Текст книги "Блондинка в озере"

Автор книги: Раймонд Чэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

23

На Уэстмор-стрит, на задворках дома побольше, стоял маленький каркасный коттедж. Номера на нем не было, но в двери большего дома слабо светились прорезанные цифры – 1618. К коттеджу вела узкая бетонная дорожка. Я поднялся на крошечное крыльцо, где скучал один-единственный стул, и позвонил.

Звонок забренчал совсем близко. Дверь за сеткой была отворена, но свет внутри не горел.

– В чем дело? – раздался из темноты ворчливый женский голос.

– Мистер Талли дома? – спросил я.

– А вы кто? – голос звучал теперь плоско, монотонно.

– Друг.

Женщина в темноте издала горлом странный, похожий на смешок звук. А может быть, она просто откашлялась.

– Ну? Сколько там на этот раз?

– Это не счет, миссис Талли. Вы ведь миссис Талли?

– Оставьте меня в покое. Уходите. Мистера Талли здесь нет, не было и не будет.

Я прижался носом к сетке и попытался заглянуть внутрь. В комнате смутно вырисовывалась мебель. Контуры кушетки, со стороны которой шел голос, еле-еле виднелись. На ней лежала женщина. Судя по всему, она лежала на спине и, не двигаясь, смотрела в потолок.

– Я больна, – продолжала она. – Неприятностей пришлось хлебнуть предостаточно. Так что не лезьте ко мне. Уходите.

– Я только что разговаривал с Грейсонами, – сказал я.

Наступило короткое молчание. Женщина не шевелилась. Наконец послышался глубокий вздох:

– Даже не слышала о таких.

Я прислонился к косяку и глянул вдоль узкой дорожки на улицу. У противоположного тротуара стояла машина с горящими сигнальными огнями. Кое-где виднелись и другие автомобили.

– Нет, слышали, миссис Талли, – сказал я. – Я сейчас на них работаю. Они все еще не успокоились. А вы? Вас уже ничего не трогает?

– Оставьте меня в покое.

– Мне нужна кое-какая информация. И я ее добуду. Хорошо бы обойтись без скандала. Не получится – добуду со скандалом.

– Еще один фараон? – спросила она.

– Вы же знаете, миссис Талли, что никакой я не фараон. С фараонами Грейсоны не стали бы разговаривать. Позвоните им и проверьте.

– Я же сказала, что не знаю таких. К тому же у меня нет телефона. Прошу вас, уходите. Я больна. Болею уже целый месяц.

– Меня зовут Марло. Филип Марло, частный сыщик из Лос-Анджелеса. Я беседовал с Грейсонами. У меня уже кое-что есть, но мне необходимо поговорить с вашим мужем.

Женщина на кушетке почти неслышно рассмеялась.

– Кое-что есть! Знакомая песня. Боже, до чего знакомая. У него кое-что есть! У Джорджа Талли тоже кое-что было… Когда-то.

– Он сможет вернуть все назад, – сказал я. – Если правильно поведет игру.

– Забудьте про него, – сказала она.

Я снова прислонился к косяку и поскреб подбородок. На улице, где-то рядом с моей машиной, кто-то зажег фонарик. Поди догадайся – зачем. Потом свет выключили.

Бледное пятно, маячившее в изголовье кушетки, дернулось и исчезло. Женщина отвернулась лицом к стене.

– Я устала, – ее голос, бубнивший теперь в стену, звучал глуше. – Чертовски устала. Хватит, мистер. Будьте человеком, уходите.

– Малая толика денег вам не помешает?

– Чувствуете сигарный дым?

Я принюхался, но ничего не почувствовал.

– Нет, – оказал я.

– Они уже здесь были. Торчали целых два часа. Боже, до чего я от вас всех устала. Убирайтесь.

– Послушайте меня, миссис Талли…

Женщина повернулась, и ее лицо снова забелело в темноте. Мне даже показалось, что я вижу глаза.

– Это вы меня послушайте, – перебила она. – Я вас не знаю. И знать не хочу. Мне нечего вам сообщить. Да я бы все равно ничего не сообщила. Тут мой дом. Я здесь живу, если это можно назвать жизнью. Но ничего другого у меня нет. И я желаю лишь тишины и покоя. Отвяжитесь от меня.

– Откройте дверь, – попросил я. – Мы спокойно переговорим, и я покажу…

Она внезапно присела на кушетке, и ее ноги шлепнули об пол. В голосе звенела еле сдерживаемая ярость.

– Если тут же не уберетесь, я завизжу. Считаю до трех. Раз…

– Ладно, – быстро сказал я. – На всякий случай оставляю визитную карточку, чтобы вы не забыли мое имя. Вдруг передумаете.

Я вынул карточку и всунул ее в щель между косяком и сеткой.

– Спокойной ночи, миссис Талли.

Ответа я не получил. Ее глаза, слегка поблескивая во мраке, смотрели в мою сторону. Я спустился с крыльца и по узкой дорожке вышел на улицу.

На противоположной стороне тихонько работала на холостом ходу машина с зажженными сигнальными огнями. Ну и что? Тысячи машин на тысячах улиц работают сейчас на холостом ходу.

Я забрался в «крайслер» и включил зажигание.

24

Уэстмор-стрит тянулась с юга на север по самым бедным районам городка. Я поехал на север. За первым поворотом машину тряхнуло на заброшенной железнодорожной колее, и дорога вошла вдоль городской свалки. За деревянным забором замысловатыми фантастическими грудами дыбились, как после боя, искореженные остовы старых автомобилей, темнели под луной высокие, разделенные проходами штабеля ржавых кузовов, дверок и крыльев.

В зеркале заднего обзора засветились фары. Их свет становился все ярче. Я нажал на газ, достал из кармана ключи и, открыв бардачок, положил на сиденье пистолет.

За свалкой вдоль дороги потянулся кирпичный завод. В дальнем его конце, за пустырем, высилась труба печи для обжига. Дым из нее не шел. Груды темного кирпича, низкое деревянное строение с вывеской и полная глушь – ни единого огонька, ни одного человека.

Машина меня нагоняла. Ночь прорезал низкий вой чуть включенной полицейской сирены. Звук разнесся над пустой площадкой для гольфа справа и дворами завода слева. Я прибавил скорость, но они шли быстрее меня. Внезапно дорогу залил яркий свет красной мигалки.

Полицейская машина вырвалась вперед и стала прижимать меня к обочине. Я резко тормознул, сделал крутой поворот, чуть не зацепив их за бампер, и понесся назад. Сзади завизжали шины, взревел мотор и мигалка снова осветила округу.

Они опять меня доставали, и я понял, что от погони не уйти. Я и не рассчитывал на успех. Просто хотелось оказаться поближе к домам, к людям, которые могли бы выйти посмотреть, что происходит, а кое-что и запомнить.

Не получилось. Полицейская машина снова поравнялась с моей, и грубый голос рявкнул:

– Остановитесь, не то будем стрелять.

Я подкатил к обочине и нажал на тормоза. Потом сунул пистолет назад в бардачок и захлопнул крышку. Их машина, дернувшись, застыла слева, у моего переднего крыла. Хлопнув дверцей, из нее вывалился какой-то толстяк и заорал:

– Вы что, глухой? Не слышали сирену? Вылезайте.

Я выбрался из «крайслера» и встал около дверцы под лунным светом. В руке у толстяка был пистолет.

– Права, – сказал он твердым, как штыковая лопата, тоном.

Я вынул и протянул права. Второй полицейский вышел из машины с другой стороны, взял права и осветил их фонариком.

– Имя – Марло, – сказал он. – Черт! Только подумай, Куни! Оказывается, нам попалась ищейка.

– Серьезно? Тогда пистолет мне ни к чему. – Куни засунул его в кобуру и застегнул ее. – Тогда я с ним справлюсь голыми руками.

– Гнал со скоростью пятьдесят миль в час, – сказал второй полицейский. – Наверняка пьян.

– От него небось так и несет, – сказал Куни. Второй с вежливой ухмылкой склонился ко мне.

– А ну дыхни, ищейка.

Я дыхнул.

– Что ж, – заметил он беспристрастно, – если и пьян, то не в стельку. Чего нет, того нет.

– Хоть сейчас и лето, но ночка холодная, – сказа и Куни. – Надо бы дать человеку выпить. Как ты на этот счет, Доббс?

– Отличная мысль, – поддержал его Доббс. Он открыл машину, вынул небольшую фляжку виски и поднял ее к свету. Она была на две трети пуста. – Маловато, конечно, но ничего, – он протянул мне фляжку. – На здоровье!

– А если я не хочу? – спросил я.

– Как же так? – заныл Куни. – Неужто лучше, чтобы тебя напоили силой?

Я взял фляжку, свернул колпачок и понюхал. Пахло виски. Обычным виски.

– Не боитесь каждый раз проделывать один и тот же фокус? – спросил я.

– Время – двадцать семь минут девятого, – сказал Куни. – Запиши, Доббс.

Доббс подошел к машине и, склонившись, сделал запись в блокноте.

Я поднял фляжку и спросил у Куни:

– Значит, настаиваете?

– Если, конечно, не хочешь, чтобы я сплясал у тебя на пузе.

Я закинул голову и, замкнув горло, набрал виски в рот. Куни быстро выкинул руку и ударил меня под дых. Виски брызнуло, а я, задохнувшись, сложился пополам. Фляжка упала.

Я наклонился ее поднять и увидел, как Куни заносит жирное колено к моей голове. Я вильнул в сторону, выпрямился и со всей силы вмазал ему по носу. Он завыл и, прижав левую руку к лицу, правой схватился за кобуру. Со стороны ко мне метнулся Доббс. Его дубинка описала полукруг и ожгла меня сзади под левым коленом. Нога сразу онемела и, скрежеща зубами, выплевывая виски, я тяжело осел на землю.

Куни отнял от лица перепачканную кровью руку.

– Господи! – хрипло, с ужасом в голосе запричитал он. – Кровь! Моя кровь! – И, дико крякнув, попытался заехать ногой мне в лицо.

Я успел отклониться, и сильный удар пришелся по плечу. Оно заныло.

Доббс встал между нами и сказал:

– Не стоит, Чарли. Только все испортишь.

Шаркая башмаками, Куни сделал три шага назад, сел на подножку полицейской машины и взялся рукой за нос. Потом нащупал в кармане платок и осторожно приложил.

– Подожди минутку, – забубнил он сквозь платок. – Всего минутку подожди. Одну маленькую минуточку.

– Уймись. Хватит, – сказал Доббс и покачал висевшей вдоль ноги дубинкой. Куни поднялся с подножки и пошел на меня. Доббс уперся ладонью ему в грудь и тихонько толкнул. Куни попытался отбить руку.

– Хочу посмотреть, какая у него кровь, – прохрипел он. – Только одним глазком посмотрю.

– Не пойдет, – резко произнес Доббс. – Угомонись. Мы и так добились, чего хотели.

Куни повернулся, тяжело обогнул машину и прислонился к ней, что-то бубня в платок.

– Вставай, приятель, – сказал мне Доббс.

Я встал и потер ногу под коленом. Нерв там дергался, как взбесившаяся мартышка.

– Лезь в машину. В нашу, – приказал Доббс и, когда я забрался, добавил: – А ты, Чарли, поведешь вторую.

– Я ей сейчас все крылья помну, – громко пригрозил Куни.

Доббс поднял с земли фляжку, бросил ее через забор и, сев за руль, завел мотор.

– Тебе это даром не пройдет, – сказал он. – Не стоило его бить.

– Почему? – спросил я.

– Он хороший парень, – сказал Доббс. – Только малость суматошный.

– И глупый, – сказал я. – Очень глупый.

– Только ему этого не говори, – сказал Доббс. – Еще обидится.

Полицейская машина тронулась с места.

Куни влез в мою машину и с такой силой рванул передачу, будто хотел ее сорвать. Доббс ловко развернулся и поехал назад к северу, вдоль кирпичного завода.

– Новое тюремное отделение тебе понравится, – сказал он.

– И каким будет обвинение?

Уверенно держа баранку и наблюдая в зеркальце, едет ли за вами Кунн. Доббс немного подумал и сказал:

– Превышение скорости. Сопротивление при аресте и В. Н. В.

В. Н. В. на полицейском жаргоне значило «вождение в нетрезвом виде».

– А как насчет удара в живот, пинка в плечо, выпивки под угрозой расправы, размахивания пистолетом и применения дубинки к безоружному. Со всем этим как?

– Забудь, – сказал он устало. – Мне и самому, честно говоря, не по душе такие развлечения.

– А я-то думал, в городе спокойно и порядочный человек может гулять ночью без пуленепробиваемого жилета.

– Может и спокойно, да не совсем. Невыгодно, чтобы было спокойно. Где тогда разживешься парочкой левых долларов?

– Тот еще разговорчик, – сказал я. – Со службы вылететь не боитесь?

– Пропади она пропадом, – засмеялся он. – Через две недели все равно ухожу в армию.

Инцидент он считал исчерпанным. Обычная работа, и чего тут переживать.

25

Тюремное отделение выглядело почти как с иголочки. Свеже поблескивала зеленовато-серая краска на стальных стенах и дверях, и только в двух-трех местах вид портили табачные плевки. Электрические лампочки были утоплены в потолок под толстое матовое стекло.

В камере у одной из стен стояли двухэтажные нары, и на втором этаже, завернувшись в темно-серое одеяло, храпел какой-то человек. Поскольку он завалился спать в такую рань, да еще на верхнюю койку, чтобы никто не мешал, а сивухой от него не несло, это явно был старожил.

Я присел на нижнюю койку. Меня охлопали в поисках оружия, но карманы не выворачивали. Я вынул сигареты и потер саднящую опухоль под коленом. Боль пронзила ногу до самой лодыжки. От пиджака, залитого виски, шел кислый дух. Я снял его и стал окуривать дымом, который медленно поднимался к квадрату матового света под потолком. Тюрьма выглядела очень спокойной. Правда, где-то далеко, в другом ее конце, скандалила женщина. Здесь же все казалось мирным, как в церкви.

Женщина вдали вдруг завыла. В ее голосе звучала какая-то необычно высокая нотка, словно койот воет на луну, только в конце не было тоскливого волчьего подвывания, Через некоторое время звук затих.

Я выкурил подряд две сигареты и бросил окурки в небольшой унитаз в углу камеры. Человек на верхней полке все еще храпел. Из-под края одеяла выбивались его влажные сальные волосы. Лежал он на животе и спал крепко. Лихой парень, только позавидовать!

Я снова сел на койку, сделанную из узких стальных пластин и прикрытую тонким жестким матрасом.

На матрасе лежали два аккуратно сложенных одеяла. Чудо, а не тюрьма! Чудо на двенадцатом этаже нового муниципалитета. И сам муниципалитет – чудо. И вообще, чудесный городок, этот Бей-Сити! Местные жители так и считают. Живи я в нем, я бы тоже так считал. Я бы любовался голубым заливом и скалами, пристанью, для яхт и тихими улочками, старыми домами, дремлющими в тени старых деревьев, и новостройками с ярко-зеленой травой, лужаек, с молодыми деревцами на тротуарах. Я знавал девушку, которая жила на Двадцать пятой улице. Чудесная была улица. И девушка была чудесная. Ей нравился Бей-Сити.

Она, правда, никогда не вспоминала о негритянских и мексиканских трущобах в болотистых низинах к югу от заброшенной железнодорожной колеи. Не думала о прибрежных забегаловках на пологом берегу, о душных танцевальных зальчиках на набережной, об опиумных притонах, о лисьих мордочках, подглядывающих за вами из-за раскрытых газет в подозрительно тихих вестибюлях гостиниц, о жуликах, карманниках, мошенниках, пьянчугах, сводниках, педерастах. Не думала, и все.

Я подошел к решетчатой двери. Нигде никакого движения, лишь унылый свет и тишина. Дела у тюрьмы, видно, шли погано.

Мои часы показывали без шести десять. Как раз время прийти домой, нацепить тапочки и поломать голову над шахматной партией. Время выпить чего-нибудь вкусненького со льдом и спокойно разжечь трубку. Время задрать ноги повыше и расслабиться. Время зевнуть над страницей журнала. Время почувствовать себя хозяином своей жизни, человеком только с одной проблемой – как отдохнуть, надышаться воздухом и восстановить силы для следующего дня.

В коридоре появился тюремщик в серо-голубой форме. Он шел по проходу между камерами и читал номера. Остановившись у моей двери, он отпер ее и окинул меня суровым взглядом, который никогда не сходит у них с лица. Я – полицейский, приятель, словно говорит он, не какой-нибудь там слабак; так что поосторожнее, а не то будешь ползать на животе; и давай-ка, приятель, выкладывай всю правду, не забывай, кто перед тобой – ведь с такими слизняками, как ты, мы сможем сделать что угодно.

– На выход, – сказал он.

Я вышел из камеры, он ее запер, махнул рукой, и мы пошли к стальным воротам, которые он тоже открыл и запер. Ключи приятно позвякивали на большом кольце. Наконец мы миновали последнюю стальную дверь, окрашенную снаружи под дерево, а изнутри той же серо-зеленой краской.

У стойки высился Дегармо, о чем-то беседовавший с дежурным сержантом. Он впился в меня своими металлическими голубыми глазами и спросил:

– Ну, как дела?

– Прекрасно, – сказал я.

– Как наша тюрьма?

– Прекрасная тюрьма.

– Капитан Уэббер хочет с вами поговорить.

– Прекрасно.

– А другие слова мы знаем?

– Нет, забыли, – сказал я.

– А чего прихрамываете? – спросил он. – Споткнулись?

– Ага, – ответил я. – Споткнулся о дубинку, а она подскочила и ударила меня под левое колено.

– Не повезло, – сказал Дегармо равнодушно. – Возьмите свои вещи у дежурного.

– У меня их не отбирали, – сказал я.

– Что ж, тоже прекрасно, – заметил он.

– Точно, – сказал я. – Так прекрасно, что дальше некуда.

Сержант за стойкой поднял лохматую голову и окинул нас долгим взглядом.

– Если вы такие любители прекрасного, – сказал он, – вам стоит взглянуть на ирландский носик Куни. Его прямо размазали по лицу, как крем по вафле.

– А что случилось? – спросил Дегармо рассеянно. – Подрался?

– Откуда мне знать, – сказал сержант. – Видимо, виновата все та же дубинка, которая сама подскакивает и цапает за колени.

– Для дежурного ты чертовски много говоришь, – сказал Дегармо.

– Дежурные всегда чертовски много говорят, – сказал сержант. – Вероятно, от того и не становятся лейтенантами уголовного отдела.

– Вот так мы и живем, – сказал Дегармо, обращаясь ко мне, – одной большой, счастливой семьей.

– С сияющими улыбками на физиономиях, – добавил сержант. – Руки протянуты для приветственных объятий, и в каждой по булыжнику.

Дегармо указал на дверь, и мы вышли.

26

Капитан Уэббер поднял от стола острый, чуть свернутый набок нос и сказал:

– Садитесь.

Я сел на деревянное кресло с круглой спинкой и осторожно вытянул левую ногу, чтобы она не задевала о край сиденья. Кабинет был угловой, большой и чистый. Дегармо присел на конец письменного стола, положил ногу на ногу и, задумчиво почесав лодыжку, уставился в окно.

– Сами напросились на неприятности, – пробурчал Уэббер. – Вот и результат. Гнали по жилому району со скоростью пятьдесят пять миль в час, пытались удрать от полицейской машины, несмотря на предупреждение сиреной и мигалкой, а после задержания оскорбили наших сотрудников, даже ударили одного из них по лицу.

Я молчал. Уэббер взял со стола спичку, сломал пополам и кинул через плечо.

– Или патрульные, как обычно, врут? – спросил он.

– Их отчета я не видел, – сказал я. – Скорей всего, я действительно ехал со скоростью пятьдесят пять миль и действительно в жилых кварталах, во всяком случае, в черте города. Их машина караулила у дома, в который мне нужно было зайти. Когда я отъехал, она погналась за мной. Но я еще не знал, что это полицейская машина. Вины за собой я не чувствовал, и мне все это не понравилось. Я превысил скорость, поскольку хотел поскорей попасть в более светлую часть города.

Дегармо поднял на меня суровый, но пустой взгляд. Уэббер в раздражении клацнул зубами.

– Но когда вы поняли, что это полицейская машина, – сказал он, – вы, тем не менее, сделали поворот и попытались скрыться. Правильно?

– Да, – подтвердил я. – Но чтобы объяснить свои действия, мне придется говорить начистоту.

– Если я что и люблю, так это разговоры начистоту, – кивнул Уэббер. – Можно даже сказать, что я специалист по таким разговорам.

– Полицейские, которые меня арестовали, стояли у дома, где живет жена Джорджа Талли. Они туда подъехали еще до меня. Джордж Талли был в этом городе частным сыщиком, а я хотел с ним встретиться. Дегармо знает – зачем.

Дегармо вытащил из кармана спичку и, кивнув, принялся флегматично жевать кончик. Уэббер на него не смотрел.

– Вы глупый человек, Дегармо, – продолжал я. – И все делаете по-дурацки. Вчера у дома Олмара вы слишком уж яро накинулись на меня, хотя никаких причин для этого не было. Поэтому мне и стало любопытно. Вы даже подсказали, каким образом мне удовлетворить свое любопытство, если, конечно, понадобится. Но чтобы уберечь своих друзей, вам бы просто не следовало лезть ко мне, пока я не сделаю первый шаг. А я бы сроду его не сделал, и мы бы не сидели здесь.

– А какое, черт возьми, все это имеет отношение к задержанию на Уэстмор-стрит? – спросил Уэббер.

– Прямое, потому что связано с делом миссис Олмор, – сказал я. – Джордж Талли, пока его не арестовали за дорожные нарушения, расследовал именно это дело, а…

– Дело миссис Олмор ко мне не попадало, – оборвал меня Уэббер. – Как и дело Юлия Цезаря. До сих пор не знаю, кто первым всадил в него кинжал. Так что не отвлекайтесь.

– Я и не отвлекаюсь. Дегармо хорошо знает о нем, об этом деле, и ему явно не хочется его обсуждать. Даже ваши патрульные знают об этом деле. А у Куни с Доббсом мог быть лишь один повод гнаться за мной, а именно – мой визит к жене человека, который расследовал его. Когда я отьехал от дома, на спидометре никаких пятидесяти пяти не было. А оторваться от них я захотел, поскольку знал, что надо мной собираются учинить расправу. Дегармо сам пригрозил.

Уэббер бросил на Дегармо быстрый взгляд. Жесткие голубые глаза лейтенанта смотрели на противоположную стену кабинета.

– И я бы не разбил Куни нос, – сказал я, – если бы тот не заставил меня набрать в рот виски и не ударил меня по животу, чтобы я забрызгал пиджак. Для запаха. Неужто, капитан, вы не слышали о таких проделках?

Уэббер сломал следующую спичку, откинулся на спинку кресла и стал рассматривать свои крепко сжатые кулаки. Потом он снова глянул на Дегармо и сказал:

– Если вас уже успели назначить шефом полиции, могли бы меня и предупредить.

– Дьявол! Малость подурачились. Подумаешь! – сказал Дегармо. – А он шуток не понимает. Если бы…

– Куни и Доббса вы посылали? – перебил Уэббер.

– Я. А что? С какой стати в нашем городе должны хозяйничать всякие шпики? Ему что, в другом месте работы не хватает? Явился, чтобы разрыть старую могилу, и выцыганить у двух стариков гонорар побольше. Такому хороший урок никогда не повредит.

– Вот как вы, значит, понимаете свою работу? – спросил Уэббер.

– Именно так, – ответил Дегармо.

– Не пойму, чего вам в жизни не хватает, – сказал Уэббер. – Правда, в данном случае я знаю чего. Свежего воздуха. Прошу вас, лейтенант.

Рот у Дегармо медленно открылся:

– Вы хотите, чтобы, я ушел?

Уэббер внезапно наклонился, и его острый подбородочек разрезал воздух, как крейсер воду:

– Если вы не против, лейтенант.

Дегармо медленно встал, его щеки залила густая краска. Облокотившись мощной рукой о стол, он посмотрел на Уэббера. Наступило напряженное молчание.

– Ладно, капитан, – сказал он наконец. – Но, по-моему, вы ставите не на ту карту.

Уэббер не ответил. Он подождал, пока Дегармо закроет за собой дверь, и спросил у меня:

– Вы действительно можете связать дело Олморов, законченное полтора года назад, с сегодняшней стрельбой в доме Лавери? Или просто напускаете туману, желая выгородить жену вашего клиента?

– Оба дела были связаны еще до того, как Лавери застрелили. Может, не очень крепко, всего лишь «дамским» узлом, но все же достаточно, чтобы призадуматься.

– Лично я женой Олмора не занимался, – холодно сказал Уэббер, – даже не был в то время начальником уголовного отдела. И все же сейчас я влез в эту историю куда глубже, чем вам кажется. Вы тоже до вчерашнего утра с Олмором не встречались, но теперь, судя по всему, кое-что знаете.

Я ему рассказал, что узнал от мисс Фромсет и Грейсонов.

– Значит, по вашей версии, Лавери мог шантажировать доктора? – спросил Уэббер в конце моего рассказа. – И это послужило причиной убийства. Так?

– Тут не версия, а всего лишь предположение. Но скидывать его со счетов мы не имеем права. Отношения между Лавери и Олмором могли быть и запутанными, и очень поверхностными, а то и вообще никакими. Может быть, они даже не здоровались. Никаких данных у меня нет. Но если дело Олморов чистое, зачем нервничать, когда кто-то проявляет к нему интерес? Положим, Джорджа Талли, когда он расследовал его, арестовали за вождение машины в пьяном виде по чистой случайности. Пусть Олмор случайно вызвал полицейского в то время, как я глазел на его дом. Мало ли какие бывают совпадения. Пусть и Лавери случайно застрелили именно перед тем, как я собирался поговорить с ним во второй раз. Но то, что два ваших человека следили за домом Талли и были готовы проучить меня, если я там появлюсь, – вот это уже не случайность и не совпадение.

– Согласен, – сказал Уэббер. – Я еще разберусь с этим инцидентом. Жалобу подавать будете?

– Нет, жизнь слишком коротка, чтобы рядиться с полицейскими.

Он слегка поморщился и сказал:

– Что ж, на нет и суда нет. А поскольку ваш арест даже не зарегистрирован, можете в любое время отправляться домой. Но на вашем месте я бы оставил расследование дела Лавери и всех его возможных связей с делом Олмора вашему покорному слуге, капитану Уэбберу.

– Даже связь обоих этих дел с некоей Мьюриел Чесс, которую выловили вчера в горном озере около Пумьей Вершины? – спросил я.

– А при чем тут это? – поднял свои тонкие брови Уэббер.

– А при том, что ее зовут вовсе не Мьюриел Чесс. Предположим, ее имя – Милдред Хэвиленд, и эта Милдред Хэвиленд работала медсестрой у доктора Олмора, Предположим, именно она укладывала в постель миссис Олмор накануне ее смерти в гараже. Именно она, если дело тут нечисто, могла знать, что к чему. И именно ее могли подкупить или запугать, чтобы она побыстрее убралась из города.

Уэббер взял сразу две спички и переломил их. Его маленькие холодные глазки не отрывались от моего лица.

Он молчал.

– И вот тут-то, – продолжал я, – мы натыкаемся на действительно интересное совпадение, пожалуй, самое важное во всей картине. Милдред Хэвиленд познакомилась с Биллом Чессом в Риверсайде, затем, по каким-то своим причинам, вышла за него замуж и перебралась на Оленье озерцо. Принадлежит оно человеку, чья жена была любовницей Лавери, а Лавери – это тот, кто первым обнаружил труп миссис Олмор. Вот где по-настоящему значимое совпадение, все же остальное – его последствия.

Уэббер встал из-за стола, взял бумажный стаканчик и выпил воды из охладителя. Смяв стаканчик, он бросил его в коричневую металлическую корзинку, потом подошел к окну и уставился на залив. Время затемнения еще не наступило, и гавань была вся в огнях.

Он вернулся к столу, снова сел и, приподняв руку, потер нос. Какая-то мысль не давала ему покоя.

– Не возьму в толк, – сказал он медленно, – какой смысл привязывать сюда дело полуторагодичной давности?

– Как знаете, – сказал я. – Спасибо, что уделили моей персоне столько времени.

Я встал, чтобы уйти, но тут же схватился за ногу.

– Болит? – спросил он.

– Есть малость. До свадьбы заживет.

– В полиции, – почти мягко сказал он, – масса проблем. Не меньше, чем в политике. Нам нужны самые чистые люди, а привлечь их нечем. Работаем с теми, какие есть. Вот и случаются разные неприятности.

– Знаю, – сказал я. – И всегда знал. Я не в обиде. Спокойной ночи, капитан Уэббер.

– Подождите, – сказал он. – Присядьте на минутку. Если уж нам не миновать дела миссис Олмор, давайте вытащим его на свет и как следует перетряхнем.

– Давно пора, – сказал я и сел.