Текст книги "Таящийся ужас 2"
Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)
Соавторы: Брэм Стокер,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Август Дерлет,Уильям Фрэнсис Нолан,Эдгар Джепсон,Розмари Тимперли,А. Дж. Раф,Рэймонд (Раймон) Уильямс (Вильямс),Хейзел Хилд,Чарльз Бернард Гилфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
Розмари Тимперли
ДЕРЕВЯННАЯ КУКЛА
Начало было самым обычным. С работы Алан пришел вовремя – вот уже несколько месяцев он служил в фирме, специализировавшейся на разрушении старых и ветхих зданий.
– Смотри-ка, что я нашел сегодня в погребе одного дома, – сказал он жене.
Джоан подняла взгляд: – Что это?
– Старинная кукла.
Предмет, который Алан держал в руках, лишь с большой натяжкой можно было назвать куклой – грубо обточенные деревянные голова и плечи, туловище без ног, и нигде ни намека на краску, ни следа прикосновения осторожного резца.
– Ей, наверное, не меньше ста лет, – сказал Алан. – Клавер-холл – мы как раз его сносили – в девятнадцатом веке был детским приютом. Видимо, одна из его обитательниц и была ее хозяйкой, – он кивнул на куклу.
– Странная какая… – Джоан взяла куклу и стала внимательно рассматривать. – Интересно, она представляет какую-нибудь ценность?
– Едва ли. Впрочем допускаю, что Альме она может понравиться.
Джоан рассмеялась. Их семилетней дочери, пожалуй, больше всего на свете не хотелось играть в куклы. Друзья и знакомые семьи часто дарили ей разные, подчас дорогие и по-настоящему красивые куклы, однако те вызывали у девочки лишь чувство неприязни. В конце концов все они обретали свое постоянное место на платяном шкафу, где с ними играли и забавлялись лишь солнечные лучи и пыль.
В этот момент девочка вошла в комнату. Она была маленькая, темноволосая, немного бледная, с большими карими глазами.
– Что это? – сразу спросила она, заметив в руках матери незнакомый предмет.
– Это старинная кукла, дорогая. Папа нашел ее на работе. Она тебе нравится?
Альма с интересом, словно это было диковинное животное, стала рассматривать куклу, потом протянула руку, потрогала деревянную головку, угловатые плечи.
– Нравится. Я могу взять ее с собой в постель?
– Ну конечно, дорогая. – Джоан была явно обрадована реакцией дочери. Временами неприязнь Альмы к куклам беспокоила ее – сама она ребенком очень любила играть в куклы.
В эту ночь Альма легла спать, положив рядом новую подругу. Уложив дочь, супруги весело и довольно посмеивались над происшедшей переменой в отношении ребенка к игрушкам.
Альма назвала ее Розалиной.
Однако спустя несколько недель умиление родителей заметно пошло на убыль. Альма, которая ни на миг не расставалась с Розалиной, и днем и ночью держа ее при себе, стала заметно более нервной, беспокойной, по ночам ее часто мучили кошмары. Джоан первой пришло в голову связать эту перемену в дочери с куклой.
– Что-то нездоровое есть в этой ее страсти ни на миг не расставаться с Розалиной. – заметила она однажды. – И потом, знаешь, мне совсем не нравится, что она каждую ночь кладет ее с собой в постель.
– Да брось ты, – отмахнулся Алан. – Она что, хоть раз ложилась спать, не укладывая рядом какую-нибудь игрушку?
– Ну, плюшевого мишку или там какую-нибудь действительно красивую куклу – это я еще понимаю, но это создание… Знаешь, я почему-то нахожу ее все более и более отталкивающей.
Едва она успела произнести эти слова, как из спальни дочери раздался пронзительный крик.
Джоан бросилась наверх.
Альма лежала на боку и явно спала, хотя губы ее слабо шевелились.
– Я не хотела никого обидеть, – донеслись до Джоан всхлипывания спящей дочери. – Только не мучай меня больше, пожалуйста!
Она решили не будить ребенка и лишь погладила девочку по голове.
– Все в порядке, милая, успокойся, все в порядке.
Так и не проснувшись, Альма наконец затихла.
Подошел Алан.
– Я хочу взять у нее Розалину, – шепнула Джоан мужу.
Медленно и очень осторожно она откинула край одеяла и увидела куклу, зажатую в руках дочери. Джоан слегка потянула ее на себя.
– Нет! Нет! – закричала девочка, не размыкая век, явно все еще во сне. – Мадам, я сделаю все, если вы позволите мне оставить ее. Я даю слово, что не буду есть целую неделю… Честное слово.
– Ради Бога, Джоан, не надо, – вмешался Алан.
Джоан снова нежно укрыла дочь одеялом и подождала, пока та успокоится. Затем оба вышли.
– Ну и что мы будем делать?
– Обычный детский кошмар, – спокойно ответил Алан.
– Нет! Нам надо что-то решить с этой чертовой куклой. Знаешь, надо побольше разузнать о ней. Откуда она вообще появилась?
– Но ведь я же говорил тебе, где нашел ее.
– Я не о том. Нам надо проконсультироваться у какого-нибудь специалиста, ну, у знатока кукол, ведь есть же такие.
Это было проще сказать, чем сделать. Однако после нескольких дней бесплодных поисков им удалось в одной из газет отыскать адрес некоей мисс Летеринтон, которая называла себя «плангонологом», располагала большой коллекцией кукол и предлагала читателям продать ей «новые образцы», если таковые у них имелись.
Короткая переписка с мисс Летеринтон принесла свои положительные результаты – женщина готова была принять их.
Теперь перед ними встала другая, не менее сложная задача – тайком забрать куклу у Альмы. После неоднократных попыток Джоан наконец удалось отвлечь девочку, и, Алан, схватив куклу, сунул ее под пиджак и поспешил к выходу.
Мисс Летеринтон жила в комнатке, которая показалась ему кукольной спальней. Куклы были различных национальностей и возрастов, облаченные во всевозможные наряды. Кровать, книжные полки, шкафы, стулья и даже пол были буквально завалены маленькими игрушечными существами. Да и сама мисс Летеринтон чем-то смахивала на куклу – маленькая, аккуратная, вся какая-то ровненькая.
– Входите, – пригласила она Алана. – Только осторожно, постарайтесь не побеспокоить моих «дорогуш».
«Дорогуши» неотрывно смотрели на Алана своими стеклянными глазами, а то и просто пустыми чернеющими впадинами глазниц.
– Благодарю за ваше письмо, – проговорила она. – Вы привезли новое пополнение моей коллекции?
– Боюсь, что нет, – осторожно ответил Алан. – Но мне нужен ваш совет. Не могли бы вы взглянуть на куклу, может быть, вы что-нибудь скажете о ней? – Он вынул Розалину.
Женщина как-то по-особенному мягко, нежно, словно это было живое дитя, взяла куклу в руки.
– Старушка… – тихо проговорила она. – Полна боли и страданий… – затем более спокойным и деловым тоном добавила: – Такие деревянные куклы были очень распространены и популярны в девятнадцатом веке. У меня есть похожая, ее изготовили в 1850 году. Сейчас их уже не достать, хотя когда-то они пользовались большим спросом и к тому же были очень дешевы.
– А она не кажется вам зловещей?
– Ну что вы! Отнюдь, разве что очень печальной. Это не шаманская кукла. Тех вообще сохранилось совсем немного – их ведь делали из воска, чтобы втыкать в них булавки. Естественно, со временем большинство из них пришли в негодность.
– Значит, это самая обычная кукла?
– Обычных кукол не бывает, – с ноткой упрека в голосе произнесла женщина. – Они все восхитительны и неповторимы. Я до сих пор не знаю, есть ли у них свой собственный характер или они лишь впитывают в себя черты личности своих прежних владелиц, некогда любивших их. Кстати, а где вы нашли это милое дитя?
Алан вкратце пересказал ей историю своей находки.
– Да, красивая была когда-то кукла, – задумчиво проговорила мисс Летеринтон. – Раскрашенная к тому же. И ее очень любили.
– Моя дочь тоже очень любит ее и именно в этом вся проблема.
– Чепуха, – отрезала мисс Летеринтон. – Если ваша дочь любит ее, значит, она чуткий, нежный ребенок. Сейчас так много детей, которым нравятся лишь пластмассовые длинноногие куклы в нейлоновых платьях и купальниках.
– Дело в том, что как только я принес куклу домой, Альма – это моя дочь – стала вести себя очень странно, я бы даже сказал – нервно.
– Возможно, она чувствует страдания, перенесенные, этой куклой. Или страдания того человека, кому она раньше принадлежала.
– Но какие это страдания? Вы можете сказать?
Мисс Летеринтон покачала головой.
– Когда кукла страдает, я это чувствую, хотя сама причина ее боли ускользает от меня. Куклы – это мои дети, а есть ли на свете такие родители, которые знали бы все, что происходит в головах и сердцах их детей? Сознание ребенка – бездна неразгаданной тайны.
Она понизила голос, затем окинула взглядом своих «дорогуш»: – Я знаю, кто из них счастлив, а кто печален. Знаю и тех, кто вообще почти ничего не чувствует. Но никогда не знаю – почему? Впрочем, как и все другие родители…
Алана слегка передернуло.
Умом он понимал, что все это – ерунда чистейшей воды, и все же…
– Так что же мне делать?
– Попытайтесь выяснить, почему страдает это маленькое создание. Побольше разузнайте об этом приюте, Клавер-холл. Если же ваша дочь все-таки согласится расстаться с этой маленькой куклой, так много пережившей за свое долгое существование, то я с радостью приму ее в свою семью.
Снова сунув Розалину под пиджак, Алан вышел на улицу. Он направился прямо в городскую библиотеку, всегда представлявшуюся ему пристанищем трезвого научного знания, столь далекого от мистической таинственности обители мисс Летеринтон. И почему ему раньше не приходила в голову такая простая мысль – сходить в библиотеку?
Он сравнительно быстро отыскал нужную книгу: «Детские приюты Англии». В ее оглавлении числился и Клавер-холл.
«Клавер-холл, – прочитал он, – принадлежал к числу заведений подобного рода, широко распространенных в тот период – холодный, неуютный, постоянно нуждающийся в средствах. Обеспеченность детей во многом зависела от честности и порядочности администрации заведения, тех лиц, которые управляли приютом. Частенько это оказывались не вполне порядочные люди. Тем не менее в целом Клавер-холл существовал относительно безбедно, если не считать довольно короткого периода – с 1857 по 1860 год. В то время приютом заправляла вдова Грейс Вебб. Эта женщина заставляла детей голодать, чтобы набить собственные карманы, буквально терроризировала их, наказывала за малейшие проступки и особенно за то, что они „слишком много едят“. Ходили слухи, что любимым видом наказания было отбирать у детей куклы за то, что те „плохо себя ведут“ или „чересчур много едят“. За три года правления миссис Вебб десятки детей покинули приют – кто сбежал, а кто умер от голода. В итоге даже весьма равнодушные к подобным явлениям городские власти заподозрили неладное и назначили расследование. В итоге миссис Вебб угодила за решетку, где и скончалась через пять лет. Если верить отчетам того времени, перед смертью она совершенно помешалась, будучи уверенной в том, что ее „заколдовали мертвые дети“.»
Алан вернулся домой; кукла тяжким грузом оттягивала пиджак.
– Ты принес Розалину? – было первое, о чем его спросила Джоан. – Альма весь дом перерыла в поисках ее. Скорее бы уж все кончилось!
Услышав разговор родителей, в комнату вбежала Альма:
– Папочка, это ты взял ее?
– Кого взял?
– Розалину.
– А зачем мне было ее куда-то брать? Может, она сама пошла погулять? Поищи как следует, – Алан чувствовал жесткое прикосновение куклы к своей груди.
– Я могу вообще больше ничего не есть – только бы она вернулась домой, – со слезами на глазах и в голосе проговорила Альма и снова бросилась на поиски куклы.
Алан вкратце передал жене свой разговор с мисс Летеринтон и то, что он вычитал в библиотеке. Затем он вынул Розалину из-за пазухи.
– Нам надо как можно скорее избавиться от нее, – твердым голосом проговорила Джоан, забирая куклу из рук мужа. – Все это сплошная чушь, ничего особенного. Но как только я увидела ее в первый раз, ты помнишь, я сразу же почувствовала что-то недоброе. Да и какая это кукла – так, кусок деревяшки!
Она провела рукой по жесткой, корявой голове куклы – неожиданно пальцы пронзила резкая, острая боль, словно она укололась обо что-то. То ли от раздражения, то ли случайно, а может, почему-то еще, она, резко взмахнув рукой, швырнула куклу в пылающий камин.
Дикий вопль, казалось, надвое расколол доселе мирную атмосферу комнаты:
– ЖЕСТОКИЕ! НЕНАВИЖУ ВАС! ЖЕСТОКИЕ!..
Где-то в доме закричала Альма…
Джоан и Алан так и не поняли, были ли это слова, произнесенные их собственным ребенком или кем-то еще. У них не было времени всерьез задуматься над этим, потому что в ту же минуту в комнату вбежала Альма и опустилась на колени перед пылающим очагом.
– Розалина! – позвала она. – Розалина…
И хотя огонь в камине полыхал уже несколько часов, комнату окутал мертвящий холод.
Дж. Рэмсей Кэмпбел
ОБЕЩАЮ ОТВЕТИТЬ
– Как-то я специально содрала у себя ноготь, чтобы посмотреть, что под ним, – сказала Вив.
В теплом вечернем воздухе жужжала пчела.
– И что же? – спросил наконец Джек.
– Было чертовски больно.
Прорывавшиеся сквозь открытое окно палаты лучи солнца столкнулись с металлической тележкой, которую катила медсестра, и словно подожгли ее; Вив пискнула и зажмурилась. Перед глазами продолжало плыть лицо Джека, сидевшего на стуле у стены, чуть подавшись всем телом вперед. Она еще сильнее стиснула веки, словно вытравливая из сознания его образ, поскольку ей очень хотелось, чтобы он поскорее ушел. Мэри, ее подружка, с которой они вместе снимали квартиру, сегодня вечером не пришла, а Тони, увидев рядом с кроватью Джека, почти сразу же удалился, раздраженно хлопнув дверью.
Она открыла глаза – Джек сидел на прежнем месте. Пчела, прилетевшая со стороны кладбища, что расположилось у подножия Мерси-хилл, озабоченно копошилась в букетах цветов, которые украшали прикроватные тумбочки. Медсестра, извинившись перед пациентом за то, что вынуждена измерять ему температуру в присутствии посетителей, встала и прихлопнула насекомое. Несколько человек в палате зааплодировали, кто-то рассмеялся, другие продолжали негромко разговаривать.
– Неплохой удар, – вяло произнес Джек. Его замечание повисло в воздухе.
– Да, чуть не забыл, – сказал он немного спустя, – сегодня утром увидел такое чудное объявление. – Он сунул руку в карман своего дождевика и вынул из него вечерний номер «Брайчестер геральд»– он сотрудничал с этой газетой – и сложенную вдвое страничку из записной книжки.
– Послушай: «Чуждый условностям светский мужчина желал бы познакомиться с девушкой, отдающей предпочтение не внешним данным, а интеллектуальным качествам, лишенной консервативных установок и имеющей тягу к приключениям. Любая девушка, которая считает, что она располагает возможностями удовлетворить его запросы, может написать». Здесь есть адрес, это где-то на Мерси-хилл, и приписка: «Обещаю ответить».
Подавив зевоту, Вив скользнула взглядом по листку бумаги, хихикнула по поводу «возможностей удовлетворить»:
– Ну-ка, дай посмотреть, – и тут же воскликнула: – Да ведь это ты сам написал!
– Я переписал ее с объявления в офисе Купера. Мог и оригинал принести – он отпечатан на машинке, – но буквы там пляшут так, словно у него пальцы отваливались. Думаю, в «Геральде» оно появится в пятницу; Купер сам толком не понимает, зачем согласился его напечатать.
– Интересно, кто же на него откликнется?
Прозвенел звонок – время посещения больных заканчивалось.
– А почему бы тебе не ответить? – Он наклонился, чтобы поцеловать девушку в лоб; та не сопротивлялась. Она смотрела ему вслед – он неуклюже шел по палате, столкнулся с медсестрой, покраснев, принялся извиняться, задел плечом ширму, отгораживавшую стоявшую у самых дверей кровать, и, наконец, побледнев, вышел в коридор. За окном щебетали птицы, где-то резвились и кричали, дети. Вив повернулась, чтобы выхватить из рук соседки по палате – Мэвис – свой журнал, который та как раз брала с тумбочки.
– Не бойся, не съем же я его, только почитаю, – сказала Мэвис, отводя руку с журналом подальше.
Вив попыталась дотянуться, пока не услышала упрек медсестры:
– Так ваш аппендикс никогда не заживет. – Женщина укоризненно посмотрела на обеих девушек, подошла к другой соседке Мэвис и поинтересовалась ее самочувствием.
– Мне немного лучше, – ответила та со слабой улыбкой на лице, тут же сменившейся болезненной гримасой.
Вив высунула язык, явно адресуясь к энергичной, бодрой медсестре. Мэвис хихикнула и зашептала:
– А кто этот красавчик, что приходил к тебе? Не Джек – он такой, каким ты его и описала – а тот, другой?
– Кто, Тони? Он не красавчик, а чудовище. И у него одна половина лица выше другой.
– Нет, правда? – обе снова захихикали. – Значит, ко мне он повернулся своей лучшей половиной, – затараторила Мэвис.
Успокоившись, она снова раскрыла журнал, а Вив с кривой ухмылкой на лице стала вспоминать стычку Тони с Джеком, происшедшую рядом с ее кроватью.
«Я не для того сюда добирался, чтобы оказаться на заседании избирательной комиссии!» – сказал тогда Тони, а уже перед уходом бросил Джеку: «На твоем месте я бы здесь не засиживался», на что Джек ответил: «О, даже и не знаю». Тем самым он ясно доказал, что исчерпал весь запас своего остроумия, когда в ответ на точный бросок шара, который удался Вив полтора месяца назад в кегельбане, воскликнул: «Виват, Вив!» В общем-то Тони был неплох; жалко только, что обиделся он, а не Джек. Впрочем, парней кругом и кроме них хватает.
– Почему бы не послушать радио? – заявила Мэвис, которую отвлекли от чтения голоса медсестер, помогающих старой леди подняться с постели.
Девушка сощурилась от бликов вечернего солнца, играющих на чистых белых стенах, и фыркнула, почувствовав исходивший от кровати старухи запах эфира. Обе нацепили наушники и услышали концовку последних известий; голос диктора сообщал, что сегодня в районе Манчестера было обнаружено тело шестилетней девочки, которая три дня назад пропала из дома.
– Боже, какой ужас, – проговорила Вив. – Подумать страшно, какие страдания ей пришлось перенести. Таких людей надо расстреливать.
Обе подавленно смотрели друг на друга, пока Вив не воскликнула:
– Слушай, вот классная песня!
Они прослушали еще несколько записей, потом сестра отключила радио.
– Пожалуй, в туалет вы теперь можете ходить одна, – сказала она Вив, заметив на ее лице ответный неистовый взгляд.
Возвращаясь, Вив чувствовала себя так, будто ее распилили надвое; она кусала губы, готовая вот-вот разрыдаться. По мере того как в больнице зажигали свет, сильнее сгущавший сумерки за окном, она стала замечать как с других кроватей на нее смотрят несколько пар по-старчески спокойных глаз. Она сжала зубы и вцепилась в спинку кровати. Залезая под одеяло, Вив краем глаза заметила, что за оконным проемом, прорубленным в холодной белой стене, подкрадывается теплая вечерняя мгла. Поверх подоконника виднелось расположенное в низине кладбище с белыми крестами, похожими на меловые рисунки на темном фоне; бледная фигура в кресле-коляске медленно двигалась от кладбища в сторону одиноко стоящего дома. Ей на ум пришли мысли о старости и болезнях, и она решила, что лучше вообще умереть молодой.
– Я собираюсь переехать к Рою, – сказала Мэри.
Вив взглянула через кровать на Джека; она чувствовала, что эта фраза предназначалась именно для него – чтобы проверить его реакцию. Обе девушки демонстративно его игнорировали, и он сосредоточенно промокал лоб носовым платком, разомлев в палате, которая купалась в лучах заходящего солнца, чуть прислушиваясь к отдаленному скрипу тележки сестры и бросая голодные взгляды в сторону лежавшей на тумбочке Вив пачки сигарет. Сейчас, чтобы хоть как-то скрыть смущение, он пялился на склон Мерси-хилл. Вив с любопытством его разглядывала. Когда же приглушенный гул голосов, доносившийся с других кроватей, стал нарастать, она сообразила, что продолжения от Мэри не последует.
– Ты это серьезно? – спросила она.
– Да, на этой неделе переезжаю.
– Но ведь вы знакомы всего месяц! – Вив даже повысила голос. Джек еще ниже склонил голову; несколько человек удивленно посмотрели на них. – Зачем тебе?
– Трудно сказать. В любом случае отказать я ему не могу. Да и потом, другого шанса может и не представиться.
– А как же я? – пронзительно закричала Вив. – Ведь одна-то я не потяну аренду такой квартиры! Вот ты какая оказывается. А вот если бы ты меня попросила, я бы осталась.
– Пожалуйста, да. Извини, Вив. Я и сама не рада, что так получилось. Но я люблю Роя. Тебе этого не понять.
– Иди ты к черту! – В голосе Вив чувствовалась близкая истерика.
Сестра хмуро взглянула в ее сторону и скрылась за ширмой у последней кровати.
Мэри ушла. Джек наконец поднял голову.
– Э-э… – начал он.
Стоявшая у него за спиной сестра наклонилась над постелью Мэвис и, судя по лицу девушки, сообщила ей нечто приятное. Вив скользнула взглядом по небольшим группам людей, собравшимся вокруг других кроватей и тихо нашептывавшим своим близким слова утешения.
– Купер не стал печатать это объявление, – пробормотал Джек. – Не ожидал от него такой прозорливости.
– Ну тогда я сама отвечу на него, – проговорила Вив, борясь с охватившей ее депрессией, после чего вынула из тумбочки листок Джека. Усилие оказалось для нее довольно болезненным, но она решила не раскисать в присутствии Джека.
– Значит, «Дорогой…» – а дальше как? Я же не знаю его имени.
– Дорогой друг.
– Да. «Дорогой друг. Я была рада прочитать ваше объявл…» А что, если так: «Ваше объявление зажгло во мне огонь надежды, поскольку я и сама давно ищу чуждых условностям отношений – нет, лучше желаний, желаний, – но до сих пор все мои искания были тщетными, – Вив хихикнула, но продолжала писать. – Несмотря на свой достаточно богатый опыт, я так и не встретила настоящей любви».
Джек задвигал невидимым смычком по струнам воображаемой скрипки.
– Сильновато, ты не находишь?
– Нет-нет, сильно – значит искренне. Так, а как закончить? «Я сердцем чувствую, что мы сможем установить такие отношения, которые удовлетворят нас обоих».
Вив цветисто расписалась – ручка чуть дрогнула, потому что в этот момент пронзительно зазвенел звонок. Посетители разом перешли на скороговорку, в любой момент ожидая, что сестра попросит их удалиться.
– Подожди, – сказала Вив. – Сейчас я надпишу конверт, и ты его опустишь в ящик.
– Я не уверен, что отправлю его.
– Ну подожди минутку, это же быстро.
– Ты что, в самом деле считаешь, что я стану отсылать такое? А что, если он отнесется ко всему этому серьезно?
– Это будет даже интересно. Впрочем, едва ли он так отреагирует. На конверте ведь будет обратный адрес больницы. Это просто так, для смеха.
– В таком случае, ты должна подумать о том, как на него подействует подобное послание. Ведь он, наверняка, очень одинок.
– О, ну хватит об этом, – сказала Вив и сунула письмо под кипу журналов, валяющихся у нее на тумбочке.
– Я могу его взять?
– Нет, оно мне понадобится, – девушка снова закрыла глаза, когда он поцеловал ее. Ей не хотелось видеть его.
Когда посетители ушли, газеты были развернуты, а подушки взбиты, Вив сказала Мэвис:
– Знаешь, Мэри бросила меня.
– Я так и подумала. А я завтра выписываюсь.
– Правда? – Вив уже приняла решение. – Скажи, ты все так же намерена уйти от родителей?
– Ну, даже и не знаю…
– Кончай, Мэвис, пожалуйста. У меня освобождается половина квартиры, а одной мне ее не потянуть. Арендная плата совсем небольшая – твоей зарплаты в магазине хватит с лихвой.
– Если ты в состоянии содержать себя, они не вправе заставить тебя остаться.
– Я знаю.
– А я не хочу оставаться одна.
– Я не знаю. Вив. Мне бы хотелось…
Подозрение закралось в душу Вив:
– Тебе не нравятсятвои родители, так ведь?
– Конечно нет.
– Ну так в чем же дело?
– Вчера я обо всем сказала родителям. Был жуткий скандал.
Приближающаяся гроза прилепила простыни к влажным ногам Вив. В неестественном сумраке поблескивали кладбищенские кресты.
– Не волнуйся, – сказала она. – Как только переберешься ко мне, сразу почувствуешь себя свободнее.
– Интересно, что они сейчас чувствуют? – вмешался Джек.
– Кому какое дело! – резко проговорила Мэвис. – Отец постоянно занят своими счетами, а мать не вылезает из женского клуба. Оба так заняты, что за все это время только два раза навестили меня здесь. Они считают, что я способна сама о себе позаботиться. Что ж, теперь я им покажу, как далеко способна зайти.
– Ну вот видишь! – с триумфом в голосе воскликнула Вив. – Так когда тебя ждать?
– Завтра, если ты тоже завтра выпишешься. А сейчас я пойду – надо еще упаковаться. Ой… я совсем забыла про твое письмо, но вчера вспомнила и сразу же отправила.
– Тони мне тоже написал, – объявила Вив. – Говорит, что хочет остаться единственным мужчиной в моей жизни. Ну, с него станется.
– А квартирка твоя для двоих как раз, – проговорила Мэвис. – Ладно, завтра увидимся.
– Привет, Мэвис. – Взгляд Вив скользил по склону холма, теперь она ждала вопроса Джека. В обманчивой игре света ей показалось, что одно из каменных надгробий сдвинулось, закачалось и чуть приподнялось. Она отвернулась от Джека и посмотрела вслед выходившей из палаты Мэвис. Когда девушка приблизилась к стоявшей у двери ширме, та неожиданно буквально разломилась надвое и из-за нее вывалился старик, беззвучно шевелящий губами. Словно сговорившись, к нему сразу же бросились медсестры, засуетились, забегали вокруг, держа в руках разные инструменты. Вив невольно засмотрелась на происходящее; за ее спиной Джек что-то невнятно бормотал. Сурового вида доктор поднял ширму и аккуратно поставил ее позади себя – как лицо простыней закрыл. Старик сидел на пустой кровати и глазел в никуда, а Мэвис вернулась с новостью: «На последней кровати умерла женщина».
– Бог мой, какой ужас, – проговорила Вив. – Надеюсь, мы ее не увидим?
– Я думаю, пока ее не уберут, ширма так и будет стоять. У меня даже мурашки по коже бегают. Представить только, что и нас когда-нибудь ждет то же самое. Мой отец всегда говорил, что надо брать от жизни как можно больше, и в этом я с ним, пожалуй, согласна. Но не может же быть так, чтобы все на этом кончилось – нельзя же, чтобы все вот так кончилось…
– О Мэвис, прекрати! Что ты развела эту загробную тягомотину? – почти прокричала Вив. – Ладно, завтра утром увидимся.
Мэвис выскользнула за ширму и пошла по палате в сторону двери; из коридора доносился скрип колес кресла-коляски. Джек мрачно спросил:
– Что это за письмо?
– О чем ты?
– Ты знаешь. О письме, которое Мэвис отправила за тебя.
– Давно ли ты стал таким любопытным? – спросила девушка. «А в самом деле, почему бы ему не сказать? Пусть хоть раз попробует как-то повлиять на меня!»
– Я ответила на то объявление.
– Не может быть! Разве ты не понимаешь, что он может найти тебя здесь? Не могу же я дежурить возле тебя день и ночь!
– Еще чего не хватало! – взорвалась Вив.
Джек, пораженный, умолк. Скрип колес прекратился почти рядом с ширмой. Наконец Джек произнес:
– Я постараюсь выследить его.
– Что ж, запретить я тебе не могу.
Джек бросился из палаты, а Вив с кривой ухмылкой посмотрела ему вслед.
«Похоже, сегодня все покидали ее. Ну что за черт!»
Скрип, почти плач колес затих где-то в отдалении. Гроза, похоже, прошла стороной.
Вив проснулась на рассвете, уверенная, что слышит какой-то необычный звук. Ей были видны палата, пустая кровать у двери, контуры лежащих под одеялами тел, которые изредка переворачивались, шевелились, подобно обитателям ожившего и чем-то потревоженного морга. Девушка лежала, закрыв глаза и пытаясь уснуть, одновременно продолжая прислушиваться. Где-то дальше, через коридор, громко кашлянули, в туалете загромыхала вода в бачке. Потом она услышала скрип колес – коляска медленно двигалась в ее сторону. Она никак не могла определить расстояние, ей казалось, что она еще спит. Девушка натянула одеяло на голову, но звук достал ее и там, а вместе с ним удушающие запахи какой-то мази и дезинфекции.
Колеса продолжали тихо подкрадываться, а затем резко остановились. Она была уверена, что над ней склонилась какая-то тень, но никакая сила на земле не могла бы сейчас заставить ее отбросить одеяло и открыть глаза. Ей казалось, что она различает тяжелое дыхание, словно у человека был раскрыт рот; новая мощная волна дикой вони готова была вывернуть ее желудок наизнанку. Еще секунда, и она закричит, переполошив всю больницу. В этот момент фигура чуть отодвинулась; девушку захлестнул очередной прилив удушающего запаха и ей почудилось, что она услышала слабое поскрипывание, – фигура определенно усаживалась обратно в коляску.
«Что же она сейчас делает? Где она? Рядом с ее тумбочкой?» Прежде чем Вив успела набраться храбрости и что-то делать, звук колес стал удаляться тихо, со зловещей осторожностью. Когда он наконец смолк совсем, Вив откинула одеяло и села. Палата оказалась такой, какой она ее себе и представляла: безмолвные, скорчившиеся контуры тел, кто-то подергивается, видя дурной сон, откуда-то доносится похрапывание.
На короткое мгновение ей показалось, что двери палаты чуть качнулись и за их застекленными створками мелькнуло бледное лицо, точнее голова, тут же скрывшаяся за стеной, словно уносимая вращающимися колесами.
«Наверное, опять игра света», – подумала Вив. Она взглянула на тумбочку; к ящикам никто не прикасался, на крышке тоже не было ничего необычного: стакан, бутылка лимонада, под ней письмо Тони. Единственный бодрствующий в этом сонном царстве человек – Вив – поежился и снова уснул.
– Мне очень нравится эта квартира, – проговорила Мэвис. – Ты была права: здесь я чувствую себя гораздо свободнее.
– До нашего ухода у тебя еще есть время распаковаться. Можешь воспользоваться вот этим шкафом – раньше он принадлежал Мэри.
– Это было бы чудесно. Только кое-что здесь надо помыть, постирать – раньше я никогда не ходила в прачечную. Но, думаю, все будет в порядке. А где моя кровать? О, прекрасно. Ты не находишь, что они стоят слишком близко друг к другу? Надо будет их немного раздвинуть. Я совсем не умею обращаться с кухонной плитой, ты мне все объяснишь. А это ванная? Бог мой, Вив, да какая же ты грязнуля! Ты что, никогда ее не моешь?
– Можешь помыть, если тебе так хочется.
– Знаешь, мне кажется, эти обои слишком мрачные. Да и отклеились в нескольких местах. Может, купим новые? Уверена, кто-нибудь поможет нам их наклеить. Джек в таких вещах что-нибудь соображает? Ну да, ты не знаешь. Слушай, тебе не кажется, что у этих занавесок несколько странный вид? Ты их что, из одеял сделала?
– Да, я сама их сшила, – сказала Вив. – Купила материал и сшила. Мне они нравятся.
Мэвис хихикнула.
– Что это тебя разобрало? – требовательным тоном спросила Вив, но Мэвис лишь набрала в грудь побольше воздуха и снова зашлась в смехе.
«Да, – подумала Вив, – со временем она может порядком начать действовать и мне на нервы».
– Слушай, Мэвис…
Неожиданно раздался дверной звонок, прозвучавший так, будто у него внутри что-то перекосилось. Мэвис давилась смехом. Вив поглядела на нее и открыла Дверь.
– Слава Богу, ты на месте, – проговорил Джек.
– А, это ты. Мэвис как раз распаковывает вещи.
– Если хотите, могу помочь. Но мне надо с тобой поговорить.
– О чем это? – с откровенной скукой в голосе спросила Вив, закрывая дверь и посматривая на часы: половина восьмого, а они с Мэвис обещали быть в кегельбане к восьми.
