Текст книги "Прости, малышка... (СИ)"

Автор книги: Полина Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

Ася

***

Все, что мы делаем, поступки, что мы совершаем, всегда подкреплены какими-то причинами. Иногда очень весомыми, такими, что не поспоришь, не сдвинешь, не изменишь. А иногда мы даже не замечаем этих причин, просто чувствуем, нужно так поступить.

Не задумываемся о последствиях.

Не ждем расплаты.

Просто действуем, как хотим.

Или как нужно.

Кто решает, как именно нужно? Кто ставит рамки дозволенного?

Общество? Воспитание? Совесть?

Совесть и есть общество. То, что говорит и делает большинство, считается правильным. Верным.

Не иди против толпы, она затопчет тебя. Сметет, подавит и размажет.

Выкинет, как грязного котенка на всеобщее порицание.

Засмеет, забросает камнями.

Убьет.

Вы думаете, обо всем этом я рассуждала по пути домой из загородного жилища матери Антона?

Нет. Я думала совершенно о другом.

Меня разрывали на части смешанные чувства – боль, ощущение никчемности, ярость, желание убить и умереть самой.

Вы скажете, а что случилось? Ты ведь, детка, не думала всерьез, что взрослый состоятельный мужчина с туманным прошлым предложит тебе руку и сердце?

Черт.

Я правда не думала об этом.

Но то, что «Корлеоне» собрался жениться…

Сейчас? Серьезно?

После того, как практически вытрахал мою душу из щуплого тела? После того, как называл меня «своей малышкой»? После того, как трахнул в рот и выпорол ремнем, а после заботливо укутал одеялом?

Да… Так с женами не поступают. Жену любят, носят на руках.

А трахают любовницу, шлюху, подстилку.

Я – подстилка «Корлеоне».

Высокий титул. Почетное место верной дворняжки.

Сучка с улицы.

Его сучка.

Боже… Как это получилось? Почему я позволила этому произойти?

Пока Максим был свободен от брачных уз, у меня имелись хоть малейшие права считать, что он чуточку мой.

Я люблю его. Чувствую, что люблю. Знаю.

Потому что ни разу такого не испытывала, никогда так никого не хотела, ни к кому так не тянуло и сердце не замирало, стоит только увидеть знакомый взгляд. Тяжелый. Опасный. Волнующий. Прожигающий насквозь. Жалящий прямо в душу, от такого не скрыться и не убежать. Хочется смотреть и смотреть. Раствориться и погрузиться в эти глаза – черные, опасные, дурманящие…

Чувствую боль.

Чувствую, что больше не увижу их.

Не хочу расставаться. Не хочу прекращать эту сладкую пытку. Это сумасшествие.

Готова быть его любовницей. Да хоть собачкой на привязи, куклой – лишь бы подольше, поглубже, побольнее…

Только знаю, что нужно уйти. Каким-то нутром чувствую.

Не потому, что правильно. Не потому, что гордая.

Просто потому, что так нужно.

Забуду.

Переживу.

Начну заново.

С чистого листа.

Пойду учиться.

Найду работу.

Начну с понедельника.

Успокаиваю пульс ложными обещаниями. Так легче. Сейчас. Потом будет еще хуже.

Когда проснусь в вонючей постели.

Когда буду мыться ржавой водой.

Когда вновь выйду на улицы в поисках средств к существованию.

Все это будет потом. Завтра.

А сегодня у меня на повестке одно незавершенное дело.

Что ж…

Пора возвращаться на Титаник.

***

– Устала?

Простой вопрос в обычной обстановке.

Мы едем по ночной трассе в сторону города, я смотрю в окно. Будто обычная пара возвращается из гостей. Все так мило… Тихая музыка… Красивый мужчина… Молодая девушка… Идиллия…

Улыбаюсь в ответ.

– Немного.

Только мы не обычная пара. Напряжение так и скользит, сковывает. Норовит взорваться, вспыхнуть и повлечь за собой необратимые последствия.

Нет. Мы не можем этого допустить. Мы просто улыбаемся друг другу. Еще не время. Нужно взять разгон.

Минут через сорок въезжаем на большую подземную парковку и Антон глушит мотор. Не спрашиваю, куда мы приехали, и так знаю ответ.

Поднимаемся на лифте, демонстрируем напускное спокойствие. Чувствую, как горят щеки от волнения, пытаюсь унять дрожь в пальцах.

Не нужно бояться. Это не страшно, остаться с ним наедине. Все будет хорошо. Все будет хорошо…

Лиманский открывает дверь своей квартиры и приглашает меня внутрь.

Мило. Все такое напыщенное: кирпичная стена, металлические элементы. Холод, сталь. Ледяной блеск. Даже на окнах жалюзи вместо штор. Диван кожаный, огромный.

– Хочешь чего-нибудь?

Расстегивает рукава и закатывает их по локоть.

– Пожалуй не откажусь. Что у тебя есть?

– Вино? Шампанское? Виски? – Ухмыляется.

– Виски. – Не раздумывая, отвечаю.

– Ого… Макс подсадил? Он у нас любитель крепких напитков.

– А ты – нет?

– Предпочитаю хорошее вино в компании красивой девушки.

Отдает мне бокал с коричневой жидкостью. Себе наливает большой фужер вина и садится напротив в кресло. Маразм какой-то…

Не спеша отпивает темную жидкость, смакуя и наслаждаясь вкусом. Следую его примеру. Напиток обжигает горло, но я готова к этому, не то что в прошлый раз. Даже испытываю некоторое облегчение.

Антон смотрит на меня пристально. Лицо его приобретает серьезное выражение.

– Зачем ты пришла сюда?

– Вроде ты сам меня привез.

– Ты не особо сопротивлялась.

– Что ты хочешь услышать?

– Желательно правду.

Фыркаю. Ставлю бокал на столик и поднимаюсь, подхожу к большому темному окну. Несколько секунд пытаюсь рассмотреть, что там на улице.

– Милая моя девочка… – Чувствую горячее дыхание на своей шее, руки ложатся на плечи. – Мне надоело строить из себя идиота. Сегодня мы наконец расставим точки над «i».

– О чем ты? – Выдавливаю из себя чужим голосом. Веду плечами.

– Неужели ты думаешь, что я поверил во всю эту чепуху, что вы придумали с Максом? – Он проводит ладонями вниз по моим рукам, вызывая оцепенение во всем теле. Не могу даже дышать, не то, что пошевелиться.

Антон сцепляет мои руки за спиной одной своей ладонью, второй сгребает волосы и тянет в сторону, обнажая мою шею. Легонько касается языком воспаленной кожи. Дрожь расползается по всему телу. Прикусывает. Снова проводит языком.

Мозг кричит «SOS!».

Дергаю руками, но они в мертвой хватке огромной лапищи сильного мужчины.

– Ты хочешь поиграть со мной? – Шепчет мне в ухо, выдыхая горячий воздух. – Не думаю, что это безопасно для тебя.

Вот. Тут начинаю откровенно бояться. Не то, чтобы была трусихой с детства, просто как-то убедительно прозвучало.

Запястий касается что-то холодное, и в следующую секунду слышу щелчок. В сердце рождается паника и быстро разносит по венам адреналин, заставляя двигаться и извиваться в руках этого, хрен знает чего задумавшего, подонка. Но он держит крепко, хмыкает и тянет больно за волосы, просовывает колено между ног, заставляя расставить ноги шире.

– Что ты задумал? – Шепчу, голос предательски дрожит.

– Это ты что задумала, милая? – Снова кусает кожу, теперь на плече. Всрикиваю от боли. – Ты не получишь то, за чем пришла, но если расслабишься, можешь получить удовольствие…

– Отпусти меня. – Говорю как можно жестче.

– Не так быстро.

Разворачивает меня и толкает к дивану, пока я не упираюсь в него коленями. С силой нажимает на спину и я вынуждена, согнувшись пополам, плюхнуться через подлокотник лицом в кожаную обивку. Руки мои затекли, пытаюсь вырваться, но Антон прижимает мою шею к дивану, практически перекрывая поток воздуха. Через мгновение уже хриплю, а он смеётся и наваливается сверху.

– Такая беззащитная… Просто прелесть! Где же твой Дон Жуан? Что же не бежит тебя спасать? – Издевательским тоном пытает мой слух. – Может потому, что ему похуй?

Рука скользит под платье, поднимая подол и оголяя меня до лопаток.

– Или может он ждет, когда маленькая сучка принесет в зубах его драгоценную флешку? Ты – маленькая развратная сучка!

Бьет по ягодице ладонью, отчего сжимаюсь и рычу, потому что другие звуки в таком положении издавать сложно.

Пытаюсь сообразить, как мне выбраться. Даже не думаю в тот момент, откуда ему все известно. Он будто читает мысли, с жаром выдает:

– Какой же Макс все-таки ублюдок. Всегда ему достается все самое лучшее… Сначала Олеся… Теперь вот ты… Да ты течешь от одного упоминания о нем!

Резко рвет одним движением мои трусики и, снова шлепнув по филейной части, проникает пальцами внутрь моей плоти.

Я взвизгиваю и извиваюсь, как уж, но это мало помогает, лихорадочно пытаюсь высвободить руки из наручников. Запястья уже саднят от невыносимой боли, ноги и шея затекли, воздуха отчаянно не хватает. Его рука сильно дергает за волосы, заставляя откинуть голову назад. Делаю судорожный вдох и хриплю со свистом, в этот момент чувствую удар пряжкой по ягодице, и через мгновение меня уже касается твердый член громко дышащего мужчины. Мою голову вновь впечатывают в холодную кожу, а головка его достоинства уже пристроилась у запретного входа. От боли и страха не чувствую ног, но паника придает сил и я резко дергаю левой рукой, стирая кожу до мяса, и каким-то чудом высвобождаю её из металлического плена. В доли секунды нашариваю бокал и с размаху кидаю назад, совершенно не целясь, но уже через мгновение понимаю, что попала прямо в него. Звон стекла и гулкий хрип с разъяренным: «Ссука!…» дает мне фору. Антон ослабляет хватку, убирает руки. Я, кажется, в состоянии аффекта, потому что резко подрываюсь, разворачиваюсь и кидаю в него второй бокал со столика, дотягиваюсь до бутылки с виски, подскакиваю, и со всего размаху опускаю на голову ошалевшего мужчины, у которого на лице застывает гримаса удивления вперемешку с ненавистью.

Застываю на месте. Не понимаю, что сделала. Лиманский еще какое-то время держится на ногах, а потом грузно валится на пол, прямо так со спущенными штанами, разбитым носом и лбом. Кровь медленно стекает с его головы на пол, а я стою и смотрю в оцепенении, не двигаясь с места.

***

Что можно сделать ради любви?

Страдать?

Умирать?

Творить?

Ломать?

Убивать?

Любовь не терпит сомнений. Ты можешь всю жизнь притворяться, лгать, изворачиваться и выходить сухим из воды. Но, если однажды полюбишь, все пошлешь к чертям и продашь душу дьяволу, отдашь на растерзание свое бренное тело и измаявшееся сердце ради одного глотка из священной чаши. Как наркоман на дозе. Как сатанист на оккультном обряде. Словишь кайф на какие-то мгновения и провалишься во тьму. Когда поймешь, что обречен – уже слишком поздно, тебя затянуло, не отпускает, держит тощими ручонками за глотку, не давая сделать спасительный вдох…

Смерть.

Смерть подобна любви. Мы ждем её и боимся. Ищем нарочно, или бежим без оглядки, она все равно настигает нас. Каждого. Без исключений. Без правил. Тот, кто говорит, что никогда не любил – лжет. Тот, кто говорит, что не боится любви – лжет. Тот, кто говорит, что не хочет её – лжет. Только вот… Смерть избавляет.

Любовь окрыляет и убивает. Не дает шанса. Просто приходит. И становится тобой. Ты ничего не сможешь с этим поделать. Смирись и наслаждайся пыткой. Желай каждый день, сходи с ума. Действуй. Убивай, воскрешай и снова убивай.

Такова её воля.

Таково её призвание.

Такова её суть.

Глава 19

Максим

***

Хотя я дал поручение Бизону лично проследить за ситуацией с Асей сегодня вечером, меня все равно гложет какое-то неприятное предчувствие, от которого не могу избавиться всю дорогу до дома, поэтому пока мы едем с Олесей ко мне на квартиру, я просто угрюмо молчу. К тому же у меня из головы не выходит разговор с Амалией, точнее то, что отец сказал про нас. Почему он так решил? Я думал, у меня нормальные отношения, как у всех, и вряд ли он был в курсе моих многочисленных похождений. Хотя, Гаврилов был очень проницательным человеком, и что греха таить, оказывал на меня огромное влияние. Во всем. В бизнесе, семье и даже выборе девушек. С его подачи я убедил себя, что женщина должна соответствовать моему статусу по внешности, достатку и манерам, чтобы я мог держать планку. Вот эти светские акулы и вились вокруг меня стаями, а я только выбирал, какую хочу в данный момент. Все, кроме моей девушки, конечно. У неё был особый статус, особые права на меня, мое личное время и пространство, хотя она не слишком на него посягала, если быть честным.

И вот сейчас, находясь рядом с ней, в машине, я думаю – почему?

Почему за эти пять лет мы, вместо того, чтобы сблизиться, наоборот так отдалились? Что между нами осталось? Привычка? Хороший секс? Поддержка положения? Её родители ещё не в курсе о нашей помолвке. Почему, опять же? Не стоило ей разве сразу сообщить о том, что выходит замуж за меня – своего любимого человека? И так ли это на самом деле?

Откуда, блять, во мне эта сентиментальность? Пора завязывать эту мыльную оперу. Только выясню напоследок, так, для успокоения души…

– Почему ты выходишь за меня?

Олеся зависла в своем телефоне и не сразу отрывается от него.

– Ты слышишь меня?

– Да, я слышу. Что за вопрос?

– Нормальный вопрос. Ответь, пожалуйста, почему ты согласилась?

– Я не понимаю, к чему ты клонишь. Мы с тобой давно вместе. Это само собой разумеющееся, что когда-то нужно узаконить наши отношения. Разве не так?

– Да, конечно, так.

Её ответ мне не понравился. Точнее, другого я не ожидал, но все равно, настроение ухудшилось совсем.

– А ты что, уже передумал? Может, собираешься слиться?

– Что за сленг? Нет, конечно. Я не меняю своих решений.

– Тогда к чему весь это разговор, я не понимаю?

Молчу. Разговаривать перехотелось. Сильнее вжимаю педаль газа в пол, скоростью стараясь снять напряжение.

Олеся прерывает молчание, убрав телефон в сумку.

– У отца во Франции открывается новый фонд. Он предлагает мне заняться им.

Охренеть.

– Ты слышишь?

– Да.

– И что ты думаешь?

Резко торможу и останавливаюсь на обочине.

– Олесь, ты серьезно?

– Да. Это очень перспективное направление. И если я возглавлю его, смогу, наконец, добиться чего-то стоящего.

– Но мой бизнес в России. Как ты себе представляешь нашу совместную жизнь? Будем летать друг к другу на выходные?!

– Ты можешь попробовать себя в Европе. Чего тут ловить? Это же дыра! Тем более, эта фирма твоего отца. Давно пора начать что-то свое.

– Ты вообще понимаешь, что говоришь? Это МОЁ дело. И я ни за что не оставлю его, понятно? А вот ты можешь найти занятие по душе и здесь, рядом с будущим мужем!

Чувствую, как ярость переполняет меня.

– Я не собираюсь торчать дома и варить тебе борщи.

– О, да! Я же привязал тебя и заставляю быть домохозяйкой! Не смеши…

Выдыхаю. Олеся молчит. Включаю поворотник и выруливаю обратно на дорогу. Нужно успокоиться.

– Так ты уже все решила?

Снова молчание.

– Почему сразу не сказала?

Достаю сигарету, прикуриваю. Хотя, я никогда не курю при ней, Олеся не терпит табачный дым. Если честно, сейчас мне похуй. И она, как ни странно, ничего не говорит против.

Вот и поговорили. Обсудили, мать вашу, насущные вопросы.

Через пятнадцать минут въезжаю на парковку дома своей пока ещё невесты. Перехотелось проводить вечер в её компании, лучше напьюсь в баре или в своей квартире, но один.

– Ты не хочешь это даже обсуждать, да? – Голос у неё обиженный.

– Тут нечего обсуждать. Если ты хочешь поехать, я не буду тебя держать. Но и оставаться здесь с рогами, как у оленя не собираюсь. Потому что рано или поздно ты найдешь там себе трахаря. Реши, чего ты хочешь – быть со мной или развлекаться в Европе.

– Кто бы говорил!

Она бросает мне это со злостью, смерив презрительным взглядом, а я не узнаю себя. Еще каких-то несколько месяцев назад я думал, что эта девушка всегда будет со мной и никуда не денется. Думал, что люблю её. Думал, что мы счастливы. Как оказалось, это совсем не так.

– Знаешь что, Гаврилов, Можешь и дальше жалеть себя, лить слезы по неродному папаше, тискать малолеток и пить, как слон. Как повзрослеешь, дай мне знать.

Тут я не выдерживаю и хватаю её рукой за горло. Смотрю в глаза, и не вижу в них ничего родного, того, за что я её полюбил. Видит Бог, я никогда не причинял ей боли, лелеял, был нежным и ласковым. Но никто не смеет так со мной разговаривать, даже она. Тем более, когда я на взводе.

Олеся впивается ногтями мне в руку, и я разжимаю ладонь, отпуская её. Она откашливается и хрипит.

– Ну это уже слишком, Гаврилов! – Выплевывает она, вытирая слезы. – Тебе лечиться надо.

Она стаскивает кольцо с пальца и швыряет его на панель, а потом выскакивает из машины и громко хлопает дверью.

Вот оно.

То самое сильное чувство, которое меняет все. Которое не оставляет выбора и окрашивает все совершенно другим цветом.

Разочарование.

Мы разочаровались друг в друге. И это произошло не сейчас, не сегодня. Просто не хотели это признать. Не могли смириться. Точнее, я не мог.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Когда выруливаю на дорогу, мысли мои возвращаются к Асе. От неё никаких вестей, и это настораживает. Набираю Бизона.

– Андрей, что там у вас?

– Черт, Макс, движок заглох прямо посередь дороги. Пришлось реанимировать. Уже мчу туда. Слава на связи. Девчонка еще в квартире. Буду на месте минут через пятнадцать.

– Ладно, держи меня в курсе. И смени уже свое корыто на нормальную тачку, наконец!

Настроение уже испорчено полностью. Вдобавок, меня не оставляет какое-то неприятное ощущение, будто я что-то упускаю. Голова нещадно гудит и просит какой-нибудь разрядки. Когда добираюсь до своей квартиры и уже предвкушаю вечер в компании качественного чудодейственного алкоголя, мои планы прерывает звонок, от которого волосы точно начнут седеть.

– Босс, короче… У нас тут пиздец…

Глава 20

***

– Сергей Анатольевич, вы закончили?

Сажусь на стул, позаимствованный на кухне брата, прямо напротив его распластавшегося на диване тела.

Нет, он живее всех живых, если вы вдруг подумали… Хотя, признаюсь, руки чешутся убить эту мразь незамедлительно.

– Так, последний штрих… – Серёга, мой знакомый хирург, накладывает швы на лоб Антона, а я борюсь с желанием добавить пару несовместимых с жизнью травм к его больному черепу. – Все, Макс. Я закончил. Удар был сильный, но место удачное, так что до свадьбы заживет.

– Спасибо, дорогой. Буду должен.

Антон молчит, как партизан и морщится от боли. Чертов ублюдок. С каждой минутой все сложнее соблюдать хладнокровие.

– Итак. Я думаю, настало время нам поговорить по душам. – Делаю знак рукой, и охрана во главе с Бизоном скрываются за дверью, оставив нас наедине.

Антон молчит. Только хмыкает.

– В силу обстоятельств, должен сказать тебе, что положение твое не завидное. Кража и изнасилование – тянет на многолетнюю прогулку на нары, ты не находишь? Мои ребята тут покопались у тебя в записях с камер, нашли очень интересное кино. Где одна маленькая девочка и одна грязная сволочь играют в очень взрослую игру…

– Ты ничего не докажешь! Это проникновение на частную территорию. К тому же она совершеннолетняя.

Вот же тварь! Спокойно, Максим. Только не срывайся…

– Знаешь, не у одного тебя связи в прокуратуре. – Закуриваю сигарету, чтобы успокоить нервы. Помогает плохо. – А еще я могу показать эту запись Амалии. Думаю, ей понравится.

Лицо его вытягивается. Но наверняка думает, что я блефую.

– Мне, знаешь ли, надоело играть с тобой в разбойников. Нет, честно. Это было весело даже, до того момента, пока ты не позарился на святое.

– Оооо… Наш Максим влюбился в маленькую сучку! Вот это новость… Что, элитные шлюхи уже не вставляют?

Стряхиваю пепел прямо на пол.

– Ладно, у меня нет времени с тобой тут болтать. Значит, слушай. Все, что здесь произошло сегодня, может остаться тайной для всех, а может стать достоянием общественности. Не думаю, что адвокату с громкой фамилией «Лиманский» стоит рисковать своей карьерой из-за такого «недоразумения». Я могу заявить о краже своей программы, теперь, когда моя команда прочесала каждый уголок конторы и нашла тех, кто тебе помогал. Они все – крысы. У меня есть все основания и даже доказательства, того, что ты к этому причастен. Но мы можем поступить по-другому. Ты отдаешь мне флешку прямо сейчас и мы покидаем твою сраную берлогу, как будто нас и не было, не оставив и следа.

– С чего вдруг такая доброта?

– Я за справедливость.

– Ага. А я – Мэри Поппинс. Знаешь что, катись ты к черту.

– Не хочешь по-хорошему, мы перероем тут каждый уголок, если понадобится проведем все инвазивные процедуры с твоим бренным телом, но я найду то, что принадлежит мне.

– Хорошо. Допустим, я соглашусь. Но, сперва, я хочу, чтобы ты ответил на один вопрос.

– Валяй.

– Где Ася?

Чувствую, как скулы сводит от напряжения. Руки сжимаются в кулаки.

– Она в надежном месте. Подальше от тебя.

Антон вдруг начинает потряхивать плечами и я не сразу врубаюсь, что эти тихие конвульсии на самом деле – смех. Через мгновение он уже заливается так, что в ушах моих начинает звенеть. Я что-то упустил? Вроде, я действительно что-то упустил, потому что смех этот не предвещает ничего хорошего.

– Я обожаю твою наивность, братец. – Выплевывает он сквозь приступы. – А девчонка – молодец! Мало того, что горячая штучка, так еще и с мозгами!

Я смотрю на него, как баран на новые ворота.

Он становится немного серьезней и наконец выдает:

– Ты ведь не знаешь, где она, верно?

Вот ведь хрень, я действительно не знаю, куда она подевалась. Когда Бизон нашел тело Антона в отключке в неприглядной позе, зайдя в приоткрытую дверь его квартиры, Аси след простыл. На записи с камер, которую мне любезно предоставили, видно, как малышка добралась до подземной парковки, а дальше – будто растворилась. С одной стороны, это неудивительно, она же привыкла быть незаметной. Но с другой… Что-то в этой ситуации меня смущало. Правда, я думал над этим только до того момента, пока не посмотрел кино с камеры в квартире Антона. Андрею кое-как удалось удержать меня от того, чтобы не убить подонка голыми руками. Честное слово, я бы мог. Еще минут сорок мне пришлось брать себя в руки, прежде чем я смог зайти в комнату, где Сергей обрабатывал раны моему заклятому врагу. Только полторы пачки сигарет могли унять ярость и бессилие, копившиеся во мне с каждой секундой. Хотя я вру. Они совсем не помогали. Ни они, ни вискарь, ни мельтешащие вокруг люди. Ничего. Эта тварь забрала у меня все. И то, что Ася пропала, убивало меня до конца.

– Если бы ты знал, нашего разговора бы не было. Потому что твоя треклятая программа у неё. Хотя еще совсем недавно была у тебя.

– О чем ты?

– Она в запонках.

– Какого хуя, Антон?! – Я не сдержался. Хватаю его за грудки и трясу как тряпичную куклу. Хоть он и не маленький мальчик, но я, все же, немного выше него и шире.

Он смотрит на меня веселыми глазами. И только тут я начинаю понимать.

Запонки.

Которые Амалия подарила мне в память об отце после его похорон.

Они все время были у меня. Пока Ася не стащила их.

Я ведь сам позволил ей. В отцовском кабинете. Когда целовал её. Признаюсь, даже не сразу заметил, сработала чисто. Но почему-то даже не разозлился. Просто позволил ей их забрать.

– Откуда ты знаешь, что они у неё?

– Видел, как она рассматривала их в машине. Девчонка, как сорока. Думала, что не замечу. Я даже прихерел от такой удачи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – С какой стати я должен тебе верить?

– Да мне вообще похуй, если честно, веришь ты или нет.

Обреченно падаю на стул. Сил и желания разговаривать больше нет.

– Какого… тогда был весь этот цирк…

Взгляд Антона становится серьезным и каким-то отрешенным.

– Гаврилов вызвал меня примерно за две недели до своей смерти, попросил заняться одним щепетильным делом. Сказал, что только мне может доверить такое. Я сначала не врубился, о чем речь. Потом выяснилось, что он готовил документы о продаже вашей общей разработки, но знал, что ты не позволишь. Поэтому делал это в тайне от тебя.

– Зачем ему продавать программу?

– Долги, Макс. Ты ведь сидишь в своей каморке и не знаешь, что отчеты за последние годы оставляют желать лучшего. Даже сейчас, управляя компанией, ты мало вникаешь в суть финансов. Это непростительная ошибка. Она может стоить тебе бизнеса.

Чувствую, как головная боль заполняет все мое пространство.

– Однажды, когда я приехал к нему домой с документами, он показал мне те самые запонки и сказал, что в них вся его жизнь. И что ты никогда не простишь. Он был пьян в стельку. И много курил. Они с матерью разругались.

– Он никогда не курил.

– То-то и оно.

– Когда его прихватил приступ, я подумал, что это мой шанс поставить тебя, наконец, на место. – Он хмыкает как-то отстраненно. – Отомстить за Олесю.

– Чего?

– Ты ведь у меня её из-под носа увел. А я любил её. И до сих пор, наверное, люблю.

– Ну, пиздец.

– Я придумал идеальный план. Только мать вмешалась не во время. Она подарила тебе эти чертовы запонки. Но ты, как оказалось, и знать не знал, что в них, и я пустил слух по офису, что флешка у меня. Дальше ты знаешь.

Я встаю и чувствую, как усталость накатывает на меня волной. Не хочется курить. Ни пить. Ни спать. Хочется просто, чтобы этого не было. Чтобы отец был жив, и мы все были счастливы, как раньше.

Хотя, оказывается, не все.

– Почему ты не сказал мне про Олесю? – Спрашиваю уже у выхода.

– Потому что она оказалась продажная, как и все бабы. Посчитала, что с тобой у неё больше перспектив.

Вожможно, это правда. На неё похоже.

– И еще… Если Ася знала, что запонки «особенные», почему тогда все равно пошла к тебе?

– Мое природное обаяние…

– Ага, конечно.

Разворачиваюсь и уже собираюсь выйти из комнаты, а за спиной раздается:

– Она не знала. Просто девочка от тебя без ума.

Сжимаю кулаки до хруста в костяшках.

– За неё ты ещё ответишь.

***

Сложно принимать важные решения после того, как расстался с невестой, накатил виски, чуть не подрался с братом, узнал нелицеприятные новости об отце и просрал дело своей жизни.

Особенно в четыре утра.

Выйдя на улицу в прохладный городской воздух, делаю глубокий вдох. Нервы натянуты струной и больно пульсируют в области виска. Ладно, я взрослый мальчик. Расслабляться некогда.

После некоторых раздумий, достаю телефон и набираю своего финансового директора. Совершенно трезвым голосом настоятельно прошу его появиться в офисе к шести. Потом оставляю сообщение секретарше, о том, что в девять жду всех на предварительном совещании. Вызываю на работу Елену.

С Антоном «поговорят» мои ребята, самому марать об него руки желание пропало. Потом они наведут «порядок» в его берлоге – это будет выглядеть так, как будто «нас тут никогда не было». Бизон знает своё дело. Он много лет работал с моим отцом. Теперь со мной.

Ночь безнадежно сдает свои права, и усталость накатывает на меня, но сейчас не время раскисать, и я прошу водителя поехать в одно место. Не знаю, зачем. Точнее знаю, что не за чем.

А и плевать. Просто хочу.

***

В квартиру захожу один, оставив охрану за дверью.

Включаю свет, прохожу в просторную комнату. Все на своих местах. Порядок и чистота. Вещи в шкафу аккуратно развешаны и разложены. В ванной та же история. До блеска начищенные краны и аккуратно расставленные тюбики. Чистое полотенце, халат.

Наверное, я спятил, потому что брожу по пустой квартире, без всякой цели. Просто так. Как-будто это как-то поможет её найти…

А вот это вряд ли.

Потому что по вещам, идеально составляющим интерьер, невозможно угадать, где она. Потому что все здесь – до последней ложки – не её. Здесь нет её вещей. Здесь только то, что я купил. И Елена – по моей просьбе. Но в воздухе все равно будто витает её запах. Словно хозяйка просто ушла на работу или уехала ненадолго. В этих комнатах я будто чувствую присутствие малышки.

На кухне мне хреновей всего. Когда взгляд падает на стол, где сиротливо оставлен стакан, наполовину наполненный водой, что-то во мне щелкает, словно переключается, и воспоминания накатывают снежной лавиной.

Здесь я впервые овладел ей.

Жадно, грубо, бесцеремонно.

Здесь она тянулась мне навстречу, отдавалась полностью и определенно достигла оргазма – это я точно знаю. Возможно, впервые.

Совсем юная девочка.

Затравленная и дикая.

Маленькая, но взрослая.

Невероятно сексуальная.

Честная.

Она хотела меня, так же, как и я её.

Когда трахал её на столе кухни и в своем кабинете.

Когда ласкал в душе или вбивался в сладкий ротик.

Когда целовал её в кабинете отца.

Всегда взаимно.

Только мы – я и она. В нашей грязной страсти. Запретной и сладкой. Невыносимо жаркой и выжигающей. Больной, неправильной и нелогичной.

Когда был с ней – забывал обо всем. Растворялся полностью в невероятных ощущениях.

А потом терзался чувством вины.

Зачем?

Я был идиотом.

Я хотел эту девочку. Безумно. И сейчас хочу еще больше. Когда её нет рядом. Чувствую ломку. Никаких угрызений совести. Никакой поломанной ответственности. Ничего такого больше по отношению к ней.

Только страсть и похоть. Дикое желание. И мне не стыдно. Идите все к чёрту.

Я найду тебя, Анастасия.

И тогда ты уже никуда от меня не сбежишь.

Никогда.