Текст книги "Последний Герой. Том 10 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Мы с Оксаной переглянулись.

– Сегодня? – удивилась она.

– Ну да, – похлопал пальцем по плечу себя Шульгин, обозначая невидимые погоны на свитере. – Я вообще-то звание получил. Или вы не заметили?

– Обычно в пятницу проставляются, в конце недели.

– На фиг! Я ждать не хочу. Сегодня понедельник – и что? Зато в пятницу уже новогодние корпоративы начнутся, там людям не до этого. Так что погоны обмываем сегодня.

– Ну да, – согласилась Оксана. – В пятницу-то у нас корпоратив ОВДшный. Кстати, Макс, мы идем?

– Куда? – уточнил я. – Звание обмывать или на корпоратив?

– Куда-нибудь, – улыбнулась она.

– Конечно, идем. Мы везде идем.

– Ну всё, супер, – обрадовался Шульгин. – Я тогда вас записываю. Сейчас ещё народ соберу и звякну в ресторан, по количеству сориентирую их.

Он радостно ускакал, а в кабинет почти сразу вошёл Мордюков, едва не разминувшись с ним в дверях.

– Тьфу ты, ёшкин пень, – проворчал он. – Чуть не раздавил. Куда так летишь, товарищ капитан?

– Сегодня жду вас в ресторане «Грузинская кухня», – донеслось уже из коридора. – Звание обмываем!

– А что не в пятницу? – крикнул Мордюков ему вслед.

– Так в пятницу-то корпоратив! – отозвался Шульгин. – Праздник на празднике!

Мордюков хмыкнул.

– Ладно, я тоже приду.

– Конечно, Семён Алексеевич, – успел крикнуть Шульгин. – Я даже не сомневался!

Шульгин исчез, а Мордюков с каким-то хитрым видом зашёл в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Прошёлся туда-сюда, посмотрел на нас выжидающе. Молчал, хитрец.

Мы же с Оксаной выжидали и помалкивали, зная, что гадать бессмысленно, всё равно скажет сам.

Он покряхтел, посопел и, наконец, начал:

– Ну, в общем, так… ухожу я.

– Семен Алексеевич! На пенсию? – с тревогой вырвалось у меня.

– Тьфу ты! Не дай бог! – махнул рукой Мордюков. – На повышение. К новым горизонтам, так сказать. Рюмин к себе вызвал, говорит: «Умело ты руководишь, Семён Алексеевич. Завидую даже. Пора, говорит, тебе дальше». Так что буду переводиться. В Главк зовут. Зам по оперчасти.

– Жаль, – честно сказал я. – Хороший вы у нас начальник… были…

– Поздравляю, – сказала Оксана.

– Спасибо, Оксана Геннадьевна, – кивнул он. – Но я не за поздравлениями пришёл.

Он остановился напротив меня.

– А пришёл предложить Максиму Сергеевичу возглавить отдел вместо меня. Продолжить, так сказать, моё начинание. Встать у руля.

Мы с Оксаной переглянулись.

– Нет, – сказал я. – Спасибо, конечно… Только я не хочу.

– Что⁈ – в голос воскликнули и Оксана, и Мордюков, удивлённо уставившись на меня.

– Нет, это, конечно, очень заманчивое предложение. Спасибо, я тронут… этим… – я замялся, подбирая слово.

– Доверием и вниманием, – подсказала Оксана.

Но смотрела на меня всё равно с сомнением и даже какой-то странной, чисто женской досадой.

– Да, именно, – кивнул я. – Но я опер. А опера и волка, как говорится, ноги кормят. Когда ноги перестанут ходить, тогда можно и в кабинете сидеть. А пока я хочу работать руками. Ну или ногами… как получится.

Мордюков растерянно потёр затылок.

– Вот озадачил ты меня, Максим. Вот озадачил. И где я теперь достойного кандидата найду? Я уже генералу сказал, что ты будешь. Я на тебя рассчитывал.

– Свято место пусто не бывает, – пожал я плечами. – Только свистните, кандидаты найдутся.

– Ну ты подумай, крепко подумай, – вздохнул он. – Я пока генералу ничего говорить не буду. Время ещё есть. И я ещё не перевёлся. Сам знаешь, через Москву такие вещи делаются. Так сразу не отказывайся.

– Хорошо, я подумаю, – вежливо ответил я.

Хотя про себя уже знал точно: не соглашусь. В прошлой жизни я был опером. Были возможности уйти в главк, сменить кобуру на портфель, но не видел я себя в кресле. Руководить можно и здесь – учить молодёжь, новобранцев, передавать им эту простую и тяжёлую мудрость оперативной работы. А планы, отчёты, справки и прочая бумажная дрянь вымораживали тогда и выхолащивают сейчас, тем более что её стало в разы больше. Никакие компьютеры, программные решения и интернеты не смогли побороть этого монстра. Откусили ему голову, а выросло три.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала Оксана.

Дверь приоткрылась, вошёл старший оперативный дежурный Ляцкий.

– Чего хотел, Борис Фомич? – спросил его Мордюков.

– О, Семён Алексеевич, я вас как раз и ищу, – сказал Ляцкий, переминаясь с ноги на ногу. – Сказали, что вы у Оксаны Геннадьевны.

В одной руке он держал листок, в другой – пакет с какими-то банками.

– Я это… медку принёс, – добавил он. – Это тесть делает. Пасека у него. Вот, на Новый год, к новогоднему столу берите, – Ляцкий вытащил банки, аккуратно расставил их на столе. – Медок хороший, проверенный. Вы сами знаете, я его уже сколько лет по отделу продаю, бывает.

– А сейчас что, бесплатно, что ли? – насторожился Мордюков. – Чего это вдруг?

– Да, бесплатно.

А сам склонил голову и засопел.

– Ляцкий, ты заболел, что ли? – нахмурился шеф.

– Всё, – вздохнул дежурный. – Как там говорится? Я устал, я ухожу…

Он, наконец, протянул листок начальнику. Мордюков взял, пробежал глазами и зачитал вслух:

– Прошу уволить меня из органов внутренних дел по выслуге лет… Хм. Фомич, – хмыкнул он. – Ты ж без работы не можешь. Куда собрался? Что на пенсии делать будешь? А?

– Да как-нибудь проживу, – пожал плечами Ляцкий. – Без любимой работы.

– Так оставайся, работай, – проворчал Мордюков. – Кто тебя гонит? Что ещё за новости…

Ляцкий работал всю жизнь на одной должности, не считая краткого промежутка, и теперь казался символом и оплотом постоянства во всей нашей шебутной, дёрганой, опасной службе.

– Нельзя мне, – упрямо сказал Ляцкий. – Ночь, рваный режим, на сутках не спать… После суток давление шкалит. Возраст уже, мотор подызносился. Терапевт сказал – меняй режим. Не могу я больше в ночные смены. Хватит.

Он помолчал, звякнув банками, и добавил уже мягче, но все равно как-то грустно:

– С тестем пасекой займёмся. Пчёлок разводить будем. Баню дострою наконец-то. На охоте сто лет не был, ружьё из сейфа не доставал. Есть, чем заняться. На гражданке тоже жизнь есть.

Слова эти получились какими-то грустными. Будто Ляцкий уговаривал сам себя и при этом никак не мог уговорить. Дежурный сам это почувствовал, махнул рукой.

– Ну не знаю, – покачал головой Мордюков. – Здоровье, конечно, важная штука. Это да. Но давай так, Борис Фомич. С этим рапортом ко мне после Нового года подойдёшь. Время ещё есть подумать. Забери его пока. Праздник же. А за мёд спасибо.

– После Нового года? – переспросил Ляцкий, и в голосе у него вдруг появилась надежда, будто он оттягивал что-то неприятное, чуть ли не смерть. – Ну да… точно… хорошо. Праздники же. После Нового года тогда.

Он забрал рапорт, улыбнулся и вышел из кабинета заметно бодрее, чем заходил.

* * *

Генерал-майор внутренней службы Николай Александрович Шульгин, начальник МЧС области, приехал в Новознаменск навестить сына.

Поднялся на бесшумном панорамном лифте на четырнадцатый этаж элитной новостройки, позвонил. За дверью раздался собачий лай.

– Не понял… – вслух проговорил генерал. – Это что ещё такое?

Он нахмурился, оглядел лестничную площадку. Точно тот этаж? Ведь у сына собаки сроду не было. Да и где Коля, и где собака. Животные – это уход, ответственность, а его балбес и за себя-то толком не отвечал. Генерал потому и подумал, что ошибся этажом или дверью, но номер совпадал. Других квартир с таким номером тут быть не может.

В это время щёлкнул замок, и дверь открылась. На пороге стоял Николай. В одних трусах.

Генерал облегчённо выдохнул. Значит, туда попал.

– О… батя… – Коля явно растерялся. Глаза забегали. – А ты чего… ты как… ты откуда адрес узнал?

– Да ладно, – отмахнулся генерал, заходя внутрь. – Знаю я, где ты живёшь. Генерал я или кто. Общага у тебя – так, для прикрытия.

– Так зачем я тогда весь этот спектакль устраивал… – начал было Коля, но тут же осёкся.

Он вдруг понял, что отец, по сути, дал ему послабление. Условие было – жить в общаге, «чтобы человеком стал», а тут оказывается, все знал и молчал. За это, по-хорошему, благодарить надо.

– А ты чего в трусах? Спал, что ли? – прищурился генерал.

– Ну… я это… – начал оправдываться Коля.

– Ладно, – снисходительно хмыкнул Николай Александрович. – Не оправдывайся, не мальчик уже.

Он прошёл в просторную комнату с панорамными окнами, выходящими на набережную, плюхнулся на диван, огляделся.

– Это что за пёс сейчас гавкал?

– Какой пёс? – пожал плечами Коля. – Телевизор, наверное.

– Коля, – медленно сказал генерал, – я собаку от телевизора отличаю. У тебя что, собака, что ли?

Коля замялся, потом вздохнул:

– Ну… есть такое.

– Откуда?

– Так… – он махнул рукой и крикнул: – Мухтар, иди сюда!

Из-под кровати показалась лохматая морда. Пёс осторожно вылез, посмотрел на генерала умными глазами и тихо гавкнул.

– Ничего себе, – нахмурился Николай Александрович.

Цокая когтями по полу и слабо виляя хвостом, Мухтар подошел прямо к генералу.

– Ого… – присвистнул тот. – Здоровая псина. Где ж такого надыбал?

– С командировки привёз, – пожал плечами Коля. – Он, кстати, нам с Максом жизнь там спас. Так что считай – член семьи теперь.

– Член семьи… Лучше бы по дому дети ходили, а не собаки. – снисходительно хмыкнул генерал. – Когда я уже внуков дождусь, а? Куча девок, ни одной жены. Я в твоём возрасте уже развёлся и второй раз женился, а ты всё хвостом вертишь.

– Да не верчу я уже, – отмахнулся Коля.

– Знаю я тебя: сегодня с одной, завтра с другой.

– Тише, – резко шепнул Коля.

– Чего тише? – удивился генерал.

– Ну что ты ерунду несёшь, пап? Я уже давно не такой.

– Ой ли? – прищурился генерал. – Давно он не такой… Сколько? Месяц?

– Ладно, – вздохнул Коля. Потом собрался с духом и сказал: – Знакомься, отец. С моей невестой. Олеся, солнце, выходи уже. Батя мой, оказывается, знает про эту квартиру.

Из комнаты вышла Олеся Маркова, журналистка, неловко подтягивая вниз Колину футболку и сверкая голыми коленками. Генерал, наконец, понял, почему сын открыл дверь в трусах и почему визит получился какой-то скомканный.

Не к месту просто отец заявился к взрослому сыну, без звонка, без предупреждения.

– А… здравствуйте, – растерянно выговорил Николай Александрович.

– Здравствуйте, – улыбнулась она и протянула руку, – Олеся.

– Какое чудесное имя, – тут же оттаял генерал. – Очень приятно. И давно вы с ним… э-э… присматриваете за ним, чтобы он не… В общем… – Он запнулся, махнул рукой. – Ой, что я несу.

– Пап, – осадил его Коля. – Хватит бубнить. Расслабься. Олеся всё понимает и так.

Генерал кашлянул, посмотрел на сына, на Олесю, потом на Мухтара, который улёгся у дивана и положил морду на лапы. Вся компания смотрелась как-то удивительно тепло.

– Ну… – сказал он наконец. – Тогда это… познакомились, значица.

– Олеся – журналистка. Она не отсюда, но сказала, что переезжает, – добавил Николай. – Да, Олесь?

Олеся согласно кивнула.

– А, замечательно. Правда, тут в городе… – Шульгин-старший почесал затылок. – Журналисту, наверное, не очень развернёшься.

– Нет, она устраивается в полицию, – спокойно сказал Коля.

– В полицию? – брови у Шульгина-старшего полезли вверх. – Похвально. И кем же?

– В пресс-службу. Я поговорил с Мордюковым, и у нас как раз освободилась вакансия инспектора по связям с общественностью.

– И что, у вас, – хмыкнул генерал, – даже в простом отделе такая должность есть?

– Конечно, – пожал плечами Коля. – Век технологий информационных. Сейчас в каждом отделе такая должность есть. Статьи писать, сайт вести, выступать перед камерой, участвовать в общественных мероприятиях от лица ОВД. Как раз всё то, что Олеся умеет.

Девушка зарделась, опять они с Николаем перемигнулись.

– Правильное дело, доброе, – одобрительно кивнул генерал.

Он помолчал, потом вспомнил, зачем вообще пришёл.

– Я вот что, – сказал он. – Поздравляю тебя, сын, со званием капитана. Мне Морда, Семен Алексеич то есть, лично звонил, уже рассказал. Теперь ты это самое… можешь увольняться и брать семейный бизнес на себя. Мамке сейчас тяжело, у неё времени нет. То косметолог, то йога с пилатесом, то пуделя на стрижку свозить, сам понимаешь, зашивается мать.

Шульгин постарался добавить в голос бодрости, но всё-таки слова выходили у него тяжело. Он и сам почувствовал – не выходит держать марку. Уж больно чувствительный вопрос. А с другой стороны…

– А я не буду увольняться со службы, отец.

– Что? – генерал даже присел от неожиданности.

– Я остаюсь на службе.

– Ты хорошо подумал? – нахмурился Шульгин-старший. – У нас вообще-то… семейный бизнес.

– Очень хорошо подумал, папа. Я остаюсь в полиции, буду служить дальше. Вместе с моим другом… Максом.

Генерал шумно выдохнул. Плечи у него расправились, а если бы были усы, то и те бы взлетели залихватски.

– Фу-ух… сын, ты даже не представляешь, как я рад. Вот это новость! Вот обрадовал!

Он вскочил, обнял Колю, попытался приподнять, но короткий и пузатый Шульгин-старший так и не смог оторвать от пола здорового и статного парня. Только крепко потискал, хлопнул по спине и довольно усмехнулся.

Он незаметно смахнул слезу, шмыгнул носом и проговорил:

– Вот горжусь тобой, сын. Ты просто не представляешь, как горжусь.

Потом смущённо повернулся к Олесе.

– Извините, Олеся, просто… э-э… признаться, совсем не ожидал. Я же его в полицию запихал, чтобы он по ба… э-э… человеком стал. А теперь что, когда-нибудь мой сын станет генералом. Вы представляете? Я и мечтать об этом не мог.

– Ну, до генерала мне ещё далеко, – усмехнулся Коля. – Мне хотя бы майора получить.

– Да ну что майор, майор – это дело наживное, – уверенно сказал Шульгин-старший. – Где капитан, там и майор. Года четыре – и готово. Должность у тебя вообще подполковничья, позволяет. Главное, служи, сынок, держись и слушай начальника своего… Максима.

– Максим не начальник, – поправил Коля. – Он мой напарник. Вообще-то он даже мой подчинённый.

– А, ну да, – кивнул генерал. – Просто о нём все так отзываются, будто он начальник.

Он махнул рукой, словно отгоняя излишние эмоции.

– Ладно, всё, я пошёл. На радостях это дело надо отметить. Пойду мать обрадую. В кавычках, конечно. Она-то думает, что всё – в Таиланд на всю зиму улетит, дела на тебя сгрузит. А я ей скажу: нет, мать, арбайтен, наш Николай за ум взялся, будет на государство за копейки работать, а ты давай, денежку размножай в семейном бизнесе.

Он наклонился, потрепал Мухтара по голове.

– Хороший пёс. Хороший. На меня чем-то похож, морда умная.

Мухтар сразу признал в нём своего. С чужими он был насторожен, никому не давал себя гладить, а тут стоял, чуть виляя хвостом, и ловил взгляд гостя повлажневшими карими глазами.

– Пап! – окликнул его Коля, когда тот уже почти вышел. – Сегодня в ресторане «Грузинская кухня». Этот, который новый, на набережной открылся. Я звание обмываю. Приходи.

– Конечно приду, – снова шмыгнул носом генерал. – Ради такого дела обязательно приду, сынок.

* * *

Хлёсткая пощёчина Грача врасплох не застала. После того, что он сказал своей женщине, он именно такой реакции и ждал. Звонкий хлопок прокатился по помещению спортзала, где он только что отвел занятия Большого круга.

– Кобель… – прошипела молодая женщина.

Она замахнулась и второй раз, но тут он уже перехватил её руку. Первый удар он пропустил сознательно, как жест признания и извинения, как попытку дать ей выплеснуть злость, выпустить пар. Молчал, не оправдывался, просто принял. Второго не позволил.

Она резко вырвала руку и ушла, почти бегом, вглубь коридора.

Из-за поворота появилась Алька Бобр, встала, прислонившись к стене.

– Что, Руслан? – она усмехнулась, упёрла руку в бок, выставила бедро. Вид у неё был такой чертовски привлекательный в этой позе и в этом платьишке, что любой бы замер. – Проблемы с малым кругом?

В голосе была и насмешка, и любопытство, и еще нечто большее, что Алька пыталась скрыть и в чем боялась себе признаться.

– Нет больше малого круга, – ответил он, потирая щёку, на которой уже наливалось красное пятно. – Распустил.

– О как, – в глазах Альки мелькнул огонёк. – А чего так? Спалился?

Он усмехнулся криво.

– Угу…

– И в чем же?

– Звучит как упрек…

– Пусть будет и так.

– Да и в чём, собственно, упрёк? – сказал спокойно. – Что на тебя заглядывался? Так я и не скрывал. Сегодня последней из малого круга сказал, чтобы вещи собирала да съезжала. Вежливо так, аккуратно. Мол, «Аргус уже не тот, пора расти, остепеняться». Всё равно по мордам получил, сама видела.

– И к чему такие жертвы, Руслан? – мягко спросила Алька, чуть склонив голову.

– Ради тебя, – так же невозмутимо ответил он. – Я на тебе жениться хочу.

Она мотнула рыжей гривой, прищурилась.

– О как… Прям жениться?

– По-настоящему, – кивнул он. – Замуж пойдёшь?

– Ну кто ж так предложение делает? – фыркнула Бобр. – Не по-человечески как-то ты зовёшь. Да и я, сам знаешь, в твой круг не собираюсь.

– Это не круг, – тихо сказал Грач. – Это… семья называется.

– А тебе откуда знать, как это называется? – прищурилась Алька. – У тебя такое было?

– Не было, – честно ответил он. – Но хочу, чтобы было. По-человечески.

Он вдруг опустился на одно колено, достал из кармана красную коробочку, обшитую бархатом, протянул её и раскрыл. Внутри лежало кольцо. Оно коротко сверкнуло тёплой желтизной.

– Выходи за меня. К чёрту все эти круги!.. Нет, большой круг останется, – добавил он сразу. – Мы будем вести женщин, помогать им. А быть я хочу с тобой. Бобр… понимаешь?

Алька выдохнула скептически.

– Так сразу?

– Ну а что? Не дети уже. Нет, нет, не ты. Особенно я… Ты согласна?

– Руслан… – она улыбнулась уголком губ. – А где кино, вино, букеты? Мне кажется, ты пропустил несколько стадий. Сразу колечком решил взять.

– А… вот кино… – он вытащил из кармана два билета на вечерний сеанс. – Вино позже будет.

Алька протянула руку и тонкими наманикюренными пальцами взяла кольцо. Грач осторожно надел его ей на палец.

– Ладно, – игриво сказала она, – я подумаю. Смотря какой фильм будет.

– Подумай, подумай. Можем комедию. Или байопик, – улыбнулся он и притянул её к себе, поцеловал.

Алька не отстранилась. Руки этой эффектной рыжеволосой женщины обвили его шею, она ответила на поцелуй, который стал не мимолетным, а долгим. Обещающим.

За их спинами послышались шаги. В коридор вернулась та самая обиженная женщина.

– Грачик, миленький… – начала она. – Ну ладно, прости, что ударила. Я согласна съехать. Но встречаться мы будем… И…

Она осеклась, увидев их поцелуй.

– Ах ты! Кобель! – выкрикнула она.

– Ага. Кобелина, – спокойно поддакнула Алька, не выпуская Руслана из объятий.

Женщина развернулась и выбежала прочь.

Грач задумчиво посмотрел ей вслед.

– Вот такие порочные круги.

– Ну, я бы на её месте тебя убила, – сказала Алька.

– Ну, ты не на её месте… ты сейчас со мной, – ответил он, глядя на неё.

– Смотри мне, – прищурилась Алька. – Я никаких посторонних окружностей не потерплю. Сразу все выступы пообрываю. Хоть один замечу – и…

– Договорились, – улыбнулся Грач и снова притянул к себе Альку.

От автора:

Не просто сдержать слово и уничтожить гибельную топь, в которую меня занесло в чужом, чёрт возьми, теле! Моя магия исчезла, но почему же твари бегут от меня? /reader/529015/4990312

Глава 17

Банкетный зал был просторный, поставили его на самом берегу реки, но в черте города. Так он и назывался, без выдумки: «Банкетный зал». Здесь справляли всё подряд. Свадьбы, поминки, юбилеи, а сегодня вот наш новогодний полицейский корпоратив.

Огни гирлянд отражались в окнах, за стеклом темнела река, и от этого всё воспринималось как-то по-особенному. Вроде, и праздник, и город рядом, а с ним и служба, никуда от неё не деться.

А раз банкет, то и тамада здесь. Куда сейчас без тамады? Все мероприятия у нас теперь только с ведущими, с микрофоном, конкурсами и заученными шутками, капустник уже не прокатит. И едва этот ухоженный парниша договорил своё шоуменское вступление, слово взял Мордюков.

Вещал по-отечески, но с некой толикой занудства, потому что трезвый еще. Про итоги года, про службу, про то, что тяжело, но держимся. Все хлопали, поднимали бокалы.

Потом, как водится, крепко выпили, закусили. Кто-то ещё сказал поздравления, кто-то полез обниматься-брататься. Вечер постепенно набирал обороты.

И вот, когда шум уже стал ровным и тёплым, когда лица порозовели, а разговоры поплыли в разные стороны, Семён Алексеевич снова дорвался до микрофона.

– А мы что… Деда Мороза не звали? – воскликнул он с тем самым блеском в глазах, который появляется далеко после третьей. – Нужно позвать. Давайте. Три-четыре!

– Дед Мо-роз! Дед Мо-ро-оз! – закричали голоса вразнобой.

Кто с энтузиазмом, кто для вида, кто уже просто ради шума и хохмы. Но потом подхватили дружнее.

– Де-е-ду-ушка Мороз!

И он вышел.

Борода, шапка и красный тулуп. Посох расписной серебрится. Сразу видно, что настоящий. Это был наш дежурный Ляцкий. Узнать его было невозможно только первые секунды две, пока он не покосился своим фирменным взглядом.

Зал загудел, засмеялся, захлопал. Потом, по традиции, начали звать Снегурочку.

И вот тут стало тихо.

Снегурочка в этот вечер была особенно хороша. Короткий, тонкий полушубок, отороченный белым мехом. Сафьяновые сапожки на стройных икрах. Румяные щёки. Только коса не белая, а угольно черная. Хороша снегурочка. Моя снегурочка. Я поймал себя на том, что снова смотрю на Оксану слишком внимательно.

Она шла легко и грациозно, совсем не по-майорски. В роли Снегурочки она смотрелась великолепно. Хотелось просто молча на нее глядеть, не отводя глаз.

Потом пошли стишки, разные конкурсы, песенки, которые кто-то тянул, кто-то мычал, а кто-то изображал всем телом. Ляцкий, руководя процессом, награждал участников шоколадками и конфетами из красного мешка. Делал это с важным видом, будто вручал государственные награды.

Потом микрофон снова забрал Семён Алексеевич.

Зал чуть притих. Начальник прочистил горло, оглядел нас, задержал взгляд на старших, потом на молодых.

– Друзья… – начал он. – Все вы знаете, что после Нового года я ухожу в область.

Кто-то присвистнул в поддержку, а кто-то тихо охнул. Видимо, всё-таки не все об этом знали.

– Жаль с вами расставаться, – продолжил он. – Но приятно, что я вас знаю. И что работал с вами.

Пауза.

– Я, конечно, буду к вам приезжать. С проверками, – он усмехнулся, и зал засмеялся вместе с ним. – Да шучу. Какие проверки! Своим я всегда поставлю хорошую инспекторскую оценку.

Он махнул рукой.

– Но я не об этом. Вы это и так знаете. Мне правда приятно было с вами работать. Эх… столько лет здесь. Как сейчас помню, пришёл в девяносто седьмом сюда.

Я напрягся, сам не понимая почему.

– Наставником у меня был тогда Малютин Максим Сергеевич, – продолжил он уже тише. – Многие его знают. Старички точно все знают. Ляцкий, вон, помнит.

Ляцкий всё ещё в красном тулупе, кивнул, приподняв посох.

– Хороший был опер. Матёрый. И мужик правильный. Кстати… тёзка нашего Ярового, – Семён Алексеевич хмыкнул. – Ха.

В зале снова засмеялись. Кто-то похлопал пару раз.

А я сидел, держал бокал и смотрел в стол.

И почему-то в этот момент музыка, шум, огни и смех отодвинулись куда-то в сторону. На мгновение между тостами и шутками на вдруг проступили воспоминания о другой жизни. Той, которую у меня отняли. Но за которую я отомстил.

Я тут же отогнал тягостные мысли и снова переключился на Мордюкова.

– Ну, так о чём я… – Семён Алексеевич на секунду задумался, покрутил микрофон в руке и усмехнулся.

В зале притихли. Даже тамада, уже готовившийся влезть со следующим конкурсом, аккуратно отступил в сторону, всё поняв.

– Так вот, – продолжил Мордюков уже серьёзнее. – Столько лет мы здесь выстраивали работу. Кирпичик за кирпичиком. Я убеждён, что нельзя оставлять отдел в плохие руки. Нужен самый достойный руководитель.

Он оглядел зал медленно, будто проверяя, все ли слушают.

– А то пришлют сверху абы кого. Какого-нибудь карьериста. Знаем мы таких. Новознаменск для них что, всего лишь отправная точка. Соки с людей выжмут, отчёты красиво оформят, а дальше полезут по карьерной лестнице, лишь бы выслужиться.

В зале кто-то хмыкнул, кто-то одобрительно кивнул.

– Я этого не хочу, – отрезал Семён Алексеевич. – Нам здесь жить, пусть не мне, но вам. Да и мне, когда пенсионером стану. Поэтому я поговорил с человеком, которого вы все знаете.

Он выдержал паузу.

– Этот сотрудник дал согласие. Рапорт о переводе на вышестоящую должность уже написан. Перемещение будет одновременно со мной, когда уладим все формальности. Тем же числом на мою должность будет назначен новый руководитель.

– Да не томите уже, Семён Алексеевич, – раздалось из зала. – Скажите, кто будет начальником.

В зале повисло напряжение. Шеф интригу нагнал знатную, и все смотрели на него в ожидании.

– Прошу любить и жаловать, – наконец сказал он, повысив голос. – Ваш будущий начальник! Майор полиции Коробова Оксана Геннадьевна!

И широким жестом махнул рукой в сторону зала.

Оксана, ещё секунду назад стоявшая в образе милой Снегурочки, растерялась лишь на мгновение. Потом выпрямилась и уже совсем иначе сделала шаг вперёд.

Зал взорвался аплодисментами.

Послышались выкрики, поздравления, свист. Кто-то крикнул, что начальник будет хороший. Кто-то даже чуть ли не перекрестился и пробормотал, что, слава богу, из своих. Знаем её, строгая, конечно, но справедливая.

– Из своих, – подтвердил Мордюков, улыбаясь. – Но не надейтесь! Спуску раздолбаям не даст. Все вы её знаете.

Он рассмеялся, махнул рукой.

– Ну а теперь давайте выпьем, – сказал он громко. – Я предлагаю выпить за наших коллег, можно сказать, боевых товарищей. За тех, кто стоял с нами плечом к плечу все эти годы.

В зале снова стало тихо.

– Уже многих нет с нами в этот праздничный день, – продолжил он. – Мы ни на секунду не забываем о них сегодня, входя в новый год. Мы можем с уверенностью сказать, что храним и приумножаем их наследие. Их опыт. Всё то, что они вкладывали в нас.

Он обвёл взглядом зал.

– И мы будем вкладывать это в своих. В смену, в новых сотрудников, в молодёжь. Давайте, товарищи офицеры. Стоя.

Загремели отодвигаемые стулья, зазвенели рюмки и бокалы. Выпили все в полной тишине. И я выпил.

После этого снова грянула музыка, и зал сразу ожил. Люди потянулись на танцпол, кто-то смеялся, кто-то уже подпевал музыке, не попадая в такт. В центре закрутились Снегурочка с Дедом Морозом, и народ охотно сбивался вокруг них в плотное, шумное кольцо. Ляцкий держался сколько мог, но под тулупом ему стало совсем худо, и в итоге он сдался, выбрался из этой круговерти и бухнулся рядом со мной, раскрасневшись и тяжело переводя дыхание.

Оксана села с другой стороны, аккуратно поправила полушубок и взяла бокал.

– Фух!.. Хорошо-то как! Эх, жаль, что последний мой корпоратив, – выдохнул Фомич, сдвигая шапку на затылок. – Буду скучать по вам, друзья-товарищи. Всё, пенсия, мать её. Нежданно-негаданно.

– Так уж и нежданно-негаданно, – усмехнулся я. – Ты здесь столько работаешь, сколько вообще не живут.

– Да брось, Макс, – махнул рукой Ляцкий. – Я бы ещё работал, честное слово. Если бы не эти ночные смены. Врач запретил. Говорит, или сон, или здрасьте, инфаркт.

Он поморщился.

– Я, конечно, хотел всё это послать к чертям, но жена встала на сторону врача. Потом ещё и тёщу подтянула. Обложили со всех сторон. В общем, заставили рапорт на пенсию написать.

И тут Оксана, не говоря ни слова, откуда-то достала сложенный листок бумаги и аккуратно приземлила его на стол перед нами.

Ляцкий прищурился, наклонился ближе.

– Это что ещё такое…

На листе был его рапорт. Рукописный, аккуратный, с привычным наклоном букв. Ляцкий всегда любил писать рапорты от руки, даже тогда, когда уже всё печатали на компьютере и оставляли только живую подпись и дату.

– Ого… – протянул он недоумённо. – Ты что, мой рапорт на праздник принесла?

– Я его из кадров забрала, – спокойно улыбнулась Оксана. – Чтобы тебе подарок сделать.

– Подарок? – он поднял брови. – Какой ещё подарок?

– Новогодний, – всё так же спокойно продолжила Снегурочка. – В общем, другой тебе рапорт надо написать.

Ляцкий замер.

– Какой ещё другой?

– Начальник кадров, Зуев Владимир Ильич, – сказала она, не отводя взгляда, – скажем так, героически погиб. Все мы помним.

Она слегка усмехнулась.

– Героически в кавычках, конечно. Все мы знаем, что с ним случилось и как он работал на Валета. Но начальника кадров мы так и не нашли. А работа там ответственная. Зато по графику – непыльная пятидневка. И, по крайней мере, для такого зубра, как ты, вполне по плечу.

Ляцкий молчал, глядя на рапорт, будто видел его впервые. Потом поднял глаза на Оксану, на меня, снова на бумагу.

Музыка вокруг продолжала греметь, кто-то смеялся, кто-то уже затянул песню, а за нашим столом вдруг стало тихо.

– Так что, Борис Фомич, пиши рапорт на начальника кадров. А этот… – Оксана помахала листочком. – А этот мы на счастье сожгем.

Она разорвала рапорт о выходе на пенсию на мелкие кусочки, сложила в блюдце и чиркнула зажигалкой. Он красиво загорелся.

– Начальника кадров – это же подполковничья должность, – с придыханием проговорил, Ляцкий не веря услышанному. – А я справлюсь? А я… это самое… а как же… а Мордюков согласен? Я же буду начальником! Уф…

– Да, и Семен Алексеевич добро дал, – улыбнулась Оксана.

Понятное дело, что вот так с кондачка она бы об этом и не заговорила, но Фомич, которого мы раньше называли Ляцким Глазом, от удивления не сообразил.

– Ну, не знаю, мне надо подумать… – он совсем растерялся.

– Что тут думать? – ткнул я его локтем в бок. – Тебе такую должность предлагают. Отдельный кабинет, куча женщин под боком, никаких дежурств, ночных смен.

– Так я-то что? Это же надо руководить уметь.

– Я в тебя верю, Фомич, – сказал я. – У тебя всегда был талант руководителя.

– Ну, талант-талант, а вот как опростоволосюсь, так… Что-то сыкотно мне, друзья.

– Да ты не боись, – сказал я. – Ты, главное, сиди и делай умный вид на совещаниях. А потом втянешься и пасьянс научишься на компьютере раскладывать.

– Ха, – хмыкнул Фомич. – Пасьянс-то я уже умею.

– Ну вот, считай, что полдела сделано, – улыбнулась Оксана.

Ляцкий вдруг резко отвернулся, провёл ладонью по лицу, потер глаза, будто в них что-то попало, потом снова повернулся к нам, уже стараясь держаться, но голос всё равно предательски дрогнул.

– Спасибо… спасибо, Оксана Геннадьевна, за доверие, – выдохнул он. – Я же… ух… я же не поверил сначала. Да это что ж получается…

Он вдруг улыбнулся широко, по-детски радостно.

– Не последний мой корпоратив выходит? Не последний, й-йолки!

Выдохнул шумно и с таким облегчением, будто тяжёлый мешок с плеч свалился.

– Фух… вот это подарок. Вот это подарок сделали.

– Максима благодари, – улыбнулась Оксана. – Это он твою кандидатуру предложил.