355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Райдо Витич » Дети бездны » Текст книги (страница 13)
Дети бездны
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:21

Текст книги "Дети бездны"


Автор книги: Райдо Витич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

В Монтрей Сантьяго подобного не встречал. Здесь каждый помнил, что женщина мать, сестра и дочь и потому был удивительно обходителен. Возможно, того просили те самые низменные инстинкты животного, но если так, они более импонировали ему, чем воспитанность отца и его свиты. И это была лишь малая толика того, что Сантьяго было по сердцу в Монтрей. А если еще подумать об удивительном братстве оборотней, взаимопомощи, заботе друг о друге, обустройстве дел внутри клана вне зависимости грили ты, оборотень, жрец, простолюдин, граф. Никто не жег пустоши, к природе относились столь трепетно, что пожалуй только эльфы в том могли сравниться. Но тем более нужна была вода и солнце, а этим просторы и полумрак.

Понятно, что в Монтрей Ферна звала и родная кровь. Она манила его к своим, как подросшего в деревне ручного волчонка приходит срок и тянет в лес. И он ушел по ее зову, презрев посулы отца. Есть Барт – он истинный грили, рожденный от знатной химеры в законном браке – пусть он идет дорогой отца. И казалось Сантьяго – он прав, и никогда он не жалел о сделанном выборе.

Но видно пришло время заговорить в нем и крови грили. Сейчас коварство Дэйна казалось ему неоспоримым и звало на месть. А те кому он доверял и считал друзьями, казались не менее хитрыми и избирательными в достижении своих целей, только пока не проявившими себя, как их повелитель.

А почему собственно он не может поступить, как Дэйн и не использовать ситуацию, как он использовал Диану и Сантьяго? Почему бы не остаться и тем не расколоть Монтрей на законных основаниях? Моне и территорию от границ с человеческим миром, с Кенжем – отписать Диане на правах законного брака с Монтрей. Сантьяго тому свидетель и как бы не отнекивался Дэйн – что было, то было и есть. Он бы на правах опекуна, правил за сестру, и смог бы обеспечить ее покой, свободу и защиту. А Дэйн… какое Сантьяго до него дело после случившегося?

Только одно "но" мешало мужчине перейти от раздумий к делу – это было бы подло и сравняло бы его с Дэйном.

К тому же разум говорил, что возможно Сантьяго не все знает, а душа хоть и сожалела сестре, но противилась спешке с выводами и действиями.

Долг брата и друга, кровь грили и оборотня сцепились, как кошка с собакой. А пока шел бой – победителями были лишь пустые эмоции и поспешные выводы, рожающие мрачное настроение. Бороться с ними просто – с ними нужно переспать и утром все может оказаться совсем иного цвета.

– Я никуда не поеду – Дэйн может вернуться, – тихо сказала Диана.

– Он не вернется, – так же тихо ответил Сантьяго. Пусть лучше сразу поймет это и не лелеет надежды.

Девушка долго молчала, вглядываясь в густые заросли леса, будто искала в них ответ. И скорее почувствовала, чем поняла:

– Он вернется.

Сантьяго промолчал. Девушка слушала свое сердце и выдавала желаемое за действительное, он же слушал разум и оттого не питал иллюзий.

"Не веришь?" – почувствовала Диана, посмотрела на него – каменное лицо и взгляд мерцающих глаз в никуда выдавали истинные чувства брата с головой.

"Верю, что ты. Но позволь, останусь при своем мнении"

"Дэйн твой друг", – напомнил, почуяв затаенную ярость мужчины.

"Друг. Но это не помешало ему бесчестно обойтись и со мной и с тобой. Такое не спускают ни врагу, ни другу. Но враг он и есть враг, что с него взять? А если друг оказывается подлецом, это как? Я вынужден ответить Диана. Я твой брат, я отвечаю за тебя и за то что происходит. Если тебя оскорбили – оскорбили меня, если с тобой поступили бесчестно – поступили бесчестно со мной".

"Ты берешь на себя ответственность за несуществующие грехи".

"Мне горько, что вместо покоя и радости ты получила печаль, унижение и несчастье. В этом наша с Дэйном вина равна. Я был слишком наивен, а он оказался слишком коварен. Он не станет ничего исправлять, но я постараюсь".

– Приехали, – объявил Шантал. – Дальше только своим ходом.

Диана огляделась – они заехали в чащу и дальше виднелась лишь густая непролазная стена кустов и величавых исполинских деревьев.

– Карол, вперед, – приказал взмахом рассредоточится по периметру воинов Шантал. Слез с коня и подал руку Диане, но хмурый взгляд Сантьяго осек его.

Ферна за какой-то час изменился настолько, что показался ему мало чужим – недобрым незнакомцем. Но именно сейчас он как никогда был похож на своего отца – Виктора Ноэ. Сложив это Шантал без труда понял причину – Диана. Ноэ всегда трепетно относились к родственным связям, были без ума от своих отпрысков, неважно от кого их они приобрели, и особое место отводилось в этой иерархии женщинам. И не только среди Ноэ, что тоже понятно – женщина это будущее, это дети, наследники, потомки. Поэтому к женщинам в Кимере относились особо трепетно и щепетильно все без исключения. Но это не мешало случаться недоразумениям, бывало и откровенным преступлениям. Причем "прославился" этим фактом именно Виктор. Нет, он не брал женщин силой, но использовал все свое очарование, всю силу данную от рождения, чтобы обворожить глупышек и получить желаемое. У него была одна цель, один "пунктик" – дети, потомство. Самолюбие двигало им даже в этом вопросе, заставляя вновь и вновь искать подходящую мать.

И он добился своего – единственный из всего Кимера имел троих живых и здоровых детей и каких. Он не зря смешивал кровь – он выводил особо жизнеспособное потомство и вывел. Один Сантьяго чего стоил. Сын чистокровного грили и оборотня имел вес в клане первых и вторых, имел силу не чета обычному грили или оборотню и мог быть как тем, так другим. Ему прочилось большое будущее, но он выбрал его сам и встал на сторону "братьев" и "сестер" матери.

Это была серьезная плюха Ноэ.

Брак же Дэйна с Дианой вовсе бы его обезоружил, и былой распре, как все и надеялись, пришел бы коней. Но видно Монтрей оступился и чем-то сильно обидел девушку – только этим можно объяснить произошедшее, как и перемены в Сантьяго.

И если так, Кимер ждут еще более тяжелые времена, чем в начале войны.

Ферна без сомнения уже встал на сторону сестры, а значит отца. А это означало одно – Дэйн не просто обидел, а серьезно и глубоко оскорбил Диану.

"Что же ты натворил, Дэйн?" – затосковал Шантал и отошел в сторону, чтобы не злить Сантьяго, не обострять с ним отношения. Ярость мужчины угадывалась без труда и была бы плохим советчиком, случись ей выйти на волю.

Граф снял сестру с лошади и кивнул в сторону леса:

– Иди. Мне с тобой нельзя, но я буду рядом.

Девушка поколебалась и шагнула к зарослям. Ей в принципе было все равно куда и зачем идти – лишь бы не помнить о Дэйне, не думать о случившемся. Но мысли лезли сами и мутили в прямом смысле. Пока Сантьяго был рядом, девушка понимала, что лучше не показывать ему насколько ей плохо, чтобы ненароком не толкнуть к опрометчивым действиям, не настроить против друга. Она и так слишком много сказала брату.

Но сейчас, когда их разделяла густая стена леса и никого вокруг не было, Диана не сдержалась – сжалась от боли в душе. Сползла на мох, обнимая ствол сосны и дала выход слезам и отчаянью.

Небо мгновенно потемнело и то тут, то там послышались удары молнии, треск веток, пламени.

– Кхе, ты ж мне весь мой дом спалишь, – прокаркало рядом. Диана обернулась и замерла широко распахнув глаза – на нее смотрело то ли дерево, то ли человек.

Гладкий ствол дерева имел почти женские изгибы и формы, ветки с невиданными листьями обрамляли его, ниспадая как волосы. А вверху ближе к пышной кроне виднелись два обычных человеческих глаза, самый настоящий нос и рот.

– Ушей нет, да, извини. Но слышу, – проскрипела невидаль и пододвинулось к девушке качаясь и переваливаясь с корня на корень.

Диана отпрянула и свалилась на мох. Попятилась в ужасе.

– Эх-хе-хе, – замерло чудо – юдо, сложив толстые ветки на том месте, где мог бы быть живот. – Средь человечков жила, да? Ага. Чхи, – чихнуло вздрогнув от кроны до корней и сморщив личико.

Выглядело это настолько забавно, что Диана потеряла страх. К тому же существо явно было безобидно. Во всяком случает от него не исходило ощущение опасности или злости, наоборот – веяло прохладой, свободой и радостью.

Девушка встала, сказала отряхиваясь:

– Будьте здоровы.

– Ага? Ну, ну. Чхи. Ах ты ж! Чхи.

– Простыли?

– Я? Что ты, – махнуло веткой. – Стара стала, труха в носу свербит. Чхи. Да будь ты ж неладна! Ты уж это, погромы то мне не устраивай. Я тебя за тем и звала, чтоб договориться, понять, значится, суть твою и чего от ее ждать.

– А чего ждать? – удивилась девушка.

– Так чего хошь. Вона перва жена Дэйна, ох злюка, скажу тебе, тако творила, ну аспид, едино слово!

Диана дар речи потеряла:

– Первая жена? – просипела, надеясь, что ослышалась.

– Ну. Кункретта из клана Футрая. Своя зато, ему под стать. А едино жизни не было. Оно понятно. Он смергал – уникум средь своих. Хошь кошкой пойдет, хошь медведём попрет, а хошь орлом в небо взмоет. А она – хадюка. Да-а. Ну, в смысле характеру паршивогу. А сама рысуха, ага. Месяцу не прошло, она с оборотнем их местных скобелилась, душа кошачья. Дэйн как узнал, уехал и боле не возвернулся покаместь та не сгинула. И тако творила, ой-ё! Крестьян гоняла, пугала, зверье моё повывести вздумала. Молода, резва и давай игреляться. Ей шутка, а нам поруха. Порвал ее лешак, не сдержался. Даа. А я что, врать не стану – супротив него не пошла. Поделом знашь. Втора-то лучше была…

– Вторая?

Диана схватилась за горло и сползла на мох по стволу сосны:

– Вторая жена?!

– Ну. Химера истинна. Гордячка. Эка себе на уме, фифа. Хороша, нечё сказать, токмо норов заносчив больно. Шибко ей все не по так да не по этак было. А хотелось всего и поболе. Главно, чтоб оборотень-то блахадарен ей был, что осчастливила, значится его, женой согласившись стать. С самого началу не сладились они с твоим-то. Оно ясно было – хто она, хто он? А? О! А Дэйну стерпеть понукание никак не можно, нутра у его забористая да вольная. Накинь вона на сову узду-то? Ага, как же ж.

– Умерла?

– Хто, сова?!

– Жена.

– Чёй– ить? – вытаращило глаза дерево. – Ушла. Кинула Дэйна. Она ж грили, не почести ей в логове оборотней жить. В обчестве вишь, приличном не покажись, позорищааа, манеры ж у их не те, смотрят не так, дышуть не этак. Погневалась тута на свою жизню сгубленную, попалила как ты лесов – то и сбёгла, но опосля как кровушки из Дэйна попила. Ох, хороводила, как его терпежу на почитай полгода хватило? Ан, все едино не сдержался – сбег как заяц от лисы. О, как! Но грят, порвал ее шибко, потому сбег. Видать спужался, что вовсе сгубит. А третья ничё, прилична женчина, хоть и человечья, ага.

Диана зажмурилась, потерявшись: третья?!!!

– Токмо боязлива была страсть. Видно потому и помёрла. Не сдержалось сердечко. Людишки-то шибко слабы для нашего миру, не кажный обвыкаетси. Ай, чё о ей – что была, что не была. Из замку носа не казала. А ты гляжу по крепче её будешь, хотя боязлива, ага. С непривычки видать, да? Чую запах от тя еще людской идёть. А кровь-то сильная у тебя, грили маститая. А! Слышь, а ты чья будешь? Чёй-то не пойму, – прищурилась.

– Я?… Не важно, – отмахнулась, пытаясь сесть, но ее все набок заваливало, тело от известий неожиданных подчиняться отказывалось.

– Ааа, нууу… Ну, хошь, так молчи, мне все едино кто в родне у тя. Мне ж главно девонька что? Согласье меж нами.

– Я не специально, – заверила девушка.

– А. С расстройству, да? Нууу, быват. Ага. Только ты энто, боле в лесу не расстраивайся, ладно?

– Постараюсь, – кивнула, вздохнув. В голове одно было – три жены Дэйна. Она четвертая. И, наверное, самая ненужная.

– Ага, во-во, старайся, а за то у нас с тобой мир да гладь будет. Я ж чё помочь завсегда рада. Мне что главное – поряядооок. А то и мне мед и тебе радость. Ты ж тапереча хозяйка здешняя и все у тя ладком должно быть. А я пособлю. Где надо пригляжу, где чё – подскажу…

– Дэйн где? – встрепенулась Диана.

– Эк, ты! – округлила глаза жрица. – Нужля сбег уже? Ох, пострел. Ну, крепись, чего тут, не от тебя первой текаить. Он существо вольное.

– А я рабыня по-вашему? – уставилась на нее горящим взглядом. Сколько можно терпеть оскорбления?

Дерево смолкло, пошамкало губами, изучая девушку:

– Н-даа. Так не в обиду я, – притихло.

Диана развернулась и пошла обратно, к лошадям:

– Поговорили.

– Так ты это – уговор! – бросила ей в спину Звенильда.

– Я слово дала. Поймите, я не нарочно, само выходит.

– Да?

Сучковатая ветка вцепилась в плечо девушки, развернула обратно к жрице:

– Ты штоль силушкой володеть еще не обучена? Средь людёв долгонько жила?

– Неделя, как из того мира.

– Ааа, вон оно чего, – задумалась и выдала. – Ладноть, вижу не плоха ты нутром, а что неопытна, так с дитёв больно не спросишь. Скидку дам, вот моё слово. И еже ли чего забалують мои, аль обидять, обращайся. Разберуся.

– Спасибо. И простите, если что не так. Не со зла это и без умысла.

Жрица растерялась: ишь ты, грили как с ней? Со всем, значиться, уважением, абы ровня она госпоже ей-ной из высшей касты. От, дела!

Ну и дурень, Дэйн еже ли сбёг! Дурында, однако, стоеросова! Настояща!

– Ну… не робей, ага. Иди уж.

Ветками махнула и перед Дианой как по волшебству расступились деревья, из-под ног как змеи в стороны расползлись коряги, вздыбленные корни. Тут же стало видно все вокруг: воинов, лошадей, Сантьяго бродящего с хмурым видом на опушке, шпиль замковой башни вдалеке.

– Слышь? – склонилась к ней жрица. – Еже ли заскучаешь, али посплетничать захотишь, приходь, завсегда рада тебе буду. Ага.

– Спасибо, – улыбнулась девушка. Хоть одна радость в этот беспросветный день – с хозяйкой лесной подружилась.

Может и обычная она кикимора, но бабушка забавная, добрая.

Диана потянулась и клюнула ее в крючковатый отросток на "лице":

– Спасибо.

– Эт чё?! – отпрянула, ветками нос ощупала. И пятится, глаза на Диану тараща.

Деревья вновь завесой встали, скрывая свою госпожу, а Диану ветками легонько подтолкнули: иди уже.

Шантал ее первым увидел, подошел:

– Как свиделись?

– Нормально. Хорошая женщина, – и не останавливаясь к брату двинулась.

Шантал отстал от изумления: хорошая? Женщина? Это ему грили сказала?

Девушка к Сантьяго подошла, уставилась обвиняюще:

– Почему ты не сказал, что Дэйн уже был женат? Три раза!

Мужчина нахмурился:

– Я не думал, что это может иметь какое-то значение.

– О чем ты вообще думал? – качнув головой, всхлипнула Диана. Но не плакать ей хотелось – выть.

За спиной громыхнуло и девушка поспешила к лошади, чтобы убраться скорей из леса. А то не сдержится – горе натворит – спалит правда все в округе. А чем жители лесные в ее бедах виноваты?

Гости домой вернулись, а Звенильда все покой по лесу искала, бродила, молодость свою вспоминая. Вышла на опушку, села на бугорок, свистнула, лесовиков – помощников своих подзывая. Те выкатились шарами в пожухлых листьях, обступили госпожу:

– Чего?

– А ничего! Нову хозяйку берегчи и ото всяких неприятностев спасать!

– Ага! – кивнули дружно.

– А коли чего, сразу мне докладать!

– Ага!

– Ну и фьють, – свистнула разгоняя "колобки". Те в разные стороны покатились. А Звенильда опомнилась, вдогонку крикнула:

– Дэйна сыщите мене!

– А чего, на то-ем краю леса он тоской маетси, – остановился один, вытянулся, как гриб – моховик.

– От ты! – заворчала старушка поднимаясь. – Это ж в каку даль мне таперича идтить? Почитай через всё государство моё пёхом скрипеть! Ох, ты ж, маму непогоду!

– Понесть?! – с готовностью подкатились к ней помощники.

– Да геть на вас! Сама корни дотащу, – ветками махнула, заставляя деревья расступиться перед ней и поскрипела покачиваясь с корня на корень переваливаясь.

Дэйн пантерой метался по лесу, надеясь избавиться от мыслей о Диане, от тоски, от боли, и уйти, как уходил уже. Оставить ее – пусть живет как хочет, но об урода не пачкается.

А не уйти – домой как медведя за медом тянет.

Лег на холме у опушки, морду на лапу положил и смотрит на далеко далеко впереди виднеющуюся башню – там она.

Ветер шумит, белки вокруг пантеры хороводы водят, сороки трещат, вспугнуть пытаются, прочь прогнать – а Дэйн лежит, смотрит – не взгляда оторвать, не пошевелиться. Рвет душу тоска, обида и одиночество, вздохами да всхрипами выходит.

Из кустов вышла Звенильда, плюхнулась рядом раскинув корни и ветки:

– Сидим, да? А чего сидим?

Пантера глянула на нее с нехорошим прищуром: иди-ка ты, бабка, куда шла, и отвернулась.

– Ааа, ну сиди, сиди, глядь усе просидишь, дурень.

Пантера встала и лениво потрусила прочь – ругаться не хотелось, как и видеть кого-то. Но ушло животное недалеко – корни схватили зверюгу за задние лапы и тащить обратно. Пантера перевернулась на спину, превратившись в Дэйна. Он перехватил корень рукой, сдавил, заставляя жрицу вспомнить, кто перед ней и перестать чудачить.

– Ой, ну все, все. Чего ты, ну? – запричитала плаксиво. – Все обидеть норовишь стару женчину. А я ж со всем сердцем к тебе!

Дэйн выпустил корень, усмехнувшись – не там ли ты бабка свое сердце запрятала?

– Силен ты больно, – проворчала, тряся чуть сплющенным корнем. – Эк, ума б еще хоть полстолечко.

– Ты часом сама умом не повредилась? – разлегся на траве мужчина, лениво поглядывая на ворчунью. Ясно было что настроение у той хоть куда, потому смелости хватало с лордом беседу вести, да еще дерзить. И он бы поболтал с ней – любопытная она женщина. Да беда – мрак у него на душе, да такой беспросветный, что впору вместе с волками выть, а не с Звенильдой разговор вести. – Шла б ты лесом. Мимо.

– Я – то пойду, да вопрос куды ты, касатик, новострилси.

– Тебе что за интерес?

– Так женку твою ноне свидела – справна, что и сказать. От такой токмо дурни бегають.

Дэйн вздохнул, глаза рукой накрыл: не травила бы ты душу, жрица. Неровен час порву в беспамятстве.

– А мне што? Рви. Один вона зуб чесал, ага. Без челюсти остался. Дружок твоей первой, ага.

Мужчина сел: нет, она точно решила довести его до белого каления:

– Про Кункретту Диане рассказала, балаболка, – прищурил вспыхнувший от ярости глаз.

– Ага. Как же ж, сказывала. И про энту, кралю твою, королевну – химеревну. И про третью дуреху, умом скорбную.

Монтрей застонал, схватившись за голову:

– Спалить тебя мало, баба глупая.

– Да ай, – отмахнулась ветвями. – Сколь годов грозишси? Я ж тебя щеней еще помню, беззубым, а все едино и тогда скалился, норов выказывал. И ниче, оба живехоньки, здоровехоньки. Ты вота чего, паря, дурь из головы выкини да к жене ступай. Мне давеча лесника жена сказывала, человеки обряды брачные правя, клятву дают мудрую. В печали говорят и в радости вместях будем. Она – человек, знаить, что баить. Вот и скажи – людишки, а с умом дружат не то, что некоторые, – покосилась с опаской на лорда, корни и ветви подальше отодвигая.

– Это ты к чему?

– Да все к тому, господин оборотень, что само простое, чуть что в кусты. Так век одиночкой и проживешь. Чтоб там не было, а раз свелись, так не будь животиной – живи как положено. То исть, значится и в печали вместях с ей, и в радости. Оно и воздастся. Вота, какой мое слово.

– Все? – тяжело уставился на нее Дэйн. Уйти бы, да любопытство мучает – с чего это Звенильда в сводницы записалась? Что-то не припоминалось ему, чтобы жрица хоть за одну его предыдущую жену хлопотала.

– А не все! – осмелела. – Ребятенок она у тя еще неученый. Не дело-то такой-то ее кидать, а и не репей, чтоб отцепил и выкинул. Все ж кошак ты, а не кабан. Веток – то наломать, ума не надь, а ты хоть одно деревце посади, тады поглядим.

– Ты поучи еще, – кивнул, упреждающего взгляда не спуская.

– Ну и ай, – махнула ветками, встала. – Живи как хошь. Отродясь я в ваши дела не лезла, а тута жалость взяла – черна ж ведь девка, пришатал ты ее, болезную и вот такойной кинул. У мя вона Волчек у затона квартируется – животина, а за семью свою только подойди – порвет. Белуха-то занедужила, а ты поди ж ты, он кур ей таскать навадился, – ворча пошла к лесу. – Выходил ведь! От, я понимаю! Зверюшка малая, а души необъятной! – ветку, как палец выставила.

Дэйн вскочил:

– Чего городишь?

– Эт ты городишь, а я разгораживаю.

– Что с Дианой?!

– Эк, ты глянь на его! У меня про жену спрашиват! Нет, что твориться-то, а? – проворчала и скрылась за деревьями.

Монтрей на замок оглянулся, кинулся было – остановился. Пробежал, опять встал.

Ну, придет он и что получит? Порцию унижений, оскорблений, надуманных обвинений. Было уже, проходил, почти полгода "уродом" ходил и все слушал, как породой не вышел и что место его у ног высшей касты да как он должен быть благодарен, что грили его терпеть решилась.

Дэйн осел на траву: он не химера, он оборотень. Это не изменить. Диане придется принять это или… ему. Раньше ему в голову такое не приходило, что же случилось сейчас? Почему он кружит вокруг замка, как волк вокруг своего логова и никак не может уйти?

Наверное, пришло время изменить тактику. Нужно хотя бы попытаться жить иначе. В конце концов, он зверь лишь наполовину, как она наполовину человек. Он родился оборотнем и горд тем не меньше, чем она тем, что родилась химерой. Она должна понять, что у каждого есть свои особенности, но это не мешает быть вместе, понимать друг друга.

Дэйн качнул головой: в чем он убеждает себя? Все проще – он не хочет уходить, не может оставить ее, даже если она захочет, чтобы он исчез.

Это выше него и не объяснить, не перебороть. Диана как капкан для него и можно пытаться грызть железо, можно даже перегрызть себе лапу, но капкан все равно не отпустит, оставив след в памяти, в душе и на теле.

Мужчина горько усмехнулся: интересная история. Выходит, он попал в ту самую западню, что готовил своему врагу восемнадцать лет тому назад.

Видно от судьбы не уйти.

Удивительно, что совсем и не хочется.

Мужчина встал и, подняв руки к небу, обернулся на взлете орлом, полетел к замку.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю