Текст книги "Его величество Человек"

Автор книги: Рахмат Файзи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

–Пусть будет жив-здоров! Ну, до свидания, не будем задерживать вас,– сказал Ариф-ата.

Когда кузнец скрылся из глаз, Абдухафиз сочувственно вздохнул:

–Видно, трудно ему жить стало.

–Легко ли накормить и одеть столько детей? Они как раз в той поре, когда нужно хорошее питание. Тут и горы запасов не хватит... Мехриниса на днях продала ювелиру жемчужную нить и два браслета.– Ариф-ата, как обычно, был в курсе жизни всей махалли. Это всегда удивляло Абдухафиза.

Абдухафиз не знал, что Махкам-ака продает свои вещи, и теперь очень огорчился. Чем же помочь кузнецу? Медленно ступая за Арифом-ата, Абдухафиз поднялся в чайхану. Икбал-сатанг ушла домой. Ариф-ата у самовара принялся заваривать чай.

Присев на краю террасы, Абдухафиз печально уставился в землю. Люди... Стойкость... Жизнь и смерть... Благородство... Нужда. Абдухафизу казалось, что он бережно берет в руки каждое из этих слов, стирает с него налет обыкновенности и медленно постигает истинный смысл, таящийся в нем. Абдухафиз размышлял об этом, наблюдая, как снизу вверх по его костылю, прислоненному к столбу, ползет большеголовый муравей и с великим трудом, собрав все силы, то волочит, то перекатывает, то подталкивает сзади кусочек урюка. Вот так теперь и Махкам-ака тащит на своих плечах непосильный груз и все-таки справляется с ним.

Мысли Абдухафиза прервал Ариф-ата. Он подошел с чайником и пиалами и устроился рядом.

–Попьем горяченького чайку. Очень успокаивает,– сказал старик и понюхал пучок райхана, вытащив его из-за уха.

Глава восемнадцатая

Заходит солнце, опускается вечер, отдыхают птицы, все живое отдыхает, а Мехриниса и вечером не знает покоя. Не замечает, как пролетают дни. Кажется ей, что засверкавшее утром на верхушке черного тополя солнце в одно мгновение передвигается в другой конец двора; не успеет остынуть вода в самоваре, поставленном к завтраку, как Мехриниса уже разводит огонь в очаге, чтобы готовить обед.

Но Мехриниса не сетовала на свою долю. (Кстати, на то, чтобы сетовать, тоже надо иметь время.) Огорчало ее только одно: нехватка денег и продуктов. Обед пришлось заменить чаем из сушеных яблок и яблочных листьев с кишмишом и урюком. Горячая еда на ужин тоже стала большой редкостью. Мехринису расстраивало, что она не может досыта накормить детей.

Как-то в свободную минуту, сидя у очага, она вспомнила прежние времена. Эх, хорошая была жизнь! О еде она вообще никогда не думала. Мехринису тогда волновало другое: ровно ли надвинута на лоб тилла-каше – металлическая; подвеска с бирюзой, хорошо ли на ней сидит платье из атласа? А мечтала она... Даже стыдно вспомнить, что мечты её не шли дальше жемчужной нити, которую она видела на шее у супруги торговца мануфактурой. Махкам-ака, узнав об этом, сказал, ласково улыбаясь: «Жена, твоя шея и грудь в тысячу раз краше любого жемчуга... Жемчуг только стесняет дыхание». Тогда кузнец просто не мог еще подарить Мехринисе жемчуг. Он сделал это позднее...

И даже в те годы, когда все подорожало, Мехриниса не знала нужды, и всегда на столе в ее доме были кукурузные лепешки, а на плечах сатин и шелк...

Мехриниса вздохнула и с грустью отвела взгляд от догорающих в очаге углей. И вдруг ей стало стыдно. Словно раздвинулись стены – и она увидела объятую пожаром огромную страну и тысячи голодных, измученных людей, лишенных крова.

Она встала, оглянулась на подозрительно притихших детей и сказала вслух:

–Какая же я неблагодарная! Напилась чаю с урюком и гляжу в огонь от безделья! Ну и пусть мы хлеба с маслом не видим, зато каждый день едим свеклу! И хоть один сундук уже пуст, зато другой еще от добра ломится!

–Мама, ты что? – с испугом спросил Мехринису Витя.

–Да так, сама с собой разговорилась, сынок,– горько усмехнулась Мехриниса.– Сарсанбай! Дети! Давайте чистить тыкву!

Это занятие стало уже привычным для детей, но лучше других с ним справлялся Сарсанбай. Зато Остап и Витя стали непревзойденными мастерами по чистке свеклы. Галя и Абрам обычно собирали в корзину кожуру и следили за очагом. Для всех находилось дело. Только маленькая Леся путалась под ногами, вмешивалась во все и при этом умудрялась испачкаться с ног до головы. Мехриниса смотрела на детей и радовалась: большая у нее семья, дружная!

Отдыхал душой дома и Махкам-ака. Придет с работы усталый, выжатый как лимон, вроде и шевелиться-то сил нет, а посмотрит на веселые детские лица, прикоснется к шелковистым волосикам Леси, и, кажется, кровь начинает быстрее течь в жилах. Чувство блаженства охватывает кузнеца, он готов снова идти в кузницу и работать еще смену... Но надо помочь Мехринисе – это Махкам-ака хорошо понимал. Чаще всего кузнец брал на себя заботу о покупках на базаре. Правда, ходил он по базару долго, а покупал все втридорога, за что и попадало ему от жены. На базар Мехриниса старалась теперь ходить сама, но возвращалась всегда печальная и неразговорчивая. Мешок нынче трудно было наполнить продуктами доверху, а пачка денег таяла на глазах – не оставалось даже на спички. Однажды не осталось и на трамвай. Мехриниса заметила это не сразу, вошла в трамвай, и тут вдруг обнаружила, что платить нечем. Краска залила ее лицо. Она хотела вместо денег отдать кондукторше купленный картофель, но кондукторша, видно, узнала ее и поняла, в чем дело. «Заплатите в следующий раз»,– сказала она и быстро отошла от Мехринисы.

До сих пор Мехриниса вспоминает и другую историю, которая произошла с неделю назад. И, вспоминая, то смеется, то плачет.

Мехриниса возвращалась с базара. В одну руку взяла мешок со свеклой, в другую – с кукурузой, а тыкву пристроила на голове. С такой ношей она подошла к книжному магазину. Немолодой продавец отложил газету, снял с головы Мехринисы тыкву, помог сложить в угол мешки и, видя, что женщина устала, любезно предложил ей присесть. Мехриниса охотно опустилась на табурет, вытянула усталые ноги.

–Хочу детям купить книги, тетради, отец,– сказала она, вытирая пот со лба.

–Пожалуйста, мать. Какие книги, тетради? – Продавец только теперь понял, что женщина зашла не для передышки, а за покупками.

–Буквари для первого класса.

–Вот, мать.– Продавец подал ей книгу.

–Дайте три,– попросила Мехриниса,– и на русском языке.

–Пожалуйста,– перебирая книги и с удивлением, поглядывая на покупательницу, ответил продавец.

–Мне нужны еще тетради, чернильницы, ручки.

–Пожалуйста.

Продавец сложил книги и тетради в стопку и начал щелкать на счетах. Мехриниса полезла в правый карман безрукавки за деньгами, но кармана не оказалось – он был срезан.

–Ой! – в ужасе воскликнула Мехриниса.

–Что случилось, мать?

–Ничего...– Мехриниса с трудом взяла себя в руки.– Зря побеспокоила вас. Отложите мне все это. Я приду через несколько дней и заберу,– как можно спокойнее сказала она.

«Ей тяжело нести, решила взять в другой раз»,– подумал продавец, но, заметив, что женщина нервно роется в карманах, понял, что деньги пропали.

–Что случилось, мать? Не стесняйтесь, говорите!

–Деньги я выронила,– виновато сказала Мехриниса, стараясь закрыть рукой срезанный карман.

–Много ли было денег, мать?

–Одна тридцатирублевая.

Продавец сочувственно посмотрел на покупательницу и вышел на улицу.

–По какой дороге вы шли?

–Да разве найдется, отец!

–Без надежды – один шайтан.– Продавец пошел по тротуару, внимательно глядя под ноги.

–Не утруждайте себя, отец! – печально пробормотала смущенная Мехриниса.

Продавец прошел до угла и вернулся.

–Видимо, деньги вы уронили на базаре, мать.

–Ладно, отец.

–Э-э,– протянул продавец и вдруг сказал:– Книги вы забирайте, деньги отдадите, когда пойдете в следующий раз на базар. А вот вам мелочь на трамвай.– Он протянул Мехринисе три монеты.– Не стесняйтесь, мать, не стесняйтесь... Хорошая вы женщина: у вас такая тяжелая ноша, а вы еще выполняете чью-то просьбу.

Мехриниса не могла понять, о чем говорит продавец. Вопросительно посмотрела на него.

–Я догадываюсь, мать, что книги вы купили не для себя. Хотите выручить знакомых, да?

–Нет, отец. Купила для своих детей.

Как?!

–В школу идут трое. Поэтому и попросила всего по три...

Продавец уставился на Мехринису, пытаясь уяснить, почему же эта странная узбечка покупает русские буквари.

–Пусть будут здоровы ваши дети, пусть здоровы будут... Пусть доставят вам спокойную жизнь.– Так ничего и не поняв, продавец помог Мехринисе поднять мешки, и она медленно двинулась к трамвайной остановке.

Едва Мехриниса скрылась, как продавец вдруг все вспомнил. «Да ведь это жена того самого кузнеца! Эх, а я-то, недотепа, не сообразил сразу». Он перерыл кипу старых газет и нашел страницу, где на фотографии в окружении старших детей сидели муж и жена. Младшие разместились у них на коленях. «Она самая. Деньги за книги и тетради не возьму. Пусть это будет подарком ее детям...»

А Мехриниса всю дорогу думала о добром продавце и о том неизвестном, который срезал карман: кто он, этот жулик, и как докатился до такой жизни? Странно, почти не было жалко денег, жалела Мехриниса лишь маленькие щипчики для подравнивания бровей, служившие ей с девичьей поры.

Она всегда тщательно следила за собой. Даже и теперь, когда совсем не было свободного времени, Мехриниса урывала все же минутку, чтобы привести в порядок одежду, волосы, лицо. Разглядывая ровные дуги ее бровей, слегка подкрашенные сурьмой, Икбал-сатанг как-то сказала:

–И когда это вы все успеваете?

–Апа,– ответила тогда Мехриниса,– дети мои растут, и я просто обязана быть всегда подтянутой и аккуратной. Они ведь берут с меня пример.

Что там дети, сама Икбал-сатанг после этого разговора чаще стала разглядывать свое лицо в зеркале, подолгу разглаживая морщинки у глаз.

Сейчас, подшивая Сарсанбаю брюки, Мехриниса опять вспомнила про щипчики. Все-таки жаль их. Блестящие бока у щипчиков облезли, потемнели, зато кончики были остры как бритва...

«Ну ладно, в другой раз буду внимательнее, не зевать!.."

–На, примерь-ка свои брюки,– подозвала Мехриниса Сарсанбая.

Мальчик надел брюки. Они оказались немного длиннее, чем надо.

–Когда вернешься из школы, подверну внутрь и снова подошью.

Взяв щетку, Мехриниса начала чистить ваксой поношенные Витины ботинки. Конечно, вакса не скрыла дыр на ботинках, и Мехриниса впала в полное уныние.

–Все обещали: купим, купим, а до сих пор не купили,– ворчал Витя, завязывая шнурки.

–Ну, что ж делать, сынок, нет в магазине. Как появятся – сразу купим. А пока можно поносить и такие.

Что еще могла сказать мать сыну? Разве поймет он, что не только ботинок в магазине, но и денег на их покупку нет.

Махкам-ака и Мехриниса тщательно собирали детей в школу, но сделать удалось далеко не все. Не сумели купить Вите ботинки, не у всех были и портфели. А тянуть со школой дальше было нельзя: дети могли отстать от своих сверстников. Вот потому-то Мехриниса решила вести их в школу.

Пока Остап и Сарсанбай заворачивали свои книги в газету, Леся приставала к брату:

–А когда я пойду в школу, ака?

–Через три года.

–Через сколько дней будет три года?

Остап растопырил свою пятерню, начал объяснять сестренке, загибая пальцы.

–Ой... как много, ака!..– огорчилась Леся.

–А я через год пойду,– похвастался Абрам.

Мехриниса принесла три ломтика хлеба.

–Это вам, дети. Поедите на перемене.

Остап и Витя завернули хлеб в газету, Сарсанбай же тайком от матери приложился к своему куску.

–Мама, а Сарсанбай уже ест хлеб,– поспешила доложить Леся.

Сарсанбай хмуро посмотрел на нее.

–Ты ведь только что позавтракал, сынок. А что будешь есть в школе? – мягко сказала Мехриниса.

Сарсанбай неохотно завернул в бумагу надкушенный ломтик, положил в портфель.

–Ну, вы готовы? Пошли! Абрам, Галя, на улицу не выходите, играйте здесь, на айване. Я скоро вернусь.

Мехриниса взяла Лесю за руку. Витя, Остап и Сарсанбай шли впереди, гордые и довольные.

–Ассалому алейкум, Мехриниса! – поздоровалась соседка Захира. Она стояла возле своей калитки.– Куда это вы путь держите?

–Веду детей в школу.

–Вот как! А ты, красавица моя, тоже идешь учиться? – Захира обняла Лесю.

–Нет, хола. Я пойду учиться еще через три года,– объяснила Леся, растопырив пальчики.

–Вот как! Ах ты милая моя! Ну, будьте все здоровы.

Мехриниса и дети пошли дальше. Захира ласково смотрела им вслед. Неизвестно откуда перед Захирой вдруг появилась Таджихон.

–Да разве такие дадут спокойно жить?

–Ой, откуда вы взялись? Напугали меня. Ну вас,– рассердилась Захира.

–С неба свалилась,– засмеялась Таджихон.

–Похоже! Я тут дивлюсь на Мехринису. Повела детей в школу.

–Ну и что, если даже будут учиться? Разве станут они, ей родными?

–Да вы что говорите, апа?

–Вскормишь осиротевшего теленка – будешь плавать в масле, воспитаешь ребёнка-сироту – только наживешь себе горя.

–Как у вас поворачивается язык, апа, говорить такое? Услышит Мехриниса, будет стыдно!

–Не я сочинила. Исстари так говорится. Наверное, впервые и сказал какой-нибудь бедолага, воспитавший сироту себе на горе.

–Нечего вспоминать старое, не то теперь время. Все нынче по-другому. Вон Мехриниса... Война сделала детей сиротами, а она возвратила им счастье.

–Посмотрим еще, чем все это кончится,– злобно скривилась Таджихон, повернулась и направилась к своему дому.

–С дурного языка – дурные слова! – крикнула Захира ей вслед.

Двухэтажное здание школы выходило на широкую улицу. Мехриниса не раз проходила здесь и всегда останавливалась у решетки, которой был обнесен двор, смотрела на детей, резвившихся среди клумб. Однако заходить в школу ей не доводилось. Сейчас Мехринису охватило волнение: как примут ее детей, разрешат ли им посещать школу, не отчитают ли за то, что она привела их так поздно?.. Учебный год-то ведь давно был в разгаре.

Мехриниса открыла тяжелую дверь и остановилась. В просторном вестибюле было шумно. Множество детей неутомимо сновали во всех направлениях, звонкие голоса сливались в один веселый гомон, от которого с непривычки сразу

же закладывало уши.

–Ну, пойдем же, мама.– Остап взял Мехринису за руку, и они двинулись по широкому коридору, пробиваясь через нескончаемый живой поток.

Мехриниса шла нерешительно, боязливо озиралась по сторонам, зато дети ее чувствовали себя свободно. Витя шествовал важный, надутый. Остап радостно улыбался, а Сарсанбай, пользуясь растерянностью матери, исподтишка дергал за косички подворачивавшихся по пути девчонок.

Возле двери с надписью «Директор» все остановились. Как раз в этот миг зазвонил звонок, и шум стал смолкать. Мехриниса открыла дверь в кабинет.

–Ассалому алейкум! Можно войти?

–Ва алейкум ассалом. Проходите, садитесь.– В глубине кабинета в кресле с высокой спинкой сидела пожилая женщина.

Мехриниса присела на краешек стула.

–Детей вот привела,– сказала она и смолкла, не зная, что говорить дальше.

–В какой школе они учились? Какова причина перевода?

–Не учились они. Только теперь пойдут в школу.

–Только теперь? Но учебный год, как вы знаете, давно начался. Вы что, только приехали?

Дверь открылась, заглянула Леся. Как и других детей, мать оставила ее за дверью, наказав терпеливо ждать. Леся не выдержала ожидания.

–Входи, девочка. Это ваша дочка?

–Моя. Но учиться я привела других детей. Они в коридоре.

Директор выглянула в коридор, весело сказала:

–Ну-ка, заходите, ребята!

Дети Мехринисы вошли в кабинет. Сарсанбай и тут не мог стоять спокойно. Комкая тюбетейку в руке, он бегло оглядел комнату и ткнул Витю в бок.

–Как их фамилия? – спросила директор Мехринису.

–Махкамовы.

–Все Махкамовы?

–Да.

–Погодите, сестричка. Вы не жена ли того самого кузнеца Махкама-ака?

—Да.

Женщина рассмеялась и сразу помолодела. Присела рядом с Мехринисой, положила руку ей на плечо.

–То-то, я смотрю, ваше лицо мне знакомо, только не могу вспомнить, где я вас видела. Я решила, что вы просто уже бывали у меня. Теперь вспомнила. Даже вспомнила ваше имя – Мехриниса. В газете о вас очень хорошо написали. В такое время нет приема в школу, но для вас сделаем исключение. Мы сами, вообще-то, должны были прийти к вам за детьми... Когда начнутся каникулы, отправим их в лагерь. Ну, давайте запишу-ка я ребят.– Директор вернулась к столу и села.

Я хотела посоветоваться с вами,– осмелела Мехриниса.– Эти двое,– она показала на Витю и Остапа,– конечно, будут учиться в русском классе. Не трудно ли будет Сарсанбаю? Может, ему лучше пойти в узбекский класс?

Сарсанбай вскочил с места.

–Нет, мама, я буду учиться вместе с Витей и Остапом.

Во второй половине дня из школы вернулись Остап и Витя.

Леся бросилась к брату:

–Что получил, ака? Пять? Ну, говори же!

–Сегодня отметки не ставили.

–Когда будут ставить, ты пять получишь? Да?

–Да,– снисходительно улыбнулся Остап.

Мехриниса убрала свое шитье, разожгла самовар, потом поставила хантахту и расстелила дастархан. Остап, снимая ботинки в прихожей, рассказывал матери школьные новости.

–Знаете, мама, к нам в школу приходила комиссия.

–Какая комиссия?

–Не знаю.

Остап радостно покрутился на пятке и убежал к детям.

Мехриниса позвала детей к дастархану и тут только обнаружила, что Сарсанбай еще не вернулся. Она вопросительно взглянула на Остапа.

–Не знаю,– пожал плечами Остап.

–Вы же вместе были в классе!

–Вместе, но только после уроков он куда-то ушел,– с равнодушным видом сказал Витя.

–Куда же он ушел? – воскликнула Мехриниса, и сердце ее снова тревожно застучало.– Разве братья так поступают?

Она торопливо вышла за калитку. Длинная, узкая улица была пуста. Она вернулась в дом, поспешно накинула на себя шаль и строго велела детям:

–Сидите смирно, и чтобы никто никуда не выходил!

Когда за матерью захлопнулась калитка, первой молчание нарушила Леся. Она вскочила, вытаращила глазенки и закричала:

–Что же будет, если он потерялся совсем?

– Не потерялся! Нашел же тебя папа, найдет и Сарсанбая,– спокойно возразил Витя.

–Это ты виноват,– сказал вдруг Вите Остап.– Пожаловался, что тесно тебе сидеть, и пересел от Сарсанбая на другую парту.

–Я? Ведь мне велела учительница.

–Сначала ты сам захотел.

–По-твоему, Сарсанбай из-за меня потерялся? – Витя рассердился и даже покраснел.

–Ребята, чай остынет,– вмешалась Галя, пытаясь примирить братьев.

–Сарсанбай тоже проголодался, наверное,– с сочувствием сказал Абрам.

–Сам виноват. Хлеб съел еще в первую перемену,– сердито пробурчал Витя.

Мехриниса тем временем металась по улицам. Побежала в школу – дети все уже разошлись. Дважды обошла школьный двор – никого.

–Вы не видели смуглого мальчика с книгами и тетрадями в руке? – спросила она случайно встретившегося ей милиционера.

–Нет, не видел.– Милиционер с любопытством глядел на женщину.– Хола, извините, вы не Мехриниса-апа?

–Да. А что такое?

–Узнал вас... А кого из детей вы ищете?

Мехриниса все рассказала милиционеру.

–Вот что, Мехриниса-апа, идите-ка домой, а я займусь поисками. Не волнуйтесь. Мальчика мы найдем.

Мехриниса, устало передвигая ноги, направилась к дому. Несколько раз она оглядывалась назад: не догоняют ли ее милиционер с Сарсанбаем? Но знакомых фигур не было видно.

Присмиревшие дети сидели по углам. Увидев, что мать вернулась одна, они даже не решились к ней подойти и только испуганно следили за каждым ее движением. Мехринисе стало жаль их. Она вспомнила, как муж сказал ей, когда она плакала, что нет писем от Батыра: «Не показывай слезы детям, они и так много пережили, их нужно поберечь». Мехриниса взяла себя в руки.

–Что это вы так сидите? Не проголодались?

Увидев, что мать повеселела, дети моментально вылезли из своих углов.

–Проголодались, мама, очень проголодались.– Леся забралась к Мехринисе на колени и принялась обнимать ее.

–Иди скорее, Остап, принеси угля в совке. Самовар-то остыл уже.

После чая дети затеяли какую-то веселую и шумную игру, а Мехриниса села стегать одеяло Лесе.

Работа двигалась медленно. Мехриниса с беспокойством смотрела на часы. Время шло, но ни Сарсанбай, ни милиционер не появлялись. Мысли одна страшнее другой не давали ей покоя.

К вечеру, когда начали сгущаться сумерки, Мехриниса не находила себе места. Не радовали, не отвлекали и шумные игры детей. Мехриниса развела огонь под очагом, налила воду в котел, и тут вбежал взволнованный Абрам.

–Мама, машина приехала!

«Сарсанбая задавило, и его привезли...» – подумала Мехриниса, почувствовав слабость в ногах. Медленно, как во сне, она вышла из дома. Посреди двора стоял улыбающийся Махкам-ака, окруженный детьми.

–Дада, Сарсанбай пропал! – кричала Леся.

–Мы ходили в школу,– старался завладеть вниманием отца Витя.

–Дада, в школе была комиссия. Приходил и Аскар-амаки,– выложил Остап беспокоившую его весь день новость.

Дети не давали Махкаму-ака открыть рот. И тут Мехриниса вдруг увидела, что у калитки стоят Ахунбабаев и еще какие-то люди, с любопытством глядя на детей и стараясь не мешать их встрече с отцом.

–Ну, хватит, хватит, деточки мои! – наконец освободился из объятий малышей Махкам-ака.– Мать, расстилай курпачу, дорогие гости пришли.– Кузнец обернулся к калитке.– Проходите, проходите, Аксакал. Кадырходжа, Исмаилджан, пожалуйте...

Мехриниса приложила руки к груди, поздоровалась и ушла в комнату стелить курпачу. Дети примолкли, отошли в сторонку и почтительно поздоровались с каждым гостем в отдельности. Ахунбабаев внимательно рассматривал их, ласково улыбался.

–Как тебя зовут, доченька? – спросил он Лесю, приглаживая ей растрепанные волосы.

–Леся.

Ахунбабаев взял девочку на руки.

–А как зовут маму?

–Мехриниса,– сказала доверчиво Леся. Ей понравился этот дядя с большими и теплыми руками.– Мама сегодня расстроена, потому что пропал Сарсанбай,– громко поделилась она с Ахунбабаевым.

–Найдем, найдем твоего Сарсанбая.– Ахунбабаев, смеясь, посмотрел на присутствующих, как бы спрашивая: «В чем дело?» Но никто ничего не знал.

–Если папа пойдет разыскивать сам, сразу найдет. Он меня сразу нашел,– продолжала Леся, чувствуя, что теперь ее слушают все, не только Ахунбабаев.

–Ну, как же не найти такую умницу, такую хорошую девочку!

Леся крепко обняла Ахунбабаева за шею и поцеловала в обе щеки, затем, посмотрев на его колючие усы, осторожно пощупала их. Все засмеялись.

–А хочешь быть моей дочкой? – шутливо спросил

Ахунбабаев.

–Нет! – Девочка сразу насторожилась.

–У твоего папы много детей, а у меня никого нет. Иди ко мне жить!

–Нет, нет,– уже сердито повторила Леся и задрыгала ногами.– Спустите меня на землю!

Ахунбабаев поставил Лесю на айван.

–Я пошутил, доченька, пошутил.– Он поцеловал девочку и взял из рук мужчины в полувоенном костюме большой сверток.

Дети завороженно глядели, как он развязывал шпагат. В свертке оказались коробочки с конфетами. Ахунбабаев раздал конфеты детям и в недоумении оглянулся: одна коробка осталась у него в руках.

–Это Сарсанбаю,– робко подсказал ему Абрам.

–Да, да... Отдайте Сарсанбаю.– Ахунбабаев протянул коробку Абраму, так и не разобравшись, куда делся загадочный Сарсанбай.

Дети дружно поблагодарили Ахунбабаева, но никто не решился открыть свою коробку, только Леся настойчиво тянула за ленточку, но та, вместо того чтобы развязаться, затянулась узлом.

–Проходите, дорогие гости! Все готово! – Махкам-ака появился на айване.

–В сущности, уста, можно было бы здесь, на воздухе, посидеть,– заметил Кадырходжа.

–Нет, нет! В кои веки собрались вы к нам, и что же – сидеть на улице? Прошу в комнату!

–Действительно, времени для встреч нет, и все-таки встречаться надо. Без этого жить будет еще труднее. Как вы считаете, руководители? – Ахунбабаев, улыбаясь, посмотрел на Кадырходжу и Исмаилджана.

–Работа работой, а дружба дружбой, Аксакал. Мы очень рады, что вы нашли время прийти к нам,– ответил Кадырходжа и тоже улыбнулся.

Все вошли в дом, и в нем сразу стало тесно. Керосиновая лампа тускло освещала комнату.

–Уста, где у вас здесь проходит электролиния? – спросил Ахунбабаев, глядя на лампу.

–На соседней улице. Начали проводить и к нам, да помешала война.

Молодой человек, сопровождавший Ахунбабаева, переглянулся с ним, достал записную книжку и что-то пометил в ней.

Мехриниса принесла самовар, расставила посуду.

–Добро пожаловать!

Блестя огромными черными глазами, она села у стола и, обращаясь с гостями, как со старыми знакомыми, принялась расспрашивать их о житье-бытье.

–Как вы поживаете, отец? Как жена, дети? – без всякой робости спрашивала она Ахунбабаева.

–Спасибо. Все здоровы. Пусть и у вас все будет хорошо,– отвечал Аксакал.

–А как вы поживаете? Жена поправилась? Получаете ли письма от дочки? – заговорила Мехриниса с Кадырходжой.

–Дочка пишет часто, всем передает привет.

Мехриниса нашла о чем побеседовать и с Исмаилджаном, и с молодым человеком, сидевшим рядом с Ахунбабаевым...

Растерявшийся от встречи с Аксакалом, Махкам-ака был очень рад, что жена оказалась такой любезной хозяйкой и ведет себя просто и естественно. «Молодец, жена, молодец!» – думал кузнец с облегчением.

После того как Ахунбабаев, прихлебывая чай, рассказал смешную историю о сапожнике, выпившем на спор полуведерный самовар, все, в том числе и Махкам-ака, почувствовали себя совсем непринужденно.

–К сожалению, нам нужно ехать, да и вас задерживать неудобно.– Худощавое лицо Ахунбабаева стало сразу серьезным.– Уста, партия и правительство от души признательны вам.– Ахунбабаев потеплевшими глазами смотрел на Махкама-ака и на Мехринису.– Народ не забудет ваши имена. Огромное спасибо вам говорят и бойцы, сражающиеся на фронтах. А в будущем, когда вырастут эти дети, они сами до земли поклонятся вам за то великое добро, которое вы для них делаете. Будем живы-здоровы, увидимся еще...

Ахунбабаев не успел договорить – с улицы послышались крики детей. Мехриниса быстро выскочила из комнаты. У крыльца стоял милиционер, держа за руку Сарсанбая. Мехриниса бросилась к мальчику, прижала его к себе.

–На вокзале он был. Обещал больше таких прогулок не устраивать,– устало сказал милиционер.

–Арестовать бы его! – воскликнула Мехриниса и тотчас испугалась своих слов. Она обернулась к милиционеру и, стараясь оправдать Сарсанбая, заговорила быстро-быстро: – Сам он, наверное, не знает, как это получилось. Конечно, не знает. Извините его, амаки!.. Ты проголодался, сынок? Идем скорее кушать.– Мехриниса снова обняла Сарсанбая.

Крупные, как горошины, слезы закапали из глаз мальчика.

–Пожалуйте в комнату. Выпейте пиалушку чая,– пригласила Мехриниса милиционера, но тот торопился и, отдав честь, ушел.

Из комнаты с шумом вышли гости. Мехриниса что-то шепнула Сарсанбаю на ухо, он подбежал к гостям и поздоровался с ними так весело, точно кто-то другой только что лил горькие слезы.

–Вот какой ты славный мальчик,– ласково похлопал Сарсанбая по плечу Ахунбабаев.– Только больше не убегай, не огорчай маму с папой. Не успеете и оглянуться, уста, как эти парни подрастут. Достойная будет нам смена.

Ахунбабаев снова дружелюбно посмотрел на Махкама– ака и принялся прощаться с детьми за руку, как со взрослыми. Уже у самой калитки он внезапно остановился.

–А что там за дувалом, уста?

–Пустырь, он выходит к арыку.

–Вам этот двор теперь не мал? – спросил Аксакал.

–Ничего, умещаемся,– улыбнулся Махкам-ака.

–Ладно.– Ахунбабаев что-то сказал молодому человеку, и тот опять сделал пометку в записной книжке.– Уста, вот этого молодого человека вы запомните.– Ахунбабаев повернулся к Махкаму-ака.– Он хороший человек и хороший хозяин. Когда нам что-нибудь от него нужно, мы становимся перед ним на колени, складываем руки на груди – и, знаете, он всегда нам помогает.– Ахунбабаев рассмеялся, а молодой человек покраснел до ушей.– Если и вы когда-нибудь обратитесь к нему, думаю, он не оставит вашу просьбу без ответа.

–Спасибо, Аксакал, спасибо.

–И от меня спасибо,– взволнованно сказал Кадырходжа.

–Ваш начальник, уста, человек тоже не маленький.– Ахунбабаев поглядел на Кадырходжу.– Его тоже иногда можно побеспокоить просьбой.

–Да нам ничего не надо. Спасибо за заботу,– благодарил Аксакала Махкам-ака.

Гости сели в машину и уехали вместе с кузнецом. Дети и Мехриниса долго стояли на улице. Уже машина скрылась из виду, улеглась поднятая ее колесами пыль, а они все смотрели и смотрели вслед.

–А почему папа уехал? – спросил Абрам.

–Папа приезжал с работы, сынок, и уехал опять на работу. Вернется утром. Он сегодня снова работает две смены...

Глава девятнадцатая

Не один Махкам-ака – почти вся артель работала теперь по две смены. Случалось оставаться и на третью смену. Порой даже Исмаилджан, председатель артели, сам становился на место уставшего до изнеможения или заболевшего кузнеца. Бумаги, принесенные секретарем, он подписывал тут же, на горячей наковальне. Кадырходжа знал, где разыскать председателя, и шел прямо в кузницу. Работы было много. Военный заказ еще не до конца выполнили, а тут началась горячая пора полевых работ. Приходилось брать заказы и для сельского хозяйства. Рабочих рук не хватало: лучших, опытнейших кузнецов направили на военные заводы. Управленческий аппарат сократили до предела. Всех, кто мог работать физически, перевели в кузницу. В конторе сидели лишь бухгалтер да секретарша.

Однажды незадолго до конца второй смены Сали-уста, работавший рядом с Махкамом-ака, вдруг упал без сознания. Его немедленно отправили в больницу. Заменить Сали-уста было некому. Закончив свою смену, Махкам-ака немного передохнул и взялся за работу Сали. Пришлось отстоять и третью смену.

Мехриниса уже привыкла к тому, что муж сутками не появлялся дома.

Как-то утром она встала рано, прибрала во дворе: подмела, побрызгала водой. Только собралась постирать, как вернулся Махкам-ака. Черные тени легли у него под глазами, от усталости он еле передвигал ноги, но был весел.

–Ассалому алейкум, хорманг,– сказала Мехриниса, подходя к мужу.

–Доброе утро! Бери, обрадуй детей.– Кузнец протянул жене сверток.– Вчера ходил в магазин, вот кое-что купил.

Бросив сверток на краю айвана, она пошла посмотреть, кипит ли самовар, а по дороге крикнула в открытую дверь:

–Эй, дети, вставайте, отец пришел! Вставайте! Опоздаете в школу!

Дети крепко спали. Махкам-ака сам принялся тормошить их.

–Выходной же сегодня,– пробормотал Витя и натянул на голову одеяло.

Сарсанбай перевернулся и во сне толкнул Остапа, от этого Остап открыл глаза, но бессмысленно посмотрел вокруг и продолжал лежать не двигаясь. Только Абрам и Галя сразу проснулись и радостно заулыбались, увидев отца.

Мехриниса тем временем развернула сверток.

–Зачем же это вы? Купили бы не готовое, а материал, я бы сама сшила все, что надо,– недовольно сказала она, прикидывая в уме, сколько денег истратил Махкам-ака.,

–Что ты, жена! Не надо, чтобы они, как детдомовские, ходили во всем одинаковом,– возразил кузнец. Он достал из кармана деньги.– Это тебе на расходы.

–Ой, боюсь, не хватит до следующей получки,– огорчилась Мехриниса, пересчитывая деньги.