Текст книги "Блондинка в озере"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

20

Первым вошел низковатый для полицейского, немолодой уже человек с усталым худым лицом. Нос у него был острый и чуть свернутый набок, словно по нему стукнули, когда он совался куда не следует. Из-под мягкой с загнутыми полями шляпы, очень прямо сидевшей на голове, торчали белые как мел волосы. Ладони человек держал в карманах коричневого пиджака, выставив наружу только большие пальцы.

За ним шагал Дегармо, крупный, с блеклыми светлыми волосами и холодными голубыми глазами на свирепом, в складках лице, – тот самый, кому не понравилось, что я торчу у дома Олмора.

Оба патрульных посмотрели на низкорослого полицейского и отдали ему честь:

– Тело внизу, капитан Уэббер, – сказал старший. – Убит двумя выстрелами после нескольких промахов. Мертв довольно давно. А этого человека зовут Марло. Частный сыщик из Лос-Анджелеса. Я его не допрашивал.

– Хорошо, – резко сказал Уэббер. Даже голос у него был какой-то недоверчивый. Мазанув подозрительным взглядом по моему лицу, он кивнул и представился: – Капитан Уэббер. А это – лейтенант Дегармо. Сначала мы осмотрим тело.

Он направился в конец комнаты. Дегармо посмотрел на меня так, будто видел впервые, и пошел за капитаном. Вместе со старшим из патрульных они спустились вниз. Мы с Эдди уставились друг на друга.

– Значит, дом напротив принадлежит Олмору? – спросил я.

Эдди сделал непроницаемое лицо.

– Да, а что?

– Просто так, – сказал я.

Он молчал. Снизу донеслись неясные голоса. Полицейский было насторожился, но тут же, уже более дружелюбно, сказал:

– А вы помните то дело?

– Немного.

– Ловко они его замяли. – Он засмеялся. – Свернули, можно сказать, и затолкали на верхнюю полку. И не увидишь, пока не встанешь на табурет.

– Ага, – сказал я. – А почему?

Полицейский сурово посмотрел на меня:

– Причины были, приятель. Точно были. Лавери вы хорошо знали?

– Не очень.

– А что вы тут делали?

– Работа привела. А вы сами-то его знали?

Эдди отрицательно покачал головой:

– Нет. Просто вспомнил, что именно парень из этого дома нашел тогда в гараже жену Олмора.

– Лавери мог здесь еще и не жить, – сказал я.

– А он здесь давно поселился?

– Не знаю.

– Дело было года полтора назад, – задумчиво произнес полицейский. – В газетах Лос-Анджелеса о нем писали?

– Один абзац на странице про происшествия в местных округах, – сказал я, чтобы поддержать разговор.

Он почесал ухо и прислушался. На лестнице послышались шаги. Снова сделав бесстрастное лицо, Эдди отошел от меня и расправил плечи.

Капитан Уэббер тут же заспешил к телефону, набрал номер, поговорил и, отстранив от уха трубку, оглянулся через плечо:

– Эй, кто у нас на этой неделе помощник коронера?

– Гарленд, – безо всякого выражения ответил лейтенант.

– Позвоните Эду Гарленду, – сказал Уэббер в трубку. – Пусть сразу же едет сюда. И поторопите фотографов.

Он положил трубку и рыкнул:

– Кто трогал пистолет?

– Я, – сказал я. Уэббер подошел и, покачиваясь на каблуках, выставил вперед остренький подбородочек. В руке он осторожно держал пистолет, обернув его платком.

– А вам что, не известно, что пистолет, найденный на месте преступления, трогать нельзя?

– Известно. Но когда я его подобрал, я еще не знал о преступлении. Не знал, что из него стреляли. Пистолет лежал на лестнице, и я подумал, его просто обронили.

– Правдоподобно, – с горечью сказал Уэббер. – В вашей работе часто такое случается?

– Какое «такое»?

Он молчал, не спуская с меня тяжелого взгляда.

– Может, мне лучше рассказать все по порядку? – спросил я.

Он набросился на меня, как боевой петух:

– Тут решаю я. Вопросы задаю тоже я.

Я промолчал, а он повернулся, как на шарнирах, в сторону патрульных к сказал:

– Возвращайтесь, ребята, в машину и отметьтесь у диспетчера.

Они отдали честь и вышли, попытавшись осторожно прикрыть за собой дверь, но она, как всегда, застряла. Когда шум мотора затих, Уэббер снова поднял на меня жесткие, мрачные глаза:

– Документы!

Я протянул ему бумажник, и он стал в нем рыться.

Дегармо сидел на стуле, положив ногу на ногу, и безучастно смотрел в потолок. Потом вынул из кармана спичку и сунул в зубы. Уэббер отдал мне документы назад.

– От людей вашей профессии всегда одни неприятности, – сказал он.

– Не обязательно, – сказал я.

Он повысил и без того громкий голос:

– Если я говорю, что одни неприятности, значит, одни неприятности. Но в Бей-Сити мы вам развернуться не дадим. Зарубите это себе на носу.

Я не ответил. Он ткнул в мою сторону указательным пальцем:

– Все вы, умники из большого города, считаете себя крепкими орешками. Не волнуйтесь. Здесь сумеют поставить вас на место. Городок у нас маленький, но дружный. Никаких политических раздоров нет. Работаем без выкрутасов и быстро. Так что за нас, мистер, не волнуйтесь.

– Я и не волнуюсь, – сказал я. – О чем мне волноваться? Просто пытаюсь честно заработать свои деньги.

– Попридержите язык, – сказал Уэббер. – Хамства я не терплю.

Дегармо отвел взгляд от потолка, согнул указательный палец и уставился на свой ноготь.

– Послушайте, шеф, – голос у него был густой, безразличный. – Парня, который там, внизу, звали Лавери. Он мертв. Я его малость знал. Типичный бабник.

– Ну и что? – обрезал его Уэббер, не спуская с меня глаз.

– Судя по всему, тут замешана женщина. А эти частные детективы промышляют в основном разводами. Сами знаете. Так может не стоит его запугивать до соплей? Пусть скажет, что знает.

– Когда я кого-то запугиваю, то хочу видеть результаты. А тут пока никаких.

Он подошел к окну и поднял жалюзи. После долгого полумрака свет нас почти ослепил. Уэббер вернулся на место и, покачавшись на каблуках, снова ткнул в меня тонким пальцем.

– Рассказывайте.

– Я работаю на одного дельца из Лос-Анджелеса. Он не хотел лишнего шума, потому и не обратился в полицию. Месяц назад от него сбежала жена, а чуть позже пришла телеграмма, что она уехала в Мексику с Лавери. Однако пару дней назад мой клиент встретил Лавери, и тот сказал, что никуда с ней не уезжал. Мой клиент поверил и забеспокоился. Жена его, судя по всему, не особенно умна и без царя в голове. Могла запросто спутаться с дурной компанией и попасть в передрягу. Я приехал поговорить с Лавери, но он опять все отрицал. Я ему уже почти поверил, но позже получил другую информацию. Вечером того дня, когда она покинула коттедж в горах, где тогда жила, Лавери с ней виделся. В гостинице, в Сан-Бернардино. Располагая доказательствами, я решил снова взяться за него. На звонок никто не ответил. Дверь была приоткрыта. Я вошел, осмотрелся и, найдя пистолет, обыскал дом. Хозяина я обнаружил мертвым в ванной.

– Обыскивать дом вы не имели права, – холодно сказал Уэббер.

– Не имел, – согласился я. – Но и упускать такую возможность не хотелось.

– Как зовут человека, который вас нанял?

– Кингсли. – Я дал ему адрес в Беверли-Хилс. – Он управляющий косметической фирмой на Олив-стрит, в здании «Трилоу». Фирма «Гиллерлейн».

Уэббер посмотрел на Дегармо. Дегармо лениво нацарапал данные на конверте.

– Что еще? – Уэббер снова перевел глаза на меня.

– Я съездил в горы. Его жена жила там в коттедже. Это рядом с Пумьей Вершиной, на Оленьем озерце. Сорок шесть миль от Сан-Бернардино.

Я глядел на Дегармо. Он медленно писал. Но тут рука его на миг замерла, словно застыла в воздухе, затем опустилась на конверт снова.

– Месяц назад, – продолжал я, – сторож на участке Кингсли поругался с женой, и она, как все считали, уехала. Вчера ее выловили из воды.

Уэббер прикрыл веками глаза и покачался на каблуках.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – почти мягко спросил он. – Намекаете, что есть связь?

– По времени есть. Да и Лавери раньше там бывал. Про другое не знаю, но думал, что надо упомянуть.

Дегармо сидел очень тихо, уставившись в пол. Лицо его казалось напряженным и еще более свирепым, чем обычно.

– А женщина, которую выловили? Это что, самоубийство? – спросил Уэббер.

– Или убийство. Она оставила прощальную записку. Мужа уже арестовали по подозрению. Фамилия – Чесс. Билл и Мьюриел Чесс.

– Не желаю впутываться, – резко сказал Уэббер. – Ограничьтесь-ка тем, что было здесь.

– Ничего не было, – сказал я, посматривая на Дегармо. – Я приезжал сюда два раза. В первый раз говорил с Лавери и ничего не добился. Во второй раз не говорил и, само собой, тоже ничего не добился.

Уэббер медленно сказал:

– Я собираюсь задать вам вопрос и хочу получить прямой ответ. Вам, ясно, не захочется отвечать, но раньше или позже все равно придется. И ответ этот я получу. Вопрос такой. Вы сделали в доме обыск, я думаю, основательный. Была ли здесь жена этого Кингсли? Нашли ли вы что-нибудь, что указывает на ее присутствие?

– Прямо не ответишь, – сказал я. – Тут требуется подтверждение свидетелей.

– Мне нужен ответ, – сказал он мрачно. – Мы не в суде.

– Тогда ответ будет утвердительным. Внизу в гардеробе висит одежда, которая, по описанию, была на миссис Кингсли в ту ночь, когда она встретилась в Сан-Бернардино с Лавери. Правда, описание не совсем точное. Это черный с белым костюм, где больше белого, и панама с крученой черно-белой лентой.

Дегармо щелкнул пальцем по конверту, который держал в руке:

– Ну и услугу вы оказали своему клиенту! Значит, женщина, с которой Лавери предполагал уехать, была в доме, где совершено преступление? Не думаю, шеф, что нам долго придется искать убийцу.

Уэббер на слова Дегармо рассеянно кивнул. Внимательно, почти безо всякого выражения на лице, если не считать настороженной недоверчивости, он всматривался в меня.

– Вы же не полные простаки, – сказал я. – Костюм сшит у портного, а найти этого портного не составит труда. Я просто сэкономил вам час времени, а может, хватило бы простого телефонного звонка.

– Что еще? – тихо спросил Уэббер. Не успел я ответить, как у дома одна за другой затормозили еще две машины. Уэббер заторопился к двери. В комнату вошли трое. Сначала коротышка с курчавыми волосами, следом здоровенный, как буйвол, детина, оба с тяжелыми черными чемоданчиками в руках. За ними шел высокий худой человек в темно-сером костюме и черном галстуке. У него были яркие, блестящие глаза и каменное лицо.

Уэббер ткнул пальцем в курчавого:

– Внизу, в душе, Бузони. И соберите отпечатки пальцев по всему дому. Меня особенно интересуют женские. Работа предстоят долгая.

– И вся на меня, – заворчал Бузони и, пройдя вместе с буйволом через комнату, спустился вниз.

– Для вас есть труп, Гарленд, – сказал Уэббер третьему человеку. – Пошли вниз, глянем. Вы заказали карету «скорой помощи»?

Яркоглазый коротко кивнул и тоже отправился с Уэббером вниз.

Дегармо отложил в сторону конверт с карандашом и бесстрастно уставился на меня.

– Мне можно упоминать о вчерашнем разговоре? – спросил я. – Или это наша маленькая тайна?

– Сколько влезет, – ответил он. – Защита граждан входит в мои обязанности.

– А вам не угодно меня просветить? Хотелось бы знать о деле Олмора побольше.

Он медленно побагровел, глаза стали совсем колючими:

– Вы же сказали, что не знаете Олмора.

– Сказал вчера. С тех пор я выяснил, что Лавери был знаком с миссис Олмор, что она покончила самоубийством, что именно он обнаружил труп и его подозревают в шантаже доктора. Во всяком случае, возможность шантажа не исключена. К тому же оба патрульных тоже заинтересовались домом напротив. А один из них заметил, что дело ловко замяли или что-то в этом духе.

– Я сукиного сына в должности понижу, – сказал Дегармо убийственно ровным тоном. – Только и знают, что трепаться. Пропади они пропадом, пустоголовые идиоты!

– Значит, тут один треп? – спросил я.

– О чем вы? – Дегармо посмотрел на сигарету.

– О том, что Олмор убил жену и благодаря связям замял дело.

Дегармо встал, подошел и наклонился надо мной:

– Ну-ка, повтори, что сказал, – мягко попросил он. Я повторил.

Он ударил меня по щеке открытой ладонью. Голова у меня мотнулась, лицо сделалось большим и горячим.

– Повтори еще раз, – сказал он.

Я повторил. Он размахнулся, и голова у меня мотнулась снова.

– Еще разок.

– Нет уж. На третий раз мне может повезти, и вы промахнетесь. – Я поднял руку и потер лицо.

Он стоял надо мной, оскалив зубы, со звериным блеском в очень голубых глазах.

– Теперь будешь знать, как надо говорить с полицейским. В следующий раз отведаешь чего похлеще.

Я крепко сжал губы и потер щеку.

– И еще – только сунь свой длинный нос в наши дела, – сказал он, – очнешься ночью на помойке среди кошек.

Я не сказал ни слова. Дегармо, тяжело дыша, вернулся на свое место и сел. Я бросил тереть щеку и, вытянув руку, пошевелил пальцами, чтобы снять напряжение.

– Я все запомню, – сказал я. – И первое, и второе.

21

Когда я вернулся в Голливуд к себе в контору, начинало смеркаться. Здание уже опустело. В коридорах была тишина, двери стояли нараспашку, и уборщицы возились в кабинетах с пылесосами, швабрами и тряпками.

Я отпер свою дверь, подобрал конверт, который валялся под прорезью для почты, и, не читая, бросил на стол. Потом открыл окна и, принюхиваясь к теплому запаху еды, поднимающемуся из вентиляции соседнего кафе, уставился на ранние неоновые огни.

Сняв пиджак и галстук, я сел за стол, вынул из ящика бутылку со стаканом и хлебнул виски. Лучше мне от спиртного не стало. Я хлебнул еще раз – с тем же результатом.

К этому времени Уэббер, видимо, уже встретился с Кингсли. Кристл объявили в розыск или вот-вот объявят. Дело представляется им проще пареной репы: скверная история между двумя довольно скверными людьми – слишком много любви, слишком много алкоголя, слишком много постели, а в результате – дикая ненависть, кровожадные инстинкты, смерть.

Нет, чересчур уж все это просто, подумал я.

Я взял конверт и раскрыл его. Марки на нем не было. Письмо гласило:

Мистер Марло!

Родители Флоренс Олмор, мистер и миссис Юстас Грейсон, проживают но адресу: Саут, Оксфорд-авеню, 640, здание «Россмор Армс». Я проверила и по телефону. Их номер есть в справочнике.

Ваша Адриана Фромсет

Такой же изящный почерк, как и рука, которая водила пером. Я отложил письмо в сторону и сделал еще глоток. Злость стала проходить. Я подвигал туда-сюда вещи на столе. Собственные руки казались мне опухшими, горячими, неловкими. Проведя пальцем по углу стола, я посмотрел на прочерченную в пыли полоску, посмотрел на грязный палец, вытер его, посмотрел на часы, на стену и уставился в никуда.

Убрав бутылку, я сполоснул под краном стакан, вымыл руки и побрызгал холодной водой на лицо. В зеркале было видно, что краснота на левой щеке исчезла, но лицо все же припухло. Совсем немного припухло, но меня заколотило снова. Я причесался, разглядывая седину в волосах. Ее становилось все больше. Лицо выглядело каким-то нездоровым. Мне оно не понравилось.

Я вернулся к столу, перечел письмо мисс Фромсет, расправил его на стекле, понюхал, снова расправил, сложил и убрал в карман пиджака.

Я сидел очень тихо, слушая, как успокаивается за открытыми окнами вечер. И постепенно я успокоился тоже.

22

«Россмор Армс» оказалось мрачноватым, из бурого кирпича зданием, охватывающим крыльями огромный двор. В обитом плюшем вестибюле было тихо, стояли кадки с деревцами, а в огромной, похожей на собачью конуру клетке скучала канарейка. Пахло половиками, пылью и увядшими гардениями.

Грейсоны жили в левом крыле на пятом этаже. Они оба сидели в старомодной, тесно заставленной комнате: пузатая мебель двадцатилетней давности, бронзовые дверные ручки в форме яйца, огромное зеркало в позолоченной раме, мраморный стол у окна и темно-красные плюшевые портьеры. Пахло табачным дымом, а еще мой нюх уловил, что на обед хозяева ели бараньи котлеты со спаржей.

Жена Грейсона оказалась пухлой старушкой с вьющимися седыми волосами и светло-голубыми глазами. Теперь они выцвели и выглядели чуть выпуклыми за стеклами очков. Скрестив толстые лодыжки, еле-еле доставая ногами до пола, она сидела с большой корзинкой для шитья на коленях и штопала носки.

Сам Грейсон был высокий, с узкими сутулыми плечами, желтоватым лицом, густыми бровями и почти без подбородка. Верхняя часть его лица намекала на решительность, нижняя с ней как бы прощалась. Нацепив двухфокусные очки, он с недовольным видом читая вечернюю газету. Я успел посмотреть о нем в городском справочнике. Он там значился бухгалтером, да и выглядел бухгалтером на все сто процентов. Даже пальцы были в чернилах, а из кармана жилетки торчало четыре карандаша.

Он раз семь прочел мое удостоверение, оглядел меня с ног до головы и медленно спросил:

– По какому делу вы пришли к нам, мистер Марло?

– Меня интересует человек по имени Давери. Он живет через дорогу от доктора Олмора. Ваша дочь была за Олмором замужем. А Лавери как раз тот, кто нашел ее в ту ночь, когда… когда она… умерла.

Я специально запнулся на последнем слове, и они замерли, словно охотничьи собаки над дичью. Грейсон посмотрел на жену, она отрицательно помотала головой.

– Мы бы не хотели говорить на эту тему, – сказал он сразу. – Она причиняет нам боль.

Я помолчал, грустно посмотрел на них и сказал:

– Не могу вас осуждать, тем более заставлять. Мне бы только связаться с человеком, которого вы наняли тогда для расследования.

Они снова посмотрели друг на друга. На этот раз миссис Грейсон головой не мотала.

– Зачем он вам? – спросил Грейсон.

– Сейчас я вам кое-что расскажу.

Не упоминая имени Кингсли, я рассказал им, какое вел дело. Рассказал и про вчерашний инцидент у дома Олмора. Они опять замерли.

– Если я правильно понял, – резко сказал Грейсон, – с мистером Олмором вы не знакомы, и ваши пути не пересекались, но он, тем не менее, вызвал полицейского лейтенанта только потому, что вы стояли у его дома. Так?

– Да. Стоял там около часа. Вернее, стояла моя машина.

– Очень странно, – сказал Грейсон.

– Доктор явно нервничал, – сказал я. – А Дегармо спросил, не наняли ли меня ее родители – имея в виду вас. Такое ощущение, что Олмор не чувствует себя в безопасности.

– В безопасности от чего? – спросил он, не глядя на меня. Он неторопливо разжег трубку, потом концом большого металлического карандаша утрамбовал табак и снова разжег.

Я пожал плечами и не ответил, Он кинул на меня быстрый взгляд и отвернулся. Миссис Грейсон не поднимала глаз, но ноздри у нее раздувались.

– Как он узнал, кто вы такой? – внезапно спросил Грейсон.

– Записал номер машины, позвонил в автоклуб, а потом посмотрел в справочнике. Во всяком случае, я бы поступил именно так, да и он сделал то же, судя по тому, что я видел через окно.

– Значит, полиция работает на него, – сказал Грейсон.

– Не обязательно. Они могли просто допустить ошибку, а теперь не хотят, чтобы это всплыло.

– Ошибку?! – он визгливо хохотнул.

– Ладно, – сказал я. – Хоть тема и больная, но немного свежего воздуха ей не помешает. Вы же считали, что Олмор убил вашу дочь. Не так ли? Поэтому и наняли ищейку… я хочу сказать – детектива.

Миссис Грейсон подняла на меня острые глазки, потом опустила голову и свернула заштопанные носки. Грейсон молчал.

– У вас были против него улики? Или доктор просто вам не по душе? – спросил я.

– Были, – горько заметил Грейсон и продолжал внезапно четким голосом, словно наконец решился выложить все начистоту. – Должны были быть. Нам о них говорили. Но достать их не удалось. Полиция об этом позаботилась.

– Я слышал, они посадили этого человека за вождение машины в пьяном виде. Верно?

– Верно.

– Он вам успел сказать, что знал?

– Нет.

– Мне это не нравится, – сказал я. – Похоже, что он сам не решил, предоставить улики вам или прижать с их помощью доктора.

Грейсон снова посмотрел на жену. Она тихо сказала:

– Мистер Талли произвел на меня хорошее впечатление. Маленький, спокойный, скромный. Я, конечно, понимаю, что могла ошибиться.

– Значит, его зовут Талли, – сказал я. – Среди прочего я надеялся узнать у вас и это имя.

– А что еще вы надеялись узнать? – спросил Грейсон.

– Как найти Талли и… что заронило в вас подозрения. Иначе вы бы его не наняли.

Губы Грейсона тронула вымученная улыбка. Длинным желтым пальцем он поскреб свой скошенный подбородок.

– Наркотики, – сказала миссис Грейсон.

– Именно, – тут же зачастил Грейсон, словно единственное слово жены дало ему зеленый свет. – Доктор специализируется на наркотиках. Нам рассказала об этом дочь. Кстати, в его присутствии. Ему это очень не понравилось.

– Что вы имеете в виду под специализацией на наркотиках, мистер Грейсон?

– Он лечит в основном людей, которые от разгула и пьянства находятся на грани нервного срыва. Им постоянно подавай успокаивающее. Наступает пора, когда добросовестный врач должен прекратить уколы и отправить человека в больницу. Но Олмор этого не делает. Пока пациент жив, не окончательно сошел с ума и платит деньги, он его колет, а если тот станет тяжелым наркоманом, это доктора не тревожит. Занятие, конечно, уголовно наказуемое, но очень прибыльное.

– Еще какое прибыльное, – сказал я. – Золотая жила. А с неким Конди вы не знакомы?

– Нет. Но кто он такой, знаем. Флоренс считала, что как раз Конди и снабжал Олмора наркотиками.

– Скорей всего, – сказал я. – Выписывать слишком много морфия в аптеке опасно. А Лавери вы знали?

– Слышали, но лично не встречались.

– Вам не рриходило в голову, что он мог шантажировать Олмора?

Идея оказалась для него новой. Он почесал макушку, потом провел ладонью по лицу и, опустив руку на острое колено, отрицательно покачал головой.

– Нет. Какие у меня могли быть основания?

– Лавери первым обнаружил тело. То, что показалось подозрительным Талли, вероятно, заметил и он.

– А он что, способен на шантаж?

– Не знаю. Но явных источников дохода у него нет, он нигде не работает, тем не менее ведет светскую жизнь, ухаживает за женщинами.

– Что ж, интересно, – сказал Грейсон. – Также дела проворачиваются очень тонко. Их следы иногда попадаются и в моей работе. Скажем, ничем не обеспеченные, давно просроченные ссуды. Или кто-то, явно не растяпа, вдруг невыгодно для себя помещает капитал. Или не подает в суд за невыплаченный долг, чтобы не привлекать внимания инспекторов. Да мало ли как можно словчить.

Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки ни на секунду не останавливались. Она уже заштопала не менее дюжины носков. На твердых, костистых ногах мистера Грейсона носки, видно, так и горели.

– А что случилось с Талли? Обвинение, видимо, сфабриковали?

– Никакого сомнения. Его жена очень переживала. Она сказала, что он сидел в баре с полицейским, и тот подсыпал ему в стакан какую-то отраву. Да и полицейская машина уже ждала на противоположной стороне улицы. Его взяли, как только он отъехал. В участке же практически не провели никакого обследования.

– Брать на веру объяснения Талли не стоит. Что еще он мог сказать жене после ареста? Все говорят что-то в этом роде.

– Противно думать, что полицейские бесчестны, – сказал Грейсон. – Но такие фокусы им не впервой. Все про это знают.

– Если они допустили промашку, когда расследовали смерть вашей дочери, то Талли представлял для них явную опасность. Выведи он их на чистую воду, кое-кто слетел бы с работы. Но если бы они решили, что он намерен просто шантажировать доктора, то не суетились бы так. Кстати, где он сейчас? Мне надо выяснить, были ли у него веские улики или он только предполагал, что они существуют.

– Мы не знаем, где он, – сказал Грейсон. – Ему дали шесть месяцев, но срок уже давно вышел.

– А его жена?

Он посмотрел на миссис Грейсон, и та коротко сказала:

– Бей-Сити, Уэстмор-стрит, дом 1618/2, Мы с Юстасом послали ей немного денег, когда она осталась на мели.

Я записал адрес и откинулся на спинку кресла.

– Сегодня утром кто-то застрелил Лавери в ванной, – сказал я.

Пухлые ручки миссис Грейсон замерли по краям корзинки. Грейсон, сидя со старой черной трубкой в руке, открыл рот. Потом тихонечко, словно на похоронах, откашлялся и очень медленно поднес ее к губам.

– Хорошо бы, – сказал он, вынув изо рта трубку и выпуская облачко бледного дыма, – если бы доктор был замешан в этом убийстве.

– Не исключено, что он и замешан, – сказал я. – Живут-то они по соседству. Полиция, правда, считает, что Лавери застрелила жена моего клиента. Когда ее найдут, улик для. обвинения у них будет предостаточно. Но если доктор имеет к убийству какое-то отношение, то причина тут одна – смерть вашей дочери. Поэтому я и пытаюсь разобраться в этом деле.

– Человек, совершивший одно убийство, легко пойдет и на другое, – сказал Грейсон таким тоном, будто долго размышлял над проблемой.

– Может быть, – сказал я. – А что все же послужило, по-вашему, причиной первого убийства?

– С Флоренс не было сладу, – сказал он грустно. – Она была необузданной, трудной. Сумасбродно сорила деньгами, слишком много и слишком громко говорила, все время заводила сомнительные знакомства, в общем, валяла дурака. Такие жены очень, опасны для людей типа доктора Альберта С. Олмора. Но главная причина, мы считаем, не в этом. Правда, Летти?

Он посмотрел на жену, но та, не поднимая глаз, молча воткнула иглу в клубок шерсти, Грейсон вздохнул и продолжал:

– У нас есть основания полагать, что он завел интрижку со своей медсестрой, и Флоренс пригрозила устроить ему большой скандал. Шума он и испугался. Один скандал мог легко перерасти в другой.

– И каким же способом он ее убил? – спросил я.

– С помощью морфия, конечно. Морфий он всегда носил с собой и был большим докой в этом деле. А когда она после укола заснула, он перенес ее в гараж и включил мотор. Вскрытия они не производили. Но если бы и произвели, ничего бы не изменилось – ведь было известно, что он сделал ей на ночь укол.

Я кивнул, а он удовлетворенно откинулся в кресле и снова, проведя ладонью по макушке и по лицу, медленно опустил руку на острое колено. Казалось, он долго размышлял и над этой проблемой.

Я взглянул на супругов. Два пожилых человека сидят в тишине квартиры и спустя полтора года после событий отравляют свою душу ненавистью. Им бы чертовски хотелось, чтобы убийцей Лавери оказался доктор. Они были бы на седьмом небе. Это бы их очень утешило. Я немного помолчал и сказал:

– Вы верите во все это потому, что очень хотите верить. Ваша дочь с тем. же успехом могла самостоятельно покончить с жизнью, а полиция затеяла возню, чтобы, скажем, защитить игорное заведение Конди к оградить доктора от неприятных вопросов на дознании.

– Чепуха! – резко сказал Грейсон. – Он ее явно убил. Она ведь к тому времени крепко спала.

– Вы же точно не знаете. Она могла и сама баловаться наркотиками. Тогда эффект от укола не был бы особенно сильным. Предположим, она проснулась ночью, взглянула на себя в зеркало и увидела чертиков. Такое случается.

– Вы отняли у нас уже достаточно времени, – сказал Грейсон.

Я встал, поблагодарил их ж, сделав пару шагов к двери, спросил:

– После ареста Талли вы больше ничего не предпринимали?

– Обращались к Личу, помощнику окружного прокурора. Ничего не вышло. Он заявил, что у него нет оснований для пересмотра дела. Даже наркотиками не заинтересовался. Однако заведение Конди через месяц прикрыли. Вероятно, благодаря нашему визиту.

– Скорей всего, полицейские из Бей-Сити прикрыли его лишь для отвода глаз. Со всем своим прежним оборудованием оно работает в другом месте. Только вы не знаете – где.

Я снова направился к выходу. Грейсон встал с кресла и зашаркал за мной. Его желтое, лицо порозовело.

– Извините, если нагрубил, – сказал он. – Нам с Летти не мешало бы поменьше думать, о прошлом.

– Да нет, вы были со мной предельно терпеливы, – сказал я. – Кто-нибудь еще, кого мы тут не упоминали, замешан в этом деле?

Он покачал головой и взглянул на жену. Склонив голову набок, та неподвижно сидела с очередным носком, натянутым на деревянное яйцо. Казалось, она к чему-то прислушивается, но только не к нашему разговору.

– Мне рассказали, что вашу дочь укладывала в тот вечер медсестра из приемной Олмора. Это с ней у него была интрижка?

– Обождите-ка, – резко сказала миссис Грейсон. – Мы эту девушку ни разу не видели, но у нее какая-то симпатичная фамилия. Сейчас вспомню. Одну минутку.

Мы дали ей эту минутку.

– Нет, помню только имя… Милдред.

Я глубоко вздохнул и спросил:

– Может быть, Хэвиленд?

Миссис Грейсон радостно улыбнулась и кивнула:

– Ну, конечно, Милдред Хэвиленд. Разве ты не помнишь, Юстас?

Он не помнил. Он выглядел сейчас, как лошадь, которую завели в чужое стойло.

– Какое это имеет значение? – спросил он, открывая дверь.

– Вы сказали, что Талли маленький, – не отставал я. – Значит, он не может быть громилой с нахальными манерами и громким голосом?

– Нет, что вы! – сказала миссис Грейсон. – Мистер Талли среднего роста, в возрасте, с каштановыми волосами и очень тихим голосом. Лицо у него всегда было грустное, озабоченное.

– Видимо, уже предчувствовал, что его ожидает, – сказал я.

Грейсон протянул мне костистую руку. Ощущение у меня было такое, будто я пожал вешалку для полотенец.

– Если вы его заарканите, возвращайтесь к нам со счетом. Я имею в виду Олмора, – сказал он и крепко закусил зубами трубку.

Я сказал, что понимаю, кого он имеет в виду, но счета представлять не буду.

Я пошел по коридору. Лифт был обит красным плюшем, и от него попахивало стариной, как от вдовушек, собравшихся за чаем.