Текст книги "О смысле жизни"

Автор книги: Р. в. Иванов-Разумник

XII

Тотъ переломъ отъ Смерти къ Жизни, который Л. Андреевъ показалъ намъ на Августѣ, происходитъ ли онъ съ самимъ Л. Андреевымъ? Это именно тотъ самый вопросъ, который выше мы оставили открытымъ, какъ ни хотѣлось бы намъ отвѣчать на него утвердительно. Такой утвердительный отвѣтъ позволяетъ намъ дать «Елеазаръ», не говоря уже о цѣломъ рядѣ болѣе раннихъ разсказовъ Л. Андреева, въ которыхъ развиты мотивы побѣды жизни надъ мертвящимъ взглядомъ Елеазара (напр., разсказы «Весной», «Праздникъ», «На рѣкѣ», «Въ подвалѣ» и др.); но рядомъ съ ними идутъ другія его произведенія, совершенно противоположныя по настроенію и направленію. Борьба шуйцы съ десницей? мнѣ еще разъ приходится употребить это истертое выраженіе? характеризуетъ собою все творчество Л. Андреева; не имѣя твердаго теоретическаго основанія, онъ беретъ проклятые вопросы приступомъ, съ разбѣгу, вихремъ творческой интуиціи, но именно потому у него нѣтъ твердой устойчивости воззрѣній. Это не позволяетъ намъ съ увѣренностью говорить о будущемъ творчества Л. Андреева, но не препятствуетъ признать, что въ прошломъ ужасъ смерти чаще всего побѣждалъ въ его творчествѣ радость жизни. Одною изъ главныхъ причинъ этого ужаса было признаніе отсутствія объективнаго смысла человѣческой жизни и sub specie aeternitatis и sub specie humanitatis: «вѣчность и тайна» настолько же не даютъ намъ этого смысла, насколько и «шоколадъ и какао»; объективизмъ трансцендентный и имманентный одинаково иллюзорны, миѳичны. Эта объективная безсмысленность является для Л. Андреева истиной самоочевидной, но далеко не столь самоочевидной является для него субъективная осмысленность человѣческой жизни. «Шоколадъ и какао»? неужели только эти слова горятъ надъ головами людей? А жизнь, ненависть, любовь, идеалы? развѣ все это тоже «шоколадъ и какао»? Субъективные идеалы, субъективная цѣль? о другихъ мы не говоримъ, потому что другихъ нѣтъ и не можетъ быть. И мы видѣли, что часто Л. Андреевъ готовъ стоять на этой точкѣ зрѣнія? часто, но далеко не всегда, такъ какъ онъ гораздо болѣе убѣжденъ въ объективной безсмысленности человѣческой жизни, чѣмъ въ ея субъективной осмысленности.

А между тѣмъ только послѣдняя точка зрѣнія являлась бы настолько же логически-пріемлемой для него, насколько единственной и самоочевидной является она для насъ. Но, конечно, это не единственная возможная точка зрѣнія. Вотъ, напримѣръ, появилась интересная статья о Л. Андреевѣ г. Мережковскаго, который уже давно и непоколебимо стоитъ на точкѣ зрѣнія мистической теоріи прогресса и зоветъ туда же Л. Андреева; «какъ хотѣлось бы,? пишетъ Мережковскій,? чтобы онъ (Л. Андреевъ)… пришелъ ко Христу»… Намъ хотѣлось бы другого: чтобы Л. Андреевъ пришелъ къ тому имманентному субъективизму и субъективному телеологизму, о которомъ все время шла рѣчь выше. Найдется, несомнѣнно, критикъ-марксистъ, который будетъ убѣждать Л. Андреева стать художественнымъ проповѣдникомъ экономическаго матеріализма и «идеологомъ пролетаріата» (вѣдь нашелся же такой критикъ, который въ «Жизни Василія Ѳивейскаго» увидѣлъ исторію жизни «мелкаго производителя»? перлъ, который навсегда останется на страницахъ марксистской литературной критики); найдутся критики, стоящіе и на другихъ точкахъ зрѣнія? возможныхъ міровоззрѣній много. И какъ хорошо, замѣтимъ мимоходомъ, что истинный художникъ и мыслитель почти никогда не слушаетъ голоса критики, а продолжаетъ идти своей дорогой, руководствуясь указаніями своего таланта и своими внутренними переживаніями. Своей дорогой будетъ идти и Л. Андреевъ, и куда бы онъ ни пришелъ въ будущемъ, но прошлое его достаточно опредѣленно, чтобы всѣ наши вышеприведенные выводы имѣли подъ собою твердую почву.

Вотъ вкратцѣ эти выводы. Объективнаго смысла человѣческой жизни нѣтъ, говоритъ намъ Л. Андреевъ, а потому человѣческая жизнь страшна, жалка и одинока. На аміелевскій вопросъ: что изъ трехъ? «равнодушная природа? сатанинская сила? или добрый, праведный Богъ?» Л. Андреевъ категорически отвѣчаетъ: «равнодушная природа» и воплощаетъ ее въ образѣ своего Нѣкоего въ сѣромъ. Но въ то же время признаніе объективной безсмысленности человѣческой жизни идетъ у Л. Андреева рядомъ съ сознаніемъ ея субъективной осмысленности. Это сознаніе субъективной осмысленности жизни является значительнымъ шагомъ впередъ отъ Ѳ. Сологуба въ постановкѣ и разрѣшеніи вопроса о смыслѣ жизни; конечно, рѣшеніе этого вопроса въ творчествѣ и Ѳ. Сологуба и Л. Андреева лежитъ за порогомъ ихъ сознанія: творческая интуиція не сопровождается у нихъ философски-оформленной мыслью, какую мы найдемъ у Л. Шестова. Мы увидимъ тогда, как и художественное творчество Ѳ. Сологуба и Л. Андреева дополняется философскимъ творчествомъ Л. Шестова, и обратно, какъ философское творчество Л. Шестова находитъ отраженіе въ художественномъ творчествѣ Ѳ. Сологуба и Л. Андреева.

Изъ всего предыдущаго съ достаточной ясностью опредѣляется значеніе Л. Андреева въ русской литературѣ. Уже говоря о Ѳ. Сологубѣ, мы замѣтили, что въ то время какъ Ѳ. Сологубъ и Л. Шестовъ? отдѣльныя высокія вершины, интимные и слиш-комъ индивидуальные писатели, стоящіе особнякомъ, Л. Андреевъ является именемъ, обозначающимъ отдѣльную эпоху русской литературы, непосредственно стоящимъ за Чеховымъ и М.Горькимъ. Чеховъ, М. Горькій и Л. Андреевъ? это послѣдовательная цѣпь именъ, характеризующихъ восьмидесятые и девяностые годы ХIХ-го вѣка и первое десятилѣтіе ХХ-го столѣтія. За послѣднее время стало признакомъ хорошаго литературнаго тона провозгласить «конецъ Горькаго», а подчасъ съ утрированной грубостью лягнуть этого нашего большого писателя, занявшаго своимъ именемъ цѣлую эпоху русскаго литературнаго развитія. Факть этотъ объясняется недостаткомъ исторической оцѣнки, непониманіемъ громаднаго значенія М. Горькаго въ исторіи русской литературы конца ХІХ-го вѣка. М. Горькій остался тѣмъ же Горькимъ, какимъ онъ былъ; талантъ его остался равенъ самому себѣ; его недавняя «Исповѣдь» прямо-таки одно изъ лучшихъ его произведеній? и въ этомъ отношеніи никакого «конца Горькаго» нѣтъ. Но въ томъ-то и дѣло, что Горькій остался прежнимъ, въ то время какъ жизнь шла впередъ; въ этомъ отношеніи М. Горькій дѣйствительно писатель минувшей эпохи, чѣмъ и объясняется наступившее охлажденіе къ нему, охлажденіе, отъ котораго до извѣстной степени застрахованы только титаны міровой литературы, въ родѣ Достоевскаго или Толстого. Теперь вслѣдъ за Горькимъ пришелъ Л. Андреевъ и современная эпоха русской литературы будетъ обозначена его именемъ. И если даже въ будущемъ? что очень вѣроятно? Л. Андреевъ раздѣлитъ участь М. Горькаго, если черезъ нѣсколько лѣтъ критика и читатели провозгласятъ «конецъ Андреева», то все же значеніе Л. Андреева въ исторіи русской литературы останется непоколебленнымъ, все же первое десятилѣтіе ХХ-го вѣка всегда будетъ связано въ русской литературѣ съ его именемъ, какъ восьмидесятые годы связаны съ именемъ Чехова, и девяностые? съ именемъ М. Горькаго. Въ чемъ и каково это значеніе Л. Андреева? Мнѣ думается, что отвѣтъ ясенъ изъ всего предыдущаго. Въ Л. Андреевѣ осуществился переходъ отъ общественно этическихъ къ философско-этическимъ проблемамъ; въ творчествѣ Л. Андреева мы видимъ возвращеніе «назадъ къ Достоевскому». Это возвращеніе назадъ бываетъ иногда громаднымъ шагомъ впередъ; такимъ громаднымъ шагомъ впередъ было, напримѣръ, возвращеніе философской мысли второй половины ХІХ-го вѣка «назадъ къ Канту»; такимъ же шагомъ впередъ въ русской художественной литературѣ является и это возвращеніе Л. Андреева «назадъ къ Достоевскому», возвращеніе къ художественной разработкѣ вѣчныхъ философско-этическихъ и, говоря шире, философско-религіозныхъ проблемъ. Вѣчные карамазовскіе вопросы снова поставлены на очередь современнымъ художественнымъ творчествомъ; трагическія проблемы снова стоятъ передъ нашимъ сознаніемъ и требуютъ отвѣта. Цѣль, смыслъ и оправданіе отдѣльной жизни человѣка; цѣль, смыслъ и оправданіе общей жизни человѣчества? на всѣ эти вопросы Л. Андреевъ даетъ намъ, быть можетъ самъ того не сознавая, одинъ изъ возможныхъ отвѣтовъ своимъ творчествомъ. И въ этомъ? главное его значеніе въ современной русской литературѣ.

Какъ отвѣчаетъ Л. Андреевъ на всѣ эти вопросы? этой темѣ и былъ посвященъ настоящій очеркъ; конечно, отвѣты эти не окончательные и никогда не могутъ быть окончательными. На философскомъ творчествѣ Л. Шестова мы прослѣдимъ дальнѣйшее логическое развитіе тѣхъ взглядовъ, которые мы уже встрѣчали у Ѳ. Сологуба и Л. Андреева и придемъ къ нѣкоторымъ болѣе опредѣленнымъ отвѣтамъ на карамазовскіе вопросы и вопросы о смыслѣ человѣческой жизни.

Левъ Шестовъ

І

«Л. Андреева всѣ знаютъ, Ѳ. Сологуба? знаютъ мало, a меня? и совсѣмъ не знаютъ»,? пишетъ самъ о себѣ Левъ Шестовъ. И онъ, конечно, правъ. Леонида Ан-дреева считаютъ себя обязанными знать «всѣ», тѣ самые «всѣ», которые вчера читали Максима Горькаго, сегодня увлекаются Л. Андреевымъ, a завтра побѣгутъ толпой за новымъ именемъ. Эти «всѣ» мало знаютъ Ѳ. Сологуба? они услышали о немъ только послѣ «Мелкаго Бѣса»; эти «всѣ» совсѣмъ не знаютъ Л. Шестова. И они въ правѣ его не знать, такъ какъ Л. Шестовъ пишетъ не для «всѣхъ», a для немногихъ? онъ слишкомъ интимный, слишкомъ обособленный писатель; и это несмотря на то, что стержнемъ его творчества является вопросъ о смыслѣ жизни? вопросъ, мимо котораго не можетъ пройти ни одинъ человѣкъ. Но этотъ всеобщій вопросъ Л. Шестовъ рѣшаетъ настолько по-своему, настолько выходя изъ рамокъ общаго шаблона, что имѣлъ бы право на каждой своей книгѣ поставить подзаголовокъ: «ein Buch für Alle und Keinen»… Für Alle? потому что Л. Шестовъ ставитъ вопросы насущные и мучительные для всѣхъ; für Keinen? потому что рѣшеніе имъ этихъ вопросовъ врядъ ли можетъ быть кѣмъ-либо принято во всей полнотѣ и цѣлостности. «Учениковъ», «школы» у Л. Шестова? къ счастью для него? никогда не будетъ; но это, конечно, не дѣлаетъ художественно-философское творчество Л. Шестова ни менѣе глубокимъ, ни менѣе замѣчательнымъ.

Но если «всѣ» до сихъ поръ совсѣмъ не знаютъ Л. Шестова, то немногіе (а можетъ быть и многіе) знаютъ и цѣнятъ его съ давнихъ поръ. Л. Шестовъ началъ свою литературную дѣятельность еще въ 1895-мъ году: въ газетѣ «Кіевское Слово» отъ 22 дек. 1895 г. была помѣщена въ фельетонѣ его статья «Георгъ Брандесъ о Гамлетѣ», подписанная буквами Л. Ш.; почти въ то же самое время въ кіевской газетѣ «Жизнь и искусство» (отъ 9 янв. 1986 г.) появилась вторая статья Л. Шестова подъ заглавіемъ «Журнальное Обозрѣніе» и съ подписью «Читатель». Первая изъ этихъ статей представляетъ особенный интересъ въ виду того, что двумя годами позднѣе появилась развивающая ту же тему книга «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»? первая книга Л. Шестова; съ этого 1898-го года имя Льва Шестова (псевдонимъ) впервые появилось въ печати. Книга эта, страстно и горячо написанная, не обратила на себя въ то время вниманія; впрочемъ о ней писали Зин. Венгерова (въ «Образованіи») и Ю. Айхенвальдъ (въ «Вопросахъ философіи и психологіи»). Двумя годами позднѣе, въ 1900 г., вышла въ свѣть вторая книга Л. Шестова, «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше», съ подзаголовкомъ «Философія и проповѣдь»; этой книгѣ посвятилъ много вниманія Михайловскій (см. «Русское Богатство» 1900 г., No№ 2 и 3), нашедшій книгу эту «странной», но «интересной и красиво написанной». Въ своей критикѣ Михайловскій тонко отмѣтилъ нѣкоторыя слабыя стороны книги Л. Шестова, но не обратилъ вниманія на ось вращенія всего творчества этого писателя; быть можетъ, тогда это было еще преждевременно. Но когда въ 1903 г. появилась третья книга Л. Шестова [9]9
  Она печаталась въ 1902 г. въ журналѣ «Міръ Искусства», подъ заглавіемъ «Философія трагедіи».


[Закрыть] «Достоевскій и Нитше», съ подзаголовкомъ «Философія трагедіи», то лицо автора выяснилось уже для всѣхъ знакомыхъ съ двумя предыдущими его книгами; впрочемъ говорили и писали о ней мало: заслуживаетъ быть отмѣченной только небольшая замѣтка М. О. Гершензона (въ журналѣ «Научное Слово»). Зато четвертая? и до сихъ поръ послѣдняя? книга Л. Шестова, появившаяся въ 1905-мъ году, «Апоѳеозъ безпочвенности» (съ подзаголовкомъ: «Опытъ адогматическаго мышленія»), вызвала рядъ статей о всемъ творчествѣ Л. Шестова; назовемъ статью г. Базарова въ «Образованіи», любопытный фельетонъ В. Розанова: «Новые вкусы въ философіи» («Новое Время», № 10612) и замѣтку А. Ремизова въ журналѣ «Вопросы Жизни» (1905 г., № 7). Тогда же появилась и наиболѣе интересная изъ всѣхъ написанныхъ до сихъ поръ о Л. Шестовѣ статей? статья «Трагедія и обыденность» Н. Бердяева (въ «Вопросахъ Жизни» 1905 г., № 3; перепечатана впослѣдствіи въ сборникѣ статей Бердяева «Sub specie aeternitatis»).

Здѣсь перечислена, конечно, не вся литература о Л. Шестовѣ; но если бы даже набралось еще десятка два мелкихъ отзывовъ о книгахъ и статьяхъ этого автора, то и въ такомъ случаѣ скудость этой литературы не стала бы менѣе разительной, особенно по сравненію съ громадной литературой о Л. Андреевѣ и довольно большой за послѣднее время литературой о Ѳ. Сологубѣ; это служитъ лучшимъ показателемъ того, какъ мало въ широкой публикѣ знаютъ Л. Шестова [10]10
  Послѣ выхода въ свѣтъ перваго изданія настоящей книги, въ 1908–1909 г. появился, наконецъ, цѣлый рядъ журнальныхъ и газетныхъ статей о Л. Шестовѣ – гг. Мережковскаго, Философова, Франка и многихъ другихъ.


[Закрыть]. Закончимъ нашъ перечень его произведеній указаніемъ на отдѣльныя статьи, печатавшіяся въ разное время (до 1908 г.) въ различныхъ сборникахъ и журналахъ; такихъ статей намъ извѣстно шесть. Статья «Юлій Цезарь Шекспира» напечатана въ видѣ одного изъ приложеній къ трагедіямъ Шекспира въ изданіи Брокгаузъ-Эфрона; статья эта пріобрѣтаетъ особенный интересъ при сопоставленіи съ первой книгой и первой газетной статьей Л. Шестова о Шекспирѣ: три эти произведенія на одну и ту же тему отдѣлены другъ отъ друга значительными промежутками времени и отразили на себѣ эволюцію міровоззрѣнія Л. Шестова. Вторая статья, «Власть идей», напечатанная въ «Мірѣ Искусства» 1902 года, написана по поводу книги Д. Мережковскаго о Толстомъ и Достоевскомъ; обѣ эти статьи Л. Шестова перепечатаны имъ въ приложеніи къ его книгѣ «Апоѳеозъ безпочвенности». Затѣмъ въ журналѣ «Вопросы Жизни» (1905 г., № 3) помѣщена большая статья Л. Шестова о Чеховѣ подъ заглавіемъ «Творчество изъ ничего»; въ «Полярной Звѣздѣ» (отъ 27 янв. 1906 г.)? статья о Достоевскомъ: «Пророческій даръ»; въ сборникѣ «Факелы» (кн. II)? статья «Похвала глупости», по поводу книги Бердяева «Sub specie aeternitatis»; и, наконецъ, въ «Русской Мысли» (І907 г. № 4)? статья «Предпослѣднія слова». Эти четыре статьи составляютъ недавно вышедшій сборникъ статей Л. Шестова, озаглавленный «Начала и Концы».

Итакъ, въ небольшихъ пяти книгахъ собраны почти всѣ произведенія Л. Шестова, написанныя имъ за послѣднія пятнадцать лѣтъ [11]11
  Не помѣщены въ нихъ только первые фельетоны Л. Шестова, a также и послѣдній его фельетонъ, появившійся въ одномъ изъ ноябрьскихъ номеровъ «Нашей Жизни» за 1905 г. подъ заглавіемъ «Литературный сецессіонъ» (о журналѣ «Вопросы Жизни»); кромѣ того въ 1909 году появились слѣдующія новыя статьи Л. Шестова «Разрушающій и созидающій міры» («Русская Мысль», № 1); «Великіе Кануны» (ibid., № 4); «Поэзія и проза Ѳ. Сологуба» («Рѣчь», № 139).


[Закрыть]; всѣ эти пять книгъ легко могли бы быть соединены въ одинъ томъ? такъ сравнительно невелико количество писаній Л. Шестова. Какихъ-нибудь пятьдесятъ печатныхъ листовъ за пятнадцать лѣтъ? въ то время какъ одна книга Д. Мережков-скаго о Толстомъ и Достоевскомъ, написанная между объемистымъ «Леонардо» и кирпичеобразнымъ «Петромъ», равна по объему всѣмъ книгамъ Л. Шестова вмѣстѣ взятымъ… Но вѣдь цѣнность литературныхъ произведеній измѣряется вѣсомъ идей, a не вѣсомъ печатной бумаги; и въ отношеніи этой внутренней цѣнности интересная, но страдающая водянкой книга Мережковскаго должна уступить первое мѣсто небольшимъ и сжатымъ работамъ о Толстомъ и Достоевскомъ Л. Шестова. Это сопоставленіе Л. Шестова и Д. Мережковскаго мы дѣлаемъ намѣренно, чтобы подчеркнуть одну характерную черту творчества Л. Шестова: черта эта? сжатость, сконцентрированность мысли, умѣніе въ немногомъ выразить многое и въ то же время найти адекватную форму для выраженія своей мысли. Это дѣлаетъ Л. Шестова однимъ изъ нашихъ наиболѣе блестящихъ стилистовъ; имѣя это въ виду, мы и называли творчество Л. Шестова философско-художественнымъ. При чтеніи книгъ Л. Шестова чувство эстетической удовлетворенности почти всегда сопровождаетъ работу мысли, a это можно сказать не о многихъ изъ современныхъ писателей.

Но, конечно, не на эту внѣшнюю сторону творчества Л. Шестова мы обратимъ вниманіе; для насъ Л. Шестовъ интересенъ какъ писатель, мучительно ищущій отвѣта на вопросъ о смыслѣ жизни, на вопросъ о смыслѣ зла въ мірѣ, на вопросъ о цѣли нашего жизненнаго пути; для насъ Л. Шестовъ интересенъ какъ философъ? въ широкомъ смыслѣ этого слова. Къ нему въ этомъ отношеніи всецѣло примѣнимо то, что самъ онъ говоритъ о Толстомъ въ одной изъ своихъ книгъ: «…вся творческая дѣятельность его была вызвана потребностью понять жизнь, т.-е. той именно потребностью, которая вызвала къ существованію философію. Правда, онъ не касается нѣкоторыхъ теоретическихъ вопросовъ, которые мы привыкли встрѣчать у профессіональныхъ философовъ. Онъ не говоритъ о пространствѣ и времени, монизмѣ и дуализмѣ, о теоріи познанія вообще. Но не этимъ опредѣляется право называться философомъ. Всѣ эти вопросы должны быть выдѣлены въ самостоятельныя дисциплины, служащія лишь основаніемъ для философіи. Собственно же философія должна начинаться тамъ, гдѣ возникаютъ вопросы о мѣстѣ и значеніи человѣка въ мірѣ, о его правахъ и роли во вселенной и т. д.»… (II, 77) [12]12
  Въ виду того, что все написанное Л. Шестовымъ до 1908 г. собрано въ указанныхъ выше пяти книгахъ, то мы для краткости будемъ обозначать ихъ цифрами: I – «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; II – «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше» (по изд. 1900 г.; впослѣдствіи, въ 1907 г., вышло второе изданіе этой книги), III – «Достоевскій и Нитше»; IV – «Апоѳеозъ безпочвенности» и V – «Начала и Концы».


[Закрыть]. Да, это такъ: вся творческая дѣятельность Л. Шестова была вызвана потребностью понять жизнь, a значитъ? вѣдь «comprendre c'est pardonner»? и оправдать жизнь, объяснить смыслъ зла въ мірѣ, найти смыслъ жизни. Гдѣ возникаютъ эти вопросы, тамъ начинается философія, въ какихъ бы формахъ она ни проявлялась: въ формѣ ли философскаго трактата, или критической статьи, или трагедіи и романа; надо только умѣть узнавать эту философію подъ любыми формами? въ этомъ задача литературно-философской критики. Эту задачу мы и ставили себѣ, изучая творчество Ѳ. Сологуба и Л. Андреева; съ этой же точки зрѣнія мы подойдемъ и къ творчеству Л. Шестова и увидимъ тогда, что новаго вноситъ Л. Шестовъ въ постановку и рѣшеніе вопроса о смыслѣ жизни по сравненію съ уже извѣстными намъ рѣшеніями этого вопроса Л. Андреевымъ и Ѳ. Сологубомъ.

II

Уже въ первой своей книгѣ Л. Шестовъ подошелъ вплотную къ вопросу о смыслѣ жизни, но подошелъ съ иной стороны, чѣмъ впослѣдствіи Ѳ. Сологубъ и Л. Андреевъ. Каждый изъ нихъ остановился въ ужасѣ передъ одной изъ сторонъ бытія, передъ одной изъ проблемъ, входящихъ въ общій вопросъ о смыслѣ человѣческой жизни: Л. Андреевъ стоитъ въ ужасѣ передъ Смертью, Ѳ. Сологубъ? передъ «безобразной бабищей» Жизнью, a Л. Шестовъ? передъ фантомомъ Случая и передъ зрѣлищемъ неосмысленныхъ, случайныхъ человѣческихъ страданій.

Здѣсь передъ нами наглядно выясняется тѣсная связь и зависимость между во-просомъ о смыслѣ жизни и отдѣльными теоретико-философскими проблемами? теоріей причинности, детерминизмомъ, телеологіей и т. п.; здѣсь необходимо, поэтому, сдѣлать небольшое теоретико-философское отступленіе. Дѣйствительно, что такое случай? Случай есть явленіе пересѣченія во времени двухъ причинныхъ рядовъ. Примѣръ: я поставилъ палку въ уголъ и въ тотъ же моментъ хлынулъ дождь; здѣсь передъ нами два обособленныхъ причинныхъ ряда, которые случайно совпали въ нѣкоторой точкѣ. Причинной связи между ними нѣтъ, есть только временное совпаденіе; и было бы ошибочно заключать post hoc, ergo propter hoc, т.-е. утверждать, что я поставилъ палку въ уголъ, a потому и пошелъ дождь? stat baculus in angulo, ergo pluit. Другой примѣръ: человѣкъ шелъ по улицѣ, кирпичъ сорвался съ домоваго карниза и разбилъ голову человѣку. Это тоже только случай, только совпаденіе и пересѣченіе двухъ причинныхъ рядовъ… И наукѣ нечего дѣлать тамъ, гдѣ мы имѣемъ дѣло со случаемъ; случай есть вполнѣ единичное явленіе, къ которому нельзя предъявить вопроса «почему». Почему упалъ кирпичъ? этотъ причинный рядъ можетъ быть прослѣженъ нами довольно глубоко; но почему кирпичъ упалъ какъ-разъ въ тотъ моментъ, когда около дома проходилъ человѣкъ и почему онъ упалъ какъ-разъ на человѣка? это область чистаго «случая»; вопросы «почему» здѣсь неумѣстны.

Все это очень элементарныя положенія; мы сейчасъ увидимъ, что ихъ возможно углубить, что теоретически возможно отрицать самое понятіе случая. Вѣдь дѣло въ томъ, что всякое пересѣченіе двухъ причинныхъ рядовъ можетъ считаться причинно-обусловленнымъ, оно можетъ быть звеномъ третьяго, болѣе общаго, неизвѣстнаго намъ причиннаго ряда. Съ этой точки зрѣнія? особенно отстаиваемой нѣкоторыми кантіанцами? всякое временное слѣдованіе есть только наружная сторона нѣкоторой глубокой внутренней причинной связи; только ограниченность человѣческаго по-знанія заставляетъ насъ изъ телеологическихъ соображеній разграничивать временныя и причинныя соотношенія. Съ этой точки зрѣнія нелѣпая фраза «stat baculus in angulo, ergo pluit» является выраженіемъ глубокой истины, ибо случайнаго совпаденія въ мірѣ быть не можетъ: «in mundo non datur casus? это апріорный законъ природы», по словамъ Канта. Случая нѣтъ; есть только необходимость, законы которой не знаютъ исключеній [13]13
  Въ виду того, что все написанное Л. Шестовымъ до 1908 г. собрано въ указанныхъ выше пяти книгахъ, то мы для краткости будемъ обозначать ихъ цифрами: I – «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; II – «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше» (по изд. 1900 г.; впослѣдствіи, въ 1907 г., вышло второе изданіе этой книги), III – «Достоевскій и Нитше»; IV – «Апоѳеозъ безпочвенности» и V – «Начала и Концы».


[Закрыть].

Какое однако отношеніе имѣетъ все это къ вопросу о смыслѣ жизни?? Самое ближайшее. Л. Шестовъ, сказали мы, съ ужасомъ остановился передъ фантомомъ Случая, обезсмысливающаго человѣческую жизнь. Вѣдь если существуетъ случай, то несомнѣнно, что никакого объективнаго смысла въ человѣческой жизни нѣть и быть не можетъ. Какой ужъ тутъ объективный смыслъ жизни, если въ любую минуту сорвавшійся съ домоваго карниза кирпичъ можетъ раскроить вамъ голову! A смыслъ жизни человѣчества? Нечего толковать и о немъ, разъ существуетъ случай: завтра же «Энкіева комета зацѣпитъ земной шаръ…? вотъ вамъ и финалъ исторіи» (Герценъ); гдѣ ужъ тутъ говорить объ объективномъ смыслѣ жизни человѣчества! Ну, a если случая нѣтъ, если всѣ явленія міра неслучайны, необходимы, связаны тѣсной цѣпью причинности? значитъ ли это, что явленія жизни осмысленны? Нѣтъ, не значитъ, ибо если мы даже и съумѣемъ отвѣтить до конца на всѣ вопросы «почему», если мы даже отвѣтимъ не только на вопросъ, почему упалъ кирпичъ, но и на вопросъ, почему онъ упалъ какъ-разъ на человѣка, если мы даже совершенно упразднимъ за ненадобностью понятіе случая, то и тогда останется безъ отвѣта вопросъ «зачѣмъ»? вопросъ составляющій всю проблему о смыслѣ жизни. Проблема эта не причинная, a телеологическая; осмысленность жизни надо доказывать не съ точки зрѣнія причинныхъ соотношеній, a исключительно съ точки зрѣнія телеологизма, цѣлесообразности. Если мы отвѣтимъ на вопросъ «зачѣмъ», если мы покажемъ, что во-преки видимости не Случай, a Цѣлесообразность царитъ въ мірѣ нравственныхъ явленій? то проблема смысла жизни будетъ нами рѣшена въ положительномъ смыслѣ. Такую задачу поставилъ себѣ Л. Шестовъ и далъ блестящее ея рѣшеніе въ своей книгѣ «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; блестящее? но и ошибочное…

«Цѣлые годы призракъ случайности человѣческаго существованія преслѣдовалъ его и цѣлые годы великій поэтъ безстрашно всматривался въ ужасы жизни и постепенно уяснялъ себѣ ихъ мысль и значеніе»,? пишетъ Л. Шестовъ о Шекспирѣ (I, 281), a мы можемъ повторить о самомъ Л. Шестовѣ, конечно toutes proportions gardêes. Цѣлые годы фантомъ Случая, призракъ случайности человѣческаго существованія преслѣдовалъ Л. Шестова; цѣлые годы искалъ онъ отвѣта на этотъ мучавшій его вопросъ о безсмысленности жизни, о случайности ея. Ему казалось сначала, что этотъ вопросъ можно рѣшить въ сторону признанія смысла жизни, низверженія призрачнаго Случая и замѣны его «разумной необходимостью»: такой отвѣтъ нашелъ онъ въ творчествѣ Шекспира (это было въ 1895 г.). Десять лѣтъ спустя онъ пишетъ статью о Чеховѣ? и видитъ въ немъ великаго поэта самодержавной случайности; Шек-спиръ преодолѣлъ этотъ призракъ (казалось когда-то Л. Шестову), a Чеховъ сталъ его «бѣднымъ рыцаремъ», начертавшимъ на своемъ щитѣ кровью сердца эти слова о случайности человѣческаго существованія. «Въ этомъ? пишетъ Л. Шестовъ въ 1905 г.,? самая значительная и оригинальная черта его творчества…… Я здѣсь укажу на его комедію „Чайку“, въ которой, наперекоръ всѣмъ литературнымъ принципамъ, основой дѣйствія является не логическое развитіе страстей, не неизбѣжная связь между предыдущимъ и послѣдующимъ, a голый, демонстративно ничѣмъ не прикрытый случай (курс. подл.). Читая драму, иной разъ кажется, что передъ тобой номеръ газеты съ безконечнымъ рядомъ faits divers, нагроможденныхъ другъ на друга безъ всякаго порядка и заранѣе обдуманнаго плана. Во всемъ и вездѣ царитъ самодержавный случай, на этотъ разъ дерзко бросающій вызовъ всѣмъ міровоззрѣніямъ. Въ этомъ, говорю, наибольшая оригинальность Чехова»… (V, 13). Такъ это или не такъ? спорить не будемъ; важно только подчеркнуть, что такъ понимаетъ Чехова Л. Шестовъ, всецѣло соглашаясь, какъ мы увидимъ, съ мучавшей его раньше идеей случайности человѣческаго существованія; онъ теперь стоитъ за Чеховымъ такъ же, какъ раньше стоялъ за Шекспиромъ.

Ясно отсюда, что отъ начала и до конца (т.-е. до настоящаго момента) своего творчества Л. Шестовъ стоитъ все передъ той же проблемой случая, случайности? a значитъ и безсмысленности? человѣческой жизни; отвѣты онъ даетъ разные, даже противоположные, но все тотъ же вопросъ мучительно сверлитъ его душу: въ чемъ смыслъ и значеніе ужасовъ жизни? въ чемъ смыслъ случайнаго добра, случайнаго зла? въ чемъ смыслъ случайнаго человѣческаго существованія? Чтобы имѣть право жить, надо отвѣтить на эти вопросы, надо распутать или разрубить проклятый гордіевъ узелъ. Говоря словами поэта?

 
Міръ долженъ быть оправданъ весь,
Чтобъ можно было жить!
Душою тамъ, я сердцемъ? здѣсь;
A сердце какъ смирить?
Я узелъ долженъ видѣть весь.
Но какъ распутать нить?
 

Да, какъ распутать нить? Какъ найти смыслъ случайнаго, т.-е. безсмысленнаго человѣческаго существованія? Вопросъ поставленъ такь, что допускаетъ только два отвѣта: или нѣтъ смысла? тогда наша жизнь случайна, или нѣтъ случая? тогда наша жизнь осмысленна. Л. Шестовъ началъ со второго отвѣта и пришелъ къ первому? мы это видѣли выше и въ этомъ мы еще убѣдимся. Теперь же начнемъ съ начала и обратимся къ книгѣ «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»: въ ней мы найдемъ попытку низверженія съ трона самодержавнаго случая, попытку отвѣта на вопросъ «зачѣмъ», попытку доказательства того, что случая нѣть и что, слѣдовательно, жизнь наша осмысленна…