Текст книги "Передозировка"

Автор книги: Рада Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

ПАУК

Я ему рассказал.

– Да, точно ведьма, – согласился он.

– Прошу прощения.

– Ничего страшного. Ты старался. Проверь под столом для пикника за гаражом скорой.

Нахожу закладку.

Небеса, встречайте!

ГЛАВА 35

Дик уже ждал. Кайла познакомила его с Иденом. Как истинный джентльмен, Иден протянул руку в перчатке. Дик ответил рукопожатием, и они тут же принялись обсуждать детали: толщину льда, температуру воды, на что лучше ловить окуня – на червя или на мотыля.

Они пробурили лунки, любуясь полупрозрачным футовой толщины льдом с застывшими в нем пузырьками воздуха. Потом насадили наживку, забросили удочки и стали ждать.

Иден был слишком возбужден, чтобы сидеть спокойно:

– А где ты научился так рыбачить?

– Меня научил друг, которого зовут Джо. У него есть домик на озере Боу. Он брал меня с собой на зимнюю рыбалку.

– А где это?

– В Нью-Гемпшире.

– Ты кого-нибудь поймал?

– Пару окуней: обычного и черного.

– Ого! Сразу двух?!

Кайла слушала их разговор и наслаждалась солнцем. Идену необходим мужской образец для подражания, а подледный лов – лишь одна из множества вещей, которым она не сможет научить сына сама. Она была благодарна Дику за готовность помочь.

Она сняла шапку и распустила волосы по плечам. Дик улыбнулся и дотронулся до них, осторожно погладив пальцами шелковистый локон.

– Рыба! Рыба! – закричал Иден, вцепившись обеими руками в дрожащую удочку.

Пять минут спустя им удалось достать улов – тощего серебристого малька размером с палец Идена. Но это была первая пойманная мальчиком рыба, и ребенок был в восторге. Они с Диком пустили рыбешку плавать в ведре с водой, и Иден наблюдал за ней, то и дело пытаясь погладить. Когда ему наскучило, он отправился считать лунки во льду, проверяя палкой, не замерзли ли они.

– Ты очень красивая, Кайла.

Курт тоже так говорил.

– Ты здесь еще надолго, Дик?

– Четыре смены. В пятницу уезжаю.

– Куда?

– В Колорадо. Кататься на лыжах. Поедешь со мной?

– Не могу. У меня Иден.

– Бери его с собой.

– Я работаю, а он ходит в школу.

– Когда у него каникулы?

– Кажется, в начале марта.

– Совсем скоро. Март – самое время для лыж.

Уж слишком он торопит события.

– Когда возвращаешься?

– Думаю, в марте. Потом еду в Мексику проверить яхту. Ты бывала в Мексике?

– Никогда, – ответила она, жалея, что не может снова стать молодой и свободной, чтобы путешествовать по миру, пробовать новую еду, веселиться, а не работать, учиться и заниматься стиркой. – Мексика…

Слева, с наветренной стороны, раздался вопль. Иден лежал на льду и кричал.

Кайла стремглав бросилась к нему. Дик успел раньше. Иден лежал в снегу, левой ноги не было видно.

Кайла, прикусив губу, смотрела, как Дик опускается на колени рядом с Иденом.

– Все в порядке, приятель. Спокойно. Что случилось?

– Я не могу встать!

Иден лежал на спине. Правая нога была согнута. Левая словно заканчивалась коленом. Дик разгреб снег руками и обнаружил трещину, которая шла до самой воды. Шириной она была всего в пару дюймов, но этого хватило, чтобы нога Идена провалилась и застряла. Мальчик оказался в ловушке.

– Тебе больно? – спросил Дик.

– Да… нет… не знаю! Я не могу встать.

– Сейчас мы это исправим, – сказал Дик.

Он лег на живот, просунул руку вдоль левой ноги Идена, насколько смог, ощупывая кости.

– Молодец, приятель. Похоже, ничего страшного. Колено в норме, кость цела, стопа…

Он вытащил руку из трещины.

– Стопа выглядит нормально, но дотянуться я не могу. Обратно ее так не вытащить. Кайла, принеси бур и вызови девять-один-один.

– Что такое девять-один-один? – спросил Иден.

– Экстренный номер, по которому мы звоним, когда человеку больно, и приезжает помощь. Сам увидишь. – Дик взял бур и принялся аккуратно высверливать лед вокруг ноги, чтобы расширить трещину. – Вытащим тебя в два счета, зато потом будет что рассказать друзьям. Хочешь узнать, откуда взялась эта дыра?

Иден кивнул.

– Когда меняется температура, лед расширяется и сжимается. Если он расширяется слишком сильно, то ломается. А потом, когда начинает снова сжиматься, образуется трещина.

– Мне холодно, – захныкал мальчик.

– Конечно. Мне тоже холодно. – Ледяная вода, капавшая с промокшего рукава Амбера, уже начала замерзать. – Скоро будем дома пить горячий шоколад. Любишь горячий шоколад?

– Мне больше нравится мороженое.

– Мне тоже, но, пожалуй, сегодня будет лучше обойтись горячим шоколадом.

Дик оглядел лунки, которые проделал вокруг ноги Идена. Отложив бур в сторону, он снова сунул руку в воду, и на этот раз ему удалось дотянуться, чтобы развязать шнурок на ботинке Идена.

К приезду скорой ребенка уже вытащили. Нога посинела от холода, но Иден улыбался, обнимая нового лучшего друга. Кайла вспомнила слова Курта: «Он прожует тебя и выплюнет».

В ту ночь она уснула, мечтая о Мексике.

ПАУК

Снег.

Мягко падает внутрь.

В глаза.

В рот.

В душу.

Я побелел изнутри.

Это был приход приходов.

Не могу пошевелиться.

Не могу дышать.

Не могу плакать.

Только белое небо.

Лжец с глазами цвета льда.

Не упусти его, ведьма.

Я на тебя рассчитываю.

Я люблю тебя, Джесси.

Я сам стал снегом.

Я лечу.

ГЛАВА 36

Эмма уже собиралась домой, когда объявили, что везут нового пациента. Дежурство уже закончилось, но она все равно пошла помогать.

– Нашли в снегу. Сколько пролежал, неизвестно. Пульса нет.

– Что-нибудь о нем известно? – спросила Энн, пока они выгружали больного.

– Нет. Вену мы не нашли: он весь исколот. Есть внутрикостный доступ на левой голени. Дали три дозы адреналина. Реакции нет.

– Давно его нашли?

– Тридцать минут назад. Очевидцы СЛР не делали. Мы подобрали его восемнадцать минут назад.

– Сердце?

– ЭМД, электромеханическая диссоциация.[13]13
  Состояние, при котором наблюдается электрическая активность сердца, но отсутствуют механические сокращения.


[Закрыть]

– Температуру ректально, – распорядилась Сью.

Мониторы злобно звенели, словно колокольчики на ураганном ветру, в темпе 120 сигналов в секунду: требуется СЛР. Тело лежало неподвижно. Лицо посинело и заострилось, глаза были открыты, огромные зрачки не реагировали.

Мертв. Но тут не мне решать. Это пациент Энн. Она сама объявит время смерти, когда сочтет нужным.

Эмма схватила медицинские ножницы и разрезала правый рукав некогда розового пуховика, чтобы обнажить руку пациента. Мелкие перышки, потревоженные движением воздуха, мягко взлетели и начали медленно и тихо опадать, словно свежий снег.

Сквозь мокрый темно-синий свитер Эмма добралась до кожи. Костлявая рука пациента посинела от холода, но трудно было не заметить голубую татуировку паука, протянувшего ноги вдоль грязных пальцев.

Паук.

ГЛАВА 37

Эмма сдала смену Алексу с опозданием на час.

– Как дела у Тейлор?

– Все в порядке. Она сейчас у бабушки.

– С подростками всегда нелегко. Похоже, вам не помешает выспаться, – сказал он, глядя Эмме в глаза, словно ему было известно о ее семейных неурядицах.

Не может быть. Откуда? Потом она вспомнила, что его дочь Карен – лучшая подруга Эмбер.

– Дайте мне знать, если сумею чем-то помочь.

– Хорошо. Спасибо…

Она развернулась, чтобы уйти, и наткнулась на детектива Загаряна.

В хорошо скроенном сером костюме, светло-серой рубашке и бордовом галстуке в золотую крапинку он казался слишком нарядным. Непроницаемые глаза тоже были серыми.

Серый человек. Незаметный. Опасный.

– А я вас ждал. Мне сказали, что вы заканчиваете в четыре.

Было десять минут шестого. Пришлось задержаться, чтобы довести некоторые дела до конца. Она наконец-то приняла пациента с деменцией, которого семья отказывалась забирать домой. Нашла педиатра для малыша с хрипами в легких, у матери которого не было страховки. Выписала женщину, с хроническими болями, которую просто не могла передать другому врачу.

– Нужно было доделать кое-что. Что вам угодно?

– У вас не найдется времени на чашку кофе или коктейль?

– Зачем?

Это была очередная трудная смена после трудной ночи после трудного дня. Эмме не терпелось поскорее насладиться тишиной и покоем. И вином.

– Хочу поболтать. – Детектив улыбнулся. Его глаза тоже улыбнулись, говоря ей, что она красива. Они лгали. Она не была красивой еще утром, когда нанесла макияж и губную помаду, а это было много пациентов тому назад. Страшно даже подумать, как от меня сейчас разит.

– Это личное или профессиональное?

– Понемногу и того, и другого.

Она посмотрела на свою униформу. Не самый подходящий наряд для коктейлей. Но если не поговорить с ним сейчас, он вернется. Лучше уж побыстрее с этим покончить.

Через полчаса они сидели за столиком на двоих у «Луиджи» с видом на замерзшее озеро. Эмма держала чашку с кофе обеими руками, чтобы согреть пальцы. В неотложке, как всегда, было холодно. Так холодно, что пальцы болели и еле удавалось набирать текст на клавиатуре. Она промерзла до костей.

– Чем я могу вам помочь?

Эмма не снимала куртку, чтобы скрыть под ней униформу. Она чувствовала себя не в своей тарелке среди шумной нарядной толпы. Многовато вина. Надо было отказаться и поехать домой. Сейчас бы тоже пила вино.

– Я надеялся, вы что-нибудь вспомнили. Есть какие-нибудь идеи насчет того, кому понадобилось убить медбрата? Или об источнике тех денег у него на счете?

– Нет, никаких. – Ей хватало забот с Тейлор и пациентами.

– А как по-вашему, откуда мог взяться пропофол?

Эмма молча пожала плечами.

– Он был из партии, которую поставили в пять больниц Нью-Гемпшира полгода назад, – сообщил Загарян. – Еще в пару мест в Калифорнии. Мы пытаемся выяснить, откуда именно эта ампула. Ничего не приходит в голову?

– Нет.

– Ладно, подумайте на досуге. Вдруг появятся идеи. – Он глотнул кофе и поморщился: – Такой скорее усыпит, чем взбодрит.

– Вот и хорошо. Скоро пора спать.

– О, для меня пока рановато. Вы замужем?

– Нет. А вы женаты?

– В последнее время нет. Мы с бывшей женой сейчас ладим лучше, чем в браке.

– Такое случается.

– Да, всегда проще, если нечего терять.

– Дети?

– Двое. Двадцать и двадцать два. Учатся в колледже. А у вас?

– Дочь, семнадцать лет.

– Живет с вами?

– Сейчас она у бабушки.

– Трудный возраст.

Если еще хоть кто-нибудь скажет мне, что подростки – отстой, я не выдержу.

– Не могла не заметить.

Он понял намек.

– Расскажите мне о пропофоле.

– Чудесный препарат. В основном используется для седации при проведении процедур. Его называют «молоком амнезии» из-за молочно-белого цвета и способности вызывать амнезию у пациентов. Стоит его ввести, и они больше ничего не помнят. Просыпаются и спрашивают, когда начнется процедура. Он начинает действовать уже через минуту, и минут через восемь действие прекращается. Только не у детей: те сжигают его мгновенно. Он погружает пациента в такой крепкий сон, что можно вправлять тазобедренный сустав, ставить плевральный дренаж или интубировать. Прекрасный препарат, но если дать слишком много, пациент перестает дышать. Так случилось с Майклом Джексоном. А еще от него падает артериальное давление. Поэтому за пациентами нужен глаз да глаз.

– И долго медбрат был бы в отключке?

– Его зовут Джордж.

– Долго Джордж был бы в отключке?

– Зависит от того, какую дозу он получил. Возможно, минут восемь-десять. Если бы он перестал дышать, то уже не очнулся бы.

– Давайте попробуем разобраться. Кто бы это ни сделал, он должен был воткнуть иглу в вену.

Эмма кивнула.

– После этого нужно ввести препарат. Затем еще минута, чтобы препарат подействовал, так?

– Да.

– Сколько времени все это займет?

– Зависит от состояния вен и квалификации. Где-то около трех минут.

– Возможно ли это, если Джордж был в сознании?

– Нет. Он бы стал сопротивляться, кричать…

– Да, но кто услышит? К тому же душевые закрыты. Туда не попасть без кода.

– Можно вызвать охрану.

– Если только они не решат, что очередной чокнутый орет в неотложке.

– Вообще-то, мы их называем пациентами.

– Очередной пациент орет в неотложке. Женщины пользуются той же душевой?

– Нет, конечно.

– Коды одинаковые?

– Наверное, нет, – пожала плечами Эмма. – Но можно выяснить.

– Я уже выяснил. Разные. А значит, скорее всего, действовал мужчина.

Тогда зачем меня спрашивать?

– Что Джордж делал в душевой? У него закончилась смена?

– Нет, но если во время процедуры зальет кровью или другими биологическими жидкостями, приходится переодеваться. Такое случается.

– Резонно. Я говорил с медперсоналом, работавшим в тот день. Никто ничего подобного не заметил. Если бы Джордж отправился в душ или переодеться, он бы сообщил кому-то, что выходит, верно?

– Скорее всего. Своему напарнику и дежурной сестре. Кто-то должен приглядеть за пациентами.

– Он ничего не сказал. Значит, он пошел туда по другой причине и не предполагал, что задержится. Я думаю, он мог пойти в душевую, чтобы встретиться с тем, кого мы ищем. Им нужно было уединиться, чтобы передать деньги или, возможно, наркотики. Другой человек подошел к Джорджу достаточно близко, чтобы схватить за горло и придушить… Сколько времени проходит до потери сознания, когда тебя душат?

– Секунды, если пережать сонные артерии и прервать приток крови к мозгу.

– Потом он ударил Джорджа головой о бетонный уголок, чтобы тот не очнулся. После этого преступник воткнул иглу и ввел пропофол – достаточно большую дозу, чтобы у жертвы остановилось дыхание. Иглу он оставил, чтобы создать впечатление, будто медбрат… будто Джордж ввел препарат самостоятельно. Теперь инцидент выглядит случайной передозировкой. С медицинской точки зрения такое возможно?

– Вполне. Только… вряд ли Джордж кого-то шантажировал. Совсем на него не похоже.

– Люди полны сюрпризов. Никогда не знаешь, на что человек способен, если у него есть хорошая причина.

– Нашли какие-нибудь вещественные доказательства?

– Целую кучу вещественных доказательств – волосы, волокна тканей, кровь. Все, что можно найти в душевой, которой каждый день пользуются полсотни человек. Только мы не знаем, какие из образцов имеют отношение к нашему делу.

– Что-нибудь указывает на то, что Джордж оказывал сопротивление?

Загарян сделал еще глоток кофе и спросил:

– Как насчет ужина?

Эмма едва не отказалась, но желудок напомнил, что она не ела с самого завтрака. Дома хоть шаром покати. Я наконец-то согрелась, сижу в своем любимом ресторане – и поеду домой голодной?

– Почему бы и нет? – Она расстегнула куртку, из-под которой показалась униформа. – Прошу прощения за одежду.

– Нарядитесь в следующий раз. – Он жестом подозвал официанта.

В следующий раз?

– Креветки а-ля Луиджи великолепны, – подсказала она. – Курица тоже.

– Тогда креветки. Как насчет вина?

– Здесь есть неплохой молодой совиньон-блан «Мальборо» по бокалам.

– На целую бутылку не решитесь?

– Только не перед тем, как ехать домой по снегу.

Они ели и пили, наслаждаясь компанией. От ароматов бекона, чеснока и жареного мяса, доносящихся с кухни, у Эммы текли слюнки. Белое вино – настолько бледное, что казалось почти водой – обладало цитрусовым оттенком во вкусе и было легким, оттеняя насыщенный сливочный вкус креветок. Они болтали о работе, о любви к путешествиям и еде, избегая личных вопросов вроде бывших супругов и детей.

А он милый и забавный. Эмма расслабилась, стараясь подольше растянуть вино. Вдруг ее собеседник снова вернулся к делу:

– Зачем Джордж стал бы кого-то шантажировать? Что в его жизни было настолько важным, чтобы он забыл о принципах?

– Мэри и дети. Если бы они попали в беду, Джордж пошел бы на все, чтобы их вытащить.

– А они в беде?

– Нет, насколько мне известно. Просто обычные проблемы с оплатой счетов, но они так живут уже много лет.

– Мог он завести любовницу?

– Кто знает? – пожала плечами Эмма.

Официант принес счет, и она попыталась оплатить свою долю, но Загарян ее остановил:

– Спишу на затраты, – сказал он, давая понять, что их встреча была исключительно деловой.

Ну ладно.

По пути домой Эмма продолжала думать о Джордже.

ГЛАВА 38

Она позвонила Мэри, как только добралась домой.

– Как у тебя дела, Мэри?

– Все в порядке. А у тебя?

– Хорошо. Как Джордж?

– С каждым днем лучше. Поговаривают о том, чтобы снять его с вентиляции легких. Теперь он приходит в себя, когда перестают давать седативные. Говорить пока не может с этой трубкой в горле, но пишет записки, спрашивает о результатах хоккейных игр. Ему точно лучше!

– В этом весь Джордж! Он не сказал тебе, что случилось?

– Он ничего не помнит.

Конечно, и не может помнить – после пропофола-то.

– Я рада, что ему лучше. Мэри, у тебя все хорошо?

– Насколько это возможно после полной катастрофы. Но теперь лучше, раз Джордж, похоже, пошел на поправку. Представить себе не могу, как жила бы без него.

Эмма пожалела, что решила позвонить, а не поехала к Мэри сама. Лицом к лицу говорить проще, но было уже поздно и она устала, поэтому не поехала.

– Мэри, не случилось ли чего-нибудь такого, что могло встревожить Джорджа? Может, ему очень понадобились деньги? До такой степени, что он решился на противозаконные действия?

– Джордж – хороший человек! Ни разу ничего не украл!

– Я знаю, что, Джордж – хороший человек, Мэри. Он чудесный человек, и я его обожаю, но… Нет ли причины, чтобы он ввязался в авантюру ради денег?

Долгое молчание, потом душераздирающие всхлипы. Эмма терпеливо ждала.

– У меня рак легких, – выдавила Мэри. – Нашли в ноябре. Сказали, понадобится операция и химиотерапия. Возможно, лучевая терапия. Врачи пока не уверены. – Она разрыдалась, и ее неприкрытое горе разрывало Эмме сердце. – У меня нет страховки. У Джорджа тоже. Но он ветеран, получает медицинскую помощь через Министерство по делам ветеранов. Мы не могли себе этого позволить. Нам нечем платить за лечение, – ее голос немного окреп. – Джордж сказал: «Не беспокойся, я достану деньги». «Где?» – спросила я. Он сказал: «Ничего, найду где».

Вот, значит, как. Джордж нашел способ раздобыть деньги и стал шантажировать человека, который в ответ попытался его убить. Но кого он шантажировал? И чем?

– Сочувствую, Мэри. Но ты кремень и обязательно справишься с болезнью. И Джордж справится. Вы оба – замечательные, сильные люди.

– Спасибо, Эмма. Я тебя тоже люблю. Не навестишь нас как-нибудь?

– Скоро к вам загляну.

Она налила себе бокал вина, чтобы унять боль и поскорее уснуть. Сейчас ей было слишком грустно и достаточно тепло, чтобы открыть летнее вино: новозеландский совиньон-блан «Ким Кроуфорд». Бледный, чуть желтоватый напиток быстро скрылся за запотевшим стеклом. Бодрящее и сухое вино с оттенками маракуйи и свежескошенной травы напоминало о долгих солнечных днях, полных надежд. Все в прошлом. Жизнь – отстой.

Она пошла спать, думая о Мэри и Джордже, о Загаряне и Викторе, о Тейлор и ее решимости насчет аборта. Что мне делать?

Мысль возникла в тот миг, когда Эмма была уже на грани сна. Кого бы ни шантажировал Джордж, откуда у преступника в кармане оказался пропофол? Да еще не наш, а из Калифорнии или Нью-Гемпшира.

Из Нью-Гемпшира, где было столько смертей из-за фентанила! А теперь и у нас пошли передозировки, резистентные к налоксону. Здесь должны быть какая-то связь.

Люди, торговавшие фентанилом в Нью-Гемпшире, переехали сюда, чтобы открыть новую лавочку. Джордж что-то выяснил и начал их шантажировать, поэтому они решили его убить.

Похоже, вот в чем дело! Утром позвоню Загаряну!

ГЛАВА 39

Она не успела. Телефон сам зазвонил без четверти пять, пробудив ее от кошмарного сна, в котором Тейлор и Загарян дрались из-за шприца с фентанилом. Эмма еле нашла в себе силы ответить.

– Мама, ты должна приехать.

– Тейлор?

– Да. Ты должна приехать.

– Куда приехать?

– Сюда, к бабушке.

Эмма посмотрела на часы: еще и пяти утра нет.

– Что случилось?

– Бабушка.

– Да?

– Она упала с лестницы.

– Сломала что-нибудь?

– Она не отвечает.

– Хорошо. Положи трубку и вызови девять-один-один. Скажи им…

– Я уже позвонила. Считаешь меня дурой? Скорая уже едет.

– Хорошо. Отцу звонила?

– Нет, только тебе.

Это в первую очередь.

– Ты рядом с ней? Она дышит?

– Да. Пульс есть. Пятьдесят восемь.

Умница дочка!

– Какие-нибудь травмы видны?

– Нет. Она как будто спит, но ведь такого не может быть.

– Не двигай ее. – Эмма старалась соображать побыстрее. – Сходи к ней в спальню и найди список лекарств. Скорая помощь захочет его получить. Сделай фотографию на телефон, прежде чем отдать им, чтобы осталась копия, если список потеряется. Не забудь дать им свой номер, чтобы они могли тебе позвонить. Еще лучше, запиши его на списке лекарств. Спроси, в какую больницу ее повезут, чтобы мы могли ее отыскать. Открой дверь и включи наружное освещение, чтобы медикам было легче найти дом. Она еще дышит?

– Не знаю. Ищу ее список лекарств. Нашла… Скорая приехала. – Тейлор повесила трубку.

Эмма встряхнула головой, чтобы прийти в себя, потом умылась ледяной водой. Это помогло. Налив себе кружку кофе, заваренного в холодной воде с вечера, она позвонила Виктору, потом в отделение, чтобы сообщить, что ее не будет весь день.

О том, что она собиралась позвонить Загаряну, Эмма вспомнила только в самолете по пути в Атланту.

Позвоню, когда сядем.

И забыла.

Они с Виктором взяли такси до отделения неотложной помощи. Тейлор встретила родителей в дверях. Заливаясь слезами, она бросилась в объятия отца.

Он побледнел, колени у него подкосились.

– Она умерла?

– Нет. – Тейлор высморкалась. – Сказали, что у нее был сердечный приступ.

– Еще что-нибудь?

Девочка отрицательно покачала головой и снова заплакала, прижавшись к отцу. Эмма направилась к сестре приемного покоя – усталой женщине, чей внимательный взгляд, казалось, пронзал кожу.

– Я доктор Эмма Стил.

– Чем могу быть полезна?

– Мы приехали к члену семьи, миссис Маргрет Сторм.

Сестра сверилась с записями.

– Палата семнадцать, – сказала она, пропуская их.

Маргрет – как всегда, безмятежная, прекрасная и с идеальной прической, – лежала на больничной койке, на которую ее переложили с неудобной каталки. Она улыбнулась и поприветствовала вошедших, словно была в собственной гостиной. Только чашки чая не хватает.

– Простите, что доставила столько хлопот вам обоим. Вернее, троим, – сказала она, взглянув на Тейлор.

Эмма чмокнула Маргрет в щеку и уступила место Виктору.

– Что случилось, матушка? – спросил он.

– Говорят, сердечный приступ. Я встала и пошла готовить кофе. Потом очнулась в скорой помощи.

– Ты ничего не сломала? – спросила Эмма, вглядываясь свекрови в лицо, проверяя шею и борясь с желанием прощупать шейный отдел позвоночника. Она не мой пациент. Надеюсь, ей проверили шею… и кости бедра…

– Парочка ушибов, но ничего серьезного.

– Они смотрели голову?

– Конечно, милая, – улыбнулась Маргрет. – Говорят, все в порядке.

– А шея как?

– Шея не болит.

– Боли в груди есть? – спросил Виктор. – Одышка?

– Все у меня прекрасно. Прекратите суетиться, мне от этого неловко. – Она обернулась к Тейлор: – Не надо было им звонить.

– Хорошо, что она позвонила, – возразил Виктор. – Можно поговорить с лечащим врачом?

– Говори, я тебе запретить не могу. А вам, девочки, похоже, не помешает немного отдохнуть, – сказала Маргрет, переводя взгляд с растрепанных волос Тейлор на помятую дорожную одежду Эммы. – И мне не помешает. Поезжайте домой и вздремните. Потом увидимся.

Такси доехало быстро. Виктор остался в больнице, а Энн с дочерью молча сидели за кухонным столом, уставившись в свои чашки. Тейлор, освоившаяся на кухне Маргрет, приготовила кофе. Ужасный кофе, слишком слабый, но первый, который Тейлор сварила для меня. Девочка совсем бледная и худая. Токсикоз?

– Как ты себя чувствуешь?

Тейлор ответила не сразу.

– Теперь, когда вы приехали, уже лучше. – Она хлебнула кофе и поморщилась: – Какая гадость!

– У меня получалось и хуже, – призналась Эмма, делая очередной глоток. – Я когда-нибудь рассказывала, как впервые готовила для твоего отца?

– Нет.

– Он приехал к ужину. Я купила баккалы – сушеной соленой трески. Ее легко готовить. Я добавила базилик, лемонграсс, чеснок и перец-чили, как следует промыла рыбу, попробовала: на вкус вроде нормально.

Тейлор улыбнулась, ожидая кульминации, и Эмма, давно не видевшая дочь с улыбкой, снова поразилась тому, как Тейлор прекрасна и как хрупка.

– Я запекла ее с травами и вином. Пахло просто божественно. И выглядело тоже неплохо, особенно с украшением из свежих трав и ломтиков лимона. Твой отец принес мне розы. Я подала рыбу на красивом белом блюде.

– И?

– Он попробовал кусочек и тут же выплюнул. Она оказалась такой соленой, что мы не смогли ее есть. Пришлось выбросить. Вывалила всю тарелку в компостную кучу.

– И что же вы тогда ели?

– Не помню, но это еще не самое ужасное. У меня тогда была одноглазая кошка. Ее звали Клеопатра. Она обожала рыбу. Клеопатра нашла баккалу и сожрала ее вместе со всей солью. Мы никак не могли понять, почему кошка все время хочет пить. Она и раньше залезала в раковину попить, а тут просто поселилась в раковине. В итоге кошка стала такой тяжелой, что я еле могла ее поднять. Понимаешь, она распухла, потому что нахлебалась воды из-за слишком соленой рыбы.

– Она умерла?

– В конце концов умерла, но не тогда и не из-за этого.

Они посмеялись, потом сидели молча, пока Тейлор не спросила:

– Ты мне поможешь?

Эмма не знала, что ответить.

– Знать бы, что лучше для тебя, Тейлор. Я больше всего на свете хочу помочь тебе. Просто пытаюсь сообразить, как это сделать.

– Мне нужен аборт. Так для меня будет лучше.

– Это ты сейчас так думаешь. И возможно, ты права. Или нет. Однажды ты можешь очень сильно пожалеть о том, что отказалась от возможности родить этого ребенка.

– Не пожалею.

– Ты не знаешь. Просто думаешь, что не пожалеешь.

– Я знаю.

Вот бы мне хоть половину уверенности Тейлор! Я вечно боюсь ошибиться. Осторожность служила одновременно и благом, и проклятием. Она помогала Эмме как врачу, потому что позволяла сохранять восприимчивость к новым идеям, но сомнения, не отправляет ли она пациента домой умирать, разрушающе действовали на нервы. У Тейлор есть готовые ответы на все вопросы. Но когда-нибудь она передумает, и ей будет больно.

– Тейлор, жизнь меняется. Люди меняются. Посмотри на нас с отцом: мы даже не думали, что все закончится разводом. Когда-нибудь ты можешь пожалеть о том, что не родила ребенка. Посмотри на женщину, которая помогла легализовать аборты в США: знаменитое дело Роу против Уэйда. Теперь она борется за отмену закона, который сама же и продвигала.

– Я не передумаю. Мне необходимо сделать аборт.

– Почему?

Тейлор встала и вылила остатки кофе в раковину.

– Ты спрашивала, кто отец ребенка…

Повисла зловещая пауза.

Кто же он, раз это так важно? Кто-то из друзей Тейлор, или Том, или… Виктор? Эмма содрогнулась и устыдилась самой мысли. Такое случается… Но нет, только не Виктор. Не может быть.

Поникшая Тейлор срывающимся голосом произнесла:

– Я не знаю, кто его отец.

Что это значит? Парней было несколько? Она занималась сексом с незнакомцем?

– Меня изнасиловали. Я была на дне рождения у Билла, мы немного выпили, а потом один из его приятелей предложил попробовать таблетки. И мы их приняли, все восемь человек. Не знаю, что было потом, но я проснулась на следующее утро в подвале у Билла вся в крови ниже пояса, одна. Я никогда раньше не занималась сексом. Не знаю, что они со мной сделали. Я чувствовала себя грязной и отвратительной. И до сих пор чувствую. А потом… потом внутри меня стало расти… это. Я не могу родить ребенка вот так. Не могу! И мне плевать, если больше у меня не будет детей. Только бы избавиться от него. – Она повернулась к Эмме лицом. Слезы катились по прекрасному юному лицу прозрачными ручьями. – Ты мне поможешь?

Эмма встала и обняла дочь так, словно больше не собиралась ее отпускать. Они плакали вместе.

– Я сделаю что угодно. Все, что в моих силах.