Текст книги "Свободен для любви"

Автор книги: Ричард Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 16

Вторым событием, осложнившим наши отношения с сестрой Плюшкиндт, стал тот самый ужин в ее домашнем кругу.

– Мамочка и папочка у меня просто душки, – поделилась она со мной по дороге в Митчем, куда мы катили на моей заслуженной «Доходяге Хильде».

– Не сомневаюсь.

– Правда, папочка иногда может отколоть что-нибудь разэтакое. Ты уж прости ему его причуды, ладно? Это с ним после увольнения из армии началось. А мамочке в такую погоду иногда артрит докучает. Но они тебе понравятся, вот увидишь. Ты только будь самим собой.

Плюшкиндты обитали в скромном на вид домике с небольшим садиком, который был усажен подстриженными в виде конских голов тисовыми кустами; у крыльца красовалась изящная медная пушечка, а табличка на двери гласила:

ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА

ГЛАВНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ

Сестра Плюшкиндт нажала кнопку звонка, чем произвела эффект бомбы, разорвавшейся в зоопарке. Так, во всяком случае, мне показалось, когда со всех сторон грянули заливистый лай, дикое мяуканье, а потом и человеческие вопли. Признаться, громкое царапанье в дверь заставило меня струхнуть: уж не пара ли голодных львов пытается до меня добраться?

– Я просто обожаю зверюшек, – кротко призналась сестра Плюшкиндт.

Дверь резко распахнулась, и два огромных датских дога, вырвавшись на свободу, прыгнули на меня и принялись с радостным визгом вылизывать мне лицо, словно оно было вымазано патокой.

– Ирод! Гарибальди! Сидеть! – послышались крики. – Оставьте доктора в покое!

– Не бойся, – улыбнулась сестра Плюшкиндт. – Они еще маленькие.

Я с ужасом представил, до каких размеров вымахают эти чудовища, если они еще щенки.

Догов оттащили, но они продолжали влюбленно таращиться на меня, старательно виляя хвостами. Будь я датским догом, я бы, наверное, тоже завилял хвостом. Сестра Плюшкиндт провела меня по коридору в гостиную, стены которой были почти сплошь увешаны армейскими фотографиями, а свободное от них пространство занимали два скрещенных палаша и огромная тигриная шкура. В углах под стеклянными колпаками красовались шлемы британских колониальных войск. Гостиная была до отказа забита людьми и животными. Повсюду так и кишели собаки, на всех подушках сидели и лежали кошки, на подоконнике порхали какие-то птахи, а на камине высился аквариум с рыбками. Посреди лающего, мяукающего и щебечущего царства как-то особняком смотрелись тощий седоусый полковник в отставке, темноволосая дородная дама в фиолетовом платье и молодой человек с девушкой, поразительно похожие на сестру Плюшкиндт.

– Здравствуйте, дорогой доктор, – проворковал полковник, подступая ко мне с дружески протянутой рукой. – Страшно рады познакомиться с вами! Эдна столько про вас рассказывала.

А я, признаться, и не подозревал, что сестру Плюшкиндт так зовут.

– Позвольте представить вам мать Эдны!

– Дочь мне про вас все уши прожужжала, – с улыбкой сказала миссис Плюшкиндт, обмениваясь со мной рукопожатием.

– Йен меня зовут, – представился молодой человек. – Я на Би-би-си служу. Рад, что вы пришли, доктор. А это Джоан. Мы – брат и сестра Эдны.

– Просто замечательно, что вы смогли прийти, – расцвела улыбкой Джоан. – В последнее время мы все только про вас и говорили.

Я почувствовал закипающее раздражение. Надеялся спокойно поужинать, а угодил на собрание семейного клана.

– Фу, Кромвель! – осадила Джоан вертлявого фокстерьера, который старательно пытался прокусить мне лодыжку. – Неужели ты и вправду хотел куснуть доктора? Противная псина! Убью! – И она любовно потерлась носом о собачью морду. – Прелесть, не правда ли?

Я воздержался от правдивого ответа, поскольку меня так и подмывало поддеть гнусную тварь ногой. Кромвель, почувствовав мое желание, свирепо оскалился.

– Завтра у него свадьба, – пояснил Йен. – Он очень волнуется.

– Пойдемте, я угощу вас коктейлем, доктор, – позвал полковник, потирая руки. – Или мне лучше называть вас Ричард?

– Как вам угодно, сэр, я не против.

Почему-то моя реплика вызвала бурю восторга.

Мы прошествовали в столовую и расселись. Не прошло и нескольких минут, как я уже стал своим в доску. Ехал я в полной уверенности, что встретят меня с крайним подозрением, тогда как на деле папаша Эдны отнесся ко мне как к посланцу фирмы по организации лотерей, который принес ему главный выигрыш. Разговоры за ужином вращались вокруг одной-единственной темы: как и многие другие, Плюшкиндты были свято убеждены, что с врачом надо беседовать исключительно о болезнях. Сначала отставной полковник развлекал меня красочным рассказом о долго не заживавшей ране в ягодице, которую заполучил в бою под Дюнкерком. Несколько раз старый вояка порывался продемонстрировать мне шрам, и мне стоило больших усилий его удержать. Миссис Плюшкиндт вторила супругу, смакуя подробности недавно перенесенной операции по поводу удаления желчного пузыря. Джоан же просто извелась, тщетно пытаясь похвастать перенесенным в детстве карбункулом, из которого каждое утро выдавливали гной.

Первым не выдержал Йен. Обхватив голову руками, он глухо простонал:

– Только не это, Джоан.

Все посмотрели на него с изумлением.

– Но ведь Ричард – доктор! – напомнила Джоан.

– Да, но я не доктор, – пробормотал Йен, залпом осушая свой стакан. – Меня уже просто мутит от ваших россказней. – Бедняга и вправду позеленел. – Если не прекратите, меня сейчас вырвет. Ей-богу!

Плюшкиндты переглянулись, точь-в-точь как разудалая компания холостяков, которую нежданный приход священника застал в разгар смакования особо скабрезного анекдота.

– Совершенно не переношу такие разговоры, – продолжал Йен. – Это один из моих закидонов. У меня их целый ворох. Я боюсь высоты, боюсь застрять в метро, но больше всего страшусь задохнуться во время сна. Я просто соткан из таких комплексов. А началось все, когда предки отдали меня в эту паршивую частную школу…

И он углубился в пространное повествование об истории возникновения и развития своего невроза.

А вот сестра Плюшкиндт в течение всего вечера почти не раскрывала рта. Когда веселый ужин подошел к концу, женщины встали из-за стола и, поблагодарив нас с полковником за общество, удалились. Йен последовал за ними, бормоча, что должен прилечь. Полковник достал из серванта графинчик вина и с торжественным видом водрузил на стол.

– Это славный добрый портвейнчик, который я припас с армейских времен, Ричард. Думается, он тебе понравится, мой мальчик.

– Спасибо, сэр, вы очень добры. Надеюсь, вы его не специально для меня откупорили?

– А почему бы и нет, Ричард? Как-никак встреча у нас сегодня особая. – Он неожиданно крякнул от удовольствия. – Сигару хочешь?

– Благодарю вас, сэр.

Я впервые почувствовал, какие неожиданные прелести таит в себе моя профессия, если даже шапочное знакомство с медсестрой оборачивается столь сказочным приемом в ее родном доме. Закурив сигару, я блаженно развалился в мягком кресле, едва не раздавив какого-то драного кота.

– Брысь, Навуходоносор! – строго шикнул на него полковник. – Чуть доктора не напугал, паршивец!

Кот обиженно заурчал и сиганул на подоконник, распугав при этом целую стаю попугаев, канареек и каких-то полуоблезлых воробьев.

– Ткачики, – горделиво промолвил полковник, перехватив мой взгляд. – Из Индии привез.

Я изобразил интерес.

– Джавахарлал с Брахмапутрой недавно птенцов вывели, – со вздохом продолжал полковник, – но не уберегли, вот… Навуходоносор сожрал.

Молодец, подумал я. Жаль только, что не Кромвеля… Мои мечтания прервал голос полковника.

– Ты ведь, кажется, совсем недавно познакомился с Эдной? – спросил он.

– Да, сэр, всего несколько месяцев назад.

– Ничего, – произнес полковник, подмигивая. И вдруг в очередной раз ни с того ни с сего разразился смехом. – Все нормально.

Я тоже хихикнул, не желая показаться невежливым.

– Расскажи мне немного про свою работу, – попросил он. – У тебя ведь, судя но всему, блестящая карьера.

– Ну, не совсем, – сконфузился я, втайне польщенный. – Даже рассказывать-то еще особенно нечего. Получил диплом, позанимался общей практикой, потом снова вернулся в больницу Святого Суизина. В родные пенаты, так сказать. Но я твердо рассчитываю сделаться штатным хирургом.

– Замечательно!

Полковник Плюшкиндт подлил мне еще портвейна. Мы дружно выпили.

– Можно, Ричард, задать тебе… э-э… вопрос личного характера? – осведомился он.

– Конечно, сэр, – ничего не подозревая, ляпнул я. – Спрашивайте о чем пожелаете. – Впоследствии-то, конечно, я понял, что поторопился.

– Сколько ты… э-э… зарабатываешь?

– О, тут никакой тайны нет, – расхохотался я, уже находясь во власти хмельных паров. – Пока-то нас, разумеется, сэр, в ежовых рукавицах держат. За жилье и еду, правда, нам платить не приходится, ну а наличными выходит триста фунтов в год. Впрочем, года через четыре я уже должен зарабатывать больше тысячи.

Полковник обдумывал мои слова, сосредоточенно попыхивая сигарой.

– Что ж, – в конце концов согласился он, – для начала, наверное, это и неплохо.

– Да, сэр, – охотно поддакнул я, готовый в эту минуту согласиться с чем угодно.

– Впрочем, сейчас тебе, должно быть, деньжат не хватает, верно? – добавил полковник. – Как-никак кольца придется покупать и все прочее.

– Кольца? – недоуменно вылупился я.

О каких кольцах болтает этот отставной служака? Для своих дурацких птиц, что ли? Нет, при чем тут я… Может, о гимнастических? Тоже вряд ли. Я последовательно отверг также кольца Сатурна, годичные и парашютные, когда полковник наконец пояснил:

– Мать настаивает на бриллиантовых, – и глупо захихикал.

Тут меня осенило. Пол вдруг закачался, портвейн во рту мигом вскипел, а сигара, торпедой вылетевшая из моей руки, угодила прямо в нос мирно дремавшему Кромвелю, который с истошным визгом подскочил до потолка и подозрительно уставился на меня.

– Полегче, дружок, полегче! – засуетился полковник, заботливо хлопая меня по спине. – Не в то горло проскочило, да?

Прошла целая минута, прежде чем я смог выдавить:

– Портвейн… слишком крепкий, наверное.

– Да, – с гордостью закивал полковник. – Слабого не держим, мой мальчик. Ха-ха-ха! Ну ладно, пойдем, с семьей пообщаемся.

Я слепо засеменил за ним в гостиную, выглядя, должно быть, как Йен во время очередного закидона.

Остаток вечера я просидел как в тумане. Словно отходил от глубокого наркоза. Джоан выразила уверенность, что мы подружимся, а Йен настаивал, что я должен непременно познакомиться с каким-то Лайонелом. Папаша без конца показывал мне фотографии с разных войн, а мамаша держала меня за руку, счастливо кудахча и без конца приговаривая, как она рада. В конце концов она не выдержала и разрыдалась. Жирный кот – то ли Кришна, то ли Рабиндранат – устроился у меня на загривке, а паршивый Кромвель надул лужицу у самой моей ноги.

– Значит, он тоже вас полюбил! – радостно заявила Джоан, хлопая в ладоши.

Немного придя в себя, я сослался на головную боль, флюс, колики, бессонницу и ночное дежурство и под разочарованные возгласы начал прощаться. Однако свободу мне удалось купить лишь ценой обещания приехать в воскресенье к чаю и познакомиться с тетями, дядями, а также бывшими сослуживцами полковника.

По пути в больницу Святого Суизина сестра Плюшкиндт заботливо укутала меня шарфом.

– Бедненький Ричард, – проворковала она, – папочкин портвейн и вправду крепкий. Но не переживай, ты очень понравился всем моим домочадцам. Пора ведь было, чтобы они все про нас узнали, да?

Глава 17

Едва вернувшись в больницу, я сломя голову влетел к Гримсдайку.

– Господи, что случилось? – ошарашенно спросил он, вскакивая с кровати, на которой безмятежно возлежал в атласном малиновом халате. – На тебя набросился призрак пациента, которому ты отрезал не ту ногу?

– Выпить! – потребовал я, бессильно плюхаясь в кресло. – Скорее!

– Изволь, старина. Ты так мерзко выглядишь, что, пожалуй, и я пропущу стаканчик с тобой за компанию.

Отложив книжку, Гримсдайк полез в комод, предусмотрительно установленный в каждой из наших комнат, и достал из него бутылку джина. Затем принес из ванной второй стакан – явно для полоскания зубов – и налил нам обоим. Дождавшись, пока я осушил свой стакан, Гримсдайк вставил в глаз монокль и торжественно произнес:

– Теперь расскажите доктору все!

Я поведал ему свою горестную историю, но гнусный негодяй только покатился со смеху.

– Лично я ничего смешного тут не нахожу, – обиженно сказал я. – Держался с этой гусыней как настоящий рыцарь и вот что получил взамен! Не успел и глазом моргнуть, как все эти полковники, невротики и фокстерьеры начали хлопать меня по спине, писать мне на ноги и заверять, как, мол, славно, что скоро я вступлю в их дурацкую семейку! И что, черт побери, она могла им всем порассказать?

– Да, старина, влип ты по самую макушку, – еще больше развеселился Гримсдайк.

– Как будто я без тебя этого не знаю! – огрызнулся я. – Вопрос в том, как, черт возьми, теперь выпутаться из этой передряги?

Гримсдайк отхлебнул из своего стакана.

– По-моему, проще всего взять и жениться на этой милой девушке.

– Жениться! – Мне показалось, что я ослышался. – Ты сказал – жениться? Ты что, совсем рехнулся? Ты хоть видел ее родственничков? На тебя наскакивали датские доги? Навухо… Недоносок и Гризлипальди. А от двух или трех сотен их котов вонища стоит, как в коровнике. Нет, я с этой шайкой в один океан не войду!

– Выпей еще, – примирительно предложил Гримсдайк.

– Спасибо. Налей, пожалуйста.

– Предположим, ты все же женишься на сестре Плюшкинд… – задумчиво продолжил он.

– Дт, – поправил я. – Плюшкин-дт.

– Хорошо, Плюшкиндт. Так вот, самое страшное – первая встреча с семьей – для тебя уже позади. Другие, наоборот, шли знакомиться со счастливыми слюнями и распростертыми объятиями, а пару минут спустя их уже вышибали под зад коленкой. Ты же ухитрился провести этих милых людей и каким-то непостижимым образом произвел самое благоприятное впечатление.

Я свирепо зарычал. Гримсдайк сделал вид, что не заметил моего гнева.

– Далее, как справедливо заметил наш ветеран, вам понадобятся кольца. Медяшки, которые дружка вечно теряет у церковного алтаря, стоят пару фунтов, вы же выберете дорогие золотые кольца. Тебе придется оплатить и объявление в «Таймс», после чего твой почтовый ящик несколько недель кряду будет ломиться от предложений услуг фотографов и цветочных магазинов, а также торговцев противозачаточными средствами. Все твои приятели-холостяки начнут хлопать тебя по спине и поздравлять с подвалившим счастьем, будучи при этом свято уверены, что на самом деле везунчики они, а вовсе не ты. Все станут наперебой предлагать тебе выпить с ними, но тебе будет некогда ввиду того, что придется все свободные вчера просиживать с невестой и обсуждать бесконечные детали свадебной церемонии. К тому времени ты уже окончательно уверишься, что не хочешь жениться, но все пути к отступлению…

– Послушай, может, ты заткнешься? – потребовал я. – Лично мне совсем не до смеха.

Гримсдайк и ухом не повел.

–…отрезаны, – продолжил он, – и шансов уцелеть в неравной битве у тебя примерно столько же, как у корзинки яиц под гусеницей танка. Вскоре ты поймешь, что брак – это вовсе не единение двух душ, а лишь предлог для женщины, чтобы обзаводиться дорогими тряпками и украшениями. Невеста начинает гордо разъезжать верхом, к восторгу родственников и черной зависти незамужних подруг. Разумеется, ее конь – это ты. Или осел, как тебе приятнее. Подружки невесты все как одна будут взяты из сумасшедшего дома – так тебе наверняка покажется. Впрочем, и твоему дружке ее родственники будут рады так же, как Джеку Потрошителю. Твои последние надежды улизнуть развеются как дым, когда на вас обвалится лавина столовых сервизов, вилок, ложек и ножей, пепельниц, кастрюлек и прочей дребедени. Взамен тебе придется ночами напролет строчить благодарственные письма, начинающиеся словами вроде: «Дорогой (драгоценный) дядя Огастес! Бесконечно благодарны Вам за бесценный дар» – и тому подобное. – Гримсдайк осушил стакан, подлил себе еще и продолжил: – И вот настал торжественный день. С утра ты еле встаешь с гудящей после тяжелого похмелья башкой, потому что дружка уже приехал. Свадебная церемония в церкви под звуки органа…

Не дослушав его болтовни, я со всего размаха шмякнул стакан об пол и вышел, хлопнув дверью.

* * *

Следующее утро выдалось для меня, пожалуй, самым скверным со времени заключительных экзаменов. Газеты словно задались целью сообщать о разводах, расторгнутых помолвках и брошенных детях. Раздел объявлений пестрел предложениями дешевых обручальных колец. С трудом проглотив невкусный завтрак, я поспешил в свое отделение, видя скрытую насмешку едва ли не в каждом взгляде. Мне даже казалось, что сестры за моей спиной указывают на меня пальцами и хихикают.

Еще хуже мне пришлось в операционной. Вновь, как в мои самые первые дни, все у меня валилось из рук. В конце концов даже всегда выдержанный мистер Кембридж кротко возвел на меня глаза и промолвил:

– Вы не могли бы, мистер Э-ээ, держаться за ретрактор, а не за пупок пациента?

Хатрик хихикнул и наябедничал:

– Он, наверное, влюбился, сэр.

Я с трудом сдержался, чтобы не запустить в него окровавленным тампоном.

Обед показался мне еще более остывшим и несъедобным, чем обычно. Я уже безропотно смирился с неизбежностью. К тому же, в конце концов, сестра Плюшкиндт неплохо готовила, да и заботилась обо мне. Родители ее, слава Богу, не вечны, собак с кошками, птицами и прочей живностью можно будет раздать в приюты и детские дома, а с братом и сестрицей я уж как-нибудь свыкнусь. По окончании обеда я поделился этой мыслью с Гримсдайком.

– Как, жениться на этой лягушке? – изумился он. – Да ты с ума сошел!

– Но ты же сам сказал вчера… – опешил я.

– Господи, я ведь пошутил, – невозмутимо пожал плечами этот проходимец. – Просто твой рассказ о званом ужине так меня насмешил, что я не смог отказать себе в подобном удовольствии. К тому же не можешь ведь ты жениться на медсестре! Она же тебя клистирами замучает!

– Но… что мне делать, черт возьми? – вскричал я. – До сих пор от тебя толку было как от козла молока.

– Совет мой прост, как инфузория-туфелька, старина. Возьми да закрути роман с другой. Неужто ты сам до этого не додумался?

Тем временем в операционную вкатили очередного пациента, и наш разговор прервался. Впрочем, я уже воспрянул духом, и мистер Кембридж остался мной доволен. Кошмарные события последних двух дней настолько вышибли меня из седла, что я даже позабыл про сестру Макферсон.

Засыпал я счастливый. Жизнь снова рисовалась в самых радужных красках.

Глава 18

В тот день я почти не видел сестру Плюшкиндт, потому что мы с Хатриком до самого вечера не вылезали из операционной: грыжи, варикозные вены, липомы, биопсии и цистоскопии шли неиссякаемым потоком. В восемь часов, набросив белый халат поверх заляпанного кровью хирургического костюма, я поспешил в отделение, которое в операционные дни напоминало французские позиции по завершении битвы при Ватерлоо. Перед дверью в «Постоянство» я неожиданно столкнулся с сестрой Плюшкиндт в марлевой маске.

– У меня ангина, – прохрипела она, глядя на меня грустными коровьими глазами. – Я должна уйти.

– Ах, как жалко, – посочувствовал я, с превеликим трудом скрывая восторг. – Но ничего страшного. Я проведу обход с сестрой Саммерс. Сегодня мы с тобой все равно не смогли бы встретиться – мне пришлось провести несколько тысяч операций.

– Только не поручай ничего важного сестре Макферсон, – предупредила меня Эдна. – Она совершенно безответственная. Сегодня утром ухитрилась перепутать касторку с грелкой. И не задерживайся допоздна. Ладно?

Я энергично закивал.

– Пойду в лабораторию, – сказала она. – Тампон возьму. Спокойной ночи, милый Ричард.

– Спокойной ночи. Выздоравливай побыстрее.

На обход я отправился, молясь, чтобы при анализе у нее обнаружились самые устойчивые к пенициллину стрептококки за всю историю науки. Пожелание, конечно, эгоистичное, но сестру Плюшкиндт и вправду следовало изолировать от общества.

Отделение я покинул совсем поздно, прихватив с собой медицинские карточки, чтобы закончить заполнять их уже дома. Проглотив в полном одиночестве холодный ужин, я разыскал в комоде Гримсдайка бутылку пива и уединился в своей комнате. Когда я заполнил последнюю карточку, было уже за полночь, и мои мысли все чаще и чаще уносились к сестре Макферсон. Покидая комнату, я уже составил в голове план: войдя к ней, я нежно ее поцелую и приглашу куда-нибудь пойти в пятницу. Она с восторгом согласится, а уже на следующее утро раззвонит об этом по всей больнице. Я понимал, что подобный поступок не красит джентльмена, но куда было деваться: в данном случае цель, безусловно, оправдывала средства.

Я был рад, застав сестру Макферсон в кухоньке одну.

– Ого, что-то ты поздновато нагрянул, – сказала она. – Все ваши сегодняшние жертвы чувствуют себя нормально. Есть хочешь?

– Фу! – Я поморщился и помахал руками перед носом. – Ты что, матрас сожгла?

– Нет, это, должно быть, табак Джимми Бингхэма. Сколько тебе яиц?

Я насторожился. Теперь я и сам распознал мерзкую вонь бингхэмовской трубки, которую он после каждой трапезы закуривал с видом Гая Фокса [15]15
  Фокс, Гай (1570–1606) – участник порохового заговора с целью убийства короля Иакова I. Заговорщики заминировали здание парламента бочками с порохом.


[Закрыть].

– Ах, так Бингхэм заходил к тебе?

– Заходил? Ха! Да он сожрал целую сковородку!

Осмотревшись, я увидел рядом на столе тарелку с яичными разводами, на которой сиротливо лежали остатки бекона.

– А что, хотел бы я знать, он делает в моем отделении? – требовательно спросил я.

Сестра Макферсон звонко рассмеялась.

– А ты разве не знаешь, что Бингхэм каждую ночь навещает меня здесь после твоего ухода? Я ведь прежде работала в профессорском отделении. Мы с Бингхэмом дружили.

– Ах, понимаю.

Соперника я вообще в расчет не принимал, а узнав, что это не кто иной, как Бингхэм, попросту взбеленился. Посчитав, однако, что в глазах любой нормальной женщины сексуальной притягательности у Бингхэма не больше, чем у десятилетнего мальчугана, я решительно приступил к осуществлению задуманного плана.

– Эй! В чем дело? – резко спросила сестра Макферсон, когда я, нежно обняв ее, попытался впиться в ее губы страстным поцелуем.

– Как в чем? – тупо переспросил я. – Поцеловать вот хотел… А что, нельзя?

– С какой стати? – пожала плечами сестра Макферсон. – Я, кажется, тебя об этом не просила.

У меня отвисла челюсть.

– Да, но ведь еще вчера мы…

– А сегодня я не хочу! – отрезала она.

Я быстро сменил тактику.

– Пойдем куда-нибудь в пятницу?

– Нет.

Такого поворота событий я никак не ожидал.

– Но… почему?

– Потому что я уже обещала Джимми Бингхэму. Он меня часто куда-нибудь водит. А теперь, если желаете выслушать отчет по отделению, мистер Гордон, то я к вашим услугам.

У меня перехватило дыхание.

– Благодарю вас, сестра Макферсон, – пролепетал я. – Докладывайте.

Наутро я встал озлобленный и несчастный. Мало того что Бингхэм фактически приговорил меня, обрекая на жизнь бок о бок с сестрой Плюшкиндт, но и благосклонность к нему сестры Макферсон, как всегда бывает в подобных случаях, сделала ее в моих глазах вдвойне, если не втройне желаннее. Она также положила конец медовому месяцу в наших с Бингхэмом отношениях после моего возвращения в больницу Святого Суизина. Теперь меня все в Бингхэме раздражало. В последнее время он регулярно садился рядом со мной за обеденным столом, причем постоянно пытался завести разговор на больничные темы. Между тем профессиональные беседы во время трапезы были в Святом Суизине строжайше запрещены, а нарушителям нередко приходилось платить штраф. Так вот, за обедом Бингхэм ткнул вилкой в пирог с почками и заявил:

– Похоже, этот бычок страдал гломерулонефритом.

Я состроил страшные глаза и зашептал про штраф, но Бингхэм только пожал плечами:

– Я же про быка, старина. Тем более что, судя по срезу лоханки…

Я не выдержал и показал ему банан. Остаток трапезы Бингхэм провел на противоположном от меня конце стола.

На следующее утро, совершая традиционный обход, я с изумлением обнаружил в своих палатах сразу пять незнакомых физиономий.

– Откуда взялись эти рожи? – спросил я сестру Саммерс. – Еще вчера вечером их здесь не было.

– Их поместил сюда мистер Бингхэм.

– Бингхэм? Но ведь, черт побери, это мои резервные места! На сегодня у нас целых пять резекций желудка намечено! Какое право он имел занимать мои кровати?

– Их отделение было вчера дежурным, – кротко пояснила сестра Саммерс. – Они имеют право распределять больных, когда тех привозит «скорая помощь».

– А что с ними такое?

Сестра Саммерс взяла со стола список вновь поступивших и пробежала его глазами.

– Все положены на обследование.

– На обследование! – взорвался я.

Осмотрев всех пятерых, я убедился, что лишь один страдал от хронического запора, тогда как остальные четверо были абсолютно здоровы.

– Эй, Бингхэм! – позвал я, когда этот негодяй появился в нашем коридоре. – Какого дьявола ты забил мои палаты своими пациентами?

Бингхэм моментально нахохлился:

– Я имел на то полное право, старина.

– Чушь собачья! – фыркнул я. – Все они здоровы как лошади. Держу пари, ты принял их лишь потому, что не мог решить, острый у них живот или нет. А выставить их на улицу как симулянтов ты боялся. Кишка тонка.

– Крайне непрофессиональное замечание, коллега, – процедил Бингхэм, скрываясь в лифте. Он хлопнул дверью, и лифт тронулся с места. На сей раз не застрял, к сожалению.

– Я просто на стенку лезу, – пожаловался я в тот же вечер Гримсдайку. – Этот паршивый Бингхэм – ходячий позор для нашей профессии, а самая очаровательная женщина в больнице тратит на него свои драгоценные ночные дежурства. Чертовски несправедливо.

– Женские вкусы непредсказуемы, дружище. – Гримсдайк с задумчивым видом растянулся на кровати. – Даже не поверишь, на каких орангутанов они порой клюют. Вспомни только свадебные фотоснимки в «Татлере».

– Да, но Бингхэм! Да ведь это настоящий Калибан [16]16
  Калибан – персонаж романтической драмы У. Шекспира «Буря», уродливый дикарь, воплощение темных сил зла.


[Закрыть]. Квазимодо в белом халате!

Гримсдайк вставил в глаз любимый монокль и воззрился на потолок.

– Давай не забывать о нашей главной цели, дружище, – произнес он. – Ты ведь должен прежде всего вырваться из цепких лап Плюшкиндт и ее паучьей семейки. Верно? Для достижения этой цели ты собираешься воспользоваться сестрой Макферсон. Но почему не испытать какой-нибудь другой пестицид? Стены больницы ломятся от хорошеньких медсестричек, которые спят и видят себя в объятиях молодого доктора.

Чуть помолчав, я ответил:

– Откровенно говоря, мне кажется, что я влюблен в сестру Макферсон.

Гримсдайк выпучил глаза, а потом вдруг громко до неприличия захохотал.

– Извини, старичок, – сказал он, утирая слезы. – Просто слишком неожиданно вышло. Ты меня наповал сразил. С психологической точки зрения все объясняется элементарно: ты хочешь утереть нос Бингхэму, отбив у него его пассию. Такое сплошь и рядом случается.

Я замахал руками:

– Ты ничего не понимаешь. Она и в самом деле совершенно изумительная. Умница, прехорошенькая, с прекрасным чувством юмора…

– О, святая простота! – вздохнул Гримсдайк.

– Да и потом, что ты смыслишь в психологии? Ты же в ней – ни уха ни рыла. Больных ты видишь только спящими под наркозом.

Гримсдайк терпеливо усмехнулся:

– Если не веришь мне, давай попробуем наоборот. Начни расхваливать сестру Плюшкиндт перед сестрой Макферсон. Вбей ей в голову, что она может стать разрушительницей семейного очага. Держу пари: она сразу превратится в голодную кошку, перед которой поставили блюдечко сметаны.

Хотя я был не слишком высокого мнения о психологических способностях Гримсдайка, но тем не менее решил воспользоваться его советом. Как-никак Гримсдайк был старше и опытнее меня. И в итоге все получилось даже удачнее, чем я мог ожидать. Навестив сестру Макферсон, я первым делом извинился за свое поведение во время нашей последней встречи, пояснив, что ее невероятная притягательность заставила меня на какое-то время забыть сестру Плюшкиндт, хотя именно к ней должны быть устремлены все мои помыслы. Я лицемерно добавил, что сестра Плюшкиндт – замечательная особа, но мне страшно жаль, что не сестра Макферсон оказалась на ее месте… После чего, набравшись терпения, приступил к долговременной, но планомерной осаде.

Это было в понедельник. Уже в среду сестра Макферсон согласилась, что сходит со мной в ресторан, если я обещаю не говорить ничего Бингхэму, а в пятницу ночью сама пригласила меня поискать какие-то пропавшие вещицы в свою крохотную, но уютную комнатенку. В воскресенье я окончательно решил, что влюблен в нее, а в понедельник в моей голове зародились уже совершенно шальные мысли.

В тот же вечер я признался Гримсдайку, что благодаря его совету мои отношения с Нэн Макферсон наладились. Потом спросил:

– Как считаешь, не пригласить ли ее съездить со мной на уик-энд? За город хотя бы.

– Отличная мысль, – откликнулся Гримсдайк. – Думаю, она тебе не откажет. В крайнем случае наградит оплеухой.

Той же ночью, едва отдышавшись после особенно пылкого поцелуя, я предложил сестре Макферсон:

– Послушай, Нэн, а что, если нам в следующий раз не просто пойти куда-нибудь поужинать, а… – Я судорожно сглотнул. Предложить ей воспользоваться пожарной лестницей я не мог из-за опасного соседства Бингхэма. – Словом, как насчет того, чтобы выбраться куда-нибудь за город, ну и… Понимаешь, к чему клоню, да?

Она изумленно уставилась на меня. Потом кокетливо погрозила пальцем:

– Ах, доктор, ну вы и проказник! Неужели это непристойное предложение?

Я почувствовал, что краснею. Потом пробурчал:

– Лично я ничего непристойного в нем не нахожу. Просто съездим куда-нибудь, подышим свежим воздухом…

– Ступай, Ричард, ночная сестра будет здесь с минуты на минуту.

– Но как насчет уик-энда?

– Посмотрим, – улыбнулась сестра Макферсон, прикладывая палец к моим губам.

– Клянусь, что ни одна душа об этом не узнает, – пообещал я. – Особенно Бингхэм. Надеюсь, ты с ним никуда не ездила? – спросил я, охваченный внезапным ужасом.

Нэн расхохоталась:

– Джимми еще не вырос из пеленок.

– Скажи «да»! – взмолился я. – Я не вынесу ожидания.

– Иди же, Ричард! Нас сейчас застукают!

– Не пойду, пока не пообещаешь.

– Ну, что ж… Ладно, я все равно собиралась купить новую зубную щетку.

– Нэн, милая! Какое счастье…

– Ш-ш! – шикнула она. – И помни: ни гугу.

– Клянусь.

Не чуя под собой ног, я помчался к Гримсдайку.

– Представляешь, Грим? – с порога завопил я. – Выгорело! Она согласилась! На целый уик-энд любовных утех! По крайней мере на ночь, – поправился я.

– Господи, и ты разбудил меня, чтобы поведать о своих гнусных затеях?

– Мне нужен твой совет. Видишь ли, у меня нет ни малейшего опыта в… таких делах. Куда нам ехать? В Брайтон? И как расписаться в книге для посетителей? Смит или Джонс? А вдруг с нас потребуют свидетельство о браке или еще что-то в этом роде…