Текст книги "Они появляются в полночь"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Брэм Стокер,Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Алексей Толстой,Уильям Тенн,Август Дерлет,Монтегю Родс Джеймс,Эдвард Фредерик Бенсон,Фриц Ройтер Лейбер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

СИНДРОМ ДРАКУЛЫ

Уильям Тенн
Они выходят только ночью

Во всей нашей округе люди твердо уверены в том, что док Джудд носит в своем черном кожаном саквояже какое-то волшебное средство, которое помогает всем без исключения. Но, кроме всего прочего, он очень хороший доктор. Когда со мной случилась беда и я потерял ногу на лесопилке, мы с ним очень подружились. И я всегда был у него на подхвате. Бывает, ночью дока поднимет срочный вызов, а он так устал, что не может сесть за руль, тогда он вызывает меня и я превращаюсь в шофера. Моя новая пластиковая нога, которую док достал за полцены, управляется с тормозами не хуже настоящей.

На стареньком драндулете дока мы подкатываем к дому фермера, чтобы помочь разродиться молодой жене хозяина или успокоить кашель его старой бабушке, и пока док занимается своим делом, я жду в машине и прислушиваюсь, как они расхваливают старину дока. В наших краях любой скажет: док Джудд может справиться с любой хворью. Я слушаю и киваю, слушаю и киваю… И все это время размышляю: любопытно, как бы они удивились, если бы узнали, что он сделал, когда его единственный любимый сын влюбился в Вампира…

В том году выдалось очень жаркое лето. Стив – сын доктора – приехал домой на каникулы. Воздух был раскален и, казалось, обжигал кожу до волдырей. Сын очень хотел помогать по хозяйству отцу, всюду сопровождать в поездках, но док сказал, что первый год обучения в медицинском колледже самый тяжелый и поэтому мальчик заслуживает полноценный отдых.

– Сейчас лето и у нас довольно спокойно, – сказал он парнишке. – В основном обычные отравления, да еще солнечные перегревы. И так будет до августа, а потом наступает сезон полиомиелита. Я также склонен думать, что ты не хочешь лишить работы Тома, так ведь? А ты, Стиви, развлекайся, дело молодое, катайся в своем драндулете: побольше гуляй, да и вообще наслаждайся жизнью.

Стив согласно кивнул и… загулял, да, самым настоящим образом. Он приходил домой в пять-шесть утра, примерно до трех дня спал, потом еще пару часов шатался по дому, а в половине девятого садился в свой маленький дребезжащий драндулет и уезжал в неизвестном направлении. Так как парень он был примерный, то придорожные забегаловки отпадали. Значит… девушка решили мы.

Доку все это не нравилось, но он не хотел давить на парня – пока. Но я – бесшабашный старый Том – нет, другое дело. Я был своим человеком в этой семье и помогал растить парня, после того как умерла его мать. Частенько мне приходилось шлепать его. Так было, когда он забрался в холодильник.

Я пытался намекнуть ему, чтобы парень не бросался головой в омут или не прыгал в пропасть – потом, мол, не выберешься, но он был как каменный идол: Стив не грубил, а просто пропускал мимо ушей болтовню старика. Очевидно, он слишком сильно увлекался какой-то девушкой.

А потом началась эта странная эпидемия, и мы с доком забыли о Стиве.

Хворь поражала в основном детей нашего округа и погубила уже около тридцати ребятишек.

– Просто не представляю, что делать, Том, – сетовал док, пока мы разъезжали с ним по разбитым дорогам нашей глубинки. – Болезнь коварная симптомы, как при лихорадке, но температура почти не поднимается. Ребенок слабеет, развивается малокровие. Ничего не помогает, все остается без изменений.

Каждый раз, когда он затевал этот разговор, у меня начинала болеть культя. У меня это вызывало раздражение, и я пытался скорее сменить тему разговора, но из этого ничего не получалось. У дока уже вошло в привычку размышлять вслух обо всем, что его тревожило, а проклятая эпидемия, как назло, никак не выходила у него из головы. Положение создалось тревожное, и он даже написал в несколько научных медицинских учреждений, чтобы они посоветовали что-нибудь, но никакого толку не добился. А убитые горем родители ходили за доком по пятам и ждали, когда же, наконец, он вынет из своего маленького черного саквояжа это волшебное средство в ярком целлофане, потому что все знали в нашем округе Гроппа, что нет такой болезни, которую бы док Джудд не излечил. А ребятишки с каждым днем все больше и больше слабели.

У дока появились под глазами мешки оттого, что он просиживал ночи напролет над медицинскими журналами о новейших исследованиях в области детских заболеваний, но ничего в них не нашел, хотя ложился спать почти так же поздно, как гулена Стив.

И тут однажды он принес платок. Малюсенький шикарный платочек, батистовый, с вышивкой, обшитый по краям кружевом. Я как увидел его, аж весь передернулся, и у меня появилось желание поскорее уйти из кухни куда-нибудь подальше.

– Вот так-то, Том. Что ты об этом можешь сказать? Вроде бы ничего особенного, нашел платок на полу в спальне ребятишек Стоппсов. Ни Бетти, ни Вилли никогда не видели этого платка и не имеют представления, как он попал к ним в дом. Может быть, именно с этим платком занесена инфекция в дом, но родители не будут мне врать. Раз они говорят, что это не их платок и не знают чей он, значит, так оно и есть. – Он бросил маленький кусочек хорошенького батиста на кухонный стол и вздыхая добавил: – У девочки Стоппсов анемия прогрессирует. Если бы узнать… Ну ладно.

Он медленно пошел в свой кабинет с опущенными плечами и грустно поникшей головой, словно нес мешок с цементом.

Я не мог оторвать глаз от платка и в задумчивости грыз ноготь. Внезапно на кухню буквально влетел Стив. Он быстро налил кофе, поставил чашку на стол и вдруг увидел платок.

– Ой, – воскликнул он, – это же Татьянин платок. Как он к нам попал?

Я поперхнулся остатком ногтя и от неожиданности плюхнулся на стул напротив Стива.

– Стив, – начал я и умолк, потирая ноющую культю. – Стиви, ты знаком с девушкой, которой принадлежит этот платок? Ее зовут Татьяна?

– Да, знаком, и очень даже хорошо. Это Татьяна Латьяну. Смотри, вот в уголке вышиты ее инициалы – Т. Л. Это очень хорошая девушка, из древнего румынского аристократического семейства. Но самое главное – это то, что я собираюсь на ней жениться.

– Так это та девушка, к которой ты мотаешься каждый день и по ночам?

Он молча кивнул:

– Да, ты прав, Том, она выходит только ночью. Потому что терпеть не может солнечный свет. Она очень поэтическая натура, и, если бы ты знал, Том, какая она красивая…

Больше часа я слушал исповедь Стива, и с каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Я сам румын по материнской линии и сразу понял, почему от этой исповеди мою культю дергало как будто током.

Итак, как поведал мне Стив, девушка жила в городке Браскет, примерно двенадцать миль от нас. Стив познакомился с ней ночью на шоссе – у нее сломалась машина. Он подвез девушку к дому – недавно снятому старому особняку Мидда – и с тех пор влюбился в нее, или, вернее сказать, попался на крючок. Да так прочно, что теперь барахтаться бесполезно.

Иногда, когда он приезжал к ней, ее не было дома и служанка говорила, что она катается на машине по окрестностям в ночной прохладе, и, пока Татьяна не приходила, Стив играл в карты со служанкой, старой крючконосой румынкой. Несколько раз он хотел найти ее где-нибудь, но ничего из этого не получилось. Девушка исчезала, будто сквозь землю проваливалась.

– Если леди хочет быть наедине с собой, – говорила служанка Стиву, значит, так тому и быть.

Частенько ждал ее целыми часами. Но, как говорил Стив, когда она приезжала домой, возбужденная, красивая и ласковая, он забывал обо всем. Они вместе слушали музыку, беседовали, танцевали и ели необычные острые румынские блюда, приготовленные колдуньей-служанкой. Так проходила ночь, а наутро он возвращался домой.

Стив дотронулся до моей руки.

– Том, может быть, ты слышал когда-нибудь эти стихи: «Филин и кошечка»? Мне очень нравятся последние строки:

 
И они танцевали при свете луны,
в лунном свете кружились они.
 

Я очень хочу, чтобы так у нас было с Татьяной. Если она согласится выйти за меня замуж. Но пока об этом не может быть и речи.

Я облегченно вздохнул.

– Ну этим ты действительно порадовал меня, – выпалил я, не подумав. Жениться на этой девушке!..

Не успел я произнести эту фразу, как увидел выражение глаз Стива и сразу заткнулся, но было уже поздно.

– Как это понять, Том, «эта девушка»? Как ты можешь так говорить, ведь ты ее даже не видел.

Я начал выкручиваться, но Стив стоял стеной, его очень задели мои слова. Поколебавшись, наконец, я решился: лучше горькая правда, чем сладкая ложь!

– Стиви, дорогой, выслушай, меня внимательно. Отнесись к этому серьезно. Твоя новая подружка – Вампир.

– Том, да ты что, ты просто спятил… – У него отвисла челюсть.

– Нет, Стив, со мной все в порядке. Я очень тебя люблю, ведь ты мне как сын. Поэтому выслушай меня.

И я рассказал ему все, что знал о Вампирах. Все, что довелось слышать от матери, приехавшей в эти края из Старого Света, из Трансильвании, совсем молодой, когда ей едва было двадцать. Рассказал, как живут Вампиры и каким странным образом поддерживают свои силы: время от времени подкрепляясь человеческой кровью. Поведал, что это передается по наследству: как правило, Вампиром бывает один ребенок в семье, из своего убежища на промысел Вампиры выходят только ночью, потому что солнечный свет губительно на них действует.

Когда я произнес это, Стив побледнел, но я был жесток и продолжил рассказ. Я напомнил ему о странной эпидемии, жертвой которой стали дети нашего округа, – болезнь, отнимающая у детей силы. Закончил я свой рассказ эпизодом, как его отец нашел платок в доме Стоппсов, возле постели двух самых обессиленных ребятишек. И еще я рассказал, как… но здесь, увлеченный своим повествованием, обнаружил, что разговариваю сам с собой. Стива не было. Он выскочил как ошпаренный и умчался на драндулете.

Вернулся он примерно в полночь и, выглядел каким-то постаревшим. Я оказался прав.

Он приехал к Татьяне и прямо в лоб спросил ее, правда ли все, что я ему рассказал? Девушка ужасно расстроилась и заплакала. Да, сказала она, Вампир, но потребность насыщаться кровью появилась недавно – всего несколько месяцев назад. Она всеми силами боролась с этим, но безрезультатно. Наконец почувствовала, что сойдет с ума, если не утолит жажду. Кровь она пила только у детей, потому что боялась взрослых: ведь они могли проснуться и убить ее. За один вечер она посещала нескольких ребятишек, чтобы ни один из них не потерял слишком много крови. Но вся беда в том, что жажда с каждым днем все растет, растет… Вот такую историю поведала она нашему Стиву.

И все-таки он решил жениться на Татьяне я попросил её руки.

– Не может быть, чтобы не было какого-нибудь способа избавиться от этого недуга, – решительно сказал он. – Но она, Том, – можешь мне поверить, – она мне отказала, сказала нет.

Она вытолкала Стива и заставила его уйти. Когда я узнал об этом, то мысленно прочитал благодарственную молитву.

– Где сейчас отец? – спросил меня Стив. – Может быть, он что-нибудь придумает.

Я ответил, что док ушел, но куда я не знаю. Потом мы со Стивом сели и стали думать, что делать. Так мы сидели довольно долго и думали. Думали…

Зазвонил телефон, мы от неожиданности чуть не свалились со стульев. Стив схватил трубку, и я слышал, как он что-то орал.

Затем прибежал на кухню, схватил меня за руку и потащил к своей машине.

– Это звонила служанка Татьяны, Магда, – сказал он, когда мы мчались по шоссе. – Она сообщила, что после разговора со мной с Татьяной была истерика, а когда она успокоилась, то села в автомобиль и уехала, не сказала ей куда. Магда предполагает, что Татьяна хочет покончить жизнь самоубийством.

– Самоубийство? Но ведь она же Вампир, как…

И тут меня осенило, как именно она поступит. Я посмотрел на часы.

– Стиви, – закричал я, – быстро едем к перекрестку Криспина. И гони что есть духу!

Он выжал из своего драндулета, казалось, все. Было впечатление, что мотор сейчас оторвется от машины и побежит впереди нее.

Ее автомобиль мы увидели сразу, как только подъехали к Криспину. Он стоял на обочине одной из трех скрещивающихся дорог. Посредине пустынной улицы стояла хрупкая фигурка в развевающемся пеньюаре. Мне казалось, что по культе стучат молотком, так она болела.

Церковные часы начали отбивать двенадцать ударов, но мы успели вовремя. Стив выпрыгнул из машины, подбежал к девушке и выбил у нее из рук заостренный кол. Он прижал ее хрупкую фигурку к себе и дал выплакаться.

Не могу сказать, чтобы меня очень умиляла эта сцена, потому что думал я только об одном: вот и дожили, Стив влюбился в Вампириху! Я не думал о том, как себя чувствует девушка – ведь она так сильно любила Стива, что хотела покончить с собой единственно возможным для Вампира способом: в полночь на скрещении дорог воткнуть в сердце деревянный кол.

Когда мы немного пришли в себя, я увидел, что девушка очень миленькая. Я ожидал, что передо мной появится леди-Вамп: такая высокая, вертлявая, в плотно облегающем платье. Ведьма-соблазнительница. Но в машине рядом со мной сидела до смерти перепуганная и ужасно расстроенная девочка, прижавшаяся к руке Стива так, словно боялась, что ее сейчас оторвут от него. И сразу было видно, что она моложе нашего Стива.

На обратном пути я мысленно повторял: «Да, эти ребята здорово влипли. Ужасно, если влюбишься в Вампира, но Вампиру полюбить обычного человека… тут уж и говорить нечего».

– Как я могу стать твоей женой? – шептала Татьяна. – Какая же у нас будет жизнь? Ведь Стив, дорогой, в одну прекрасную ночь жажда может довести меня до того, что я наброшусь даже на тебя!

Но все это были разговоры, а о главном мы забыли, точнее, на время забыли. Забыли, что у нас был док.

Мы приехали домой, док с нетерпением ждал нас, и как только он познакомился с Татьяной и услышал ее историю, плечи его распрямились, а в глазах зажегся прежний огонь. Самое главное, что теперь больше не будут болеть дети. Ведь мы нашли причину этой «эпидемии». Что касается Татьяны…

– Ерунда, – сказал он ей. – Вампиризм считался неизлечимым в пятнадцатом веке, но в двадцатом, я уверен, есть средство избавиться от него. Ночной образ жизни Вампиров говорит о вероятной аллергии к солнечному свету, а также о наличии элементов фотофобии. Я думаю, что тебе, моя девочка, могут помочь очки с затемненными стеклами и гормональные уколы. А вот утоление жажды свежей кровью представляет более серьезную проблему.

Но и эту проблему через некоторое время док решил.

Он узнал, что кровь продается в виде кристаллического концентрата. И теперь, уже не первый год, каждый вечер перед сном миссис Татьяна Стивен Джудд в стакане воды размешивает немного порошка, добавляет пару кусочков льда для вкуса и принимает свою ежедневную дозу. По-моему, молодые супруги живут душа в душу. А мы с доком только радуемся этому.

Дэвид Х. Келлер
Наследственность

«Да, это производит впечатление», – подумал доктор Теодор Оверфилд, осматривая огромный участок, расположенный вокруг большого каменного дома. Высокая красивая ограда из кованого чугуна, опоясывающая имение, свидетельствовала о богатстве. Несмотря на то что дом был уже довольно старый и деревья прямо-таки дышали древностью, участок отличался хорошей планировкой, а ограда выглядела как новая. Венчавшие ее острые наконечники, блестя, вздымались ввысь, как будто ружейные штыки на параде.

Когда доктора пригласили в этот дом, то он подумал, что случай не слишком серьезный: какой-нибудь припадок неврастении, алкогольный психоз или простая женская истерика. Он миновал ворота и, когда услышал, как со стуком захлопнулись за ним створки, невольно почувствовал, что может встретить в этом доме необычного пациента или неординарный случай. Несколько ланей, испуганных резким звуком, бросились врассыпную и исчезли в лесу. «Какие прекрасные создания, – подумал доктор, – должно быть, ради них соорудили эту красивую ограду».

Когда Теодор Оверфилд позвонил, дверь открыл мрачный слуга и провел его в комнату, похожую на библиотеку. В ней было много книг, и создавалось впечатление, будто ими довольно часто пользовались. Собраний сочинений не очень много, но обилие отдельных томов, очевидно, первых изданий. В одном углу комнаты стояла скульптура Меркурия, в другом – белоснежная статуя Венеры. Между ними камин, рядом с ним несколько кресел – комната выглядела очень уютно.

«Провести неделю в такой обстановке, да еще за хорошую плату – не плохо», – подумал доктор. Его размышления были внезапно прерваны; вошел довольно пожилой человек небольшого роста, с блестящими молодыми глазами и копной красивых седых волос.

– Я Петерсон, – представился он, – это я вас пригласил. Ведь вы – доктор Оверфилд?

Они пожали друг другу руки и уселись в кресла возле камина. Хотя было только начало сентября, но в этой горной местности уже стояли прохладные дни.

– Мне сказали, что вы – хороший психиатр, доктор Оверфилд, – после приветствия сказал седовласый хозяин. – Меня даже уверяли, что вы в силах разрешить мою проблему.

– Пока ничего не могу сказать по поводу вашей проблемы, – ответил доктор, – но я освободил всю следующую неделю и могу быть в вашем распоряжении. В своих письмах вы не касались того, что вас беспокоит, а мне бы хотелось об этом узнать. Когда вы сможете мне что-либо рассказать?

– Только не сейчас. Отдыхайте и после обеда вернемся к этому вопросу. А может быть, вы и сами увидите. Я провожу вас в вашу комнату; к шести часам спускайтесь в столовую, и я познакомлю вас с остальными членами моей семьи.

Комната, в которую хозяин привел Оверфилда, была более чем комфортабельной. Петерсон, пожелав доктору приятного отдыха, вышел, но быстро вернулся и, смущенно глядя на доктора, промолвил:

– Хочу вас предупредить. Когда вы останетесь в комнате один, заприте дверь.

– Запереть, когда я буду уходить?

– Нет. В этом как раз нет необходимости. Никто ничего в этом доме не украдет. Я прошу вас запирать дверь в том случае, когда вы будете в комнате один.

Когда Петерсон вышел, доктор запер за ним дверь и подошел к окну. Оно выходило в лес. Вдали он увидел ланей, возле дома, на лужайке, прыгали белые кролики. Вид был прелестный. Но почему на всех окнах решетки?

«Решетки на окнах! Очень странно, как будто тюрьма, – подумал он. Предупреждение закрывать дверь… Кого или чего здесь можно опасаться? Ну уж не грабителей ведь. Любопытно, очень любопытно. А эта красивая ограда? Чтобы перелезть через нее, надо быть смельчаком, даже используя переносную лестницу. Да и хозяин дома – Петерсон выглядит неврастеником и в то же время отложил нашу беседу. Вероятно, хочет, чтобы я сам докопался до некоторых вещей», – размышлял доктор.

Он утомился долгим путешествием, поэтому снял ботинки, расстегнул воротничок рубашки, прилег на удобную кровать и сразу задремал. Кругом стояла тишина. Прошло несколько минут, послышался слабый шум, словно кто-то пытался повернуть ручку двери, доктор проснулся и спросил: «Кто там?» Но никто не ответил и не постучал, не было слышно и шагов. Перебирая в памяти события дня, он не заметил, как крепко уснул. Когда он проснулся, за окном было темно – он посмотрел на часы, десять минут шестого, Пора переодеваться и спускаться в столовую к обеду. Внизу его ожидали Петерсон и миссис Петерсон. За столом хозяин дома молчал, но его жена оказалась прекрасной собеседницей, и доктор просто наслаждался беседой с ней, так же как и изысканным обедом. Миссис Петерсон побывала во многих странах, очень живо рассказывала о своих впечатлениях от путешествий. Создавалось впечатление, что эту женщину интересовало абсолютно все.

«Умница, просто образец культурной женщины, – подумал доктор Оверфилд, она умеет выбрать все самое увлекательное для своих рассказов и причем к месту, удивительное умение поддерживать живую беседу».

К этим достоинствам доктор не мог не добавить еще одно: миссис Петерсон была очень красива. Доктор был очарован исходившим от нее неотразимым обаянием и поразился, как могла такая прелестная женщина полюбить такую мумию, как Петерсон. Очевидно, он неплохой человек, но совершенно ей не пара.

Миссис Петерсон была миниатюрной и хрупкой, она излучала здоровье и живость. Если в этом доме кто-то и болен, то, конечно же, не она. Доктор перевел взгляд на ее супруга. Может быть, он и есть его пациент? Мрачный, подозрительный, молчаливый… запертые двери и зарешеченные окна…

Возможно, перед ним скрытый случай паранойи, а оживленность миссис Петерсон, ее стремление поддержать разговор – защитная реакция? Может быть, она только выглядит веселой, а на самом деле это всего лишь маска? Временами на ее лицо набегает тень, но она тотчас же исчезает, как только женщина улыбается или весело смеется. Сомнительно, что сна по-настоящему счастлива с таким мужем!

За столом прислуживал мрачный, молчаливый слуга. Его манеры были безупречны, но доктору он не понравился с первого взгляда. Оверфилд никак не мог понять причину своей антипатии. Вскоре, однако, все прояснилось.

Доктор сидел задумавшись, стараясь понять, для чего его пригласили в этот дом. Вдруг он обратил внимание, что стол накрыт на четверых, а обедало только трое. И в тот момент, когда он подумал об этом, дверь отворилась и в столовую в сопровождении коренастого мужчины в черном костюме вошел подросток.

– Доктор Оверфилд, разрешите вам представить моего сына Александра. Поздоровайся, пожалуйста, с джентльменом, Александр.

Мальчик и сопровождающий его человек, следовавший за ним по пятам, обошли стол, мальчик поздоровался за руку с доктором и сел на свободный стул. На десерт подали мороженое. Человек в черном, стоя за стулом подростка, внимательно наблюдал за каждым его движением. Столь оживленный разговор замер. Десерт съели в полном молчании. Наконец мистер Петерсон произнес:

– Вы можете отвести Александра в его комнату, Йорри.

– Слушаюсь, мистер Петерсон.

Они опять остались за столом втроем, но разговор не возобновлялся. Мужчины молча курили, а миссис Петерсон, встав, извинилась:

– Простите, но я придумываю фасон для своего нового платья и стою перед сложной проблемой, на чем остановиться: сделать кнопки или пуговицы. Если взять пуговицы, то они должны быть не избитыми, с изюминкой, чтобы украсить платье и ни в коем случае не испортить общего впечатления. Поэтому еще раз прошу вас, джентльмены, извинить меня. Надеюсь, вам понравится у нас, доктор Оверфилд.

– О, мне уже понравилось, миссис Петерсон, – ответил доктор вставая. Ее седоволосый супруг не встал. Он отсутствующими глазами смотрел на висевшую на стене картину, не замечая ее. Наконец, докурив сигарету, он поднялся из-за стола.

– Доктор, может быть, мы пройдем в библиотеку и там с вами поговорим?

Они прошли в комнату и уселись в кресла перед камином. Мистер Петерсон обратился к доктору:

– Если хотите, можете снять пиджак и галстук, а ноги положите вот на этот стул. Мы с вами одни и можно не церемониться.

Доктор отрицательно покачал головой…

– Мне показалось, вас что-то угнетает, мистер Петерсон? – сказал доктор. Именно этими словами он всегда начинал свое исследование состояния пациента. Они располагали больного к доктору, создавали ощущение, что врач понимает и сочувствует ему, ведь многие больные приходят к врачу просто для того, чтобы снять состояние угнетения или поделиться тем, что они несчастливы.

– Вы совершенно правы, – произнес Петерсон. – Кое-что я вам расскажу, но я бы хотел, чтобы вы сами во всем разобрались без моей помощи. Это началось в то время, когда я только начинал свое дело. Родители нарекли меня Филиппом. Филипп Петерсон – звучит! В школе я познакомился с историей Филиппа Македонского, и он меня покорил. Я восхищался эпизодами из его биографии, ведь по натуре он был первопроходцем. Личность неординарная – он завоевал много стран, создал империю, реорганизовал армию. Если прибегнуть к современному сленгу, то он был «мужик что надо». Конечно, и у него, как у большинства великих людей, были свои слабости: вино, женщины, но в целом это была уникальная фигура.

Но одно дело быть царем Македонии, а другое – стать президентом кожевенной компании, и я решил, что для успеха важен принцип. Я досконально изучал жизнь Филиппа и пытался применить все что было возможно из его жизни в своей работе. В конце концов это позволило мне разбогатеть.

Вскоре я женился. Как вы видели, моя жена – образованная, красивая и весьма одаренная женщина. Вскоре у нас родился сын. В честь Александра Македонского я назвал его Александром. Сосредоточив в своих руках все кожевенное производство Америки, я мечтал, что мой наследник станет главой этого бизнеса во всем мире. Но – увы… Сегодня, за обедом, вы видели мальчика?

– Да.

– Каков ваш диагноз?

– Я не могу сказать точно, но на первый взгляд это похоже на болезнь Дауна.

– Да, вы правы. Несколько лет мы держали сына дома, а затем поместили в одну из лучших частных школ Америки. Когда ему исполнилось десять лет, они категорически отказались держать его в школе, хотя я предлагал им большие деньги. Что мне оставалось делать? И я решил купить это имение, затем обустроил его, продал все свои предприятия и стал жить здесь. Это мой сын и я должен заботиться о нем.

– Меня удивляет, что его отказались держать в частной школе. С вашими деньгами…

– Да, это не просто, что-то там произошло. Они же мне сказали, что не могут взять на себя ответственность за его поступки.

– А в чем это проявляется? И что об этих поступках думает его мать?

– Ну вы как врач должны знать, что мнение матери в подобных случаях довольно предвзятое.

– Да, в большинстве случаев это так.

– Тогда вы меня поймете. Мать убеждена, что ребенок само совершенство, мало того, он гениален и о его слабоумии не может быть и речи. Она говорит «о запоздалом развитии», уверяет, что со временем он «перерастет свою отсталость» и со временем сравняется в развитии со двоими сверстниками.

– Как врач убежден, что она ошибается.

– Боюсь, что, так. Но я бессилен ее убедить. Когда заходит речь о ребенке, она начинает раздражаться, а в таком состоянии говорить с ней просто невозможно. Итак, когда родился ребенок, мы переехали сюда. У лакея несколько обязанностей. Он живет у нас много лет, и мы полностью ему доверяем, к тому же он глухонемой.

– Теперь мне все понятно! – воскликнул доктор. – А я-то удивлялся, почему он такой мрачный. Почти все глухонемые отличаются некоторой агрессивностью.

– Вполне может быть. Этот человек ведет все наше хозяйство. В этой глуши и с таким ребенком прислугу удержать трудно. Слуги охотно приходят к нам, но, узнав Александра, долго не задерживаются.

– Их что, пугает его слабоумие?

– Нет, его поведение. Я стараюсь познакомить вас только с фактами и стараюсь делать это совершенно беспристрастно. Йорри, бывший борец, человек без нервов – ему незнакомо чувство страха. Йорри очень хорошо относится к мальчику, но буквально заставляет его себя слушаться. С тех пор как он пришел к нам, Александр садится за стол вместе с нами, и мать просто счастлива. Но иногда Йорри должен отдохнуть, и тогда он отпускает Александра в парк.

– Так ведь это прекрасно, и ребенку должно там нравиться. Я видел в парке ланей и кроликов.

– Да, конечно, это полезно для развития, но он в основном любит на них охотиться.

– А вам, мистер Петерсон, не кажется, что мальчик нуждается в приятелях, с которыми он мог бы играть?

– Я с вами совершенно согласен и даже усыновил одного мальчика, но он, к сожалению, умер. После этого я опасаюсь экспериментировать.

– Но причем здесь эксперимент? Ведь умереть мог любой ребенок, возразил доктор, – почему бы вам не приглашать какого-нибудь паренька из местных хотя бы на несколько часов в день, чтобы ваш сын мог немного поболтать и поиграть с ним?

– Нет, нет, никогда! Поживите у нас, понаблюдайте за мальчиком, осмотрите его; может быть, сможете посоветовать что-нибудь.

– Как врач, думаю, что сделать для него сейчас можно очень немного: ну, скажем, внимательно следить, исправлять дурные привычки, которые могли у него выработаться.

Петерсон удивленно поднял брови:

– Это не ново. Несколько лет назад я советовался с одним крупным специалистом, и он заявил, что ребенку необходимо предоставить свободу действий. Он что-то советовал относительно подавленных желаний и утверждал, что единственный шанс добиться хоть какого-нибудь улучшения – позволить ребенку жить – как он хочет. Вот почему мы очутились здесь и завели ланей и кроликов.

– Вы, кажется, упоминали, что мальчик любит охотиться на них?

– Не совсем так. Не буду ничего добавлять к сказанному, а хочу, чтобы вы хорошенько понаблюдали за ним. Я сказал Йорри, чтобы он по возможности помогал вам. Он знает моего сына лучше, чем я, да простит меня Бог, а уж я знаю его более чем достаточно. Мне трудно говорить об этом; лучше узнайте все подробности у Йорри. А сейчас поздно, наверное, вам пора спать. Пожалуйста, заприте дверь на ночь.

– Я обязательно это сделаю, – сказал доктор. – Но зачем? Ведь вы сказали, что здесь никто ничего не украдет.

Обескураженный всем увиденным и услышанным, доктор отправился в свою комнату. Из своего богатого опыта он знал, какие разнообразные симптомы бывают при болезни Дауна. Ему приходилось встречаться с сотней подобных случаев, и Александр Петерсон еще один такой пациент, но что-то отличало его от других. Что-то в его поведении противоречило поставленному диагнозу. Поведение? Но в чем оно проявляется? Привычки, но каковы они?

А Петерсон почему-то боится своего сына. Поэтому нанял для него бывшего борца. Вот почему на окнах решетки… Но зачем здесь кролики и карликовые олени?

Странно, что ребенок охотится на них? А как же с чувством жалости.

Он уже почти уснул, когда раздался резкий стук в дверь. Доктор вскочил, подошел к двери я, не открывая, спросил:

– Кто?

– Это я, Йорри, – отозвался голос из-за двери. – У вас все в порядке?

– Да, а что случилось?

– Впустите, пожалуйста, меня.

Доктор открыл дверь, впустил Йорри и снова повернул ключ.

– Что произошло?

– Александр убежал из своей комнаты. Если бы это произошло днем, я бы не стал вас беспокоить, но ночь – другое дело. Посмотрите, пожалуйста!

В окне с улицы белело лицо Александра Петерсона, который обеими руками ухватился за оконную решетку и тряс ее изо всех сил, пытаясь выломать. Йорри покачал головой.

– Ну и мальчишка! Нельзя держать этого звереныша здесь, но что делать? Хорошо, что у вас все в порядке, теперь пойду туда и попытаюсь его поймать. Обязательно заприте за мной дверь.

– Вы боитесь?

– Да, но не за себя – за других. Мне бояться нечего. Мистер Петерсон сказал мне, что вы хотите завтра осмотреть мальчика.

– Да!

– А когда бы вы хотели это сделать?

– В десять часов утра. Можно прямо здесь.

– Хорошо, я приведу его сюда. Спокойной ночи, и не забудьте запереть дверь.