Текст книги "Передозировка"

Автор книги: Рада Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 44

– Томограф готов, – сообщила Кайла.

Давление выше 90, пульс улучшился. Движется в нужном направлении. Дышит сама. Получает кровь. Успокоилась. Хирург уже в пути, и он захочет получить результаты томографии до того, как отправить пациентку в операционную. Все, что могли, мы сделали. Лучше сунуть ее в томограф поскорее, пока не отключилась.

– Поехали.

Но если она отключится на томографии, у меня проблемы. Самое отстойное место для реанимации: ни места, ни оборудования, ни персонала. А если я не отправлю ее туда и ей станет хуже – а ей наверняка станет хуже, – то мы упустим возможность сделать томографию до того, как больная окажется на операционном столе. Куда ни кинь, всюду клин. Эмма пожала плечами и отправилась на томограф вместе со всеми. Лучше быть там, если дела пойдут наперекосяк. Остальные пациенты, кажется, пока умирать не собираются.

Дежурный хирург, доктор Броуди, крупный и нелюбезный мужчина, встретил их у томографа.

Эмма обрисовала ему ситуацию. Он остался недоволен услышанным.

– Ей дали кровь?

– Получает вторую дозу.

– Ректальное исследование сделали?

– Нет. Посчитала, что ей оно не требуется.

Доктор Броуди нахмурился.

– Вас в институте не учили – если вы, конечно, вообще учились в институте, – что для отказа от проведения ректального исследования у травматологического пациента существуют всего два возможных основания: отсутствие у пациента ануса или отсутствие пальца у хирурга?

– Ну так я и не хирург. В отличие от вас. Можете выполнить ректальное исследование сами.

Он еще сильнее нахмурился.

– Вы уверены, что ей не нужен плевральный дренаж перед томограммой?

– Вполне уверена.

– Она принимает антикоагулянты?

– Нет, насколько нам известно.

– Вам ведь не так уж много известно, верно?

– Больше, чем вам. Она провела в неотложке целых двадцать минут. Мы установили доступ, реанимировали ее и отправили на томограф. Ах да, а еще мы дали ей транексамовую кислоту.

– Это еще зачем?

– Чтобы она не истекла кровью, прежде чем вы отправите ее в операционную. – Эмме надоело слушать намеки на ее некомпетентность. – Почитайте для разнообразия литературу. Транексамовую кислоту рекомендуется применять немедленно при травмах с большой кровопотерей.

– Кто сказал, что я отправлю ее в операционную?

– Я сказала. Дайте мне знать, если передумаете.

– Хм…

– Возьмете ее на себя с этого момента? Нам обоим оставаться с ней рядом нет смысла.

– Ага.

– Спасибо.

После томографа пациентка отправилась прямиком в операционную. Эмма гадала, как у нее дела, но закрутилась в текущих заботах и забыла позвонить и выяснить. Когда через четыре часа позвонил хирург, ей показалось, что прошла целая неделя.

– У вашей больной все в порядке. Выкарабкается.

– Чудесно! Спасибо, что сообщили!

– Как будто у меня был выбор…

Ну не душка ли?

– Все равно спасибо.

Она уже готовилась повесить трубку, когда услышала:

– Не за что. Вы отлично сработали. Еще полчаса, и она истекла бы кровью. Разрыв печени и полой вены. Еле успели.

– Еще раз спасибо. – Эмма повесила трубку, еле сдерживая слезы.

Сталкиваться с проявлениями доброты ей было трудно. Она к ним не привыкла. Другое дело – давление и оскорбления.

– Она выжила.

Бригада непонимающе уставилась на свою руководительницу: это было множество пациентов тому назад.

– Наша утренняя травма. После ДТП. Доктор Броуди сказал, что она выкарабкается.

Все заулыбались. Именно такие случаи и компенсировали сотрудникам неотложки тревоги, оскорбления и брань, которых было полно на каждом дежурстве.

– Отличная работа! Я вами горжусь!

– Мы тоже гордимся вами, доктор Стил. Ей повезло, что она попала к вам.

ГЛАВА 45

Плохо дело. В четвертой палате на каталке сидел малыш. Кудрявый и голубоглазый, он походил на ангелочка с коробки шоколадных конфет, но у него были проблемы.

Грудь мальчика двигалась слишком быстро – шестьдесят вдохов в минуту. Ноздри раздувались, как у кролика, а животик втягивался при каждом вдохе. Втяжение грудной клетки. Ему тяжело дышать. Сатурация в норме, но она всегда в норме, пока они не теряют сознание. Дыхания почти не слышно. Ребенку не хватает воздуха.

– Раньше с ним такое случалось?

Молодая – слишком молодая – мать держала на руках другого ребенка, еще младенца. Глаза у нее были расширены от ужаса. Она кивнула:

– Случалось, но так плохо раньше не было.

– Вам не говорили, что у ребенка астма?

– Сказали что-то вроде «редуктивность»…

– Гиперреактивность дыхательных путей.

Мать снова кивнула. Так часто называли астму у маленьких детей.

– У вас дома есть ингалятор?

– Да, но вчера закончился раствор для него.

– То есть сегодня вы ингаляцию не делали?

Женщина покачала головой.

Хорошо. Пара процедур, немного стероидов, и мальчик может пойти на поправку. Фейт, медсестра, принесла ингалятор – подсоединенную к кислородному баллону прозрачную пластмассовую трубку, откуда подавался белый аэрозоль. Она протянула трубку матери, которая попыталась направить туман на малыша, не выпуская из рук младенца.

Даже и близко не попала. Плохо.

– Фейт, пожалуйста, выполните процедуру сами, а потом сообщите мне жизненные показатели.

Эмма вышла из палаты и увидела, что ее ждет вице-президент по медицинской части.

– У вас найдется минутка?

– Конечно.

Они вошли в ближайшую пустующую палату.

– Как у вас дела?

– Все в порядке. Что случилось?

– Поступила жалоба.

– На меня?

– На все отделение. Нас обвиняют в нарушении Закона о неотложной медицинской помощи и родах.

Это было серьезное обвинение. Закон обязывал врачей оказывать помощь больным независимо от их способности оплатить лечение и запрещал перевод нестабильных пациентов. Если больницу признают виновной в нарушении закона, ей урежут программы медицинского страхования. А это означает банкротство.

– В чем дело?

– Тот паренек, которого вы перевели на днях…

– Да?

– Вчера он умер. Я просмотрел вашу документацию, но там почти ничего не написано.

– Я занималась спасением парня; не было времени привести бумаги в порядок.

– Необходимо заполнить документы. Если нас признают виновными в нарушении, нам крышка.

– Понимаю.

Тот случай разбил ей сердце. Эмма днем и ночью думала, можно ли было сделать что-то еще. Она сотню раз прокрутила тот случай в голове, но так и не нашла ничего такого, что могла бы изменить. Но легче ей не стало. Парень умер. Она не сумела его спасти. А теперь еще и эта жалоба. Моя работа висит на волоске. Если меня признают виновной, то могут впаять штраф тысяч на сто, а штрафы страховка не покрывает. Таких денег у меня нет. А если потеряю работу, то и не сумею их добыть. Вот засада.

Она пожала плечами – это могло подождать – и вернулась в четвертую палату. Малыш выглядел уже лучше, стал легче дышать. Живот по-прежнему втягивался, но теперь мальчик стал обращать больше внимания на окружающий мир и пыхтел как паровоз. Отлично: воздух начал поступать. Еще пара процедур, и можно отправлять его домой. Мать, у которой стали слипаться глаза, едва опасность миновала, улыбнулась Эмме.

Выйдя из палаты, Эмма увидела ожидающего ее доктора Амбера.

– Просто хотел дать вам знать, что в следующем месяце не смогу работать.

– Как так?

– Неотложные семейные обстоятельства.

– Неотложные семейные обстоятельства, о которых вы знаете за месяц?

– Послушайте, я просто стараюсь быть вежливым. Решил предупредить заранее.

Через пару недель он должен был отработать три ночных дежурства подряд. Тут задолбаешься искать подмену. Никто не любит работать в ночь. Но все же лучше узнать об этом сейчас, а не в тот момент, когда Дик не выйдет на дежурство. Интересно, в чем дело?

ГЛАВА 46

Кайла нанесла последний штрих помады и посмотрела на часы: пора. Она взяла сумку с вещами для ночевки, огляделась, проверяя, что ничего не забыла, и открыла дверь. Дик уже ждал.

Он пригласил ее на уик-энд с лыжами, вином и взрослыми разговорами. Ей было неловко оставлять Идена, но сына позвал к себе в гости на выходные его друг Джек. Мальчик был в восторге.

Дик вышел из машины и открыл перед Кайлой дверцу, после чего нежно поцеловал и помог ей сесть, дав почувствовать себя принцессой.

Старая гостиница была очаровательна. Белые свечи в серебряных подсвечниках устроили игру теней на блюдах с тающими во рту жареными морскими гребешками и глянцевым нежным лобстером. Хрустальные бокалы разбивали свет на крошечные радуги. Тихие звуки гитары способствовали романтическому настроению.

Они наслаждались роскошной едой, пили густое французское вино и разговаривали.

– Отец Идена участвует в его воспитании?

– Он служит, поэтому редко бывает в стране. Присылает сыну подарки на Рождество. Видятся они пару раз в год.

– Наверное, трудно быть матерью-одиночкой?

– Стало полегче, когда Иден подрос. Он хороший ребенок.

– Да. Симпатичный и смышленый.

– А у тебя дети есть?

– Двое.

– Сколько им?

– Семь лет. Близняшки.

– Мальчики или девочки?

– Мальчик и девочка.

– Ты с ними видишься?

– Нечасто – с моим-то графиком. Они живут с матерью. Мы общаемся в «Скайпе». В январе возил их кататься на лыжах в Колорадо. Отлично провели время. Только вот скоро они променяют меня на друзей и подружек.

Кайла рассмеялась.

– Мне нравится твой смех. – Дик погладил пальцем ее руку. – Как будто внутри у тебя зажигается свет.

Она рассмеялась снова.

– Мне все в тебе нравится, Кайла, – признался он, глядя ей прямо в глаза.

Кайла покраснела, пригубила вино и пробормотала:

– Хороший сорт.

– Это гран крю. Обожаю белое бургундское, мягкое и маслянистое. С ним ничто не сравнится, вот только… – Он поцеловал ее. – На твоих губах оно еще вкуснее.

Она снова рассмеялась, наполовину смущенная, наполовину польщенная и совершенно опьяневшая от вина и романтики.

Десерт подали под серебряным колпаком. Однако там оказалась не еда, а крошечная золотистая коробочка, перевязанная серебряной лентой. Бриллиант внутри блестел и переливался светом, затмевая свечи. Сердце Кайлы растаяло.

Она надела кольцо на палец.

– Какая красота!

– Ты еще красивее, – сказал он и снова поцеловал ее.

Взяв Кайлу за руку, Дик повел ее наверх, в апартаменты под самой крышей. На двери не было цифр, только табличка: «Люкс принцессы». Амбер подхватил Кайлу на руки и внес в номер. Она и впрямь чувствовала себя принцессой, когда ее уложили на медвежью шкуру перед камином.

Под треск и шипение пылающих поленьев Дик начал раздевать ее, целуя каждый дюйм кожи, а потом поцеловал в губы, обжигая вкусом перца, меда и вина. Дальше он поцеловал ее в левый глаз и в левый висок, осторожно прикусил мочку уха, и его губы скользнули по шее к груди, к пупку и еще ниже. Он достиг сокровенного места у нее между ног, которое уже ожидало его, и Кайла задрожала, едва не потеряв сознание.

Много времени спустя они лежали на медвежьей шкуре, любуясь огнем. Дик ласкал ее, сводя с ума игрой ловких пальцев.

– Поедем в Мексику. Ты, я и Иден, – предложил он.

– Просто бросим все?

– А почему бы и нет? Жизнь слишком коротка, чтобы упускать хорошее время. Будем заниматься серфингом, валяться на пляже, пить коктейли, кататься на лошадях вдоль прибоя…

– Я не умею ездить верхом.

– Научишься, милая. И этому, и многому другому.

Ей стало интересно, о чем идет речь, но любовник снова поцеловал ее, и она забыла обо всем.

А когда вспомнила, было уже поздно спрашивать: Кайла была дома и разглядывала сделанное ею селфи – они с Диком вдвоем на медвежьей шкуре.

ГЛАВА 47

Человек с татуировкой паука был мертв. Очередной бродяга, найденный мертвым в снегу. Судя по искалеченному телу, жизнь ему выпала нелегкая. Израненные вены свидетельствовали о длительных отношениях с наркотиками. Им должен был заняться коронер, но шансы найти новые детали стремились к нулю.

Эмма поговорила с полицейским, который опрашивал сотрудников отделения, и рассказала ему о человеке с татуировкой паука, который искал Кена.

Полицейскому до этого не было дела.

Он не станет ничего расследовать. Придется самой.

Из документов она выяснила имя Паука, его адрес и телефон и позвонила. Никто не ответил. Автоответчик попросил оставить сообщение. Эмма повесила трубку.

Тогда она поехала к нему домой в центр. Ветхий дом, разве что еще не заколоченный. Внутри тихо и темно. Крыльцо завалено снегом, нетронутым после прошедшей метели. Эмма постучала. Ответа не последовало. Она толкнула створку. Дверь была заперта, но петли едва держались на гнилом дереве, можно открыть одним хорошим толчком. Мне нельзя туда входить. Надо позвонить Загаряну.

Она вспомнила их последнюю встречу. Эмма так разозлилась, что едва не вышвырнула его за дверь. Стиснув зубы, она достала телефон. Сел аккумулятор.

Она пошла к машине.

Так будет разумнее всего. Спешка ни к чему. Парень прохлаждается в морге и никуда не денется. Заряжу телефон и позвоню Загаряну.

Сделав пару шагов, она замерла как вкопанная.

А вдруг кто-то узнает, что он мертв, и придет сюда, чтобы осмотреть дом и подчистить улики? А вдруг преступник уже знает об этом и едет сюда? Когда явится полиция с ордером на обыск и прочими бумагами, здесь уже ничего не будет. Если полиция вообще явится.

Эмма вернулась к дому. Ее бросило в пот.

А вдруг убийца уже здесь и ждет меня? Глупости! Никто не знает, что я здесь. Никто не открывал дверь как минимум со вчерашнего дня. А окна…

Она толкнула створку изо всех сил, и та с оглушительным треском распахнулась в темноту.

Эмма скользнула внутрь. Поискала выключатель. Нашла.

Света нет.

Она достала фонарик. Узкий луч света разрезал тьму. Рассеянные блики снежинок, впорхнувших внутрь следом за ней. В помещении почти пусто. Матрас. Стол. Два стула. Дровяная печка.

Она прикрыла за собой дверь. В комнате стало темнее.

Было холодно.

Она открыла другую дверь. Туалет. Грязный. Пустой, если не считать кучки иголок и шприцов в металлической коробке.

Одинокая жизнь наркомана.

Слезы подступили из ниоткуда. Слезы жалости к пустому и жалкому существованию этого человека, который наверняка был чьим-то сыном, чьим-то возлюбленным.

Теперь он никто. Ничто. Зачем он искал Кена? Кто он? Есть ли у него и в самом деле сын?

Она обшарила дом.

Нельзя мне здесь находиться. Если кто-нибудь придет, скажу, будто ищу информацию о семье хозяина дома, чтобы связаться с родственниками по поводу его смерти.

Она двигалась быстро и бесшумно, держа фонарик во рту, чтобы освободить руки. Ничего. В ящике стола пусто, под матрасом пусто, в старой одежде, служившей одеялом, пусто.

Взявшись за подушку, Эмма услышала тихий хруст. Она прощупала подушку с величайшей осторожностью, словно это был живот младенца. Ничего. Эмма уже собиралась положить ее на место, как вдруг увидела клочок бумаги, торчащий из прорехи. Она вытащила бумажку. Перья из подушки бесшумно упали на грязный пол. Скомканный пожелтевший листок, вырванный из блокнота. Почерк крупный, неровный, детский.

А вот слова совсем не детские.

ПАУК

Моя последняя воля.

Завещаю все свое имущество моей бывшей жене Джесси.

Прости, что я умер, так и не попросив прощения.

Я был никудышным человеком, и ты правильно сделала, что бросила меня.

Я люблю тебя и буду любить всегда.

Загляни в дуб.

С любовью, твой Паучок.

ГЛАВА 48

Тейлор была на грани истерики. Глаза застилали слезы, в горле стоял ком.

Уже три дня прошло, и ни единого звонка. Почему? Где он?

Сходя с ума от тревоги, она сгрызла ногти под корень. Звонила раз сто. Ответа не было. Она оставляла сообщения.

Тейлор уже в четвертый раз перечитывала «Тайную комнату», когда зазвонил телефон. Сердце тревожно забилось.

Это он!

– Привет, детка. Как все прошло? – спросил он тихим, ласковым голосом.

– Отлично. Ты был прав. Она купилась.

– Она тебе поможет?

– Обещала.

– Молодец!

Тейлор гордилась собой. Ей казалось, что обмануть мать будет непросто, но он оказался прав. Эмма проглотила историю про изнасилование, как рыба наживку. История была неплохая – Тейлор сама нашла ее в Интернете. Сработало просто отлично, только мать постоянно рвалась заявить об изнасиловании в полицию. Тейлор противилась изо всех сил: плакала, умоляла, каталась по полу.

– Мама, я сдохну, если придется снова все вспоминать!

Наконец Эмма отступилась, но Тейлор опасалась, что она все равно пойдет в полицию. Надеюсь, что нет. Она обещала. И всегда держит слово. В любом случае она поможет с абортом.

– Когда? – спросил он.

– На следующей неделе. Я прилечу в понедельник.

– Я по тебе скучаю, – сказал он.

Сердце Тейлор растаяло. Раньше она никого так не любила, как его.

– Я по тебе тоже скучаю. По твоим рукам, по запаху твоей кожи, по вкусу твоих поцелуев…

Они познакомились несколько месяцев назад на вечеринке по поводу Хеллоуина, которую устроили в отделении неотложной помощи. Мать потащила ее туда с собой. Тейлор не хотела идти, но Кэти сказала, что вечеринка в неотложке – лучшая в городе, с диджеем, крутыми костюмами и розыгрышами призов.

Она чуть не умерла там со скуки. Все ребята были младше нее, даже поговорить было не с кем.

Тейлор вышла на улицу. В саду было пусто, если не считать одинокого курильщика. Она попросила сигарету. Они разговорились. Мужчина оказался симпатичным и веселым. Она ему понравилась.

Он предложил ей таблетку:

– Положи под язык.

– У меня снесет крышу?

– Нет. Но тебе станет хорошо, очень хорошо.

Так и вышло. Внутри у нее словно засияло солнце. Мысли окрасились в розовый и голубой тона. Не ощущая веса собственного тела, она полетела на сверхсветовой скорости сквозь извивающуюся разноцветную радугу. Прежде Тейлор еще ни разу не было так здорово, и она расплакалась, снова ощутив под ногами землю.

Он поцеловал ее и попросил номер телефона.

Она в ответ попросила его номер.

Он улыбнулся: недавно потерял телефон и еще не успел купить новый.

Он дал ей немного чудо-таблеток.

– Прежде чем их принимать, убедись, что в ближайший час рядом никого не будет. Никогда не принимай больше одной!

Он позвонил через несколько дней. Таблетки как раз закончились. Они отправились в уютную гостиницу, где пили вино и принимали таблетки. Он ласкал ее своими губами. Это было даже лучше таблеток.

В следующий раз они занялись любовью. Какая сладкая боль! Тейлор решила, что любит его и останется с ним навсегда.

Он дал ей еще таблеток для друзей. Она хотела оставить их себе, но он возразил:

– Не бойся, у нас их полным-полно, – сказал он. – Не жадничай.

Она угостила таблетками друзей, потом еще раз.

Когда они снова захотели добавки, таблетки были уже не бесплатными.

– Десять долларов за штуку, – сказал он.

Ей они ничего не стоили. Он любил ее и хотел, чтобы ей было хорошо.

Он очень ею гордился, когда она принесла деньги.

Беременность стала неожиданностью. Они всегда пользовались презервативами, если не занимались оральным сексом. Тейлор начало подташнивать. Она купила тест и получила положительный результат.

Он был недоволен.

Ей хотелось сохранить ребенка. Она любила его самого и полюбила бы его дитя.

Он не соглашался:

– Младенец родится настоящим чудищем после такого количества наркотиков. У него вырастет две головы или кисти рук будут торчать прямо из плеч.

Он показал ей фотографии. Она расплакалась, ее вырвало. Убитая горем, она наконец согласилась на аборт, но нужно было согласие родителей.

– Через несколько дней я отвезу тебя к бабушке, – сказал он. – Пусть твои родители немного поволнуются. Когда они тебя найдут, то будут согласны на любую твою просьбу. К тому же не придется ходить в школу.

– Но я буду скучать по тебе!

– Я тоже буду по тебе скучать, детка. Но это всего на несколько дней.

Ехать в Джорджию было весело. По пути они остановились на ночь в гостинице, пили вино, глотали таблетки и занимались любовью, как никогда прежде. Он высадил ее у бабушкиной двери.

Через несколько дней она позвонила отцу. Виктор был так рад ее слышать, что она почувствовала себя виноватой. Но быстро утешилась.

Родители ее даже не ругали. Но все равно отказывались дать согласие на аборт. Они хотели знать, кто отец ребенка. Тейлор никак не могла придумать, на кого свалить вину, и слепила для Эммы историю об изнасиловании. Это сработало.

Осталось всего несколько дней.

Ее сердце пело от счастья.

ГЛАВА 49

Наступил вторник. Для Тейлор это был День с большой буквы. Эмму трясло от страха.

Прикусив нижнюю губу, чтобы сосредоточиться, Тейлор красила ресницы. Зачем ей тушь, если она едет на аборт? Наверное, для уверенности. Я ведь крашу губы перед тем, как идти на вызов. Так или иначе, лишь бы дочке стало легче.

Эмма проверила телефон – нет ли чего-то срочного по работе. Пока все спокойно. Она допила третью чашку кофе и посмотрела на Тейлор. Девочка казалась бледной, хрупкой, но совершенно спокойной.

– Ты уверена, что хочешь через это пройти?

– Да! Я тебе уже сто раз говорила.

– Ты могла бы пожить у Маргрет, а потом отдать ребенка на усыновление. Могла бы при желании поддерживать связь с малышкой. Видеть, как она растет.

– Видеть, как она растет?! – Тейлор обернулась, сверля взглядом Эмму. – Я не хочу видеть, как она растет! И с чего ты решила, что это девочка?

– Ну, видеть, как он растет. Ребенок. Неважно какого пола.

– Это будет не ребенок. После принятых наркотиков получится урод. Без рук или без ног. Огромная жаба. Я видела фотки.

– Какие фотки?

– Фотки уродов, которые рождаются у матерей-наркоманок.

– Ну, это зависит от наркотика и от того, сколько и с какой периодичностью…

– Нет! – Тейлор выскочила, громко хлопнув дверью.

Жаль, что нельзя выпить вина вместо кофе.

Эмма не особо беспокоилась о гипотетическом внуке или внучке: она была паршивой матерью и как бабушка едва ли отличилась бы. Но Тейлор ее тревожила.

Однажды она поймет, что избавилась от собственного ребенка. Она себе этого никогда не простит. Аборт не отменишь. А если отдать ребенка на усыновление, у Тейлор будет время подумать.

Они приехали к парому, где уже ждал Виктор, и пересели в его машину.

– Тейлор, ты уверена? – спросил он.

– Не начинай! – рявкнула Тейлор. – Даже не заикайся об этом!

– Но если ребенок…

– Сказала, не начинай! Я уже выслушала лекцию с утра, спасибо! Не говоря уже о том, чего я наслушалась за последнюю пару недель! Решение принято.

Она уткнулась в телефон. Разговаривать было бесполезно.

Чем же мы такое заслужили? Мы любили дочь, заботились о ней, покупали все самое лучшее. Да, у меня вечно не хватало на нее времени. У Виктора тоже. Он подарил ей дорогой велосипед, новейшую модель телефона… но бросил ее ради другой семьи. Мы оба подвели Тейлор.

В больнице медсестра увела дочку, а Виктор с Эммой сели ждать в холле. Виктор читал старый журнал – правда, держал его вверх ногами, но сам, похоже, ничего не заметил.

– Ты молился? – спросила Эмма.

– Да. По привычке. Я больше не знаю, во что верить.

– И о чем ты молился?

– О будущем Тейлор и о том, чтобы на нее снизошло просветление и позволило принять верное решение. Но больше всего я просил о прощении.

– За что?

– За то, что сделал с дочерью, когда ушел. За то, что сделал с тобой.

– Ты поступил по совести. Эмбер забеременела. Ты считал, что обязан быть рядом с ней и будущим ребенком.

– Да. А еще я понимал, что ты сумеешь позаботиться о себе и о Тейлор. А Эмбер… Она не такая сильная, как ты. Ей нужен мужчина.

– Мне ты тоже был нужен.

– Нет, не был. В том-то и проблема. Я был тебе не нужен. На самом деле тебе никто не нужен. Даже сейчас. – Он снял очки и принялся протирать их краем рубашки. – Думаю, поэтому я и прибился к Эмбер. Она казалась слабой, нуждалась в заботе. А мне хотелось о ком-нибудь заботиться, чувствовать себя нужным.

Эмме хотелось возразить, что они с Тейлор очень даже нуждались в нем, но какой смысл спорить? Виктору и так плохо.

Дальнейшее молчаливое ожидание затянулось, казалось, на годы.

Наконец медсестра выкатила в кресле бледную и сердитую Тейлор.

– Поехали.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше.

На обратном пути они сидели молча. Как ни странно, Эмме тоже стало лучше. Все кончено. Никаких больше «если», «как» или «возможно». Пора наконец жить дальше.