Текст книги "Спаси меня (ЛП)"
Автор книги: Рэйчел Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Рэйчел Гибсон
Спаси меня
ГЛАВА 1
Третьего декабря тысяча девятьсот девяносто шестого года Мерседес Джоанна Холлоуэл совершила самоубийство. Модное. Годами Сэйди ходила по краю, смешивая стили и надевая белые сандалии после Дня труда. Но последним гвоздем в ее гробу, модном, – хуже, чем грех с белыми сандалиями – стал тот вечер, когда она заявилась на котильон Рождественских звезд Техаса с волосами гладкими, будто по ним проехал каток.
Каждый знал: чем пышнее начес, тем ближе к Богу. Если бы Господь считал, что у женщины волосы должны быть гладкими, Он бы не вдохновил человека на создание мусса, гребней для начеса и суперфиксатора «Акванет». Как все, конечно же, знают, гладкие волосы – это мерзость. И также все знают, что это почти грех. Как, например, выпивка перед воскресной службой или ненависть к футболу.
Сэйди всегда была немного… не такой. Иной. Не какой-то там с поехавшей крышей. Как, скажем, миссис Лондон, которая коллекционировала кошек и журналы и подстригала траву ножницами. Сэйди была более «идейной». Как, к примеру, когда ей в голову пришла идея, что если копать поглубже, то найдешь золото. Будто семье Холлоуэл требовались деньги. Или когда Сэйди выкрасила свои светлые волосы в ярко-розовый и накрасила губы черной помадой. А также когда бросила волейбол.
Все знали, что если Господь благословил семью мальчиком, тот, естественно, будет играть в футбол. Девочки играют в волейбол. Таково правило. Как одиннадцатая заповедь: девочки должны играть в волейбол, или их ждет пренебрежение техасцев.
Затем был период, когда Сэйди решила, что форма школьной команды Ловетта по танцам каким-то образом поддерживает гендерную дискриминацию, и подала петицию с требованием сделать трико длиннее. Как будто короткое трико скандальнее, чем гладкие волосы.
Но хоть Сэйди и была идейной и противоречивой, никто не мог винить ее в этом. Она оказалась поздним ребенком. Родившимся у Клайва, твердолобого хозяина ранчо, и его возлюбленной супруги Джоанны Мэй. Джоанна Мэй была леди с Юга. Доброй и щедрой. И когда она окрутила Клайва, члены ее семьи, так же как и все жители Ловетта, были немного потрясены. Жених был на пять лет старше Джоанны и такой же упрямый, как древний мул. Клайв родился в старой, уважаемой семье, но, честно говоря, с малолетства был вздорным, а его манеры не отличались обходительностью. В отличие от Джоанны Мэй. Та стала королевой красоты, выиграв все от «Мисс малышки» до «Мисс Техас». Она стала второй в борьбе за титул «Мисс Америка». И выиграла бы, если бы судья под номером три не симпатизировал феминисткам.
Но Джоанна Мэй была не только красивой, но и сообразительной. Она верила: неважно, если твой мужчина не видит разницы между суповой чашей и чашей для омовения пальцев. Хорошая женщина всегда может объяснить мужчине разницу. Важно лишь, чтобы тот мог позволить купить себе и то и другое, а Клайв Холлоуэл определенно обладал достаточным количеством денег, чтобы окружить жену веджвудским фарфором и уотерфордским хрусталем.
После свадьбы Джоанна Мэй переехала в большой дом на ранчо «Джей Эйч», чтобы дожидаться там рождения детей, но, перепробовав за пятнадцать лет все, от подсчета дней до искусственного оплодотворения, так и не смогла зачать. Супруги смирились с бездетным браком, и Джоанна Мэй ударилась в благотворительность. Все считали ее почти святой, и наконец, в возрасте сорока лет, она была вознаграждена «чудесным» ребенком. Ребенком, который родился на месяц раньше, потому что, как всегда говорила ее мать: «Сэйди очень хотела выпрыгнуть из моего живота и начать командовать людьми».
Джоанна Мэй потакала каждому капризу своего единственного ребенка. Она выставила Сэйди на первый конкурс красоты, когда той было шесть месяцев, и за следующие пять лет своей жизни малышка скопила огромное количество корон и лент.
Но из-за склонности Сэйди кружиться слишком быстро, петь слишком громко и падать со сцены в конце танца, ей так и не удалось полностью исполнить мечту матери о высшем титуле. В сорок пять Джоанна Мэй умерла от внезапного сердечного приступа, и мечты о короне королевы красоты для ее ребенка умерли вместе с ней. Забота о Сэйди легла на плечи Клайва, который намного лучше чувствовал себя рядом с коровами и работниками ранчо, чем с маленькой девочкой, у которой на туфельках были стразы, а не коровий навоз.
Клайв как мог старался вырастить из Сэйди леди. Он отправил ее в школу шарма мисс Наоми, чтобы дочка научилась тому, чему у отца не было ни времени, ни возможности учить ее. Но школа шарма не могла заменить женщину в доме. В то время как другие девочки шли домой и оттачивали свои навыки этикета, Сэйди меняла платье на старые джинсы и носилась сломя голову. В результате такого обучения она научилась вальсировать, сервировать стол и поддерживать беседу. Она также умела ругаться как ковбой и плеваться как работник ранчо.
Вскоре после окончания школы Сэйди покидала вещи в свой «шевроле» и направилась в какой-то пафосный университет в Калифорнии, оставив далеко позади своего отца и грязные перчатки для котильона. После этого Сэйди видели не очень часто. Даже ее бедный отец. И насколько все знали, она ни разу не была замужем. Что было очень печально и уму непостижимо, потому что, ну, в самом деле, разве трудно найти мужчину? Даже Сара Луиза Бейнар-Конеско, которая имела несчастье уродиться сложенной, как ее отец, Большой Бадди Бейнар, и то умудрилась найти мужа. Правда, Сара Луиза встретила своего мужчину на сайте «заключенные. com». Мистер Конеско в настоящее время находился в полутора тысячах миль отсюда в Сент-Квентине, но Сара Луиза была уверена, что он совершенно невиновен в тех преступлениях, за которые был несправедливо лишен свободы, и планировала начать с ним совместную жизнь после долгожданного досрочного освобождения через десять лет.
Благослови ее Господь.
Конечно, иногда в маленьких городках – маленький выбор, но именно поэтому девушки уезжают в колледж. Все знают, что главная причина поехать в колледж для одинокой девушки – совсем не получение высшего образования, хотя и это тоже важно. Знания, как посчитать стоимость бабушкиного серебра, всегда имеют большое значение, но главной задачей одинокой девушки всегда было найти себе мужа.
И Талли Лин Купер, двадцать один год, кузина Сэйди Джо со стороны матери, именно так и сделала. Талли Лин встретила своего суженого в Техасском университете и должна была ей предстояло пойти с ним к алтарю через несколько дней. Ее мать настаивала: Сэйди Джо должна быть подружкой невесты. Что, оглядываясь назад, стало ошибкой. Больше, чем платье Талли Лин или размер ее бриллианта, или предположения о том, прекратит ли дядя Фрейзер нахальничать и будет ли вести себя хорошо, всех интересовал вопрос: умудрилась ли Сэйди Джо отхватить себе мужика, потому что, ну, в самом деле, разве это так трудно? Даже для идейной и противоречивой девушки с гладкими волосами.
* * *
Сэйди Холлоуэл нажала кнопку на двери своего «сааба», и окно чуть приоткрылось. Теплый воздух задувал в щель. Сэйди снова нажала кнопку и опустила стекло еще чуть-чуть. Ветер поймал несколько прядей ее прямых светлых волос и разметал по лицу.
– Проверь для меня реестр Скотсдэйла, – говорила Сэйди в блэкберри, прижатый к щеке. – И дом в Сан-Сальвадоре с тремя спальнями. – Пока ее ассистентка Рене искала информацию по недвижимости, Сэйди смотрела в окно на поля техасского панхэндла. – Он все еще отмечен как ожидающий решения?
Иногда брокер ждал несколько дней, прежде чем внести в список ожидающую решения сделку в надежде, что другой агент покажет дом и получит немного больше. Подлые ублюдки.
– Да.
Сэйди выдохнула.
– Хорошо. – Сейчас на рынке каждая сделка имела значение. Даже с маленькими комиссионными. – Позвоню тебе завтра.
Она отключилась и бросила телефон в держатель для стаканов.
За окном проплывали пятна коричневого, коричневого и снова коричневого, нарушаемые только рядами ветряков, стоявших в отдалении. Теплый техасский ветер медленно вращал их пропеллеры.
В голове Сэйди с каждым медленным вращением скользили воспоминания детства и забытые чувства. Она испытывала все те же смешанные эмоции. Старые эмоции, которые всегда спали до того момента, как она пересекала границу штата Техас. Смешение любви и желаний, разочарование и упущенные возможности.
Некоторые из ранних воспоминаний Сэйди были о том, как мама одевает ее для конкурса. Воспоминания о чрезмерно пышных платьях и массе фальшивых волос, прикрепленных к ее голове, с годами становились все более туманными. Хотя она помнила свои чувства. Она помнила веселье и возбуждение, и утешающее прикосновение материнской руки. Помнила беспокойство и страх. Желание сделать все хорошо. Желание доставить радость. Но это у нее никогда не получалось. Сэйди помнила разочарование, которое ее мать безуспешно пыталась скрыть каждый раз, когда дочь выигрывала в номинации «лучшее фото с домашним питомцем» или «лучшее платье», но не могла выиграть главный приз. И с каждым конкурсом Сэйди старалась сильнее. Она пела чуть громче, двигала бедрами чуть быстрее или добавляла огня в свой танец. И чем больше старалась, тем больше не попадала в тональность, в ритм и в границы сцены. Учительница всегда говорила ей придерживаться того, что они разучивали на тренировках. Двигаться четко по сценарию, но, конечно, Сэйди никогда так не поступала. Она всегда испытывала трудности, когда нужно было делать или говорить то, что ей велели.
О похоронах матери у нее остались туманные воспоминания. Звуки органа, эхом отражавшиеся от деревянных стен церкви, жесткие деревянные скамьи. Поминки после похорон в «Джей Эйч» и пахнувшие лавандой объятия тетушек.
– Бедный осиротевший ребенок, – причитали они в перерывах между поглощением сырного печенья. – Что теперь будет с бедной осиротевшей малышкой моей сестры?
Сэйди не была ни малышкой, ни сиротой.
Воспоминания об отце были более живыми и четкими. Резкий профиль на фоне бесконечной голубизны летнего неба. Большие руки, сажавшие ее в седло, и она сама – вцепилась в повод, пытаясь не отстать от отца. Тяжесть его ладони на ее голове, ощущение мозолистой руки, касавшейся ее волос, пока она стояла перед белым гробом матери. Тяжелые шаги мимо двери в детскую, когда она рыдала в подушку.
Отношения Сэйди с отцом всегда были сбивающими с толку и трудными. Взлеты надежды и падение разочарований. Эмоциональное напряжение от войны, которую Сэйди всегда проигрывала. Чем больше чувств она выказывала, тем больше пыталась ухватиться за отца, и тем больше он отталкивал ее, пока она не сдалась.
Годами Сэйди пыталась оправдать чьи-то ожидания, возлагаемые на нее. Матери. Отца. Всего города, полного людей, которые только и ждали, что она будет милой, хорошо воспитанной, обаятельной девушкой. Королевой красоты. Кем-то, кто заставит их гордиться, как ее мать, или кем-то, кого они будут уважать, как ее отца. Но к старшим классам она устала от этой тяжелой задачи. Она сбросила этот груз и стала просто Сэйди. Оглядываясь назад, она могла признать, что иногда ее поведение было слишком оскорбительным. Иногда намеренно. Как, например, розовые волосы и черная губная помада. Это не было проявлением стиля. Это было попыткой найти себя. Отчаянной просьбой о внимании того единственного человека на планете, который вечер за вечером смотрел на девочку-подростка через обеденный стол, но, казалось, никогда ее не замечал.
Шокирующий цвет волос не сработал, так же как и череда плохишей-бойфрендов. В основном отец просто игнорировал Сэйди.
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как она побросала вещи в машину и оставила родной Ловетт далеко позади. И возвращалась обратно так часто, как только могла. Пару раз на Рождество. Несколько раз на День благодарения и один раз на похороны тетушки Джинжер. Которые состоялись пять лет назад.
Сэйди нажала на кнопку, и окно скользнуло вниз до конца. Ветер трепал ей волосы, а чувство вины сдавливало затылок, потому что в памяти всплыл последний визит отца. Это было примерно три года назад, когда она жила в Денвере. Отец приехал на Национальное западное шоу скота.
Сэйди снова нажала кнопку, и стекло поднялось. Странно, что прошло так много времени, но так и было, потому что вскоре после той встречи она переехала в Феникс.
Кому-то могло показаться, что Сэйди – перекати-поле. За последние пятнадцать лет она жила в семи разных городах. Отец обычно говорил, что она никогда не остается на одном месте долго, потому что пытается пустить корни в каменистую почву. Он только не знал, что Сэйди вообще не пыталась пустить корни. Ей нравилось не иметь корней. Нравилась возможность собрать вещи и уехать туда, где ей будет хорошо. И ее последняя работа это позволяла. После нескольких лет, потраченных на получение высшего образования, переходов из одного университета в другой, ни в одном из которых Сэйди так и не получила диплом, она из прихоти остановилась на недвижимости. И теперь имела лицензии в трех штатах и наслаждалась каждой минутой процесса продажи домов. Ну, ладно, не каждой. Взаимодействие с кредитными организациями иногда сводило ее с ума.
Знаки на обочине отсчитывали мили до Ловетта, и Сэйди нажала кнопку, чтобы открыть окно. В приезде домой было что-то, что заставляло ее чувствовать тревогу, беспокойство и желание уехать прежде, чем приедет. Дело было не в отце. Она приняла их взаимоотношения несколько лет назад. Он никогда не будет тем отцом, в котором Сэйди нуждалась, а она никогда не будет сыном, которого он всегда хотел.
И даже не факт, что сам город заставлял ее беспокоиться. В последний приезд домой она провела в Ловетте меньше десяти минут, прежде чем почувствовала себя неудачницей. Сэйди остановилась на заправке, чтобы пополнить запас топлива и диетической колы. Из-за прилавка владелица заправки миссис Лоралин Джинкс бросила лишь один взгляд на пустой безымянный палец Сэйди и почти задохнулась от того, что могло бы быть ужасом, если бы не оказалось хриплым дыханием курильщицы с пятидесятилетним стажем.
– Ты еще не замужем, дорогуша?
Сэйди улыбнулась:
– Пока нет, миссис Джинкс.
Сколько Сэйди себя помнила, миссис Джинкс всегда была владелицей заправки. Дешевая выпивка и никотин заставили ее морщинистую кожу потемнеть, как старое кожаное пальто.
– Ты найдешь кого-нибудь. Еще есть время. – Имея в виду, что Сэйди лучше поторопиться.
– Мне двадцать восемь.
Двадцать восемь – еще молодость. Мисс Холлоуэл все еще устраивает свою жизнь.
Лоралин похлопала рукой по необремененным кольцами пальцам Сэйди.
– Что ж, благослови тебя Господь.
Теперь у нее было много других забот. Сэйди чувствовала себя поспокойней, пока несколько месяцев назад не позвонила Бесс – ее тетушка со стороны матери, сообщив, что племянница должна быть на свадьбе своей младшей кузины Талли Лин. Это было такое краткое сообщение, что Сэйди подумала: а не стала ли она заменой кому-то, кто отказался в последнюю минуту? Она даже не знала Талли Лин, но та была членом семьи, как бы Сэйди ни пыталась притвориться, что у нее нет корней, и как бы сильно она ни ненавидела мысль о том, чтобы присутствовать на свадьбе младшей кузины, сказать «нет» – об этом даже и речи не шло. Даже когда домой к Сэйди доставили для подгонки ярко-розовое платье подружки невесты. Без бретелек и с корсетом. А короткая юбка из тафты была так присборена и взбита, что когда Сэйди опускала руки, они исчезали в складках ткани. Все казалось бы не так плохо, если бы ей было восемнадцать и она собиралась на выпускной бал. Но школьные годы давно стали лишь воспоминанием. Ей было тридцать три, и выглядела она в этом платье несколько нелепо.
Всегда подружка невесты. И никогда не невеста. Вот как все видят ее. Все в семье и в городе. Они жалеют ее. Сэйди это ненавидела. Ненавидела, что все еще переживает из-за подобного. Ненавидела, что сейчас у нее нет бойфренда, который бы пошел с ней на свадьбу. Ненавидела так сильно, что даже задумывалась о том, чтобы снять парня. Самого большого и красивого жеребца, которого только смогла бы найти. Просто чтобы всех заткнуть. Просто чтобы ей не нужно было выслушивать шепот за спиной и замечать взгляды украдкой или объяснять отсутствие мужчин в своей жизни. Но с точки зрения логистики процесс снятия мужчины в одном штате и транспортировки его в другой казался невозможным. Этические проблемы Сэйди не волновали. Мужчины все время снимают женщин.
Когда до Ловетта оставалось десять миль, коричневый-на-коричневом пейзаж нарушил флюгер и старый забор. Колючая проволока над забором бежала вдоль шоссе до грубых бревна-и-кованое-железо ворот ранчо «Джей Эйч». Все было таким знакомым, будто Сэйди никогда и не уезжала. Все, кроме черного пикапа на обочине. К заднему бамперу прислонился мужчина. Его черная одежда смешалась с черным цветом машины, кепка затеняла лицо от яркого солнца Техаса.
Сэйди сбросила скорость и приготовилась свернуть с шоссе на ранчо отца. Она подумала, что должна бы остановиться и спросить незнакомца, не нужна ли ему помощь. Поднятый капот пикапа был жирным намеком на то, что нужна, но Сэйди была одинокой женщиной на пустынном шоссе, а мужчина казался очень большим.
Он выпрямился и оттолкнулся от машины. Черная футболка обтягивала его грудь и мощные бицепсы.
Кто-нибудь еще проедет мимо.
Со временем.
Сэйди свернула на проселочную дорогу и въехала в ворота.
Или он может дойти до города. Ловетт был в десяти милях отсюда. Сэйди взглянула в зеркало заднего вида, заметив, как незнакомец положил руки на бедра, глядя вслед задним огням ее машины.
– Черт.
Она нажала на тормоз. Всего пара часов в этом штате, и Техас уже поднял свою гостеприимную голову. Сейчас больше шести. Люди уже вернулись домой с работы, и могут пройти минуты или часы, прежде чем кто-нибудь проедет мимо.
Но… у всех же есть мобильники. Так? Он, вероятно, уже позвонил кому-то. В зеркале Сэйди увидела, как незнакомец убрал руку с бедра и поднял ее ладонью вверх. Может быть, он был вне зоны доступа. Сэйди удостоверилась, что двери заблокированы, и включила заднюю передачу. Вечернее солнце струилось сквозь стекло, пока машина выезжала задом на шоссе, а затем ехала по дороге к большому пикапу.
Теплый свет омывал одну сторону лица незнакомца, когда тот двинулся к ней. Он был из тех парней, которые заставляли Сэйди чувствовать себя немного неуютно. Из тех, которые носят кожу и пьют пиво, и разбивают пустые бутылки себе об голову. Из тех, кто заставлял ее выпрямлять спину чуть сильнее. Таких парней она избегала, как горячих шоколадных кексов, потому что и то другое шло во вред ее бедрам.
Сэйди остановила машину и нажала кнопку на дверной ручке. Стекло опустилось наполовину, Сэйди подняла глаза. Вверх по твердым мышцам под обтягивающей черной футболкой, широким плечам и мощной шее. Время близилось к шести, и квадратную челюсть незнакомца затеняла темная щетина.
– Проблемы?
– Да. – Голос шел откуда-то из глубины. Будто из самой души.
– И давно вы здесь торчите?
– Примерно час.
– Бензин кончился?
– Нет, – ответил незнакомец так раздраженно, будто его могли случайно спутать с кем-то из тех парней, у которых закачивается бензин. Как будто это каким-то образом оскорбляло его мужественность. – Это или генератор, или ремень ГРМ.
– А может, топливный насос.
Уголок его рта вздернулся.
– Топливо поступает. Но нет искры.
– Куда направляетесь?
– Ловетт.
Сэйди так и думала, учитывая, что дальше по шоссе не было больших городов. Не то чтобы Ловетт был большим.
– Вызову вам эвакуатор.
Незнакомец поднял глаза и посмотрел на шоссе.
– Буду благодарен.
Она набрала номер справочной, и ее соединили с гаражом Би Джея Хендерсона. Сэйди ходила в школу с сыном Би Джея – Би Джеем младшим, которого все звали Ляпсусом.
Ага, Ляпсусом. Последнее, что Сэйди слышала о нем – это что Ляпсус работает с отцом. Когда включился автоответчик, она посмотрела на часы на приборной доске. Пять минут седьмого. И отключилась, даже не став тратить время на звонок в другой гараж. Прошел уже час и пять минут после окончания рабочего дня в штате «одинокой звезды», и Ляпсус, так же как и другие механики, либо был дома, либо давил стул в баре.
Сэйди посмотрела на мужчину, на его потрясающие грудные мышцы и поняла, что у нее есть два пути. Она могла привезти этого незнакомца на ранчо и попросить одного из работников отца доставить его в город или отвезти его сама. Путь до ранчо занял бы десять минут по грязной дороге. Чтобы доставить незнакомца в город, понадобилось бы двадцать-двадцать пять минут.
Она посмотрела на тень, лежавшую на его лице. Было бы предпочтительней, чтобы совершенно незнакомый мужчина не знал, где живет Сэйди.
– У меня есть электрошокер, и я специально училась правильно его использовать. – Незнакомец отступил от машины и улыбнулся. – Я смертельно опасна.
– Электрошокер – не смертельно опасное оружие.
– А что если я установлю высокое напряжение?
– Вы не сможете установить такое напряжение, чтобы можно было убить, если только нет каких-то медицинских показаний.
– Откуда вы все это знаете?
– Работал в охране.
Вот оно что.
– Ну, будет чертовски больно, если мне придется надрать вам задницу.
– Леди, я не хочу, чтобы мне надрали задницу. Мне просто нужно в город.
– Все мастерские закрыты. – Сэйди положила телефон в подставку для стаканов. – Я отвезу вас в Ловетт, но вам нужно сначала показать мне какое-нибудь удостоверение личности.
Уголок его рта опустился от раздражения, когда мужчина потянулся к заднему карману «Левисов», и в первый раз взгляд Сэйди упал на ширинку его джинсов. На болтах.
Боже правый!
Без слов незнакомец достал водительские права и передал их через окно.
Возможно, у Сэйди были причины чувствовать себя немного извращенкой из-за того, что пялится на это впечатляющее хозяйство. Если бы оно не маячило перед окном ее машины.
– Отлично. – Она нажала несколько кнопок на телефоне и подождала, пока Рене снимет трубку. – Привет, Рене. Это снова Сэйди. Есть ручка? – Сэйди смотрела на впечатляющий образец мужской сексуальности перед собой и ждала. – Я подвезу до города парня, попавшего в затруднительное положение. Так что записывай. – Она передала подруге из Вашингтона номер водительского удостоверения и добавила: – Винсент Джеймс Хэйвен. 4389, Северное центральное авеню, Кент, Вашингтон. Волосы: темные. Глаза: зеленые. Сто восемьдесят шесть сантиметров. Восемьдесят шесть килограмм. Записала? Отлично. Если через час от меня не будет вестей, звони в офис шерифа Поттера Каунти в Техасе и скажи, что меня похитили, и ты опасаешься за мою жизнь. Передай ему ту информацию, которую я тебе только что продиктовала. – Сэйди отключила телефон и протянула удостоверение через окно. – Садитесь. Я заброшу вас в Ловетт. – Она посмотрела в тень, что отбрасывала надвинутая на глаза кепка. – И не заставляйте меня испробовать на вас мой электрошокер.
– Хорошо, мэм. – Забирая свое водительское удостоверение и кладя его обратно в бумажник, незнакомец приподнял уголок губ. – Я только возьму сумку.
Когда он отвернулся и засунул бумажник в задний карман потрепанных джинсов, взгляд Сэйди упал туда же.
Красивая грудь. Великолепная задница, привлекательное лицо. Была только одна вещь, которую Сэйди узнала о мужчинах. Одна вещь, которую она поняла, проведя все эти годы в одиночестве: существует несколько разных типов мужчин. Джентльмены, обычные парни, очаровательные кобели и грязные кобели. Единственными в мире настоящими джентльменами были породистые зануды, которые вели себя по-джентльменски в надежде однажды получить секс. Мужчина, забиравший сумку из кабины своего пикапа, слишком хорошо выглядел, чтобы быть породистым хоть в чем-нибудь. Он, скорее всего, был одним из тех коварных гибридов.
Сэйди разблокировала двери, и пассажир бросил зеленую военную сумку на заднее сиденье. Сам он сел спереди, чем активировал систему предупреждения о непристегнутом ремне безопасности, заполнив «сааб» широкими плечами и раздражающим бонг-бонг-бонг сигнализации.
Сэйди тронула машину с места и сделала разворот, чтобы выехать на шоссе.
– Бывали раньше в Ловетте?
– Нет.
– Вы здесь на отдыхе? – Она надела солнечные очки и нажала на газ. – Пристегнитесь, пожалуйста.
– А если не пристегнусь, надерете задницу своим шокером?
– Возможно. Зависит от того, насколько меня разозлит эта сигнализация за время пути. – Сэйди поправила на переносице авиаторы в золотистой оправе. – И должна заранее вас предупредить, я весь день за рулем и уже зла.
Он засмеялся и пристегнулся.
– Вы тоже направляетесь в Ловетт?
– К сожалению. – Она взглянула на него уголком глаз. – Я здесь родилась и выросла, но в восемнадцать сбежала.
Он сдвинул со лба козырек кепки и посмотрел на Сэйди через плечо. В водительских правах было указано, что у Винсента Джеймса Хэйвена зеленые глаза. Так и есть. Светло-зеленого цвета, который оказался совсем не зловещим. Скорее, тревожащим, когда эти глаза смотрели на нее с очень мужественного лица.
– Что же привело вас обратно?
– Свадьба. – Тревожащим в том смысле, что вызывал у любой девушки желание поправить прическу или нанести красного блеска на губы. – Моя кузина выходит замуж. – Младшая кузина. – Я – подружка невесты.
Без сомнения, другие подружки были еще младше. И вероятно, они придут с кавалерами. А Сэйди будет единственной без сопровождения. Старая и одинокая.
Плакат со словами «Добро пожаловать в Ловетт, Техас» появился на границе города. С того времени, как Сэйди последний раз была дома, плакат перекрасили в ярко-голубой цвет.
– Вы вовсе не выглядите счастливой.
Она слишком долго не была в Техасе, если «нахмурюшки» так легко прочесть у нее на лице. По словам мамы, «нахмурюшки» – это не очень хорошие эмоции. Они могут быть у девушки. Просто не стоит их показывать.
– Платье предназначено для кого-то лет на десять моложе меня, а по цвету оно напоминает жевательную резинку. – Сэйди посмотрела в окно. – Что привело вас в Ловетт?
– Прошу прощения?
Сэйди взглянула на него, когда они проезжали парковку и «Мучо Тако».
– Что привело вас в Ловетт?
– Семья.
– Ваши родственники?
– Родственник. – Он указал на автозаправку на другой стороне улицы. – Можете выбросить меня тут.
Сэйди повернула через двойную сплошную и заехала на парковку.
– Подружка? Жена?
– Ни то ни другое. – Прищурившись, он смотрел через лобовое стекло на дежурный магазин. – Почему бы вам не взять и не позвонить вашей подруге Рене, и не сказать ей, что вы все еще живы и здоровы.
Сэйди припарковала машину рядом с белым пикапом и протянула руку к мобильному.
– Не хотите, чтобы к вам в дверь постучал шериф?
– Не в первую ночь здесь. – Он расстегнул ремень, открыл пассажирскую дверь и вышел из машины.
Набирая номер Рене, Сэйди почти чувствовала запах попкорна с заправки. Пока ассистентка не ответила, в динамике мобильного играла песня Леди Гага «Born this way».
– Я не умерла. – Сэйди сдвинула солнечные очки на макушку. – Увидимся в офисе в понедельник.
Открыв заднюю дверь, Винс вытащил свою сумку, поставил ее на тротуар и закрыл дверцу. Положил руки на крышу машины и наклонился, глядя на Сэйди.
– Спасибо что подвезли. Я правда благодарен. Если есть какой-то способ, которым я могу отплатить вам, дайте знать.
Эти слова были из тех, что люди произносят, но никогда не имеют в виду. Как, например, вопрос: «Как дела?» Когда никому на самом деле не интересно. Сэйди посмотрела на Винса, в его светло-зеленые глаза и на загорелое мужественное лицо. В городе всегда говорили, что у нее больше храбрости, чем здравого смысла.
– Ну, есть кое-что…
