Текст книги "Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов"

Автор книги: Рассел Конуэлл Хобан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

13

Иахин–Воаз продолжал просыпаться рано утром, уже зная, что где‑то на улице его поджидает лев. Однако с тех пор, как он увидел, как тот проглотил настоящее мясо, он больше не осмеливался выходить в ранние часы, когда весь мир еще спит. В рабочее время и вечером лев не появлялся. Иахин–Воаз постоянно пребывал в состоянии возбуждения.

– Ты предаешься любви так, словно каждый раз приветствуешь меня по–новому и прощаешься навсегда, – сказала ему Гретель. – Ты никуда не денешься завтра?

– Если мне суждено встретить завтра, я встречу его здесь, – отвечал Иахин–Воаз, – если здесь – это мое нынешнее местоположение.

– Чего же больше? – сказала Гретель. – Тебе можно доверять. Ты настоящая скала.

Иахин–Воаз думал о льве постоянно – как тот съел взаправдашнее мясо, как молодая парочка увидела не его, а то, как мясо исчезает в чьем‑то невидимом желудке. У него не хватило бы смелости встретить льва без того, чтобы не получить сначала чью‑нибудь профессиональную консультацию.

Он осторожно завел разговор с хозяином своего книжного магазина.

– Современная жизнь, – сказал Иахин–Воаз, – особенно жизнь в современных городах, рождает сильные трения между людьми, не правда ли?

– Что современная, что несовременная, – согласился тот. – Где жизнь, там и трения.

– Да, – сказал Иахин–Воаз. – Трения и нервы. Это прямо удивительно, что нервы могут сотворить с человеком.

– Ну, тут не без системы, – отвечал хозяин. – Ведь если у тебя начался нервный приступ, то это ведь шалит целая нервная система. Что может один человек сделать против целой системы?

– Точно, – согласился Иахин–Воаз. – У него может быть обман чувств, галлюцинации.

– Да на каждом шагу, – сказал хозяин. – Вот у меня, к примеру, иногда возникает галлюцинация, что этот магазин приносит прибыль. А потом я прихожу в себя и вижу, что это всего лишь дорогое хобби.

– Да, но те люди, что имеют галлюцинации, я имею в виду – сильные галлюцинации – как им можно помочь?

– Какого рода сильные галлюцинации?

– Ну, скажем, галлюцинации про хищников, – ответил Иахин–Воаз. – Так, для красоты аргументации.

– Галлюцинации про хищников, – в раздумье повторил хозяин. – Можете привести пример?

– Могу, – сказал Иахин–Воаз. – Представьте себе, что человек видит пса, которого, так сказать, в обычном смысле слова там нет. Кроме него, никто этого пса не видит. Человек скармливает псу собачью еду, причем окружающие замечают, что еда эта неизвестно куда девается, а самого пса так и не видят.

– Довольно необычная галлюцинация, – отметил хозяин, – уж не говоря о том, каково тому, кто ее наблюдает. А какой породы эта галлюцинаторная собака?

– Я, собственно, не имел в виду собаку, – сказал Иахин–Воаз. – Это я так, гипотетически, чтобы проиллюстрировать основную мою идею – как реальность и иллюзия иногда переплетаются, и так далее. Собаки тут ни при чем. Просто засела в голове идея проконсультироваться насчет этого со знающим человеком. Вы можете мне кого‑нибудь порекомендовать?

– У меня есть друг–психиатр, – сказал хозяин. – Это если вы имели в виду проконсультироваться с кем‑то насчет головы. С другой стороны, если он съел настоящее мясо, тогда не знаю… Учтите, он дорогой.

– Да, в общем, ничего особенно беспокоящего, – сказал Иахин–Воаз. – Может, позвоню ему, а может, и нет. Иногда лучше прояснить для себя ситуацию, чем постоянно носить ее в голове.

– Конечно, – сказал хозяин. – Если вы как‑нибудь захотите уйти после обеда, вы понимаете…

– Что вы! – сказал Иахин–Воаз. – Я чувствую себя превосходно.

Он позвонил психиатру и назначил встречу на завтра.

Приемная психиатра располагалась в пропитанном столовыми запахами многоквартирном доме, на последнем, четвертом этаже. Иахин–Воаз забрался по ступеням, позвонил, его впустили и попросили подождать доктора на кухне.

Доктор был приземистый, рыжеволосый человек с бородкой, одетый, как одеваются вольнонаемные рабочие. Он включил электрочайник, приготовил чай в маленьком китайском чайничке, поставил на поднос чайник вместе с двумя чашками и пригласил:

– Входите.

Они вошли в его приемную и сели друг против друга. У стены стоял диван–кровать. У другой громоздился большой стол, заваленный книгами и бумагами, на нем стояла пишущая машинка, два магнитофона, портфель и несколько пачек больших коричневых конвертов и папок. Повсюду в комнате были книги – на столиках поменьше, стульях, на полу, каминной доске, на полках.

– Можете начинать с чего угодно, – сказал доктор.

– Я начну со льва, – сказал Иахин–Воаз. – Я не смогу оплатить повторный визит, так что я сразу к делу. – И он рассказал доктору о двух своих встречах со львом, сделав особый упор на пяти фунтах бифштекса.

– И я знаю, что до рассвета он обязательно ждет меня где‑нибудь на улице, – заключил Иахин–Воаз. – Конечно же, я знаю и то, что львы вымерли. На свете больше не осталось львов. Поэтому он просто не может быть настоящим. Или может?

– Он ест настоящее мясо, – сказал доктор. – Вы видели это, и остальные тоже это видели.

– Верно, – сказал Иахин–Воаз. – Я ведь тоже – мясо.

– Тоже, – подтвердил доктор. – Так что давайте не будем вдаваться в то, реален ли он. Он способен нанести реальный вред. Он является реальной проблемой, которую так или иначе нужно решать.

– Каким образом? – спросил Иахин–Воаз, бросая взгляд на часы. Он оплатил пятьдесят минут консультации, и из них десять минут уже истекли.

– Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы в первый раз увидели льва, – сказал доктор. – Ничего не приходит в голову? Видели какие‑нибудь сны?

– Нет, – ответил Иахин–Воаз.

– А тем днем?

– Ничего.

– На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.

– Ничего такого в книжном магазине. Был, правда, засов в форме льва, но это было в другом магазине, моем собственном, где я продавал карты до того, как приехал в страну.

– Что за засов? Что‑нибудь особенное?

– Сын сказал, что по моей карте нельзя найти льва.

– У вас есть сын?

– Воаз–Иахин, – сказал Иахин–Воаз. – Так звали и моего отца. Он основал дело, торговлю картами. Он ушел от своего сына. А я ушел от своего. От моей жены и сына. Отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. А карты не дают тому, что было найдено, потеряться вновь. Так говорил отец. Однако все найденное рано или поздно теряется вновь.

– А что потеряли вы?

– Годы самого себя, свою зрелость, – ответил Иахин–Воаз. – Есть только одно место, и это место – время. Почему я держу у себя эту карту, обещанную ему? Мне она не нужна. Я мог бы с легкостью отдать ее ему. Послать ему.

– Вашему отцу?

– Мой отец умер. Сыну.

– А почему вы не отдали ее ему?

– Я держался за нее, чтобы найти то, чего так и не нашел.

– Что именно?

– Я бы хотел поговорить о льве, – напомнил Иахин–Воаз, взглянув на часы.

Доктор раскуривал трубку чуть ли не битую минуту.

– Хорошо, – наконец сказал он из облака густого дыма. – Что такое лев? Лев – это то, что может вас убить. А что такое смерть?

– Мы успеем поговорить на эту тему? – спросил Иахин–Воаз.

– В смысле, что такое смерть в этом контексте? То, чего вы хотите или чего не хотите?

– Кто же хочет умирать? – усмехнулся Иахин–Воаз.

– Вы были бы весьма удивлены, – заметил доктор. – Но давайте сначала определим, что означало бы для вас быть убитым львом.

– Конец, – сказал Иахин–Воаз.

– Это означало бы для вас, так скажем, награду?

– Совсем нет.

– Тогда это было бы нечто противоположное награде?

– Наказание? – спросил Иахин–Воаз. – Полагаю, да.

– За что?

– Жена и сын могли бы поведать вам об этом очень подробно, – сказал Иахин–Воаз, поглядывая на часы. – Между прочим, лев ждет меня каждое утро перед рассветом.

– Он приходит к вам домой или следует за вами на работу? – спросил доктор.

– Нет и нет. Но он – там, и я знаю, что он там.

– Хорошо, – сказал доктор. – Но это вы выбираете, встретить его или нет?

– Я.

– Тогда все дело в том, что вы боитесь выходить на улицу, потому что там вам встретиться плотоядный лев. Вы боитесь наказания.

– Об этом я не подумал, – признался Иахин–Воаз.

– Каких людей наказывают?

– Полагаю, самых разных.

– Это решают присяжные, – объяснил доктор. – Потом они появляются перед судьей, и он спрашивает: «Как вы находите ответчика?»

– Виновным, – ответил Иахин–Воаз. – Но откуда приходит лев? Объясните.

– Хорошо, – согласился доктор. – Попробую углубиться в это насколько смогу. Но учтите, что я не только не знаю всех ответов, но даже и всех вопросов, которыми вы задаетесь. Но забудем о технической стороне дела. Лев есть нечто экстраординарное, и то, питается ли он мясом или играет на кларнете, – вопрос скорее академический.

– Он не смог бы убить меня кларнетом, – вставил Иахин–Воаз.

– Лев, – продолжал доктор, – способен по–настоящему воздействовать на вас. Но ничего удивительного в этом нет, ведь и телевидение может. Вот сейчас, к примеру, на всех волнах транслируются изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, и среди них, возможно, есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизор, мы бы увидели эти образы и услышали бы голоса, музыку, звуковые эффекты. Они смогли бы оказать на нас эмоциональное воздействие, оставаясь при этом не более чем образами.

– Не очень удачный пример для моего льва, – сказал Иахин–Воаз. – Все, у кого есть телевизор, могут увидеть ваши программы. Но один я могу увидеть льва.

– Представьте себе, – сказал доктор, – что у вас есть единственный в мире телевизор, настроенный на данную волну. – Он поглядел на часы. – Телевизор, передающий вину и наказание.

Иахин–Воаз тоже посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.

– Но откуда приходит лев? – задал он вопрос. – И где этот телевизор?

– Кто, вы думаете, собирается вас наказать?

– Все. – Иахин–Воаз удивился, услышав себя, как раз когда его отец и мать встали перед ним. Люби нас. Будь тем, кем мы хотели бы.

– Пока что нам известно только это, – произнес доктор, вставая. – На этом пока остановимся.

– Но как мне переключить программу? – спросил Иахин–Воаз.

– А вы хотите ее переключить? – спросил доктор, открывая дверь.

– Что за вопрос! – воскликнул Иахин–Воаз. – Хочу ли я!

Но дверь закрылась, и ему оставалось только подсчитать в уме стоимость сегодняшнего завтрака для льва.

14

Воаз–Иахин сидел на обочине и помечал на карте место, где водитель грузовика высадил его, когда рядом притормозил небольшой красный кабриолет с опущенным верхом. У него были иностранные номера, внутри громко играла музыка. За рулем сидела красивая загорелая блондинка примерно одних лет с его матерью.

Она белозубо улыбнулась и открыла дверцу. Воаз–Иахин забрался внутрь.

– Куда едешь? – спросила она по–английски.

– В порт. А куда едете вы? – спросил Воаз–Иахин, осторожно подбирая английские слова.

– Как когда, – отвечала она. – Я довезу тебя до порта. – И она плавно вывела кабриолет на дорогу.

До встречи с водителем грузовика Воаз–Иахин пребывал в спокойном неведении относительно природы людей, однако теперь он чувствовал, как это неведение сползает с него, точно апельсиновая кожура. Он сомневался, сможет ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что о людях можно свободно читать по их лицам. Теперь, возможно, я смогу разговаривать и с животными, деревьями, камнями, думал он. Лев мелькнул и пропал, словно воспоминание из далекого детства. Ему стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.

Он взглянул на блондинку. Она несла свою красоту легко, подчеркнуто, ловко – так, как грузчики на пристани носят на плече свои багры для ворочания кип. В окно врывался ветер, ерошил волосы. Из магнитофона неслась музыка. Когда одна сторона доиграла, женщина перевернула кассету, и музыка заиграла снова. Она была плавная, насыщенная и своим звучанием напоминала те бары из фильмов, где по виду неприступные женщины и пламенные мужчины с учтивыми манерами с первого взгляда понимают, чего им нужно друг от друга.

Воаз–Иахин знал ее историю, как если бы она поведала ему все. Несколько раз замужем, ныне – богата и разведена. Подобно водителю грузовика, ищет новые лица, желающие познать мир. И она тоже не прочь, чтобы он стал для нее чем‑то на дороге между прошлым и будущим.

На дороге покажется отель или мотель, небольшой кабриолет замедлит ход и остановится, она посмотрит на него, как смотрят друг на друга звезды в фильмах, – подняв тонкие брови, не говоря ни слова.

В номере будет прохладно и сумрачно, свет будет проникать сквозь ставни. В бокалах зазвенит лед. Она наклонится к его уху, ее голос станет низким и хриплым. Им в номер внесут еду и выпивку, молодые люди его возраста, прислуживающие им, будут ловки, уважительны и немного завистливы.

Она будет изобретательна и жадна в любви, будет угождать ему такими способами, которые были доселе ему незнакомы, и он тоже будет отдавать ей, потому что это нечестно – брать без отдачи. Он будет ее чужаком, а она – его. Он ублаготворит голодный призрак водителя грузовика своей щедростью к этой женщине. Так будет продолжаться несколько дней – она не отпустит его сразу, – но они оба обогатятся этой связью.

Воаз–Иахин думал о частях ее тела, не тронутых загаром, о том, каков запах у этого тела и каково оно на вкус. У него началась эрекция, и он осторожно скрестил ноги.

Уже после она предложит ему денег. Он их, конечно, не примет, хотя деньги ему страшно нужны. Хотя с другой стороны, есть ли разница между этим способом добывания денег и игрой на гитаре?

Ветерок поутих, музыка стала громче, машина остановилась. Воаз–Иахин осмотрелся в поисках отеля или мотеля, но ничего не увидел. Дорога заворачивала вправо.

– Я вспомнила только что, – сказала женщина, – что мне нужно свернуть здесь. Тебе лучше сойти.

Воаз–Иахин взял свою гитару, рюкзак, выбрался из машины. Женщина захлопнула дверь и защелкнула ее.

– Если юноша твоего возраста смотрит на тебя так, как ты, – сказала женщина, – значит, с одним из нас что‑то не в порядке. Или я не должна так думать, или ты не должен так смотреть.

Маленький красный кабриолет, в котором громко играла музыка, рванул с места и скрылся в направлении порта.

15

Иахин–Воаз никак не мог отделаться от аналогии с телепередачей. Стало быть, он принимает волну льва. Лев означает наказание. Конечно, это его жена и сын желают наказать его. А хотел ли он своего наказания? И был ли лев просто наказанием? Он не мог ответить на эти вопросы простым «да» или «нет».

Лев съел настоящее мясо. А чем он питался с тех пор, как три дня назад сожрал пять фунтов бифштекса? Теперь он, верно, отощал, живот впал от голода, ребра торчат? Если лев являлся лишь ему одному, то кто, как не он, обязан кормить его?

Зашедший в магазин покупатель спросил книгу по древнему искусству Ближнего Востока. Иахин–Воаз предложил ему две книги в мягких обложках и одну в твердом переплете и принялся распаковывать пришедшую утром посылку.

Покупатель был одним из постоянных клиентов магазина, ему хотелось обсудить свою покупку.

– Львы просто замечательны, – заметил он.

Иахин–Воаз от неожиданности выпрямился, забыв про книги, коричневую бумагу и шпагат.

– Какие львы? – спросил он.

– Вот здесь, – показал покупатель, – на барельефах северного дворца.

Он положил открытую книгу на стойку перед носом Иахин–Воаза.

– Полагаю, скульптор придерживался определенных правил в изображении царя и прочих людских фигур, однако львы от этого только выигрывают – у каждого свой индивидуальный трагический портрет. Вы видели оригинал?

– Нет, – сказал Иахин–Воаз, – хотя я жил недалеко от развалин.

– Вот так всегда и бывает, – заметил клиент. – Рядом с тобой одно из чудес света, вершина искусства того времени, а ты живешь с ним рядом и даже его не замечаешь.

– Да, – сказал Иахин–Воаз, перестав обращать внимания на его слова. Он переворачивал страницы, рассматривая фотографии барельефов. Перед ним встал умирающий лев, кусающий колесо колесницы.

– Легко заметить, к кому скульптор благоволил, – продолжал болтать клиент. – Деньги за заказ были, верно, царские, но сердце свое художник отдал льву. При всем внимании к деталям его одежды и кудряшкам в бороде царь – не более чем иероглиф, символ царского величия. Но лев!

Иахин–Воаз не сводил пораженных глаз со льва. Он узнал его.

– Царь – чуть ли вторичная фигура, – говорил клиент. – Заметьте, что тело льва, вытянувшееся в смертельном прыжке, – той же длины, что и копья, и становится одним долгим диагональным ударом вечно противостоящих друг другу сил. Этот удар поддерживается в равновесии вращающимся колесом, а в центре – хмурая морда умирающего льва, вцепившегося в него зубами. Вся композиция построена мастерски. Царь и вправдувтороразряден – он просто противовес. Он призван держать копье, и только, ведь именно царь, и никто иной достоин убить такого льва.

Да, думал Иахин–Воаз, эту хмурую гримасу ни с чем не спутаешь. Это его гримаса, и грива такая же. И затененные глаза те же самые. Правда, в последний раз он здорово потощал. Ну да, ведь он ничем не кормил его все эти дни! Мог ли лев питаться только тем, что приносил ему он, Иахин–Воаз? Больше никто не мог его видеть. А сам он видел ли кого‑нибудь, кроме него?

Иахин–Воаз так впился глазами в страницу, что казалось, что он никому не отдаст изображенного на ней льва. Клиент почувствовал, что его тонкое понимание предмета становится несущественным. Он ощутил легкую тревогу за книгу и забарабанил пальцами по стойке.

– Я возьму ее, – сказал он и вытащил чековую книжку.

– Но ведь это же колесо, – вдруг произнес Иахин–Воаз, не отрывая взгляда от неумолимого колеса о восьми спицах, часть которого стерлась от эрозии и выветривания камня. – Колесо. Он должен был понимать это. Это не царь. Возможно, царь даже не хочет, чтобы лев умирал. Он знает, что лев – тоже царь, возможно, даже больше, чем он сам. Это все колесо, колесо. Дело в этом. Скульптор, не царь, знал, что это колесо. Кусать его бесполезно, но кто‑то должен это делать. В этом вся суть.

– Можно расценивать это и так, – осторожно согласился клиент и взглянул на часы. – Вообще‑то мне уже пора.

– Конечно, – сказал Иахин–Воаз. Автоматически он выбил чек и завернул книгу, в душе гадая, сколько фунтов мяса понадобится, чтобы лев оставался в хорошем теле. Есть, конечно, и более дешевое мясо, чем бифштекс. Конина? Может, позвонить в зоопарк – уж они‑то смогут наставить его. Сказать им, что‑де тигр, а не лев. Может ли сам лев не знать, что это все колесо? Должен знать – с таким‑то осмысленным выражением на морде.

– Не будете ли вы так любезны, – встрял клиент, – дать мне книгу?

– Да, – ответил Иахин–Воаз, наконец‑то вручая ее клиенту и думая о том, насколько это странно, что кто‑то другой будет рассматривать фотографию животного, так тесно и чудно сросшегося с ним.

Весь остаток дня он нервничал и был неспокоен, ставил книги не на те места и забывал про них. Он быстро и спонтанно перебегал из одного конца магазина на другой, не помня, что ему там понадобилось. Мысли в его голове скакали.

Он боялся льва, дрожал и холодел при одной мысли о нем, – и страстно желал его увидеть. Кормить льва, похоже, было его обязанностью, и он беспокоился, во сколько ему это встанет.

Не выдержав, Иахин–Воаз позвонил в зоопарк, представился журналистом, проводящим расследование по заказу своего журнала, и задал вопрос – сколько мяса в день потребляет один взрослый тигр. Пришлось подождать, пока девушка на том конце наведет справки. Подойдя к телефону, она сказала, что каждому тигру дают двенадцатифунтовый окорок шесть раз в неделю. Оставшийся день их оставляют голодать.

– Двенадцать фунтов, – повторил Иахин–Воаз.

Ну, это вместе с костями, добавила она. Мяса в таком куске может быть от шести до семи фунтов.

А сколько может лев… то есть, он хотел сказать – тигр… голодать?

Она вновь удалилась. От пяти до шести дней, сообщила она по возвращении. Тигры в диком состоянии могут потреблять от сорока до шестидесяти фунтов зараз, а после этого ничего не есть в течение недели. Так что можно сказать – от пяти до семи дней.

А где они покупают мясо для тигров?

Они берут испорченное мясо, пояснила она и сообщила ему адреса мясных лавок.

Испорченное мясо! – подумал Иахин–Воаз, положив трубку. От этой мысли ему стало неуютно. Тухлое мясо, ну уж нет. Лучше он сэкономит на чем‑нибудь другом.

Потом он вновь ушел в мысли о колесе. Он представил свою жизнь в виде следа на песке пустыни, оставленного этим ужасающе непреклонным поступательным движением колеса. Он хотел, чтобы лев понял, что колесо, благодаря которому царь неизменно уносится прочь целым и невредимым, уносит царя и от него самого. Ибо если и были на свете многие колеса, то колесо было только одно. Колесо на повозке, привезшей льва на место его гибели, было тем же колесом, что и колесо царской колесницы, несущей царя к месту его будущей смерти. На свете было только одно колесо, и ничто и никто не смог бы выстоять против него.

Иахин–Воаз взял на складе другой экземпляр книги и несколько раз за этот день заглядывал в него. Пару раз он еле сдержался, чтобы не разрыдаться. Ему захотелось купить книгу, но он подумал о бифштексе и решил взять ее напрокат. Когда магазин закрылся, он поспешил с книгой домой, зайдя по пути купить мясо.

В мясной лавке он загляделся на висящие на крюках туши, подивился их наготе.

Весь вечер он просидел за своим столом, рассматривая фотографию льва, кусающего колесо. Гретель уже привыкла к его внезапным сменам настроения. Она уже не спрашивала Иахин–Воаза, почему иногда на его лице появляется такое выражение.

Он знал, что до рассвета встретит льва. Он чувствовал себя приговоренным к смерти и очень удивился, ощутив сексуальное желание. Иногда ему казалось, что определенные части его тела не подчиняются общему руководству.

Потом он лежал, устремив взгляд на ночное небо, озаренное огнями большого города. Во сне ему приснилось, будто он бежит по гигантской карте карт, а сзади настигает его, царапает спину, отрывает от нее куски мяса гигантское, окованное бронзой колесо.

Он поднялся в половине пятого, напрочь позабыв свой сон, принял душ, побрился, оделся и вышел на улицу, прихватив мясо для льва.

Его он увидел сразу же, как вышел из здания. Лев разлегся прямо посреди тротуара, и освещающий его сзади фонарь подчеркивал залегшие под нахмуренными бровями тени.

Он уже знает, что я знаю о нем, подумал Иахин–Воаз. Ведь мы с ним земляки. Ноги его ослабели, под ложечкой похолодело. Он хотел и не хотел приближаться ко льву, но тело само двигалось вперед без участия разума, который расположился внутри него, как пассажир, выглядывающий из его глаз и видящий, что лев увеличивается в размерах, а пространство между ним уменьшается.

Освещенная красная телефонная будка была в нескольких ярдах слева, и он стал двигаться в ее направлении, приближаясь ко льву по диагонали. Когда будка оказалась в десяти ярдах от него, а лев – в двадцати, Иахин–Воаз остановился и вновь ощутил запах знойного солнца, сухого ветра, – запах льва.

Лев медленно поднялся на ноги и стал смотреть на него. Он явноотощал, подумал Иахин–Воаз.

Он подался вперед и бросил льву мясо. Тот кинулся на него, наступил лапой и разорвал на куски, быстро глотая их и порыкивая. Потом он облизал клыки и глянул на Иахин–Воаза своими глазами, похожими на два незатухающих зеленых огонька.

– Лев, – услышал Иахин–Воаз свой собственный голос, – мы с тобой земляки, ты и я. – Его голос звучал очень громко на пустынной улице. Он бросил взгляд на темные окна в домах позади льва. – Лев – произнес он, – ты пришел из той тьмы, куда колесо увлекло тебя. Чего ты ищешь?

И он увидел ответ – пустыня цвета львиной шкуры, поющий зной, слепящее когтистое солнце, солнце льва, золотая его ярость и – тьма.

– Лев, – снова заговорил Иахин–Воаз, пораженный видением. Присутствие льва принижало, говорить было трудно. – Лев, – сказал он, – что я, чтобы говорить перед тобой? Ты царь среди львов, я вижу это очами. Я – не царь над людьми. Я не ровня тебе. – Пока он говорил, он смотрел в глаза льву, видел его лапы, хвост, не выпуская из виду будку и тихонько подвигаясь к ней.

– Но это ты, лев, высмотрел меня, – продолжал он. – Я не искал тебя. – Он сделал паузу, услышав эти свои слова. Лев пришел из вращающейся темноты колеса. Не вошел ли в эту темноту он, Иахин–Воаз, вооруженный одной своей картой?

Небо быстро светлело. Как и в то первое утро, над головой пролетела ворона и с карканьем уселась на трубу. Быть может, это была та же самая ворона. Иахин–Воаз подумал о той тьме, из которой вышел лев, захотел закрыть глаза и ступить в нее, но побоялся.

Перед его глазами возникли большие буквы, из которых сложились слова, сильные, вселяющие веру и почтение, словно то было изречение бога:

 
ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА ПРЕД ЛИЦЕМ ЛЬВА
 

Он как во сне чувствовал скрытое значение этих слов, которые застыли в нем, словно высеченные в камне.

И Иахин–Воаз закрыл глаза свои, и почувствовал растущую внутри тьму, и ощутил в себе ее вращение, и положился на нескончаемое ее движение. В своем сознании он увидел солнечный свет, яркие цветные узоры, испещренные падающим сверху золотом, солнечным светом, как на восточных коврах.

Он с улыбкой вспомнил о тьме. Да, думал он, удобно расположившись в лучах солнца, она всегда вращается. Всегда в одном направлении. Назад хода нет. Но тьма пробивалась сквозь солнечный свет, извивалась, слепя ужасом. Всегда в одном направлении. Назад хода нет. Я перестану существовать в любой миг, ужасался Иахин–Воаз. Мира больше нет. И нет больше меня.

Он выпал в черноту, опустился на самое дно вод времени, зарылся в первобытный зеленый ил и соль, увидел пробивающийся сквозь тростники зеленый свет. Быть. Продолжай. Верить в бытие. Он покоился там, усмирив свой разум и ожидая восхождения.

Оттуда, из зеленого света и соли, он поднялся и открыл глаза. Лев не шевелился.

– Господин мой Лев, – воззвал Иахин–Воаз. – Я верю в бытие. Я верую в тебя. Я страшусь тебя и счастлив, что ты существуешь. С почтением говорю я с тобой, и что я, чтобы говорить перед тобой?

Имя мое – Иахин–Воаз, торговец картами, изготовитель карт. Имя отца моего – Воаз–Иахин, что торговал картами до меня. Имя сына моего – Воаз–Иахин, и сего я оставил в лавке вместо себя. Думаю, он недолюбливает карты, а с ними – и меня.

Кто я? Мой отец лежал в гробу, и его борода торчала словно дуло. Когда он был жив, он хвалил меня и ожидал от меня многого. С раннего детства я рисовал четкие и прекрасные карты, и восхищались ими. Мои родители ждали великих дел от меня. И для меня. Великих дел для меня. И я, конечно, желал их для себя тоже. – Иахин–Воаз почувствовал, как горло его напрягается – в нем рос, формировался, рвался болью высокий звук, бессловесная мольба. – Аааааааааааааааа! – издал он его, голый жаждущий звук. Уши льва насторожились.

– Они хотели, – выговорил Иахин–Воаз. – Я хотел. Два хотения. Не одно. Нет. Два.

Лев тихонько подползал к нему, не отрывая горящих зеленых глаз от его лица.

– Как звучит не–хотение, владыка мой Лев?

Лев встал на лапы и заревел. Звук заполнил всю улицу, подобно паводку, реке звука, окрашенного в львиный цвет. Из своего времени, с выжженных равнин, и ловушки, и падения в нее, и кусочка синего неба высоко над головой, из своей смерти на копьях, на сухом ветру, дующем по направлению к вращающимся темнотам и огням, к утреннему свету над городом и над рекой с ее мостами, лев посылал свой рев.

Иахин–Воаз плыл по реке этого звука, шел по долине его и дошел до льва и его глаз, янтарных в утреннем свете.

– Лев, – произнес он. – Брат Лев! Лев Воаз–Иахинов, священный гнев сына моего и золотая его ярость! Но ты больше этого. Ты – мой и моего утраченного сына, и ты – моего отца и меня, утраченного для него навеки. Ты – всех нас, Лев. – Он подошел слишком близко, вперед метнулась тяжкая когтистая лапа и ударила его по бедру. Он отлетел вправо, где находилась телефонная будка, и моментально оказался внутри нее, лихорадочно запирая дверь и ожидая звона стекла, тяжелой лапы с ее когтями и раскрытых челюстей смерти. Он потерял сознание.

Когда разум вернулся к Иахин–Воазу, светило солнце. Его левая рука страшно болела. Пропитанный кровью рукав висел на одних нитях, рука была в крови, пол будки был весь залит ею. Кровь все еще текла из длинных глубоких царапин, оставленных львиными когтями. Попало и его часам: разбитые, они застыли на половине шестого.

Он открыл дверь. Лев исчез. На улице было еще мало народа, автобусная остановка была пуста. Должно быть, еще раннее утро, думал он, ковыляя к дому и оставляя за собой капельки крови.

Он хотел сказать льву о колесе и только теперь осознал, что у него совсем выскочило это из головы.