Текст книги "На берегу Днепра"

Автор книги: Порфирий Гаврутто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Блестевшие в небе звезды потускнели, и, когда на востоке сверкнули первые лучи восходящего солнца, их стало совсем не видно.

Черноусов подумал, что день будет безветренным, солнечным и теплым. Он стоял по грудь в только что отрытой траншее и, весь превратившись в слух, пытался уловить в воздухе хотя бы какой-нибудь звук. Он ждал обещанных самолетов, без которых им не взять Свидовок. Но в воздухе было тихо, и комбат начал волноваться.

Внимательно следили за небом и солдаты, а ординарец Ванин даже вытащил часы и уже отсчитывал последние секунды указанного времени, но в воздухе по-прежнему было тихо.

– Что-то не летят, – вкрадчиво шепнул он комбату. – Как бы не подвели они нас.

– Тсс! – прикрыв ему пальцами рот, настороженно произнес Черноусов.

Ванин умолк.

– Слышишь? – спросил он его.

– Слышу! – обрадованно отозвался ординарец.

С северо-восточной стороны, все нарастая, послышался гул моторов, а через минуту в безоблачном небе появились маленькие точечки приближающихся строем самолетов.

– Вот они, соколы, наши, идут, идут! – задрав кверху голову и весь сияя, прошептал Кухтин.

– А может, это и не наши еще? – усомнился Будрин.

– Что ты, что ты! – торопливо возразил Сидоров. – По звуку моторов сразу видно, что наши.

– Ну скорей, братцы, скорей! – следя за самолетами, упрашивал невидимых летчиков Уваров.

– Ничего! – заговорил и Кухтин. – Больше ждали, подождем и еще. Вот смотри, уже разворачиваются. Сейчас они дадут им пить.

В Свидовках кто-то отчаянно стал выстукивать о рельс сигнал воздушной тревоги, и почти в это же время первая девятка самолетов перешла в пике. Потрясая воздух воем моторов, самолеты стремительно падали вниз, и казалось, что, развив такую скорость, они уже не смогут выйти из пике и разобьются. Но это только казалось. Приблизившись к земле настолько близко, что можно было разглядеть сидящего в кабине летчика, самолеты один за другим сбросили бомбы на стоящие в безлиственных садах танки и, принимая горизонтальное положение, уже по-над землей уходили обратно.

В селе возникло несколько очагов пожара. Загорелся большой, крытый соломой сарай, темно-желтым дымом окутались танки.

Черноусов навел на село бинокль. Из крайнего дома выскочил офицер. Гитлеровец удивительно быстро вращал головой, то и дело посматривая в безоблачное небо, и никак не мог застегнуть пуговицы кителя. Вслед за офицером появились и солдаты. Они в беспорядке заметались между домами. Он что-то приказал им, указав рукой в сторону горящих танков, в которых уже начали рваться снаряды.

Черноусов приказал открыть огонь.

Воздух огласился трескотней автоматов и пулеметов, и почти одновременно с этим на село налетела вторая девятка советских штурмовиков. Сбросив бомбы, они начали кружить над селом, обстреливая из крупнокалиберных пулеметов гитлеровцев.

– Вперед! С нами победа! – выскочив из траншеи, во весь голос закричал Черноусов.

– Ур-р-ра-ра! – дружно загремели солдаты.

Солдаты бежали по неровному полю, спотыкаясь, падали, поднимались и снова бежали. Пока они преодолевали триста с лишним метров, отделяющих их от окраин Свидовок, самолеты обстреливали село.

Едкий дым пожаров, потрясающие воздух взрывы снарядов в горящих танках и душераздирающий вой пикирующих на село самолетов – все это произвело на немцев удручающее впечатление. Потревоженные внезапностью налета, они полураздетыми выскакивали из домов, поспешно прячась от осколков и обстрела в погребах. Укрываясь от самолетов, они не подозревали даже, что по соседству с ними находится целый батальон советских парашютистов. Все их внимание было сосредоточено только на изрыгающих огонь самолетах, под шум и вой моторов которых батальон Черноусова, почти не встретив никакого сопротивления, и ворвался в село.

– Лешка, сюда! – крикнул запыхавшийся Кухтин Сидорову. – Вот в этом погребе фашистов полно. Сам видел, как лезли.

Они побежали к погребу. Крышка его слегка приоткрылась, и оттуда высунулся вороненый ствол автомата.

– Ложись! – крикнул Сидоров Кухтину, припадая к земле. Почти одновременно с этим над их головами просвистела длинная очередь.

Кухтин зло выругался и пополз к приоткрытой крышке погреба.

– Стой, Кухтин, – остановил его Сидоров. – С этой стороны опасно. Лежи здесь и стреляй по ним, а я вот с этого края подползу.

Кухтин послушался. Он выпустил ответную очередь, и крышка моментально захлопнулась, но через минуту снова вздрогнула, и в образовавшейся щели снова показался вороненый ствол автомата. Подползший сзади Сидоров воспользовался этим, бросил в погреб ручную гранату…

В каких-нибудь десять минут батальон Черноусова занял большую половину Свидовок. Однако на противоположном конце села гитлеровцы все же сумели привести себя в порядок и оказали организованное сопротивление.

Где-то в стороне зашумел мотор заведенного танка, и вскоре над головами десантников с воем пролетел первый снаряд.

От неожиданности находившийся возле комбата лейтенант Куско припал к земле.

– Лейтенант, – сказал ему Черноусов, – пока не поздно, надо жечь танки.

– Жалко, нашим пригодятся.

– Ничего не поделаешь! Надо жечь.

С противоположного конца улицы вынырнул тяжелый танк. Стреляя из пулеметов и пушки, он на большой скорости помчался в занятую десантниками часть села.

– Ванин! – окликнул своего ординарца майор. – Быстренько к углу вон того дома. Как только танк приблизится, бросишь под гусеницы, – и он передал ординарцу две противотанковые гранаты.

Ванин побежал. Он достиг указанного майором угла дома, но перестарался. Брошенная им граната полетела слишком далеко и разорвалась в стороне от танка, не причинив ему вреда.

Танк прогромыхал мимо Ванина и, как показалось лежавшим у обочины дороги трем молодым бойцам из партизан, помчался прямо на них.

– Раздавит! – испуганно крикнул товарищам Леша Куценко и побежал к дому.

– Куда ты? Назад! – крикнул вслед Федя Кабанов.

Леша приостановился.

– Ложись! – снова крикнул Федя.

Но Леша пустился бежать в ближайшую мазанку, в которой, как он заметил раньше, укрылись два или три солдата.

– Быстрей давай, быстрей! – торопил его стоящий в дверях автоматчик.

Гитлеровский танкист, заметив укрывшихся в доме парашютистов, направил на него танк. Он со всего хода врезался в мазанку, без труда раздавил ее, похоронив под обломками Лешу Куценко и еще трех автоматчиков.

Танк, поутюжив развалины дома, развернулся, стал выезжать на дорогу. Но кто-то из людей Черноусова успел уже бросить под его гусеницы гранату. Танк так и остался стоять на раздавленной им хате.

Экипаж больше уже не стрелял, но и сам из танка не выходил. Тогда Миша Удальцов принес откуда-то бидон бензину, плеснул его на броню, чиркнул спичку.

[страницы 149—150 вырваны из книги]

– Уже горит танк! – встав во весь рост, возбужденно закричал Федя Кабанов.

– Да пригнись, пустая твоя башка! – прикрикнул на него Сидоров и дернул Федю за голенище кирзового сапога. – Хочешь, чтоб прибили тебя?

И как бы в подтверждение слов командира взвода, над пригнувшимся Федей со свистом пролетел целый рой пуль.

– Видал? Еще б секунда – и не было тебя.

Федя смолчал.

А Кухтин, между тем, все стрелял и стрелял. Он подбил один танк и усиленно стал обстреливать самоходную пушку. Он выпустил по ней несколько снарядов, но все они пролетали мимо. Кухтин злился и ругал себя, что плохо знает артиллерийское дело, но все же снова зарядил пушку.

Огромное жерло самоходки, изрыгавшее раскаленный металл по командному пункту Черноусова, теперь направилось на кухтинский танк. От первого же снаряда танк загорелся. Кухтин, задыхаясь от дыма, в последний раз выстрелил. Снаряд, наконец, попал в цель. Самоходка окуталась густым облаком дыма.

Кухтин выскочил из горящего танка, торопливо добежал до знакомой воронки, залег. Он осмотрелся по сторонам и долго не мог определить, где же его товарищи. В ушах у него звенело, он ничего не слышал. Обернувшись, Кухтин заметил, что возле конюшни шел рукопашный бой. Он издали узнал рослую фигуру Сидорова, который, как и на опушке Яблоновского леса, бил кого-то прикладом автомата.

Кухтин побежал к нему на помощь. Он видел, как выбившийся из сил Сидоров устало отбивался от наседавшего на него вооруженного винтовкой со штыком немца.

– Держись, Леша, держись! – крикнул ему Кухтин.

Сидоров обернулся, и в это время немец ударил его штыком в грудь. Алексей громко икнул, выронил автомат и, пытаясь зажать рукой кровоточащую рану, упал на землю.

Немец тоже еле стоял на ногах. Тяжело дыша, он снова занес над Сидоровым штык, пытаясь прикончить его, но Кухтин опередил его: подняв с земли кем-то брошенный немецкий автомат, он дал по нему длинную очередь…

Рукопашный бой длился минут пять. И хотя во время этой схватки перевес в людях был на стороне гитлеровцев, они все же не смогли противостоять парашютистам. В самый напряженный момент схватки Черноусов бросил на поддержку своего батальона придержанный им в резерве взвод автоматчиков. Зайдя с фланга, автоматчики в упор начали расстреливать гитлеровцев. Фашисты, не выдержав натиска, побежали к большаку, ведущему в город Черкассы.

Тяжелый долгий бой вдруг оборвался. В Свидовках стало тихо.

Черноусов послал преследовать отступающих гитлеровцев полуроту автоматчиков во главе с лейтенантом Табаковым. Правда, ему очень хотелось двинуть на них всем батальоном, но людей осталось немного, да и основной задачей батальона было удержать в своих руках освобожденное от гитлеровцев село. Майор распорядился, чтобы вокруг села была организована круговая оборона, а сам пошел осматривать танки. Среди них Черноусов нашел три вполне исправных. В них был полный комплект бронебойных, осколочных и зажигательных снарядов и очень много патронов к пулеметам.

– Вот что, Ванин, – приказал майор ординарцу. – Быстренько сбегай в роту лейтенанта Куско. Передай, чтобы выделили людей, умеющих управлять танками. Через десять минут Ванин возвратился во главе целого отделения парашютистов. У всех у них были закопченные дымом лица и выпачканные землей выцветшие брюки и гимнастерки.

– Ну, как самочувствие, товарищи? – приветливо спросил их Черноусов.

– Устали очень, товарищ майор, – ответил рядовой Угрюмов. – Тяжелый бой вышел. Такой тяжелый, что и не знаю, как мы одолели их.

– Ну, ну, дело прошлое. – Он тяжело вздохнул. – А теперь слушайте, зачем я вас сюда позвал. Среди этих танков – три исправных. Так вот садитесь по машинам и выводите их на окраину села. В случае, если наши задержатся и фашист опять пойдет на нас в контратаку, будем его бить его же техникой. Ясно? Можно сказать, – улыбаясь, продолжал майор, – будем иметь свое собственное танковое подразделение. Вот вас, – он указал кивком головы на Угрюмова, – назначаю командиром этого подразделения.

– Слушаюсь! – в мгновенье подтянувшись, отозвался Угрюмов. Потом, помедлив немного, сказал: – Это очень даже хорошо, что у нас теперь свои танки будут. Только если уж вы назначили меня командовать этими танками, то давайте мне еще людей. Артиллеристов давайте, пулеметчиков.

– Дам! – глаза у комбата радостно светились. – Старший адъютант уже занимается подбором таких людей. Через полчаса и артиллеристов и пулеметчиков вы получите.

3

Разыгравшийся в Свидовках бой был отчетливо слышен на левом берегу Днепра. Стрельбу и рев моторов услышали притаившиеся в кустах саперы, пехотинцы, танкисты и артиллеристы. И все поняли, что наступил решающий момент переправы на занятую оккупантами Правобережную Украину.

Здесь же, в ста метрах от воды, в наскоро оборудованном блиндаже разместился и наблюдательный пункт командующего армией. Высокий, худощавый, с поседевшие висками командарм сидел за небольшим столом и что-то торопливо писал. Но вот за рекою снова заухали пушки, и генерал, сердито захлопнув блокнот, спрятал его в карман и, встав из-за стола, молча зашагал по просторной землянке. Потом остановился возле адъютанта.

– Шумит фашист, шумит. Не хочет уходить из Свидовок.

– Чувствует, чем это для него пахнет, – ответил адъютант.

– Товарищ генерал! – перебил их разговор телефонист. – Из штаба фронта.

– Слушаю! – взяв трубку, сказал генерал. – Да, это я, тридцать седьмой… Как? Очень хорошо! Молодцы!.. Слушаюсь! Будет выполнено.

Чисто выбритое лицо генерала как-то по-особенному засияло, и он, не скрывая своей радости, сообщил находившимся здесь же штабным офицерам:

– Только что Захарчук радировал штабу фронта об овладении парашютистами северной частью села Свидовки. Это уж первый успех! А ну-ка, соедините меня с командиром саперного батальона.

Телефонист соединил.

– Ну, в добрый час, товарищ подполковник, – сказал он ему. – Теперь многое зависит от вас. Поторопитесь.

И, до сих пор казавшийся безлюдным, берег ожил: саперы подняли спрятанные в кустах понтоны, спустили их на воду, стали наводить переправу.

Засуетились, заспешили и пехотинцы. Они также спустили на воду заранее подготовленные лодки, сели в них и, взяв автоматы на изготовку, поплыли на правый берег Днепра.

…Вот они плывут, настороженно всматриваясь в затянутый молочным туманом берег, прислушиваются к каждому шороху, готовые в любую секунду обрушить на противника огонь автоматов. Но пока все тихо, и, кроме легкого всплеска воды от опускаемых в воду весел, ничего не слышно.

Тихо на Днепре. Но не спокойно на сердце сидящих в лодках людей. Через минуту-другую им предстоит вступить на берег, где за каждым кустом притаилась смерть. Об этом хотя и не хочется думать, но назойливые мысли почему-то без конца лезут и лезут в голову.

Страшновато и как-то нехорошо на сердце и у их командира – белокурого лейтенанта, на груди которого поблескивают три боевых ордена. Лицо у него бледное, глаза блестят, но он деланно улыбается, подбадривает людей.

– Только бы до берега добраться, а там мы с ними поговорим, – всматриваясь в противоположный берег, сказал лейтенант.

– Не допустит, – возразил ему смуглый, большеголовый чуваш Гордеев. – В кустах притаился. Вот поближе подплывем, и огонь откроет.

– Не должно, товарищ Гордеев. По данным разведки, в этих местах он далеко от берега.

– А вот увидите.

И как бы в подтверждение этих слов предутреннюю тишину нарушила торопливая трескотня автоматов и короткие отрывистые очереди крупнокалиберного пулемета. Вслед за этим, потрясая воздух, начала бить артиллерия.

– Ну теперь… – начал было лейтенант и, как-то странно мотнув головой, неожиданно для солдат упал в воду.

Солдаты растерянно оглядывались на простроченную пулями зеркальную поверхность Днепра, потом, до боли сжав зубы, повели огонь по берегу.

Лодки настойчиво приближались к огрызавшемуся огнем правобережью. И вдруг с пронзительным свистом, совсем низко над головами сидевших в лодках людей, стремительно пронесся целый поток хвостатых, извергавших огонь снарядов. Они пролетели так низко, что обдали своим горячим дыханием пригнувшихся в лодках людей.

– «Катюши»! – закричал большеголовый солдат, и в его раскосых глазах блеснул огонек радости.

– Ну и дают!

– А ну еще! Подкинь им на завтрак, подкинь!

– Гляди, кустарник загорелся!

– И стрелять перестали.

– Горит фашист, горит!

И действительно, все правобережье затянулось черным едким дымом.

– Ребята! Командование взводом беру на себя! – громко, чтобы все слышали, крикнул большеголовый солдат. – Никаких пререканий.

Лодка причалила к берегу. Гордеев первый спрыгнул на землю и, стреляя на ходу, повел солдат в направлении горящих кустов, за которыми темнел раздетый осенними холодами лес.

А по Днепру уже плыли новые подразделения автоматчиков, боевые расчеты полковых минометов, артиллеристы и связисты.

4

Внезапный налет парашютистов на гарнизон в Свидовках и смелые действия форсировавших Днепр автоматчиков внесли в ряды противника растерянность.

Этим воспользовались саперы. Они быстро построили понтонный мост, и по нему на правобережье устремился целый поток людей, повозок, автомашин и орудий… Они все движутся и движутся, и кажется, что им нет ни начала, ни конца. Идут пехотинцы, артиллеристы. За ними осторожно на самой маленькой скорости на понтонный мост въезжает колонна автомашин, груженных боеприпасами. Первая из них уже достигла середины реки, как вдруг с мотором шедшей за ней полуторки что-то случилось.

Колонна остановилась. Создалась пробка.

Наблюдавший за переправой командующий армией заторопился к месту происшествия.

Молоденький солдат-водитель открыл капот и начал возиться с мотором.

– Некогда! – сердито крикнул генерал. – В воду!

И автомашину моментально разгрузили и сбросили в Днепр.

Прошло еще несколько минут, и, гремя гусеницами, через понтонный мост стали переправляться тяжелые танки.

– Во-озду-ух! – вдруг покатилось над рекой.

Высоко в безоблачном небе, как косяки диких гусей, летели вражеские самолеты. Грозно завывая моторами, они приблизились к Днепру и, перейдя в пике, сбросили бомбы. Черные, хвостатые, они летели прямо на переправу, и казалось, что вот-вот они разбомбят ее и мост разлетится в щепы. Но это только казалось. Все они, не причинив вреда переправе, упали в воду, далеко от нее.

Взбудораженный бомбами Днепр стал выходить из берегов.

Появились советские истребители. Над рекой завязался воздушный бой. Истребители с ходу обстреляли вышедший на цель бомбардировщик, он неуклюже перевернулся в воздухе, завыл моторами и, потеряв управление, полетел вниз. Бомбардировщик упал в Днепр рядом со стоявшими на якорях понтонами, случайно задев своим длинным крылом переправу, и она, вместе с передвигавшимися по ней танками, скрылась под водой…

5

Через час мост был восстановлен, и по нему на правый берег Днепра стали переправляться пехотные подразделения, пушки, автомашины и обозы. А в полдень в Свидовки въехала первая колонна советских танков. В центре села головная, а за ней и остальные машины остановились. Солдаты-пехотинцы спрыгнули с машин и бросились к встречавшим их солдатам Черноусова. Они обнимали их, жали руки, угощали табачком, искали земляков.

– А москвичи-то среди вас есть? – улыбаясь во весь рот, спросил коренастый, со вздернутым носом танкист.

– А то как же? – отозвался Кухтин. – У нас почти все москвичи.

– Да ну! – еще больше засияв, переспросил танкист. – Сам-то откуда?

– С Чистых прудов.

– Ух ты! Совсем земляк. А я живу на Чкаловской. Недалеко от Курского. Знаешь Курский вокзал-то?

– Ну как же!

– Вот там и живу. Так, значит, землячок?

– Земляк.

– Ну что ж! Может, по этому случаю выпьем по маленькой, а?

– Кухтин! – окликнул его лейтенант Куско.

Увидев ротного, Кухтин побежал к нему.

Куско улыбался.

– Слушаю, товарищ лейтенант! – по всем правилам доложил Кухтин.

– Вот что! Комбат хочет видеть старшего этой танковой колонны. Давай-ка поспрошай, где он у них.

– Слушаюсь! – с готовностью ответил Кухтин и побежал в сторону головного танка.

– Постой! Не надо уже! – крикнул ему вслед Куско. – Они уже встретились, – лейтенант указал рукой на беседовавших в стороне майора Черноусова и капитана-танкиста.

Но Кухтин все-таки приблизился к ним.

– Так вот, капитан, – услышал он голос комбата, – берите на каждый танк в качестве проводников по одному партизану и преследуйте немцев, пока они еще не опомнились.

– Хорошо, товарищ майор, – ответил капитан. – Обязательно догоним их. Далеко они от нас не уйдут. – И тут же, приложив ко рту трубочкой сложенные ладони, крикнул во весь голос:

– По маши-и-на-ам!

Танкисты заняли свои места. На броню стали карабкаться автоматчики. Взобрался на броню головного танка и Федя Кабанов. Обняв рукой жерло пушки, он крикнул стоявшей у обочины дороги матери:

– Прощайте, мамо! Теперь идите домой. Будьте спокойны. Фашист больше не придет. Конец ему, мамо!

Федя еще что-то крикнул матери, но танк залязгал гусеницами, и Кабаниха не могла разобрать последних слов сына. Она быстро заморгала глазами, смахнула шершавой рукой сбежавшую на щеку слезу и молча помахала рукой вслед сыну.

– Ну вот и дождались своих, – тихо сказала она рядом стоявшей Ганне. – Только что же я теперь одна-то делать буду?

– Как одна? – переспросила Ганна. – А Федя?

– Да, может, больше и не увижу его.

– Ну что вы, что вы, тетя Даша! – торопливо начала успокаивать ее Ганна. – Ничего с вашим Федей не сделается.

Кабаниха ничего на это не ответила. Потом, увидев проходившего мимо майора Черноусова, сказала Ганне:

– Узнать бы у него, может, и наше село уже освободили?

– А мы сейчас спросим, – ответила Ганна, и они подошли к майору.

– Подождите еще денек-другой, – посоветовал им Черноусов. – Там, кажется, еще гитлеровцы.

Женщины остались в Свидовках.

6

На маленьком плацдарме завязался ожесточенный, кровопролитный бой. Дрались на земле, дрались в воздухе. Гул артиллерии не прекращался ни на минуту. Кругом бушевали пожары. Горели села, скирды хлеба, горели танки, автомашины и самолеты.

К вечеру этого же дня захваченный на правобережье плацдарм немного расширился. Сломив сопротивляющихся гитлеровцев, советские пехотинцы при поддержке танков и авиации заняли первые крупные населенные пункты: Русскую Поляну, Черномавку, Дахновку, и уже вели бой на подступах к городу Черкассы.

Все шло хорошо. Но на рассвете загремели вражеские пушки, зашумели танки. Гитлеровцы пошли в контрнаступление. Они потеснили не успевших окопаться пехотинцев, прорвали в одном месте их оборону и устремились к наведенной через Днепр переправе. Еще бы немного, и вся группировка оказалась бы зажатой в кольце гитлеровскими частями.

В ход были пущены трофейные танки. Три тяжелые машины под командованием сержанта Угрюмова беспрепятственно прошли в расположение продвигавшихся к переправе гитлеровцев, которые, приняв танки за свои, приветствовали их восторженными возгласами.

Угрюмов обогнал растянувшуюся на дороге колонну, развернулся и вдруг неожиданно для всех с ходу врезался в строй солдат.

Танки давили гитлеровцев, их пушки, минометы, и в каких-нибудь десять минут вся дорога на расстоянии больше чем километр была усеяна трупами солдат, обломками исковерканных пушек, минометов и пулеметов.

– Молодцы, хлопцы, молодцы! – одобрительно говорил смотревший в бинокль Захарчук.

– Здорово сработали! – согласился Рыбин.

7

Возле захваченной в селе Свидовки самоходной пушки «фердинанд» толпились солдаты. Они постукивали ладонью по ее броне, лазили во внутрь, гремели рычагами.

– А все же наши отечественные пушки намного лучше этой трофейной швали, – ни к кому не обращаясь, деловито заметил усатый артиллерист. – Наша уж если даст раз по танку, то насквозь и прошьет его. А эта…

– Ну, ну, потише! «Фердинанд», брат, грозное оружие, – возразил ему пехотинец.

– Стреляет хорошо, – вступил в разговор Кухтин. – Испытал ее удары на себе.

– Ты смотри, какой герой нашелся! – насмешливо вставил пехотинец.

– А ты не смейся, он правду говорит! – заступился за него Будрин. – В бою за это село он из подбитого немецкого танка поджег такую пушку. Во-он она стоит.

– А-а! – осмотрев Кухтина с ног до головы, протянул пехотинец. – Тогда он, может быть, и прав. Только мне тоже приходилось видеть, как такие штучки калечили наши танки. Это, братишка, от снаряда зависит.

– Все может быть! – согласился Кухтин. – Я в этих тонкостях слабоват и говорю только о фактах.

В это время мимо проходил майор Черноусов. Увидев, как ему показалось, без дела разгуливающего по селу Кухтина, он подошел к нему и спросил:

– А что вы здесь делаете?

Кухтин, отдав честь комбату, торопливо ответил:

– На склад за трофейным бельем ходили, товарищ майор.

– А баню уже затопили?

– Так точно, товарищ майор, затопили.

– Так вот что, передайте старшине, чтобы людей начал мыть после собрания. Вы знаете, что у вас сегодня комсомольское собрание?

– Знаем, товарищ майор.

– Или вы уже не комсомольцы?

– Зачем же! – возразил Кухтин. Я хоть уже и кандидат партии, но с комсомолом связи не теряю.

– Молодец! – похвалил его Черноусов. – Ну торопитесь. Собрание скоро начнется.

Кухтин и Будрин взвалили на плечи большие узлы белья и зашагали к себе в роту.

На широкой, залитой осенним солнцем поляне уже собралось много солдат комсомольцев. Дымя табаком, они оживленно разговаривали, шутили, громко смеялись.

– Да ты брось скромничать, – говорил Кондратьеву сержант Ванин. Народ интересуется, и ты расскажи, как в этом бою подбил восемь танков и как девятый начал утюжить тебя. Все же это интересно.

– Ну, давай начинай, – попросил Миша Угрюмов.

– А-а, Иван Петрович! – увидев Кондратьева, радостно воскликнул подошедший Кухтин. – Ну как дела! Жив, здоров?

– Да как видишь.

– А говорили, что тебя землей засыпало.

– Было дело.

– Да ты хоть бы рассказал. Чего, в самом деле, ломаешься?

Кондратьев не спеша сорвал засохший стебелек травы, поковырял им в зубах и тихо произнес:

– Ну что ж! Коль просите – расскажу. Только здесь смешного ничего не будет…

– А нам и не надо смешного, – ответил Кухтин.

– Видишь ли, как все это произошло, – начал Кондратьев. Нашему батальону комбриг приказал держать оборону на железной и шоссейной дорогах, связывающих город Черкассы с городом Смела. Ну, ясное дело, окопались мы, зарылись в землю и сидим. Немцу не подступиться к нам. А рядом – пехотинцы в цепи залегли. Поленились хлопцы, плохие окопы отрыли. И вот утром немец как двинул на них танки – они и не устояли. Смял он их. А наш батальон ни шагу назад, ребята насмерть бьются. Одну атаку отбили, другую, а когда в третий раз танки двинул, не устояли. – Солдат тяжело вздохнул. – И вот, значит, ползут они по полю, и не один и не два, а двадцать восемь штук. Шум от них, трескотня и огонь порядочный. В общем обстановка еще та! От разрывов этих земля ходом ходит, вроде как бы стонет даже. Ну наши стреляют по ним, подпалили штук пять.

– А ты-то хоть подбил одного? – спросил Кухтин.

– А тут трудно узнать, кто их подбил. Все ведь стреляют.

– Это верно.

– Тогда они повертывают обратно, заходят немного правее, а там уже пехотинцы отошли, и прямо во фланг нам ударили. А я как нарочно на правом фланге крайним был. Заметили меня, стреляют, да так, что и головы поднять нельзя. И все-таки я изловчился и четыре их танка подбил. И еще б можно было, а патронов нет. Смотрю на своего второго номера, что, мол, делать-то дальше. Как быть? А он парень смекалистый, с одного взгляда понял меня. «Поползу, – говорит, – я в соседний расчет, может, у ребят лишние патроны есть». И только высунулся из окопа, а осколок и угоди ему в грудь. Кровь у него течет, перевязать бы надо, а тут к нашему окопу совсем уж близко два танка подошли. Схватил я гранату да под гусеницу одного швырнул ее, а другой налетел на наш окоп и давай его утюжить. Засыпало нас землей. Не повернуть ни рукой ни ногой. К счастью, правда, грунт твердый был. Землей-то нас засыпало, но не сдавило. Ну ладно! Танк поутюжил нас и уехал. Потом слышим – их пехота идет. «Ну, – говорит Колягин, – всё, сейчас прикончат они нас». А я какой-то безразличный, лежу полузарытый и ничего не соображаю. А Колягин снова шепчет мне, дескать если ты живым останешься, то хоть письмо домой напиши. И тут он поднатужился, немного вылез из земли и прикрыл мою голову своей окровавленной грудью. «Зачем, – говорю, – так сделал?» «А это, – отвечает, – на случай, если немцы подойдут, так чтоб тебя не убили. Мне, – говорит, – теперь все равно…»

Кондратьев умолк, свернул папиросу, закурил и еще тише продолжал:

– И вот подходят они…

– Кто, немцы? – спросил Ванин.

– Ну да. Подходят, значит, и слышу, как кто-то из них ударил Колягина по голове. Он застонал. Тогда они наставили ему штык в спину и прикончили его. Два раза пырнул его штыком немец, и два раза этот штык скользнул возле моего виска. Ну, постояли они немного, что-то поговорили и ушли…

Сколько я так пролежал, не знаю. Только когда наступил вечер, я тихонько сдвинул с своей головы уже закоченевшее тело Колягина, с большим трудом высвободил одну руку и начал себя откапывать. Три часа выбирался из земли, а когда вылез, то и силы потерял. Потом отдохнул немного и ползком добрался до своих.

– И тебя, говорят, даже не узнали? – спросил Кухтин.

– Да, было и такое, – подтвердил Кондратьев. – Потому что вместо брюнета блондином стал.

– Ничего, – успокоил его Кухтин. – Это почетная седина, фронтовая.

– Тише, хлопцы! – прервал разговор Ванин. – Старший лейтенант Коноплев пришел.

Солдаты притихли.

– Итак, товарищи, – начал Коноплев. – Наше внеочередное комсомольское собрание бригады считаю открытым…