Текст книги "Башня (Вздымающийся ад)"

Автор книги: Ричард Штерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Снова займетесь архитектурой? До этого момента он не задумывался, но ответил твердо и решительно:

Думаю, нет. Пауза. Как раз сегодня утром Колдуэлл говорил о Фаросе, маяке, который стоял в устье Нила. "Он стоял там тысячу лет", сказал Бен Колдуэлл. То же самое он думал об этом здании. Нат покачал головой. Как это называется? Человеческая гордыня, вызов богам. В некоторых странах Среднего Востока ни одно здание никогда не завершают полностью. Всегда оставляют несколько кирпичей или реек, он улыбнулся Патти, потому что совершенное произведение подобно богохульству. Человек должен стремиться к совершенству, но никогда ег не достигнуть.

Это мне нравится, сказала Патти.

Я не уверен, нравится ли мне это, но хотя бы понимаю. Когда-то мне кто-то сказал, что неплохо, если человек пару раз получит по шапке... Он задумался. Идемте внутрь.

Вы что-то придумали?

Нет, Нат колебался. Но, как и вы, я не умею стоять в стороне.

Тут ему в голову пришла новая мысль.

Что, если бы вы не были дочерью Берта, но замужем за кем-то, имеющим отношение к Башне?

То есть за вами? Хрупкая, твердая, готовая взглянуть в лицо любой возможности. Была бы я сейчас здесь? Патти решительно кивнула. Была бы. Старалась бы не мешать, но была бы рядом.

Я тоже так думал, ответил Нат и удивился неожиданной радости, которую вызвало в нем это признание.

В трейлере у рации сидел один из командиров пожарных. Слышен был только его голос:

А вы не можете определить, как далеко тянется пожар над вами?

Голос, отвечавший ему, был хриплым от усталости:

Я же вам говорю, что нет! Командир с яростью прокричал:

А под вами? Тишина.

Тед! Говорите же! Что творится под вами? Голос, наконец, отозвался снова; на этот раз в нем прорывалась истерика:

Что все это значит, мы что, играем в вопросы и ответы? Мы идем вниз. Если прорвемся, то расскажу, что там за пожар, ясно? Сейчас мы на пятидесятом этаже...

А если внутрь? спросил командир. Туда нельзя? Вы могли бы высадить двери...

Эти проклятые двери раскалились настолько, что к ним не притронуться. Вот такие дела внутри. Говорю вам, мы идем вниз. Другого пути нет.

Браун взял микрофон:

Говорит Тим Браун, сказал он. Желаю удачи.

Спасибо.

Мы на связи, если понадобится.

Ладно. Ив сторону: Давай пошевеливайся.

Рация щелкнула и умолкла.

Оба командира замерли, гладя в пустоту. Патти зам ла, что губы Тима Брауна беззвучно шевелятся. Молится? Гиддингс, сморщившись, гневно сверкал глазами. Взглянул на Ната и тихонько, почти незаметно покачал головой. Нат также незаметно кивнул. Патти закрыла глаза.

"Это невозможно", подумала она, но знала, что возможно. Это не сон, не ночной кошмар. Не будет внезапна пробуждения, не будет внезапного облегчения, что уж; исчез с лучами рассвета. Ей захотелось отвернуться и жать прочь. Куда? К отцу? Как бежала к нему сегодня дне: за утешением, за помощью, за сочувствием? Но отец...

Переносная рация в руке Брауна вдруг ожила, из HI вырвался сдавленный вопль, потом ещё один. Потом н ступила милосердная тишина. В трейлере не раздавал! ни звука.

Первым разорвал оцепенение Браун. Подошел к тежному столу, осторожно поставил на него рацию и вы ключил её. Ни на кого не смотрел. Потом медленно, монотонно начал проклинать всех и вся.

ГЛАВА XXVII

18. 1918. 38

Паола Рамсей подошла к двум креслам в укромном уголке банкетного зала.

Простите, что помешала, сказала она, но то, что происходит за вашей спиной... Она покачала головой. Я, конечно, старомодна...

Губернатор кивнул. Его лицо было невозмутимо.

Не считая Поля Норриса и Гровера, сказал он, все до сих пор держались отлично. Что же теперь?

Кэрри Уайкофф произносит речь.

Губернатор вскинул голову. Голос слышал, но не мог разобрать слова. Однако тон, высокий, визгливый, почти истерический говорил достаточно.

Вероятно, заявляет, что нужно найти виновного и обещает, что займется этим. Паола Рамсей улыбнулась:

Прямо в яблочко, Бент.

Через несколько минут, продолжал губернатор, Кэрри возглавит делегацию, которая явится требовать активных действий. Бог мой, сколько подобных делегаций я уже выслушал?

Люди, сказала Паола, облепили бар. Какой-то официант сидит один-одинешенек в углу и пьет из горлышка...

Губернатор подумал, не тот ли это, у которого трое детей. Вздохнул и встал.

Что, по-вашему, я могу сделать, Паола? Паола ласково улыбнулась.

Я, как Кэрри Уайкофф, Бент. Думаю, что-то надо предпринять, но не знаю что. И, помолчав, добавила: И поэтому надеюсь на вас.

Мне это льстит. Губернатор грустно, иронично улыбнулся. Улыбнулся сам себе и всей этой ситуации. Одного персонажа Марка Твена намазали дегтем, вываляли перьях и вынесли из города на шесте. Улыбка стала шире. А он говорит, что если бы не великая для него че он лучше шел бы пешком. А я бы лучше сидел здесь. взглянул на Бет. Но попробую.

Прошел мимо запертых противопожарных дверей, где лежало прикрытое белой скатертью тело Говарда Фрэзи, которого стоял генеральный секретарь, уставившийся в неподвижные останки. Он медленно, торжественно перекрестил их и, увидев губернатора, чуть виновато улыбнулся.

Со своих студенческих лет, сказал генеральный секретарь, я горжусь тем, что я атеист. Но сейчас начинаю сознавать, что детская вера так легко не умирает. Это любопытно, да?

Да нет, Вальтер. По-моему, это скорее достойно зависти.

Генеральный секретарь задумался.

Я начинаю понимать, что вы, в сущности, очень добрый человек, Бент. Мне только жаль, что я не понял этого раньше.

А я, ответил губернатор, о вас всегда это знал. Просто человеку в нашем положении приходится вести себя сдержанно.

Они улыбнулись друг другу.

У нас дома, продолжал генеральный секретарь, где альпинизм любимый вид спорта, при восхождении участники для безопасности пользуются страховым тросом. И отсюда поговорка: "Каждый, кто на тросе наш человек!" Это грустно, вам не кажется, что люди узнают друг друга только в критических ситуациях? И, после небольшой паузы. Я могу быть чем-нибудь полезен?

Молитесь, ответил губернатор без всякой иронии.

Я так и делаю. И буду продолжать. И потом снова пауза, и после неё вежливые, учтивые, искренние слова: Но если могу помочь чем-то еще, Бент...

Я обращусь к вам, ответил губернатор и думал об этом всерьез.

Он вышел на середину зала и огляделся.

Паола не преувеличивала. В баре кипели страсти, в центре зала ораторствовал Кэрри Уайкофф. Действительно, тот официант с тремя детьми сидел один-одинешенек в углу и хлестал бурбон из горлышка. В другом углу из транзистора неслась музыка и несколько молодых людей кружились и извивались в такт ей.

Из-под решетки кондиционера уже проникал дым, он ещё не душил, но его едкий запах уже висел в воздухе.

Губернатор закашлялся.

Мэр Рамсей, стоявший рядом, сказал:

Господи, вы только посмотрите!

Одна из танцующих уже вошла в транс. Одним движением стянула через голову платье и отбросила его в сторону. На ней были только трусики-бикини, без бюстгальтера. Пышные груди подпрыгивали в такт каждому движению.

Когда я учился в университете, нечто подобное вызвало бы сенсацию, сказал губернатор. Нашей компании это бы очень понравилось. Он рассмеялся. И мне, конечно, тоже.

Тут к ним подошел сенатор Петере.

Здесь становится жарко, сказал он, во всех смыслах этого слова.

К ним присоединился Бен Колдуэлл. Его лицо было непроницаемо.

Дыму все больше, сказал он. Пока мы не разбили окна, система была более-менее герметичной. Теперь... он покачал головой и слегка улыбнулся, давая понять, что понимает другого выхода не было. Я все ещё жду новых идей от Ната Вильсона.

Кэрри Уайкофф вдруг выкрикнул нечто невразумительное и погрозил поднятым кулаком.

Черт вас всех побери, вы что, все обалдели? Он бросил испепеляющий взгляд на группку вокруг губернатора. Старые дураки, собравшиеся на файф-о-клок! Неужели вы не понимаете, что происходит?

Искушение ответить в том же тоне, начать кричать, жестикулировать, делать выпады, пока все до последнего не утратят здравый разум, было очень сильным, но губернатор с ним справился.

Я прекрасно понимаю, что у вас сдали нервы, Кэрри, сказал он. Что если вам затаить дыхание, сколько выдержите? Это почти всегда помогает.

Кэрри с трудом сдержал себя. За ним собралась кучка людей.

Губернатор узнавал некоторые лица. Все внимательно следили за ним.

До сих пор мы вас слушали, сказал Кэрри. Он уже немного успокоился. Вели себя как образцовые мальчики и девочки.

Все, подтвердил губернатор, кроме Поля Норриса и Гровера Фрэзи. Те тоже хотели хоть что-то предпринять. Результаты вам известны. Вы имеете в виду нечто подобное, Кэрри? Голос его звучал холодно и твердо. Если да, пожарные двери за вами. Они не заперты.

Кэрри молчал, тяжело переводя дыхание.

Есть ещё одна альтернатива, продолжал губернатор. Если уж речь зашла о выбитых окнах. Можете прыгать.

Кто-то из кучки, стоявшей за Кэрри, выкрикнул:

Но ведь должен быть какой-то выход, черт возьми! Не можем же мы погибать, как крысы в ловушке!

А эта дурацкая идея с тросом на башню Торгового центра! закричал Кэрри. Это был просто перевод времени! И ничего другого! Все прекрасно знали, что ничего не выйдет!

Раздался одобрительный ропот. Губернатор подождал, пока он не стих. "Эти лица, подумал он, уже утратили проблески воспитания и ума, это лицо толпы, которая собирается забрасывать камнями. Бессильный страх и напряжение требуют выхода".

Я не отвергаю любые идеи, сказал губернатор. Любого из вас. Думаете, мне эта ситуация нравится?

Громкая танцевальная музыка неожиданно смолкла. Полуголая девушка кружилась дальше, забывшись в экстазе, но остальные обернулись и прислушались к спору.

Губернатор повысил голос.

Я не буду долго говорить. Не о чем. Мы здесь все вместе...

Кто в этом виноват? закричал Кэрри. Я хочу это знать!

Я не знаю, ответил губернатор. Возможно, это знают наши люди внизу, но не я. Разве что, он сделал паузу, разве что в этом есть наша общая вина, потому что мы оторвались от корней и утратили контакт с реальностью.

Это все отговорки, крикнул Кэрри.

Губернатор только кивнул. Теперь уже ничто не могло вывести его из себя, он оставался презрительно спокоен.

Называйте это как угодно, Кэрри, ответил он. Я не собираюсь с вами спорить. Другой, спокойный голос спросил:

Как, по-вашему, обстоят дела, губернатор?

Неважно. Губернатор взглянул говорившему в лицо. Я не собираюсь водить вас за нос. Это бессмысленно. Все ещё работает телефонная связь. Внизу знают наше положение. Можете посмотреть на площадь и увидите машины, шланги, которых там уже как спагетти на тарелке; все пожарные в Башне. Все, что можно сделать, делается. Он развел руками. Дела неважны, но не безнадежны пока.

Он обвел взглядом комнату и ждал вопросов. Тишина.

Если что-то изменится, продолжал он, вы будете в курсе, я обещаю. Это чертовски слабое утешение, я знаю, но больше ничего предложить не могу. Он повернулся и пошел обратно в свой укромный угол, мимо трупа, прикрытого скатертью, не удостоив его даже взглядом.

Бет ждала его там с Паолой Рамсей.

Мы слышали, сказала она. Ласково улыбнулась. Вы прекрасно справились, Бент.

В следующий раз, ответил губернатор, это будет потруднее.

Он чувствовал себя старым и усталым и спрашивал себя, не готовится ли подсознательно к концу. С усилием собрался.

И это будет уже скоро. Паника наступает волнами, и каждая следующая волна сильнее предыдущей. Да, единственное, что оставалось, это ждать.

* * *

За плечами сержанта Оливера были двадцать лет службы в Береговой охране. Он служил в береговых экипажах и на катерах, в тропических водах и в арктических ледовых морях.

Помогал спасать людей из воды, покрытой горящей нефтью, и с палуб гибнущих судов; нередко они не доживали до спасения.

Большой и жестокий жизненный опыт говорил ему, что в некоторых случаях спасение невозможно. Но часть его "я" упорно не желала в это верить, и все у него внутри восставало против возможности поражения.

Когда он стоял, могучий и беспомощный, на крыше небоскреба Торгового центра и, не отрываясь, смотрел через пропасть на ряд выбитых окон банкетного зала, таких близких и безнадежно недосягаемых, его охватило отчаянное чувство собственного бессилия.

Кронски устало спросил:

Ну что, попробуем ещё раз? И, не получив ответа: Запасной гарпун у нас есть, может стрельнем ещё разок?

Нет, чуть помедлив, сказал его начальник. "Напрасная трата времени", подумал он, и это было ему не по душе.

Еще минуту он стоял неподвижно и смотрел через пропасть. Там, наверху люди. Он видел их. И видел дым.

Огонь и шторм всю его сознательную жизнь они были его врагами. Он сражался с ними, защищал от них, иногда побеждал, иногда проигрывал, но всегда ему удавалось схватиться с ними лицом к лицу. Но здесь...

Он включил переносную рацию:

Говорит Оливер. Вызываю трейлер. Тут же отозвался голос Ната:

Трейлер слушает.

Нет смысла продолжать, разочарованно сказал Оливер. Слишком далеко, к тому же мешает ветер.

Понимаю. Нат отчаянно старался справиться с голосом. "Очередная провалившаяся затея. Думай! Думай, черт тебя побери, думай!!!"

Надо закругляться, продолжал сержант.

Нат в одной руке держал рацию, другой медленно постукивал по чертежной доске. Подождите немного, сержант. Дайте мне подумать. Последняя просьба, последняя надежда.

В трейлере стояла тишина. Браун, командир части, Гиддингс и Патти молчали. "Хватит ломать комедию и дурачить окружающих", сказал себе Нат. Он был сам себе противен.

Но в голове его что-то уже зрело, если бы только удалось поймать эту мысль, черт, что же, собственно, у него мелькнуло?

"Очередная затея провалилась, вспомнил он вдруг. Вот в чем дело. Очередная идея а что, если две идеи соединить в одну?" Он сказал в микрофон:

У нас тут были вертолеты, сержант, Нат старался говорить не спеша, одновременно ещё раз все обдумывая. Они не нашли места для посадки, поэтому не смогли ничем помочь. А что если отправить их к вам, чтобы они забрали вас вместе с пушкой и доставили так близко к Башне, чтобы можно было попасть гарпуном в окно? Потом линь можно натянуть обратно на крышу Торгового центра и продолжать, как договорились? Он помолчал. Так получится? Есть какая-то надежда?

Последовала пауза. Потом послышалось удивленное:

Ну, держите меня!

Сержант вдруг осклабился и чувство беспомощности тут же слетело с его плеч.

Не вижу причин, почему бы могло не получиться. Вызывайте свою тарахтелку. Он взглянул на Кронски.

Нам предстоит воздушная прогулка, парень. Как бы не укачало!

* * *

Губернатора вызвали из его убежища в уголке. Он услышал в трубке голос Ната.

Вы считаете, получится? спросил губернатор.

Очень может быть. Нат старательно подавлял свой энтузиазм. Вертолет может зависнуть на месте, так что ребятам из Береговой охраны можно будет стрелять почти горизонтально. Вам придется освободить большую часть зала, чтобы кто-нибудь не пострадал. И добавил: Возможно, придется сделать несколько попыток, но это проблема.

"По крайней мере, я надеюсь", подумал он.

Постараемся освободить часть зала, ответил i тор. И поставим там мужчин, чтобы ловили линь. А по

Привяжите его к какой-нибудь прочной констр ции, продолжал Нат. Когда потянут линь назад? Торговому центру, нагрузка будет очень велика. Я буд на связи по рации с Оливером, сержантом Береговой с раны, и по телефону с вами. Так мы сможем коорл нировать наши действия.

Он передохнул.

Когда ведущий линь будет на крыше Торгового цен тра, к нему прикрепят прочный спасательный трос. И да ваши парни могут начинать тащить. Он снова сдела паузу. Но только по команде.

Понимаю, ответил губернатор и улыбнулся.! ваша идея?

Я же вам обещал, что что-нибудь придумаю. Нат: ся. Только вот до этого нужно было додуматься раньше Губернатор рассмеялся:

Я уже многие годы ищу какого-нибудь малолетнег ребенка, который, благодаря своему неиспорченному глазу! тыкал бы меня носом в очевидные вещи. Продолжа^ улыбаться, он повернулся к Бет. Но бывают моменть когда и мне удается их заметить с первого взгляда. Слав Богу. И уже другим тоном продолжал: Как обстоя дела с огнем?

Неважно. В этом слове звучала неотвратимость.

А те двое, на другой лестнице, что с ними? спроси губернатор.

У Ната в ушах прозвучали те крики, которые долете к ним по радио. "Это была моя идея, послать их наверх i лестницам", подумал он, но при этом осознавал, что nj необходимости послал бы их снова, потому что это дава возможность, от которой нельзя было отказываться.

Им не повезло, сказал он. Губернатор увидел, как Бет закрыла глаза, и негром* сказал:

Как и Гроверу Фрэзи. Он пытался спуститься по лестнице. Голос его внезапно сорвался: Кто же будет следующим? И тут же быстро добавил: Забудьте об этом.

И устало замолчал.

* * *

Пилот вертолета сказал:

Попытаемся. Потом пожал плечами: Как близко подберемся, не знаю. Когда приближаешься к такой махине, то ветер... он покачал головой, дует со всех сторон сразу. Понимаете, что я хочу сказать?

Лицо сержанта было непроницаемо.

Поймите, продолжал пилот, я не хочу преувеличивать трудности, но если мы туда врежемся, то ничем хорошим это не кончится, ясно?

Кивок головы подтвердил, что информация принята к сведению, но выражение лица Оливера не изменилось.

Знаете место у Адских Ворот? спросил пилот. Там, где воды Саунда сливаются с Гарлем-ривер, где сплошные водовороты?

Адские Ворота я знаю, ответил сержант. Он неоднократно был свидетелем, как у Адских Ворот небольшие лодки, попадающие во власть течения, отказывались повиноваться хозяевам и налетали на опору моста или стенку набережной.

То же самое творит ветер вокруг этой чертовой Башни, продолжал пилот. И потом: Я только хочу сказать, что попытаемся, но больше ничего обещать не могу.

Все в порядке, ответил сержант. Кронски, залезайте.

Премного благодарен, ответил Кронски.

* * *

Нат стоял в дверях трейлера и смотрел вверх. Пока ничего. Ожидание хуже всего, кто это сказал? Но это правда, хотя раньше Нат так не считал.

Человеку приходит в голову идея, он её реализует и потом должен ждать и надеяться, потому что не остается ничего другого.

Получится, сказала Патти и улыбнулась. Должно получиться.

ГЛАВА XXVIII

18. 24-18. 41

От выбитых окон в банкетном зале стало немного пр хладней, хотя приток дыма из решетки кондиционера, как некоторые с беспокойством заметили, тоже усилился.

Простейшая взаимозависимость, снова и снова объяснял Бен Колдуэлл. Пока это было более-менее замкнутое пространство, приток воздуха с дымом был ограничен. Теперь, когда окна выбиты и работают как вытяжка... он развел руками и пожал плечами.

Генри Тиммс, президент телевизионной компании, заявил:

Значит, нам не следовало выбивать стекла. Голе его звучал самоуверенно, решительно и критически. Шанс, что им удастся доставить сюда линь, был слишком мал.

Колдуэлл только заметил на это:

Задним умом... и отвернулся.

Он был архитектором, автором многих проектов, и, по его мнению, в жизни не проходило исправление ошибок задним числом.. Ему было отвратительно само слово "компромисс", но в то же время он понимал, что без них предпринимательство было бы просто невозможно. При – ходилось выбирать между надеждой, что удастся попас в окно гарпуном с крыши Торгового центра, и уверенностью, что в помещение станет поступать больше дыма. Решение этого вопроса Колдуэлл с радостью предоставь остальным. Ему это было совершенно безразлично.

Он полагал, что большинство людей в зале все ещё сохраняет надежду на спасение. Он нет. Он привь смотреть неопровержимым фактам в лицо. Стараться не принимать их в расчет было пустым занятием. До какой степени будет повреждено здание, он не мог даже представить, но ещё задолго до того, как оно окончательно погибнет, все в этом зале уже будут мертвы. С этим он давно смирился. И его ничто не волновало, потому что большая часть его личности уже была мертва.

Башня была его детищем, его видением, его волшебным сном. И теперь она погибала.

На чьи плечи ложится главная вина, у него не было сомнений. Но это его не слишком интересовало. Какая разница, чья рука выковала молот, изуродовавший Пьету? Да, общество, возможно, захочет отомстить, но великое творение уже ничем не вернуть.

В Нью-Йорке, в Лос-Анджелесе, в Чикаго, в Питтсбурге и в дюжине других меньших городов он оставил по себе памятники, которые будут стоять ещё долго после того, как его не станет. Но это здание было его шедевром, и теперь уже ничто не может его спасти; озарения, расчеты, компромиссы, работа, любовь, кровь и пот творчества все зря.

Когда утром этого дня он стоял в своем кабинете перед грудой извещений на изменения, валявшихся на столе, вызвав Ната, было ли у него тогда предчувствие беды? Трудно сказать: прозрения всегда подозрительны. Ну что же. Беда не заставила себя ждать.

Тут к нему подошел сенатор Петере, продолжавший как ни в чем не бывало улыбаться.

Погрузились в мечты, спросил он. Есть идеи?

Весьма сожалею, но что касается идей, ничем не могу помочь.

Вы это говорите так, как будто извиняетесь за промах. Улыбка Колдуэлла стала виноватой:

За этот промах, боюсь, некому будет прощать.

И я так думаю. Сенатор помолчал. Но, кажется, вас это не волнует.

А вас?

Знаете, ответил сенатор, я уже некоторое время пытаюсь найти ответ. Но не совсем в нем уверен. Он сокрушенно махнул рукой. Я, разумеется, не хочу сказать, что не испытываю страха перед смертью. Нет, я имею в виду нечто совсем иное.

Например? Колдуэлл невольно заинтересовался. Некую веру?

Сенатор улыбнулся.

Не в обычном смысле слова. Я всегда был язычником. Нет... он покачал головой, это связано со всем мог жизненным опытом, что некоторых вещей нельзя изб жать, некоторые битвы нельзя выиграть, с некоторг-приговорами человек должен смириться...

Одним словом, заметил Колдуэлл, с полит кой? С искусством возможного? Сенатор кивнул.

Нас формируют наши дела. Он улыбнулся. Беи не сможет избавиться от командирских привычек, даже если захочет. Он, как отставной пилот, который сам не свс оттого, что за штурвалом сидит кто-то другой.

Чем дальше, тем интереснее.

А Поль Норрис? спросил Колдуэлл. Гровер Фрэзи? Как вы объясните их поведение? Сенатор улыбнулся.

О Поле Норрисе я вам расскажу одну историю. Во время учебы в университете он занимал чудную квартиру колледже Адамса. Из окон его спальни открывался ви прямо на колокольню католического костела. Однажды кому-то из нас пришла в голову идея, к которой присоединил ся и Поль. Мы поставили у него штатив, прикрепили нему пневматическую винтовку, навели её на колокольни и когда в полночь колокол пробил двенадцать, мы нажал на спуск и прозвучал тринадцатый удар.

Колдуэлл улыбался и кивал. В душе он вернулся на сорок лет назад в годы своей буйной молодости.

И что дальше?

На следующую ночь мы это повторили, продолжал сенатор. Несколько католиков, живших в коллеж же Адамса, придя на мессу, принесли новость, которая святого отца изрядно вывела из равновесия. Пошли слух о привидениях. Сенатор задумался. На третью ночь приехал епископ из Бостона, чтобы проверить все самому. Мы не обманули его ожиданий. Часы пробили тринадца! Потом мы убрали штатив и спрятали винтовку.

Колдуэлл, который все ещё улыбался, спросил:

Ну, а что было с Полем Норрисом? Сенатор покачал головой.

Он собирался все это продолжать. Ночь за ночью. Не мог понять, что будет лучше, если все оставим, как есть, если это останется загадкой. Среди прочих недостатков Поля было и то, что он был глуп, а я не люблю тратить время на споры с глупцами. Он опять помолчал. Хотя видит Бог, что политик никогда не может надеяться, что сумеет этого избежать.

Колдуэлл ответил:

Вы сказали, что смиряетесь с этим отчасти потому, что некоторых вещей избежать просто нельзя, что с некоторыми явлениями нужно просто смириться. Ну, а как с остальными?

Знаете, неторопливо ответил сенатор, у меня какое-то смутное ощущение, что это к лучшему. Почему не спрашивайте, у меня нет никакого разумного объяснения. И после короткого раздумья спросил: Помните, когда в Афинах дела были плохи, царь должен был умереть? Отец Тезея бросился со скалы, потому что черные паруса Тезеевой ладьи были приняты за сигнал неудачи. Он виновато улыбнулся. Может быть, мы просто огромная жертва? Смешная мысль, да?

Чтобы умилостивить богов за наши прегрешения? Улыбка на лице сенатора медленно погасла.

Но вы упрямы, а?

Если вы имеете в виду, резко ответил Колдуэлл, мировые проблемы, проблемы нашей страны, бедности, бездомных и тому подобное что у меня с этим общего? Я здесь решительно ни при чем.

Это удобная позиция.

Жест Колдуэлла охватил весь зал.

И за их проблемы я тоже не отвечаю. Правда, теперь это и мои проблемы тоже. Сенатор молчал.

Если вы думаете, продолжал Колдуэлл, что раз я проектировал это здание, то отвечаю за его дефекты, то я решительно против. Проект был и остается хорошим. Не знаю всех причин происшедшего, которые привели к тому, что случилось, но мой проект здесь ни при чем.

По-моему, вашей репутации ничто не угрожает, сказал сенатор. А это важнее всего, не так ли?

Колдуэлл внимательно посмотрел сенатору в лицо, таясь найти там следы иронии. Не нашел. Ему немного полегчало.

Вы меня спрашивали, продолжал сенатор, чем объяснить поведение Гровера Фрэзи. Я думаю, можно объяснить всего двумя словами: панический страх. И он обвел взглядом зал.

В противоположном углу уже снова гремел из транэ стора твердый ритм рока. Почти нагая девушка продол" ла извиваться. Глаза её были закрыты, движения пол: эротизма; она была далеко отсюда. В другом углу пестрая группка людей что-то пела. Сенатор внимательно прис; шалея.

То ли это "Боевая песня республики", сказал он, то ли "Вперед, братья, под знаменем Христа". Мои crapt уши уже не могут их различить.

У бара совещались три духовных пастыря, которые уч ствовали в торжестве на площади: раввин, католический и протестантский священники.

Я знаю очень актуальную тему для проповеди, сказал сенатор. Об избавлении из печи огненной. Навуходоносор был бы в восторге, вам не кажется?

Колдуэлл неожиданно заметил:

Ну ладно. Видимо, мне придется допустить, что есть и моя вина. Не только, но в том числе. Сенатор спрятал усмешку.

В эти минуты это уже неважно, не так ли? рожно спросил он.

Важно, особенно мне.

А, сказал сенатор, это другое дело.

В проекте нет никаких просчетов.

Я в этом убежден.

Но другое дело исполнение. Там начинаются вс проблемы. Как только человек передает свое детище в чужие руки, он теряет на него всякое влияние.

Вероятно, это мучительное ощущение, спросил сенатор, когда человек отдает в чужие руки то, что стоило ему столько пота и крови?

Наступила долгая пауза.

В своем роде, неторопливо ответил Колдуэлл,. вы очень умный человек. И понимающий. Мне уже лучше. Я чувствую себя чище. Благодарю вас. Он хотел отвернуться и уйти.

К какой группе вы присоединитесь, спросил сенатор, перестав скрывать усмешку, к танцующим, поющим или к тем, кто молится?

Узкие плечи Колдуэлла облегченно распрямились. Он полуобернулся и совсем непринужденно улыбнулся.

Возможно, я попробую все по очереди.

Отлично, ответил сенатор. И снова направился в канцелярию. А теперь, целитель, попробуй исцелить самого себя.

Из канцелярии вышел губернатор. Его лицо оставалось непроницаемым.

Пойдемте, Джейк, сказал он. Думаю, у нас есть хорошие новости. Он помолчал. Но если сорвется и эта попытка, то начнется настоящая паника. Возможно, она нас ожидает в любом случае. Он снова помолчал. Традиционная схватка у спасательных шлюпок.

Губернатор нашел стул и взобрался на него. Повысил голос.

Я обещал вам, что если будут новости, я вам все сообщу. Теперь я хотел бы попросить вашего внимания.

Пение смолкло. Кто-то уменьшил громкость транзистора. В помещении все стихло.

Сейчас начнется новая попытка перебросить к нам спасательный трос, сказал губернатор. На этот раз...

Новые бредни! В пронзительном голосе Кэрри Уайкоффа ярость смешалась со страхом. Очередная успокоительная пилюля!

На этот раз, сказал губернатор перекрывая голос Кэрри Уайкоффа, они попытаются выстрелить гарпун с вертолета. Он сделал паузу. Всю эту сторону помещения нужно освободить, чтобы никто не пострадал.

Кивком он подозвал к себе шефа пожарной охраны.

Поставьте здесь двух-трех мужчин, которые будут ловить линь, если он пролетит в окно. Тогда...

Что? выкрикнул Кэрри. Хотите сказать, если пролетит? А вы ведь прекрасно знаете, что этого не будет. Слова вырывались из него так быстро, что одно обгоняло другое. Все это время вы скрываете правду, решаете все сами, делаете все по-своему... он глубоко вздохнул и содрогнулся. Мы здесь в ловушке! С самого начала нас обманывают! Как всегда! Вы, как всегда, ведете нечестную игру!

Из толпы за спиной Кэрри Уайкоффа раздалось тихое, злое ворчание.

Только потише, Кэрри, сказал Боб Рамсей, который протолкался через толпу и теперь высился над Кэрри Уайкоффом. Потише, я вам говорю, мы сделали все, что могли, а теперь...

Черта лысого вы делали! Эту херню оставьте для своих избирателей, но не для нас. Мы здесь сейчас погибаем, ясно вам? А кто в этом виноват? Я хочу знать! Кто?

Боюсь, что каждый из нас не без греха. Голос сенатора Петерса перекрыл его визг и привлек общее внимание.

Сенатор остановился напротив Уайкоффа и выдержал паузу.

Сколько я вас знаю, Кэрри, у вас всегда было вопросов больше, чем крыс на помойке. Но чертовски редко вы могли найти на них ответ, только поднимали крик. Вам осталось только обмочить штаны, потому что все остальные дурацкие реакции вы уже продемонстрировали.

Кэрри задохнулся от ярости:

Вы не смеете так со мной разговаривать!

Объясните мне, почему? Сенатор усмехнулся. Эту усмешку нельзя было назвать приятной. По вашим меркам я старик, но пусть это вам не мешает, если вы собираетесь пустить в ход кулаки. В тех краях, где я вырос, с таким слабаком, как вы, справился бы и ребенок.

Кэрри умолк в нерешительности.

А вы, остальные, продолжал сенатор, осадите назад. Губернатор хочет объяснить вам, что нужно делать, так слушайте, черт вас возьми!

Губернатор вдруг рассмеялся.

Я все уже сказал, ответил он. Показал рукой: Взгляните!

Все обернулись. Со стороны выбитых окон приближался вертолет, и раскатистый рев его двигателей с каждой секундой становился все громче.

* * *

В вертолете.

"Господи, говорил себе Кронски, в этом чудовище можно просидеть всю жизнь и так и не научиться держаться на ногах. Корабли, даже маленькие, даже в штормовом море раскачиваются в каком-то ритме. Но этот вертолет только болтается и подпрыгивает, и как этот чертов сержант представляет, что он, Кронски, умудрится куда-нибудь пропасть, а тем более в те окна, один Бог знает".

И его желудок болтался и подпрыгивал, и Кронски глотал, глотал, глотал слюну и глубоко вдыхал свежий воздух.