить признаниям тамплиеров, поскольку большей частью они были вырваны пытками). На этом история тамплиеров вроде бы заканчивается. Но сторонники альтернативной версии развития данной истории усматривают здесь продолжение. Согласно их изложению, части тамплиеров удалось бежать в Шотландию, в этот период находившейся в немилости у папской власти и отлученной от церкви в 1312 году, в это же время Шотландия вела борьбу за изгнание со своей территории английских захватчиков. По этой версии, именно тамплиерский контингент повернул ход имевшей решающее значение битвы при Баннокберне в 1314 году, в результате чего шотландцы под предводительством Роберта Брюса нанесли сокрушительное поражение английской армии и изгнали ее из своих пределов.

Согласно этой теории, в Шотландии тамплиерская традиция продолжала развиваться подпольно. Основное свидетельство ее сохранения явлено в камне. Речь идет о любопытном здании, называющемся часовня Росслин и находящемся в нескольких милях от Эдинбурга. Для сторонников альтернативной истории каменная резьба, представленная в Росслине, являет собой своего рода недостающее звено, которое может соединить тамплиеров и франкмасонов. Согласно этому взгляду, тамплиеры были прежде всего архитекторами, а затем уже бойцами. Именно их тайная священная геометрия, сохранявшаяся к Шотландии и возродившаяся в конце шестнадцатого иска, привела к созданию того франкмасонства, которое нам известно из истории.

Такова первая теория. Она получила распространение в последние десятилетия, будучи изложенной в таких известных книгах, как «Рожденный в крови» Джона Дж. Робинсона и» Храм и ложа» Ричарда Ли и Майкла Бейджента. Часовня Росслин выступает в качестве фонового рисунка во время кульминационного момента в «Коде да Винчи». Более того, о наличии преемственной связи между тамплиерами и масонами утверждали многие масоны. Они порой давали тамплиерские имена некоторым из своих братьев, имеющих высокую степень посвящения. Масоны спонсируют молодежную организацию, называющуюся орден де Моле в честь Жака де Моле, последнего Великого мастера, сожженного на костре в Париже в 1314 году.

Но существуют и серьезные проблемы в толковании темы преемственной связи между тамплиерами и масонами. Прежде всего мы имеем дело с тем очевидным фактом, что тамплиеры представляли собой в первую очередь военный орден. Каким бы эзотерическим знанием они ни обладали, оно, по-видимому, имело мало отношения к геометрии или сакральной архитектуре. Более того, мы имеем в качестве свидетельств тексты – такие как «Древние предписания», – указывающие на существование очень сильной связи между древними строителями и каменщиками. И нет никаких указаний – явных или завуалированных – на то, что тамплиеры имели какое-то отношение к ремеслу каменной кладки.

Самая вероятная версия происхождения масонства – из области самоочевидной реальности. Хорошо известно, что в Средние века во многих областях ремесленной деятельности доминировали гильдии, представляя собой сочетание союза, технической школы, благотворительного общества и гаранта соблюдения профессиональных стандартов. Поскольку средневековый мир был сориентирован на священные ценности, то и гильдии также заключали в себе духовный элемент; они являли собой что-то вроде светского варианта религиозных братств. Некоторые из них, в частности торговые гильдии Франции, известные как компаньонажи, даже занимались передачей своего рода мудрости посвященных.

Каменщики составляли одну из этих гильдий. Они отличались от большинства гильдий в двух моментах. С одной стороны, природа их работы была такова, что они значительно чаще переезжали с место на место, меняя работу, чем люди, занимающиеся другими ремеслами. Это заставило их разработать особую систему знаков и слов, при помощи которой каменщик мог дать о себе знать в чужом городе. Затем, как мы можем видеть из текстов «Древних предписаний», у каменщиков имелось гораздо более богатое, сложно разработанное предание о собственном прошлом, чем у большинства гильдий. Обе эти черты позволили трансформировать ремесленный союз каменщиков в одно из самых влиятельных движений в западной истории.

Трансформация началась в Шотландии, и ее ключевой фигурой стал человек, которого сегодня едва ли помнят. Его имя Уильям Шоу (1550–1602), он состоял на службе при шотландском короле Якове VI, будучи ответственным за каменщицкие работы, выполняемые по заказу двора. Это его положение обеспечивало ему власть над национальными ложами каменщиков, и вскоре он упорядочил их организацию и ввел новые элементы в масонскую практику. В 1598 и 1599 годах он издал два ряда статутов, которые должны были радикальным образом изменить характер масонства. Одним из самых любопытных предписаний, вмененных главе ложи, была обязательная проверка у кандидатов в члены их способностей в «искусстве памяти». Как я уже отмечал в отношении Джордано Бруно, возрожденческое искусство запоминания подразумевало задействование интенсивных сил визуализации, включая сооружение «дворца памяти». Мы не знаем, Шоу ли ввел «искусство памяти» в масонские ложи Шотландии или же оно практиковалось и ранее. Нельзя также с уверенностью утверждать, что это «искусство памяти» было родственным практиковавшемуся Бруно; но могла быть и более простая система, разработанная для того, чтобы способствовать механическому заучиванию ритуалов. В любом случае этот важный пункт наводит на мысль, что в конце шестнадцатого века масонская программа подготовки включала в себя и определенное эзотерическое знание.

Это знание становилось все более привлекательным для людей, не имевших никакого отношения к делу каменщиков. Вскоре после утверждения статутов Шоу ложи каменщиков начинают принимать в свои ряды господ, несклонных соприкасаться с обыденными ремесленными занятиями. Появление в союзе каменщиков подобных членов наводит на мысль, что они рассчитывали обрести там некое сокрытое знание.

Такова была общественная ситуация, когда возник фурор вокруг розенкрейцерства. Никто не мог бы с серьезностью утверждать, что в розенкрейцерских манифестах шла речь о масонских ложах. С другой стороны, сходство между невидимыми братьями Розового креста и вполне видимыми братьями масонского братства было очевидно для многих. В 1638 году шотландский* поэт по имени Генри Адамсон, сочинявший стихи, довольно темные по содержанию, написал следующие строки:

Наши предсказания не грубого помола,

Поскольку мы братья Розового креста;

При нас есть масонское слово и наше ясновидение,

Грядущие события мы можем предсказать превосходно.

«Масонское слово» являлось своего рода секретным паролем, позволявшим масонам распознавать друг друга. Ритуалы идентификации – пароли, пожатия рук и выписанные вопросы с ответами – становились все более хитроумными, по мере того как масонство продолжало совершенствоваться на протяжении всего семнадцатого века. Некоторые из этих ритуальных особенностей проливают свет на эзотерическую сущность масонских учений.

Масонское слово, к примеру, стало входить в публичный обиход с конца семнадцатого века. Пароль для ученика (первая и низшая из масонских степеней посвящения) – Воаз; для товарища (вторая степень) – Иахин. Это аллюзии на описанное в Библии строительство Соломонова храма: «И поставил столбы к притвору храма: поставил столб на правой стороне, и дал ему имя Иахин, и поставил столб на левой стороне, и дал ему имя Воаз» (3 Цар 7:21; 2 Пар 3:17). Где-то в начале восемнадцатого века вводится третья степень – мастера; для нее ключевым словом было Махабин. Значение этого слова достаточно темное, относительно его происхождения предлагалось изрядное число сколь остроумных, столь же и невероятных объяснений.

Столбы могут иметь и иное значение, очевидное для каждого, изучающего каббалу. Каббалистическое учение говорит о двух «столбах»: о столбе милости и столбе суровости, или, выражаясь иначе, – о силе и форме соответственно. Сила, или милость, обычно изображается с правой стороны; форма, или суровость, – с левой. (Каббалисты также сказали бы, что таков внутренний символический смысл двух колонн, находящихся на фронтальной стороне Иерусалимского храма.) Поскольку в тот период каббалистические идеи имели широкое распространение, то подобная ассоциация должна была быть очевидной для многих имеющих масонские степени. Тут также имеется отсылка к описанным в «Древних предписаниях» двум каменным столбам, на которых ожидавшие потопа люди пытались зафиксировать имевшиеся у них знания, с тем чтобы спасти их от катаклизма.

Имеется еще одна деталь, самым определенным образом перекликающаяся с розенкрейцерскими манифестами. Вот отрывок, представляющий серию вопросов и ответов, из масонского катехизиса, относящегося к концу семнадцатого века:

В. Где я найду ключ от твоей ложи?

О. Три с половиной фута от двери ложи – под зеленым дерном. Но под укрывалищем моей печени – там хранятся все секреты моего сердца.

В. Что есть ключ от твоей ложи?

О. На колесе [sic] подвешенный язык.

В. Где лежит ключ?

О. В костяном ящике.

Этот отрывок ясно дает понять, что истинная ложа представляла собой не здание в физическом смысле – она содержалась в человеческом сердце и голове, последняя определялась как «костяной ящик», заключающий в себе язык. Историк Дэвид Стивенсон заключает: «Существуют серьезные основания считать ментальную ложу, описанную в катехизисах, храмом памяти, к слову, находящимся не в полном порядке, но можно, в результате того, что ему приходилось переходить от поколения к поколению». Тут имеется в виду то, что истинная ложа – это храм, отнюдь не выстроенный человеческими руками; это невидимый храм, существующий в царстве мысли. Это, в свою очередь, должно объяснить, почему Шоу настаивал на том, чтобы масоны владели искусством памяти, ведь это искусство до высокого уровня оттачивает силу воображения и визуализации. Обратите также внимание, насколько этот невидимый храм напоминает «дом Святого Духа», где, по некоторым утверждениям, собирались братья-розенкрейцеры.

Все это нисколько не подразумевает того, что в розенкрейцерских манифестах шла речь о масонских братствах тех дней. По это дает основания предполагать, что при разработке масонских ритуалов и символов, проводившейся еще со времен Шоу, вполне сознательно использовали эзотерические источники, в том числе розенкрейцерство и каббалу. Это, в свою очередь, подразумевало, что люди, искавшие эзотерического знания, должны были естественным образом устремиться к масонским ложам.

Масонство в общественной сфере

Но одна лишь жажда оккультного знания не объясняет факт невероятного повсеместного распространения франкмасонства в восемнадцатом веке. Более убедительный довод содержится в дневниковой записи англичанина по имени Элиас Ашмол. Ашмол (1617–1692) являлся алхимиком, астрологом и в первую голову неутомимым собирателем древностей: его коллекция образует ядро всего собрания музея Ашмола в Оксфорде.

16 октября 1646 года Ашмол пишет в дневнике о своем приеме в масонскую ложу в Уоррингтоне, графстве Ланкашир. Самое примечательное во всем этом, за исключением факта одной из первых задокументированных масонских инициаций в Англии, так это собравшаяся там компания. На собрании в числе прочих присутствовал кузен Ашмола Генри Мэйнуоринг, участвовавший на стороне парламентаристов в гражданской войне, бушевавшей тогда в Англии. Сам Ашмол был роялистом, сражаясь на противоположной стороне. В числе других присутствовавших масонов имелись и католики. (Католикам к тому времени еще не запрещалось становиться масонами.) Так что эта одна из первых масонских лож смогла объединить в один братский союз англикан, пуритан и католиков в то время, когда религиозная борьба в Англии находилась на пике.

Эта деталь в значительной степени помогает объяснить успех масонства. В те дни масонское членство предлагалось всем христианам; в восемнадцатом веке рамки были расширены: принимались все, кто верил в высшее существо. Масонство, достигшее совершеннолетия как раз под конец полуторастолетней жесточайшей войны, бушевавшей в большей части Европы, предложило обществу прибежище, позволявшее отгородиться от бесконечной борьбы за веру, столь воспалившей умы в тот период. И поныне в ложах запрещено обсуждать религиозные и политические вопросы.

При всем при этом человек – политическое животное, и политика вскоре стала просачиваться в масонский мир. Один из примеров этого представляет существовавшее в Германии восемнадцатого века общество «Gold– und Rosenkreutz» («Золотой и Розовый крест»). «Gold– und Rosenkreutz» вовсе не было призрачной организацией наподобие братства, представленного в манифестах. Оно действительно существовало, и мы располагаем значительным объемом информации о его членах и о его практике; к примеру, в нем существовало десять степене инициации, основанных на десяти сефирот каббалы. Следует также отметить, что в него могли вступить лишь те, кто уже прошел стандартный масонский обряд посвящения.

К 1770-м годам у «Gold– und Rosenkreutz» уже имелись ложи по всей Центральной Европе. Своего максимального проникновения во властные сферы общество добилось в Пруссии после 1786 года, когда один из его членов, племянник Фридриха Великого, взошел на престол под именем Фридриха Вильгельма II. На протяжении большей части периода правления Фридриха Вильгельма II преобладающее влияние при дворе имела количественно небольшая розенкрейцерская клика, снискавшая себе репутацию правых реакционеров, пытаясь по иронии судьбы, учитывая изначальные устремления основоположников розенкрейцерства, вернуть страну к ортодоксальным религиозным устоям. Подобные несообразности в выборе политического направления, равно как и внутренние конфликты, привели к роспуску «Gold– und Rosenkreutz» после смерти Фридриха Вильгельма II в 1797 году.

Другую псевдомасонскую ложу, имевшую гораздо более дурную славу, представляли баварские иллюминаты – эту организацию основал в 1776 году молодой баварский университетский профессор Адам Вайсхаупт. Иллюминаты являли собой противоположность «Gold– und Rosenkreutz»: это были радикалы, пытавшиеся бороться с католицизмом и особенно с иезуитами, имевшими в тот момент преобладающее влияние в Баварии. Целью Вайсхаупта было воплотить в жизнь эгалитарную программу Просвещения, но его собственное высокомерное и капризное поведение едва не привело к разрушению организации, ему удалось сохранить ее лишь благодаря разработанной им хитроумной тактике инфильтрации в германские и австрийские масонские ложи. Однако в 1780-е годы эта схема стала известной общественности, и в 1785 году курфюрст Баварии издал эдикт, осуждающий и франкмасонство, и иллюминатов.

По всей видимости, именно тогда иллюминаты как единая организация развалились на части, хотя различные правые силы (в том числе «Gold– und Rosenkreutz») утверждали, что иллюминаты продолжают действовать и угрожать безопасности и упорядоченному существованию государств; с того времени эта идея зачастую всплывала на поверхность. По сей день циркулируют слухи об этой удивительной, но недолговечной организации – порой на полном серьезе (в работах конспирологов), иногда в виде ludibrium, полусерьезной шутки (как в работах современного писателя Роберта Энтона Уилсона, соавтора трилогии «Иллюминат!»).

Даже если не брать в расчет иллюминатов, масонство в восемнадцатом веке стали ассоциировать с социальными изменениями – низвержением ancien régime [19]19
  Старый режим (фр.).


[Закрыть], в котором преобладающую роль играли монархи и церковь, – ради осуществления революционной в тот момент идеи представительской формы правления. Некоторые из отцов-основателей Соединенных Штатов были масонами, в том числе Джордж Вашингтон и Бенджамин Франклин. Согласно одному источнику, из пятидесяти пяти человек, подписавших Декларацию независимости, о девяти было точно известно, что они франкмасоны. Масонские ложи оказали схожее влияние на ход Французской революции, хотя, как полагает историк Дж. Р. Робертс, в основном в том смысле, что «сама организация ложи и сеть связей, установлению которых она способствовала, подразумевали, что франкмасонство – это институт, в принципе хорошо подготовленный для осуществления коллективных акций».

Католики против масонов

Подобная приобщенность масонов к определенного рода общественной деятельности позволяет объяснить растущее неудовольствие католической церкви в отношении масонства. В 1738 году папа КлиментXII издал буллу «In eminenti» [20]20
  О выступающих на первый план (лат.).


[Закрыть], отлучающую всех масонов от церкви. Заявленным основанием для ною явилось содействие масонства объединению людей различных вероисповеданий, – очевидно, папа расценивал подобное как нежелательное явление. В числе прочих причин было злоупотребление клятвой хранения (сведений) в секрете, а также ряд «других тенденций, имеющих вполне ясную мотивацию». (Последние не оговорены.) Другие документы, относящиеся к этому периоду, указывают на то, что церковь расценивала масонство как врага христианства, хотя все же остается неясным, почему именно.

Булла Климента повторно издается его преемником, папой Бенедиктом XIV, в 1751 году; в дальнейшем публичные осуждения имели место в 1786, 1789 году и несколько раз в последующие годы. И хотя церковь в тот период не столь уж активно настаивала на том, чтобы франкмасонство было поставлено вне закона, противостояние между двумя этими структурами усилилось в девятнадцатом веке, и церкви пришлось уже весьма дорого за это обострение заплатить. Как и в ходе Американской и Французской революций, масоны сыграли ключевую роль в объединении Италии в период между 1850 и 1871 годами. К примеру, Джузеппе Гарибальди, один из виднейших лидеров масонства, был Великим мастером итальянской Великой ложи Востока. И именно в результате объединения Италии у церкви в итоге оказалась отобранной светская власть. В 1871 году, когда город Рим проголосовал за присоединение к объединенному итальянскому государству, папство окончательно утратило свою власть над центрально-итальянским регионом, который еще со времен Средневековья был вотчиной пап, будучи поделенным на папские государства. В, общем, церковь, вероятно, имела основания подозревать франкмасонов.

У нас нет нужды демонизировать католичество, для того чтобы отдать должное тем идеалам, которые розенкрейцеры и их последователи привнесли в нашу цивилизацию. Как говорится в начале «Предания», цель грядущего века должна будет заключаться в том, «чтобы человек смог… осознать свое собственное величие и достоинство», – этот идеал заставляет нас вспомнить Пико делла Мирандола, среди самых известных работ которого – «Речь о достоинстве человека». Сегодня все это может звучать как нечто вполне обыденное, но в те дни подобные заявления выглядели революционно. Христианство Средневековья в гораздо большей степени было настроено усматривать низость в человеческой природе, нежели ее «величие и достоинство», и видеть именно в церкви и короле, а не в личности самого индивидуума, лучших охранителей человеческого сознания. Хотя розенкрейцерство совершало и неизбежные ошибки, можно сказать, что розенкрейцерское наследие способствовало реализации этой цели. Кем бы они ни были, в чем бы они не были сведущими или, наоборот, профанами, братьям Розового креста, по-видимому, удалось провидеть то время, когда все люди смогут жить в обществе, где будут цениться достоинство, самоуважение и где, возможно, будет реализовано подлинное самоуправление. Нам, конечно, еще далеко до этого времени. Но мы, надеюсь, ближе к нему, чем были четыреста лет назад.

Авантюристы и визионеры

Хотя восемнадцатый век и был назван «веком разума», он был проникнут увлечением оккультными темами. Интерес к этим предметам был столь велик во Франции предреволюционного периода, что королевская полиция находила более полезных информантов среди астрологов и прорицателей, чем в более привычной для себя среде, в священнических кругах или среди врачей. В беспокойном Париже 1780-х годов властвовал над умами австрийский врач по имени Франц Антон Месмер, практиковавший «животный магнетизм», позднее ставший именоваться «месмеризмом». По мнению Месмера, болезнь вызывается сбоями в невидимой жизненной силе, или «магнетической жидкости»; Месмер полагал, что, настроив ее должным образом, он сможет исцелить практически любой недуг. Число успешных результатов практиковавшегося Месмером вида лечения было велико, но его методика обнаруживала и отдельные изъяны, так что в итоге переменчивая парижская публика устала от этого целителя. При всем при том его наследие продолжило свое существование в поколениях: последователь Месмера маркиз де Пюйсегюр разработал метод гипноза в том виде, к каком он известен по сей день.