Текст книги "На берегу Днепра"
Автор книги: Порфирий Гаврутто
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Гришутка – тот самый пастушок, который нашел сброшенные при высадке десанта пулеметы, – быстро поправлялся, и Черноусов решил отослать его домой. Правда, он уже привык к мальчику, ему было жаль расставаться с ним, но сделать это было необходимо. Впереди предстояли жестокие бои, и Черноусову не хотелось снова подвергать опасности жизнь мальчика.
Пастушка вызвали к комбату. Черноусов усадил его рядом с собой на грубо сколоченную скамейку, ласково оглядел его с ног до головы и сказал:
– Ну, а теперь пора тебе домой.
Мальчик растерянно поднял глаза на майора. В батальоне все уже считали его своим воспитанником, солдаты сшили ему красноармейский костюм – и вдруг нужно уходить. На глазах мальчишки навернулись слезы, и он, смахнув их, решительно проговорил:
– А я не пойду.
– То есть как это не пойдешь? Раз я говорю, значит так нужно. И вообще… с нами опасно. Могут убить.
– Ну и пусть, я смерти не боюсь.
– Не говори глупостей, – майор привлек к себе мальчика, погладил его по белесой голове. – Учиться тебе надо, Гриша.
– А где учиться-то? Сожгли нашу школу. Нет, домой я не хочу. И опять же фрицы там, полиция. Еще узнают, что у вас был, – матери несдобровать тогда.
– А ведь мальчонка прав! – вступил в разговор, приподнявшись с нар, где он лежал до сих пор, командир роты Куско. – Появись он сейчас в селе, ему сразу допрос учинят. Это точно, товарищ майор. Пусть еще пока поживет у нас, а там видно будет.
И пастушонок остался в батальоне. Его зачислили на все виды довольствия, научили стрелять из пистолета, ходить по азимуту, познакомили с устройством автомата и ручной гранаты.
Мальчик оказался способным и любознательным. Он все хотел знать, его все интересовало.
– Молодец, Гришутка! – как-то похвалил его Сидоров. – Хорошо знаешь материальную часть винтовки. И стреляешь тоже прилично.
– Это что… – нараспев протянул Гриша. – Не больно хитрая наука. Из нее всяк стрелять сможет. Вот если бы еще и из пулемета научиться, было бы здорово.
– Ишь ты чего захотел! – засмеялся Сидоров.
– А что! Думаете, не смогу?
– А зачем тебе это?
– Ну мало ли зачем! На войне пригодится.
Мальчик подсел к Сидорову, заискивающе посмотрел ему в глаза.
– Научите, дядя Леша. Вам же нетрудно это. Вы все умеете.
– Разве и вправду попробовать?
– Научите, дядя Леша, – оживился Гриша. – Я вас очень прошу – научите.
Алексей молча взял пастушка за руку, привел его к Будрину и сказал:
– Мальчонка интересуется пулеметом. Может, не поленишься – возьмешь его к себе в ученики.
– Да ты что! – удивился пулеметчик. – Смеешься?
– Зачем смеяться? Вполне серьезно. Пусть поучится. Это ему не повредит.
Будрин хотя и поломался, но обучать мальчонку стрелять из пулемета стал.
Как-то Будрин должен был участвовать в налете на автоколонну гитлеровцев. Командир роты приказал ему вместе с Уваровым прикрыть огнем своего пулемета группу партизан, в задачу которых входило нападение на автоколонну.
Ранним утром Будрин и Уваров собрались в путь-дорогу; партизанская группа вышла еще раньше. Около землянки появился заспанный Гриша.
– Ты чего так рано? – спросил его Будрин.
– А я с вами, – ответил мальчик.
– С нами нельзя, – строго заметил Будрин.
Гришутка с недовольным лицом отвернулся и пошел в землянку.
Через некоторое время, оглянувшись, Будрин увидел, что мальчик идет за ними.
– Я что сказал! – прикрикнул на него Будрин. – Сейчас же возвращайся в лагерь.
Мальчик, потупив взор, молчал.
– Ну?
– А если с вами что случится – кто поможет?
– Это тебя не касаемо. Ступай в расположение части. И впредь чтоб никаких вольностей. Понятно?
Со стороны шоссе послышался выстрел, за ним второй, третий. Будрин и Уваров насторожились.
– Похоже, наши на фашистов наткнулись, – сказал пастушок.
– А может быть, наоборот? – в раздумье произнес Уваров. – Ну ладно, ступай домой!
Будрин и Уваров заторопились к шоссе. Раздался оглушительный взрыв, и высоко в небо взмыл столб огня и черного дыма. Видимо, автоколонна появилась раньше, чем предполагалось по донесению разведки.
Бой у обочины шоссе продолжался недолго. Часть вражеских солдат была убита, другие же, побросав оружие, скрылись. Партизаны преследовать их не стали. Они перешли через шоссе и направились к железнодорожному полотну.
Гриша присел на полусгнивший пенек и задумался. «А зря Будрин так, – рассуждал мальчонка. – Я бы еще как пригодился». Но делать было нечего. Мальчик уже считал себя солдатом, а солдат должен повиноваться. Гриша посидел еще немного, полюбовался ярко горящими бензовозами и уже хотел было идти в лагерь, но тут неожиданно услышал шорох и, оглянувшись, разглядел притаившегося за деревом гитлеровца.
Гришутку охватил страх. Но уже в следующее мгновение он спохватился, сполз с пенька и укрылся за толстым стволом могучей сосны. Мальчик прижался к дереву и затаил дыхание. Он настолько растерялся, что даже забыл про висящий у него на ремне новенький бельгийский кольт – подарок одного из партизан.
Захрустел валежник. «Сюда идет», – решил мальчонка, и хотя ему было очень страшно, он все-таки решился выглянуть из-за дерева. И когда он сделал это, на душе у него стало спокойней. Гитлеровец его не видел. Он сам пугливо озирался по сторонам. Гриша успел заметить, что это был офицер в чине майора. Разглядел он и то, что гитлеровец сильно припадает на левую ногу и что лицо у него покрыто капельками пота. «Ранен, наверно!» – мелькнуло в голове мальчика. Рукой он случайно коснулся кобуры пистолета и, вдруг вспомнив, что у него есть оружие, обрадовался этому открытию. Пастушок осторожно вынул из кобуры пистолет, тихонько взвел курок и стал ждать, что будет дальше.
Все так же припадая на левую ногу, офицер сделал еще несколько шагов и тяжело опустился на землю по соседству со стоявшим за деревом пастушком. Гриша слышал теперь его тяжелое, прерывистое дыхание. Очень хотелось выглянуть из-за дерева и посмотреть, что он там делает, но это было опасно. А майор, между тем, ничего не подозревая, положив на мох рядом с собой пистолет, стал снимать сапог. Он сидел к пастушку спиной, в каких-то трех шагах, не больше. И когда мальчик, наконец, выглянул из-за дерева и увидел лежащий на земле никелированный пистолет офицера, он загорелся желанием обезоружить его.
В лесу было тихо. Где-то вблизи, на вершине сосны, стучал своим крепким клювом дятел, пели птицы, на шоссе около догорающих бензовозов что-то шипело. Гриша затаил дыхание, опустился на колени и стал подбираться к гитлеровцу. Вытянув дрожащую от волнения руку, он прикрыл ею холодное тело вражеского пистолета. Потом так же бесшумно встал, приставил к затылку гитлеровца дуло пистолета и крикнул что есть мочи своим срывающимся мальчишеским голоском:
– А ну, сдавайся!
По телу майора пробежал озноб, но он не обернулся.
– Ну чего сидишь? – смелее крикнул Гриша, ткнув при этом дулом пистолета в затылок растерявшегося гитлеровца. – Руки вверх, тебе говорю, и не шевелись!
Офицер подчинился. Гриша облегченно вздохнул. Но что делать с гитлеровцем дальше, он не знал.
«Выстрелить? – мелькнуло в голове. – Нет. Подожду пока. Попробую его живым к своим доставить. По всему видать – персона важная». И мальчик приказал пленному:
– А теперь вставай!
Офицер выполнил и эту команду, но когда Гриша приказал ему двигаться вперед, гитлеровец сделал только два шага и грузно рухнул на землю.
Мальчик испуганно шарахнулся в сторону. Он был уже не рад, что связался с этим офицером. Ему даже показалось, что пленный нарочно лег на землю и уже что-то замышляет против него. «А что, если у него есть еще оружие? Надо бы обыскать его. Но как? Он же здоровый, одной рукой со мной справится. Нет, к нему близко подходить не надо. Хитрит он что-то».
Офицер лежал на земле лицом вниз и тихо стонал. «Притворяется», – подумал Гриша и, осторожно приблизившись, легонько толкнул его ногой в бок.
– Ладно тебе, не ной! Меня не обманешь. На хитрого я сам хитрый.
Офицер приподнялся, сел и, должно быть, тут только рассмотрел, что имеет дело с мальчиком. Да, действительно, он был взят в плен безусым мальчишкой. И это открытие привело его в ярость; он поднялся на ноги и, потрясая в воздухе кулаками, стал приближаться к пастушку.
Гриша, отскочив в сторону, выстрелил. Пуля просвистела возле виска рассвирепевшего офицера.
Пленный опомнился, остановился.
– Если сделаешь еще хоть один шаг – застрелю! – дрогнувшим от волнения голосом предупредил пастушок.
Майор, прикусив губу, молчал. Это был немолодой, очень высокий, круглолицый человек. Лицо его с широкими сросшимися на переносице белесыми бровями и крупным горбатым носом было потным и грязным.
– Ну! – решительно сказал пастушок. – Чего стоишь? Пошли к моему командиру.
– Я не могу, – плохо выговаривая русские слова, ответил гитлеровец. – У меня нога прострелена.
– А ну, покажи! – Гриша перевел взгляд на его ноги.
На левой ноге сапог гитлеровца был наполовину снят, и Гришутка только теперь понял, почему офицер так плохо шел.
– Снимай сапог.
Пленный, присев на землю, молча снял сапог. Гриша увидел окровавленную икру.
– Тоже мне рана! – презрительно протянул пастушок. – В мякоть чуть-чуть царапнуло, а он и нос уже повесил. С такой раной, если тебя только отпусти, до Берлина без оглядки добежишь. На-ко вот бинтик, перевяжи ногу. А сапог свой сюда кидай. Он тебе сейчас не нужен. Без него тебе ловчей идти.
Высокий ломкий мальчишеский голос пастушка явно раздражал майора. Лицо его подергивалось от злости.
– Давай, давай поторапливайся! – прикрикнул пастушок. – А то ведь я рассердиться могу. Я человек страсть какой серьезный.
И Гриша повел пленного через лес. В балке около лесного говорливого ручья гитлеровец сделал попытку бежать. Он кинулся в сторону и, низко пригнувшись, юркнул в кусты. Однако Гриша без особого труда догнал офицера и, пригрозив пистолетом, снова заставил идти в сторону лагеря. Оба они устали и тяжело дышали.
На небольшой полянке, окаймленной приземистыми елками, сделали привал. Майор сел на мох, вынул из кармана сигарету и с жадностью закурил. Гриша присел в десяти шагах от него, достал из-за пазухи черствую краюху хлеба, стал есть.
Майор бросил окурок и посмотрел на хлеб. Гриша решил поделиться с ним своим скромным завтраком. Молча разломав кусок пополам, он приблизился к гитлеровцу и, держа в правой руке пистолет, левой протянул хлеб:
– На, подкрепись!
Майор, ни слова не говоря, взял у мальчишки хлеб, стал есть.
Солнце уже взошло на середину неба. Оно заливало поляну своими яркими лучами.
– Надо спешить. Пошли! – объявил Гриша.
– Мне трудно идти, – коверкая русские слова, сказал майор.
– Так я тебе и поверил, – насмешливо протянул пастушок. – Если бы и вправду нога болела, не убегал бы. А то такого стрекача задал, что еле-еле догнал тебя. Ну, шевелись, тебе говорю, шевелись! – Гриша угрожающе навел на офицера пистолет.
Гитлеровский офицер нехотя поднялся с земли.
– Ну, чего стоишь? – снова прикрикнул Гриша. – Давай двигайся! Я же вижу, хитришь ты все.
Пленный, смотря куда-то вдаль, поверх головы пастушка, сделал вид, что не понимает его слов. Его круглое, чисто выбритое лицо вдруг подобрело, расплылось в радостной улыбке, глаза как-то неестественно засияли.
– Ну, ты что? – строго спросил его Гриша. – Чего ухмыляешься?
Пленный что-то закричал по-немецки, обращаясь к кому-то за спиной мальчика.
«Фашисты!» – с ужасом решил Гриша и обернулся.
И в ту же минуту офицер подскочил к нему, сбил с ног, стал отнимать пистолет.
– Обманул меня фриц, обманул! – чуть ли не плача, отчаянно закричал пастушок.
Мальчонка извивался весь, пытался выскользнуть из-под навалившегося на него офицера, но безуспешно. Офицер сел на него и, ломая руку, отнимал пистолет.
Еще секунда-другая, и он будет обезоружен. Гриша напряг последние силы, нажал курок.
Раздался выстрел. Лицо гитлеровца побледнело, судорожно затряслась правая щека. Однако в эти последние секунды своей жизни он дотянулся рукой до горла пастушка и с силой сжал его…
2
В глубокой, добротно построенной землянке комбрига было тесно и дымно. Пахло плесенью, смолой и махоркой. И то ли потому, что тусклый свет фонаря желтизной отсвечивал на лицах сидящих в землянке офицеров, или оттого, что почти все они эти двое суток подготовки к бою много работали, лица их казались утомленными. Полковник Захарчук поднялся из-за стола, щурясь от дыма, оглядел еще раз всех собравшихся и сказал:
– Я думаю, что больше говорить не о чем. Каждый из вас все хорошо продумал. Надеюсь, что возложенная на нас столь ответственная боевая задача будет выполнена. Да иначе, товарищи, и не может быть. С таким, как у нас, народом всего можно добиться… Плацдарм, с которого предполагается начать широкое наступление по просторам Правобережной Украины, мы должны захватить в точно установленное время. И если мы этого не сделаем, то грош нам цена. Плацдарм будет завоеван. Об этом уже знает каждый солдат и офицер, и об этом я еще раз напоминаю вам. Все, товарищи! Можете идти отдыхать. Причем обязательно отдохните, а то во время боя трудно будет. Как придете к себе, сразу же ложитесь.
Офицеры начали было расходиться.
– Разрешите, товарищ полковник, еще одну минуту.
– Ну что там у тебя? Давай выкладывай.
Майор Черноусов торопливо расстегнул планшет и, достав из него исписанный мелким почерком лист, доложил:
– Мы составили материалы для посмертного присвоения звания Героя Советского Союза Каурову. Подполковник Рыбин поддерживает наше ходатайство. А вот здесь материалы на других отличившихся…
– Да, да, – оживленно воскликнул Захарчук, – правильно сделали! Давай-ка сюда. Только почему такая спешка?
Черноусов смутился, перевел взгляд с комбрига на Рыбина, потом, снова посмотрев в глаза полковнику, ответил:
– Нам поручили захватить Свидовки. И вы сами понимаете – будет очень жарко. Многих может не остаться… У меня уже такая привычка: то, что можно сделать сегодня, никогда не откладывать на завтра.
– Хорошая привычка, – похвалил его полковник. – И то, что о своих подчиненных так заботишься, тоже приятно слышать… Иди, майор, отдыхай. Солдаты твои ордена получат.
Черноусов направился к выходу.
– Постой! – окликнул его полковник. – Не ты ли это уронил? – Комбриг поднял с пола голубой конверт и, пробежав его глазами, сказал: – Ну, конечно, твое. Письмо жинке.
– У меня нет жены, – смущенно протянул Черноусов, принимая от комбрига письмо. – Знакомая одна… Еще давно написал, перед вылетом сюда, да все никак не могу отправить.
– Что же так? Самолеты-то не раз к нам прилетали.
– Да не до писем было, товарищ полковник.
– Ну ничего! Вот захватим плацдарм, потом на отдых пойдем. Отпущу тебя на недельку к знакомой твоей…
Захарчук подмигнул Рыбину. Рыбин широко и откровенно улыбнулся.
– Спасибо, – смущенно проговорил Черноусов.
– А теперь иди. Отдыхай, майор! Завтра тебе бой вести надо.
Черноусов ушел.
Часовой просунул в землянку голову, сообщил:
– Начальник бригадной разведки капитан Соболев просит разрешения войти.
– Пусть войдет.
Соболев вошел, и полковник сразу же догадался, что он пришел не с хорошими вестями. Озадаченно вскинул на него свои острые глаза и комиссар Рыбин.
– Ну, что ты? – настороженно спросил Захарчук.
– Только что мои из Свидовок вернулись. Там появились танки. И очень много.
– Та-ак, – задумчиво протянул Захарчук. – А может, твои разведчики того… У страха глаза велики.
– Не думаю.
– Н-да! – не выпуская изо рта трубку, протянул Рыбин. – Обстановка осложнилась. И мне кажется, что нужно будет срочно связаться со штабом фронта и попросить их, чтобы это село хорошенько обработала наша авиация.
– Попросить не трудно, – скептически заметил полковник. – Только что из этого выйдет – неизвестно.
– А вы попробуйте, – посоветовал Рыбин. – Там народ с понятием. Должны нам помочь.
3
Хотя комбриг и приказал своим командирам батальонов непременно отдохнуть перед боем, никто из них, так же как и он сам, в эту ночь не сомкнул глаз. У всех нашлись дела.
Черноусов вдруг узнал, что в роте лейтенанта Куско неисправно одно противотанковое ружье и что сам ротный возится с ним, но устранить повреждение не удается.
– А ну, пойдем посмотрим, что там такое! – сказал комбат ординарцу Ванину.
Они вышли из землянки и зашагали вдоль длинной улицы выстроенных в ряд шалашей. В шалашах потрескивали костры, дым стелился по лесу.
Ночь была тихой, безветренной, и Черноусов отчетливо слышал мерное похрапывание спящих в шалашах солдат. «И многие, может быть, в последний раз так спят. Что-то будет завтра?» – мелькнуло в голове Черноусова. И совсем неожиданно ему припомнился пастушок Гриша, труп которого недавно нашли в лесу рядом с трупом гитлеровского майора. Смышленый, любознательный мальчуган с милым, умным лицом… Кто бы вышел из него? Комбайнер, садовник, ученый, артист? И ведь этой смерти могло не быть, если бы он, Черноусов, вовремя и строго предупредил бы своих людей. Да, да, воевать надо умело! Кровь неизбежна на войне, но от командиров зависит, чтобы не было напрасно пролитой крови.
Слева в шалаше кто-то непрерывно и мучительно кашлял. Кашель был сухой, очень глубокий, глуховатый. Черноусов подошел к часовому, спросил:
– Кто это у вас так ухает?
– Автоматчик Наумов.
– Наумов? – переспросил Черноусов.
– Так точно, товарищ майор. Хворый он у нас.
Черноусов молча зашагал дальше. Фамилия эта ему была хорошо знакома, но лица бойца он не помнил.
– Что-то не помню такого. Каков он из себя, этот Наумов?
– Да такой высокий, худощавый. Помните, его еще тогда деревом придавило.
– А-а! Помню. Так что с ним?
– Легкие, должно, ему тогда отбило, вот и кашлять начал.
– А почему же раньше мне никто не доложил? Его на самолете в госпиталь надо было отправить.
– Лейтенант Куско тоже хотел это сделать, да только когда прилетел самолет, Наумова нигде найти не смогли. Не захотел расставаться с нами, спрятался. Вот сюда, товарищ майор, проходите. В этом шалаше лейтенант.
Черноусов и Ванин, пригнувшись, вошли в шалаш. В глубине его на срубленных ветках елей вповалку спали солдаты, а в левом углу, у самого входа, сидели старшина, бронебойщик Никаноров, лейтенант Куско и еще один автоматчик. Увидев комбата, они торопливо вскочили.
– Сидите, сидите, товарищи, – остановил их Черноусов. – Говорят, у вас что-то не ладится?
– Это насчет ружья-то? – спросил Никаноров.
– Да.
– Зря беспокоились. Мы тут хоть и попотели с товарищем лейтенантом, но все же отремонтировали.
– Что с ним было?
– Патроны плохо выбрасывало, товарищ майор. Теперь все нормально.
– А ну-ка, покажи.
Никаноров принес ружье, подал его комбату. Черноусов внимательно осмотрел его и, вернув ружье бронебойщику, сказал:
– Ну что же! Хорошо действует. Были бы только патроны, а оно послужит еще.
– Кстати о патронах, товарищ майор, – заговорил до сих пор не проронивший ни слова Куско. – На три ружья в моей роте только двадцать один патрон имеется..
– Знаю. Во всей бригаде такое положение. Если придется столкнуться с танками, то надо бить наверняка.
Помолчали.
– Ну, а настроение как у людей?
– Хорошее.
– А вот Никаноров что-то кислый сегодня. Не болен ли?
– Что вы, товарищ майор! Это вам просто показалось.
– Значит, настроение хорошее?
– Да какому ему еще быть, этому самому настроению? Одно оно у нас – пока немец топчет нашу землю, нет нам покою, и не будет. Значит, и думка-то у нас одна – расчихвостить его побыстрей, да за мирную жизнь опять приняться.
– Верно, Никаноров! Нет нам покоя, пока на нашей земле иноземцы безобразничают. Но только я не об этом тебя хотел спросить. Я хочу знать, как ты не заботишься, если, скажем, завтра на нас танки пойдут?
– Привыкли уже. Попервах, правда, оно боязно было. А теперь освоились. Другой увидит танк, задрожит весь. А зачем его бояться? Ежели у тебя хороший окоп, танк тебе ничего не сделает. Я по себе знаю. Утюжили меня в окопе. Правда, ощущение, надо прямо сказать, неважнецкое, и земля за шиворот сыплется, и шумит он дюже гадко, но зато как только съедет он с твоего окопа, ты тут не теряйся. Сразу же гранатой его долбанешь – и дух из него вон. Либо сразу же загорается, либо на одной гусенице краковяк начинает выделывать.
Майор засмеялся.
– Ну ладно, товарищи. Пойду. Надо будет хоть часок соснуть.
Но заснуть майору не пришлось. В землянке его поджидали уже начальник бригадной разведки капитан Соболев и солдат-разведчик.
– Чего вы здесь? – спросил их Черноусов.
– Комбриг прислал, – ответил, разворачивая карту, Соболев. – Доложить вам приказал, где стоят в Свидовках танки.
4
В это же самое время начальник штаба фронта, молодой, подтянутый генерал в роговых очках, чем-то похожий на ученого, развернул свою карту. Рядом с ним сидел командующий ударной армией генерал Науменко.
– Десантники в этом районе, – пояснил начальник штаба, – а вот здесь, – он отметил на карте карандашом, – саперный батальон уже готовит переправу. На все время боя этот батальон переходит в ваше распоряжение. Когда начнется переправа, ваша армия должна первой переправиться через Днепр. Там вас встретят десантники Захарчука.
– Ясно, – сказал генерал.
– В вашу задачу входит не только закрепиться на этом плацдарме, но и расширить его, вести активные наступательные бои за овладение городом Черкассы. Задача ясна?
– Так точно!
Генерал вышел из дома, сел в машину и поехал к себе в штаб. Но по дороге он передумал и приказал шоферу везти его к месту будущей переправы.
Здесь уже вовсю кипела работа. На машинах подвозили хворост, доски, огромные железные лодки, и все это сгружали на белый, как снег, песчаный берег Днепра.
Генерал вышел из машины и прошел по только что уложенной из хвороста и досок на песке дороге, ведущей к воде.
– Молодцы саперы! – тихо сказал он своему адъютанту.
– Танки пройдут, и дороги не будет, – отозвался адъютант.
– Потом это неважно. Подремонтируют. Важно, что сейчас машины в песке застревать не будут.
– Посторонитесь, товарищи, а то ненароком ушибем вас! – кто-то крикнул им.
Генерал и адъютант посторонились. Мимо них солдаты на плечах пронесли огромный железный понтон и спустили его на воду.
– А теперь помост укладывайте! – приказал кто-то из темноты стоявшим по колено в воде солдатам.
Генерал шагнул вперед. Перед ним появилась чья-то фигура, блеснул неяркий луч фонарика.
– Командир саперного батальона гвардии подполковник Лютиков, – увидев командующего, доложил офицер.
– Здравствуйте, товарищ Лютиков, – поздоровался с ним генерал. – Как идут дела?
– Все хорошо, товарищ командующий. Последнее звено собираем.
– Не подведите! Катера в исправности?
– Так точно.
– А если переправу разбомбят, в запасе понтоны имеете?
– Имеем, товарищ командующий.
– Да, кстати, не забудьте, что на той стороне берег тоже песчаный. Поэтому сразу же, как только переправимся, надо будет дорогу проложить, чтобы ни одна машина не застряла.
– Все будет сделано, товарищ командующий.