Текст книги "Они появляются в полночь"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Брэм Стокер,Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Алексей Толстой,Уильям Тенн,Август Дерлет,Монтегю Родс Джеймс,Эдвард Фредерик Бенсон,Фриц Ройтер Лейбер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Доктор, проводив Йорри, закрыл дверь и прилет. Он так за день вымотался, что сразу уснул, оставив все вопросы на следующий день. Утром глухонемой лакей принес доктору завтрак, а ровно в десять Йорри привел Александра. Вид у мальчика был испуганный, но он беспрекословно подчинялся воспитателю.

Осмотр показал все признаки болезни Дауна. Правда, доктор заметил некоторые отклонения. Несмотря на небольшой рост для своего возраста, мальчик обладал развитой мускулатурой. У него были прекрасные зубы, ни одного дупла и странные верхние клыки – необычайной длины, как у тигра или кошки.

– У мальчика прекрасные зубы, Йорри, – сказал доктор.

– Согласен, сэр, даже очень прекрасные, и он ими частенько пользуется, – отозвался воспитатель.

– У него зубы не человека, а скорее всего хищника.

– Так он и есть хищник!

Последовала пауза. Затем доктор произнес:

– Я хочу, чтобы вы все откровенно рассказали мне, Йорри. Ну например, почему его исключили из частной школы?

– Разве мистер Петерсон вам не сказал? Из-за его привычек.

– Каких таких привычек?

– Мне трудно вам это рассказать – лучше вам увидеть все самому. Давайте сходим прогуляться втроем в лес. Это вполне безопасно, пока я буду с вами. Но ни в коем случае сами из комнаты не выходите. Доктор засмеялся.

– Ну что вы, это вам в новинку, а я привык к ненормальным.

– Возможно, но мне бы не хотелось, чтобы с вами что-нибудь случилось. Пошли, Александр, – поманил он мальчика пальцем. Ребенок послушно пошел за воспитателем.

– А теперь, доктор, пойдемте с нами. Они вышли на лужайку перед домом и направились к лесу. В лесу Йорри помог парнишке раздеться, и тот сразу побежал в чащу.

– А он не выберется наружу? – спросил доктор.

– Нет, отсюда не выбраться никому. Давайте подождем его здесь. Когда мальчик закончит охоту, он сам вернется.

Они ждали его часа два. Наконец на четвереньках среди высокой травы появился Александр, Йорри невозмутимо вынул из кармана влажное полотенце, вытер кровь с лица и рук мальчика и помог ему одеться.

– Боже, так, значит, вот чем он занимается, – промолвил пораженный доктор.

– Да, но иногда кое-чем похуже.

– И поэтому его отчислили из школы?

– Думаю, что да. Мистер Петерсон рассказывал мне, что он начал с мух, жуков и лягушек, когда был еще совсем маленьким.

И тут доктор сразу все понял:

– Скажите, Йорри, мистер Петерсон усыновил одного мальчика, и ребенок умер. Вы об этом что-нибудь слышали?

– Нет, об этом я ничего не знаю. И ничего не хочу знать. Думаю, что этот случай произошел до меня.

Оверфилд догадался, что Йорри не хочет говорить правду. Доктор решил еще раз поговорить с отцом мальчика. Бесполезны попытки помочь, если не знаешь всех подробностей.

Во время ленча разговор не клеился. Петерсон сидел мрачный, его супруга предупредительна, но сдержанна. Совершенно явно они делали над собой усилие, чтобы поддержать беседу. После ленча супруги обменялись репликами, которые не ускользнули от внимания доктора. Петерсон заметил, что у него болит зуб и, вероятно, придется ехать к дантисту. Его жена вскользь заметила:

– У меня прекрасные зубы, и за всю свою жизнь я ни разу не была у зубного врача.

Ожидая в библиотеке Петерсона, доктор Оверфилд размышлял над словами хозяйки дома.

Вошел Петерсон, и доктор обратился к нему:

– Я осмотрел вашего сына, мистер Петерсон, и наблюдал его в лесу во время очередной охоты. Йорри мне кое-что рассказал, но кое о чем умолчал. Сейчас я задам вам вопрос, на который хочу услышать правдивый ответ. От чего умер мальчик, которого вы усыновили, чтобы он играл с вашим сыном?

– Я не могу точно ответить на ваш вопрос, потому что не знаю. Однажды утром мы нашли ребенка в его комнате мертвым. В спальне было разбито окно. Вокруг окоченевшего трупа валялись осколки. На шее у мальчика была глубокая рана. Как предположил коронер, мальчик во сне пошел к окну, сонный наткнулся на раму и один из осколков перерезал ему вену. Так записано в заключении о причине смерти.

– А ваше мнение, мистер Петерсон, что вы подумали?

– Я уже давно ничего не думаю.

– Скажите, а как же решетки на окнах? Вы их поставили до или после этого случая?

– Конечно, после него. Доктор, скажите откровенно, вы можете помочь мальчику?

– Боюсь, что – теперь ему уже никто не поможет. Совет, который вам дали врачи много лет назад, в вашем случае только усугубил болезнь. Правда, физически ваш сын в отличном состоянии, но физическое здоровье далеко не все, что необходимо для нормальной человеческой жизни. Если бы это касалось моего сына, я как можно скорее убрал бы подальше всех оленей и кроликов, которые еще живы. Я приложил бы все усилия к тому, чтобы отучить его от подобных… привычек.

– Я обязательно подумаю над вашим советом. Я заплатил вам за то, чтобы услышать ваше мнение, и ценю его. А сейчас еще один вопрос: скажите, эти привычки могут быть наследственными? Не думаете ли вы, что один из предков мальчика занимался тем же?

Вопрос показался доктору Оверфилду странным, и он в свою очередь спросил:

– Вы предполагаете о какой-нибудь душевной болезни в вашей семье?

– Да. Но у меня в роду все были здоровы.

– Хорошо, а в семье вашей супруги?

– У нее наследственность не хуже моей, может быть, даже лучше.

– Тогда вот что я могу вам сейчас сказать: болезнь Дауна может быть в любой нормальной семье; что же касается привычек вашего сына, то, мне кажется, это можно назвать атавизмом. Ведь в свое время наши предки питались сырым мясом. Внешность человека, страдающего слабоумием, вызванным болезнью Дауна, напоминает предков современного человека: возьмите хотя бы покатый лоб.

– Хотелось бы верить вам, – произнес Петерсон. – Я бы отдал многое, лишь бы точно знать, что я не виноват в болезни сына.

– Вы или ваша жена? – спросил доктор.

– О ней не может быть и речи, – ответил Петерсон, слабо улыбаясь. – Это самая прекрасная женщина в мире.

– Может быть, что-нибудь скрытое, подсознательное?

Петерсон покачал головой.

– Нет. Моя жена само совершенство.

На этом беседа закончилась. Доктор уступил просьбам хозяина остаться до конца недели, хотя понимал, что его присутствие будет совершенно бесполезным. За обедом миссис Петерсон была прекрасна в белом вечернем платье с золотыми блестками, она блистала не только туалетом, но и остроумием. Недавно она сделала большой вклад на закупку молока в фонд помощи истощенным детям. Благотворительность была одним из ее хобби. Петерсон выглядел усталым и говорил о наследственности, но на него не обращали внимания, и никого не интересовали его размышления вслух. Вскоре хозяин дома замолк.

Эти поразительные контрасты между супругами были непонятны доктору Оверфилду. Желая спокойной ночи седоволосому хозяину дома, он поделился с ним своими сомнениями.

– Я ничего не понимаю, что со мной происходит, ведь раньше я не был таким, – признался Петерсон. – Может быть, перед смертью пойму. Но в болезни сына, я чувствую, виновата наследственность, но ничего не могу доказать.

Доктор запер дверь своей комнаты и сразу же улегся. Он чувствовал сонливость и вместе с тем был до предела возбужден. Оверфилд надеялся, что за ночь сумеет отдохнуть, но сон его был недолгим. Сильный стук в дверь заставил доктора вскочить с постели.

– Кто там? – спросил он.

– Это я, Йорри. Откройте, пожалуйста.

– Что случилось?

– Этот мальчишка, Александр, опять удрал, и я нигде не могу его найти.

– Может быть, он в лесу?

– Нет. Я проверил – все наружные двери заперты. Он где-то внутри дома.

– Вы везде искали его?

– Да. Лакей заперся у себя в комнате и не открывает. Я обыскал весь дом, кроме комнаты хозяина.

– Надо поискать и там! Подождите минутку, пока я что-нибудь накину на себя. Мистер Петерсон ведь запирает комнату? Он несколько раз предупреждал меня, чтобы я не оставлял дверь открытой. Может быть, он не заперся?

– Нет, вечером дверь в его комнату точно была заперта. Я проверил. Каждую ночь я проверяю двери всех спален.

– У кого-нибудь еще есть ключи от этих спален?

– Только у миссис Петерсон. Думаю, у нее есть все ключи. Но она спит у себя в комнате, ее дверь на замке. По крайней мере вечером она была заперта.

– Думаю, мальчика надо поискать именно там. Не испарился же он. Скорее всего у мистера или у миссис Петерсон.

– Если у матери, тогда беспокоиться нечего – у них полное взаимопонимание. Она с ним делает все, – что хочет.

Вдвоем они бросились вверх по лестнице. Дверь в комнату миссис Петерсон была открыта, внутри никого не было, постель нетронута. Они никак не ожидали этого. Дверь в соседнюю комнату – спальню Петерсона – была прикрыта, но не заперта. Толкнув ее, Йорри зажег свет. Но, прежде чем зажегся свет, они услышали из темной комнаты странный, низкий, какой-то хлюпающе-рычащий звук. Зажглась люстра… они увидели на полу всю семью Петерсонов. Отец тихо и неподвижно лежал посередине, рубашка его была изорвана в клочья. Справа, терзая зубами руку отца, скорчился маленький Александр, ладони и щеки его были густо измазаны кровью. С другой стороны к Петерсону припала его жена. Она жадно высасывала у него кровь из раздутой вены на шее. Все ее платье было покрыто кровавыми пятнами. Когда зажегся свет, она подняла голову, ее лицо было маской свирепого, но сытого и довольного демона. Казалось, она раздражена светом и тем, что ей помешали, но была слишком занята насыщением, чтобы понять, что происходит. Женщина снова наклонилась, продолжая пить кровь, а мальчик сердито зарычал. Оверфилд быстро вытолкнул Йорри из комнаты, потушил свет и захлопнул дверь. Потом, схватив Йорри за руку, он потащил его вниз по ступенькам.

– Где телефон? – крикнул доктор. Наконец Йорри, придя в себя, подвел его к аппарату. Доктор рывком поднял трубку.

– Алло! Алло! Центральная? Мне нужен коронер. Нет, я не знаю его номера. Давайте немедленно коронера! Алло! Это коронер? Вы меня слышите? Говорит доктор, доктор Оверфилд. Немедленно выезжайте в имение Филиппа Петерсона. Здесь совершено убийство. Да. Он умер. Кто его убил? Хм. Думаю, наследственность. Не понимаете? Ну правильно, как вам понять! Послушайте. Ему перерезали горло, может быть, осколком стекла, может, чем-нибудь другим. Это вы понимаете? Помните того мальчика, который погиб в этом доме? Приезжайте немедленно, я буду ждать вас.

Доктор повесил трубку. Йорри не отрывая глаз смотрел на него.

– Хозяина всегда очень беспокоил мальчик, – произнес он шепотом.

– Теперь он больше не будет беспокоиться, – отозвался доктор.

Генри Каттнер
Маскарад

– Почему ты не понимаешь, – с горечью сказал я Розамунде, – что я не могу так начинать рассказ, ни один издатель его не возьмет…

– Ты скромничаешь, Чарли.

– …отказ будет обоснован обычными вежливыми отговорками типа «ваш-рассказ-вовсе-не-лишен-достоинств-но-в целом-требует-серьезной-переработки». Медовый месяц. Сильная гроза. Огненные стрелы молний пронзают небо. Дождь льет как из ведра. Мы бежим к дому, чтобы укрыться от непогоды. Похоже, это заброшенная психиатрическая лечебница. Стучим в дверь старомодным дверным молотком. Раздаются шаркающие шаги, и неприятного вида псих открывает нам. У него на лице радостное изумление. Он приглашает нас войти и начинает с воодушевлением рассказывать легенду о Вампирах, которые здесь повсюду шныряют. В это мгновение он верит всему, но…

– А у него очень острые зубы? – полюбопытствовала Розамунда.

При свете молнии мы увидели дом. Мы увидели какую-то покосившуюся дверь и постучали в створку орехового дерева, сначала обычно, потом сильнее.

Розамунда предложила:

– Я рекомендую дверной молоток. Это проверенный способ.

Я подошел к двери и постучал старомодным дверным молотком. Послышалось шарканье. Мы с Розамундой переглянулись и улыбнулись друг другу. Она очень красивая. У нас много общего, главным образом нам нравятся незаурядные вещи, поэтому мы прекрасно ладим. В этот миг дверь открылась. В проеме двери перед нами предстал весьма неприятный старик, держащий в худой костлявой руке масляную лампу.

Глядя на его изборожденное морщинами лицо, трудно было понять, что оно выражает: безразличие или удивление. Его клювообразный нос походил на серп, маленькие глазки в тусклом свете лампы были прозрачно зелеными. Зато у него были великолепные густые и жесткие черные волосы. «Такие волосы хороши для покойника», – подумал я.

– Вы посетители? – проскрипел он. – У нас их почти не бывает.

– И поэтому между двумя визитами вы успеваете изрядно проголодаться, – отрезал я, сопровождая Розамунду в холл. В помещении стоял неприятный запах сырости и плесени. Старик, казалось, тоже был насквозь пропитан плесенью. Сильные порывы ветра врывались в дверь. Старик поспешил закрыть ее и поманил нас в гостиную. Он раздвинул старомодные бисерные портьеры, и мы очутились в викторианской эпохе.

Старик саркастически заметил:

– Не в наших правилах есть посетителей, – буркнул он. – Проще их убить и забрать деньги. Но сейчас не те времена, на этом много не заработаешь. – Он закудахтал как довольная наседка, которая только что снесла пять яиц, и добавил: – Я Джед Карта.

– Картер?

– Нет, Карта. Садитесь, сушите свою одежду, я разведу огонь.

Пробежав под ливнем, мы с Розамундой были мокрые насквозь. Я спросил:

– А у вас не найдется какая-нибудь сухая одежда? Позвольте представиться: мы Денхемы, Розамунда и Чарли, мы женаты уже несколько лет, но все еще чувствуем себя грешниками.

– У вас медовый месяц? – заинтересованно спросил Карта.

– Нет, первый медовый месяц уже прошел, – уточнил я. – Пошел второй, но он для нас намного интереснее первого. Более романтичный. Верно, дорогая?

– Да, потрясающе, – согласилась она. Молодчина моя женушка. Она все равно очень хорошенькая, даже если похожа на мокрого котенка.

Карта терпеливо разводил огонь в камине.

– Когда-то тут было полно народу, – заметил он, – но все они сошли с ума, и жили они здесь не по своей воле. Теперь это уже не сумасшедший дом.

– Это вы так считаете? – спросил я.

Он разжег камин и снова зашаркал к двери.

– Поищу вам какую-нибудь одежду, – пояснил он, если вы, конечно, не возражаете побыть здесь одни.

– Вы не верите, что мы женаты? – спросила Розамунда. – Поверьте, мы не нуждаемся в компаньонках.

Карта изобразил на лице что-то вроде улыбки, обнажив пеньки сгнивших зубов.

– Э, да я не об этом. О разном поговаривают в наших краях. А вы, – он хихикнул, – слышали, наверное, о Вампирах? Ходят слухи, много людей здесь недавно померло.

– Наш-отказ-печатать-вашу-работу-вовсе-не-означает-что-она-лишена-достоинств, – произнес я.

– Чего?

– Да так… ничего. – Мы с Розамундой переглянулись.

Карта сказал:

– Мне нет до этого дела – я не имею к этому никакого отношения. – Он ехидно ухмыльнулся, облизал губы и вышел. Захлопнув за собой дверь, он запер ее снаружи.

– Ты обратила внимание, дорогая, – сказал я, – что у него зеленые глаза? Я сразу заметил это.

– И острые клыки, да?

– Нет, у него всего один клык, да и тот стерт до основания. А не могут Вампиры глодать свои жертвы деснами? По крайней мере, это довольно необычно.

– Может быть, Вампиры бывают разными, не похожими друг на друга. – Розамунда неотрывно смотрела на огонь. Тени замысловато плясали на стенах комнаты. За окном снова блеснула молния. – Наш-отказ-печатать-вовсе-не-означает…

Я нашел пыльные вязаные шерстяные платки, вытряхнул их и предложил Розамунде.

– Снимай с себя все мокрое, – посоветовал я ей. Мы повесили промокшую одежду перед пылающим камином, завернулись в платки и стали похожи на индейцев. – Мне кажется, это вовсе не рассказ о привидениях, – размышлял я, – а скорее, порнографический рассказ.

– Этого не может быть, ведь мы женаты, – не согласилась Розамунда.

Я улыбнулся. И сразу вспомнил о том, что говорил Карта. Я не верю в совпадения. Пожалуй, легче поверить в Вампиров.

В это мгновение дверь отворилась, но вошел не Карта. Огромный толстый человек с выпяченными слюнявыми губами и складками жирной кожи, распиравшими расстегнутый воротник рубашки, предстал перед нами. Он походил на деревенского дурачка с этакой идиотской усмешкой. Он уставился на нас, то почесываясь, то подтягивая широкие брюки.

– У него тоже зеленые глаза, – шепнула Розамунда.

У вошедшего была заячья губа, но мы поняли все, что он сказал.

– Меня жовут Лем Карта. У вшей нашей родни желеные глажа. Дедуля жанят. Он пошлал меня отдать вам это. – И бросил мне приличный сверток. Старая одежда – рубашки, брюки, ботинки – были довольно чистые, но пропитанные сыростью.

Лем с трудом доковылял до огня и буквально уронил свое огромное тело на пол. Надо было полагать, что он сел.

Как и у старика, у него был клювообразный нос, утонувший в отвисшем жире. Он хрипло захихикал.

– Мы любим пошетителей, – поведал он. – Мамуля тоже шпуштитшя вниж пождороватышя с вами. Она переодеваетшя.

– Наверное, в чистый саван, да? – полюбопытствовал я. – Уходи, Лем. И не подглядывай в замочную скважину. Это неприлично.

Он пробурчал что-то невнятное, но зашаркал к двери. Мы напялили на себя принесенные Лемом заплесневелые тряпки. Розамунда внимательно осматривала себя.

– Пейзанский тип, – заявил я. Она поняла мою издевку и стукнула меня ногой.

– Дорогая, рекомендую вам поберечь силы, – сказал я, – Они могут пригодиться нам, чтобы отбиться от этих Карта. Довольно страшная семейка. Похоже, это их наследственное владение. Они, верно, жили здесь, когда это был настоящий сумасшедший дом. Как бы в гостях. Мне так хочется выпить.

Розамунда взглянула на меня.

– Чарли, ты веришь, что…

– Что Карта – Вампиры? – спросил я. – Да нет. Скорее всего, это опустившиеся деревенские обитатели. Их желание напугать нас – своеобразная шутка. Я тебя люблю, детка, успокойся.

Я крепко обнял ее и почувствовал, что она дрожит.

– Что с тобой? – спросил я.

– Мне холодно, – ответила она.

– Иди поближе к огню. – Я протянул ей руки. – Вот так. Погрейся. Все в порядке. А теперь дай мне эту лампу, нужно сходить на разведку.

– Может быть, дождемся мамулю?

Снаружи о стекло ударилась летучая мышь. Обычно во время бури они не летают. Розамунда этого не заметила.

– А зачем нам ждать, – сказал я, – идем.

У дверей я остановился. Моя жена опустилась на колени. Сначала я думал, что она молится. Но она внимательно смотрела на какую-то грязь на полу.

Я поднял ее.

– Ты знаешь, что это такое? Могильная земля. Граф Дракула не дремлет! Нужно обязательно осмотреть псих-дом. Уверена, мы найдем парочку скелетов.

Мы вышли в холл. Розамунда направилась к входной двери и попыталась открыть ее. Она посмотрела на меня. В ее глазах был страх.

– Заперто. И на окнах решетки.

Я взял ее за руку, и мы пошли вдоль холла, заглядывая в темные пустые комнаты. Нигде никаких скелетов. Молчаливая пустота да затхлый запах. Похоже, в доме много лет никто не жил. В голове словно наваждение, промелькнуло: «Наш-отказ-вовсе-не-означает…»

Мы вышли в кухню. Тусклый свет просачивался туда через дверь. В кухне слышался странный шипящий звук. Шевельнулась огромная тень. Это был, вероятно, молодой Лем, надежда этого милого семейства.

Шипение внезапно прекратилось. Раздался хриплый голос Джеда Карта:

– Кажется, острый.

Что-то вылетело и попало Лему прямо в лицо. Он ловко поймал брошенное. Когда мы обходили его, то увидели, что он жадно грызет кусок сырого мяса.

– Ждорово! – причмокивал он, пуская слюни от удовольствия. Его глаза излучали яркий зеленый свет. – Вот ждорово!

– Молодец. У тебя будут крепкие, здоровые зубы, – похвалил я его. Мы прошли в кладовую. Там Джед Карта усердно точил на камне нож или саблю. Предмет был достаточно большой, им можно было сражаться. Вид у старика был явно растерянный. Я подбодрил его:

– Как идет подготовка?

– У меня никогда не получается как следует, – прошамкал он. – Осторожнее обращайтесь с лампой. Дом сухой как труха, достаточно искры – и все загорится.

– Огонь – очень чистая смерть, – ответил я и охнул. Розамунда сильно толкнула меня локтем под ребро. Она почти ласково заворковала:

– Ах, мистер Карта, если бы вы знали, как страшно мы проголодались. Не будете ли вы так добры…

Его голос резко изменился. Он вдруг стал низким и рычащим:

– Как здорово. Я тоже чертовски голоден.

– А жажда вас не мучит? – вставил я. – Мне бы не помешал стаканчик виски и капелька крови на закуску, если вы не возражаете, – добавил я. Розамунда опять ткнула меня локтем под ребро.

– Что за люди! Сами напрашиваются на неприятности, – сказала она язвительно.

– Мое поведение – обычная маскировка, – объяснил я. – На самом деле я очень напуган, мистер Карта. Клянусь вам. Я отношусь к вам предельно серьезно.

Он положил нож, на лице появилось подобие кривой улыбки.

– Вы просто не знакомы с деревенской жизнью, вот и все.

– Да, наверное, – ответил я, прислушиваясь, как, пуская слюни, Лем грызет на кухне сырое мясо. – Должно быть, прекрасно жить такой естественной здоровой жизнью.

– Верно! – ухмыльнулся старик. – Наша округа Хеншейв – хорошее место. Мы живем здесь давно и довольно замкнуто. Соседи очень редко навещают нас…

– Неужели, – расхрабрилась Розамунда. Она стала более раскованной.

– Да, община у нас старая. Мы живем здесь со времен Революции. У нас есть свои обычаи и свои легенды. – Он посмотрел на говяжий бок, который висел на крюке. – Например, легенда о хеншейвских Вампирах. А я вам уже говорил, помните?

– Да, – подтвердил я, покачиваясь на каблуках. – И вы говорили, что не замешаны в таких делах.

– Кое-кто другой замешан, – усмехнулся он. – Я, конечно, не верю в эти истории о бледнолицых дьяволах в черных плащах, которые пролезают в щели и превращаются в летучих мышей. Вампиры должны быть разными, понимаете? Скажем, Вампир из округи Хеншейв не будет похож на заморского Вампира. Наш должен быть веселым парнем. – Карта опять ехидно захихикал. – Могу поспорить на что угодно, никому и в голову не придет, кто он на самом деле. И он остается таким до тех пор, пока… – Карта рассматривал свои узловатые натруженные руки. – Пока не умрет.

– Если вы хотите напугать нас… – начал я.

– Я пошутил, – замялся Карта. Он опять посмотрел на говяжий бок, висевший на крюке. – Все это глупости. Вы ведь проголодались? Как насчет бифштекса?

Розамунда торопливо заявила:

– Я вообще-то не ем мяса.

Она солгала, но я поддержал ее.

Карта ехидно хмыкнул:

– А как насчет чего-нибудь горяченького?

– Наверное, я… не против виски.

– Понятно. Эй, Лем! – крикнул старик. – Подай нам бутылку крепкого, быстро, а то щас возьмусь за тебя!

Мне дали две грязные треснутые рюмки и покрытую паутиной бутылку дешевого бурбона.

– Располагайтесь, будьте как дома, – пригласил Карта. – Если где-нибудь увидите мою старуху, не очень слушайте ее. Она может такое наговорить вам! – Видимо, вспомнив что-то сметное, он занудно, монотонно захихикал. – Она ведет дневник. Я ее отговаривал, убеждал, что это не очень-то осмотрительно, но все бесполезно, Рути уперлась на своем.

Мы перешли в гостиную, уселись перед камином и принялись пить бурбон. Рюмки были настолько грязные, что мы решили пить из горлышка. Я обратился к Розамунде:

– Что же, придется пить так. Помнишь, как-то сидели в парке с бутылкой…

Розамунда кивнула мне и нежно улыбнулась.

– Мы были тогда так молоды, Чарли. Как давно это было!

– А сейчас у нас второй медовый месяц. Я люблю тебя, дорогая, – спокойно сказал я. – Помни всегда, что я тебя люблю. И не принимай близко к сердцу, если я иногда выпендриваюсь. – Я протянул ей бутылку. – А ты знаешь, вполне терпимо.

Летучая мышь билась снаружи об оконную раму.

Гроза бушевала вовсю. Раскаты грома и частые вспышки молний не прекращались. Виски согрело меня. Я предложил Розамунде:

– Пошли искать скелет. Кто первый найдет, тот и выиграет.

Розамунда с недоверием посмотрела на меня.

– Ты обратил внимание на труп, висевший в кладовой на крюке?

– Что ты выдумала. Это был говяжий бок, – небрежно бросил я. – Хватит, пошли. Прихвати бутылку, а я возьму лампу. И не забудь о всяких ловушках, провалах, потайных дверях и скрюченных когтистых лапах.

– А хеншейвских Вампиров ты забыл?

– Опасайся ловушек, – повторил я. По расшатанной, скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж. На некоторых дверях были железные решетки. Двери не были заперты. Когда-то здесь действительно был сумасшедший дом.

– Даже не верится, – удивленно воскликнула Розамунда, отпивая из бутылки, – что здесь когда-то держали душевнобольных.

– Да, – согласился я. – Эта болезнь заразительна, судя по семейке Карта. – Мы остановились возле одной комнаты и через решетку увидели сидевшую в углу женщину. На ней была смирительная рубашка, прикованная к стене. Лампа освещала ее безобразное мертвенно-бледное, плоское как тарелка лицо. Большие зеленые глаза горели. Она криво улыбалась.

Я толкнул дверь, она открылась. Женщина-повернула голову. Взгляд ее ничего не выражал.

– Вы… больная? – тихо спросил я.

Она освободилась из смирительной рубашки, стряхнула цепи и поднялась.

– Нет, – сказала она с прежней застывшей кривой усмешкой. – Я Рут Карта. Джед сказал мне, что у нас гости. – Глядя на смирительную рубашку, она добавила: – Очень давно я попала в психиатрическую лечебницу и провела в ней несколько лет. Когда я выздоровела, меня выписали, но я иногда скучаю по этой комнате и одежде.

– Я могу вас понять, – едко сказал я. – Вампир всегда возвращается утром на свое место, в свою могилку.

Она взглянула на меня, ее пустые зеленые глаза блеснули как стекляшки.

– Что вам наговорил Джед?

– Ничего особенного, только местные сплетни. – Я протянул ей бутылку. – Хотите выпить, миссис Карта?

– Это? – Ее улыбка стала совсем кислой. – Нет уж!

Разговор зашел в тупик. Рут не отрывала от нас зеленых непроницаемых глаз. Затхлый запах, исходящий от всего окружающего, душил меня. Как поступить дальше?

Выручила Розамунда, она нарушила молчание.

– Так вы миссис Карта? – спросила она. – Значит, вы…

– Молчи, – перебил я. – Если мы с тобой женаты, то не обязательно…

Но Рут Карта внесла ясность.

– Джед – мой отец, а Лем – мой сын, – объяснила она. – Мой муж Эдди-Карта был моим двоюродным братом. После его смерти меня и отправили в сумасшедший дом.

– Почему? – спросил я.

– Я его убила, – ответила она. – Помню, все вокруг было красным. – В ее улыбке промелькнуло что-то издевательское. – В то время судьи не принимали во внимание подобный способ защиты. Да, это было состояние аффекта. Люди ошибаются, полагая, что набившие оскомину, сто раз описанные ситуации не могут соответствовать действительности.

– Я не ошибаюсь, вы получили гораздо лучшее образование, чем Джед или Лем, – заметил я.

– Сначала я училась в школе для девушек на востоке. Хотела продолжать образование, но Джед не мог позволить себе этого. Я стала очень злой оттого, что мне была уготована жизнь на этой каторге, но теперь успокоилась, не имею ничего против здешней жизни.

Я слушал Рут, и мне очень хотелось, чтобы она перестала улыбаться. Потянувшись к бутылочке, Розамунда сказала:

– Я понимаю вас и сочувствую.

Миссис Карта резко подалась назад и прижала ладони к стене. Ее глаза неестественно блестели. Голос стал похож на хриплый вой.

– Нет, такая, как вы, никогда не поймет, что значит увидеть настоящую жизнь в ее блеске, развлечения, красивые наряды, элегантных мужчин, а потом очутиться здесь, жить в этой тюрьме, мыть полы, варить капусту и выйти замуж за идиота с мозгами обезьяны. Я часто сидела на кухне у окна, смотрела наружу и ненавидела всех и вся. Эдди никогда не понимал меня. Я неоднократно просила его повезти меня в город, но он всякий раз отвечал, что у него нет на это денег. Однажды мне удалось собрать немного и я поехала в Чикаго. Наконец-то мечта сбылась. Но люди на улицах глазели на мое платье и мне хотелось плакать. Я все понимаю, я больше не была ребенком.

Я отпил виски и сказал:

– Я, кажется, способен вас понять.

Она уже не плакала, а выла. С уголков ее губ стекала слюна.

– Я вернулась сюда. Однажды я увидела, как. Эдди целовал нашу поденщицу. Я взяла топор и ударила его по голове. Он упал и стал извиваться как змея. В то мгновение мне показалось, что я опять молода. Все смотрели на меня и говорили, какая я красивая, какая я чудесная.

Она монотонно выкрикивала слова, словно старая пластинка. Потом соскользнула по стене на пол, села на голые доски. На губах показалась пена, начались судороги. Она билась в истерическом припадке, не то рыдая, не то смеясь, это было еще страшнее и отвратительнее.

Я схватил Розамунду за руку, и мы выбежали в холл.

– Скорее отсюда, – торопился я, – пока Рут не нашла топор.

Мы спустились вниз на кухню, и я рассказал Джеду и Лему о случившемся. Жирные складки на щеках Лема затряслись от хохота. Он направился к лестнице. Наполнив графин водой, Джед последовал за ним.

– С Рут такое случается. – бросил он через плечо, – но обычно быстро проходит. – Он ушел.

Розамунда держала в руках лампу. Я взял лампу, поставил на стол и протянул ей бутылку. Мы допили виски. Подойдя к задней двери, я толкнул ее. Естественно, она была заперта.

– Я всегда была очень любопытна, – произнесла Розамунда и указала на стену. – Что-то странное?

– Попробуем выяснить. – Спиртное начало действовать. Освещая стену лампой, я нажал на панель, и перед нами открылось темное пространство: внизу был подвал. На нас пахнуло затхлостью и сыростью.

Я осторожно спустился вниз по лестнице. Розамунда последовала за мной. Мы огляделись. Темное помещение, похожее на сводчатый подвал, было совершенно пусто, но у наших ног зияло отверстие открытого люка. Засов был отодвинут, крепкая деревянная крышка откинута.

Мы решили спуститься туда и отыскали ведущую вниз лестницу. Примерно через десять футов лестница привела нас в проход с глинобитными стенами. Здесь было тихо. Шум бури сюда не доносился. На полке мы увидели потрепанную записную книжку. На засаленном шнурке к ней был привязан карандаш. Розамунда открыла ее, я смотрел ей через плечо.

– Гостевая книга, – уверенно сказала она.

На всех страницах были записаны имена и рядом интересные отметки. Например, такие:

«Томас Дарди – 57 долларов 53 цента. Золотые часы. Кольцо».

Пролистав книгу до конца, Розамунда засмеялась и на последней странице записала: «Мистер и миссис Денхем».

– У тебя отвратительное чувство юмора, дорогая, – холодно заметил я. – Если бы я не любил тебя, я бы свернул тебе шею.

– Поверь мне, иногда умничать безопаснее, – прошептала она.

Мы последовали дальше. Проход заканчивался маленькой каморкой с прикованным к стене скелетом. Пол закрывала деревянная крышка с вделанным в нее кольцом. Я поднял круг и осветил лампой отверстие. Заглянув в глубокий мрак, мы ничего не увидели. Ну и запах, это, конечно, не «Шанель»!