Текст книги "Дети бездны"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

Оверлон потряс Диану не меньше, чем Эверли или чародейство Сантьяго.

Шумный, кипящий, где-то серый от простолюдинов, а где-то блестящий от господ, он напомнил ей улей, где каждая пчелка выполняет свою задачу и трудиться, трудиться, снует, жужжит, превращая слаженность в хаос.

Девушка то и дело останавливала лошадь, чтобы лучше рассмотреть каменную кладку лестниц или лужу на мостовой, последить за работой сапожника, изучить затейливые вывески, полюбоваться шпилями башенок и величавой красотой собора возле рыночной площади.

Однако Сантьяго не давал ее любопытству полного удовлетворения – увлекал все дальше и дальше, когда, окрикивая, кода предлагая поторопиться, а когда и беря за поводья лошадь, уводил силой прочь от лавки хлебопека или лотка с изумительными безделушками.

Везде было много народу, но особенно много на одной из площадей окруженной веселыми двухэтажными домишками. Посреди нее стояли виселицы, под ними, на деревянных скамьях, стояли трое оборванцев, а на постаменте слева от них – человек в богатых одеждах. Он зачитывал обвинение и, люди скандировали и ликовали:

– Вешай, вешай!!… Давай, давай!! Правильно, давно их надо было вздернуть!! Разбойники!!

– … нападение на обозы, грабеж…

– … целая шайка их, говорят…

– Душегубы, тьфу!

– … приговорил к смерти через повешенье!! – завершил зачитывать приговор глашатай и взмахнул рукой, приказывая мужчине с голым торсом и красной маской на лице, начать казнь.

– Нравиться смотреть как вешают? – тихо спросил Сантьяго, качнувшись к уху девушки.

– Нет.

– Тогда едемте, – приказал хмуро. Девушка двинула лошадь за ним.

– Если честно, я никогда не видела как казнят, – заметила, когда они выбрались из толпы на пустую, узкую улочку.

– Жалеете?

– Что не видела? Нет. Неприятное зрелище. Но людям нравится. Слышали, как они кричали?

– Им было весело. Чужая смерть, как и боль вызывает у них лишь смех.

– Вы очень плохого мнения о людях.

– Я хорошо осведомлен о их натурах.

– Не думаю. Вы готовы лишь осуждать, а мне представляется, что прежде нужно разобраться. Вот почему они ликовали? Из-за низменности натуры? Все? Не вериться. А слышали, что они говорили, кричали? Тех, кого приговорили к повешенью, знали по делам, нелицеприятным. Они были преступниками, грабили обозы. Значит наказание справедливо. Люди рады, что их освободили от разбойников.

– Я так не думаю.

– А что вы думаете?

– Диана, вы всерьез хотите развить эту тему?

– Отчего нет?

– Хорошо. Как вы думаете, отчего человек встает на кривую дорожку?

– Бес путает, человек слаб и податлив для искушения.

– Если вы называете бесом инстинкты, то можно согласиться. Но как тогда быть с наказанием? Ведь инстинкт есть у каждой божьей твари. Что ж теперь, всех вешать?

– Вы оправдываете преступников?

– Сужу здраво, только и всего.

– Не узрела здравомыслия. Что по-вашему инстинкт? Воровать, грабить?

– Выживать. Если младенец голоден, он будет сначала кричать, потом молчать, обессиленный, затем умрет. Если голоден взрослый, он потерпит, потерпит и выберет сообразно своей натуре – один попытается заработать на кусок хлеба любыми средствами, другой украсть, третий предпочтет смерть. Последних единицы, вторых – почти все. Потому что слабы, грязны душой или поддаются искушению? И да, и нет. В каждом с рождения заложен инстинкт самосохранения, голод, нищета, болезни, беды обостряют его, делая человека более подвижным, избирательным, ловким и хитрым. Инстинкты как правило выше условностей, заповедей Богов, морали. Представьте, что у вас на руках ребенок умирает голода, а у вас нет ни единого су, нет возможности заработать, потому что вас не берут на работу, нечего продать, не у кого занять. Что вы будите делать? Либо просить, надеясь на милость более обеспеченных, либо… брать, и понятно, без спросу, то есть воровать. Когда на вас нападает враг, вы не хватаетесь за библию, а беретесь за меч, за его отсутствием, деретесь чем можете, или бежите. Но деретесь не словом Божьим, бежите не за моралью и не от нее. В этот момент вы так же не будите думать, правильно ли поступаете, осознание придет потом, когда дело будет сделано, жизнь защищена. Тогда и можно судить, но опираясь на причины побудившие к так называемому преступлению. Если на меня напал враг, чтобы убить, а убил его я – виновен ли я? Если я не могу накормить ребенка другим способом кроме воровства – виновен ли я?

– Так можно оправдать любое преступление.

– Нет, не любое. Есть те, которым нравится и воровать и убивать. Вот их казнить стоит. Я же говорю о тех несчастных, что вздернуты на площади. Вы видели их – худы, измождены, оборваны. Грабили обозы, но не убивали, заметьте. А теперь подумайте, с чего их таких понесло на не легкое дело? От радости ли или от необходимости, безвыходности? Могу поспорить на свой кошель – от отчаянья, как от него же человек может броситься в реку или со скалы. Так в пылу страсти или отчаянья совершаются преступления или свершаются великие победы. Казнить ли за это – вопрос неоднозначный.

– Интересно, что же по-вашему двигает вами?

– То есть?

– Что заставляет вас колдовать?

Сантьяго даже остановился, услышав вопрос:

– Меня?!

– Да. Я видела, как вы разогнали туман. Это невозможно без колдовства.

– Я всего лишь договорился с ним, как договариваются с торговцем, когда покупают вещь, с другом, когда выходит спор или нужна помощь.

– С туманом невозможно договориться.

– Да? С чего взяли? – внимательно посмотрел на нее мужчина. – Скажите, Диана, а к каким заклинаниям прибегаете вы, когда вызываете молнию?

– Я ее не вызываю!… Она сама приходит.

– Ооо! Ха! Все проще миледи, я владею собой и тем, что во мне заложено, потому что не отвергаю данное, а вы упорно бежите от себя и своей силы. Но она есть, сколь бы вы упрямо не отрицали это, и вырывается спонтанно, потому что не подчинена пока вам, потому что не осознана и не принята вами. Перестаньте отрицать очевидное, примите и вам многое откроется, масса вопросов отпадет сама собой.

– Если принять эту силу, то придется принять и смириться с ее причиной, а имя ей Дьявол.

– Природа. Просто ваша отличается от немного от моей, и сильно от тех, кто на площади. Так дуб отличается от сосны, орешник от смородины, но никто из них не считает себя слугой Дьявола, как и вы их не считаете чем-то нечистым. Конечно, дуб горд тем, что он дуб, сосна тем, что она сосна и каждый уверен в своей исключительности, каждый думает что он единственно дерево, остальные кто угодно. Но разве это так?

– Хотите сказать, что природа человеческая не менее многообразна, чем природа растений? Согласна, хотя у меня мало опыта, чтобы заявлять такое с полной уверенностью. Но говорила я о другом: о том, что делаете вы вольно, а я – невольно. Так или иначе, но то что заложено в нас представляет угрозу для окружающих, а это значит, что то, что заложено, то есть сила, как вы ее называете, исходит от нечистого. Следовательно принимать ее, осознавать – идти на поводу у Дьявола, признавать его и тем противиться Господу.

– Вы настолько набожны, миледи, что свет заветов Господних и проповеди рабов его застили вам глаза и разум? Да посмотрите же вокруг! Видите хоть одного похожего на другого? Но разве в разнице лиц, комплекций, манер, одежды, нрава есть происки вашего Дьявола? Кстати, сейчас я познакомлю вас с братом. Он такой же, как мы с вами, а вот его жена, обычный человек. Но это не мешает им быть вместе вот уже почти восемнадцать лет. И ни один из них не считает другого, как и себя, приспешником нечистого. Они очень разные, как например вы и ваша сестра, но эта разность не мешает им прекрасно ладить и понимать друг друга. Все эти условности, что не дают покоя вашей душе и мутят разум, искусственны, вам навязали их. Но не пора ли повзрослеть и избавиться от их излишков?

– Мне обидеться?

– О, не стоит! Внезапные пожары в Оверлоне нам не к чему. Если вы, конечно, планируете отдохнуть.

– Да я осталась бы здесь жить навсегда! Этот город великолепен. Посмотрите на цветы в окнах, разве не чудесно?… Если честно, мне несложно понять то, что вы говорите, Сантьяго, мне трудно принять.

– Я противоречу вашему сложившемуся мнению?

– Именно.

– Что ж, тогда оставим. Когда-нибудь приятие придет само.

– Думаете? Я была бы рада согласиться с вами, но… А когда вы узнали, что имеете определенную, выходящую за рамки допустимого, силу? Что вы испытали?

Ферна странно посмотрел на девушку и промолчал.

Скажи "а", придется говорить "б", и вопросы Дианы выросли бы в своем количестве, а ему хватало тех, что она имела.

– Знаете, какое мое самое большое желание? Поскорей добраться до Монтрей.

– И сбыть меня с рук, – поняла девушка. Так всегда. От нее отчего-то спешат отделаться, отмахнуться, отодвинуть. Но сейчас, когда она начала знакомиться с миром и он даже начал нравиться ей, несмотря на множество негативных нюансов. Закончить столь познавательную прогулку так быстро было особенно обидно.

Диана хорошо понимала, что как только попадет в замок мужа, опять останется одна в замкнутом пространстве, а это горше некуда. Уж лучше в монастырь – те же ограды и ограничения, но хотя бы общество благообразное, есть возможность избавиться оттого, что в ней сидит, есть выход в мир: помощь страждущим в госпиталях, например. Там у нее появятся подруги. Наверное.

– Скажите, вы были хоть раз в монастыре?

– А вы? – внимательно посмотрел на нее мужчина: к чему она спрашивает?

– Нет. Но я видела монашек, разговаривала с ними пару раз. У меня сложилось неплохое мнение.

– К чему вы это?

– Просто, – пожала плечами и отвернулась. Сантьяго подумал и сказал:

– Я был в монастырях не раз. В некоторых ничего Божьего не нашел, если следовать вашей логикой, а вот Дьявол там себя вольготно чувствует: разгул, разврат, обжорство, мздоимство, алчность, властолюбие. Все пороки с коими так рьяно борется ваша церковь, успешно присутствует в монашеском братстве.

– Вы имеете ввиду мужчин, – закаменела лицом от услышанного девушка.

– Ах, да, женщины другое, – усмехнулся Ферна.

– Вы закоренелый еретик!

– Нет. Разве вы забыли? Я вообще колдун, – хохотнул и, смерив девушку насмешливым взглядом, выдал. – Кажется, я понял к чему вы завели разговор о монастырях: решили поселиться в одном из них и замаливать грех силы, коя дана вам от рождения. Я бы сказал, что эта идея полная чушь, но вы же не поверите, так?

Диана передернула плечами, старательно отворачиваясь:

– Вы действительно колдун, – буркнула недовольная, что ее мысли угадали.

– Лишний раз убеждаюсь, что вы совершенно наивны и изрядно напичканы вздорными мнениями и суждениями. Признаться, с вами очень трудно.

– Так лишитесь этой трудности – оставьте меня в покое. Я не просила вас жениться по доверенности и тащить меня черт знает, куда и к кому. Мне вполне уютно было дома. Я буду очень рада, если мы заключим некий договор и наше затянувшееся и тягостное для обоих знакомство, закончится.

Сантьяго вздохнул:

– Вам в голову пришла еще одна "умная" мысль? Право, сколько их у вас? Диву даюсь, насколько вы плодотворны в этом отношении.

– Вы сначала выслушайте, потом судите.

– Слушаю, – поджал губы мужчина, с тоской поглядывая в сторону. Что он мог услышать? Очередной вздор?

– Вы сказали "свой", однако мы так и не можем найти общий язык.

– Вы не хотите. Вы старательно отворачиваетесь от очевидного.

– Допустим. Не стану спорить, не суть.

– Слава Богам, – проворчал граф.

– Выслушайте же, упрямец!… Мне нравится этот город. Путь со мной не нравится вам, да и меня, признаться, путешествие изрядно утомило. Нас обоих тяготит общество друг друга. Я приношу вам неприятности, вы серьезно шокируете меня. Если все что вы говорили, правда, то не лучше ли нам расстаться? Вашему лорду нужна земля, так? Вам свобода от меня и выполненные обязательства перед господином. Мне покой и понятное будущее. Если вы похлопочите и устроите меня в местный монастырь, желания каждого будут исполнены. Монтрей останется с землей, что получена им за мной. Я не стану претендовать, пусть его. Вы будите свободны, я, в обществе сестер, в молитве, постараюсь избавиться от того, что мне дано, забыть все, что вы мне говорили, а главное, не услышу и не узнаю большего. И больше никуда не поеду.

– Ваши слова диктует усталость.

– И это тоже.

– А еще страх перед неизвестностью.

– Перед пониманием, что меня ждет в вашем обществе и обществе вашего господина. И вы это тоже понимаете. Будьте же благоразумны, посмотрите на ситуацию непредвзято. Ваш лорд ничего не теряет, поэтому и вы ничего не теряете, и оба лишь приобретаете.

– Вы ошибаетесь.

– В чем?

Сантьяго уставился на девушку, как на надоедливую муху.

– Миледи, в вашем плане есть существенная неувязка. Лорду Дэйну нужны не только земли, но и вы.

– Зачем? Ведь он получил главное. Отец объяснил мне, что важно для мужчин – расширение границ своих владений, власть, деньги.

– И продолжение рода. Как вы думаете, возможно это имея только власть, деньги и огромные границы владений?

Диана растерялась: об этом она как-то не думала. Но если подумать, то хочется натянуть поводья и упереться всеми четырьмя копытами лошади и двумя своими ногами. Ну, почему именно она мало должна дарить незнакомцу свои земли, так еще и свое тело?

– Я не племенная корова! Пусть ваш лорд возьмет себе рабыню!

– От рабынь рождаются только рабы.

– Но… Бог мой! Я же не возлагаю на него свои проблемы? Я решу их сама, пусть и он решает свои сам! Я отдаю Монтрей, что он хотел! Неужели он не в состоянии за эту цену придумать выход из положения?

– Зачем? Все уже сложено.

– Но я не желаю!…

– Кощунствуете.

– Я?!

– Вы. Вы пытаетесь уклониться от своего предназначения, начертанного Богом. Вы пытаетесь сломать венец, противитесь освященному в церкви союзу и тем гневаете своего Бога. Вы женщина. Не вы ли напоминали мне об этом? А как женщина вы должны слушаться, почитать своего законного мужа. "В беде и добре, в болезни и здравии"…

– Но я была против!

– Тем не менее, союз заключен, вы венчаны перед Богом. Идти против – совершить великий грех.

Диана насупилась, заподозрив, что Сантьяго смеется над ней.

Они подъехали к дому с вывеской: кузня. Но ворота были наглухо закрыты, за ними стояла тишина, а вокруг было безлюдно.

– Все же подумайте над моим предложением.

Сантьяго хмуро глянул на нее: обеспокоенный тишиной за воротами, он напрочь забыл об абсурдном плане Дианы.

– Обязательно, – проворчал, спрыгивая на мостовую: только о всяких глупостях и стану думать.

Мужчина постучал подвешенным у дверей молотком, придерживая руку на поясном ноже. Никто не открыл, пришлось поколотить сильней, громче и настойчивей. Наконец двери распахнулись и на пороге показался невзрачный, бледный мужчина с хмурым лицом. По одежде было ясно, что он не относиться к благородному сословью и каждое су в его дом приходит тяжким трудом, но не долго задерживается.

Мужчина увидел Сантьяго и, ахнув, заключил его в объятья:

– Брат!

– Ной!

– Значит наши вспомнили обо мне, прислали тебя в помощь!

– В помощь? – Ферна отодвинулся, чтобы посмотреть в глаза мужчины, повернулся к Диане. – Да нет, это мы пришли к тебе за помощью. Нам нужно отдохнуть, немного переждать. Познакомься: миледи Диана Монтрей.

– Вот как? – взгляд Ноя стал острым и, пройдя по фигурке девушки, остановился на физиономии Сантьяго.

– Я конечно приму вас на постой, но будет безопаснее, если вы остановитесь не надолго.

– Что так? – насторожился граф.

Мужчина выглянул на улицу и кивнул брату в сторону ворот:

– Сейчас открою, заведете лошадей. Потом посидим, пообедаем и поговорим.

В доме было чисто, но убого, а главное, в нем пахло бедой. Она осязалась в атмосфере помещений так же явно, как угадывалась в глазах хозяев.

Тем не менее, встретили их приветливо, тут же усадили за стол. Но Диана не могла ни есть, ни сидеть, ни вообще находиться в этом доме.

– Не нравится общество? – прищурил на нее глаз Сантьяго, когда Даретта – жена Ноя скрылась за занавеской, хозяин ушел за сыром к столу. – Они простолюдины и изысков ни в одежде не в пище нет. Брезгуешь?

– Бедность не порок, – отодвинула миску с брюквенной похлебкой.

– Тогда в чем дело?

– А вы не чувствуете? – потерла шею, пытаясь избавиться от удушья, что возникло, как только они сели за стол. – Как вы можете обедать?

Ферна уткнулся в свою миску, оставив вопрос без ответа – только бодрее заработал ложкой.

Появившийся Ной поставил на стол блюдо с сыром и немного смущаясь Дианы, сел за стол.

– Великие гости, что и сказать. Миледи, жена вам комнату приготовила, вода сейчас будет. Ванны-то у нас нет, не обессудьте, а и постель не так мягка, как вам привычно.

– Не беспокойтесь. После сна на траве, мне любая постель мягкой покажется. Благодарю за заботу, за воду особенно. После болота ощущение, что я лягушками пахну, и очень помыться хочется, – улыбнулась робко, надеясь смягчить пытливый взгляд мужчины.

– Ну, да, ну, да, – покивал тот для вида, а взгляд на Сантьяго, и ощущение будто мечтает Ной с ним один на один остаться.

Диана затосковала. Лечь бы в постель, с головой накрыться и забыться, но пока не пригласят неудобно. Оставаться же, чувствуя что лишняя – неприятно. Просто отойти? Куда? Учитывая, что живут Ной и его жена в трех комнатках, только во двор, но на улицу не хотелось совсем.

– Я вам мешаю.

– Что вы миледи!

– Мешаете.

– Вы не притронулись к похлебке.

– У миледи проблемы с аппетитом.

– И давно? – отчего-то ужаснулся кузнец.

– Представь.

"Теперь понимаешь, какие у меня проблемы?"

"Даа".

– Ах, ты, горе-то. Утомилась, наверное, голубка.

"За нами по следу идет целый ворох ее "поклонников". А еще я встретил Лайоша"

– Да, мы изрядно устали.

"Хозяин Вселенной! Он видел тебя с женой Дэйна?"

– Ну, конечно, путешествия вообще вещь утомительная.

"Не видел, но сопоставил".

– Да.

"Теперь беды жди. Что делать думаешь? Как ты один решился за молодой ехать? Монтрей о чем думал?"

– Ничего, отдохнете немного у меня.

"Дэйн был согласен со мной. Мы оба не учли, что Диана так быстро начнет входить в силу".

Девушка, открыв рот переводила взгляд с одного мужчины на другого и вот не выдержала, замотала головой.

Ной покосился на Сантьяго:

"Ты уверен, что она нас не слышит?"

"Я не в чем не уверен".

"Нужно было поторопиться".

"А мы что по-твоему сделали? Я прибыл в срок, в аккурат к восемнадцателетию. Четыре дня как мы в пути".

– Вам плохо миледи?

"Невозможно"

"И я бы не поверил, если бы не видел сам. Она на глазах обретает силу. Кто мог это предположить? Сдается мне, что самое трудное уже настало".

– Сейчас же перестаньте! – не выдержала разноголосицы девушка. Ей показалось, что она сходит с ума, слыша дублирование голосов мужчин и двойной диалог.

Мужчины удивленно посмотрели на нее.

– Что-то не так? – с подозрением прищурил глаз граф.

– Вы часом не больны, миледи? – озаботился Ной.

Девушка смутилась: наверное, она действительно заболела.

– Вы правы, мне не очень хорошо.

– Тогда вам нужно прилечь.

"Она точно нас слышит".

"С дня рождения прошло четыре дня. Это невозможно".

"Сдается мне, твоя самоуверенность подводит тебя и в этом вопросе".

"Что ты хочешь сказать?"

"Четвертого дня был пик полнолуния".

– А причем тут полнолуние?

Мужчины опять дружно уставились на нее:

– О чем вы, миледи? – изобразил непонимание Ферна.

"Я предупреждал".

"Тс-с".

– Вам нужно отдыхать, – посоветовал Ной.

– Но я же собственными ушами слышала!…

А что она слышала ушами? И ушами ли? Как такое возможно?

Девушка поднялась, хмурая, как туча:

– Простите, мне действительно стоит поспать.

– Да, да, миледи Диана. Деретта?!

Женщина выглянула из-за занавески:

– Что?

– Готова ли комната для госпожи?

– Готова. И вода уже стынет. Идемте, госпожа, я помогу вам…

– Нет! – отпрянула девушка, испугавшись: еще не хватало, чтобы женщина увидела, во что превратилась кожа гостьи. Ей и самой о том думать страшно, посмотреть на себя.

Ной и его жена переглянулись.

– Эээ, как пожелаете.

Девушка пошла за занавеску и услышала:

"Худо дело. Что делать думаешь, брат?"

"Поэтому к тебе и завернул. Уверен, у тебя есть связь с нашими. Прошлый год Айзим к тебе заглядывал, рассказывал, как ты живешь. Говорил, скучаешь. Когда ты ушел за своей Дареттой, никто ведь не знал, где вы поселились, а потом слух дошел – в Оверлоне".

Диана головой покачала, стряхивая наваждение, а иначе, что ей слышится не назовешь. Это от усталости – решила и с удивлением уставилась на ведро с водой, что стояло посреди комнатки. Постель тоже не привлекала: узкая, подушки буграми, одеяло из лоскутов.

Девушка опустилась на ложе и с тоской уставилась в воду.

Как можно вымыться в ведре? Как можно спать на этой постели?

А как можно жить, как она живет последние дни?

Нет, мысль о монастыре была здравой. Пора претворить ее в жизнь, пока она окончательно не повредилась рассудком.

Девушка решительно расшнуровала колет, стянула и с изумлением отметила, что по комнате начала кружиться белесая пыль. Но откуда?

Диана тряхнул руками и из рукавов рубахи посыпались хлопья, похожие на снежинки. Неужели это она превращается в пыль? Кто или что тому причиной? Болезнь, Сантьяго, Дэйн или она сама? Девушка подняла рубаху и чуть не закричала – живот был покрыт лоскутками тонкой, белесой как береста кожи. Она облепила ее как паутина и что под ней, девушка не хотела знать. Боясь увидеть кровь и оголенные мышцы, она не стала прикасаться к коже, а в надежде восстановить ее, старательно обтянула рубашкой тело. Может, прирастет?

О ванне речи не было.

Диана осторожно легла на постель и уставилась в потолок, готовая умереть: прощай мечты, прощай сон, прощай жизнь.

– Тяжело с ней? – тихо спросил Ной, кивнув в сторону занавески. Сантьяго промолчал, со значением поглядев на Даретту, что пристроилась у окна перебирать чечевицу. Женщина хотела чем-нибудь занять себя, чтобы не думать о плохом. Ее мысли были тяжелыми и безрадостными и Сантьяго чувствовуя это, не хотел усугублять. Да и не стоит никому слышать их разговор с Ноем. Он свой, он собрат, а Дретта обычная женщина и то, что она жена Ноя ничего не меняет. Осторожность еще никому не вредила.

– Посидим во дворе? – предложил.

Ной с готовностью поднялся и мужчины прошли во двор, сели на лавку под коновязью.

– Инквизиция и глупец Эверли меня беспокоят меньше всего. Но Лайош – это опасно. Мне нужна твоя помощь брат.

Ной помолчал и сказал:

– Мне тоже нужна помощь. Я отправлю весточку в Ной– Монтре, а там мой брат Томил передаст, что надо лорду Дэйну. Но тебе придется задержаться и помочь мне. Если ты приехал, когда нужна помощь, значит за тем и появился, чтобы ее оказать.

– Что случилось, Ной?

– Беда. Моя дочь Лаветта получила силу в дар.

Ферна уставился на старого друга:

– Но твоя жена человек…

– А мать Дианы? – глянул на него мужчина. – Я давно живу здесь, как обычный кузнец, но сила моя не уменьшилась и я по-прежнему вижу и знаю, не меньше, чем в Ной-Монтре, – и вздохнул. – Но могу меньше. Я не смог защитить дочь. Не знал, что ей может достаться мое. Она росла обычным человеческим ребенком, разве что была более пытлива и прозорлива. А потом ей исполнилось восемнадцать. Ее избранником стал заезжий трубадур. Я не успел научить ее руководить силой, не успел предупредить, чтобы она молчала. Она открылась ему, рассказала о себе и о Монтрей, моей родине. Рассказала все, что раньше я рассказывал ей, как сказку на ночь. Она была горда своей необычностью, она была в восторге от своей причастности к сказке, посчитала, что это поможет ей удержать трубадура. Но тот обычный человек. Он сочинил балладу о мире чародеев и о своей любви к колдуньи. В его повествовании дела закончились плохо, и в жизни моей дочери и его, тоже. Его схватили за эту балладу, но он вышел чистым, сдав на руки иезуитам мою дочь. Ее сожгут, Сантьяго.

Граф склонил голову: ничего себе новости:

– Никогда тебя не понимал. Зачем ты поселился здесь? Что ты ждал? Ты сам накликал беду, отринув свой род, себя. Ты все кинул и ушел.

– Я полюбил. Я не мог признаться Даретте, кто я и чем владею. Она бы не поняла, не приняла. Она очень набожна.

– И случилось, что случилось. Но ты ведь знал, что этим дело и кончится. Мальчик может не получить силу, но девочка обязательно ее возьмет. Иного не было и не будет. Ты знаешь правила и законы. Они едины для всех. У людей своя территория, у нас своя. Мы не вмешиваемся в их жизнь и не даем вмешиваться в свою. Ты ушел к ним, ушел за одной из них, и тем вычеркнул себя из нашего мира.

– Мира как раз не было и нет. Ты же знаешь, я не воин. Я хотел семью, я просто хотел иметь семью и жить спокойно. Я ушел из Трейгрилла и поселился в Ной– Монтре, но и это не принесло покоя.

– И решил поселиться здесь, в этом безумии?

– У нас было не лучше. Дома я не смог бы найти жену. Да что теперь ворошить прошлое? Мне нужна твоя помощь сейчас. Я знаю, ты можешь помочь.

– У меня долг, я не могу рисковать Дианой. Она слишком заметна. Увидят меня – увидят ее.

– Ты отказываешься спасти женщину?

Сантьяго замотал головой:

– Ной!…

– Ты уже жалеешь, что пришел, – потерянно протянул тот и отвернулся. – Я конечно преступил закон, но разве один виноват? Как на счет других, которые точно так же берут человеческих женщин в жены?

– Они живут у нас.

– А мать Дианы? Разве она не обычная женщина? Разве девочка воспитана не в этом мире?

Ферна тяжело посмотрел на друга.

– Не смотри на меня так. Ты прекрасно знал, что я все пойму. Мне всегда было достаточно взгляда, чтобы понять о человеке все, включая то, чего он и сам о себе не знает.

– Поэтому у тебя нет ни одного работника? – усмехнулся Сантьяго.

– Мне не до заказов. Я отпустил работников. Ты поможешь мне?

– Нет.

Ной надолго замолчал, тяжело глядя перед собой, потом спросил:

– У каждого своя проблема, так? Тогда каждый сам ее и решает. Почему бы тебе самому не связаться с лордом Дэйном?

– Ты знаешь – я в этом не силен.

– А я не силен в другом. Будем розниться или объединим свои усилия?

– Каким образом?

– Ты решаешь мою проблему, я – твою. Иначе не получиться, – заявил твердо.

– Аа, ультиматум? – взгляд Сантьяго стал нехорошим, давящим. – Ведешь себя как человек, так к себе подобным и обращайся. Мы уезжаем.

Граф поднялся и пошел в дом.

Ной покачал головой и вдруг сжал кулаки и застонал: зря он так. Ведь знал – нельзя.

Во двор вышла Даретта, молча села рядом, заставляя мужчину взять себя в руки.

– Все хорошо, милая.

Женщина кивнула, глядя перед собой, но чувствовалось – не верила.

– Серьезно, тебе не о чем беспокоиться.

Даретта опять кивнула и решилась:

– Я все слышала. Если он не согласится, если ты его не уговоришь, я донесу на них.

У Ноя лицо вытянулось:

– Что ты говоришь? – зашипел на нее.

– То и говорю, что сделаю, – посмотрела на мужа. – Я обменяю эти две жизни на жизнь Лаветты. Я слышала – их ищет инквизиция и граф Эверли. За них мне отдадут мою дочь.

– Ты безумна, женщина. Никого тебе не отдадут, но этих двух ты погубишь.

Взгляд женщины стал злым, полным ненависти и решимости:

– Пусть. Но я хотя бы попытаюсь, что-то сделать.

Ферна отдернул занавеску и уставился на девушку:

– Мы уезжаем.

Та отвела взгляд от потолка и посмотрела с тоской на мужчину:

– Я не смогу, – прошептала потерянно.

– Плохо? – озаботился, присел на край постели, в тревоге разглядывая Диану. Она отвернулась к стене и вздохнула:

– Я умираю.

Мужчина нахмурился, не понимая, о чем она:

– Вы ранены?

– Нет.

– Простудились?

– Нет.

– Тогда позвольте спросить, отчего вы собираетесь умереть?

Диана с сомнение посмотрела на него: рассказать, показать? Он же все знает, он знает много больше, чем она и возможно просветит ее о кончине, о том, как долго ее ждать и каким образом все произойдет. Страшно, если как кожа начнут отпадать руки и ноги. Лучше покончить с этим сейчас, не ждать худшего, если таков финал у болезни.

Она сунула руку под рубаху и вытащила, выставила дрожащую пятерню всю в белых хлопьях:

– Вот, – всхлипнула.

Сантьяго моргнул, изучая белесые лоскутки кожи на пальцах и чуть не выругался, не взвыл от облегченья.

– Диана! А…б..м..о!

– Что?

– Вы сведете меня с ума! – рявкнул.

– И это ваше сочувствие? Жестокосердечный истукан! – задохнулась от возмущения девушка. Ему признаются в сокровенном, от него просят помощи, поддержки, чтобы в этот нелегкий час достойно встретить смерть, а он? Он! – Голлем!

– Кто? – нахмурился мужчина. Уж кем только не был, а этим ни разу. – Ну, вот что, перестаньте волноваться.

– Я умираю! – напомнила.

– Это вряд ли. А вот за себя я б не поручился, – проворчал. – Вы меняете кожу, только и всего. Раз в год с женщинами это случается.

Диана открыла рот от изумления и закрыла.

– Я что, змея по-вашему?

– Кожу сбрасывают не только змеи.

– А кто? Кто?! – вскочила, села на колени на постели перед мужчиной. – Я не знаю ни одного человека, у которого…

– А вы не человек, – отрезал мужчина.

Девушка вовсе потерялась – смотрела на него, пытаясь уловить во взгляде либо насмешку, либо сожаление и понять: он смеется над ней или специально уводит в сторону от неприятной темы, как порой близкие умирающего до последнего внушают ему, что он будет жить, забивая голову всякой ерундой и тем, отвлекая от скорбных мыслей.

– А кто я? – спросила тихо. – Животное?

– Пыф! Нет!

– А кто?! Растение?!

– Да почему?

– Если не человек и не животное, то растение! Что у вас со здравомыслием, граф?!

– Проблемы, – признался. – С тех пор как с вами познакомился. Вы между животными и человеком, вы грили.

– Кто? – скривилась в попытке понять и вспомнить, что это за существо. Но трудно вспомнить, когда не знаешь.

– Химера, – процедил граф и поднялся. – Нам пора.

Но Диана не услышала. Она осела с застывшим взглядом.

Химеры у нее ассоциировались с одним существом – с бесом. Выходит она бес? О Боже!

Девушка сначала окаменела, а потом расплылась мутным пятном по комнате.

Граф скрипнул зубами и, вскинув руку, проворчал что-то в пятно. С потолка тут же полился дождь, прибивая облачко к полу. Диана шлепнулась на половик и, тряхнув мокрыми волосами, уставилась на мужчину.

– Вы!!…

А что собственно он? А она?

– Я даю вам пять минут, миледи, чтобы прийти в себя, – заявил без обиняков и вышел, чтобы подготовить лошадей.

Девушка так и осталась сидеть в луже, оглядывая мокрый пол, мокрую постель. В голове билось лишь одно – она бес. Это объясняло все ее странности, но так же и лишало всяческой надежды. И было немудрено, что Ферна посмеялся над ее идеей отправиться в монастырь – бес в святой обители, это нечто.

Теперь у нее не было выбора, теперь она должна была идти со "своим" к "своим".

Но даже встать на ноги сил не было. Сказанное графом раздавило ее.