Текст книги "Пепел и лед "
Автор книги: Рейчел Каллен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Что за черт… – голос Коннора ломается.
– Не бойся. – Произношу я отчаянно. – Я не сделаю тебе больно.
– Убирайся от меня к черту! Он отступает и, когда слабо пытается лягнуть меня, натыкается на неоновую ткань. Громко шлепается на деревянный пол и пытается подняться обратно, его глаза не переставая наблюдают за мной. Это будет не просто. Конечно же, он боится. У него есть все причины бояться.
– Коннор, я не обижу тебя. Мне так жаль. – слова выходят неловкими. Что я должна сказать? Я очевидно, уже напугала его до усера. Но, что же я сделала?
– Что ты, черт побери? – требует он, с непримиримой злобой.
– Я не знаю, – по крайней мере я могу быть честной, но мой голос дрожит.
– Не вешай мне дерьмо на уши! – он встает и осуждающе указывает на меня пальцем.
– Я серьезно…
– Ты долбанная одержимая!
Я не могу найти слов, чтобы ответить. Что я натворила? – О чем ты?
– Ты… – теперь у него возникли проблемы с поиском слов, – Твои глаза стали странными, черными и понеслось… – в его голосе слышится неуверенность, как-будто он сожалеет, что говорит это, словно эти слова – доказательство его безумия, но он продолжает, – Ты пролетела над полом и потом… – Его руки трясутся перед лицом, – ты схватила меня за шею и швырнула о стену!
О нет, о нет, о нет. – Коннор, я бы не сделала тебе больно.
– Да, конечно. – кричит он, его глаза раскрыты широко, как у оленя, которого вот-вот размажет передний бампер грузовика. Его лицо утратило свой природный загар и выглядит бледным в ярком белом свете лампочки. – Я полагаю, ты не заметила гребанную выбоину в стене!
Я поднимаю взгляд и вижу вмятину: помятый гипсокартон и красные пятна.
– У тебя кровь? – спрашиваю я, от спешки мой голос срывается. Из-за меня он истекает кровью …
Он прикасается к затылку и его пальцы становятся красными.
– Коннор, поверь мне. Я не знаю, что случилось. У меня бывают эти, – как бы это объяснить? – минуты, когда я просто … теряю сознание или вроде того.
– Теряешь сознание? Ты была в полном сознании, Джейд. Мы здесь говорим не о нарколепсии. – Он продолжает пятиться, пока не оказывается прижат к стене. Удивление мелькает на его лице, словно он был уверен, что сможет уйти в ночную темноту и исчезнет, а вместо этого, уткнулся в книжные полки, которые преграждают путь.
– Пожалуйста, Коннор, успокойся…
– Мы говорим о чем-то вроде хренового ужастика про зомби, где лучшая подруга пытается убить меня, – говорит он, разглядывая меня с замаранным предательством и страхом выражением лица. – Так что, не говори мне, чтобы я успокоился!
– Прости. – я не знаю, что сказать. Но он не убежал с криком. Разве это не добрый знак? – Скажи мне… пожалуйста.
Его напряженное тело прислоняется к книжной полке. Он смотрит вверх, на потолок, как-будто все события ночи записаны там в напоминание, но я знаю, что он просто избегает моего взгляда, боится монстра, стоящего перед ним. – Ты сидела на диване. Ты казалось была, в каком-то припадке. Глаза остекленели и ты, словно не слышала меня. – Он засовывает руки в карманы, взгляд опускается к ножу на полу. Ножу, который должен бы быть покрыт кровью, но это не так. – Я попытался потрясти тебя, чтобы у тебя прошло это состояние, но тут ты вскочила и… – Он останавливается.
– И что?
– Ты не переставая говорила что-то …. что-то на каком-то другом, странном языке, но то был не твой голос.
Мои брови выгибаются вверх. – Что я говорила?
Он поднимается на ноги и рассматривает комнату, по прежнему избегая меня. – После того, как ты швырнула меня о стену, ты встала надо мной и ты, ты выглядела так, словно вокруг тебя хлестал ветер и ты, ты …
– Что потом?
– Ты сказала, “Твоя кровь – моя” и эти когти выросли из твоих пальцев и ты набросилась на меня. Я успел откатиться, но тогда ты подошла поближе и я…
Его глаза посмотрели в мои, – Тогда…Тогда… – Он громко выдыхает. – Я не знал, что делать. Ты все приближалась и я увидел нож и… – он опускает голову.
Ему не нужно заканчивать.
–Я тебя поранила? – спрашиваю я.
– Если считать громадную, психологическую, изменившую мою жизнь травму, то – да. Ты хорошенько меня отделала. – Страх витает в его голосе, но его ледяное жало сменилось чем-то теплым и нежным. Его желтовато-коричневые глаза меняются и я знаю, что где-то глубоко внутри, он не совсем ненавидит меня. И в этот миг, это знание такое же прекрасное и ценное как прощение.
– Джейд, – Коннор совсем не смотрит на меня.
– Да?
Он прикусывает нижнюю губу и засовывает руки в карманы, плечи сутулятся, принимая старую позу и делая его на несколько дюймов короче. Простое изменение в осанке заставляет его выглядеть иначе и меняет черты так, что он выглядит маленьким и сломленным. Мне больно на него смотреть. Почему-то я внезапно понимаю, что он всегда был слегка надломлен и только недавно начал снова собирать себя по кусочкам, и вот, пожалуйста я, снова оставляю от него обломки. – Тебе надо уйти. – Эти слова произнесены мычанием, шепотом. Глаза Коннора смотрят мимо меня.
Я не могу с ним спорить. Я не в той ситуации, чтобы спорить. Но его отчужденность жжет, жжет посильней ножевой раны, она ранит куда глубже, чем нож, и я не могу полностью управлять ей или понимать ее. В этот миг мне нужно освободиться, освободиться от тупой боли, охватившей меня от живота до головы, от давления позади глаз, от острой боли, которая слегка стесняет мое дыхание.
Я хочу заплакать. Но, я не могу.
Я смотрю на него, надеясь, что он изменит свое решение, внезапно улыбнется и все забудет. Но он не может. Он полностью меня не замечает, словно бы желая, чтобы я не существовала. И это больнее всего. Потому что без него я не чувствую себя настоящей.
– Хорошо. Я уйду, – мои ноги стали свинцовыми и мне требуется вся моя сила, чтобы передвигать их. В дверях я оглядываюсь на него. – Коннор… – Говорю я, готовая умолять о его прощении, но когда он наконец встречает мой пристальный взгляд, я вижу боль в его глазах, боль, которая, кажется, граничит одновременно с грустью и гневом, тоской и отрицанием. Я обнаруживаю, что мои слова не могут найти путь к губам. Итак, я просто прерываю зрительный контакт, поскольку он окончательный и болезненный, такой, как он есть, открываю дверь и ухожу в ночь.
Теперь мир увидит, какая я. Уязвимая. Уродливая. Злая. Потерянная. Грустная. Разгневанная. Оцепеневшая.
И мертвая.
Я ненавижу этот мир за то, что он выставил меня на показ. Потому что на краткий миг я почувствовала себя живой.
Глава сорок восьмая
Коннор
Я стараюсь не думать о ней, выкинуть ее из головы. Но независимо от того, что я делаю, независимо от того, куда я смотрю, я вижу только Джейд. Она пощипывает гитару на моей кровати. Кружится под дубами. Обнимает меня и удерживает на минуту дольше. Спускается по лестнице и совершенно потрясена тем, что куда-то пойдет со мной. Мне казалось, что это оно … то чувство, о котором люди вечно мечтают и поют в песнях, то чем мои родители жили каждый день. Джейд – мое все: мои крылья, мои корни, мои небеса. Я влюбился в нее.
А она пыталась убить меня.
И вот я оказался в каком-то непонятном дерьме.
Мне снятся ее черные, пустые глаза. Они иссушают меня … сжигая, ошпаривая кипятком, угрожая разрушить, пронзить и убить меня. Эти безжизненные черные глаза вовсе не пустые. Они сочатся ненавистью, жестокостью, вожделением, но более всего, странным и смертоносным голодом. Эти глаза видели меня, и несмотря на то, что я кричал и умолял Джейд проснуться, она этого не сделала. Я все еще слышу скрежет, тихий, скрипучий звук, который издавали кончики ее каблуков, когда они скользили по полу ко мне.
Скрип. Скрип. Скрип.
Ткань хлестала вокруг нее словно во время шторма. Ее ладони тянулись ко мне. Чернильные глаза нацелились на меня. Ее рот растянулся в широкое “О” словно она кричала, но крика не было. Нет, из нее изливался поток звуков – вопль, угроза, тонкий, высокий голос, как у одержимой темными силами … все, что срывалось с ее губ, слилось в одно нечленораздельное предложение из незнакомых слов. Скрипение. Голоса. Глаза… Монстр. Моя жизнь изменилась в один миг и все разрушилось.
Без нее кровать кажется такой холодной. Перестань думать о подобном дерьме! Грр. Я считаю деревянные балки на потолке, постепенно отстраняясь от холода одеял, отстраняясь от причины того, почему я здесь чувствую такое опустошение. 1…2…3…4…5
Скрип. Дыхание прерывается и я вздрагиваю, сбрасываю с себя одеяла. Смотрю в окно. Ветки дерева скребут по стеклу. Скрип. Ветрено. Я ложусь на спину, мои мышцы все еще напряжены. 1..2…3…4…5…6 Скрип. Это всего лишь ветка дерева. 7…8…9….10 Скрип. Забудь об этом. Проклятый потолок все-равно адски скучный.
Я прячу уши между покрытым простынями матрасом и подушкой и не свожу глаз с окна. Тени пляшут и висят над подоконником и квадратом на полу, который отбрасывает лунный свет. Мои глаза слипаются. Тело отяжелело. Я разрешаю себе заснуть. Нет, это сон свалил меня. Но вроде перед тем, как я зарылся под подушку, я видел лицо в окне … бледное … я пытаюсь не закрывать глаза … черт … мои веки слипаются, я заставляю их подняться … неестественно голубые глаза … тьма приближается и, как только это происходит, мне уже кажется, что за моим окном больше никого нет.
Глава сорок девятая
Джейд
– Поверните здесь. Я указываю на книжный магазин. Алатея знала что-то. У нее были ответы. В прошлый раз я была просто слишком подавлена, слишком рассеяна, чтобы услышать их. Слишком боялась того, что может услышать Коннор, того, что Коннор может сделать. Когда мы въезжаем на улицу, я чувствую, что что-то не так. Часть тротуара обнесли лентой с предупреждениями и когда мы приезжаем по адресу, я ахаю при виде зияющей черной дыры, оставшейся от магазина.
– Тпру! Так вот куда тебе нужно? Похоже это место сгорело дотла. Тебе никто не сказал?
– Я … я … Вы можете подождать здесь минутку?
– Конечно. Но счетчик все еще тикает.
Я выбираюсь из машины, сжимая книгу, которую дала мне Алатея, когда я последний раз была у нее, подхожу к ленте и заглядываю во внутрь. Все покрыто чернотой. Внутренняя часть дома, мебель, книги, все обуглено до неузнаваемости. Я осматриваюсь и никого ни замечаю, подныриваю под ленту, туда, где когда-то был книжный магазин города-полумесяца[1].
Все пропало. Запах пепла душит меня. Осматриваясь вокруг, я вижу что-то на дальней стене, я этого раньше не замечала. Оно черное от огня и пепла, но на стене есть вмятина от него. Линии, окружности, волны и пересечения. Я пристально смотрю на символ и внезапно понимаю, что смотрю на свой знак. Мой символ. Мой якорь, мое утешение. Я подхожу к стене и засовываю пальцы в борозды. Затем, я закрываю глаза и кладу руку в центр.
ОГОНЬ.
Он начался на лестничной площадке и отрезал выход.
Алатея вскочила на ноги с красивым кинжалом в руках.
– Я знаю, кто ты такая! – Закричала она. – Тебе не взять нас всех!
В спешке Алетея начала рисовать на стене мой знак, поминутно оглядываясь назад, когда подступал огонь. Ее руки двигались быстро, но было какое-то отчаяние, дикая решимость в ее глазах. Едва закончив символ, она резко обернулась, встречая лицом пламя, и улыбнулась. Это была пугающая улыбка. Ее рот широко открылся и скрежещущим шепотом с губ полились гласные и согласные, ее руки были широко раскинуты, словно она желала обнять пламя. Как только огонь лизнул ее ботинки и жар начал обжигать кожу, заклинание прекратилось и ведьма взяла свой нож и вонзила его себе в грудь. Когда огонь вышел вперед и встретил женщину, тело Алатеи взорвалось неистовой синей энергией и затем было поглощено желтыми и оранжевыми языками пламени.
Мои ладони обгорели. С визгом я вздрагиваю. Осматриваюсь. Я напугана. Все разваливается на части. Что случилось с Алатеей? Чернота выгоревших стен давит на меня и я отскакиваю, высвобождая свою руку, пока боль и волдыри на коже исчезают.
– Отвезите меня на улицу Святой Анны. – говорю я ломающимся голосом.
Я стою над угольным рисунком двери. Он выглядит также, даже ярче, словно его прорисовали дважды. Мне нужно найти ее, но как? Я смотрю на надпись на двери и провожу по ней пальцами. Ничего.
Я кладу ладонь на картинку и ничего не чувствую. Ни притяжения, ни энергии.
Я сажусь на корточки и качаю головой.
Тогда, я начинаю думать об этом. Наклоняясь дальше, я кладу указательный палец на красный цвет и начинаю рисовать. Как только я нарисовала символ на двери, время останавливается.. Я начинаю задыхаться. Все замерло на середине движения. Я смотрю на рисунок.
Он светится. Электриком[2], огненно-синим и оранжевым. Я тянусь, чтобы посмотреть, обожжет ли он мне руку. Нет. Тут я кладу руку, ладонью вниз на мой символ и чувствую, как энергия дрожит, содрогается от моего прикосновения. Она проникает в меня и растягивается, танцует на моей коже.
Когда я открываю глаза, все становится пугающе четким. Мир падает назад во времени. Мир, тем не менее, превратился в тени и слабейшие отблески света. Люди проходят мимо, у них в самом сердце я вижу пульсирующий внутри, пылающий уголек. Некоторые угольки шипят, некоторые сильно пульсируют, некоторые ярко горят.
Я всматриваюсь. Что происходит? Затем фьють и ясность ушла. Когда гляжу вниз на свою руку, символ – плоская, ничем не примечательная штука. Убираю ладонь и, когда как встаю, растрепанная и отчаявшаяся, я чувствую притяжение и чуть не смеюсь от радости. Притяжение глубоко в середине, что-то тянет меня вперед. Я держусь за него, концентрируюсь на нем. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, забери меня к себе, умоляю я.
Я поворачиваюсь налево и направо, вверх по переулкам, вниз по улицам.
Словно благословенную миску с водой среди бесплодной пустыни, я вижу ее. Дверь … красноватый метал, ржавчина, и с символами беспорядочно нанесенными по диагонали краской … одна в темном переулке. Вонь душит меня, заставляет морщить нос и задерживать дыхание. Узкий, тупиковый коридор кажется ожившим благодаря легким вздохам и приглушенному шепоту, которые отскакивают от ободранных кирпичных стен и окружают меня, заставляя меня чувствовать себя маленькой в этом замкнутом пространстве.
Я подхожу, чтобы постучать в дверь.
Она открывается прежде, чем я мои пальцы задевают ее металлическую поверхность.
– Ау? – я зову в комнату, осторожно входя.
Комната маленькая. Толстые покрывала темного цвета, со стен ниспадает красный бархат. По периметру комнаты расположены черепа животных и банки, заполненные жидкостью и тем, что кажется разными органами. Декоративные золотые кубки, стаканы, тарелки и цепи, вместе с рисунками из народных сказаний, мифологии и Библии, беспорядочно лежат на плоских поверхностях в комнате . Я не совсем уверена, почему я причисляю эти сцены к определенному классу, но, кажется, они разложены по полочкам в моем мозге, словно я их видела раньше.
За мной захлопывается дверь.
– Джейд! – без предупреждения, жилистые руки обнимают меня. Я напрягаюсь, чувствуя, как белые волосы щекочут мой нос. Я не обнимаюсь в ответ.
Старик отходит и всматривается поверх очков. Серые глаза, морщины, все очень знакомое.
Я падаю на колени, мое дыхание внезапно потерялось в горле и не желает выходить.
Он падает рядом со мной и прижимает меня поближе.
Я чувствую, как его слезы увлажняют мою щеку.
Мой любимый старик беззвучно плачет рядом со мной и между своими прерывистыми вдохами я слышу, как он шепчет грубым скрипучим голосом. – Прости Джейд. Мне так жаль.
[1] Crescent City (город-полумесяц) – Новый Орлеан (название объясняется местоположением города на излучине реки
[2] Электрик – голубой или синий с сероватым оттенком цвет
Глава пятидесятая
Коннор
– Папа?
Никакого внимания. Налитый кровью взор сосредоточился на столе, его движения судорожные, он трясется в отчаянии. Пишет страницу за страницей, затем отбрасывает их в сторону и снова пишет.
– Пап, что случилось? – спрашиваю я чуть громче, пытаясь сдержать свой страх.
Приближаюсь к столу, но отец даже не поднимает взгляд. Он раскачивается в кресле, его руки исступленно пишут, затем отбрасывают бумагу в сторону, глаза не моргают.
Я пялюсь на его руки. Кончики пальцев кровоточат, капают кровью на страницы. Писаниной он стер себе пальцы.
– Папа, прекрати! – я обегаю стол и пытаюсь выхватить у него ручку, но руки держат ее мертвой хваткой, не давая ни единого шанса остановить пламенный отцовский порыв.
Я пытаюсь выхватить ручку обеими руками.
Он все еще раскачивается в кресле; от усилий я тяжело дышу.
Я смотрю на страницу.
Всю страницу пересекает надпись: “Она идет”, чернила смешались с брызгами крови.
– Папа …? – я смотрю в его лицо.
Он вскидывает на меня налитые кровью глаза. – Она идет за тобой.
Я отпускаю отцовскую руку и пячусь назад, отступаясь от него, исчезая как можно дальше от этих не человеческих глаз.
Я просыпаюсь, задыхаясь от слез. Когда я протираю глаза, то вижу черноту на кончиках пальцев.
Мы сидим на полу, обняв друг друга, мой старик плачет, мое тело страстно желает, но еще не способно плакать.
Глава пятьдесят первая
Джейд
– Где … где ты был? – шепчу я.
– О, моя дорогая Джейд. Мне хотелось знать о тебе тоже самое. – Он берет мое лицо в ладони, поворачивает меня к себе. Я вижу в его глазах вспышку света. Потом вижу Старика … таким, каким он был однажды, старым, растрепанным и успокаивающим. Я вижу коричневые, странно старинные, причудливые здания, которые выстроились вдоль улицы с горящими газовыми фонарями, освещающими их. Сумерки. Грубые, грязные лица мелькают вокруг меня, подскакивая вместе с бочками, корзинами и повозками, и вот где мы очутились … этот человек и я … в самой середине всего этого. Мое одно единственное воспоминание мелькает в древней ясности его глаз. У меня перехватывает дыхание. – Кто ты? – Наконец-то, могу я выдохнуть.
Он поворачивает голову и нагибается, – Это не тот вопрос, который ты хотела задать, правда? Твой настоящий вопрос, Джейд – это кто ты?
Я чувствую, что мир приближается и сминает меня. Я медленно киваю.
Вставая, он проходит за большой стол и снова на меня смотрит. Хотя, я еще чувствую слабость в ногах, я встаю и опираюсь сбоку на огромное кресло с высокой спиной. Он пристально смотрит на меня, почесывая щетину на подбородке так сильно, что мне любопытно, не разодрал ли он себе волосы и кожу.
– Это очень сложный вопрос, Джейд. У нас нет времени, чтобы поговорить об этом сейчас, но я обещаю, я клянусь тебе, мы поговорим. Я все расскажу тебе.
Я начинаю возражать.
– Они ищут тебя, Джейд. – Его глаза меняются – странное, грустное изменение его век и разреза глаз. Он моргает раз, другой. – Все они приближаются. А я не знаю, как остановить их.
Тишина повисает между нами, дергается туда-сюда, пока мы с шумом вдыхаем-выдыхаем. Я могу видеть в его глазах заботу и любовь. Он хочет защитить меня. Но от чего? От кого?
– Я … Я не помню тебя. – наконец говорю я, потому, что тишина слишком угнетает. – Почти.
Он кивает медленно, так медленно и я хочу, чтобы я солгала. Мне бы хотелось, чтобы я могла ему сказать, что я его помню, так же как он, конечно же, помнит меня.
– Меня зовут Рысь. И я знаю,что ты не помнишь меня.
– Ты знаешь? Но … но как ты это можешь знать?
Его голос становится мягче, с грустью в глазах он опускает подбородок, его губы изгибаются в невеселую складку с опущенными вниз кончиками.
– Потому что, Джейд, именно я украл твои воспоминания.
Глава пятьдесят вторая
Коннор
Я встаю, потирая шею, и буквально вываливаюсь из кровати. Когда задеваю свой деревянный сундук, я пинаю его до тех пор, пока дерево не прогибается. Мне становится лучше от того, что что-то ломается снаружи, а не внутри меня.
Прищуренными глазами я пристально смотрю на сундук. Что-то в нем не так … не считая небольшой трещины в дереве, там где моя нога надругалась над ним . Я опускаюсь на колени и пытаюсь поднять крышку.
Закрыто.
Я провожу пальцем по медной замочной скважине. Я никогда раньше не обращал на нее внимание, даже не понимал, что мог запереть сундук. Мой отец держал его на столе и, когда он умер, я захотел держать его поблизости. Я думал, дерево и фигурная резьба окажутся успокаивающими. Но спустя какое-то время, он просто слишком сильно напоминал мне о папе, и я решил затолкать его под кровать. Так что то, что он прямо здесь, на виду … это, ну … странно.
Я трясу сундук. Бывало, я хранил там запасные одеяла, но теперь я слышу внутри шуршание, больше похожее на книги, бумаги или маленькие коробочки. Я пытаюсь открыть крышку с помощью рычага. Она не двигается с места.
Замочная скважина поцарапана. Я медленно пробегаюсь кончиками пальцев по этим канавкам.
Лицо папы мелькает в моей голове.
Я отскакиваю.
Какого черта?
– Эй, мам? – Я выглядываю за дверь и кричу вниз. Спустя миг она отвечает … я знаю, прошло всего несколько секунд, но мне кажется, что годы. – Да, милый?
– У тебя есть ключ от старого папиного сундука?
Глава пятьдесят третья
Джейд
– Мне пришлось, Джейд, я … я был вынужден. Это был единственный способ…
Я отрываю себя от стула. – Единственный способ чего? – Я бросаюсь на него, от гнева дрожат мускулы, у меня сосет под ложечкой и подергиваются пальцы.
– Джейд, остановись! – Он выбрасывает ладони вперед, у него на каждой кисти рубец в виде глаза.
Моя скорость движения оборачивается против меня и я отлетаю назад, в стену. Глаза жжет, жжет, жжет. Ветер и огонь набрасываются на меня. Старик опускает руки, ну вот и все: Он на другом конце комнаты, едва ли способен посмотреть мне в глаза. Я растянулась на полу, не в состоянии отвести от него взгляд.
– Я … Я сожалею, Джейд. Мне так жаль. – его голос дрожит. Сжимая кулаки, он садится в свое кресло. – Я забрал твои воспоминания, чтобы они не смогли найти тебя. Чтобы никто не нашел тебя. Даже я.
– О чем ты?
– Твои воспоминания … существуют способы войти в человеческий разум и последовать за воспоминаниями, чтобы перенести чтеца разума прямо туда, где ты, ведь все, что мы из себя представляем … где мы находимся, чем становимся … все это основано на тысячах воспоминаний, определяющих нас. – Он наклоняется вперед и постукивает по столу, а затем подносит пальцы к вискам и массирует их небольшими кругами, словно пытается облегчить боль. – И … они нашли нас и Джованни, и я знал, что единственным способом защитить тебя на какое-то время, было бы забрать твои воспоминания и заставить тебя начать заново. Новые воспоминания, без единой ниточки за которую можно было бы зацепиться, за которой можно было бы последовать или которою можно было бы размотать. Мы хотели защитить тебя.
Однажды я была жива, жива с воспоминаниями, воспоминаниями об этом старике, воспоминаниями, дающими возможность выследить меня. Тысячи вопросов заменяют тысячи утраченных воспоминаний. – Кто ищет меня? Почему? Что они хотят? Кто ты? Кто я? Когда…?
– У нас нет времени для такой кучи вопросов.
– Почему нет?
– Ты видела что случилось с магазином Алатеи?
– Я … да, видела. – Я вдыхаю, вспоминая пепел в воздухе и давящее на меня тепло.
– Они знают,что ты здесь. Они чувствуют тебя.
– Но … Алатея…
– Мертва. И будь я проклят, если вся наша работа, преждевременно оборванные жизни, утрата всего, что ты знала, пропадут зря. – Он резко встает. – Ты должна идти. Сейчас.
Его отчаяние, пробуждает что-то внутри меня. – Они причинят тебе боль?
Сначала, он не отвечает. Я не двигаюсь с места. Пристально смотрю на него и жду.
– Если так оно и будет, Джейд, и из-за этого ты останешься в безопасности, я сочту за честь вынести эту боль.
– Ты не можешь…
– Если они доберутся и до тебя, тогда все это напрасно.
Я чувствую себя такой смущенной и расстроенной. – Но, я даже не знаю, что все это значит, и не узнаю, если с тобой что-то случится.
– Ты получишь ответы, которые тебе нужны. Сейчас не время быть безрассудной.
Я не буду безрассудной. Я не умею. Но что насчет моей другой половины? Той, темной и холодной, которая тянется ко мне и извлекает из меня кого-то другого, заглушает моими мысли своей безнравственностью. – Иногда у меня бывают плохие мысли. Думаю, думаю, я наделала плохих дел.
– Я знаю. Он смотрит на меня. – Тебе придется бороться с холодом внутри, не пускать лед. Если тебе не удастся, я не смогу спасти тебя. Если тебе не справишься, я потерплю неудачу.
– Я не знаю как! Я пытаюсь, но это происходит так внезапно.
Однажды ты поняла как, Джейд. Ты поймешь это снова.
– Но…
– Уходи.
– Но я…
– Уходи. Сейчас.
Я чувствую, как из углов комнаты дует ветер, оттесняя меня назад, выталкивая меня, отбрасывая меня.
– Кто я? – Кричу я ревущему ветру.
– Ты можешь либо убить нас всех, либо спасти. Но холодная тьма у тебя внутри набирает силу. Я вижу ее у тебя в глазах. И это … пугает меня.
Воздух свистит и избивает меня и я врезаюсь в дверь. Та открывается и я вываливаюсь наружу.
– Но я все еще люблю тебя, мое дитя с нефритовыми глазами. – После этих слов ветер уходит, а я сижу в луже в промозглом, уединенном переулке, пялясь на кирпичную стену, в которой вообще нет двери.
Я чувствую слабость. Все кажется таким нереальным, как-будто все это один кусок тонкой нити, который может быть так легко разорван. Переулок душит меня. Я неуклюже поднимаюсь на ноги и опираюсь на стену. Толкаю кирпичи, луплю по ним, кричу своей двери вернуться и открыться.
Но, ничего не происходит. Я волоку ноги и, спотыкаясь, выхожу из переулка. На выходе я ощущаю в воздухе запах гнили и, когда я оборачиваюсь и смотрю в тупик, которым заканчивается переулок, то вижу тело, распростертое на земле.
Сначала я хочу убежать, убежать далеко. Но я слышу, как тело скулит, скулит от боли.
Я подбегаю и и падаю на колени рядом с ней.
Она задыхается, кровь булькает там, где начинается шея. Я сглатываю желчь, подступившую к горлу.
– Ш, ш, ш… – Шепчу я ей, беря ее руки в свои. – Пожалуйста, мы найдем тебе помощь. Я найду тебе помощь. – Шатаясь, я подымаюсь на ноги, чтобы кого-нибудь позвать, но руки умирающей девушки тащат меня назад, вниз. На меня водопадом обрушивается обжигающая жара и я всего в нескольких дюймах от лица девушки. Она больше не задыхается. У нее стеклянные глаза и она неподвижна. Я чувствую запах крови на ее коже.
Improbus essssss. – Слова медленно сочатся из ее рта и я отпрыгиваю. Я спотыкаюсь и отступаю, усиленно трясу головой. Я не делала этого. Не я. Я не смогла бы. Я хочу закричать от муки. Я хочу блевать. Я хочу сделать эту девушку целой и здоровой снова.
Но, когда я смотрю на кровь на моих руках, холод проскальзывает в меня. И кровь прекрасна. Я выпрямляюсь и смотрю на мертвую девушку.
Голод урчит у меня в желудке, жажда поднимается по венам. Я хочу наклониться и облизать кончики пальцев, почувствовать на языке соленый вкус крови.
Не дай холодной тьме победить. Шепчет голос старика. Я отдергиваю руку от лица и прислоняюсь к стене, чтобы удержаться на ногах.
Часть меня хочет остаться в этом переулке, часть меня хочет убежать. Каждый шаг требует всех моих усилий, с каждым шагом мой голод растет, но я продолжаю уходить, надеясь, что у меня будут силы, чтобы не повернуть назад.
Глава пятьдесят четвертая
Коннор
Мама слушает новости.
Свежий выпуск новостей: Еще одна возможная жертва Гравера была найдена в Новом Орлеане. Вырезан то же символ, что и у других, мы не можем не обратить внимание на то, что у всех жертв была другая метка. Вторым символом их пометили ниже линии волос. У детективов есть версия о том, что убийца может быть приверженцем какого-то сатанинского культа и делает человеческие жертвоприношения.
Я гляжу на экран телевизора. Художник с брызгами краски на лице появляется на экране, какой-то другой репортер направил на него микрофон.
– Сэр, как вы наткнулись на тело?
– Ну, я проходил мимо по переулку, шел чтобы установить очередной стенд со своими произведениями искусства и тут увидел в конце какую-то кучу. Когда я подошел к ней поближе, то увидел кровавый отпечаток ладони рядом на стене. Она была мертва, когда я ее нашел. Бедная, юная крошка …
– Вы видели что-нибудь подозрительное, перед тем, как нашли тело?
– Ах да, тогда я не придал этому значения. Но около рассвета, когда я пришел сюда, чтобы разгрузить свои картины, я помню, как посмотрел вверх и увидел какую-то женщину, выходившую из переулка, ее руки были в чем-то красном. Видите ли, я решил, что это просто краска, так что я об этом совсем не думал. Но спорю, это была кровь.
– Как выглядела эта женщина?
– Я не видел ее спереди. Она уходила.
– Уходила?
– Да, она уходила … пожалуй даже, медленно. Она носила фланелевую рубашку, серые спортивные штаны, у нее были черные волосы.
Теперь он выглядит расстроенным. – Это все, что я знаю, мэм.
Телевизор гаснет. – Ты можешь поверить, что люди бывают такими жестокими? – Говорит мама.
Я не отвечаю.
– Итак, где Джейд? Она рано ушла прошлой ночью.
– Мам, я не хочу говорить об этом.
Она смотрит на меня. – Что случилось?
– Ничего, Мам. Джейд и я больше не собираемся … тусоваться вместе.
– Что ты сделал?
– Я? – Я усмехаюсь, – я ничего не сделал!
– Ладно, что случилось? Неужто ты так приревновал к тому мальчику, который заходил?
– Я сказал, что не хочу об этом говорить.
– Ты поправишь это, Коннор. Эта девушка – лучшее, что с тобой когда-либо происходило, и ты это знаешь. А теперь ступай к ней домой. Если тебе нужен предлог, просто попроси вернуть рубашку твоего папочки.
– Мам, я… – я останавливаюсь, папина рубашка? Я помню как яростно хлопала и хлестала ткань. – Да, мам. Пойду, заберу папину рубашку.
Нана открывает дверь. Ее платье запачкано мукой. Она сияет при виде меня. Нана одна из тех женщин, что не скрывают свои чувства. Если она возненавидит тебя, то вытащит свою метлу и выгонит тебя со двора. Если она полюбит тебя … пусть она знает тебя недолго … она сделает все, что угодно, чтобы ты остался. Она и раньше принимала беглецов, но обычно Нана на короткое время поселяет их в церкви. Но, кажется, Нане уютно здесь с Джейд, и не похоже, что она спешит с ней расстаться. Любопытно, что бы она сделала, если бы я рассказал ей, что девушка, живущая на ее чердаке – монстр. Я хочу сказать ей, хочу предупредить ее. Но учитывая то, как она смотрит на Джейд, и то, как она смотрит на меня, всякий раз когда видит с Джейд вместе, сомневаюсь, что сказанное мной, повредило бы привязанности Наны к ее новому ребенку.
– Ты пришел по просьбе моей Джейд? – Нана разрешает мне войти. Я киваю.– Знаешь, мальчик, вскоре настанет день, когда я спрошу о твоих намерениях к моей девочке. – Она хлопает меня по плечу и велит постучаться в дверь Джейд.– Все утро не было ни ее, ни солнышка. Может тебе удастся ее разбудить. – Я направляюсь к комнате Джейд. Не стучу, а ее дверь не заперта.
