Текст книги "Последний Герой. Том 10 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5

Он метнулся к окну – только сейчас заметил, что холодный воздух так и валит внутрь с улицы. Створки распахнуты настежь, но решётка закрыта. Замок держит створки надежно.

Он дёрнул их изо всех сил – решётка звякнула, замок лязгнул, но не поддался.

– Чёрт… как же она?.. – Вова пытался понять. – Сквозь решётку, что ли, протиснулась?

Он попробовал просунуть голову – не вышло. Девчонка, конечно, худее, стройнее, но решётка слишком узкая – сюда только кошка пролезет.

– Как?.. Как она могла пролезть?.. – пробормотал он.

– Чёрт! Э, народ! – крикнул Вова, глянув в окно и обращаясь к ППСникам, курившим внизу на крыльце. – Тут баба не выходила?

– Ну, выходила какая-то, – донеслось снизу.

– Да не! Из окна никто не вылазил? – заорал Вова.

– Ты что, того? – сержант снизу покрутил пальцем у виска. – Тут же высоко!

– Чёрт!.. – Вова рванул из туалета, бросился вниз, в дежурную часть – к камерам.

Он понимал: надо срочно проверить наружные записи. Может, камеры засекли, как эта ловкая студентка сиганула со второго этажа или спустилась по водостоку… или чёрт её знает как ещё.

Он выскочил пулей из туалета, промчавшись мимо распахнутой двери. Когда его топот стих в коридоре, дверь тихонько отодвинулась, и из-за неё выскользнула Света.

Она мигом спустилась на первый этаж, но не пошла через главный выход, где дежурила смена. У туалета она успела изучить план эвакуации и уже знала, что есть второй выход – пожарный, ведущий во внутренний дворик. И надеялась, что его не запирали – хотя бы даже чтобы ходить туда покурить.

Света дёрнула дверь на удачу, выскользнула в тёмный дворик и прижалась к стене. В курилке кто-то стоял. Это был сотрудник без бушлата, в расстёгнутом кителе, с бейджиком дежурного на груди. Она прокралась вдоль здания, держась спиной к стене.

На её счастье, в это время ворота стали открываться. За ними гудел УАЗ. Машина въехала на территорию и направилась к боксам. Пока створки не сомкнулись, Света вышмыгнуланаружу.

Постовой, полудремавший в будке и нажимавший кнопку открытия ворот, даже не заметил худенького силуэта, скользнувшего мимо.

* * *

Я забрал Оксану, и мы приехали на работу, когда уже настало утро. Сразу направились в кабинет Шульгина. Но тут же, у входа, и встали – тот метался по комнате, как тигр, изрыгая проклятия. На диванчике сидел дежурный опер Володя, сгорбившись и втянув голову в плечи, будто его только что отхлестали плетью.

– Твою мать, Вова! – орал Шульгин. – Надо ж так лохануться! Ты что, совсем дебил? Там же через решётку даже голова не пролезет!

– Ну, я думал, может, она как-то протиснулась… – промямлил Володя. – Худенькая же… Ты сам сказал, глаз за ней… Я подумал, хитрая…

– Сиди я сам открою! – Шульгин постучал себя по темечку, издав деревянный звук. – По камерам посмотрели: она в туалете стояла, потом – шмыг-шмыг, нырк во дворик – и через ворота, когда машину в бокс загоняли! Ну какое окно!

– Да я-то откуда знал, Николаич… – лепетал Володя.

– Так. Что случилось? – спросил я, входя.

– Сбежала наша подозреваемая, – ответил Коля.

– Как – сбежала⁈

Теперь я понял, что говорили они как раз о Сагаде-младшей.

– А ты вот у этого спроси, – пробурчал Шульгин, зло зыркнув на опера.

Тот больше не издавал ни звука, даже не оправдывался.

– Сумочку свою оставила, – постепенно остывая, добавил Коля. – Хоть что-то.

Сумка была совсем не дамская, а спортивная, небольшая, через плечо. Та самая, что была прицеплена у неё под курткой. Куртка, кстати, тоже осталась – висела на вешалке.

Значит, в декабрьский холод она убежала без верхней одежды.

– Что в сумочке? – спросила Кобра.

– Ну, – начал Коля, вытаскивая содержимое. – Вот ножичек, вот флакончик с кристаллическим веществом… похожим на соль или, не знаю, что-то такое. Хотя кристаллы немного слежались.

Он открыл крышку, понюхал.

– Ничем не пахнет.

Я взял, понюхал сам.

– А по-моему, пахнет… горечью какой-то. Миндальной.

Оксана взяла флакон, понюхала тоже.

– А я ничего не чувствую, – сказала она.

– Странно, – удивился я. – Как не чувствуете? Запах же есть.

– Да нет, Макс, ничем не пахнет, – ответила она. – Кажется тебе. Выспаться тебе надо, отдохнуть.

– У тебя эти… обонятельные галлюцинации, – хохотнул Коля.

– Это цианид, – вдруг сказал Вова с дивана.

– Что ты там вякнул? – повернулся к нему Шульгин.

Но опер уже не тушевался, подался вперёд, выпрямился.

– Горьким миндалем пахнет яд – цианид, цианистый калий. Но не все люди его чувствуют. Генетически только небольшой процент людей способен улавливать этот запах.

– О как! – протянул Коля саркастически. – А ты, значит, у нас эксперт по ядам, да?

– Да я в сериале смотрел, – не смутился Вова. – Ну, не верите – сами загуглите.

– А что гуглить, – сказал я. – Пошли к эксперту. Он рано приходит, уже должен быть.

– Пошли, – кивнула Оксана.

И мы всей ватагой отправились к Корюшкину, прихватив с собой флакончик.

Тот аж подпрыгнул, когда мы ввалились к нему с утра пораньше.

– Случилось чего? – удивился он. – Опять убийство? Два убийства?

– Ваня, – сказал я, протягивая флакон. – Вот, определи, что здесь.

– Хм, – почесал он затылок. – Так я ж не химик, я криминалист.

– Предположительно, здесь цианид.

– А, ну это-то легко! Сейчас проведём реакцию на берлинскую лазурь.

– Да хоть на лондонскую, Ваня, – сказал я. – Сделай нам красиво.

– Погоди, Макс, – Корюшкин достал пробирку, щепотку реактива, аккуратно посыпал порошок, взял маленький кристаллик, добавил несколько капель раствора и стал комментировать процесс: – При взаимодействии с солями двухвалентного железа… а теперь окисляем…

Он осторожно добавил ещё одну каплю.

– Сейчас появится характерное ярко-синее окрашивание… Та-дам! – воскликнул Ваня. – Вот оно! Ярко-синее! Синее – не бывает.

Он с гордостью поднял пробирку – реакция пошла.

– Ну, это, конечно, предварительный тест, – добавил он, – но с девяносто девятью целыми и девятью десятыми процента точности могу сказать: это цианистый калий. А уж химики в главке проведут хроматографию, масс-спектрометрию и точно подтвердят.

– Дела… – проговорила Оксана. – У нас эта девочка, выходит, отравительница.

– И, кстати, – добавил я, – её мать, Елена Сагада, как раз была отравлена цианистым калием.

– Ну и семейка, – задумчиво почесал подбородок Шульгин. – Отец в бегах, где-то прячется. Дочка разгуливает с цианидом в сумочке. А мать мертва от цианистого калия. Интересно всё закручивается.

– Интересно-то интересно, – проворчала Оксана, – только что мы будем Мордюкову докладывать? Взяли подозреваемую и тут же её просрали. В прямом смысле слова – просрали. В сортире!

– Но, Оксана Геннадьевна… – пробормотал Володя-опер, – я же уже объяснял сто раз! Ну, подумал, что она через решётку…

– Думать, Володя – это не твоё, – воскликнула Кобра. – Тебе надо было просто не закрывать дверь!

– Ну а что я, должен был вместе с ней в женский туалет запереться?

– От тебя бы не убыло, Володя, – отрезала Оксана, – а от неё – тем более.

* * *

Мордюкову доложили о подвижках в расследовании, о том, что изъяли у подозреваемой пузырёк с цианистым калием.

Он был в восторге. Потирал руки, восклицал:

– Ну вот! Можете же! Стоило вас взбодрить, так сказать, прописать пистона – и сразу результаты пошли! Так, а что говорит подозреваемая? Раскололась?

Он прищурился, посмотрел на нас.

– Ну, вижу по вашим лицам, в отказ идёт, да? Ну ничего, посидит, подумает. А, слушайте, может, утку к ней подселить в камеру? Это мы подумаем… пускай раскрутит её на разговор.

– Семён Алексеевич, подозреваемая сбежала, – спокойно, но твёрдо произнесла Оксана.

Мордюков застыл. Открыл рот, закрыл. Потом снова открыл и снова закрыл. Пока беззвучно.

И, наконец, прорезался голос. Такой громкий и высокий, что мы с Шульгиным переглянулись. Мы не ожидали, что наш шеф способен выдать такой визг, которому позавидовал бы любой уважающий себя ирландский банши.

К тому же визг перемежался отборными матюгами. Так точно ни одна нечисть не смогла бы.

Получив от шефа «напутственные наставления», мы через четверть часа с новыми силами вновь принялись за работу.

* * *

Университет в Новознаменске находился в центре города. Главный корпус, где располагался филфак, тоже был там.

Мы с Шульгиным вошли в деканат. С помощью администрации быстро нашли нужного студента – Снегирёва Алексея, по прозвищу Снегирь.

Это был парень, бойфренд нашей беглянки.

Шульгин вычислил любовную привязанность Светы Сагады по соцсетям: по постам, по фотографиям, где они были в обнимку, с поцелуйчиками. К тому же, Снегирь оказался одним из тех, кто выжил.

В тот злосчастный вечер, когда всех отравили, когда клуб «Мёртвая поэзия» накрыл угарный газ, Алексей был там.

Мы встретили парня на крыльце университета. Он поднимался по ступенькам с хмурым видом. На плече болтался потрёпанный рюкзак, в ушах наушники-«капельки». В руке смартфон, взгляд уткнут в экран. На лице типичное выражение городского зомби. Обычный парень современности. Обычный студент – вроде, здесь, а вроде и не здесь.

– Полиция, – сказал я.

– Опять, – выдохнул парень, глянув на нас из-под густых бровей с раздражением. Лицом он был похож на какого-то американского актёра. Тёмные волосы, тёмные брови, кожа бледная, будто у вампира.

– Я не намерен сидеть дома, – сказал он. – Я не могу уже сидеть дома. Я же говорил!

Я понял, о чём это он – ведь к пострадавшим приставили по оперативнику для охраны. Но Снегирёв не благодарил, а сказал, что всё это выдумки, а ему, мол, надо учиться, потому что «иначе накопятся хвосты, отчислят, а впереди зимняя сессия».

– Мы не заставляем тебя возвращаться домой, – спокойно ответил я. – Давай отойдём, поговорим.

Мы отошли чуть в сторону, на край крыльца, подальше от потока студентов, спешащих на утренние пары.

Удерживать дома мы действительно не имели права. Всё-таки это потерпевшие, а не подозреваемые. А приставлять к каждому круглосуточную охрану было накладно. Нет у нас столько сил и личного состава.

Скрепя сердце, мы убрали от потерпевших охрану.

– Ты когда последний раз видел Свету? – спросил я прямо.

– Давно, – нахмурился он.

– Врёшь ведь.

– Ничего я не вру! – огрызнулся он. – Сами спросите, в общаге она не живёт. Коменданта спросите, если мне не верите.

– Ну, что она не живёт в общаге, мы знаем, – сказал я. – Но ты же её парень.

– Мы вообще-то расстались, – ответил он после паузы. – Да, расстались.

– А чего тогда в соцсетях висят ваши фоточки в обнимку?

– Ну… просто не успела удалить, наверное.

– Нет, Лёша, врёшь ты, – сказал я. – Девушки – народ щепетильный. После расставания они в ту же секунду всё подчищают, удаляют фоточки и выставляют новые – с букетом роз и подписью: «А сегодня меня обрадовали» или «Вот такой сюрприз», и кофе в постель, и всё остальное. Чтобы бывшему показать, как им теперь хорошо и как они востребованы. Ни фига вы не бывшие.

– Это не ваше дело! – вспыхнул он.

– Слышь, ты что такой борзый? – проговорил Шульгин, положив ему тяжёлую руку на плечо.

Алексей даже слегка согнулся под её тяжестью.

– Сейчас поедешь с нами в отделение – там как зяблик-кракозяблик запоёшь.

– Не имеете права! Я ничего не сделал!

– Зато скрываешь местонахождение преступницы.

– Что? – воскликнул парень. – Какой преступницы⁈

– Светлана Сагада подозревается в убийстве. Или даже в нескольких убийствах, – сказал я спокойно.

– Как?.. Не может быть…

– Может, Лёша, может. Понимаешь теперь свою ответственность? Где она? Говори.

– Да не знаю я! – взмолился он. – На связь не выходит, трубку не берёт!

Я достал из внутреннего кармана визитку, потертую, напечатанную на принтере. Сделал по привычке, как в девяностые. Рука не поднималась заказывать типографские, с каким-нибудь тиснением. Такие, простые, мне были роднее.

– На, – сказал я, протягивая. – Вспомнишь – позвонишь.

Он нехотя взял её, чуть сжал в пальцах.

– Не вздумай выбросить, – предупредил я.

Он сунул визитку в карман, подчиняясь.

– Всё, свободен, – сказал я.

Он зыркнул ещё на нас, а потом влился в общий поток и ушёл.

Шульгин удивлённо посмотрел на меня.

– А что это ты так его, Макс, быстро отпустил? Может, не стоило говорить ему, что мы Свету в убийствах подозреваем? – сказал Шульгин, когда парень ушёл. – Может, надо было как-то поаккуратнее выведать?

– Наоборот, – ответил я. – Мы его сейчас удивили. Значит, он тут же будет названивать своей Свете. Сразу же – пошли за ним.

Мы направились в университет.

На входе за стойкой скучал престарелый охранник в чёрной форме с нашивкой на рукаве: оскаленная пасть волка и надпись «БАРС». Вот так вот: на шевроне волк, а название – БАРС.

«БАРС» увидел нас, подскочил, потребовал документы.

Я оставил Шульгина с ним разбираться, чтобы не привлекать лишнего внимания, а сам прошмыгнул дальше, за Снегирём Лёшей.

Парень шёл по коридору, в руках всё тот же телефон – он быстро строчил сообщение.

Остановился у банкомата, где стояла небольшая очередь. Стоял, набирал текст.

Я бесшумно подошёл и тихо заглянул ему через плечо.

«Сегодня в шесть на нашем месте» – прочитал я последнее сообщение в открытом диалоге.

Я едва успел пробежать глазами текст на экране, когда Лёша чуть повернулся, ссутулился, что-то быстро настрочил в ответ и нажал «отправить». Я уже не видел – что именно.

А после сунул телефон в карман, не заметив, что я стою у него за спиной. Я медленно отступил, стараясь не скрипнуть подошвой по плитке, повернулся и направился обратно к вахте.

Шульгин всё ещё что-то втолковывал охраннику – а тот почему-то виновато кивал.

– Всё, Коля, пошли, – сказал я, кивая на выход.

На улице уже серело. Лёгкий мороз прихватывал пальцы, изо рта шёл пар. Мы отошли за крыльцо, подальше от лишних ушей.

– Ну что? – спросил Шульгин, кутаясь в воротник. – Он связался с ней?

– Связался, – кивнул я. – Света написала ему: «в шесть часов на нашем месте».

– Оп-пачки… – протянул Коля. – А ты уверен, что это именно Света?

– Ну а кто ещё? – ответил я.

– Ладно, – задумчиво произнёс Шульгин. – А как узнаем, где у них это место?

– Как-как… – усмехнулся я. – Следить будем… За птицей-снегирем.

Коля кивнул в ответ, поёжился, достал сигарету, щёлкнул зажигалкой.

– Опять куришь? – нахмурился я.

– Тебя не спросил!

– Завязывай, – пробурчал я. – Сам не заметишь, как втянешься.

– Ты мне отец что, ли? – хмыкнул Шульгин, задумался, а потом протянул: – А-ай… ладно…

Махнул рукой и выкинул сигарету в снег. Та зашипела и погасла.

– Молоток, – улыбнулся я.

– Вечно ты меня всему учишь… достал… – беззлобно проворчал Шульгин. – И почему только я тебя слушаю? А?.. Вот хэ его зэ…

Мы вернулись в машину и стали ждать. Встали так, чтобы было видно крыльцо корпуса. Часа через три появился наш Снегирь. Он торопливо шагал по ступенькам.

– Готовность номер р-раз, Николай Николаевич, – ткнул я в плечо задремавшего напарника. – Спишь, что ли?

– Да не сплю я, не сплю, – зевнул Коля, моргая. – Эх… Мне Олеська Маркова снилась… Журналистка. Мы с ней, кстати, переписываемся, обещала на Новый Год приехать. Жду – не дождусь.

Я тихонько усмехнулся.

– Отставить эротические фантазии, боец, пока ты тут шель-шевель, Снегирёк улетит.

– Где он? – встрепенулся Шульгин.

– Вот, тачку вызвал, – ткнул я на легковушку в узнаваемом желтом окрасе, в которую садился наш студент. – Давай за ним…

– Ну, погнали, – Коля потер ладони, с шумом на них дыхнул, и, выжав сцепление, переключил передачу.

Глава 6

Мы проехали несколько кварталов, обогнули площадь администрации и остановились в тихом старом дворике – девятиэтажка серого цвета, со свежезамазанными швами между панелей.

Такси высадило Снегирёва возле одного из подъездов. Не тратя времени на расчеты, он выскочил и нырнул в подъезд, только дверь за ним хлопнула.

– Ну что, за ним? – спросил Коля.

– Давай, – сказал я.

Мы подкатили ближе, вышли из машины и юркнули к двери. Домофон открыли универсальным ключом.

В подъезде было пусто.

– Куда-то зашёл, – прошептал Коля. – В какую-то квартиру.

– Ну, вообще, – сказал я, – это его адрес, ты же мне присылал данные. Значит, домой приехал.

Я глянул на часы – стрелки подбирались к шести.

– Они договаривались встретиться со Светой в шесть, да? – уточнил Шульгин.

– Ну да, – кивнул я. – Значит, «на нашем месте» – это у него дома, скорее всего. Раз уж дом и подъезд совпадают…

Мы осторожно поднялись на нужный этаж. Я посмотрел на дверь квартиры Снегирёва, потом на электросчётчик.

– Не крутит, – сказал я. – Хотя уже темно. Что он будет в темноте делать? Значит, его там нет.

Позвонили в звонок. Тишина.

– Может, затаился, спрятался? – предположил Коля.

– Не знаю, – сказал я. – Ладно, давай подождём. Спустимся вниз, сядем в машину. Он же нас не видел.

Мы вышли из подъезда. И вдруг – грохот. Оглушительный. Как будто рванула граната. Мы с Колей рефлекторно присели, прикрывая головы руками.

С нашей служебной «Приоры», стоявшей у подъезда, осыпались стёкла. Только не от взрыва, а от того, что крышу вмяло чем-то тяжёлым, упавшим с высоты. Удар был такой силы, что хлопок показался взрывом.

На вмятой крыше лежал человек.

– Твою мать! – выдохнул Шульгин. – Какого хера⁈

Мы бросились к машине. На ней, в изломанной позе, лежал Снегирёв. Он ещё дышал. Изо рта хлестала кровь. Палец на правой руке подёргивался, но больше он не мог пошевелить ничем.

– Света… – прохрипел он, глядя на нас.

Не знаю, узнал он нас или нет. Но это было последнее слово, которое он успел сказать.

Прямо перед тем, как огонёк жизни в его глазах погас. Он умер.

– Кто-то столкнул его! – выкрикнул Коля, задирая голову вверх.

Но там, откуда он упал, не было ни открытых балконов, ни распахнутых окон. Только крыша.

– Крыша! – выкрикнул я. – Их место – крыша! Они там встречались!

– Бежим! – воскликнул Коля.

– Нет! – рявкнул я. – Стой здесь, смотри за подъездами! Я наверх!

На ходу я выхватил пистолет, снял с предохранителя, оттянул затвор. Сухой щелчок, и курок встал на боевой взвод.

Вдруг зашумел лифт. Я замер, решая – к лифту или по лестнице? Тот, кто столкнул Снегирёва, мог теперь ехать вниз.

«Ладно, – мелькнуло в голове, – надеюсь, Шульгин не проворонит».

Я побежал дальше.

Преодолевал как можно скорее этаж за этажом. Гулко отдавались шаги, дыхание сбилось, в груди пекло и сдавливало. Слишком резво я летел вверх, без продыху.

Вот и девятый. У стены торчит железная лестница, ведущая на чердак. И люк, обычно запертый на замок, распахнут настежь.

Не останавливаясь, я вцепился руками в перекладины, полез наверх.

Внутри пахло пылью, старым шлаком и голубиным помётом. Темнота. Я проморгался, выхватил телефон, включил фонарик. Луч полоснул по бетонным стенам – никого.

Дальше – просвет. Ещё одна лестница, ведущая на крышу. Поднялся.

Пусто. Чёрт, никого.

Я глянул вниз. У машины уже собралась толпа. Люди охали, ахали, общий гомон было слышно и здесь. Шульгин отгонял народ от вмятой крыши с трупом.

– Коля! – крикнул я сверху. – Ну что там у тебя?

– Пока никто не выходил из подъездов! – донеслось снизу. – А, постой…

Он тут же повернулся к двери.

– Эй! Мужик! Ну-ка стой! – крикнул Шульгин.

Из соседнего подъезда действительно вышел человек.

– Стой, я тебе говорю! – повторил Коля.

– Чего? – возмутился тот.

– Иди сюда! Быстро! Полиция!

Мужик подошёл, явно растерянный.

– Где живёшь?

Тот начал объяснять, что живёт тут же, в соседнем подъезде.

«Не убегает, – мелькнуло у меня, – значит, не убийца».

Я пробежал по крыше вдоль парапета. Ни следов, ни отпечатков обуви – снег почти весь выдуло ветром, остались только потёки грязи.

– Чёрт… где же убийца? Или это… самоубийство?.. – пробормотал я.

Он ведь встречался здесь с кем-то. Наверняка со Светой. Ну кто ещё мог ему написать? Я вспомнил окошко диалога – сверху были цифры, номер, значит, не был сохранён под её именем… Почему?

Я обежал крышу, нашёл ещё один люк. Тоже открытый, ведущий вниз, в другой подъезд.

– Чёрт, что за бардак… – выдохнул я и рванул туда. – Все настежь, блин!

Управляющая компания у них тут так работает, что люки не замкнуты или это всё было заранее подготовлено? Я спустился через тот люк, вышел из другого подъезда.

– Коль, из этого подъезда никто не спускался, не выходил?

– А чёрт его знает, – ответил Шульгин. – Смотри, Макс, сколько народу уже снимает на телефон!

Люди останавливались, прохожие доставали смартфоны, кто-то выглядывал с балконов, посыпался народ из подъездов.

– Твою мать, убийца где-то здесь, – сказал я. – А ну, граждане, всем стоять! Построились-ка здесь!

Народ загалдел недовольно, кто-то возмутился:

– Я вообще не здесь живу! Я мимо шёл!

– Без разницы. Стой. Есть документы?

Как могли, мы людей задержали, переписали данные, телефоны, фамилии. Подоспело подкрепление, участковые сделали всё, что могли, но – ничего, никаких зацепок.

Собрали кучу анкетных данных, опросили жильцов, раздали задания участковым. Оксана прислала ещё оперов. Я пустил их по подъездам, чтобы выяснили, кто мог видеть кого-то на крыше, на чердаке, кто поднимался, кто спускался, кто выходил. Суета поднялась большая, но всё тщетно.

Снегирёв мёртв. А кто его столкнул – неизвестно.

* * *

Мы собрались на короткую летучку в кабинете у Мордюкова. Я, Шульгин и Оксана. Шеф задумчиво гладил жиденькие волосы, приглаживая их к лысине, будто пытался приклеить их намертво на макушку, уберечь от окончательного выпадения.

– А может, – сказал Семён Алексеевич, – может, он того, сам спрыгнул?

– Не исключаю, – ответил я, – но ведь до этого он явно очень торопился на встречу. Движения были суетливые. Тот, кто решается на самоубийство, так не ведёт себя. И зачем ему себя убивать? Он же только что на полном серьёзе, после всего случившегося, мне доказывал, что ему нужно сдать хвосты в университете, чтобы не отчислили.

– М-да…

Я помолчал и добавил:

– Самоубийца не печётся о таких мелочах, как учёба и сессия. Его убили. Я уверен.

– Чёрти что, – выдохнул шеф, откинувшись в кресле. – Ну, Следственный комитет дело пока не возбудил. Пока всё оставили материалом, без возбуждения. Отрабатывается версия самоубийства.

– Семён Алексеевич, – проговорила Оксана, – мы считаем, что это уже серия. Кто-то убивает поэтов, членов клуба «Мёртвая поэзия». Кто-то на них охотится.

– Ну кто, кто… ясно кто, – отмахнулся Мордюков. – Вот эта шизанутая подружка Снегирева, как там её… Светлана Сагада. И её папаша в придачу. Набрали себе подопечных, клуб, не оправдали люди их надежд, и теперь вот отправляют на тот свет по одному. Чем не мотив, а?

– Смелое заявление, – усмехнулась Кобра. – У вас есть какие-то прямые доказательства?

– Представь себе, Оксана Геннадьевна, – в тон ей ответил шеф, – что есть.

Он вдруг полез в карман и нацепил круглые тонкие очки, а потом глянул на нас поверх оправы и громко предупредил:

– И не смеяться мне тут! Я в очках – да, я как дед! Близко уже не вижу!

– Я не смеюсь, Семён Алексеевич, – кашлянул в кулак Шульгин, сдерживая смешок. – Просто вы в этих очках… на Берию похожи.

Тут мы с Оксаной не выдержали. Прыснули от смеха.

– Это жена купила мне, – поморщился Мордюков. – В такой оправе. Но правда лучше видно. Закажу себе другие, чёрт бы эти очки побрал.

Он сдёрнул очки, щурясь, уставился в листок на столе и стал читать без них, напрягаясь, словно боролся с каждым словом.

– Вот тут сказано, – наконец, произнёс он, – что цианид, который мы изъяли в сумочке Светы Сагады, и цианид, обнаруженный в бутылке с коньяком и в крови её матери, Елены Сагады, имеют общее происхождение. Идентичны по составу.

– Как это «идентичны по составу»? – нахмурился Шульгин. – Цианид – он и есть цианид. Понятно, что и там, и там одно и то же.

– Да нет, – махнул рукой Мордюков. – Там что-то по-умному написано. На-ка, я без очков плохо вижу… – он протянул листок мне. – Какие-то остаточные примеси, хвосты и так далее. В общем, спектр там, спектр– шмектор… хроматомасс-исследования. Ох… ненавижу я заключения экспертов читать, черт ногу сломит.

– Так это она что, – выдохнула Оксана, – свою родную мать отравила?

– Ну, получается, что так, – кивнул шеф.

– Что-то не вяжется, товарищи, – сказал я. – Если она отравила свою мать, то зачем пошла к ней на могилу? Ночью…

– Тоже верно, – согласился Мордюков. – Но, с другой стороны, может, она психопатка, социопатка, не знаю, двинутая. Поэты – они же все такие.

– А может, ей этот флакон с ядом просто подкинули в сумочку? – предположил Шульгин.

– Да нет, – покачал головой Мордюков. – Никто ей ничего не подкидывал. Вот результаты комплексной дактилоскопической и генетической экспертизы.

Он взял ещё листок, все-таки напялил очки и зачитал:

– Проведены исследования двумя экспертами в своих областях. Вывод – потожировое вещество, содержащее ядерные клетки эпителия… так-так-так… короче говоря, хотя точно носителя мы определить не можем, на двух предметах оно идентично. На этой шапке или где там – и на флаконе с ядом. То есть она знала, что у неё там флакон. Держала его в руках. И так держала, что пальчики вспотели, оставляя ДНК.

– Разве пот у нас содержит ДНК? – усомнился Шульгин.

– Ой, ты такой умный, Коля, – буркнул Мордюков. – Вот, на, читай заключение сам.

Коля взял листок, пробежал глазами:

– А, нет, пот… не содержит… а содержит… клетки эпителия, смешивающиеся с потожировым веществом и налипающие на объект. Ну и ладно. Хорошо, что куртку и шапочку-то она оставила, и я это всё экспертам оттаранил.

– Только это ещё не вполне официально получается, пальчики-то не успели откатать. – сказал я. – Но всё-таки одно ясно. Флакон ей никто не подкидывал. Это её флакон. С поверхностью которого пальчики ее контактировали очень плотно.

– И это она, получается, отравила мать, – недоумённо проговорил Коля. – Ну и, выходит, потом скинула своего друга с крыши.

– Что там в телефоне потерпевшего было? – спросил Мордюков.

– Телефон разбился при падении, – ответил я, – но я ещё до этого видел: от незнакомого номера пришло сообщение – «На нашем месте. Встретимся». Сейчас техники работают, восстанавливают данные, проверяют переписку. Если получится, то мы найдём всю. Прочитаем, восстановим всё, что можно.

– Ясно, – кивнул шеф. – Вот уже что-то, товарищи.

Он помахал нам пальцем – непонятно, то ли хвалил, то ли угрожал:

– Ведь можете, когда захотите! Теперь у нас есть подозреваемая, конкретная. Осталось только изловить. Есть мотив, есть связь – кто-то убивает членов клуба.

Он откинулся на спинку кресла, стукнул пальцем по столу.

– Теперь мы можем предугадать действия убийцы. Или убийц, – добавил он. – Я не знаю, сколько их там. Но раз они так взялись, наверняка захотят убрать остальных. Сколько там у нас осталось?

– Ну, трое, – сказал я. – Две женщины и мужчина.

– Плохо, – буркнул Мордюков.

– Что плохо? – не понял я.

– Плохо, что трое, – сказал он. – Был бы один – легче было бы уследить.

Он тяжело вздохнул, потёр лоб.

– Ладно. Сделаем так: соберите мне их всех на беседу. Поэтов недобитых. Нам их беречь надо, как зеницу ока. Новые убийства нам ни к чему. Сегодня же, слышите? Сегодня соберите!

– Сделаем, – сказала Оксана.

– Всё, работайте. Свободны, – пробурчал шеф, хватаясь за телефонную трубку.

Он уже набирал какой-то номер – очевидно, собирался отчитаться в Главк.

* * *

Собрать оставшихся в живых поэтов не составило труда. Их было всего трое.

Даниил Кожевников – сорок пять лет, владелец типографии. Коренастый, лысоватый, в очках, с нервным тиком левого глаза.

Мария Чижова – молодая журналистка местного интернет-портала. Миниатюрная, с ярко-рыжими волосами и живой мимикой, как у обезьянки. Она и тут постоянно кусала губы.

Ирина Плотникова – постарше остальных, обычная продавщица из продуктового магазина. На фоне остальных она казалась человеком простым, как-то выбивалась из интеллигентной компании, но и этому нашлось объяснение – в этом кружке она считалась «поэтом от народа».

Теперь они сидели перед Мордюковым в его кабинете.

– Я собрал вас, граждане, – начал шеф, – чтобы сообщить: вам по-прежнему угрожает опасность.

Женщины напряглись, а Кожевников нахмурился.

– Сегодня был убит Алексей Снегирёв, – добавил полковник.

Мария и Ирина охнули. Кожевников надул щеки и шумно выдохнул.

– Как он погиб? – спросил Даниил.

– Его столкнули с крыши, – ответил Мордюков.

– И вы, конечно, не нашли убийцу, – резко бросила Чижова.

– Мы работаем, гражданочка, – спокойно сказал шеф. – Но и вы должны быть осторожны. Я бы советовал вам не выходить из дома и никому не открывать дверь. Если кто-то приходит – знакомый, родственник – пусть звонит заранее. И второй телефонный звонок, когда уже у двери, чтобы вы могли при этом увидеть его в глазок.

– Ну вы же полиция, – вмешалась Плотникова. – Вы должны нас защитить! Для чего государство платит вам зарплату⁈

– Гражданочка, – тяжело вздохнул шеф, – мы свой хлеб не зря едим. Уверяю вас, убийцу мы поймаем. Но поймите, ваша жизнь сейчас в опасности. И если вы сами не…

– Я не собираюсь сидеть дома! – вспыхнула Мария, тряхнув огненной шевелюрой. – Дома он меня быстрее достанет! Я живу одна, разве вы не понимаете⁈ Он может пробраться через окно, через балкон, может поджечь квартиру! Может кинуть что-нибудь в окно, взорвать в конце концов! Дайте мне сотрудников для охраны! Прошу вас!

Она вцепилась обеими руками в стол, губы ее подрагивали.

– Тише, тише, – поднял руку Мордюков, успокаивая. – Без паники.

– Вы дадите охрану?

– Я не могу к каждому из вас приставить человека, – сказал Мордюков, – у меня просто нет людей. Все работают.

– Это ваши проблемы, – мрачно проговорил Кожевников. – Это ваша забота, ваша работа – нас охранять.

– Наша работа – искать преступников, – резко ответил шеф. – А осторожность – ваша забота. Вот наймите себе ЧОПовцев или телохранителей, если так страшно.

– Как вы можете так говорить? – возмутилась Чижова. – Вы же сотрудник полиции! А если нас и правда убьют?

– Тихо! – рявкнул Мордюков, хлопнув ладонью по столу. – Значит так, слушайте сюда. Хорошо, я приставлю к вам сотрудников. Только если вы все втроём будете жить в одном месте. Потому что охрана должна быть круглосуточной. А это минимум две-три смены. Вы представляете, сколько людей мне надо выделить, если вы будете вот так вот, порознь, каждый у себя?

– Вы с ума сошли! – возмутилась Плотникова, запахивая воротничок блузки, будто уже представила, как посторонние мужики будут пялиться на неё, когда она переодевается в процессе совместного проживания. – У меня вообще-то муж! Он не пустит меня жить с чужими мужчинами!

– Да ёшкин кот! – вскинулся Мордюков. – Тогда запрись дома!

В этот момент в дверь постучали.

– Разрешите? – послышался голос.

– Чего тебе, Ляцкий? – нахмурился шеф.

В кабинет просунулся дежурный.

– Да я хотел Максима Сергеевича отвлечь…

– Он занят, не видишь? У нас тут дискуссия. Потом! Всё потом!