Текст книги "Минные крейсера России. 1886-1917 гг."

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Носовая часть минного крейсера “Всадник” после столкновения с крейсером “Память Азова”. Май 1895 г.

В ходе окраски командирам предоставлялась свобода выбора, позволявшая всесторонне оценить эффективность получившихся оттенков и степени однородности окраски. Плавающий тогда на «Памяти Азова” граф А.П. Капнист (1871–1918) писал о том, что его корабль по выбору Г.П. Чухнина был окрашен в несколько розоватый серый цвет, под топ местности”. Благодаря этой окраски корабль не только ночыо, но и вечером, и рано утром “совершенно сливался с морем”. Хорош был и серо-зеленый цвет под “мокрую парусину”, какой имел “Владимир Мономах”. Он, однако, выдавал себя отблеском в лучах прожектора. Самым рациональным и практичным оказался цвет одной из канонерских лодок (и, по-видимому, миноносцев и минных крейсеров), полученный по рецепту С.О. Макарова. Ее черный борт прокрашенный легким слоем жидких белил позволял кораблю скрываться во мраке ночи уже на расстоянии 2–3 каб. Сверх того, борт корабля, в отличии от “Владимира Мономаха”, не давал отблесков. Как подчеркивал в своем отчете С.О. Макаров, “работа по перекраске судов и разные другие приготовления произвели весьма благотворное действие на личный состав и чрезвычайно подняли дух на эскадре» (С.О. Макаров. Документы, ч. II, с. 198).

Так в массовом порядке было положено начало не только маскировочной окраске но и ее камуфляжным очертаниям, что спустя 10 лет позволило применить ее в Порт-Артуре и Владивостоке на миноносцах. Опыт эскадры в Чифу не был забыт, и окраска Тихоокеанской эскадры в боевой зеленоватооливковой цвет была введена в Тихом океане осенью 1903 г., а во Владивостоке крейсера и миноносцы окрасились в первый день войны. Опыт усиленной боевой подготовки в Чифу запомнился флоту и многие передовые офицеры сумели применить его в своей последующей службе.

По странности, доныне не имеющий своего объяснения, один из участников эпопеи в Чифу – командир "Владимира Мономаха” З.П. Рожествеиский по опыту маскировочного окрашивания 1895 г. вынес совершенно иное убеждение – в полной бесполезности этой окраски. Уже в должности начальника ГМШ в 1903 г. он с явной издевкой отзывался об инициативах С.О. Макарова. По счастью, не все офицеры вышли из Чифу с таким боевым багажом, как командир "Владимира Мономаха”. Многие сумели применить полученный опыт в войне и первыми из них, как это выяснилось тогда, были офицеры из команды "Всадника” и "Гайдамака”. Их опыт миноносной разведочной и дозорной службы за недолгий, но предельно насыщенный месяц мобилизационной готовности в Чифу оказался, наверное, самым весомым.

Не раз, наверное, выполняя разведку и охрану эскадры в море, “Всадник” и “Гайдамак”-могли лицом к лицу или издали встречаться с кораблями того флота, с кем вот-вот предстояло вступить в бой. Ведь Порт-Артур, где находился японский флот отделялся от Чифу каких-то – прямо на север– 75 миль. Три часа полным ходом. И действительно во время выхода эскадры (пять крейсеров, один броненосец и две канонерские лодки) 13 мая минный отряд (два минных крейсера и миноносец “Свеаборг”) совершил рекогносцировку в Вей-Ха-Вей, где застал несколько японских кораблей. Часть его фортов имела разрушенный вид. Ответную рекогносцировку 19 мая совершили два японских миноносца. Обойдя эскадру средним ходом, они ушли в море. На флагманском “Памяти Азова” их встречали маршем и японским гимном. Момент этот был опасный: открытый рейд давал возможность провести внезапную атаку и “Всаднику” с “Гайдамаком” приходилось быть готовыми ко всем случайностям.

Плавание 13 мая ознаменовалось столкновением “Всадника” с флагманским “Памятью Азова. Самоотверженным усилием экипажем обоих кораблей ремонт был выполнен в несколько дней. Досадный столь некстати произошедший казус, в истории флота, понятно, не афишировался и, возможно, даже и не расследовался. В Чифу в ожидания боя было не до расследований. Ясно одно, произошедшая авария была одним из показателей той напряженности и приближения к боевой обстановки, в которой эскадра в Чифу готовилась к схватке с японским флотом. Освободившись от всех не требовавшихся для боя лишних грузов, проводя курс учений, стрельб и маневров (они стали основной подготовкой Практической эскадры Балтийского моря 1896 и 1898 г.) эскадра становилась сплаванным боевым соединением.

27 апреля, в пору особенно интенсивной подготовки эскадры к бою, С.О. Макаров записывал в дневнике о визите английского адмирала, который дал русским дружеский совет остерегаться японских мин и уверял, что русский флот в силах превосходит японский и что пять русских кораблей справятся со всеми японскими. “Вероятно, он обратное говорит японцам”, – замечал С.О. Макаров. Действительно русская эскадра располагала пятью тяжелыми кораблями, из которых два были равноценны современным броненосцам. У японцев кораблей такого класса не было. Их главная эскадра состояла из двух устарелых (1877–1878 года постройки) малых броненосцев водоизмещением 2000 и 4000 тонн (один имел четыре 9,4-дм пушки), легкого крейсера “Чиода” с 4,6-дм броневым поясом и трех однотипных крейсеров типа “Мацусима”. У них броневого пояса не было, но зато они несли по одному 12,6-дм орудию в барбетных установках.

Много неожиданностей, как показал бой при Ялу, можно было ожидать от “могучей эскадры” из пяти малых, но быстроходных (скорость от 18,5 до 23 уз) бронепалубных крейсеров, из которых “Нанива” и “Такачихо” имели по два орудия калибром 10,2 дм. Кроме названных тяжелых орудий японский флот имел на вооружении 35 6-дм, 59 120-мм пушек и 154 малокалиберных скорострельных. Два китайских броненосца, захваченных после капитуляции китайского флота, были, по-видимому, небоеспособны. Проявить себя могли и имевшиеся у японцев несколько 50-70-тонных миноносцев, из которых четыре имели скорость от 20 до 22 уз. Весомый противовес им составляли два минных крейсера и три миноносца.

К имевшемуся “Свеаборгу” 20 мая присоединились “Янчихе” и “Сучена”, пришедшие под конвоем лодки “Бобр”. Миноносцы “Борго” и “Ревель”, изрядно потрепанные после океанского перехода, прямо из Шанхая, где они ремонтировались, под конвоем “Забияки” перевели во Владивосток. Наличие в составе эскадры двух минных крейсеров заметно обеспечивало перевес русских миноносных сил над японскими. Но на легкий успех в бою рассчитывать не приходилось. Важно было сравняться с японским флотом в боевой подготовке и восполнить его главное преимущество – наличие боевого опыта и обстрелянное™ его кораблей. Их отличная сплаванность, искусство и практика стрельбы, смелая наступательная тактика заставляли готовиться к бою с полным напряжением сил.

Лишь достигнув такого же уровня боевой и эскадренной подготовки, можно было одолеть противника. И С.О. Макаров, фактически руководивший боевой подготовкой эскадры, сумел достичь невозможного. Разрозненно плававшие корабли стали действительно боевой эскадрой. Особенно радовал адмирала боевой дух миноносных кораблей: “Всадника”, “Гайдамака” и малых миноносцев. В свете "весьма бравого”, по выражению адмирала общего настроения на эскадре, где все корабли соперничали один перед другим "в готовности к делу: “На судах быстроходных молодежь как-то весело смотрела на предстоящее дело и когда пришло известие, что японцы согласились на все требования нашего правительства, то на быстроходных судах многие искренно пожалели, что не удалось подраться”. “Быстрый ход” – замечал адмирал, – действительно подымает дух экипажа и это составляет немаловажное преимущество большого хода”.

Свою роль в боевом настрое минных кораблей сыграли, понятно, задававшие тон командиры “Всадника” и “Гайдамака”. Капитан 2 ранга М.Г. Невинский (1849-?) в 1886–1889 гг. командовал миноносцем “Ревель”, с 1889 по 1892 г. прошел трудную школу службы в должности старшего офицера крейсера “Князь Пожарский”, а “Всадником” командовал с 1893 по 1895 г. Цензовые правила привели М.Г. Невинского к назначению в 1895 г. на должность командира более крупного (водоизмещение до 1600 т), но вовсе не имевшего боевого значения монитора “Лава”. В январе 1898 г. М.Г. Невинский получил в командование строившийся крейсер “Диана”. Но казенное судостроение, погрязшее в непроходимой рутине помешало командиру успеть вывести свой корабль в море.

Еще более многообещавшей была биография командира “Гайдамака” капитана 2 ранга А.А. Мельницкого (1850-?). В 1875 г. окончив артиллерийский офицерский класс, он участвовал в войне с Турцией в 1877–1878 гг. был награжден двумя боевыми орденами “с мечами”, в 1887 г. стал старшим офицером клипера “Пластун”, а в 1888–1892 гг. совершившего кругосветное плавание на Дальний Восток клипера “Крейсер”. Затем в 1892 г. он командовал канонерской лодкой "Гроза", а в 1892–1894 гг. – транспортом “Артельщик”. Его дальневосточный опыт получил применение в должности командира “Гайдамака" в 1894–1895 г., затем он командовал канонерской лодкой “Гремящий”, в 1897–1898 гг. – строившимся крейсером "Аврора", в 1898–1901 гг. в должности командира броненосца “Севастополь”, готовил корабль к плаванию и привел его в Порт-Артур. Но отслужив тихоокеанский ценз и не получив флагманской должности, он в 1905 г. был произведен в контр-адмиралы с увольнением от службы.

Но пока что, в 1895 г., когда эскадра подтвердила свою необходимость для государства и достигла пика своего развития, два командира минных крейсеров вместе со своими кораблями составляли ее подлинные украшения, надежду и гордость. Так кажется автору, об этом позволяют думать и биографии командиров. И так уж случилось, что именно “Всадник” и “Гайдамак”, оказавшись в роли ветеранов эскадры 1895 г., должны были пройти с ней тот непростой десятилетний путь, который в 1904 г. привел Россию к войне с Японией.

23 июля адмирал С.П. Тыртов получил разрешение перевести эскадру на мирное положение и соответственно перераспределить корабли по портам. Прибывший из Шанхая к "шапочному разбору” новоназначенный начальник Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Е.И. Алексеев получил приказание с крейсерами “Владимир Мономах”, “Забияка" и лодками “Отважный” и “Бобр” наблюдать за обстановкой в Вей-Ха-Вее, Порт-Артуре и Чемульпо. “Память Азова” с адмиралом С.П. Тыртовым покинул Чифу утром 27 июня. Эскадра летом оставалась во Владивостоке, а к зиме 1895–1896 гг. ушла в порты Японии и Китая, как это делалось и прежде.

Летом 1895 г. ушли в Россию “Рында”, “Разбойник”, а в январе 1896 г. “Владимир Мономах”. На смену им на Дальний Восток в апреле прибыли шедшие соединенно (покинули Кронштадт 29 октября 1895 г.) крейсера “Рюрик” и “Дмитрий Донской”. Тогда же в январе 1896 г. спустили флаги начальник Соединенных эскадр вице-адмирал С.П. Тыртов и Средиземноморской эскадры С.О. Макаров. Полновластным начальником эскадры Тихого океана остался стремительно делавший карьеру (говорили, что из-за родства с царской семьей) контр-адмирал Е.И. Алексеев.

“Гайдамак” в Чифу. 1895 г.

Из рапортов командира минного крейсера “Гайдамак” капитана 2 ранга Мельницкого

от 12 сентября 1894 г.

10 сентября, в 1 час. дня, отдав швартовы, вышел из Кронштадтской средней гавани для следования по назначению – на соединение с эскадрой Средиземного моря. Пройдя Купеческую стенку, произвел салют 7 выстрелов и получив ответ, пошел средним ходом за бочки, поджидая ‘‘Всадника”, и когда последний приблизился, дал полный ход. Ветер W и спокойное море.

Пройдя 12 сентября в 5 час. 30 мин. утра Дагерорт, лег на Гогланд, который и открывался в 1 час дня. У Гогланда получил свежий ONO до 6 баллов и попутную волну, на которой крейсер хорошо держался, не имея перебоя в машине. У Борнхольма ветер отошел к N и волнение улеглось. В 8 час. утра подошел к плавучему маяку Фальстербо при штиле и ясном небе. На Дрогденском маяке взял лоцмана и в 11 час. утра 12 сентября стал на якорь на Копенгагенском рейде. Произвел салют по уставу и получил ответ. На рейде военных судов не застал. Машина работала превосходно.

В Копенгагене пополнил запас угля и пресной воды.

14 сентября крейсер посетил первый секретарь посольства князь Кудашев, который, за отсутствием посла, остался исполнять его должность.

15 сентября в 9 час. утра, окончив расчеты с берегом, снялся с якоря и совместно с ‘‘Всадником" вышел из гавани для следования далее.

Проходя Гельсинор, салютовал крепости и получил ответ равным числом выстрелов. У маяка Кулен встретил свежий NW, который однако, не развел крупной волны. К 4 час. ветер усилился и барометр сильно упал. Это давало повод думать, что в Немецком море очень свежо, а потому решил зайти в Фридрихсгафен, чтобы в гавани выждать благоприятную погоду. В 6 час. 30 мин. вошел в Фридрихсгафен и отшвартовался, причем ветер засвежел до 9 баллов. К ночи ветер задул от того же румба NW с силой шторма. Полученные со станции бюллетени оправдывали мое предположение о шторме в Немецком море.

Находясь в 20 милях от Скагена и обладая благоустроенной гаванью с глубиной от 2'/ 2до 3'/ лсаж., Фридрихсгафен представляет хорошую стоянку для судов, желающих переждать свежую погоду.

Весь день 16сентября ветер дул от ЫЛ/ссилой7-11 баллов, в бюллетене же было показано 4 балла, что соответствует нашим 12. К вечеру стало стихать и ветер отошел к N, а 17 числа даже к NO, вследствие этого в 4 час. 30 мин. вечера вышел из гавани и вместе с “Всадником” направился к Скагену и в 5 час. 30 мин обогнул Скаген. Ветер стих, и волнение улеглось.

Переход Немецким морем сделан при легком N0 и попутной волне. 19 сентября в полночь открылся маяк Outer Gabbard, определившись по которому вошел в Английский Канал, и в 3 час. пополудни вышел на Шербургский рейд, отсалютовав нации и получив ответ.

На рейде застал мореходную канонерскую лодку “Гремящий" и французские суда: фрегат “Iphigenie” и крейсеры “ Surcouf" и “Fleurus”.

от 2 октября 1894 года

25 сентября, в 2 час. дня, вместе со “Всадником" вышел из Шербурга и пошел к м. Уэсан, который и обогнул в 2 час. ночи 26 сентября.

Весь переход Английским Каналом сделал при полном штиле. Высокое состояние барометра обещало благоприятную погоду, почему и решил, не заходя в Брест, идти к испанским берегам. До 6 час. утра в Бискайской бухте шел полным штилем, при небольшой зыби от SW. В 6 час. утра задул легкий SO, который к 10 час. усилился до 4 баллов, а к 2 час. дня стих до 2 баллов, к 8 час. вечера перешел в маловетрие от разных румбов.

К полуночи 27 сентября по счислению подошел к Финистере, который за легкой пасмурностью не видал, а потому уменьшил ход и лежал тем же курсом до рассвета. С рассветом взял курс прямо к берегу. К 7 час. 45 мин. открылся мыс Финистере, определившись по которому, взял курс на SO вдоль берега и в 2 час. дня, вместе со “Всадником", стал на якорь в Виго, отсалютовав крепости по уставу и получив ответ равным числом выстрелов. Пополнив запас пресной воды для котлов, в 7 час. утра 28 сентября снялся с якоря и пошел в Кадикс. Весь переход до St. Vincent сделал полным штилем, причем у мыса Рок встретил довольно значительную мертвую зыбь от S. Пройдя St. Vincent, взял курс на Кадикс. Пройдя к маяку Chipiona и определившись по нему, уменьшил ход и пошел в Кадикс, куда и прибыл в 4 час. пополудни 29 сентября. Во время перехода машина работала безукоризненно и никаких повреждений не было. Состояние здоровья офицеров и команды прекрасное.

По приходе в Кадикс отсалютовал нации по уставу и получил ответ равным числом выстрелов. На рейде застал испанский крейсер I класса “Reina Regente”. По предложению санитарной комиссии поднял карантинный флаг и не имел сообщения с берегом в продолжение двух суток. Рассчитываю простоять в Кадиксе около семи дней для освежения команды и окраски наружного борта, окраска которого сильно пострадала за последний переход.

Капитан 2 ранга Мельницкий

Из рапортов командира минного крейсера “Всадник” капитана 2 ранга Невинского

от 28 октября 1894 года

22 октября вместе с крейсером "Гайдамак’’ вышел в море в 7 час. утра. По выходе в море вскоре засвежело от SO, и ветер дошел до 4-х бал., ночью заштилело. 23 октября зашел в г. Марсала, где и стал на якорь в 5 час. вечера, пополнив запас пресной воды и свежей провизии, на следующее же утро, в 7 час 30 мин, снялся с якоря и вышел в море для следования в Пирей. Порт Марсала крайне неудобен, в нем нельзя достать угля, воду привозят в бочках и то матросами с коммерческих судов, провизию также с трудом можно приобрести.

Проходя мимо Палермо, по сигналу с крейсера “Гайдамак", повернул туда и вошел в гавань, где стал на якорь 27 октября в 4 час. 20 мин. По готовности крейсера "Гайдамак" и пополнив запасы угля, воды и провизии, вышел в море в 6 час. утра. В 4 час. дня, пройдя Мессинский пролив, взя/j курс на Кефалонию; в 7 час. вечера встретил шквал от SO с дождем, а затем до Патрасского залива было тихо. 28 октября в 7 час. 30 мин. утра в Патрасском заливе засвежело от О, и ветер дошел до 6 бал.; в 5 час. вечера подошел к Коринфскому каналу; в 9 час., пройдя канал и рассчитавшись за проход, взял курс на Пирей, куда и вошел на рейд в 12 час. вечера.

Вследствие полученного приказания пошел в Саламинскую бухту, а 29 октября в 10 час. утра перешел на Пирейский рейд, где и стал на якорь.

от 8 декабря 1894 г.

22 ноября в 10 час. вечера, согласно приказанию начальника эскадры Средиземного моря: следовать в Нагасаки соединенно с крейсером “Память Азова" и минным крейсером “Гайдамак”, начал разводить пары. 23 ноября в 8 час. 15 мин. утра снялся с якоря вслед за крейсером “Память Азова" и по предварительному соглашению с командиром крейсера в начале 10 час. пошел вперед в Порос, для предупреждения крейсера“ Владимир Мономах" о том, что “Память Азова” идет для принятия артиллерийского груза, о чем при входе на Поросский рейд сделан мною сигнал. В 11 час. 30 мин. стал на якорь, а в 12 час. пришел на рейд крейсер “Память Азова”; в 1 час. пополудни пришел с почтой минный крейсер «Гайдамак”. В 2 часа вслед за крейсером “Память Азова» снялся с якоря и по выходе в море вступил ему в кильватер.

24 ноября в 11 час. 30 мин. дня прошли маяк Sidero Point на острове Кандия и взяли курс на Порт-Саид. В 8'час 15 мин. вечера открылся маяк Дамиетта, а 26 ноября в 12 час. 20 мин. ночи по сигналу с “Памяти Азова” стал на якорь при входе в Порт– Саид; в 7 час. 15 мин. утра снялся с якоря и под проводкой лоцмана вошел в Порт-Саид, где в 8 час. 30 мин. стал на якорь в бассейне Измаил.

Пополнив запасы материалов и провизии, 30 ноября в 5 час. 45 мин. утра, по прибытии лоцмана, снялся с якоря и в 6 час. вошел в канал, имея разрешение идти каналом 9-узловой скоростью; но управление каналом, дав таковое разрешение и зная, что крейсеры должны сняться с якоря в 5 час. 30 мин. утра, распорядилось прислать лоцмана на 15 мин. позже, чтобы пропустить в канал вперед итальянский почтовый пароход и таким путем заставить идти крейсеры по 5–6 узлов. Крейсер “Память Азова" прошел в канал накануне, 29 ноября в 7 час. утра.

Вначале я, а за мной крейсер "Гайдамак” шли за итальянским пароходом, и по временам приходилось стопорить машину. так как лоцман, вследствие установленных правил, находил невозможным обойти пароход. В 7 час. утра навстречу по правому борту прошел небольшой пароход с баржей на буксире и вслед затем, по левому борту, прошел другой пароход, чем я и воспользовался и тотчас же обошел итальянский пароход, а за мной и крейсер “Гайдамак", и пошел дальше со скоростью 8–9 узлов. Перед выходом из Порт-Саида я был предупрежден консулом, что, в случае обхода крейсером судов, лоцман будет на это время спускаться, так как управление каналом в таких случаях снимает с себя ответственность за какие-либо аварии, но лоцман, сойдя перед обходом с мостика, больше не входил и с ближайшей станции об этом телеграфировал, а на следующей станции получил приказание войти на мостик, а на время обхода спускаться вниз.

В 9 час. 40 мин., по сигналу со станции, на 29 миле ошвартовался у восточного берега канала, причем приходилось держаться с кормы шестом, так как все время прижимало к берегу и мог повредить винт. В 10 час. 30 мин., пропустив коммерческий пароход, отдал швартовы и дал ход машине. В 11 час. 10 мин., опять по сигналу со станции, на 36 миле отшвартовался и стал вдоль западного берега канала. В 1 час, пропустив пароход, отдал швартовы, и так как корму при ходе прижимало к берегу, дабы не повредить винт, пришлось завести конец на противоположный берег и с помощью него отойти.

В 2 часа, войдя в озеро Timsah, принял другого лоцмана со станции Измаилия. В 3 час. 15 мин. вошел в Большое Горькое озеро и дал полный ход. В 4 час 30 мин., имея попутное течение, вошел в канал и уменьшил ход до 9 узлов. В 4 час. 45 мин. нагнал коммерческий пароход и дал малый ход, а в 5 час., в более широкой части канала, обошел его, имея ходу 9 узлов, причем лоцман временно спускался вниз.

В 5 час. 25 мин., лоцман отказался дальше вести крейсер, за темнотой, сошел с мостика и требовал остаться на ночь у станции. Находя опасным ночевку крейсера в канале и не имея сигнала со станции для остановки, я пошел дальше, пользуясь лунным светом и держа на белый направляющий огонь на восточном берегу. В 5 час. 30 мин. увидел за поворотом канала шедший навстречу пароход и его красный огонь, почему уменьшил ход и стал придерживаться красных баканов западной стороны. По объяснению лоцмана, встречный пароход должен бы быть уже ошвартовлен у восточного берега, для пропуска крейсеров и обойденного нами парохода.

В 5 час. 35 мин. за поворотом пароход начал освещать прожектором, почему приняв, что он находится на ходу, я продолжал идти малым ходом и, подойдя к нему вплотную, заметил поданный швартов с носу, я остановил машину. Пароход оказался несколько ближе к восточному берегу, с застопоренной машиной и только что поданными швартовами на западный берег. Пароход начал немедленно травить носовой швартов, который, по своей плавучести, не потонул, а вследствие имеемой инерции от бывшего хода, был разрезан форштевнем крейсера, несмотря на данный перед тем задний ход. Крейсер остановился впереди кормового швартова, который по приказанию капитана парохода был отдан немедленно, так как его люди были еще на берегу, после чего я дал ход и прошел вперед, увеличив опять ход до 9 узлов. Вслед за мной прошел и крейсер “Гайдамак". В 6 час. 5 мин., пройдя Порт-Тефик, вошел в Суэцкий залив, где, показав свои позывные, стал на якорь около крейсера “Память Азова".

В Суэце пополнил запас свежей провизии и 2 декабря в 8 час. утра, соединенно с "Памятью Азова" и “Гайдамаком", снялся с якоря и тотчас же вступил в кильватер "Памяти Азова”.

6 декабря, по случаю тезоименитства Государя Императора, совершено Богослужение и салют по уставу, причем расцветился стеньговыми флагами.

7 декабря в начале 9 час. вечера вошли в Аденскую бухту, где, по сигналу с “Памяти Азова”, пошел на внутренний рейд и в 8 час. 50 мин. стал на якорь вблизи плавучего маяка.

8 декабря в 6 час. утра, приняв лоцмана, снялся с якоря и стал на назначенное крейсеру место, отдав левый якорь и взяв швартовы с кормы на бочку, прекратил пары и приступил к чистке и осмотру машины, котла и опреснителей; последние за означенный переход давали достаточное количество воды.

Состояние здоровья офицеров и команды хорошее.

от 15 января 1895 года

14 декабря в 8 час. 30 мин. утра, имея разведенные пары, одновременно с минным крейсером «Гайдамак», снялся с якоря и по выходе в Аденский залив держался малым ходом, дожидаясь окончания определения девиации крейсером “Память Азова". В 10 час. 30 мин., по его сигналу, вступил в кильватер. Ветер 0–3. состояние моря 4 балла. 16 декабря в 5 час. вечера прошли траверз восточной оконечности острова Сокотра и взяли курс SO 76°. По проходе острова Сокотра ветер стал свежеть и волнение увеличилось. При ветре NO-5 и состоянии моря 5 в 3 час. 30 мин. дня, по сигналу с «Памяти Азова», “Гайдамак” принял буксир для приемки угля, почему ход уменьшен до 4 узлов, которым и шли до окончания погрузки угля на “Гайдамак".

19 декабря в 4 час. утра, по сигналу с “Памяти Азова", ход увеличен до 9'/ гузлов; в 8 час. утра, при тех же обстоятельствах погоды, в широте 71°42‘N и долготе 60"40'0, по сигналу с «Памяти Азова», подошел для принятия буксира и приемки угля. Погрузка угля производилась в мешках, передаваемых по лееру, взятому за топ бизань-мачты “Памяти Азова" и за шпор фок-мачты “Всадника”. Показания кренометра были 20–35°, число розмахов в минуту 26; в 4 час. 30 мин. дня окончили погрузку угля.

20 декабря состояние моря спокойное, а 21 декабря почти штиль, с небольшой зыбью. К ночи зыбь увеличилась и в 1 час ветер от N0 стал свежеть и достиг 6–7 бал., по временам с порывами до 8 бал. Размахи качки доходили до 45°, при числе розмахов-в минуту 32. Качка была настолько велика, что 23 декабря не производилась варка пищи и был случай (несмотря на заведенные штормовые леера по тентовым стойкам вокруг всего крейсера), что матрос, вышедший снизу наверх, не рассчитав на могущий быть размах, едва не вылетел за борт, но, к счастью, был удержан другим матросом, шедшим за ним снизу наверх. Носовая возвышенная часть крейсера была все время обливаема волной, которая часто попадала и на мостик.

По временам волной обливало крейсер за башней и даже иногда он черпал всем бортом поверх парусинного фальшборта, шнуровка которого от большого напора воды в нескольких местах лопнула. Вода, попавшая на палубу, некоторое время не успевала стекать за борт. Волны попадали в машину и в кают-компанию, так что машинный люк пришлось наглухо задраить. Таким образом, крещение крейсера было полное, и в общем можно заключить, что "Всадник" обладает хорошими морскими качествами. Перебой машины был значительный, и все время стоял машинист на ручке регистра.

В начале 11 час. вечера в широте 7°7′N и долготе 77°58′0 “Гайдамак" сделал сигнал: “не могу управляться" и тотчас же отстал. Вслед за сим был уменьшен ход, и спустя некоторое время "Память Азова" повернул назад к "Гайдамаку". Через несколько минут огни у "Гайдамака" скрылись, и “Память Азова", подойдя приблизительно к месту нахождения “Гайдамака", сделал сигнал: “показать свои места”, на что мною были показаны свои позывные. В исходе 11 часа с “Памяти Азова" был сделан сигнал: "идите осторожно". Имея прежний курс SO 80" (на Коломбо), я продолжал идти малым ходом, а около 11 час. 30 мин. скрылись огни “Памяти Азова”. До 7 час. утра я продолжал идти малым ходом, а затем увеличил ход до 8 узлов. Состояние моря стало спокойнее лишь только после того, как открылся берег Цейлона.

24 декабря в 11 час. утра перед входом на рейд Коломбо отсалютовал нации, принял лоцмана и по его указанию стал на якорь. В исходе 7 час. вечера пришел крейсер "Память Азова"; а вслед за ним и “Гайдамак". Во время стоянки в Коломбо производил пересмотр машины, подшипников, чистку и чеканку котлов, а также осмотр вспомогательных механизмов.

5 января 1895 года, в 10 часов вечера, начал разводить пары в правом котле. 6 января, в 7 час. 45 мин. утра перед съемкой с якоря поднял сигнал крейсеру “Память Азова": “прошу по выходе в море взять меня на буксир". Следуя движению “Памяти Азова”, в 8 час. утра снялся с якоря и по выходе с рейда принял буксиры, а в 10 час. был дан ход. В 8 час. вечера взяли курс на Acheen и по выходе в Бенгальский залив встретили N0-4, дошедший на следующий день до 6 бал.; состояние моря 4–5; розмахи доходили до 30°. Буксиры держали хорошо, но, вследствие бывших по временам очень сильных подергиваний, приходилось их поправлять.

10 января, в 7 час. утра, по сигналу с "Памяти Азова", поднял пары, а в исходе 9 час. отдал буксиры и дал малый ход. В 11 час. 40 мин. "Гайдамак" принял буксиры и увеличил ход до среднего.

14 января в 10 час. утра “Гайдамак" отдал буксиры и по сигналу вступил в кильватер "Памяти Азова". В 2 час. дня, подойдя к Сингапуру, принял лоцмана и по указанию его встал на якорь на рейде и прекратил пары.

Два перехода, сделанные крейсером от Адена до Сингапура (один в 12, а другой в 8 суток и при том в свежую погоду), были донельзя утомительны, так как сон, служащий отдохновением и необходимый при усиленной работе на судне во время переходов, при постоянно большой качке, весьма плох, и многие из чинов крейсера не спят, а только по временам дремлют. В бывшую большую качку, продолжавшуюся почти три ночи, никто из чинов крейсера не спал, все время были наверху и по возможности бодрствовали. На якоре после таких переходов приходится заниматься исключительно чисткой и приборкой на судне. Вследствие чрезмерного утомления всех чинов крейсера, а также продолжавшего дуть свежего N0 муссона я счел нужным просить разрешения начальника эскадры Тихого океана о дальнейшем плавании малыми переходами, на что и получено его согласие.

Капитан 2 ранга Невинский