Текст книги "Черный Рассвет"

Автор книги: Рэйчел Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Для вампира он был одним из самых хороших, которых я когда-либо встречала. Или по крайней мере, у него была благовоспитанность. У меня никогда не было чувства, что он смотрел на людей иначе, чем на вампов; мы были все просто потенциальными пациентами для него.

– Привет, – сказал он приятно, и затем снова кивнул охранникам. – Если Вы простите меня.

Они немедленно пропустили его.

Наоми быстро воспользовалась случаем.

– Тео, – сказала она, – я могу навестить свою сестру? Я только хочу дать ей свою любовь прежде… – она выглядела настолько милой, симпатичной и уязвимой, что это заставило у меня в животе все перевернуться. – Пожалуйста?

Он покачал головой.

– Я думаю, что это не было бы мудро, – сказал он. – Она не… Она сама не своя сейчас. Это достаточно опасно для меня…. И ты, моя дорогая, вместе с твоей историей – нет. Я боюсь, что это было бы очень опасно.

Он начал отворачиваться, но Наоми положила руку ему на плечо, и Тео повернулся к ней. И что-то странно необычное произошло. Она наклонилась вперед, поместила губы близко к его уху, стоя на цыпочках, чтобы сделать это. Я не слышала, что она шептала, но видела, как изменилось выражение лица Тео.

Оно казалось… странно пустым.

– Да, – сказал он. – Да, пожалуй, вы правы. Это было бы хорошо для нее, увидеть семью.

– Ах, – сказала Наоми. – И я могу взять с собой Еву?

Тео не должен был отвечать на это "ДА", конечно; ни в коем случае. Но он просто кивнул, как будто это была Лучшая Идея Из Всех. Он повернулся к охранникам и сказал теплым и совершенно самоуверенным голосом:

– Да, я думаю, что они должны обе идти со мной. Под мою ответственность, господа.

Охранники посмотрели подозрительно, и они должны были знать, что там было что-то странное, но не остановили нас. Я думаю, Наоми действительно превосходит большинство вампиров. Мы шли с Тео по коридору.

Он открыл запертую дверь в комнату, и мы пошли внутрь, моя рука инстинктивно поднялась, чтобы закрыть нос и рот, потому что это место воняло. Это выглядело хорошо, но… это было ужасное, влажное, противное зловоние.

Тео, казалось не удивился.

– Она в другой комнате? – спросила Наоми.

Тео повернулся к ней лицом.

– Наоми, возможно теперь было бы самое время упомянуть тебе, что я довольно неуязвим к твоим способностям убеждения. Ты преуспела, если бы попробовала это на ком-нибудь менее восприимчивом…. Оливер раздавил бы тебя, если бы ты попробовала это на нем.

– О, – Наоми была, я думала, правда озадаченной. – Но ты…

– Разрешил вам идти со мной? Да. Поскольку я хочу поговорить с тобой без надоедливых ушей. Именно поэтому я не раздавил тебя сам. Я могу, ты знаешь. Я бы не прожил так долго, если бы не знал, как делать такие вещи, даже если они не приходят естественно, – на мгновение Тео фактически выглядел опасным. – Что ты действительно хочешь здесь, Наоми?

– Я намереваюсь спасти наши жизни, – сказала она. – Думаю, ты втайне желаешь этого, Тео.

Моя сестра не может быть спасена, не так ли? – медленно встряхнув головой, она вздохнула. – Тогда нет ничего для нее. Оливер дурак, если он позволит преобразованию стать полным. Я знаю свою сестру. Я знаю ее полномочия. Если она преобразуется в основного драуга, как Магнус этого хочет, то она будет в состоянии вынудить любого из нас выполнять ее желания; это – власть, которую только некоторые имеют, ты знаешь, но у моей сестры есть она в полной мере. В совокупности с желанием и голодом драуга… она прикончила бы нас всех.

Я поняла, что Тео не был удивлен. Просто осторожен.

– И что ты предлагаешь?

– Ты знаешь, что я предлагаю. Ты не дурак.

Они уставились друг на друга в течение долгого момента, и затем он сказал:

– Нет. Я не смирился с поражением так легко, и ты не должна. Мы – вампиры, хотели этого когда-либо или нет, но вампиры выживали. Это суть того, кто мы. Мы боролись за жизнь, когда жизнь не была нашей, чтобы остаться. И борьба все еще идет. Она еще не проиграла сражение.

– Мы не можем ждать, пока она проиграет! – Наоми шипела и отодвинулась далеко от него.

Она обвила себя руками и зашагала, как возбужденный тигр. – Это уже не моя сестра. Та вещь – вирус, выращенный в ее теле, крадущий ее душу…

– Люди говорили тоже самое про вампиров, с незапамятных времен, – сказал Тео. – Действительно ли они правы? Ты потеряла свою душу, когда потеряла свою человеческую жизнь? Я верю, я должен верить, что все еще цепляюсь за свою.

– Драуги другие!

Я не могла не согласиться с этим, действительно. Все, что я знала о драугах, заставляло меня думать, что у Наоми было что-то там. Ни у одного из драугов, казалось, не было и малейшей части человечности; они были монстрами, хищниками, чистыми и простыми. Вампиры, по крайней мере, держались за что-то – даже худших из них вы могли бы понять, даже если ненавидели его, и их.

Но не было ничего в драугах, что можно было понять. Это походило на попытку рассуждать с голодной акулой.

Тео вздохнул.

– Она – моя пациентка, – сказал он. – Если худшее произойдет, то это мое дело, не твое. И я не буду делать что-то без согласия Оливера. Он – лидер теперь. Если ты не планируешь оспаривать это.

– Конечно, я планирую оспаривать это! Он – только выбившийся в люди претендент!

– Я не вовлечен в политику королей и королев, – сказал он. – Или даже кого-то из претендентов. Возвращайся, Наоми. Позволь мне увидеться с твоей сестрой.

Она опустила голову, сделала реверанс, и добавила:

– Конечно, доктор. Спасибо. Мне очень жаль.

Он повернулся к ней спиной, чтобы открыть дверь. Это была ошибка.

У меня не было времени, чтобы вообще среагировать, когда она вынула деревянный кол из ботинка и воткнула в него – между ребрами, и удар дошел до его сердца. Тео издал задыхающийся звук, едва ли достаточно громкий для меня, чтобы услышать, и затем она поймала его, когда тот упал, и положила его на ковер. Она прошла мимо него, чтобы повернуть задвижку замка на двери. Тогда она выхватила его, оставляя металлический язычок на месте.

Я не могла выйти оттуда. Не легко.

– Что ты делаешь? – крикнула я. – Охрана! Сюда!

– Кричи сколько хочешь, – сказала Наоми спокойно. Она открыла сумку доктора Тео и перерыла ее, спокойно, как ледяная скульптура. – Амелия вполне следит за своей звукоизоляцией. Есть скрытая тревога, если ты сможешь найти ее, но я бы не стала тратить в пустую свое время на твоем месте. Оставайся здесь, пока я не вернусь.

Тео лежал полностью неподвижно, вниз лицом на полу. Деревянный кол не убил бы его сразу же, я знала; это придавило его, парализовало, оставило бы его беспомощным для того, что могло бы произойти потом.

Я позволила Наоми думать, что я была также парализована страхом; это была не трудная работа для того, кто обладал актёрским мастерством. Это шло слишком быстро, и слишком сумасшедше, и я понятия не имела, что правильно было бы сделать, за исключением того, что Тео никогда не причинял никому боль, никогда.

Наоми вынула что-то из его сумки, пошла к другой двери и спокойно закрыла ее позади себя.

Я встала на колени около Тео, ухватилась за кол и дернула его, сильно. Он был между ребрами, и потребовалась вся моя сила и три попытки, чтобы вытащить его.

Тео замучено потянулся, давясь от воздуха, но не двигался. Я перевернула его, и он мигнул, медленно сосредотачиваясь на моем лице.

– Наоми, – прошептал он. – Конечно, – он протянул руку, я поддержала его и помогла подняться. Это, должно быть, было очень трудно; он облокотился на меня, и я могла чувствовать, как все его тело дрожало. – Должен остановить ее, – он указал на свою докторскую сумку, и я схватила ее и держала открытой, в то время как Тео отсортировывал вещи. Он, наконец, вытащил маленький аэрозоль, наверное. – Она взяла нож.

Нож. О, Боже. Я посмотрела на дверь спальни. Могло быть уже слишком поздно.

Дверь была заперта, но не намертво, просто стандартный замок; я приготовилась и пнула чуть выше кнопки своим тяжелым военным ботинком, помещая всю силу ноги в него. Ничего себе, я получила неожиданную тренировку верхней и нижней части тела.

Несоответствующая веселая музыка для аэробики блуждала в моей голове, но быстро отдалась болью в моем колене.

Это все же сработало. Дверь слегка открылась, и Тео прошел мимо меня в комнату.

Наоми стояла над фигурой, лежащей на кровати, с серебряным ножом, держа его в обеих руках. Она пыталась опустить его, ясно помещая всю ее силу в него, но фигура держала ее запястья и удерживала их навесу.

Это была Амелия, которую она пыталась убить. Но не Амелия вообще. Я узнала ее, но это был вид испуганного, потрясенного признания, которое ты будешь ожидать от наблюдения трупа, или кого-то сильно раненного… и я знала кое-что об обеих вещах. Это был тот же самый толчок адреналина, который стучал через мое тело – потому что Амелия больше не была Амелией.

Я не была уверена, кем она была.

Она выглядела… мокрой. Покрытой влажной слизью, с серыми полосами на ее коже, как гриб, на волосах, распущенных и спутанных, то же самое вещество. Ее глаза изменили цвет – не лед теперь, больше как туман, серовато-белый и абсолютно непрозрачный. Кровать вокруг нее была пропитана тем же самым ужасным влажным материалом.

– Остановись, – сказал Тео резко, и когда Наоми не обратила внимания, он покачнулся, схватил ее сзади и поднял ее запястья и нож вверх, подальше от Амелии. Это было не легко.

Наоми не сдавалась, и Амелия не отпускала, или … это было, как будто она действительно не могла отпустить. Я наконец сделала выпад и отсоединила ее влажные, слизистые пальцы, один за другим.

В том месте, где они держали тонкие запястья Наоми, они оставили красные раны, которые переполнились кровью, как будто таяли целые участки кожи.

– Отпусти меня, – сказала Наоми, яростно изворачиваясь в захвате Тео. Она почти освободилась, но он держался с мрачной решимостью. – Отпусти меня. Ты знаешь, что это – единственный путь. Мы не можем позволить ей перевоплотиться… мы не можем.

Тео взял нож из ее рук и откинул его в сторону от кровати Амелии. Она кричала в чистом разочаровании, но не пыталась украсть его назад. Его выражение было вдумчивым, и глаза были холодными и отдаленными.

Он держал тот нож, как кто-то, кто действительно знал, как владеть им, как эксперт. Именно это удержало ее на месте.

– Ты предала меня, – сказал Тео. – Я полагаю, что должен быть соответственно благодарен, что ты думала, что на мне достаточно использовать только дерево, и мало одной Евы, оставить ее, чтобы освободить меня. Но ведь ты никогда не намеревалась оставить ее живой, не так ли? Серебряный нож, человек на сцене – удобная смерть, убитый тобой в негодовании. Ты хотела, чтобы я полагал, что Ева заколола меня, пересилила тебя так или иначе и убила Амелию в некотором человеческой ярости. Это не имеет смысла, моя дорогая.

Это просто не имеет смысла.

Я не думала об этом, но теперь, когда я могла отдышаться, ярость зажглась во мне, как кислота. Сука. Она подставила меня. Даже если бы она не убила меня, то, возможно, возложила бы ответственность за все это на меня, особенно если бы она сожгла себя с небольшим количеством серебра. Мне и моим друзьям были известны походы с вооружением анти-вампа.

И предположение об убийстве Амелии, конечно, обернулось бы непосредственно тяжелой и ужасной смертью.

– Что ты собираешься теперь делать? – Наоми бросилась назад на него. – Позволишь ей жить?

Позволишь стать драугом? Главным драугом, способным к разрушению нас всех? Не будь дураком, Тео! Ты знаешь, то, что я делаю – необходимо!

– И Ева?

Она посмотрела на меня, затем назад на него.

– Человек, полный решимости выйти замуж за вампира? Сколько времени, ты думаешь, она продержалась бы, в любом случае?

Я рискнула посмотреть на Амелию. Она была так же неподвижна сейчас, как статуя, руки, сложенные на груди. Но поскольку я смотрела, я почувствовала, что ее внимание… переместилось. На меня.

И я слышала ее в моей голове. Был ясный, серебристый звук, как колокола и пение, сладкое пение.

Иди, Ева, иди и не приходи обртано.

Я не ждала. Мои нервы просто… сломались, и я побежала в другую комнату. Тео, должно быть, знал, где была сигнальная кнопка, потому что несколько секунд спустя я испытала ужас от сильных, но приглушенных ударов об дверь, и они, потерпев крах, открылись, чтобы впустить двух охранников Амелии. Я подняла руки. Они проигнорировали меня и перешли в другую комнату.

И я вышла из этого ада прежде, чем кто-либо мог задать мне любые вопросы. Я не знала, что Тео собирался сказать, но если бы я бродила вокруг, не было никакого способа, которым я не закончила бы так или иначе, чтобы выйти из этого ужаса.

Мне было жаль, что я видела Амелию в таком состоянии как это, потому что это было ужасно и страшно. Если она боролась, то я не видела признаков этого; было похоже, будто она медленно тонула в той слизи, и ужасный серый цвет ее кожи и глаз сделал ее похожей на что-то выброшенное на пляж.

Мы теряли Основателя Морганвилля, и как только мы потеряем ее…

…Мы потеряем все.

Я спустилась вниз в прихожую, слепая от слез и мучений, и ударилась головой о бегущего Майкла. Я остановилась, дрожа, и уставилась на него в течение нескольких долгих, ужасных секунд. Просто что я видела … что я только что избежала…

Он не спрашивал. Он просто развел руки в объятии, и я упала в них, рыдая от всего сердца, пока он гладил мои волосы.

– Все хорошо, – шептал он мне.

Но это было не так. Это действительно, действительно было не так.

Глава 16

Шейн

Майкл обнял Еву, что было хорошо для разнообразия; Мирнин уже ушел в лабораторию, оставив нас троих. Ханна тоже бросила нас и заперлась в своём жутком спокойствии. Никто из нас не осмелился сказать ей что-нибудь.

Клэр смотрела на меня с притуплённой, трагической необходимостью, и я просто не мог… я не мог дать ей то, что ей нужно. Пока нет. Я не мог это чувствовать. Но всё же что-то я чувствовал, после всего.

Я сказал:

– Мне нужно рассказать Монике о ее брате.

Я слышал, как Клэр глубоко вздохнула, будто она даже не думала, что будет дальше.

– О, – сказала она сдавленным голосом. – Должна ли я пойти…?

– Нет. Будет лучше, если я сделаю это один. – Потому что если бы я мог действительно чувствовать что-нибудь сейчас, то только глядя в глаза Моники. Это была карма. Она заслужила услышать о ее брате именно от меня, покуда моя сестра умерла, оказавшись в нашем горящем доме, в то время как Моника стояла и улыбалась, щелкая зажигалкой.

Издевалась надо мной. Насмехалась, каким беспомощным я был.

Я всегда считал, что это она устроила пожар, с того момента Ричард всегда утверждал, что это не она, что она просто издевалась и даже не знала, что Алисса оказалась в ловушке внутри. Я на самом деле не верил ему. Может быть, он даже не верил сам.

Я нашел Монику в, как я догадался, своего рода вампирской комнате развлечений. Там был телевизор, который тихо работал, и кожаный диван. Она лежала на диване, завернувшись в одеяло, и спала.

Я не думаю, что когда-либо видел Монику спящей, и удивился, что, когда она не бодрствовала, она казалась… нормальной. Она выглядела уставшей, ее волосы растрепались, и она сняла макияж. Без него она выглядела на ее настоящий возраст, тот же, что и у Майкла – нет, она все еще человек. Сейчас она была старше Майкла.

Вдруг, реально или нет, причинение боли не показалось правильным – но ей необходимо знать, а я сам вызвался.

Разве это не прекрасно, рассказать ей о ее брате? Это более чем исполнение желаний, Шейн.

Ты действительно думаешь, что все это правда?

Этот чертовски глупый голос в моей голове не хотел затыкаться. Это был постоянный отшлифованный монолог, головная боль, которая не уходила. И самое страшное, я не был уверен, что это воображение. Проснись, Шейн.

Но я не спал. Не так ли?

Я пересек комнату и подошел к дивану. Свет был приглушен, а на кофейном столике был пульт дистанционного управления, чтобы включить его, так что я нажал на кнопку. Как будто взошло солнце, Моника немного застонала, что-то пробормотала и попыталась зарыться лицом в подушку.

Когда я сел на край стола, глядя на нее, она вдруг выпрямилась, и страх, который проскользнул в выражении ее лица, удивил меня. Я не думал, что она способна быть такой уязвимой… но все же, она родилась здесь, как я, когда около тебя ходят посторонние, ты редко хорошо спишь.

Моника уставилась на меня безучастно, не узнавая, в течение приблизительно двух секунд, и затем понимание пересилило тревогу, и она просто стала выглядеть раздраженной. И сердитой.

– Коллинз, – сказала она и провела пальцами по волосам, как будто их укладка была её приоритетным делом. – Боже, есть такая вещь, как стук в дверь. Если ты снова сегодня собираешься благодарить меня за спасение своей жизни, пожалуйста, не делай этого. Вопервых, это не являлось моей идеей. Хотя, если ты хочешь бросить свою подружкушкольницу, я могла бы бросить тебе вызов, – она улыбнулась мне, внезапно и безумно.

Я не знал, как сделать это. Ответственность ощущалась тяжело и остро, потому что я собирался полностью разрушить ее мир. Я знал, как при этом себя ощущаешь, и да, в этом было определенное правосудие, не отрицаю, что я так считал, но всё же я не мог получить реальную радость от этого. Я просто переждал, пока она не утихла, нахмурившись глядя на меня, неудомевая от отсутствия моей реакции.

И потом я сказал очень тихо:

– Моника, я должен тебе кое-что сказать. Плохое.

Она не была глупа, и спустя приблизительно одну секунду после того, как я сказал это, я увидел начинающийся лёгкий ужас, расцветающей в ней.

– Что произошло? – спросила она, скрестив руки на животе. Я помнил, что чувствовал, будто земля уходит из под ног. – Это… моя мама? – я понял, что новости о смерти ее матери – матери, которая больше не говорила с ней или не признавала ее среди собственных детей – были лучшим вариантом развития событий, о котором она могла думать теперь.

– Нет, – сказал я. Возможно, я должен был насмехаться над ней, я не знаю; возможно, я был бы полностью в праве сделать это. Но внезапно все, чего я хотел, должно было быть добрым, быстрым, и потом я бы ушел. Я хотел обнять Клэр и забыть, насколько хрупки все мы были, просто на мгновение. – Нет, это не твоя мама. Извини. Это Ричард.

– Он ранен, – сказала она и отбросила одеяло назад. На ней были тренировочные брюки и майка, как у нормальной девушки, она достала пару обуви без каблуков. Ее руки дрожали. – Он здесь? Я могу видеть его? Все будет хорошо, правильно? Боже, обувь даже эта не соответствует, но я не могу принести все….

– Нет, – сказал я, – все не будет хорошо, – она остановилась в процессе одевания одной туфли, но не подняла взгляд. После колебания она закончила, надела другую туфлю и встала. Я тоже стоял, неуверенный, что теперь делать.

– Что ты знаешь, тупица? – сказала она и протиснулась мимо меня, двигаясь к двери. – Когда ты ходил в школу? Ради Бога, ты даже не осилил биологию. Я уверена, что все прекрасно.

– Моника, – сказал я. Возможно фактически, я не оскорблял ее в спину, или повышал голос, или хватал ее; возможно просто она уже знала. У меня нет идей, что произошло в ее голове.

Но она остановилась, как будто столкнулась с невидимой стеной и ждала. – Я видел его. Я сожалею. Ханна была с ним. Они собираются привезти его скоро. Я думал, что ты должна узнать прежде… – Прежде, чем ты увидишь его тело.

Тогда она повернулась ко мне, и гнев в ее лице застал меня врасплох.

– Ты лжешь, сукин сын! – крикнула она и подняла первую вещь, до которой могла дотянуться – телевизионный пульт – и бросила его в меня так сильно, как могла, он был довольно тверд, фактически. Я отбил его в сторону и не ответил. Она пошла за чем-то более тяжелым, большой мраморной статуэткой кого-то, кого я предположительно должен был узнать, но она не смогла бросить ее. Статуэтка упала на ковер в трех футах от меня и покатилась.

И затем она споткнулась и упала на колени. Весь гнев вышел из нее так же, как если бы ктото потянул штепсель, оставляя ее бледной и пустой. Ее глаза были широко открыты, зрачки сузились до точек, и она уставилась на меня с приоткрытыми губами.

– Я сожалею, – повторил я. Похоже, что это было все, что я мог сказать. Я думал, что это было мечтой, прекрасной местью? Исполнение желания? Это было не так. Это было просто… печально. – Он был хорошим, твой брат. Он всегда пытался быть справедливым. И он заботился о тебе.

Это было не очень, произносить хвалебные речи, но это было все, что я мог. Я думал, что ушел бы оттуда, что было чистой фантазией, но все, что я чувствовал теперь, была тошнота и глубокий дискомфорт. Я должен был позволить Майклу сделать это. Майкл был бы способен на сочувствие; он был чувствителен и, дерьмо, знал, что сказать и когда…

Моника просто уставилась на меня. Как будто она ждала от меня, чтобы я сказал что-то ей, что все это было просто по-настоящему противной шуткой.

Это должно было быть работой Оливера, подумал я. Оливер был ее крестным вампирским Защитником, не так ли? Где он?

Моника наконец сказала голосом, который я никогда не признал бы принадлежащим ей:

– Ты лгун. Он не мертв. Он не может быть мертв. Ему причинили боль, это все, ему причинили боль, и ты просто гребаный лгун. Ты мстишь мне, придурок. Из-за твоей сестры.

– Мне жаль, что это не так, – сказал я. Я покачал головой и пошел к двери, потому что не было ничего иного, что я мог сделать здесь. Ничего, кроме вреда и боли.

– Подожди, – сказала она. Ее голос дрожал теперь, когда ее мир развалился изнутри. – Шейн, подожди. Я не делала этого… я не разжигала тот огонь. Это не должно подтолкнуть тебя к этому. Это не смешно…

– Я знаю, – сказал я. Я не был уверен в том, что я сейчас признавал. Может быть, все это грустное принятие. – Извини.

У нее всегда были свои друзья. Джина, Дженнифер, любая из дюжины других прихвостней, кружащихся на орбите Моники, Центре Вселенной. Она всегда была неуязвима, бронированная позой, модной одеждой, косметикой и блеском. Всегда наносящая ущерб.

Возможно, я должен был испытать удовлетворение от того, что я привел ее к тому, что она стояла на коленях.

Но не испытывал.

– Я позову кого-нибудь, – сказал я. Я не знал, кого я мог, возможно, позвать, но это не имело значения; она не слышала меня. Я оглянулся назад, чтобы видеть, как она нагнулась вперед в замедленном движении, стоя на одной руке, и затем перевернулась на ковре. Ее ноги медленно подтянулись к животу.

Она начала безнадежно плакать, глотая возгласы.

Иисус.

Я глубоко и покорно вздохнул и вернулся к кушетке, где взял одеяло. Я укрыл ее им, нашел коробку платков и принес ей. Тогда я налил ей выпивки из открытой бутылки виски со стойки в задней части комнаты – вампиры любили алкоголь так же как люди, но у них он был намного более качественный. Это был солодовый виски и пах дымом.

– Иди сюда, – сказал я и посадил ее вертикально, прислонив к углу дивана. Я зажал виски в одной руке, вытащил несколько платков и поместил их в другую руку. – Выпей.

Она выпила, повинуясь как ребенок; она задохнулась на первом глотке, но проглотила, и затем сделала второй между удушьем и дрожью. Немного понимания вернулось в ее глаза и вспышка чего-то, похожего на стыд. Она использовала платки, чтобы вытереть нос, затем другим вытерла глаза. Слезы все еще текли, и ее глаза были красными и опухшими. Не берите в голову то, что говорят в фильмах – девушки не становятся красивее, когда плачут.

Это сделало ее более … человечной.

– Почему пришел ты? – спросила она, наконец, когда виски был выпит до тонкой янтарной линии у основания стакана. Более спокойная теперь – возможно, притворство – но по крайней мере она не тряслась так, будто собиралась распасться на части. – Почему не Клэр? Она хорошая, – она попыталась сделать это похожим на оскорбление, но в ее сердце не было этого.

– Я подумал, возможно…

– Возможно, это заставило бы тебя чувствовать себя лучше из-за сестры? – спросила она и допила алкоголь. – Каково тебе? – ее рука дрожала.

Я не отвечал. Я серьезно обдумывал полученный укол, который был всеми видами несправедливости. Моника протянула пустой стакан мне, и я отложил его.

– Я надеялась на добавку, – сказала она.

– Ты не нуждаешься в этом. Последнее, что тебе нужно – это напиться прямо сейчас.

– По опыту знаешь?

– Да, – сказал я. Я встретился с её пристальным взглядом. – Ты – злая сука и задира, и я не могу посчитать количество раз, когда я хотел сломать тебе шею. Но мне отчасти нравился твой брат. Именно поэтому я пришел.

Она глубоко вздохнула, но не ударилась в слезы снова. Это прошло, по крайней мере, пока. Я ждал мгновенного возвращения. Не появилось. Наконец, она сказала:

– Он всегда говорил, что надеялся, что будет принят, – она предприняла странную небольшую попытку посмеяться. – Большинство детей думает так, но я думаю, что он был прав. Он заслуживал лучшего, – она снова вытерла глаза. – Дерьмо. Я не могу поверить, что позволяю тебе видеть меня в таком виде. Ты никогда не позволишь мне забыть об этом, не так ли?

Я немного помолчал, а затем спросил:

– Ты будешь в порядке?

На сей раз смех был немного более распознаваемым, но пустым, как будто она была пуста внутри.

– Нет, – сказала она. – Но спасибо так или иначе. Что не…

Что не стоял улыбаясь, пока она страдала, как она сделала это со мной. Она не сказала это, но, я полагаю, это было тем, что она имела в виду.

– Это то, где мы обнимаемся и говорим, что мы враждующие друзья? – спросил я. – Потому что я бы предпочел пропустить эту часть.

– Тьфу. Абсолютно, – она высморкалась, бросила платок на журнальный столик и вынула другой из коробки. – Я предполагаю, что должна… одеваться или что-то еще, – я мог сказать, что она не знала, что делать, но одевание было исправляющим механизмом Моники. – Поэтому теперь выйди.

Я кивнул и встал. Я поставил стакан на журнальный столик, затем сказал:

– Ричард хотел, чтобы ты поменьше была сукой. Возможно, ты бы захотела подумать над этим, если правда любила его.

Она ничего не сказала, и, наконец, я смог убежать.

Дверь закрылась позади меня, и я прислонился к стене, закрыл глаза, делая глубокий вдох, задыхаясь от прохлады. Я чувствовал странную лихорадку, и немного больным. Никакого удовлетворения вообще.

Каким-то странным образом это было хорошо.