Текст книги "Передозировка"

Автор книги: Рада Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

ПАУК

Темнеет.

Вот он, вышел.

Я тенью следую за ним.

Направляется к стоянке. Ну и славно.

Чем дальше, тем лучше.

Я приближаюсь. Правая рука в кармане, ласкает рукоять ножа.

Нравится мне этот нож. И я ему нравлюсь.

Он уже у машины. Делаю шаг, чтобы схватить его.

Резкий свет. Машина. Останавливается рядом.

Открывается окошко.

Женщина.

Темноволосая, в белой куртке. Под ней – медицинская униформа. Она улыбается.

– Эмма! – восклицает он.

Женщина грозно смотрит на меня.

Один шаг, и я растворяюсь в темноте.

Ухожу.

Но я еще вернусь.

ГЛАВА 11

Компания еще не разошлась. Слегка выпив, все смеялись и болтали друг с другом в отдельном зале бара.

Амбер, чей синий свитер выгодно оттенял золотистый загар, что-то шептал на ушко Кайле. Джуди, все еще в униформе, смеялась над чем-то вместе с Джорджем, оливковая кожа которого делала его похожим на сатира. Келли болтала с Норой, новенькой младшей медсестрой, казавшейся немного не на месте по другую сторону от Дика.

Их приветственные возгласы согрели сердце Эммы. Хорошо было чувствовать, что где-то тебя ждут. Это были ее близкие – ближе, чем семья. С ними она чувствовала себя уютно.

Сэл сдвинулся, уступая ей место. Она села между ним и Келли.

– Рад, что ты смогла приехать, – сказал Дик, щедрой рукой наливая в бокал вино. – За хороших друзей!

Эмма подняла бокал и сделала глоток. Вино было хорошее, сухое, грубоватое, чуть терпкое, как свойственно кьянти. Она поблагодарила за теплый прием, но не могла не отметить, что Дик даже не спросил, будет ли она пить.

Мистер Мачо все решил за нее.

– Как я рада вас видеть, доктор Стил! – прощебетала Кайла, казавшаяся еще милее обычного с раскрасневшимися от вина щечками и блестящими глазами.

– И я рада тебя видеть, Кайла.

Эмма ценила беззаботную улыбку и общительность девушки ничуть не меньше, чем ее способности. Кайла была администратором неотложки, и через нее шла связь с другими отделениями. Ее улыбка могла уладить любую проблему, даже если приходилось иметь дело с ворчливыми хирургами или взбешенными родными пациентов. Эта девочка – просто золото.

Вот бы слухи о ней и Курте оказались просто слухами. Она заслуживает лучшего.

Дик долил бокал Кайлы, хотя в этом и не было нужды.

– Вино неплохое, но все же не такое хорошее, как мое. Я не рассказывал о своем винограднике в Лангедоке? Превосходный терруар.[6]6
  Винодельческий термин, обозначающий совокупность почвенных, климатических и иных условий, определяющих характеристики конечного продукта.


[Закрыть] Мы делаем отличное сухое красное.

– В самом деле? У вас есть винодельня? Во Франции?

– Небольшая. Всего на тысячу бутылок в год.

– А кто за ней приглядывает? – спросила Эмма.

– Старик-француз, у которого я ее купил. У него умерла жена, и пришлось продать виноградник. Я предложил ему остаться там жить в обмен на управление предприятием и скромный гонорар. Одна из лучших сделок в моей жизни. – Дик сделал еще глоток вина и положил руку на спинку стула Кайлы. – Жаль, не получается проводить там больше времени из-за работы и яхты.

– У вас и яхта есть? – спросила Кайла.

– Купил себе «Сан-Одиссей сорок девять». Пока она стоит в гавани в мексиканском Масатлане на ремонте. Как-нибудь свожу вас на прогулку. К июню яхта должна быть готова.

– Вы сами на ней ходите? А куда?

– Подумываю о переходах через Атлантику. Собираюсь открыть свое дело: тематический отпуск под парусом. Найму шеф-повара, чтобы давал кулинарные мастер-классы, или инструктора по йоге – устрою круиз с медитациями и занятиями йогой. Что-нибудь в таком духе.

Кайла смотрела на него, открыв рот.

Келли ткнула Эмму локтем и закатила глаза:

– Сейчас он начнет рассказывать, как спас жизнь далай-ламе… – прошептала она достаточно громко, чтобы Дик ее услышал.

Эмма поперхнулась.

– И как вы умудряетесь все это совмещать с работой?

– Делегирую полномочия. Нахожу людей, которые делают все за меня. Через пару недель лечу в Мексику, чтобы проверить, как идут дела на яхте. Хочешь поехать со мной? – обратился он к Кайле.

Та улыбнулась.

Эмма надеялась, что она не воспринимает предложение всерьез. Больно уж бегающий взгляд был у Дика. Неудивительно, что Кен подумывал избавиться от него: «С ним слишком много проблем. Ни одной юбки не пропускает». Эмма пыталась отговорить заведующего, но Кен был неумолим: «Да, я знаю, он хороший врач – пока не спит с кем-нибудь из медсестер. Я его два раза предупреждал. Хватит. Еще один случай – и он вылетит!»

В разговор вмешалась Келли:

– Она слишком умна, чтобы верить такому ловеласу. А где вы живете?

– У меня есть зимний домик в Колорадо, недалеко от Аспена. Люблю кататься на лыжах.

– Я тоже люблю лыжи, – сказала Нора.

Дик отпил вина.

– А летом?

– А… Ну это когда как. Обычно где-нибудь поближе к работе.

– И давно вы служите врачом на замену? – спросила Кайла.

– Почти семь лет.

– Наверное, тяжело так жить: без дома, куда можно приехать на ночь, без кухни, без домашних животных, – пробормотала Нора.

Амбер пожал плечами:

– Мне хорошо платят. И есть возможность встречаться с новыми людьми, – он обернулся к Кайле и поднял бокал: – Не красивыми девушками вроде тебя!

Нора вскочила так резко, что опрокинула стул.

– Ладно, всем пока! Мне пора.

Как внезапно. Неужели она тоже была в списке побед Дика, а теперь расстроена, что он флиртует с другой?

– Надеюсь, она не обиделась, – пробормотала Кайла.

Разговор продолжился, но уже без прежней непринужденности.

Эмма обернулась к Сэлу, молча потягивающему пиво:

– Есть новости?

– Не особо. – Он чуть понизил голос: – Тот парень, которого ты на днях откачивала и в которого влили столько налоксона…

– Что с ним?

– Я проверил историю болезни. Пузырек с лекарствами принадлежал его подружке. За прошлый месяц ей выписали четыре рецепта на опиаты.

– Фентанил среди них был?

– Нет. И это самое интересное. Что бы ни находилось в том пузырьке, в рецепте значилось другое. Возможно, они купили какую-нибудь дрянь на улице.

Эмма кивнула и обернулась к Дику:

– Вы по-прежнему уверены, что у пациента, которого вы реанимировали на прошлой неделе, не было передоза?

– У которого из них? Время такое, что, куда ни повернись, приходится кого-то реанимировать. Бог его знает, что они там себе колют.

– Мой не кололся. Наглотался таблеток.

Дик пожал плечами:

– Колеса, ширево, курево – да что угодно. Они все равно находят способ заторчать и влипнуть в беду.

Ему плевать.

Она вспомнила о Майке, погибшем приятеле дочери, и о самой Тейлор, которая то ли употребляет, то ли нет. Сердце замерло.

– Я вот подумал: это не может быть фентанил? – спросил Сэл.

Дик покосился на него:

– Фентанил? Почему именно он?

– Это один из немногих препаратов, которые настолько сильны, что почти полностью устойчивы к налоксону. Морфин, героин, гидрокодон, оксикодон – они все восприимчивы к налоксону. Даже метадон.

– В различной степени, – согласился Дик. – Но карфентанил и ремифентанил – нет.

– Они оба такая редкость, что их даже у нас на складе нет. И я не слышал, чтобы их можно было купить на улице.

– Это просто вопрос времени, – пожал плечами Амбер. – Уверен, скоро появятся. Наркоши найдут способ раздобыть препарат. Ради хорошего кайфа они готовы на все. Значит, и мы без работы не останемся, верно? За гарантию занятости! – Он улыбнулся, допил вино и обернулся к Кайле: – Тебя подбросить?

– Меня Келли отвезет.

Вот и замечательно.

ГЛАВА 12

Разговор с Тейлор не задался.

Угнездившись между подушками дивана, она сидела, уткнувшись в телефон и завесив лицо черными волосами со свежеокрашенными зелеными кончиками.

– Положи телефон, Тейлор, – потребовала Эмма.

Та не обратила на нее внимания.

– Мы пытаемся поговорить с тобой, милая, – сказал Виктор. – Пожалуйста.

– О чем? – Тейлор посмотрела на отца.

Он открыл рот, но не проронил ни звука и беспомощно оглянулся на Эмму.

– Мы слышали о Майке, – сказала Эмма. – Мне очень жаль. Он был тебе близким другом?

– Что вы о нем слышали?

– Что у него была передозировка.

– А ты тут каким боком? Какое тебе дело?

Эмма прикусила губу.

– Конечно же, мне есть дело. Я твоя мать. Я люблю тебя и очень беспокоюсь.

– Да ладно… – Тейлор снова уткнулась в телефон.

– Что это значит? – Эмма сцепила ладони с такой силой, что ногти впились в кожу. Ей невыносимо хотелось вырвать телефон из рук Тейлор и швырнуть его об стену.

– У тебя вечно не хватает на меня времени. Тебя никогда нет дома. Дежурства, совещания, конференции – всякий раз что-нибудь находится! Ты твердишь, будто любишь меня, но тебе плевать, где я и чем занимаюсь. Для тебя работа всегда важнее. Твои пациенты важнее меня. Ты оплачиваешь счета и набиваешь холодильник – вот и все внимание, которое я получаю. Ты даже не знаешь, кто мои друзья! А теперь хочешь, чтобы я поверила, будто тебе есть дело до Майка?! Вот только не надо! – выпалила Тейлор.

Эмма проглотила ком в горле. Я и не думала, что ей так не хватает моего присутствия. Она всегда ведет себя так, будто хочет, чтобы ее оставили в покое.

Виктор откашлялся.

– Тейлор, мы оба тебя любим. Ты нам не безразлична. Мы беспокоимся за тебя.

– Так не беспокойтесь. У меня все отлично.

– Не ври. Ты прогуливаешь школу, стала плохо учиться, твои друзья балуются наркотиками. Чего же тут отличного, – возразила Эмма.

– Только это тебя и тревожит. Школа. Тебе плевать, чего я хочу, что я чувствую, как мне хреново. Тебя заботят только мои оценки.

– Чушь! Меня заботит все. Меня не плевать на твои чувства, но учеба очень важна. Это единственный способ добиться успеха в жизни и сделать карьеру.

– Да не нужна мне карьера! Глянь на себя! Вот есть у тебя карьера – и сильно она тебе помогает?

– Ну, хотя бы помогает оплачивать твои счета. В том числе и телефон, который ты никак не можешь отложить в сторону, твою одежду, твои каникулы!

– У тебя на уме только деньги.

– Нет, не только. И ты, кажется, не так уж и сильно презираешь деньги, когда пользуешься ими, верно?

Эмма знала, что не стоит подначивать дочь, но ничего не могла с собой поделать. У нее кипела кровь в жилах, дыхание вырывалось из груди короткими резкими толчками. Хуже того, она чувствовала себя виноватой, поскольку в глубине души понимала, что Тейлор права.

У Эммы все отходило на второй план после карьеры – и брак, и беременность, и сама Тейлор. Вся ее жизнь строилась вокруг рабочего графика. Да, Тейлор была важна для нее, и Эмма очень любила дочь. Как не любить, я же ее мать… но работа все равно важнее. Работа не ради денег, а ради того, чтобы заглушить внутренний голос, твердивший, что она гроша ломаного не стоит и никогда ничего не добьется.

Если я не успешна, то никому не нужна. «Людям не будет до тебя дела, если ты не станешь успешной, – говаривала ей мать. – Тобой интересуются, только пока ты молода и красива или если ты богата. Когда состаришься, все забудут о твоем существовании».

Эмма росла с постоянным напоминанием об этом. В самом глубоком закутке ее сердца таилась мысль о том, что она заменима. Так получилось и с Виктором, когда появилась Эмбер. Он ушел, даже не оглянувшись. Что же до Тейлор, то я хоть сдохну, она даже не почешется. Я для нее – лишь помеха. И все же болезненная правда состояла в том, что Эмма целиком посвятила себя работе. В борьбе за успех она совсем забросила дочь.

– Тейлор, что случилось с Майком? – вмешался Виктор.

– Умер, – пожала плечами Тейлор.

– Как?

– Сами знаете как.

– Что он употреблял?

– Теперь-то какая разница?

– Я… Мы беспокоимся за тебя. Ты сама употребляешь?

Тейлор посмотрела ему в глаза:

– Так вот в чем дело?! Тебя тревожит, не подсела ли я и не схвачу ли сама передоз?! – Она обернулась к матери: – А ты? Только рада была бы от меня избавиться, да?!

Эмме захотелось влепить дочери хорошую затрещину, но она глубоко вдохнула и сунула руки поглубже в карманы линялой униформы.

– Ты мой ребенок. Я несу за тебя ответственность. И сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя.

– Разумеется. Вот только поставить меня выше своей бесценной работы ты не можешь.

– Работа приносит мне удовлетворение. Она приносит деньги, уважение, благодарность и даже любовь. А что я получаю от тебя, кроме дерзостей, грязной посуды и унизительных бесед с соцработниками? Что ты привносишь в наши отношения?

– А ну-ка обе прекратите! – вмешался Виктор и обернулся к дочери: – Мы любим тебя, Тейлор. Беспокоимся и хотим помочь!

Тейлор пожала плечами:

– Ну, если вам и в самом деле интересно, то передоз Майка не случаен. Его травили в школе. Он был геем. Его мать оказалась нетолерантной религиозной стервой. Отчим постоянно гнобил. Майк больше не мог терпеть. Наглотался обезболивающего матери и лег спать.

Повисло тягостное молчание.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Виктор.

– Он написал мне. Просил помочь. А я прочитала его сообщения слишком поздно. Из-за тебя! – Она обернулась к Эмме, упершись колючим взглядом прямо ей в глаза. – Помнишь, на прошлой неделе ты посадила меня под домашний арест и отобрала телефон? Майк был бы сейчас жив, если бы не ты!

Так, теперь я еще и в этом виновата. В жизни вообще случается хоть что-то, в чем нет моей вины?

– Ты сама знаешь, за что я тебя наказала. Ты заявилась домой сильно за полночь, хотя велено было прийти к десяти. И ты даже не позаботилась позвонить и предупредить, что задержишься. А я несколько часов сходила с ума от тревоги за тебя.

– Майку об этом расскажи. Ну что, мы закончили или еще есть темы для разговора?

Эмма с Виктором беспомощно переглянулись.

– Чего ты хочешь, Тейлор? Что тебе нужно? – спросил Виктор.

– Я хочу съехать.

– Куда?

– Я просто больше не могу здесь жить. Хочу почувствовать себя человеком, до которого кому-то есть дело.

– Нам обоим есть до тебя дело! – воскликнула Эмма, съеживаясь от осознания, что не нужна дочери.

Она и раньше знала, что не нравится Тейлор. Но такая ненависть? Это было неожиданно.

Тейлор одарила ее взглядом, от которого усох бы даже кактус.

– И где ты хочешь жить, если не здесь? Кто будет тебе стирать одежду, покупать еду…

– …Вытирать задницу, – фыркнула Тейлор. – Я сама прекрасно справлюсь и с покупками, и с дурацкой стиркой!

– В самом деле? Что-то до сих пор не замечала такого за тобой.

– Эмма, это не поможет! – остановил ее Виктор.

– Я могу пойти жить к Кэти. Ее мама не против.

Кэти была лучшей подругой Тейлор еще с детского сада. Она жила с матерью в трейлерном городке к югу от города. Поговаривали, что время от времени к ним заглядывают мужчины. Одни задерживались на ночь, другие – на неделю.

– Исключено! – заявила Эмма. – Ты не будешь жить в трейлере.

– Правда? И как ты собираешься мне помешать?

– Как насчет переехать жить к нам? – вмешался Виктор.

Тейлор окинула его долгим изучающим взглядом:

– А что скажет Эмбер?

– Она скажет: «Добро пожаловать, Тейлор». Девочки будут рады тебе.

Девочки, Опал и Айрис, обожали старшую сестру.

– А тебе не стоит сначала поговорить с Эмбер? – Эмма была не в восторге, но ничего лучше придумать не могла. В конце концов, Виктор – отец Тейлор, а Эмбер – нормальная женщина. Может, жизнь в настоящей семье пойдет дочке на пользу.

– Поговорю, – пообещал Виктор. – Собирай вещи, завтра приеду за тобой.

Тейлор улыбнулась, и Эмма поняла, что дочь их развела. Снова. Она с самого начала так и задумывала, что переедет к Виктору! Она импульсивна, умна и способна вымотать кого угодно. Вот пусть Виктор и попробует, что значит жить с такой дочерью. Так ему и надо!

Но сердце у нее ныло от боли.

ПАУК

Я на месте. Уже почти девять. Холодно. Идет снег. Он накрывает меня – мягкий, белый, безмолвный. Словно саван.

Я жду.

Жду еще немного.

Из здания выходит мужчина. Похож на него. Идет к дальней стоянке, глядя в телефон. Дурак!

Бери все, что хочешь, только он должен умереть. Так мне было сказано.

Пожалуй, заберу телефон. Возможно, ноутбук. Да и сумка у него такая тяжелая, что ему приходится сутулиться. За все это могут дать неплохие деньги.

У меня есть его фотка, но она не нужна. Я знаю, как он выглядит. Разве что капюшон мешает.

Он подходит к машине. Я сверяюсь с номером. Это та машина, тот самый «мерседес» с тем самым номером.

Он открывает водительскую дверь. Я прямо у него за спиной, но он об этом не знает. Он говорит по телефону:

– Уже выезжаю, дорогая. Буду дома через полчаса.

Не будешь.

Я берусь за теплую рукоять ножа.

Теплую и гладкую.

Я знаю, что надо делать.

«Поднимаешь правую руку, держишь лезвие горизонтально на уровне шеи. Хватаешь его за волосы левой и тянешь их в сторону вместе с головой. Проводишь лезвием по шее, как смычком по струнам, и ждешь звука – как свист от порыва ветра, не громче, – так он сказал. – Крика не будет. Воздух не дойдет до рта, чтобы получился крик. Когда трахея перерезана, все кончено. Легко и тихо, как дуновение ветра в лесу.

Только не оставь там ничего. Если оставишь, тебя найдут. Не дотрагивайся ни до чего, кроме него самого».

Я в полушаге за ним, когда он убирает телефон, чтобы открыть дверцу.

Я кашляю. Он вскидывает голову.

– У меня сообщение.

Нож свисает вдоль бедра и ему не виден.

Левая рука наготове.

Он оглядывает меня. Мы не знакомы.

– Какое сообщение?

Я улыбаюсь и показываю ему открытую левую ладонь.

– Вот, – говорю я. Он наклоняет голову, чтобы разглядеть.

Я хватаю его за седые волосы и дергаю назад, чтобы распрямить шею. Проскальзываю за спину и поднимаю нож, чтобы сыграть на его шее песнь смерти. Нож проходит через кожу и плоть как сквозь масло. Колени у него подгибаются, он обмякает.

Раздается крик не громче шепота, потом – ничего, кроме ветра. Ветра и крови. Теплой и соленой. Я чувствую ее во рту, в глазах, на одежде. Мне уже несколько недель не было так тепло! Я тихо опускаю его на землю. А не взять ли машину? Отличная тачка, таких у меня в жизни не было.

Лучше не стоит. Я поднимаю его. В дыре на шее набухают кровавые пузыри. Его глаза широко открыты в немом вопросе: «За что?», но я не отвечаю. Он уже мертв. Ему теперь все равно, разве не так? Мертвецам ни до чего нет дела. Я тащу его в машину. Тяжелый. Заталкиваю внутрь и сгибаю ему колени, чтобы закрыть дверцу. Потом захлопываю ее движением бедра. Его найдут, но не скоро. Может, через несколько дней, когда сообразят, что это его машина. Густой и мягкий белый снег продолжает валить, накрывая кровь, машину, ставшую ему гробом, меня. Его кровь, залившая меня с ног до головы, остыла. Я хватаю его – теперь мою – сумку и ухожу медленным шагом. Шагов через десять приходит мысль: надо было поискать бумажник. Хотя он может быть и в сумке. Нельзя возвращаться. Или… Нет. Возвращаться нельзя. Я медленно иду, насвистывая под нос We Are the Champions. В темноте я один. Дело сделано. Его больше нет.

Мы справились.

ГЛАВА 13

Эмма проверила телефон, очки, удостоверение. Все на месте. В сумке не было ничего, кроме вещей, которые обитали в ней постоянно: скальпель, фонарик, перчатки, жгут, стетоскоп. Обед она не взяла – не было времени.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда она помогала дочери собирать вещи. Как обычно, Тейлор с ней не разговаривала. Эмма была этому только рада. Единственное, что хотелось бы ей сказать: «Пожалуйста, не становись похожей на свою бабку». Да и то не могу.

Примерно в восемь лет Эмма поняла, что ненавидит мать. Та была душевнобольной, злобной и склонной к садизму. Мать – Эмма никогда не называла ее мамой – целые месяцы проводила в больницах. То она страдала депрессией, то тревожностью, то запорами. Ее мучила бессонница. У нее вечно что-то болело. Она требовала постоянного внимания, любви и утешения. Ей нужно было больше, чем могла дать восьмилетняя Эмма. Не получая желаемого, сначала мать стыдила девочку: «Однажды я покончу с собой, и ты об этом пожалеешь. Ты поймешь, что значит жить без меня». Побои начались уже позднее и были планомерными и методичными. Мать раздевала ее догола и била палкой, стараясь не попадать по рукам и лицу, пока девочка не бросалась на колени, умоляя о пощаде, или не начинала писаться со страха. А желательно – и то, и другое. Неудивительно, что я такая паршивая мать. Другого примера у меня не было. Тейлор совсем как она. Капризный эгоцентричный манипулятор. Вылитая моя мать, только в юном теле. Матери должны любить своих детей безоговорочно. И я люблю Тейлор. У меня нет выбора. Но нравится ли она мне?..

Зазвонил телефон. Ее вызывал главный администратор.

– Немедленно.

– Немедленно?

– Да, немедленно.

Это не к добру. Эмма почистила зубы, натянула чистую униформу и схватила рабочую сумку. Потом попрощалась с Тейлор и попыталась обнять ее, но та лишь окинула ее холодным взглядом.

Спустя полчаса Эмма вошла в кабинет для совещаний, все еще теряясь в догадках. Что за чертовщина тут происходит? Жалоба от пациента? Такими делами занимается Кен. Юридические проблемы? Сообщение о заложенной бомбе? Меня увольняют? В любом случае могли бы подождать и до трех, до начала моей смены. Я бы хоть пообедать успела. На пустой желудок день получится чертовски длинным. Если только меня не уволят. Тогда хоть нормально поесть смогу. Она вошла в кабинет. Он был набит битком.

Во главе длинного овального стола сидел мистер Локхарт, директор больницы. Этот лысый человек с жестким неулыбчивым лицом в свете люминесцентных ламп напоминал манекен в магазине. На другом конце стола с пришибленным видом сидел Курт. Его щегольской костюм казался помятым, да и лицо выглядело не лучше. Он покосился на Эмму налитыми кровью глазами, потом снова уставился на собственные руки. Между Куртом и Эммой сидели юрист больницы, менеджер по управлению рисками и пара незнакомцев в костюмах. Атмосфера в кабинете была напряженная – хоть ножом режь.

Эмма нашла пустой стул и уселась.

– Спасибо, что присоединились к нам, доктор Стил. Мы вас ждали.

Она услышала скрытый упрек и едва не извинилась. Едва.

Говнюк. Я все бросила и доехала меньше чем за полчаса. Я оставила Тейлор одну. Снова. Если ты недоволен, то подавись.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – сказал мистер Локхарт.

Да неужели?! А я-то думала, меня вызвали, чтобы поблагодарить за отличную работу. Что я буду делать, если меня и в самом деле уволят? Во-первых, как следует пообедаю. Потом подумаю, где бы мне хотелось жить. Врачу из неотложки найдется работа где угодно, от Колорадо до Аляски. Или в Австралии. Или на Гуаме. Кстати, как у нас с погодой на Гуаме? И с едой? Надеюсь, специй там не жалеют.

– Прошлым вечером умер доктор Лип.

– Что?!

– Доктор Лип. Кен. Он умер прошлым вечером.

Кен умер… Ее друг. Ее наставник. Ее Дамблдор.

– Как?

– Его нашли в собственной машине с перерезанным горлом. Полиция ведет расследование. Не исключают суицид.

– Самоубийство? Кен перерезал себе горло, сидя в машине? Не может быть!

– Полиция работает над делом, – пожал плечами Локхарт.

– Когда это случилось?

– Его нашли вчера. Простите, дорогая моя, я знаю, что он был вашим другом. А еще хорошим врачом и хорошим человеком. Без него наша больница уже не будет прежней.

Эмма посмотрела на Курта. Ему Кен был еще более близким другом, чем ей.

– Сочувствую, Курт.

Тот даже не поднял голову.

– Мы свяжемся с его женой и постараемся ей помочь, – продолжил мистер Локхарт. – Однако сегодня мы вызвали вас по другой, пусть и связанной с этим причине. Поскольку доктор Лип нас покинул, необходимо назначить нового заведующего отделением неотложной помощи. Организации нужен сильный руководитель. – Директор встал и принялся медленно и важно расхаживать по кабинету. – Наша общественная больница переживает не лучшие времена. У нас были финансовые сложности. Последние три года мы работаем в убыток. Одно из проблемных направлений – неотложная помощь. Я не раз обсуждал этот вопрос с доктором Липом, но, к сожалению, мы так и не смогли найти решение. Поэтому были вынуждены рассмотреть альтернативные варианты.

Эмма посмотрела на него с прищуром. Вы собирались от него избавиться, и он это понимал. Предлагая мне место заместителя, Кен уже знал, что дорабатывает последние дни. Но он собирался выйти на пенсию и наслаждаться жизнью. А теперь умер. Какая жестокая ирония!

– Поскольку выхода мы так и не нашли, было решено отдать услуги неотложной помощи на аутсорсинг. Мы обратились в АЭМП – Ассоциацию экстренной медицинской помощи. По договоренности они должны были приступить к работе с апреля, но из-за смерти доктора Липа встал вопрос об ускорении процесса. АЭМП любезно согласилась начать со следующего месяца. Представляю вам доктора Дрома из АЭМП, – сказал мистер Локхарт, указывая на худощавого человека с улыбкой голодной змеи. – Вы знакомы с АЭМП?

Эмма покачала головой.

– Мы подрядная организация, оказывающая услуги экстренной медицинской помощи, – пояснил доктор Дром, снова улыбнувшись так, будто увидел добычу, и все встало на свои места.

Нас увольняют.

Как и ее коллеги, Эмма всю жизнь проработала в больнице. Но система здравоохранения менялась. Клиники стали отдавать услуги экстренной помощи на аутсорсинг подрядчикам. Это упрощало работу и помогало сводить концы с концами. Отличное нововведение для больниц, но настоящая катастрофа для врачей неотложки. Они мгновенно оставались без работы. Не верится, что такое случается и в этой глуши, но факты налицо.

– АЭМП предлагает работу всем нашим действующим врачам. Они надеются сохранить высокий уровень обслуживания, которым мы всегда отличались, – добавил мистер Локхарт.

Курт стиснул зубы. На левом виске голубым червячком забилась жилка, словно готовясь вот-вот лопнуть.

Доктор Дром снова улыбнулся. Эмма решила, что лучше бы он оставался серьезным. Будто удав, увидевший кролика. Довольный и голодный.

– Мы рады возможности здесь работать, – сказал Дром. – Мы много хорошего слышали о том, какую помощь вы оказываете окрестным жителям. АЭМП намерена сохранить высокое качество обслуживания, но сделать его более эффективным и экономичным, и надеется положить начало успешному сотрудничеству. Совместными усилиями мы сможем добиться общих целей.

– Это прекрасная возможность реформировать нашу систему, – подхватил мистер Локхарт. – Вместе мы сумеем вести безопасную и экономически эффективную работу на благо населения.

Эмма переводила взгляд с одного на другого, слушая их заученные речи, и не понимала, что она здесь делает. Кен умер. Курт был его помощником. Но я-то тут зачем? Я же обычный врач неотложки.

– Мы наслышаны о вас, доктор Стил, – продолжил доктор Дром, зыркнув в ее сторону, но избегая смотреть прямо в глаза.

Этот клочок волос у него под нижней губой напоминает алчную пиявку.

– Кое-кто из моих друзей очень вас рекомендовал. И ваше резюме меня по-настоящему впечатлило.

– Благодарю, – ответила она; Курт посмотрел на нее так, будто готов был прямо на месте перерезать ей глотку.

– Мы хотим предложить вам место заведующего отделением неотложной помощи.

Неужели? Они собираются убрать Курта, как и сказал Кен. И хотят отдать отделение мне. С чего бы?

– Мы уже обсудили этот вопрос с доктором Крампом. Он согласен, что из вас получится отличный заведующий.

Курт побагровел, проглотил ком в горле и едва не поперхнулся.

– Вы слишком любезны. Если вы читали мое резюме, то знаете, что у меня нет опыта административной работы.

– Так даже лучше. Мы вас обучим и окажем все необходимое содействие.

– Что именно потребуется от меня в должности заведующей?

– Мы об этом поговорим. Но чуть позже. – Мистер Локхарт встал, давая понять, что совещание окончено. – Мы все потрясены кончиной доктора Липа и найдем способ должным образом выразить признательность за его работу. Доктор Крамп, благодарю вас за самоотверженный труд и многолетнюю заботу о наших пациентах. Завтра мы разошлем сотрудникам неотложной помощи служебную записку по результатам сегодняшней беседы. Представители АЭМП посетят отделение для переговоров с врачами. И мы рады сообщить прекрасную новость: никто не потеряет работу!

Курт снова бросил гневный взгляд на Эмму и, ссутулившись, с подавленным видом выскользнул из кабинета бледной тенью прежнего вальяжного мужчины.

Эмма ждала, когда заговорит доктор Дром.

Тот молчал, перекладывая бумаги перед собой, и улыбался, глядя на нее.

Наконец она не вытерпела:

– Почему именно я?

Доктор Дром замялся. Пиявка под нижней губой зашевелилась.

Не привык к прямому разговору.

– Вы молоды, энергичны и не связаны с прежней администрацией. Вас порекомендовали люди, мнению которых я доверяю. Вы достаточно умны, чтобы оценить необычную возможность. И вы женщина. Женщины более гибкие и лучше приспосабливаются. А еще они больше ориентированы на поддержание хороших отношений. Я считаю, что это необходимо для успешного сотрудничества. – Он снова принялся перебирать бумаги. – Мы хотели бы сохранить врачей. Всех до единого.

– И доктора Крампа?

– И его. Хотя вам, думаю, было бы проще, если бы он ушел. Он не в восторге от работы под вашим руководством.

– Каковы мои обязанности?

– На восемьдесят процентов – врачебные, на двадцать процентов – административные. Контроль качества, графики работы, внедрение новых процедур, обучение, набор персонала, текущая оценка работы сотрудников, интерактивные совещания с другими отделениями…

У Эммы голова пошла кругом.

– Подробности мы еще обсудим. И предоставим все необходимые инструменты. Ваш успех – это и наш успех.

Все еще не в силах прийти в себя, она поплелась в неотложку, разрываясь между скорбью из-за смерти Кена и возбуждением от предложенной должности. Кен отговаривал ее. Но Кен мертв. Окончательно и бесповоротно.

Какая ужасная смерть! Самоубийство? Полная ерунда! Но кто мог желать смерти Кену, самому приятному и доброму доктору из всех, кого я встречала? Какая-то бессмыслица!

Набрав код замка на входе в отделение, Эмма вспомнила о Тейлор. Она, наверное, уже уехала. Звонить нет смысла. В третьей палате кричат от боли, в четвертой приемной женщина вся в крови, похоже, ждет уже несколько часов. Не больница, а зоопарк какой-то. Потом позвоню.

Она отправилась прямиком в третью палату. Долговязый подросток на каталке был одет в грязную синюю футбольную форму.

Он лежал на боку, пристроив полусогнутую левую ногу на подушку, и кричал, глядя на огромную шишку на колене. Его товарищи в ужасе таращились широко раскрытыми глазами, стараясь держаться подальше.

– Что случилось? – спросила Эмма.

Парень не ответил.

– Играл в футбол и получил удар в колено. Внутривенный поставить не дает, – подсказал медбрат скорой Джордж.

– И не нужно, – заявила Эмма и посмотрела пареньку в глаза: – Прости, дружок. Сейчас будет больно, но потом сразу станет легче.

Она ухватилась левой рукой за его левую пятку и потянула ногу вниз, распрямляя колено, а потом еле заметным движением большого пальца правой руки надавила на сместившуюся коленную чашечку.

Косточка встала на место с мягким щелчком. Парень перестал орать.

– Я вас обожаю, доктор Стил! – воскликнул с улыбкой Джордж, блеснув из-под густых усов золотым зубом, оставшимся ему на память о Вьетнаме.