Текст книги "До мозга костей"

Автор книги: Ребекка Шеффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2

Нита не была бессердечной убийцей и не воровала органы. Такой была ее мать.

Нита никогда никого не убивала и не планировала делать это в дальнейшем.

Почему же мама не убила его до возвращения домой? Если бы она сделала это, Ните не пришлось бы видеть его таким. Она могла бы просто наврать самой себе, что он умер естественным образом. Или обвинить в убийстве свою мать и оправдаться очередным «ну, уже ничего не изменишь». Но сейчас в их квартире находилось живое существо, и Ните пришлось серьезно задуматься.

О живом и дышащем человеке, которого мать планировала убить.

И заставила Ниту его расчленять.

Живого.

Каково это – резать кого-то на части, когда он кричит тебе, чтобы ты остановился?

– Нита? – раздался голос матери у двери кухни.

Нита внезапно поняла, что уже несколько минут стоит в коридоре и пялится на стену.

– Что-то не так?

Дочь немного помедлила.

– Он живой.

– Да, и что? – Взгляд мамы был таким же напряженным, как и ее голос. Нита внезапно почувствовала, что ходит по лезвию ножа.

– Он разговаривает. – Она передернула плечами – взгляд матери сейчас беспокоил ее больше, чем что-либо другое.

Выражение лица мамы смягчилось.

– О, не волнуйся, милая. Он здесь долго не задержится. Скоро он будет на твоем столе, а там с тобой никто не разговаривает, так ведь?

Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, Нита кивнула, оценив мамины старания успокоить ее.

– Да.

Мать внимательно посмотрела на дочь.

– Знаешь, если хочешь, я могу прямо сейчас отрезать ему язык. Или оторвать плоскогубцами – у меня есть парочка. Тогда тебя не будет волновать его болтовня.

– Все в порядке, мама. – Нита выдавила улыбку. – Я в норме.

– Если ты уверена… – Мать снова посмотрела на нее внимательным взглядом и вздохнула. – Хорошо. Начнем потихоньку упаковывать части того занни?

Нита кивнула. Она была довольна, что тема разговора сменилась.

Они провели остаток дня, заполняя ящики. Мать раздала кучу взяток, чтобы вернуть эти ящики на семейный склад в Штатах, оттуда их заберет отец Ниты. Он занимался онлайн-продажами, хранением и доставкой частей тел, а задачей матери был поиск. Отец также являлся их прикрытием на случай, если МПДСС начнет что-то вынюхивать. Нита была уверена: на мать заведено дело толщиной в милю – ведь стопка ее заграничных паспортов, водительских удостоверений и кредитных карт имела в высоту, наверное, фута два. По мнению Ниты, все эти документы обычно дополняли дело.

Однако отец, насколько она знала, был чист как стеклышко. Днем он работал юридическим консультантом в Чикаго, а ночью продавал части тел в Интернете. Нита скучала по нему, по их дому и по загаженному пригороду, который находился фактически в двух часах езды от города. Она не была дома с четырнадцати лет.

Девушка задавалась вопросом: что скажет об этой ситуации отец? Будет ли он недоволен тем, что мама привезла домой живое сверхъестественное существо? И более того – безвредное?

Одно дело, когда мать бросала на стол Ниты занни или единорога – они были монстрами, которые убивали других людей, чтобы поддерживать свою жизнь. И мир одобрял убийство этих существ – именно поэтому был составлен Список опасных сверхъестественных. Их убийство даже не считалось преступлением. Нита спасала человеческие жизни.

Но расчленять кого-то вроде парня в соседней комнате? Как она могла оправдать такое?

Вздохнув, Нита вытерла пот со лба – они закрыли очередной ящик. Сколько бы она об этом ни думала, она не могла найти способ оправдать убийство этого парня.

Ну, разве что деньгами.

– Похоже, нам понадобится еще несколько грузовых ящиков, – сказала мать, проводя рукой по волосам. Ее маникюр отблескивал черным, красным и желтым цветами – как будто кто-то пытался накрыть огонь темной шторой.

Нита налила себе стакан сока.

– Наверное.

– Думаю, мы заслужили немного пиццы. Как считаешь?

Нита охотно согласилась.

После ужина они поняли, что у них закончилась вода в бутылях. Здешняя вода из-под крана непригодна для питья, если ее не кипятить, и матери Ниты не нравился ее вкус. Она обещала купить УФ-фильтр для очистки еще несколько недель назад, когда они приехали в Перу, но пока так и не купила.

Мать вздохнула и встала – с колен на пол посыпались крошки пиццы.

– Спущусь в магазин и принесу семилитровую бутыль. Когда вернусь, займусь парнем.

– В смысле?

Мама усмехнулась.

– Я продала его ухо час назад.

Нита напряглась.

– Ты хочешь отрезать его ухо сегодня?

– Конечно.

Нита сглотнула и отвела взгляд.

– Но ты не сможешь отправить его по почте до завтрашнего утра. Разумнее отрезать его завтра. Если, по твоим словам, важна свежесть.

Мама прищурилась. Нита старалась не заерзать на месте, но ей не удалось.

– Я не хочу слышать, как он кричит всю ночь. Я не смогу уснуть, – прошептала она после долгой паузы.

Откинув голову назад, мать рассмеялась, после чего подошла к Ните и похлопала по спине. Сделала она это немного сильнее, чем следовало, и Нита покачнулась.

– Ты совершенно права, Анита, – улыбнулась мать и направилась к двери. – Мы сделаем это завтра утром.

Нита стояла и дрожала. Дверь тем временем со стуком и щелчком закрылась. На несколько минут Нита задержалась на месте, восстанавливая дыхание, а затем взяла кусочек пиццы и вернулась в секционный зал.

Открыв дверь, она увидела, что парень в клетке сидит скрестив ноги и наблюдает за ней. Нита двигалась осторожно и, подойдя поближе, различила: пятна на его одежде – определенно засохшая кровь.

Положив пиццу достаточно близко к решетке, чтобы парень мог просунуть через нее пальцы и отщипывать кусочки, девушка тут же отпрянула назад, боясь, что с такого расстояния он может на нее наброситься. Вряд ли ему, прикованному цепью к клетке, которая прикреплена к стене, удастся что-нибудь сделать, но Нита все равно была осторожна.

Он посмотрел на пиццу и облизнул губы.

– Gracias[2]2
  Спасибо (исп.).


[Закрыть].

– De nada[3]3
  Не за что (исп.).


[Закрыть], – ответила Нита, удивляясь, что хрипит.

Чувствуя себя неловко и не зная, что делать дальше, она долго стояла на месте. Лучше, конечно, разговаривать с ним, но Нита не хотела ничего знать об этом парне, если – точнее когда – ей придется его расчленять. Хотя она все равно чувствовала себя странно, давая ему еду и отходя в сторону…

Сейчас был тот самый случай, когда, казалось, нужно применить свои навыки общения. Но существовал ли этикет для такого рода ситуаций? Наверное, нет.

Парень просунул пальцы через решетку и отщипнул кусочек пиццы. Он не дотягивался руками до рта из-за наручников, поэтому, чтобы поесть, ему приходилось наклонять голову. Медленно прожевав кусочек, он внезапно застыл и просто смотрел на пиццу, не прикасаясь к ней.

«Может, ему не нравится пепперони?» – подумала Нита.

– Cоґmo te llamas?[4]4
  Как тебя зовут? (исп.).


[Закрыть] – спросил он, все так же не поднимая глаз. Его акцент явно был аргентинским – звук «й» смешался со звуком «ш», поэтому последнее слово прозвучало как «шамас».

Но этот акцент можно было понять, в отличие от акцента Ниты. Ее отец родом из Чили, а она до шести лет жила в Мадриде, поэтому ее испанский превратился в бессмысленное сплетение двух акцентов. Иногда перуанцы в продуктовом магазине не могли догадаться, о чем она говорит.

– Нита. – Она замялась. – А тебя?

– Фабрисио, – тихо ответил он. – Фабрисио Такунан.

– Фабрисио? – недоверчиво переспросила Нита. – Это что, откуда-то из Шекспира?

Он вдруг поднял глаза на нее и нахмурился.

– Что, прости?

Нита медленно повторила, пытаясь говорить так, чтобы акцент был менее выраженным.

На этот раз парень понял. Он поднял брови, а когда снова заговорил, его голос слегка изменился – в нем стало больше любопытства и меньше грусти, испанская речь звучала мягко и едва слышно:

– Кто такой Шекспир?

– Э-э-э… – Нита сделала паузу. Изучают ли Шекспира в латиноамериканских школах? Хотя, если вспомнить, что парень (даже в мыслях не называй его по имени, а то слишком сильно привяжешься, и что потом?) был пленником коллекционера, ходил ли он вообще в школу? – Английский писатель, живший в шестнадцатом веке. Мне кажется, одного из его персонажей звали Фабрисио. Думаю, это вроде… вроде как старое имя.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, оно довольно распространено там, откуда я родом. У одного из сотрудников моего отца такое же имя. Но он произносит его через «ц», на итальянский манер – Фабрицио.

Фабрисио опустил взгляд на свою рубашку, покрытую засохшей кровью, и тяжело сглотнул.

– Он произносил его через «ц».

Ого. Нет, слишком много информации. Ните не нужно ее слышать.

«Тогда зачем ты вообще с ним заговорила?» – мысленно отругала она себя. После этого все будет еще хуже.

Она повернулась, чтобы уйти, но он позвал ее:

– Нита.

Нита остановилась и, секунду помедлив, обернулась.

– Да?

– Что со мной будет?

Она смотрела, как парень в наручниках с трудом наклоняется вперед в клетке. Его лицо напряглось, в широко раскрытых голубых глазах виднелся страх, на лбу пролегла складка.

Нита отвернулась.

– Я не знаю.

Но это была ложь. Она просто не хотела ему признаваться.

Глава 3

Вернувшись на кухню, Нита обнаружила, что мать уже ждет ее. Воды она не принесла.

Войдя в комнату, Нита почувствовала себя неуютно и остановилась. Взгляд матери был холодным, ее рука лежала рядом с пистолетом. Положила она ее туда случайно, не нарочно. Не то чтобы мама когда-либо стреляла из пистолета, она предпочитала яд.

– Ты ведь с ним не разговаривала, Нита?

Глядя в пол, дочь покачала головой, сгорбила плечи. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Когда мама злилась, в воздухе повисала незримая угроза. Нита никогда бы не призналась в этом своим родителям, но в душе она боялась матери до дрожи и всего раз в жизни осмелилась выступить против нее.

Когда Ните исполнилось двенадцать, а ее семья жила и работала в пригороде Чикаго, мать пыталась заняться меховым бизнесом и разводить дактов. Дакты, маленькие пушистые клубки очарования, которых держали в качестве домашних животных, были абсолютно безобидны. Мама приходила домой с клетками, полными этих существ, никогда не говоря, где она их взяла. И каждую ночь, после того как родители ложились спать, Нита проникала в подвал, относила клетки в круглосуточную ветеринарную клинику и просила врачей передать дактов в общество защиты животных или приют. Несколько раз сканирование этих существ на микрочипы показало, что их украли на чьем-то заднем дворе.

Маму ее поступки не впечатлили. Однажды она вернулась домой с клеткой мертвых дактов вместо живых. Нита ответила тем, что смыла в унитаз пять фунтов чистого порошка из костей единорога (эта дрянь продавалась лучше, чем кокаин, и вызывала гораздо большую зависимость), а затем отнесла мертвых дактов в ветеринарную клинику.

Мать не оценила и то, что Нита открыла для себя нравственность. Даже после того, как отец всех успокоил и закрыл бизнес по продаже меха дактов, мама все еще не была удовлетворена. Она отравила еду в зоомагазине, и все дакты в пригороде умерли. Зная неспособность Ниты игнорировать вещи, которые находятся у нее перед носом, мама целую неделю подкладывала трупы в постель дочери.

Это закончилось только после того, как Нита, рыдая, выбежала на крыльцо, умоляя маму остановиться. Отец ее поддержал и сказал жене, что разбитое состояние дочери плохо влияет на их доход – к тому времени Нита уже расчленяла много существ, а из-за всей этой истории с дактами не работала уже неделю. Только деньги убедили мать остановиться, но она дала себе невысказанное обещание: если Нита еще хоть раз ее ослушается, наказание будет намного хуже.

Нита сглотнула и попыталась отогнать воспоминания.

– Зачем мне с ним разговаривать? Да и о чем?

– Конечно, ты с ним не разговаривала, ты же социально неумелая, – сказала мать, делая шаг вперед. Нита чуть не вздрогнула, но все же взяла себя в руки. С трудом. – Ведь если бы ты попыталась поговорить с парнем, у тебя могло бы появиться сочувствие. Мне это не нужно. И могу заверить тебя, – она оскалилась, – тебе тоже.

Стараясь выглядеть беззаботной, Нита пожала плечами, но внутри у нее все кричало: «Беги! Беги далеко, быстро и не оглядывайся!»

– Я принесла ему еду, он сказал: «Спасибо». Я ответила: «Не за что», а потом ушла.

Мать наградила Ниту долгим, испытующим взглядом, а затем снисходительно улыбнулась.

– Это хорошо. Всегда уместно быть вежливым.

Девушка попыталась выдавить улыбку, но ничего не получилось.

– Я устала. Да и спать уже хочется. Ты не против?

Мать махнула рукой.

– После того как принесешь воды. Я все-таки решила, что не хочу идти сама.

Значит, мать не поверила ей. Она стояла у двери, подслушивала и знала, что Нита ей лжет.

Отлично.

– Хорошо.

Лучше повиноваться матери.

Выходя из дома, Нита захватила свитер и сумку и, закрыв за собой дверь, убедилась, что та заперта. Затем сделала глубокий вдох, прислонилась лбом к филенке и закрыла глаза. Ей казалось, она ходит по канату. Один неправильный шаг – и может упасть. Проблема в том, что Нита не знала, куда именно упадет, но в любом случае ничего хорошего ее не ждет.

Неужели мать убьет Фабрисио, пока Ниты нет и она не может ей помешать?

Нет. Конечно, нет. Но она может начать отрезать его конечности.

Нита сглотнула, сжала кулаки. Разве это так ужасно? Здесь нет ее вины – ее там не будет, и она ничего не может поделать. Нужно просто выкинуть из головы эти мысли.

Но ведь Ните так или иначе придется вскрывать его, когда все закончится, вырезать его испуганные голубые глаза и положить их в банку.

Она выдохнула воздух, который задерживала в груди.

Начинать отрезать части тела Фабрисио сейчас было бы бесполезно.

Она прошла по коридору и, спустившись по лестнице, отправилась к магазину.

На улице было темно и стоял туман, но уличные фонари хорошо все освещали. Нита жила в хорошей части Лимы, прямо в центре района Мирафлорес, и не слишком беспокоилась о безопасности в ночное время.

Кожу приятно грело вечернее тепло, а легкий ветерок доносил до носа запах каких-то пряностей из ближайшего ресторана. Нита пробыла в Лиме всего месяц, но город ей очень нравился. Это было одно из лучших мест, где они открывали свой магазин.

Нита с матерью часто переезжали. Они останавливались в центре континента, и мать колесила по всем соседним странам, охотясь за сверхъестественными существами, которых можно убить и продать. Много лет они жили так и в США, прежде чем переехать во Вьетнам, затем в Германию и вот сейчас в Перу.

Нита прошла мимо открытой двери ресторана и увидела пару американских туристов, которые набросились на официанта. Женщина что-то ворчала по-английски, а официант просто смотрел на нее, с улыбкой качал головой и пытался сказать ей на ломаном английском и испанском, что не понимает.

– Тогда найдите мне того, кто понимает! – рявкнула женщина и повернулась к мужу. – Можно подумать, сюда не нанимают людей, говорящих по-английски.

Нита закатила глаза и пошла дальше. Откуда у американцев взялась эта навязчивая идея, что все должны изучать их язык, чтобы им угодить? Они ведь в Перу! Почему же они не выучили испанский?

Она повсюду замечала подобные странности. Туристов, ворующих осколки керамики и монеты из немецких замков, потому что можно. Богачей, которые прилетали в Хошимин с мыслью, что могут купить на ночь любого, кого захотят, и делать с ним все что угодно, плевать на законы этой страны.

Нита прошла мимо ресторана и направилась дальше по улице.

Остановившись прямо под мемориальной доской, посвященной борьбе против испанцев, она задумалась об испанских конкистадорах, которые пятьсот лет назад пронеслись по Южной Америке в поисках золота, залив кровью весь континент.

В груди у Ниты шевельнулось неприятное чувство. На мемориальной доске говорилось о Писарро[5]5
  Франсиско Писарро (ок. 1471 или 1476–1541) – испанский конкистадор, завоеватель империи инков, основатель города Лимы.


[Закрыть] – конкистадоре, который провел кровавую полосу через Перу. Он взял Инку – правителя инков – в заложники, а затем, в качестве выкупа, потребовал за него полную комнату золота. Золото люди отдали, но Писарро все равно убил вождя.

Он был еще не самым худшим конкистадором. Христофор Колумб вообще отрезал руки коренным жителям, которые не добывали требуемое им количество золота каждый месяц. Прямо как ее мать отрезала пальцы Фабрисио. Нет. Не нужно об этом думать.

Сейчас Нита решила проигнорировать внутренний голос, который говорил ей, что она не вправе называть туристов привилегированными придурками, ведь ее мать наделяла себя правом отнимать жизнь у существ и продавать их органы и конечности ради прибыли.

Вместо гигантского супермаркета Нита отправилась в местный магазинчик на углу. Ей не нравились толпы в больших магазинах люди – всегда начинали с ней разговаривать. Она слышала их дыхание, а иногда ощущала прикосновение их тел, и от этого ей становилось неловко.

Угловой магазинчик был небольшим, но подчас Ните все равно приходилось разговаривать с кассиром. Хотя это гораздо лучше, чем чувствовать на себе давление толпы. К тому же здесь никогда не образовывалось очередей.

Сейчас, расплачиваясь за покупки, Нита уставилась в телевизор, который стоял на стуле в углу помещения. На нем лежали рулоны туалетной бумаги и пачки гигиенических салфеток. Это был старый громоздкий телевизор, и по нему сейчас показывали новости.

– Продолжаются дебаты по поводу добавления единорогов в Список опасных сверхъестественных существ, – говорил диктор. – МПДСС начинает третий день обсуждения этого предложения.

Нита улыбнулась – в голове всплыло одно из немногих воспоминаний, когда она действительно чувствовала, что мать о ней заботится.

Однажды в магазине незнакомый блондин с плетеными узорами-татуировками протянул руку, чтобы взъерошить ей волосы, а мама чуть не застрелила его прямо на месте. Ниту отбросило в сторону, прежде чем ему удалось дотянуться до ее волос, и, хотя мать никогда не говорила об этом, Нита знала: тот питающийся душами единорог теперь мертв. Он больше никогда не притронется к девственницам. Позже она увидела пакеты с порошком из его костей.

Шумно выдохнув, Нита покачала головой. Возможно, мать многое себе позволяла, но любила свою дочь. Пугающая любовь, но все же любовь. Иногда Нита легко об этом забывала, учитывая подозрительный характер мамы и ее одержимость деньгами.

На экране телевизора репортер брал интервью на тему генетики сверхъестественных существ у какого-то ученого.

– Единороги – это еще один вид сверхъестественных существ, для которых рецессивные гены играют важную роль. Это значит, они способны размножаться с людьми, а набор их генов при этом может пребывать в бездействии несколько поколений, пока обстоятельства не сложатся так, чтобы они проявились. В таком случае двое совершенно нормальных родителей производят на свет монстра. Такая наследственность присуща не только единорогам, – говорил ученый, – но и другим существам: занни, каппа, упырям, даже в какой-то степени вампирам.

Нита подумала о занни, чьи органы сейчас лежали в их с мамой квартире. Интересно, сколько людей он замучил, чтобы утолить жажду боли. Ей нравилось об этом думать, она не чувствовала вины за то, что расчленила такого монстра, и даже восхищалась своей матерью, которая его убила.

– Не могли бы вы описать предложение, которое представили на рассмотрение МПДСС, доктор Роден?

– Генетические манипуляции. Тщательно подобранный набор генов уникален для каждого вида, поэтому, когда он отображается полностью, существ, обладающих им, легко отследить и уничтожить. Если мы будем отслеживать такой набор до рождения этих созданий, мы сможем искоренить всех опасных сверхъестественных, которые рождаются от человека.

Улыбающийся кассир передал Ните воду, и она, чуть не вырвав бутыль у него из руки, вихрем вылетела из магазина, не в силах больше выслушивать эту ахинею.

Она ненавидела людей.

Хотя Нита и была согласна, что озвученный ученым способ уменьшения количества чудовищ может быть эффективным и даже гуманным, но она понимала: люди слишком далеко зашли. Люди всегда заходили слишком далеко. Как скоро они начнут изолировать гены безвредных сверхъестественных существ и так же их уничтожать? Ауров, вокруг которых проявляется простое биолюминесцентное свечение? Или русалок? Или таких, как Фабрисио?

Или даже Ниту и ее мать?

Глава 4

На следующее утро Нита проснулась от чужого крика.

Сдернув с себя одеяло, она потянулась за скальпелем, который лежал на тумбочке, запуталась в простынях и, соскользнув с кровати, с глухим стуком упала на колени.

Крик становился громче, переходя в затяжной, ужасный вопль.

Часто дыша, Нита освободилась от простыней, поднялась на ноги и, держа скальпель перед собой, осторожно пошла на звук. Крики прерывались скрежетом металла о металл, скрипом какого-то тяжелого предмета, который передвигают по линолеуму, и злобной руганью матери. Сердце Ниты забилось быстрее.

Мать не испытывала ее, когда говорила, что отрежет Фабрисио ухо. Она действительно это делала. Прямо сейчас.

Нита открыла дверь в секционный зал и увидела кровь. Кровью были забрызганы некогда чистые белые стены и пол. Небольшие ее капли покрывали разъяренное лицо матери, а щеки Фабрисио украшали полоски красных слез. Он, насколько это было возможно, прятал голову и упирался ногами в переднюю часть клетки, раскачивая ее из стороны в сторону и уворачиваясь от матери Ниты. Замок валялся на полу, но дверь в клетку была захлопнута, и Фабрисио отчаянно цеплялся за нее оставшимися пальцами ног и тянул на себя.

Мать держала шприц, в котором, вероятно, было какое-то успокоительное. Парень выбил его из ее рук плечом. Шприц упал на дно клетки, и парень разбил его локтем. На пол пролилась жидкость.

Когда Нита вошла в комнату, оба повернулись к ней. Увидев лицо Фабрисио, она вздрогнула. Наверное, мать пыталась отрезать парню ухо, пока тот спал, но он проснулся во время этого действа. Ухо было наполовину оторвано, а мамин нож, видимо, соскользнул, оставив глубокую красную линию на щеке.

Нита непроизвольно шагнула вперед, чтобы остановить все это. Она уже хотела выразить протест, но тут же закрыла рот.

«Ты не можешь это остановить, Нита. Ты не можешь спасти его. Если ты проявишь сочувствие, твоя мать заставит тебя об этом пожалеть.

«Она не сделает мне больно», – возразила своему внутреннему голосу Нита.

Но может придумать что-то похуже. Нита вдруг вспомнила о маленьких скрюченных трупах дактов, лежащих на простынях, но тут же прогнала эту картинку.

Опустив руки, она прекратила внутренний диалог с собой и отвернулась. Кровь и жестокость были знакомы Ните не понаслышке, но сейчас ей претил этот проблеск надежды в глазах Фабрисио. Она не хотела бы видеть, как эта надежда сменится разочарованием.

– Нита. – Мать поднялась на ноги и стряхнула с пальцев капли крови. – Доброе утро.

– Доброе утро. – Нита сделала паузу. – Ты пытаешься отрезать ухо?

– Да. Он сопротивляется. – Мать поманила ее к себе. – Дай мне руку.

Нита колебалась всего долю секунды, прежде чем приблизиться.

– Чем я могу помочь?

Надежда в глазах Фабрисио погасла, сменившись ужасом и гневом. Нита старалась не смотреть на него.

Мать достала еще один шприц, по-видимому, тоже наполненный успокоительным.

– Я попробую удержать его. И хочу, чтобы ты его усыпила.

Нита дрожащими пальцами взяла шприц, все еще не позволяя себе смотреть на Фабрисио. Так ведь будет лучше, да? Так он не почувствует боли. Ните не придется слушать, как он кричит.

– Почему ты не усыпила его, прежде чем начать? – спросила она, пряча от матери дрожащую руку.

Мать небрежно пожала плечами.

– Думала, что смогу отрезать быстро.

«Нет, – подумала Нита, глядя на подрагивающую полуулыбку на лице матери. – Ты так не думала. Ты хотела, чтобы это произошло. Ты хотела разбудить меня и заставить помогать».

Мать ее проверяла. Нита не знала, какими могли бы быть последствия отказа, но понимала, что не очень хорошими.

«Тебе не следовало разговаривать с Фабрисио, а потом врать ей, что ты этого не делала».

Нита поступила глупо. Нужно было подумать, прежде чем болтать с ним.

Стиснув зубы, она опустила шприц.

– Я не понимаю: разве не легче просто дорезать ухо? Не усыпляя? – Нита показала свой скальпель. – Осталось чуть-чуть. Чтобы закончить, много времени не потребуется.

Лицо матери расплылось в широкой улыбке.

– Если ты так думаешь, я с удовольствием попробую.

– Нита, – впервые с момента ее появления заговорил Фабрисио. – Нита, por favor[6]6
  Пожалуйста (исп.).


[Закрыть].

Мама расхохоталась.

– О, он понял, как тебя зовут.

Крепко сжимая скальпель в потной ладони, Нита сосредоточилась на ухе, игнорируя плач Фабрисио и то, как шепотом он повторял ее имя, словно молитву.

«Просто покончи с этим», – думала она.

Если отказаться, произойдет что-то плохое. Она не хотела, чтобы ситуация с дактами повторилась – не было никакого желания видеть части тела Фабрисио в своей постели.

Стараясь не смотреть на его лицо и не слушать всхлипы и крики, Нита проталкивала скальпель между прутьями клетки. Ее рука дрожала, а ладонь была такой потной, что, когда Фабрисио снова начал трясти клетку, скальпель выпал из ее пальцев, оставив на ладони глубокую кровоточащую рану.

Нита отдернула руку и выругалась. По ее запястью стекала кровь.

Мать устало посмотрела на нее.

– Ну давай залечи ее, и попробуем снова.

Нита отвернулась, чтобы мать не увидела ее искаженное гневом лицо, а затем выдохнула и сосредоточилась на своем теле. Ускоряя процесс образования корочки, она усилила фактор свертывания крови в поврежденной области. Она не хотела залечивать рану, пока не обработает ее каким-то дезинфицирующим средством. Хоть она и умела активизировать естественную защиту организма от микробов, промыть рану мылом было гораздо проще.

Нита не могла сказать, сколько ей было лет, когда она обнаружила, что другие люди не умеют контролировать свои тела так, как она. Ее мать делала это все время – наращивала свои мышцы, чтобы бегать резвее и бить сильнее, и быстро заживляла раны.

Чем больше Нита познавала свое тело, тем уверенней могла его контролировать. Но это было опасно – когда избавляешься от отека, не зная основной причины его появления, могут возникнуть проблемы. Нита испытала это на своей шкуре, когда ей исполнилось семь лет. Отцу пришлось везти ее в больницу. Когда она заживляла синяк после падения с велосипеда, ее парализовало. Только после рентгена и МРТ, а также после подробного объяснения доктора Ните удалось избавиться от оцепенения.

После того случая она очень осторожно относилась к изменениям своего тела.

– Готово? – холодно спросила мать.

Нита кивнула и повернулась к ней.

– Да, но не совсем. Потребуется время, чтобы заживить рану полностью. Я повредила сухожилие и, похоже, не смогу держать скальпель еще примерно день.

Мать нахмурилась, явно недовольная услышанным. Нита молчала и пыталась сохранять бесстрастное выражение лица. Матери не стоит видеть, какое облегчение принесла дочери эта рана. Она не должна понять, что Нита тянет время и может, если захочет, закончить заживление раны гораздо раньше. Теперь у Ниты есть один день, и ей не придется заниматься расчленением. Немного, но хоть что-то.

– Хорошо, – сказала мать.

Подобрав окровавленный скальпель, она быстро вымыла его в раковине и внезапно, прежде чем Нита или Фабрисио успели отреагировать, сделала разворот с почти сверхчеловеческой скоростью. Скальпель просвистел в воздухе и аккуратно отсек последний кусочек хряща, соединяющего ухо с головой. Увидев, как оно упало на пол, Фабрисио закричал и попытался зажать рану руками, но они все еще были прикованы цепью ко дну клетки. Не в силах дотянуться до нее, он плакал, а по щеке его стекала кровь.

Мать взяла скальпель и, наколов на него ухо, словно кусок стейка на вилку, с усмешкой показала его Ните.

– Знаешь, я думаю, я могла прицелиться и получше.

Нита еле сдержала рвотный позыв.