Текст книги "Инстинкт охотника (ЛП)"

Автор книги: Рэт Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Даже книги и журналы были запрещены в супермаксе, если они не были одобрены администрацией. Телевизоры внутри камер контролировались охранниками и были неизменно настроены на общеорганизационные программы и религиозные службы. Не было ничего необычного в том, что телевизор неожиданно включался, транслируя марафон "Поклонение и хвала" какого-нибудь телепроповедника далеко за полночь. Это была еще одна форма изощренной, коварной пытки, которую применяли охранники.

Личной жизни в супермаксе не существовало. Охранники круглосуточно следили за передвижениями Джо с помощью видеокамер, а связь между заключенными и сотрудниками диспетчерской будки осуществлялась в основном через громкоговорители и микрофоны. Освещение и дверные замки находились под электронным управлением в диспетчерской будке. Если офицер в будке был не в духе, он оставлял свет в камере Джо включенным на всю ночь.

Сами камеры представляли собой бетонные подземелья размером два на три метра, где все сенсорные сигналы ограничивались бетоном, сталью, голой семидесятипятиваттной лампочкой в клетке на потолке и телевизором на стене, который периодически включался, чтобы передать послание надежды и искупления.

Джо как раз собирался начать качать пресс, когда заметил профессора, стоящего в дверях. Голос из контрольной будки приказал ему встать и опереться руками о стену в задней части камеры.

– Ты знаешь правила, Джо. Нам нужно заковать тебя для транспортировки.

Джо сделал, как ему было приказано, поднялся и прошел в заднюю часть камеры, где встал на колени и положил руки на стену. Стражники вошли внутрь и умело сковали ему запястья и лодыжки, а затем помогли подняться на ноги.

– Как поживаешь, Джозеф? – спросил профессор, тепло улыбаясь. Он положил руку на плечо Джо и легонько похлопал его, когда охранники вывели громадного человека из камеры. Даже несмотря на то, что он похудел, Джо знал, что он все еще производит впечатление внушительной фигурой. Профессор Локк пытался внедриться в жизнь Джо как некий суррогатный отец, но Джо знал, что этот человек втайне боится его. Настоящий отец Джо никогда его не боялся. Даже когда он зубами разорвал ему горло.

– Со мной все в порядке, профессор.

– А как твои позывы?

– Все еще сильны, но вполне управляемы, сэр. – Джо не видел причин лгать. Он никогда не отрицал того, кем был, даже на суде. В камере все знали, что он убьет любого из них, если останется с ними наедине достаточно долго. Здесь не было никаких секретов.

– Это хорошо, Джозеф. Мы собираемся попробовать новый препарат на этой неделе. Он предназначен для лечения пациентов с биполярным расстройством, но я думаю, что он может помочь и тебе. Сначала мне нужно сделать еще одно сканирование твоего мозга, чтобы увидеть, как работают ингибиторы серотонина.

– Хорошо, профессор.

Они вышли из камеры и пошли по коридору. Джо смотрел в пол, пока они шли по длинному коридору. Мысль о том, что он проведет остаток жизни в этой холодной, безжизненной темнице, все больше и больше беспокоила его. Он не представлял, как сможет прожить еще один год в этом месте, и уж тем более всю оставшуюся жизнь.

– Профессор?

– Да, Джозеф?

– Как вы думаете, я когда-нибудь вылечусь? Неужели вы думаете, что я когда-нибудь смогу покинуть это место?

– Не знаю, Джозеф. Даже если я вылечу твою патологию, преступления, которые ты совершил, все равно останутся. Ты убил много людей. Я не думаю, что государство это простит. Давай просто сконцентрируемся на том, чтобы вылечить тебя, хорошо?

Джо кивнул и снова уставился в пол. В последнее время он уже не был так уверен, что когда-нибудь снова станет нормальным, и если профессор Локк не найдет лечение его болезни, то ему придется искать его самому. И он не сможет сделать это за решеткой.

6

Джозефа вывели из камеры в кабинет ПЭТ-сканирования в наручниках, цепях на животе и ножных кандалах.

– Тебе придется снять их с него.

– Ни за что, – сказал охранник. Это был крупный мужчина, ростом 190 сантиметров и весом более 100 килограммов. Он выглядел взволнованным, испуганным. – Этот парень ест людей. Я ни за что, блядь, не сниму их с него. Он откусил яйца другому зеку неделю назад!

Профессор Локк опустил очки и посмотрел поверх них на рослого офицера исправительного учреждения.

– Этот заключенный не должен был находиться рядом с Джозефом. Это было либо случайной ошибкой, либо преднамеренным преступлением со стороны одного или нескольких ваших коллег-офицеров.

Глаза охранника стали дикими, лицо вспыхнуло. Он шагнул вперед, так что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица профессора – Хотите сказать, что один из нас подставил этого парня, чтобы Джозеф мог изувечить его? Ты это хочешь сказать?

Профессор Локк не сдвинулся с места, спокойно встретив гневный взгляд офицера, не обращая внимания на его яростную вспышку.

– Я говорю, что это вполне возможно.

– Это чушь собачья! – Взорвался офицер.

Из его рта брызнула слюна и попала на очки профессора. Профессор Локк спокойно снял их и вытер носовым платком, который достал из заднего кармана.

– Ну, может быть. В любом случае это не имеет значения. Что сделано, то сделано. До тех пор, пока это не повторится.

Прежнее хорошее поведение Джозефа во время транспортировки привело к тому, что его "повысили" с уровня I до уровня II, что означало, что он больше не нуждался в двух охранниках при сопровождении с места на место. Но он все еще считался опасным для других заключенных, и ему не разрешалось покидать свою камеру самостоятельно или без наручников.

Профессор Локк посмотрел на наручники и кандалы Джозефа и покачал головой.

– Нельзя держать металл рядом с ПЭТ-сканером. Он даже не должен находиться в этой комнате в таком виде. Начальник тюрьмы обещал мне полное сотрудничество.

Охранник сложил свои массивные руки на груди и неподвижно уставился прямо перед собой. Его руки были даже больше, чем у Джозефа, и все же с первого взгляда было очевидно, что Джозеф из них двоих был более опасен.

Доктор вздохнул.

– Если я накачаю его наркотиками, ты снимешь наручники?

– Да, если он будет без сознания.

– Если он будет в отключке, тест не сработает. У тебя что, нет пластиковых наручников?

Охранник кивнул.

– Есть, но не думаю, что они удержат этого монстра.

– Не называй его так. Ради всего святого.

– Но ведь это он и есть монстр, не так ли? Он гребаный монстр, психопат-убийца.

– Он болен и нуждается в моей помощи.

– Он должен быть в камере смертников.

Джо наблюдал за разговором между профессором и охранником с легким интересом. Они оба не представляли для монстра никакого интереса. Профессор Локк был слишком стар. Его мясо было несвежим и полным лекарств. Его убийство было бы милосердием, отбраковкой стада. Риск не стоил бы этого. Кроме того, ему нужен был профессор. Пока еще теплилась надежда, что его можно вылечить, он должен был сохранить жизнь профессору.

Охранник же, напротив, был молод и силен. Его жизненная сила была подобна печи, напичканной грубой силой. Запах мужчины был густым и мускусным, полным мужских феромонов. Кровь, пот, мясо и адреналин опьяняли. Но была опасность. Он был силен и агрессивен, а Джозеф был закован в цепи. Кроме того, Джозеф предпочитал женщин, хотя и не был разборчив, когда его одолевал голод. В последнее время голод не был таким сильным. Прозак, который ему давали все в больших и больших дозах, притупил его аппетит к мясу... слегка. Это сделало его голод менее острым, менее настойчивым. Это позволяло ему быть более избирательным, и прямо сейчас он не мог отвлечься от модели.

Она принесла ему свою плоть. Свой сосок. И с тех пор, как он попробовал ее, он не мог думать ни о чем другом. Она была сладкой, восхитительной и желанной, жаждущей быть поглощенной им. Даже в сильно отредактированных письмах, разрезанных на швейцарский сыр охранниками, которые подвергали цензуре все его письма, вырезая любые спорные слова, подтекст был ясен. Она хотела его. Она предлагала ему себя.

Даже несмотря на то, что она была навсегда исключена из списка посетителей и была оштрафована и заключена в тюрьму за передачу ему этого сочного кусочка себя, она все еще посылала ему фотографии. Охранники не подвергали их цензуре. Однако Джозеф подозревал, что более эротичные они оставляли себе, а те, что были чуть менее провокационными, передавали ему, хотя даже те, что он получал, были полностью обнаженными.

Она откармливала себя ради него. Ее бедра, попка, бедра и грудь стали толще и круглее. Он хотел ее так сильно, что до сих пор ощущал на языке вкус ее плоти. Он хотел трахнуть ее, пожирая прелестные груди. Он хотел заняться любовью с ее окровавленным телом, пожирая его. Он представил себе, как отрывает большие куски от ее груди, рук, бедер, задницы, вырывает бьющееся сердце и глотает его. Ощущая тепло ее плоти и ее дикий, необузданный дух, распространяющийся по нему, наполняющий его. Он хотел выразить свою любовь к ее роскошному телосложению, свое восхищение кожей, мышцами, жиром и органами, из которых она состояла, женить ее на своей собственной.

Джозеф закрыл глаза и тихо застонал от глубокого желания.

Профессор неверно истолковал его слова.

– Ты в порядке, Джозеф? Ты плохо себя чувствуешь?

– Я в порядке, профессор. Только запястья болят от наручников.

Профессор Локк в конце концов выиграл битву с офицером, и Джозефу дали успокоительное. Он наблюдал с легким интересом, как ему делают укол. Профессор подождал несколько минут, пока лекарство подействует, и попросил охранника снять наручники.

– Не похоже, что он принял успокоительное. Он выглядит так же.

Джозеф чувствовал запах страха, исходящий из пор командира. Этот человек был так переполнен адреналином, что походил на наркомана в запое. Джозеф почти не сомневался, что этот человек при малейшей провокации прикажет полицейским расстрелять его.

– Я дам ему более сильную дозу.

Профессор встретился глазами с Джозефом. Он не произнес ни слова. Выражение его лица ничуть не изменилось. И все же Джозеф знал, чего хочет от него профессор. На этот раз, когда ему сделали укол, глаза Джозефа опустились, а тело обмякло.

– Все. Теперь доволен? Мы можем снять с него эти кандалы прямо сейчас?

– Конечно, но сначала я вызову сюда еще несколько охранников. На тот случай, если он решит сбежать.

Джозеф не понимал, почему доктор не дал ему настоящее успокоительное. Он подозревал, что, как и сказал доктор, настоящее снотворное испортило бы результаты анализов. И тесты были единственным, что имело значение для профессора. Это навело Джозефа на мысль. Он позволил своим глазам опуститься еще ниже, пока они не превратились в щелочки, а затем начал пускать слюни для дополнительного эффекта.

– Теперь он не выглядит таким опасным, правда? – сказал большой командир.

Теперь в комнате было еще четверо охранников, офицеров в спецодежде – тюремная версия спецназа. Казалось, они рвутся в бой, как бойцовые собаки, дергающие за поводки. Джозеф знал, что не сможет их взять. Эти ребята были обучены быть быстрыми и эффективными. Когда Джозеф убивал, это были грязные, неряшливые преступления на почве страсти. У него не будет ни единого шанса против них. И все же он продолжал свое представление. Может быть, сегодня это ему и не поможет, но Джозеф понял, что, позволив им думать, что он беспомощен, он получит элемент неожиданности, а это, возможно, все, что ему нужно.

Джозеф спотыкался, пока его вели к ПЭТ-сканеру и укладывали на спину. Ему дали подушку и одеяло, а затем на глаза надели что-то похожее на очки виртуальной реальности.

– Я собираюсь показать тебе несколько фотографий, – объяснил профессор. – Я не хочу, чтобы ты что-то говорил. Я просто хочу, чтобы ты посмотрел на каждую фотографию, пока я буду сканировать твой мозг. Ты меня понимаешь?

Джозеф кивнул.

– Сканеру потребуется несколько минут, чтобы разогреться.

Профессор нажал кнопку, и большая машина начала издавать серию громких гудков и щелчков. Через несколько минут профессор нажал еще одну кнопку рядом с платформой, на которой лежал Джозеф, и она скользнула внутрь большой машины. Джозеф почувствовал, как его плечи втянулись внутрь, когда он скользнул в длинную цилиндрическую машину. Она была почти слишком мала для него, и стенки машины плотно прижимались к его бокам. Через несколько мгновений перед ним замелькали картинки.

Сначала образы были простыми. Улыбающийся младенец, котенок, играющий с игрушкой, щенок, пожарный, затем женщина с большой грудью в бикини, затем голая женщина, затем мертвая женщина, которую выпотрошили, отрезали груди, вспороли живот, затем кусок окровавленного мяса, затем женщина в красном белье, затем обезглавленный торс женщины, а затем женщина, связанная и с кляпом во рту, и так далее. Джозеф с интересом наблюдал за происходящим. Он был также заинтригован, пытаясь понять, что его возбуждает, что отталкивает и что вообще не вызывает никакого отклика. Он узнавал о себе все больше и больше, но знал, что все это его не излечит.

На экране вспыхнуло изображение роскошной женщины с грудями, похожими на пляжные мячи, и Джозеф сразу же подумал об Алисии. Он скучал по ней, но воспоминания о ней никогда не приносили ему печали. Совсем наоборот. Вспоминая прекрасную испанку, которая путешествовала с ним в Сиэтл в поисках лекарства от его проклятия, женщину, которую он съел заживо в течение нескольких часов, а затем доедал нескольких дней, он всегда возбуждался, и этот раз не был исключением. Он сунул руку в свободные тюремные штаны и начал поглаживать затвердевший пенис, не обращая внимания на офицеров и профессора, наблюдавших за ним.

Перед его глазами снова замелькали образы больших обнаженных женщин и расчлененных трупов. Джозеф дернул и потянул свою набухшую плоть, облизав ладонь и потирая набухшую головку члена, чувствуя, как оргазм медленно нарастает внутри него. Затем образы изменились.

На следующей фотографии была изображена библиотекарь, его первая жертва. Это была ее фотография с вечеринки в платье с глубоким вырезом. На следующей фотографии были обугленные кости на столе для вскрытия. Он мог только догадываться, что это останки библиотекаря. На следующей фотографии был Фрэнк, мазохист-гомосексуалист, которого Джозеф похитил и протащил с собой полпути в Такому, чтобы использовать в качестве закуски. Это была фотография Фрэнка с места преступления, все еще дымящегося, все еще лежащего на вертеле, где Джозеф оставил его после того, как съел его самые мясистые части. Джозеф продолжал мастурбировать, возбужденный воспоминаниями, которые фотографии позволяли ему пережить вновь.

Затем была фотография проститутки-трансвестита и ее сутенера, убитых Джо в том захудалом мотеле в Вашингтоне. После этого появился образ санитара, которого он убил, чтобы получить доступ к Деймону Тренту. Этот человек ничего ему не сделал. Это было преступление по необходимости, бесстрастное. Затем на экране вспыхнуло тело Деймона Трента, и он почувствовал, как волна раскаленной добела ярости пронзила его разум. Его зубы сжались, а мышцы напряглись. Он был удивлен тем, как много ненависти он все еще испытывал к этому человеку. Даже зная, что жирный педофил не был тем, кто превратил его в монстра, он все еще ненавидел этого человека за то, что тот сделал с ним.

Затем появилась еще одна фотография с места преступления. На этой фотографии был изображен отец Джо с колом в сердце и ртом, набитым чесноком и библейскими страницами. Гнев Джо вернулся с ревом. Если Деймон не был ответственен за болезнь, которая сделала Джо кровожадным каннибалом, то это было врожденным, унаследованным от его отца. Прежде чем гнев Джо достиг предела, перед его глазами вспыхнул новый образ. У него перехватило дыхание. Его эрекция снова набухла, и теплая улыбка смягчила его черты. Это была фотография Алисии.

Фотография была сделана очень давно, еще до того, как Джозеф познакомился с ней. Она была одета в черное кружевное неглиже с глубоким вырезом, открывающим ее массивное декольте. Ее груди почти вываливались из него, и Джо показалось, что он может разглядеть один из ее сосков, выглядывающих из-под одежды. Ее волосы были выпрямлены, и длинные черные локоны рассыпались по плечам и груди, обрамляя ее грудь. Ее изогнутые губы, выкрашенные в темно-красный цвет, были поджаты, как будто она собиралась послать воздушный поцелуй. Ее макияж был темным, почти зловещим. Она была похожа на ту знойную мегеру, за которой он ходил по секс-клубу, отчаянно желая встретиться. Он снова начал поглаживать себя, глядя на длинные толстые ноги Алисии и ее чувственные бедра, вспоминая, как они были на ощупь и на вкус.

Затем на экране появилась следующая фотография. Это была фотография Алисии, сделанная в тот день, когда ее положили в больницу, после того как Джозеф съел ее грудь до самой грудной клетки, не в силах совладать с собой. Затем последовала фотография, сделанная в доме Алисии. Это был ее скелет, обглоданный дочиста, без единой унции плоти. Джозеф уставился на нее и стал поглаживать себя более энергично, дергая свою затвердевшую плоть, вспоминая каждый момент своих последних дней с Алисией, как она умоляла его съесть каждый кусочек ее плоти. Она сказала, что хочет стать частью его навсегда. Он закрыл глаза и вспомнил сонную улыбку Алисии перед тем, как она стала жертвой наркотиков, кровопотери и травмы, вызванной медленным каннибализмом. Ее глаза выглядели такими умиротворенными. Они были прекрасны. Джо хотел бы, чтобы она была здесь с ним сейчас... чтобы он мог трахать и есть ее снова и снова.

7

– Эй! Он там дрочит! Этот больной ублюдок! Вытащите его оттуда! – сказал командир. Он сидел в кабинке вместе с профессором и другими ребятами за свинцовым стеклом, защищавшим их от стерилизующего излучения ПЭТ-сканера.

– Нет! Эксперимент еще не закончен, – ответил профессор.

– Он просто кайфует от этого дерьма! Что это за эксперимент? Ты показываешь этому психу порнофильмы? – спросил командир.

– В некотором смысле.

– Что? Ты пытаешься понять, что заводит этого извращенца?

– Да, в некотором смысле, именно это я и делаю.

У здоровяка-охранника отвисла челюсть, а глаза увеличились так, словно вот-вот выскочат из орбит.

– Т-ты делаешь что? Начальник тюрьмы знает об этом дерьме?

Профессор вздохнул.

– Офицер?

– Белтон.

– Офицер Белтон, вы хоть представляете, сколько стоит содержать федерального заключенного?

Дородный надзиратель покачал головой.

– Это стоит от двадцати семи до тридцати пяти тысяч долларов в год. Теперь вы знаете, сколько я плачу штату Вашингтон за доступ к Джозефу Майлзу? Мы получили сотни тысяч грантов, и большая их часть идет непосредственно вам, ребята. Я плачу вам жалованье прямо сейчас, пока мы разговариваем, и если я не получу то, что хочу, я использую все свое влияние, чтобы перевести Джозефа в другое учреждение, где офицеры будут более сговорчивы. Мои грантовые деньги уйдут вместе со мной. Тогда ваш долг – объяснить начальнику тюрьмы причину моего отъезда.

Профессор никогда не повышал голоса. Его тон оставался спокойным и не угрожающим, но не было никаких сомнений, что он только что высказал очень резкую угрозу.

– Вы победили, док. Ты и твой псих можете устроить свое маленькое пип-шоу. Но я расскажу об этом начальнику тюрьмы.

– Как вам будет угодно, офицер Белтон.

Внутри большого компьютерного томографа улыбнулся Джо.

8

Вернувшись в камеру, Джо наблюдал, как охранник просовывает почту в щель его двери. Это была небольшая пачка из десяти писем. С каждым днем, когда имя Джо исчезало с первых полос газет, писем становилось все меньше и меньше. Одно время он получал по пятьдесят-шестьдесят писем в день от любопытных поклонников. На большинство он никогда не отвечал. Джо чувствовал себя неуютно, будучи знаменитостью, и находил идею завоевать поклонников, съев женщину, которую он любил, более извращенной, чем то, что он сделал. На некоторые из них он отвечал, например, Селене, модели, которая навестила его в тюрьме и скормила ему свой сосок; нескольким «длинным свиньям», которых он узнал на ныне несуществующем сайте знакомств. «Длинная свинья» на жаргоне означало человеческую плоть (Джо часто задавался вопросом, что заставляет кого-то добровольно стать чьим-то обедом?) Нескольким докторам, ученым и профессорам – в том числе профессору Теодору Экер, психологу из одного из крупных колледжей Лиги Плюща в Бостоне, который был соперником доктора Локка, – которые интересовались его теориями о том, что превращает людей в серийных убийц. Был даже знаменитый суши-повар в Сан-Франциско, который прислал ему новые рецепты приготовления человеческого мяса для потребления. Все рецепты звучали восхитительно и вдохновляли на множество фантазий. Однако по мере того, как проходили месяцы, количество сообщений уменьшалось. Теперь ему писали только самые закоренелые фанаты.

В стопке лежало письмо от Селены. Он понюхал его. Она обрызгала его духами, но также пропитала вагинальной жидкостью и испачкала кровью. Это был способ послать Джо сообщение, которое охранники не могли понять или подвергнуть цензуре: я твоя. Возьми меня. Он переложил его на самое дно стопки, приберегая на потом, желая насладиться им. Он открыл следующее письмо. Письмо было от его младшего кузена, Дирка. Дирк был одним из тех парней, которые были одержимы серийными убийцами, фильмами ужасов и готической музыкой. Парень был в восторге, обнаружив в своей семье знаменитого серийного убийцу, в отличие от остальных членов семьи Джо, которые сразу же отреклись от него. Теперь Дирк был единственным связующим звеном между Джо и его семьей. Недавно Джо расспрашивал его о бабушке и дедушке.

Йоу, кузен.

Я спросил отца о дедушке, и ты не поверишь, какую чушь он мне наговорил. Твоего отца усыновили! Из того, что они мне рассказали, дедушкин брат Майк попал в тюрьму за (прикинь) покушение на убийство! Он пытался убить свою чертову жену. Она сбежала после суда, и дед взял тебя к себе. Твой отец был сыном Майка. У твоего отца и моего были разные мамы и папы. Они не знают, что случилось с твоим настоящим дедом, этим парнем Майком. После освобождения он так и не вернулся. Разве это не круто, кузен?

В любом случае, я просто подумал, что тебе будет интересно узнать. Я знаю, что все остальные в семье немного нервничают из-за того, что ты убил своего отца, но я понимаю. Этот урод был педофилом! Все эти дети, которых он убил. Он заслужил это. Не волнуйся, кузен. Я за тебя на 100 процентов. Просто дай мне знать, чем я могу помочь.

Кстати, я коплю деньги на билет на автобус, чтобы снова навестить тебя. Как только у меня появится машина, я буду приезжать каждые выходные.

Скоро увидимся, кузен!

Пока.

Дирк.

Джо улыбнулся: в первый раз, когда Дирк пришел к нему, Джо передал парню послание для Селены, что-то, что он не мог написать в письме, что-то, что он не хотел, чтобы охранники прочитали. Он был счастлив услышать, что сообщение было передано. Ему не терпелось прочитать письмо Селены, но он знал, что за ним наблюдают охранники. Они все время наблюдали. Вместо этого он взял письмо и потер его под носом. Он никогда не занимался любовью с Селеной в реальной жизни, но теперь делал это в своих фантазиях.

Он сунул руку в штаны и освободил монстра. Он уже начал твердеть. Потребовалось всего несколько движений, чтобы поставить его на полную мачту. Если бы охранники наблюдали за ним сейчас, они бы получили хорошее шоу.

В мыслях Джо Селена была в его постели, в его старой квартире в центре Сан-Франциско. Она была голая и набравшая несколько фунтов. Ее бедра, попка и грудь были круглыми и полными. Она обхватила руками свои груди и поднесла одну ко рту, облизывая сосок, а затем покусывая и посасывая его, пока Джо стоял над ней, снимая одежду. Она опустила руку между бедер и начала быстро водить средним пальцем по клитору, который раздулся до размеров виноградины. Она перевернулась на живот, и в поле зрения появилась самая роскошная задница, которую Джо когда-либо видел. Она была идеально круглая, сидела высоко на ее спине и казалась знакомой. Это была задница Алисии на теле Селены. Он лег на нее сверху и начал целовать шею Селены, плечи, спускаясь по ее спине к сладострастным кремовым холмикам ягодиц.

Джо потерся щекой о два толстых бугорка мышц и жировой ткани, наслаждаясь тем, как гладкая плоть подрагивает на его коже. Он поцеловал и пососал каждую ягодицу, а затем провел языком по анусу. Селена вздрогнула и застонала. Джо снова поцеловал их. Он сильно укусил одну из ее ягодиц до крови, а затем сосал ее, пока она не покрылась синяками. Селена закричала. Казалось, она была в экстазе. Джо лизнул расщелину между ее ягодицами, отчего она снова задрожала, а затем глубоко засунул язык в ее сжатый анус.

Он почувствовал, как она напряглась, а потом начала трястись и извиваться. Ее тело сходило с ума, когда он трахал ее тугую попку языком, а затем членом длиной и обхватом с детскую руку. Он укусил Селену сзади за шею, как спаривающийся лев, когда глубоко вошел в нее, сначала медленно и осторожно, а затем с возрастающей силой и настойчивостью, стремясь к оргазму. Джо эякулировал молча – один – в своей камере. Его сперма выстрелила вверх на живот и грудь. Он все еще сжимал в руке нераспечатанное письмо Селены. Тяжело дыша, он лежал на кровати, прижавшись спиной к твердой бетонной стене, и удивлялся тому, что смог достичь оргазма без единой кровавой мысли. Возможно, лечение профессора все-таки подействовало.

Он взял несколько листков из стопки на полу у своей кровати и использовал их, чтобы стереть сперму с твердых, рельефных мышц живота, а затем положил каждый лист на пол, чтобы высохнуть. Он воспользуется ими, чтобы написать ей ответ.

Больше откладывать было нельзя. Пришло время прочесть письмо Селены. Если охранники-извращенцы все еще наблюдали за ним после того, как он помастурбировал, по крайней мере, они не подумают, что в письме было что-то такое, что спровоцировало его. Если они хоть раз такое заподозрят, Джо был уверен, что письма внезапно перестанут приходить.

Джо разорвал розовый, пахнущий духами и женской киской конверт. Его приветствовал аккуратный, элегантный почерк Селены. Джо понимал, что изоляция от остального мира влияет на его мировоззрение. Он понимал, что благодарен за любой контакт с женщиной, а писать письма кому-то, кого нельзя увидеть или потрогать, это совсем не то же самое, что разговаривать с человеком, сидящим перед тобой. Письма можно переписывать дюжину раз, чтобы сформулировать все правильно. В реальной жизни люди редко бывают такими вдумчивыми и красноречивыми. В реальной жизни было множество отвлекающих факторов – работа, друзья, семья и другие женщины. Запертый, Джо не мог думать ни о ком, кроме Селены. Она полностью завладела его вниманием. В результате любовные чувства, которые он испытывал к ней, были весьма подозрительными, хотя и не менее глубокими. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить их, но с каждым днем это становилось все труднее и труднее.

Вот почему так много одиноких женщин пишут мужчинам в тюрьму. Заключенные – благодарные собеседники. За их привязанность не нужно бороться. Нищие не могут выбирать. Несмотря на все старания Джо быть осторожным, он глубоко вздохнул, и его грудь и лицо вспыхнули огнем, когда он прочитал первые слова письма.

Уважаемый Джозеф,

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! Я знаю, что мы не проводили много времени вместе, но мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь. У меня до сих пор есть картина, которую ты нарисовал для меня, когда мы впервые встретились в университете, и все наброски, которые ты сделал с тех пор (включая те, что были эротическими. Хи-хи!) Ты такой удивительный художник. Так полон страсти! Меня до сих пор поражает, что я могу вызывать у кого-то такую страсть. Я бы хотела (вырезано). Я ничего так не хочу, как утолить твой чудовищный аппетит.

На днях мне приснился сон о тебе. Во сне я лежала на столе, а ты (вырезано).

Я много думала о твоей просьбе и с удовольствием помогу тебе. Это забавно, потому что я изо всех сил старалась придумать, как нам быть вместе, и все, что я могла себе представить, было просто... ну... экстремальным. Я наняла адвоката, чтобы помочь тебе. Я никогда не говорила, но у моей семьи есть немного денег. Вот как я смогла прийти к тебе до того, как они запретили мне это делать. Папа дал мне денег на билет на самолет. Я просто работаю моделью, потому что считаю, что должна сама зарабатывать деньги. Хочешь узнать кое-что смешное? С тех пор, как я набрала вес, я стала чаще работать моделью. Красивые модели plus-size сейчас пользуются большим спросом.

Так или иначе, мой адвокат подаст ходатайство о новом судебном разбирательстве, основанном на некомпетентности твоего государственного защитника. Это должно ускорить наше воссоединение. Я не могу дождаться (вырезано). Ты – все, о чем я могу думать. Ты мой собственный каннибал Казанова. Я тебя о-о-очень сильно люблю!

С любовью,

Селена.

Джо прочел письмо три раза. Как бы его ни бесило, что охранники вырезали так много из письма, он мог заполнить пробелы. Он схватил лист бумаги, который отложил сушиться, и начал писать свой ответ. Впервые с момента заключения в тюрьму он был полон надежд. Свобода теперь казалась более чем возможной. Это казалось неизбежным. Даже если бы ему пришлось умереть, чтобы сделать это, он стал бы свободен так или иначе. Он начал письмо со своего обычного слащавого, чересчур романтического росчерка. Он всегда был поклонником лорда Байрона, и чем дольше сидел в тюрьме, тем больше терял связь с реальностью и воображал себя байроновским романтическим героем.

Моя Сладкая Девушка Мечты.

Я так по тебе скучаю. Твой вкус преследует меня во сне. Каждое мгновение наяву я мечтаю о том, чтобы держать тебя в своих объятиях и заставить почувствовать себя самой желанной женщиной в мире. Теперь ты – моя Вселенная, моя единственная связь с миром. Ты моя единственная надежда на нормальное существование в мире безумия и хаоса. Никто не понимает меня, кроме тебя. Я знал, что это ты, с того самого момента, как написал твою картину. Страсть, которую ты внушила мне тогда, голод, который внушаешь сейчас, так же сильны, как и то, что я чувствовал к Алисии.

Не могу дождаться, когда увижу тебя снова. Я не могу ждать. Даже если мир встанет между нами, я найду свой путь к тебе. С твоей помощью мы снова будем вместе.

Искренне,

Твой Каннибал Казанова,

Джозеф Майлз.

«Каннибал Казанова» звучало так нелепо, что Джо был счастлив, что он пишет это, а не пытается выдавить слова изо рта. Он никогда не сможет произнести это с серьезным лицом. Но он достаточно хорошо разбирался в женщинах, чтобы понимать: Селена будет рада, что он взял ее ласковое прозвище, пусть глупое и неловкое. Джо нуждался в ней сейчас, поэтому он был готов сказать или сделать все, что угодно, чтобы еще больше расположить ее к себе. Кроме того, его эмоции вышли из-под контроля. Он сам не знал, что чувствует. Изоляция сделала его нуждающимся, зависимым, таким же глупым романтиком, каким он притворялся. Селена вызывала в нем разные эмоции: от похоти и любви до грубого, плотского голода. Он не знал, хочет ли съесть ее, трахнуть или жениться. Хуже всего было то, что он все еще скучал по Алисии.