Текст книги "Королевский пират"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 52 страниц)

Глава 11. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Маргарет вздрогнула и обхватила плечи ладонями.

– Что с тобой? – участливо спросила ее Эбигейл.

– Сама не знаю… Опять это странное чувство… – Марагрет прикрыла глаза. – Я никак не могу понять, что оно означает…

– Расскажи хоть, на что оно нынче похоже, – потребовала Эбигейл.

В течение последнего месяца принцессу едва ли не всякий день внезапно посещало странное, доселе не изведанное ею ощущение. Оно возникало откуда-то извне и сопровождалось то ознобом, то мучительным жаром, то покалыванием по всей поверхности кожи. Душу ее охватывали томление и сладкая грусть. При этом Маргарет не испытывала боли или страха. Только удивление и любопытство, к которым в последние дни стала примешиваться робкая надежда. Она почему-то была уверена, что все эти ее странные ощущения не могли быть навеяны магическими действиями похитителей, а коли так, они скорее всего знаменовали собой какие-то перемены в их с Эбигейл участи.

– Оно теперь гораздо ближе, – пробормотала Маргарет.

– Что?

– То, что на меня так странно действует. Маргарет поднялась с дивана и подошла к круглому иллюминатору. Их каюта располагалась в кормовой части корабля, над рулевой рубкой. Помимо двух коек и мягкого дивана, в ней помещался еще только небольшой столик. Еду им подавал вышколенный пожилой слуга, который за все время их пребывания на корабле не произнес ни единого слова. Девушкам при всем их старании не удалось втянуть его даже в самую пустяковую беседу. Дважды в день, если погода тому благоприятствовала, они выходили на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, подставить лица солнечным лучам и немного размяться.

День ото дня погода делалась все мягче и теплее. Марагрет это удивляло, ведь весна была еще в самом начале. Однако экипаж судна, похоже, воспринимал нараставшую жару как должное. Принцесса заметила, что и солнце в этой части мира всходило гораздо раньше и исчезало за горизонтом позже, чем на их родине. Она поделилась своими наблюдениями с Эбигейл, но та осталась к ним равнодушна.

Маргарет взобралась на свою койку и отворила иллюминатор. Высунув голову наружу, она могла видеть сине-зеленую гладь моря и пенный след, который оставлял на ней их корабль. Маргарет часто проветривала каюту и подолгу глядела в иллюминатор. Она не могла нарадоваться возможности в любой момент отворить оконце и втянуть в себя свежий запах моря. Слишком памятными были для нее тягостные дни заточения в зловонной духоте трюма невольничьего судна и в бараке на острове. Она с болью думала об остальных невольниках, которым повезло гораздо меньше, чем им с Эбигейл. Несчастные ютились в тесном пространстве полутемной нижней палубы, куда почти не достигало дуновение ветра.

Дверь открылась, и на пороге появился Арджин Сваджиан. Этим именем представился девушкам один из похитителей, который каждый день их навещал. Он по своему обыкновению соединил ладони, поднес их к лицу, так что пальцы почти коснулись губ, и поклонился пленницам в пояс.

– Я смиренно надеюсь, что обе вы пребываете в добром здравии. – Это было традиционное приветствие, которое он всегда произносил, входя к ним в каюту.

Человек этот подолгу говорил с Маргарет и Эбигейл о самых, казалось, незначительных предметах и с интересом расспрашивал их о жизни в Королевстве. Он держался с пленницами приветливо и дружелюбно, голоса не повышал, и ласковая улыбка почти никогда не сходила с его узкого смуглого лица. Арджин был среднего роста, сухощав, темноволос и темноглаз, бороду и волосы носил аккуратно подстриженными и облачался в яркие, просторные наряды из дорогих тканей, от которых исходил густой аромат благовоний. Все это делало его похожим на преуспевающего торговца из Кеша или Дурбина.

Поначалу его визиты помогали девушкам развеять томительную скуку целодневного пребывания в тесноте каюты, но через некоторое время обе они стали ими тяготиться. И Эбигейл, и Марагрет чувствовали, что за мягкими, вкрадчивыми манерами этого человека таилась неведомая угроза. Они стали менее охотно отзываться на его вопросы, порой лукавя, намеренно отвечая невпопад и противореча друг другу. Однако Арджин, слушая их, все так же одобрительно кивал и ласково, дружелюбно им улыбался. Он словно давал им понять, что подобными уловками они не смогут помешать ему достичь назначенной цели. Какова была эта цель, оставалось для пленниц загадкой.

Иногда он приходил к ним не один, а в сопровождении другого мужчины, которого девушки заметили на палубе среди пленных в первый день пребывания на корабле. Он тогда заносил сведения о невольниках на вощеную табличку. Имя его было Сарджи. По знаку Арджина он записывал слова Эбигейл и Маргарет на табличку или на свиток пергамента. Говорил он мало и неохотно, и то лишь когда Арджин обращался к нему с вопросами.

– Сегодня я хотел бы услышать от вас как можно больше о вашем дяде принце Аруте, – сказал Арджин.

– Зачем? – насторожилась Маргарет. – Чтобы пойти на него войной?

Арджин по своему обыкновению отнесся к словам девушки с полным спокойствием. Без тени удивления или раздражения он мягко ответил:

– Нас с ним разделяет океан. Вести войну с таким далеким противником было бы слишком трудно. – Сочтя, по-видимому, что своим ответом он раз и навсегда закрыл тему войны с Королевством, Арджин спросил:

– Хорошо ли вы знаете принца?

– Я – нет, – ответила Маргарет.

Арджин никогда не проявлял перед невольницами никаких чувств, но что-то неуловимое в его походке, когда он прошелся по каюте, во взгляде, обращенном к ней, подсказало принцессе, что на сей раз он почему-то остался очень доволен ее ответом.

– Но вы с ним встречались?

– Очень давно. Я тогда была еще ребенком.

Арджин повернулся к Эбигейл.

– А вы когда-нибудь видели принца Аруту? Эбигейл помотала головой:

– Нет. Отец еще не представил меня ко двору.

Арджин произнес несколько отрывистых фраз на своем родном языке, Сарджи кивнул и стал что-то быстро записывать на своей табличке.

Неспешная беседа шла своим чередом. Как и прежде, Арджин не коснулся вопросов, которые задавал минувшим днем, а говорил с пленницами совсем о другом. К полудню Маргарет и Эбигейл почувствовали себя вконец усталыми и опустошенными. Что же до их собеседника, то его, похоже, этот нескончаемый допрос не только не утомил, а напротив, взбодрил и привел в еще более хорошее расположение духа. Слуга принес девушкам обед. Арджин есть не стал. Пленницы напрасно надеялись, что он оставит их одних хотя бы на время принятия пищи. Он с ласковой улыбкой велел им приступать к еде и, пока Маргарет и Эбигейл без всякого аппетита жевали сухари, солонину и засушенные фрукты, запивая все это вином, неутомимо продолжал свои расспросы. Пленницам полагалось съедать и выпивать все, что им приносили. Однажды Эбигейл имела неосторожность отказаться от завтрака. Слуга, который подавал им еду, немедленно доложил о том Арджину. Тот вскоре явился к ним в каюту в сопровождении двух дюжих воинов, один из которых стал держать Эбигейл за руки, пока другой насильно ее кормил. После окончания этой мучительной процедуры Арджин с отечески добродушной улыбкой сказал девушкам:

– Вы должны сохранить здоровье и телесные силы. А для этого вам надо хорошо питаться.

Вскоре после того, как пленницы покончили с едой, Арджин встал, церемонно с ними раскланялся и покинул каюту в сопровождении Сарджи. Маргарет приложила ухо к двери. Она услыхала, как их визитер негромко постучал в дверь соседней каюты и вошел туда. Принцесса опрометью бросилась к переборке и стала изо всех сил напрягать слух, как поступала всегда, когда Арджин посещал их таинственного соседа. Он часто и подолгу с ним совещался. Однако Маргарет, несмотря на все ее усилия, еще ни разу не удалось узнать, о чем они говорили, – те общались между собой на своем родном наречии, которого принцесса не понимала, и произносили слова едва слышно. Таинственный сосед девушек никогда не покидал своей каюты. И никто, кроме Ар джина, никогда к нему туда не входил. Однажды Маргарет словно бы невзначай спросила Арджина, кто занимает соседнее с ними помещение, но тот со свойственной ему невозмутимостью проигнорировал ее вопрос и заговорил о другом. Это лишь подстегнуло любопытство девушек.

Сквозь переборку до Маргарет доносился едва различимый гул голосов, однако слов ей было не разобрать. Принцесса поморщилась от досады, но внезапно по коже ее пробежал озноб, предвещавший появление того странного, таинственного чувства, которому она не могла дать названия. Маргарет сосредоточилась на своих ощущениях и на миг позабыла о разговоре в соседней кабине. Вдруг оттуда донесся встревоженный крик, а вслед за ним – топот шагов. Раздался щелчок. Кто-то распахнул окно. Маргарет подбежала к иллюминатору и выглянула наружу. Она увидела, как из оконца, расположенного рядом, появилась голова в капюшоне. Незнакомец вытянул руку, указывая куда-то вдаль, и крикнул:

– Ше-ча! Я-нист соук, Сваджийан!

Маргарет в ужасе отпрянула от иллюминатора и опустилась на койку. Ее всю трясло, в лице не было ни кровинки. Испуг принцессы тотчас же передался и Эбигейл.

– Что случилось? – побледнев, спросила она.

Маргарет схватила ее за руку и прошептала:

– Эбби, я сейчас видела того, кто там живет. Нашего с тобой соседа! Он… оно вытянуло руку, и я заметила… заметила… – она шумно вздохнула и передернула плечами, – зеленую чешую на запястье и на тыльной стороне ладони! – Глаза Эбигейл наполнились слезами. – Не вздумай только разреветься! – бросила ей принцесса. – Я устала от твоих слез, Эбби. Прошу тебя, держи себя в руках! Ведь мне тоже страшно, но я стараюсь превозмочь свой страх.

Эбигейл кивнула и, шмыгнув носом, пробормотала:

– Но я теперь стану бояться еще и его.

– Мне тоже как-то не по себе. – Принцесса брезгливо поморщилась. – Вот так сосед! Какая-то чешуйчатая тварь. Но мы не должны показывать вида, что о нем узнали. Поняла?

Эбигейл вздохнула:

– Я постараюсь.

– И вот еще что, Эбби.

– Что?! – с ужасом спросила Эбигейл.

– За нами погоня.

В глазах Эбигейл засветилась надежда.

– Откуда ты знаешь? И кто может за нами гнаться?

Маргарет пожала плечами:

– Эта тварь в соседней каюте, по-моему, почувствовала то же, что и я. Мне долго было невдомек, что означало это ощущение, а это чешуйчатое чудовище сразу во всем разобралось. Оно высунулось в иллюминатор и крикнуло, что наш корабль преследуют.

– Ты сама это слышала? Оно говорило по-кешиански, да?

– Нет, язык этот мне незнаком, но я по его тону догадалась о смысле слов. А кроме того, знаешь, мне наконец-то удалось понять, чем вызвано то странное чувство, которое все последние дни меня преследует.

– И что же?

– Я знаю, кто гонится за этим кораблем.

– Кто?

– Энтони.

Эбигейл разочарованно вздохнула:

– Энтони? Ты уверена?

– Но он не один, – улыбнулась Маргарет. – Это его волшебные чары вызывали во мне все те удивительные ощущения. Но мне невдомек, почему их испытывала только я одна. Скажи, ты и в самом деле ничего не чувствовала?

Эбигейл помотала головой:

– Наверное, магия не на всех действует одинаково.

Маргарет покосилась на иллюминатор:

– Эбби, ты смогла бы сквозь него пролезть?

Эбигейл проследила за ее взглядом и кивнула.

– Смогла бы, если б на мне не было этого платья и рубахи.

– Что ж, придется нам раздеться донага, – заключила Маргарет.

– О чем это ты?

– Как только позади нас покажется корабль, мы с тобой отсюда выпрыгнем. Ты плавать-то умеешь? – Вместо ответа Эбигейл смущенно покачала головой. – Быть того не может! – с досадой и изумлением воскликнула принцесса.

– Я немного держусь на воде, – пробормотала Эбигейл, отводя глаза, – если, конечно, течение не очень сильное.

Маргарет всплеснула руками:

– «Немного держусь на воде»! И это говорит девица, которая родилась, и выросла, и всю свою жизнь провела у моря! Ладно уж! -Голос ее смягчился. – Продержишься, сколько сможешь, а там я тебе помогу. Ведь нам не придется долго оставаться в воде. С корабля спустят ялик и подберут нас.

– А что если они нас не увидят и не услышат и пройдут мимо?

Маргарет погрозила ей пальцем:

– Смотри, еще накличешь беду! Давай уж лучше не загадывать наперед, ладно? Будь что будет.

Внезапно тело принцессы напряглось, и ей стало трудно дышать. Теперь она отчетливо ощущала, как чей-то настойчивый, страстный и пристальный духовный взор пытается разглядеть из необозримого далека ее и Эбигейл, их каюту и весь огромный корабль.

– Они все ближе! – с улыбкой сказала она. – Они нас спасут!

***

Энтони указал, в каком направлении им надлежит двигаться, и Амос, взглянув на волны из-под приставленной к глазам ладони, скомандовал:

– Два румба по левому борту, мистер Родес.

Николас, Гарри и Маркус с минуту молча наблюдали за придворным чародеем, затем Гарри удивленно проговорил:

– Просто не понимаю, как он может с такой уверенностью определять курс. Ведь в Крайди все говорили, что как чародей он гроша ломаного не стоит.

Николас похлопал его по плечу:

– Все это не так-то просто, друг Гарри. В своем ремесле он, может, разбирается не слишком хорошо, но куда «Стервятнику» идти, знает точно. Так говорит Накор. Энтони чувствует, где находится… – принц хотел было сказать: «Маргарет», но вспомнив, что Гарри к ней неравнодушен, и не желая возбудить в нем ревность к Энтони, поспешил поправиться:

– где находятся пленники. А коли уж Накор в нем уверен, то нам тем более не следует сомневаться. Ведь сам Паг велел нам во всем полагаться на Накора.

Амос прибегал к помощи Энтони трижды в день: на рассвете, в полдень и в час заката, всякий раз выправляя курс по его указаниям.

Накор и Калис стояли у кормы, тихо о чем-то беседуя, Гуда дремал, растянувшись на нагретых солнцем досках палубы немного поодаль от них.

Гарри огляделся по сторонам:

– И все же я отказываюсь понять, как можно определить направление, когда кругом до самого горизонта только вода, вода и вода.

Николас молча с ним согласился. Небо было ясным, и лишь далеко на севере виднелось несколько маленьких белых облачков. Вокруг же насколько хватало глаз простиралась ровная гладь океана. В первые три недели плавания им то и дело встречались небольшие островки, теперь же «Стервятник» оказался один на один с величественным, бескрайним водным простором. Нигде не мелькали больше ни гребень утеса на коралловом островке, ни парус встречной шхуны, ни крыло чайки. Это повергало жизнерадостного Гарри в уныние.

Волнение первых дней плавания, когда все были охвачены азартом погони, давно улеглось, и на корабле воцарилась скука. Маркус почти неизменно пребывал в дурном расположении духа. Он то бродил взад и вперед по верхней палубе, словно тигр в королевском зверинце, то по целым дням просиживал на своей койке в каюте, погрузившись в мрачные раздумья. Николас и Гарри, чтобы хоть чем-нибудь себя развлечь, помогали матросам ставить и убирать паруса и драить палубу. Оба без труда постигли азы нелегкой морской службы. От постоянных физических усилий при скудной корабельной пище и принц, и его сквайр заметно потеряли в весе, став, однако, сильнее и жилистее, чем прежде. Николас от почти постоянного пребывания под жгучим солнцем загорел до черноты. Нежная кожа рыжеволосого Гарри в первые дни плавания пошла волдырями, но Энтони намазал ему лицо и верхнюю часть туловища каким-то целебным притиранием, и волдыри прошли, а еще через несколько дней Гарри загорел так же ровно, как и его юный господин. Теперь их можно было принять за уроженцев знойного юга. Николас избавился от бороды и снова стал бриться по утрам, Маркус бороду сохранил, и сходство между кузенами стало гораздо менее заметным к большой радости обоих.

Каждый из путешественников старался развлечь себя чем только мог. Накор и Энтони часто пускались в пространные рассуждения о магии, вернее, о «фокусах», как Накор упорно продолжал именовать все относившееся к волшебству. Гуда любил вздремнуть на теплых досках палубы, подставив лицо легкому бризу. Порой старый воин подолгу говорил о чем-то с Калисом.

Дни шли унылой, неспешной чередой, складываясь в недели. Амос приказал урезать и без того скудные порции пищи, выдаваемые матросам и пассажирам. При отплытии из Фрипорта он позаботился о том, чтобы припасов на корабле было вдоволь, но плаванию не видно было конца, и никто не мог с точностью сказать, когда наконец на горизонте покажется земля. Возможно, от этого мгновения их отделяло всего каких-нибудь несколько дней, но Траск не исключал и того, что «Стервятнику» придется плыть к неведомым берегам еще не одну неделю и потому решил расходовать провизию как можно более экономно.

Николас знал, что за морем лежал неведомый им большой материк. Об этом говорил ему отец, в чьих словах у принца никогда еще не было повода усомниться. Однако теперь, стоя на носу «Стервятника» и вглядываясь в необъятную синь Безбрежного моря, он в который уже раз с беспокойством думал о том, что карта, о которой упоминал Арута, с нанесенными на нее контурами далекого материка, где не довелось еще побывать никому из жителей северного полушария, могла ведь оказаться и подделкой. Что, если Макрос Черный взял да и вздумал в свое время разыграть с помощью этой карты доверчивого принца Аруту и остальных? Мало ли по каким причинам ему взбрело на ум сыграть с ними такую шутку? Возможно, жители Королевства, в особенности из числа простолюдинов, свято верящие, что Безбрежное море потому так и названо, что не имеет другого берега и простирается в бесконечность, не так уж и не правы?

Что до матросов «Стервятника», то они продолжали с усердием выполнять свои обязанности и не ополчались против начальствующих лишь потому, что привыкли во всем полагаться на своего капитана. Они не верили в существование материка за Безбрежным морем и почти в открытую насмехались над Энтони, прокладывавшим курс корабля с помощью своего волшебного умения. Но их вера в то, что Траск способен пройти вдоль всего Безбрежного моря на «Стервятнике» и вернуться назад в Королевство, была неколебима.

Николас, задрав голову, взглянул на верхушку главной мачты. Дозорный, который нес там вахту, смотрел вперед в тщетной надежде увидеть на горизонте корабль, который они преследовали. Бриза в разговоре с Амосом описала его довольно подробно, и Траск сделал из ее слов вывод, что черный четырехмачтовик был неким подобием галеона, какие часто строили в Квеге несколько десятков лет назад. Амос не сомневался, что «Стервятник», гораздо более маневренный и быстроходный корабль, чем этот черный гигант, рано или поздно его нагонит. Но у галеона было большое преимущество во времени. Он ведь снялся с якоря на десяток дней, а то и на все две недели прежде бывшего «Орла». И все же Амос надеялся, что тот не успеет подойти к неведомому берегу, что они его нагонят еще в открытом море.

Николас также всей душой на это уповал. Время на корабле тянулось медленно, и досуга для размышлений и воспоминаний у принца здесь было больше, чем когда-либо прежде. И Николас все чаще ловил себя на мысли о счастливом воссоединении с красавицей Эбигейл и о будущей их совместной жизни. Порой память его будоражили картины поединка с Рендером, и окровавленный труп пирата часто являлся ему в ночных кошмарах. Он с беспощадной отчетливостью вспоминал, как клинок его сабли вонзился в живот людоеда, вспорол податливую плоть и уперся в кость позвоночника. При мысли об этом Николаса всякий раз прошибал холодный пот. С тех пор как он убил Рендера, Николас считал себя замаранным, опоганенным этим убийством, сопричастным злу и насилию, что царили в мире. Он пробовал было поделиться своими тревогами с Гудой и Гарри, но те его не поняли или не захотели понять. Оба с горячностью утверждали, что ничего зазорного в убийстве такого мерзавца, как Рендер, нет и быть не может и что Николас должен гордиться своим геройским поступком, как гордятся им они оба.

Но слова их не могли рассеять сомнений и раскаяния Николаса. Он и сам не раз себя убеждал, что Рендер был отвратительным чудовищем, повинным в гибели несчастной герцогини Брианы и множества других людей, что, убив его, он тем самым спас жизнь многим, кого людоед уничтожил бы на своем кровавом пути. Но все это было тщетно. Николас не мог избавиться от мысли, что в их поединке Рендеру была отведена роль жертвы, а следовательно сам он, сколь бы тяжкой ни оказалась вина казнимого, выступил не более чем палачом.

Принцу, разумеется, не приходило в голову поверять подобные соображения Маркусу. Слова о том, что он раскаивается в убийстве Рендера, который погубил его мать и похитил сестру, наверняка вызвали бы у чувствительного, болезненно самолюбивого кузена приступ безудержной ярости.

Николас был почти уверен, что, случись ему вновь участвовать в подобном поединке, он не смог бы убить своего соперника, кем бы тот ни оказался. У него попросту не поднялась бы рука для еще одного смертельного удара. Но он ни с кем не поделился этой своей уверенностью, иначе его чего доброго сочли бы тяжко захворавшим или повредившимся в уме.

На палубу вышла Бриза, и Николас ей улыбнулся. Девушка нравилась ему своей независимостью, самоуверенностью, капризной переменчивостью нрава. Она немного напоминала ему «дядюшку Джеймса», одного из советников короля Лиама в Рилланоне, состоявшего в приятельских отношениях также и с принцем Арутой. Он носил титул графа и часто бывал в Крондоре со своей женой и детьми. Однако сквозь безупречно отточенные придворные манеры Джеймса нет-нет да и пробивались отголоски его разудалого прошлого: ведь по слухам, в детстве и ранней юности тот состоял членом гильдии крондорских воров! В нем чувствовалось тщательно замаскированное светской сдержанностью какое-то первозданное буйство, неистовость и страстность, свойственные людям отважным и решительным, много испытавшим на своем веку и привыкшим во всем полагаться лишь на самих себя. Все то же чувствовалось и в Бризе, однако ей, в отличие от «дядюшки Джеймса», не приходилось обуздывать свой нрав и ради соблюдения внешней благопристойности скрывать под маской учтивых манер упрямый, а порой и вздорно строптивый нрав.

Бриза кивнула Николасу и Гарри и решительно направилась к Маркусу. Принц и сквайр обменялись насмешливыми взглядами. По какой-то ей одной ведомой причине девушка избрала сына герцога объектом своего пристального, подчас весьма назойливого внимания. Она то и дело принималась его поддразнивать, и это доставляло немало веселых минут всем на корабле, за исключением разве что самого Маркуса. Бриза прекрасно ладила с матросами. Она умела ругаться, лазать по вантам и крепить паруса нисколько не хуже любого из них, чем снискала их безусловное уважение. К ней благоволили даже самые суеверные из членов экипажа, кто считал, что присутствие женщины на борту сулит кораблю несчастье. Опасения Амоса, что кто-нибудь из матросов непременно захочет свести с ней более короткое знакомство, а преуспев в этом, станет объектом зависти остальных, а это повлечет за собой ссоры и драки, оказались совершенно безосновательны. У этой молоденькой уличной девчонки, почти ребенка, с всклокоченными медно-рыжими волосами и огромными голубыми глазами, достало мудрости и такта, чтобы установить со всеми без исключения членами экипажа ровные дружеские отношения, ни в какой мере не грозившие перейти в нечто более глубокое. Всякий из них готов был бы защитить ее от любых недостойных посягательств. Одним словом, заверения Амоса в том, что на корабле никто не причинит ей вреда, оправдались в полной мере. Когда Бриза своей легкой, танцующей походкой направлялась к Маркусу, матросы, свободные от вахты, с усмешкой за ней наблюдали, предвкушая развлечение. Им нравилось, что девчонка без труда могла вогнать заносчивого сына герцога в краску и заставить его спасаться бегством в свою каюту.

Бриза подошла к Маркусу, и на ее узком личике с острым подбородком и выступающими скулами засияла радостная улыбка.

– Привет, красавчик! Ты часом не хочешь спуститься со мной вниз? Я бы кое-чему тебя научила…

Маркус с зардевшимися от смущения и досады щеками помотал головой.

– Нет. Но вниз мне сойти придется. Я ведь еще не обедал. – Он повернулся и пошел к трапу. Бриза направилась было следом, но он раздраженно бросил ей:

– Не смей за мной ходить! А не то мне кусок в горло не полезет!

Бриза разочарованно вздохнула.

– Тебе все еще не надоело его дразнить? – хмыкнул Гарри.

Бриза пожала плечами:

– Надо же хоть чем-то заняться. Иначе здесь все того и гляди поумирают со скуки. А кроме того, он меня бесит, этот ваш Маркус! Просто какой-то индюк надутый! – При этом сравнении Николас и Гарри, а также стоявшие поблизости матросы так и покатились со смеху. – Никогда не улыбнется, слова приветливого не скажет. И шуток совсем не понимает. Я и решила его маленько растормошить. Ему от этого вреда не будет, а нам всем не грех чуток позабавиться, верно? – И она плутовато прищурившись оглядела всех, кто ее окружал.

Николас кивнул, радуясь в глубине души тому, что Бриза избрала объектом своих шутливых домогательств не его, а кузена Маркуса. Однако по своему мягкосердечию он не мог не посочувствовать Маркусу. Дитя природы. Бриза обладала силой и неистовостью, которым мало кто мог противостоять. Николас не сомневался, что она добьется-таки от Маркуса чего пожелает, если только эта игра ей вскорости не наскучит.

В первые же дни плавания Николас без труда догадался, что нарочито неопрятный вид Бризы был вовсе не следствием ее неряшливости, а своего рода маскировкой, без помощи которой скромная молоденькая девушка, наделенная к тому же хорошеньким личиком, стала бы легкой добычей похотливого фрипортского отребья. Ведь защитить ее от насильников было некому. В облике же грязной нищенки она могла чувствовать себя относительно безопасно, а растрепанные волосы, едва доходившие до плеч, и бесформенная мешковатая одежда скрывали ее ладную фигурку и придавали ей сходство с мальчишкой, которое многих вводило в заблуждение.

Заложив руки за спину и негромко насвистывая, Бриза направилась к трапу. Николас рассмеялся.

– Что это ты развеселился? – спросил Гарри, заранее зная ответ.

– Представил себе, какое лицо будет у Маркуса, когда она подсядет к нему за стол. Как бы он не подавился солониной, бедняга!

– Когда-нибудь же у него лопнет терпение, и девчонка поплатится за свои шалости.

– А что он ей сделает? Ведь это дитя улицы как-никак женщина. Не станет же он с ней драться. А в словесных битвах Бриза всегда берет над ним верх.

– Я вот пытаюсь себе представить, – задумчиво протянул Гарри, – как бы она выглядела в дорогом дамском наряде.

– Я тоже об этом думал! – подхватил Николас. – Она ведь на диво хорошенькая, если только смыть с лица всю грязь, да расчесать как следует волосы. У нее такие огромные синие глаза…

Гарри насмешливо изогнул бровь.

– Так-так. Выходит, Эбигейл – дело прошлое?

– Как ты можешь такое говорить?! – вспылил Николас. – Как только у тебя язык повернулся?!

– Прости, – поспешно проговорил Гарри. – Я ведь пошутил.

– И притом весьма плоско, – буркнул Николас.

Гарри протяжно вздохнул.

– Ну перестань же на меня дуться! Я ведь уже перед тобой повинился. – Но разговор о внешности Бризы очень его занимал, и он поспешил к нему вернуться:

– По-моему, ей было бы к лицу такое платье, какие надевали на последнем приеме в Крайди Маргарет и Эбигейл. Со всеми этими кружевами и оборками…

Николас насмешливо улыбнулся.

– Вот-вот. И с вырезом, который оставляет почти всю грудь открытой. Моя мать считает этот фасон ужасно вульгарным.

Гарри помотал головой:

– Ничего в этом нет вульгарного. Очень даже красиво. А у Бризы такая длинная шея и такие красивые гибкие руки… Ей сами боги велели носить такие платья!

– Тебя послушать, – не без ехидства произнес Николас, – так окажется, не я один позабыл, кого мы разыскиваем и по ком нам надлежит вздыхать.

Гарри развел руками:

– Что ж поделаешь. Здесь ведь так тоскливо, а Бриза, согласись, забавная девчонка. Но кроме нее, я за все время разлуки с Маргарет ни на одну девицу или даму даже не взглянул. Не до того было.

Николас кивнул. После разграбления Крайди и похищения девушек у них с Гарри и впрямь не оставалось времени и сил для галантных похождений.

– Я вот еще чего не могу понять, – вздохнул сквайр.

– Чего же?

– Почему она тратит время на этого зануду Маркуса, а не займется, к примеру, мной?

Николас пристально взглянул на друга. Гарри беззаботно улыбался, однако взгляд его при этом оставался серьезным.

Внезапно с мачты раздался крик впередсмотрящего:

– Капитан! Люди за бортом!

– Где ты их видишь? – встрепенулся Амос.

– В трех румбах по правому борту!

Траск бросился к борту. Николас, Гарри и добрая половина матросов поспешили за ним следом. Вдали они увидели несколько едва различимых фигурок, качавшихся на волнах. Амос сплюнул в воду и ударил кулаком по поручню борта.

– Проклятью работорговцы! Они швыряют больных и умирающих за борт на корм акулам!

– Один из них вроде бы жив! – крикнул дозорный.

Амос повернулся лицом к матросам и проревел:

– Шлюпку на воду! Подберите того бедолагу, что еще дышит! Держите курс против ветра, мистер Родес!

Корабль развернулся и замедлил ход. Едва днище шлюпки коснулось воды, как двое матросов принялись что было сил работать веслами. Шлюпка стремительно понеслась к телам, видневшимся на поверхности моря.

– Акулы! Вижу акул! – крикнул дозорный.

Амос взглянул туда, куда тот указывал с верхушки мачты. Над водой вздымался треугольный плавник. Он быстро приближался к трупам невольников.

– Это акула-людоед, – буркнул Траск.

– А вот и еще одна, – и Гарри указал немного в сторону от черно-коричневого плавника. – И еще!

– Но ведь твои люди успеют добраться до этого бедняги первыми? – с надеждой спросил Николас.

Амос покачал головой.

– Нет, Ники. Первыми там будут акулы. Хорошо, ежели они сперва сожрут которого-нибудь из мертвых. Тогда у этого парня будет шанс уцелеть. Акулы – странные твари. Они могут часами плавать рядом с человеком и не обращать на него ровно никакого внимания, а могут вмиг его сожрать, стоит ему только войти в воду. Вот и поди угадай, как они себя нынче поведут.

– Попробую их отвлечь, – негромко проговорил Калис и натянул тетиву своего лука. Почти не целясь, он выпустил длинную стрелу, и та вонзилась в спину одной из морских хищниц немного ниже ее треугольного плавника. Вода вокруг акулы тотчас же окрасилась кровью. Три ее товарки как по команде развернулись и, позабыв о мертвых невольниках, набросились на раненую. Завязалась отчаянная схватка.

Амос восхищенно присвистнул.

– Вот так везенье! Ведь кожа у акулы страсть какая толстая. Пробить ее стрелой – это что проколоть рыцарские доспехи сапожным шилом!