Текст книги "Идти на ощупь (СИ)"

Автор книги: Полина Бурцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

* С какой миссией?

* С церковной. После того, как они с папой развелись, мама захандрила. Стала на себя не похожа. Всегда такая энергичная была, а тут приходит с работы, садится перед телевизором и смотрит весь вечер всякую чушь. Чего я ей только не предлагала, как ни уговаривала взять себя в руки – бесполезно. "Зачем, – отвечает, – я уже старая". А потом она в эту церковь стала ходить, кто-то из подруг ее затащил. Святого чего-то и чего-то.

* Секта, что-ли.

* Ну секта, не секта, а ей помогло. Я поначалу тоже заволновалась, а потом смотрю, мама прямо ожила. Снова улыбается, дела у нее какие-то появились, встречи. Ну, думаю, чем бы дитя не тешилось. А однажды она приехала без предупреждения. Я тогда уже замужем была. Села напротив меня и тихо так говорит: "София, мне с тобой побеседовать нужно". Я перепугалась, решила, что она харакири решила совершить или еще что-нибудь в этом духе. У нее такой голос бывает, только когда она что-то очень страшное хочет сообщить. Но оказалось, мама отправляется в восточную африку заниматься благотворительностью и проповедовать. Я сначала не поверила, решила, что либо она меня обманывает, либо ей мозги запудрили и собираются куда-то в рабство продать. Но через пару дней после вылета она позвонила мне в скайп. И сейчас продолжает звонить. Показывает как они там живут, их миссию, подопечных, тропики и горы, берега озера Танганьика. Условия там, конечно, спартанские, но интересно до жути.

* А ты ей уже рассказала, что случилось?

* Нет. У них интернет раз в неделю по часу, как у нас на даче вода. Да и не хочется ее выдергивать, все равно она мне ничем уже не поможет.

В этот момент с лестничной площадки донесся какой-то короткий свистящий звук, как будто что-то тяжелое рассекло воздух, и в дверь ударили. Ударили с такой силой, что даже в комнате с потолка посыпалась штукатурка. Но дверь, кажется, выдержала. Соня отреагировала первой. В панике, она спрыгнула с дивана, наступив прямо в живот лежащему на полу Скворцову и даже не заметив этого, подбежала к детской кроватке и схватила на руки спящего ребенка. Девочка сразу заплакала, но так тихо, словно понимала, что сейчас не время для крика.

Пашка неловко ковырялся в своем спальном мешке. В темноте он никак не мог нащупать молнию и выбраться. Наконец ему удалось высвободить одну руку. Он схватил телефон и включил подсветку. "Защитник, тоже мне, – мысленно ругал себя Скворцов. – Позорище. Пока я тут вожусь, нас всех убьют".

Раздался еще один удар и звук треснувшего дерева. Дверь не слетела с петель, но ее, очевидно, проломили насквозь. В комнату вошли трое. Старшему из них было лет сорок пять. Он же и был главным. Двое молодых стояли по бокам от него и на полшага впереди, как бультерьеры, готовые броситься в атаку по первому же приказу хозяина.

Пашка закрывал собой Соню с Викой, не смотря на то, что смысла в этом никакого не было. В руках у него был только мобильный телефон. И почему он не позаботился приготовить хотя бы кухонный нож? Защитник, тоже мне.

* Кого берем, Байконур? – спросил один из бультерьеров. – Бабу или ребенка?

Соня тихо пискнула и крепче прижала к себе дочь.

* Да погоди ты, – ответил главарь и презрительно посмотрел сначала на Скворцова а потом на девушку. – Я тебя предупреждал, чтобы ты шевелилась. Ты думала, я шучу? Говорила, что ничего о деньгах не знаешь, ни с кем не знакома, а оказывается знакома, и очень даже близко.

Он бросил взгляд на единственную в комнате постель. Пашка хотел что-то возразить, но один из парней за долю секунды подлетел и ударил его под дых так, что тот согнулся и осел на пол.

* Решили всей компанией обогатиться? Дело хорошее, только не за мой счет, – продолжал, тот, кого назвали Байконуром.

* Я вам правду сказала, мы ничего не знаем ни о каких деньгах, – затараторила Соня.

* Девочка, я тебе не няня, сто раз объяснять не собираюсь. Деньги взял твой муж, возможно, в соавторстве со своей подружкой-потаскушкой. Если ты и вправду не знаешь, где деньги, то, по крайней мере, знала своего мужа. Думай и ищи, куда он мог их припрятать. А чтобы тебе лучше думалось, твой друг погостит пока у нас.

Он пнул ногой корчащегося на полу Пашку и сплюнул себе под ноги.

* Слышь, бать, а может ребенка возьмем? – спросил второй боец.

* Сколько раз я тебе говорил, думай головой, Федя. Что ты с младенцем делать будешь? Сиську ему дашь? Или тебе памперсы охота поменять? И меньше телевизор смотри, – Байконур закатил глаза, а затем, немного помолчав, добавил: – Да и... дите все-таки...

На мгновение Соне показалось, что в его лице, до этого момента казавшемся ей звериным оскалом, проступило что-то человеческое. Но видение это растаяло так же быстро, как и появилось.

Они схватили задыхающегося Скворцова под плечи и поволокли к выходу, а Соня так и осталась стоять с ребенком на руках. Она привалилась к стене и стала медленно, сотрясаясь от беззвучных рыданий, сползать на пол. Ее жизнь, едва начавшая приобретать нормальные очертания, вновь разбилась вдребезги.

Спустя несколько минут, она все же взяла себя в руки, уложила Вику в кровать и подняла телефон, который закатился под кресло, когда Пашку ударили в живот. Соня быстро отыскала в записной книжке номер Влада, но на том конце никто не отвечал. Длинные гудки обрывались, и приятный женский голос говорил: "Абонент не может ответить на ваш звонок, пожалуйста, перезвоните позднее". Она вновь и вновь нажимала на маленький зеленый телефончик в углу экрана. Наконец, Влад ответил. Он казался сонным и каким-то больным.

* Да, Паш, слушаю.

* Владислав, Павла похитили! Те самые люди, что звонили мне с угрозами! Если мы не найдем деньги, они убьют его, как и Тему!

* Простите, кто звонит?

* Это Соня!

* Какая Соня?

* Софья Левнюк! Я была у вас дома сегодня. Точнее не у вас, а у вашей соседки.

Ей еще несколько раз пришлось ему объяснять, кто она такая и что произошло. В конце концов он сказал: "Да, Соня, я вас понял, успокойтесь". Послышались короткие гудки.

Она ошеломленно смотрела на телефон, а затем бросила его на пол, словно он был ядовит, и попятилась. Соне казалось, что ее только что, как и Скворцова, ударили в солнечное сплетение и выбили дух. Влада совершенно не озаботило похищение друга. Он был спокоен и безразличен, будто ему сообщили о том, что вечером обещают дождь. Последняя надежда угасла. Они запытают Пашу до смерти, а потом придут за ней и ее дочерью.

Любой человек знает, как страшно просыпаться от телефонного звонка. Сразу понятно: случилось что-то очень плохое. Вдвойне неприятно, если не помнишь, как уснул, и совсем уж жутко, когда не можешь понять, где находишься. Такой экстремальный опыт выпадает испытать далеко не каждому.

Влад был совершенно дезориентирован. Он лежал на чем-то твердом и никак не мог нащупать трезвонящий телефон. А тот все продолжал и продолжал надрываться. Затем на несколько секунд замолкал, и вновь принимался звонить. Это был Скворцов, на него была установлена специальная веселенькая мелодия, которую тот сам же и выбрал.

Наконец, Влад нашел мобильный, трясущимися руками нажал кнопку и проговорил: "Да, Паш, слушаю". В горле пересохло, и вместо слов вырвался только нечленораздельный хрип. Однако, это оказался не Пашка. Какая-то молодая женщина тараторила что-то сквозь слезы. Владу пришлось раза четыре переспрашивать прежде чем он понял, что звонит Софья Левнюк, и еще пару раз, чтобы разобрать, что она пытается ему сообщить. "Да, Соня, я вас понял, успокойтесь", – сказал он и положил трубку. И только тогда до него начал доходить страшный смысл ее слов. Пашку похитили. Увезли те люди, которые, скорее всего, виновны в смерти Веры и Артема, которые пытали Сониного мужа и могут сделать со Скворцовым все что угодно.

Влада сковал ужас. Он не помнил, сколько просидел не шевелясь. Наконец, сознание начало проясняться. Вначале нужно было собрать по частям себя. Пол, на котором он сидел, был знакомым и пах родным домом. Последнее, что Влад помнил – то, как бармен Макс принес ему вторую бутылку той неизвестной дряни. Значит, ему удалось как-то добраться домой. Автопилот поработал на славу. Влад проверил карманы – пусто. Наивно было надеяться, что никто не позарится на их содержимое. Но сейчас это не имело никакого значения. Потеря остатков денег – меньшее из зол. На выкуп за Пашку ему все равно не накопить.

Он поднялся на ноги, дошел до своей кровати и взял в руки стоявшие на тумбочке говорящие часы. "Один час восемнадцать минут". Очень плохо. Впереди целая ночь. В такое время даже на помощь звать бесполезно. Несколько часов вынужденного бездействия и полного бессилия. Ну, по крайней мере, есть время все как следует обдумать.

Но голова раскалывалась и категорически не хотела соображать. Влад не раздеваясь лег на кровать. Еще раз: из дома в Заозерном пропали деньги. В этом как-то замешаны Вера и Артем Левнюк, но оба они мертвы, а деньги исчезли в неизвестном направлении. Значит был еще кто-то. Что объединяет Веру и Артема? – Ресторан "Идиллия". Есть там человек, или люди, которые обо всем узнали и решили увести у них добычу. Кто напал на Галину, и куда подевалась ее начальница.

Несмотря на крайнее волнение, алкоголь взял свое, и Влад отключился.

Он вновь стоял в окружении друзей и родных, смотрел на заплаканное лицо матери и не мог пошевелиться. За его спиной притаился хищник. Он подкрадывался. С каждым мгновением все ближе и ближе. Тонкие холодные пальцы сжали его запястье.

Влад открыл глаза, и мысли его продолжились с того же места, на котором прервались. Артем и Вера. Подполковник Видный наводил о них справки. По его данным, у них был роман. Почему же тогда Галина не рассказала ему, Владу, об этом. Она ведь близко общалась с Верой, и Левнюка хорошо знала. Неужели не догадывалась? Быть не может. Женщины такие вещи вмиг замечают. Вместо этого она навела их на того жалкого семьянина из санатория "Рассвет". Пыталась отвлечь, запутать?

Влада вдруг резко затошнило. Он с трудом успел добежать до ванны, а потом долго приводил себя в порядок. Затем, прижав ко лбу мокрое полотенце, прошел в кухню. Там в шкафчике, в старой обувной коробке, были свалены вперемешку лекарства. Найти нужную таблетку без посторонней помощи среди десятков одинаковых блистеров – задача для слепого человека почти невыполнимая, но, к счастью, шипучий аспирин сильно отличался от остальных лекарств. Влад быстро нашел крупные таблетки, упакованные в мягкую ломкую фольгу, кинул две в стакан, залил остывшей кипяченой водой из чайника и с облегчением облокотился на подоконник. Оказывается, ему ужасно хотелось пить.

Головная боль почти сразу ослабла. Он постоял еще немного прислонившись лицом к прохладному стеклу. Из припаркованной во дворе машины доносилась музыка, и бодрый голос произнес: "На часах половина девятого утра, и пришло время для свежих новостей".

"Пора действовать", – подумал Влад. Нужно было срочно что-то предпринять, но что? Ему необходимо поговорить с Галиной. Он спросит ее напрямую, как есть, и если она лжет, он поймет. Он наивен, но не глуп. Влад обулся, привычным движением сорвал со стены трость и уверенно вышел за дверь.

"Рассвет" находился на второй линии на другом конце города. Идти до него было минут пятнадцать. Влад торопился. Мысли его метались. Беспокойство за Пашку сменялось щемящей тоской от подозрений насчет Галины и путаным перебором известных фактов. Выстроить их в нужном порядке и привести к общему знаменателю никак не получалось, как будто не хватало ключика, какой-то мелкой детали, которая все расставила бы по местам. Его не отпускало ощущение противоречия. Он был уверен, что под самым его носом кто-то лжет, только вот этот кто-то не учел, что нос – его сильное место.

За всеми этими размышлениями Влад не сразу осознал, что не чувствует ни паники, ни страха. Руки его не дрожат, а лоб не покрылся испариной. Более того, сейчас он даже не мог понять, чем все это было вызвано. Словно нет и никогда не было ничего естественнее, чем идти одному сквозь пустые по случаю раннего часа улицы, едва касаться кончиками пальцев стен старых домов, вдыхать соленый утренний бриз. Только бы Пашку оставили в живых, и Влад стал бы абсолютно счастливым. Только бы Галина оказалась невиновна.

Нина ушла очень рано. «Мне мальчишек пора забирать, ты спи еще», – прошептала она на прощание. Но заснуть Залицкий больше так и не смог. Промаявшись в постели до половины восьмого, он встал, поплелся на кухню, щелкнул кнопкой электрического чайника и всыпал в щербатую пожелтевшую кружку сразу четыре пакетика кофе «три в одном». Потом набрал номер Видного и после короткого приветствия сказал: «Семен Сергеевич, можно я сегодня в счет отпуска возьму? У меня там много накопилось.» Начальник отпустил его без лишних вопросов. Они работали вместе много лет, и Видный знал: если Алексей внезапно просит отгул, значит ему действительно очень надо.

Залицкий пил кофе и не переставая хмурился своему отражению в стеклянной кухонной двери. Когда на дне чашки остался только мутный приторный осадок, он отставил ее, снова потянулся к телефону и набрал по памяти короткий номер: "Сань, это я. Можешь мне одного человечка пробить? Нестроев Егор. Сколько лет? Да кто ж его знает. Наш с тобой ровесник, примерно".

За бывшим мужем Нины никаких темных дел не числилось. Он был зарегистрирован, как индивидуальный предприниматель, занимался организацией морских прогулок и рыбалки и имел в собственности лодочный гараж на Малой набережной. Она располагалась за чертой города и была отделена от основной пляжной линии небольшим мысом. В последний раз Залицкий был в тех местах, наверно, еще в детстве. Почему-то, даже при его работе, ему не приходилось там бывать.

Он смутно помнил какие-то хозяйственные постройки, бетонные блоки и эллинги, часть из которых сдавалась отдыхающим за совсем уж символическую плату. Поэтому Алексей был немало удивлен, обнаружив, что туда ведет свежеотремонтированная дорога с аккуратными чистыми обочинами. Старые сараи и эллинги были частично снесены, а на их месте возвышались чьи-то помпезные дачи и несколько небольших гостиниц. Лодочный гараж Егора Нестроева, однако, был на месте. Обыкновенная серая коробка с крашеными железными воротами и бетонированной площадкой перед ними. Возле гаража была обустроена гостевая парковка с освещением и охраной. Еще один охранник сидел в шезлонге у входа в помещение и отрешенно смотрел на море.

Залицкий напрягся. Для того, чтобы катать туристов на катере, слишком уж серьезные меры предосторожности. Он подошел к одному из секьюрити, тому, что дежурил у входа.

* Утро доброе. Мне бы с хозяином переговорить.

* Вы от кого? – Караульный, здоровенный детина с курчавыми, как у Купидона, волосами, внимательно осмотрел его с ног до головы.

* Ни от кого, от самого себя. Мне бы с Егором Палычем пообщаться.

* Посторонних не пропускаем, – отрезал охранник и снова уставился в голубую даль.

Залицкий немного растерялся. Говорить с Купидоном было бесполезно, и он не нашел ничего лучше, как пройти без разрешения. Но стоило ему сделать один шаг в сторону двери, как в бок ему уперлось дуло пистолета. "Травмат, переделанный в боевой, – определил Алексей. – Дело серьезно".

* Мужик, ты че? Плохо расслышал? Чеши отсюда!

* Да нормально расслышал, ухожу уже.

Наверное, в каком-нибудь кино главный герой мгновенно бы вырубил охранника и отобрал у него оружие. Но Залицкий знал, что биться в рукопашную, когда в тебя могут выстрелить в упор, равносильно самоубийству. Он примирительно поднял руки и отошел.

"Серег, Залицкий беспокоит. А что это у нас творится на Малой набережной?, – проговорил он в трубку, скрывшись за поворотом дороги. – Да тут ребята какие-то борзые больно. Боевым оружием мне в бок тычут. Есть в разработке? Нет? Тогда высылай мне сюда наряд".

Две полицейских машины прибыли чуть меньше чем за пять минут. Командир группы захвата Сергей Костенко был в некотором замешательстве.

* Что тут у тебя происходит, Леша?

* Вооруженное бандформирование. Расположились с комфортом. Чем занимаются, точно сказать не могу. Скорее всего, автомобили краденые разбирают. Вот и стояночку себе организовали. Брать надо. Возьмем, тогда и разберемся.

* А на каком основании брать-то? Ордера у нас нет. Жалоб от граждан не поступало. Нам же потом головы снимут за такую самодеятельность.

* Ну вот я жалуюсь. Мне чуть брюшину насквозь не прострелили.

* Ты не в счет, ты свой. Если бы на камеру зафиксировать хотя бы.

* А камера есть у тебя? Ну так фиксируй. Сейчас я еще раз к ним подойду. Ты, главное, курчавого такого крупным планом сними. У него травматический "Раббер", переделанный в огнестрел.

* Залицкий, ты обалдел, что-ль совсем!? А если он тебя таки подстрелит?

Но Алексей, отмахнувшись, уже бежал в сторону лодочного гаража.

* О, мужик, опять ты!? – Купидон, казалось, даже обрадовался ему, ловко поднялся из шезлонга и перегородил вход в эллинг. – Ну чего ты тут вынюхиваешь, а? Ты чей вообще?

Залицкий сделал шаг, чтобы пространство между ними просматривалось как можно лучше, но пистолет свой охранник доставать не спешил. Ситуация его забавляла и никакой угрозы он не чувствовал.

* Мне пройти надо, – Алексей дернулся в сторону двери, Купидон положил ему на плечо свою тяжеленную руку. Пухлые губы растянулись в наивной младенческой улыбке.

Сзади к ним подошли двое, охранявших стоянку, и закрыли их собой с той стороны, с которой Костенко должен был снимать свой компромат. Залицкий снова сделал шаг назад.

* Чего ты тут трешься? – один из вновь подошедших вдруг выхватил из-за спины такой же "Раббер" и ударил его в висок.

В голове зазвенело, и Алексей не сразу сообразил, что и Купидон, и двое его друзей уже лежат на асфальте, прикованные наручниками к ограде парковки. Довольный Костенко просматривал запись:

* Прилипли голубчики. Ты как, Леш? Нормально? Сейчас заходить будем. Жди здесь.

* Я с вами, – запротестовал Залицкий.

* Ладно, тогда в самом конце пойдешь. Некогда с тобой спорить. Собрались, парни!

Войдя в гараж вслед за группой захвата, Алексей почувствовал себя в каком-то фантастическом фильме, где через неприметный с виду портал, вроде телефонной будки или старого шкафа, герой попадает в параллельную вселенную. Сразу за крашеной железной дверью находилась гостиная, обставленная в староанглийском стиле. Стены были обшиты темным деревом, массивная люстра крепилась к декоративным потолочным балкам, а по центру комнаты – лестница вниз. С цокольного этажа были слышны голоса, смех и музыка, что-то вроде легкого джаза. Молоденькая девушка, которая, по-видимому, должна была встречать гостей и провожать их вниз, ошарашенно смотрела на ворвавшихся вооруженных людей и не решалась проронить ни звука.

Нижнее помещение было гораздо просторнее. По периметру его стояли игральные автоматы, а в центре располагались покерные столы и рулетка. Немногочисленные посетители вели себя на удивление спокойно. Они с брезгливым недовольством разглядывали полицейских, посмевших прервать их отдых. А вот персонал подпольного казино был напуган гораздо сильнее. Молодой человек в белой рубашке и бабочке лепетал что-то нечленораздельное и все порывался взбежать по лестнице. Еще один сидел у стены и облизывал посиневшие от страха губы. Вдруг из-за раздвижной двери в дальнем углу зала, где, очевидно, располагался кабинет хозяина всего этого подземного царства, вышел Сергей Костенко. Он вел под руку Егора Нестроева.

Бывшего мужа Нины Залицкий видел всего однажды. Это было через год после их развода. Он встретил ее с новым молодым человеком в магазине по дороге с работы. Алексей, конечно же, не ждал, что такая красавица долго пробудет одна, но когда она представила его, как своего мужа, и сверкнула новым обручальным кольцом взамен старого, тонкого и поцарапанного, в душе у Залицкого все замерло. И дело было не только в кольце. Егор Нестроев был красив, а в его лице было что-то благородное и величественное, как у молодого короля. Все эти годы Алексея не отпускало чувство, что Нина правильно сделала, что ушла от него к этому, бесспорно, достойному парню. Тогда ему и в голову не пришло связать такой поспешный брак с тем, что бывшей жене в наследство от деда досталась трехкомнатная квартира в центре города.

Нестроев сегодняшний никак не походил на благородного короля. Он поскуливал в такт шагам и все просил ослабить наручники. Алексей сделал было шаг, чтобы подойти и все высказать этому ублюдку, отобравшему у них и Ниной столько счастливых лет. Ведь если бы не он, они уже давно могли бы снова быть вместе, и ее сыновья носили бы его фамилию. Но вдруг, посмотрев еще раз на этого согнувшегося пополам человека, Залицкий отвернулся и пошел к выходу. Нет, никто кроме них самих не был виноват и их разрыве. В том, что гордость и упрямство довели их до беспричинного развода, в том, что теперь ему придется научиться любить чужих мальчишек и считать их своими сыновьями. Хотя, какие же они чужие, они дети Нины, а значит, и его.

* Леша, Залицкий! – Костенко нагнал его уже на выходе. – А ты куда собрался? Ну ты везучий, брат. Такое заведение ни с того ни с сего раскопал. Мы уже следственный комитет вызвали, ждем. Ты тоже будешь нужен, так что не уходи далеко.

* Не могу, Серег. Мне надо срочно уйти. Я на телефоне, если что. Звони, подъеду.

* А далеко будешь?

Залицкий задумался.

* А где у нас "Детский мир", не знаешь?

19

"Объявляется посадка на рейс 7528 авиакомпании "Теравиа" до Тель-Авива. Пассажиров просим пройти к выходу А6".

Илона с облегчением вздохнула. Из-за грозового фронта большинство рейсов задерживалось, и в аэропорту творилось черт знает что. В зале вылета все кресла были заняты. Народ сидел на полу вдоль стен, постелив под себя полиэтиленовые пакеты из дьюти фри, раньше времени выстраивался в очередь на посадку, как будто это могло сократить время ожидания, толпился в проходах. Многочисленные кафе, обычно пустые более чем наполовину, были забиты до отказа.

Мимо прошел сотрудник полиции, и Илона затаила дыхание. Последние двое суток стали для нее настоящим адом. Ей постоянно казалось, что вот-вот к ней подойдут люди в форме, заломят руки и на глазах у всех наденут наручники. Проходя паспортный контроль она так нервничала, что молодой таможенник заподозрил неладное и очень долго всматривался в ее паспорт. Но даже после того как ей было разрешено пройти, чувство обреченности не оставляло ее.

Она не стала сдавать багаж, чтобы по прилете как можно скорее уехать из аэропорта. С большим трудом пристроив свой чемодан на небольшом участке свободного пространства прямо под табло с расписанием, Илона уселась сверху и заставила себя закрыть глаза, дабы не вздрагивать каждый раз, когда видит человека с рацией на поясе. Время тянулось невыносимо долго. Спустя несколько часов, ей все же удалось немного успокоиться. Навалилась тяжелая давящая апатия, которая, тем не менее, не мешала ей корить себя за произошедшее.

И что, черт возьми на нее нашло?! Она всегда считала себя человеком твердым и на сто процентов уравновешенным. То, что она совершила, было так на нее непохоже. По сути своей, это была просто истерика, мерзкая бабская истерика, вылившаяся в непоправимые последствия.

Когда Илона узнала об убийстве Веры, у нее появились опасения, что в ходе следствия правда об их отношениях может выплыть наружу, но тогда она не позволила тревожным мыслям взять над собой верх. Все изменилось, когда эта идиотка Савина объявила во всеуслышание, что убитая ожидала получения крупной суммы денег. Вот тут то у нее не осталось сомнений, что очень скоро все вскроется, и за ней придут.

Конечно же, не было никакого смысла убивать Галину. Все, что могла для того, чтобы в убийстве обвинили Илону, Савина уже сделала. Но в тот момент она была не способна рассуждать логически. Ей просто хотелось, чтобы Галина замолчала, замолчала немедленно и навсегда. Сейчас она благодарила провидение за то, что оно послало ей ту старуху с ее дурацкой болонкой. Если бы не она, Илона, наверняка, довела бы дело до конца и убила безмозглую официантку. И никогда бы себе этого не простила.

Илона Разумовская с самого раннего детства обладала мужским характером. "Пацан растет", – сокрушалась ее мама, вытаскивая из-под кровати очередное нарядное платье, скомканное и непоправимо испорченное. Платья маленькая Иля ненавидела, как и девчонок, которые их носили. Те, в свою очередь, отвечали ей взаимностью. Зато мальчишки во дворе Илону уважали и принимали за равную. Но прошло несколько лет, и ее дворовые друзья стали влюбляться в тех, кого еще недавно дразнили, обсыпали песком и закидывали снежками.

Илона училась в седьмом классе, когда ее лучший друг Вадик Белоусов влюбился в Лидку из четвертого подъезда. У Лиды была длинная светло-русая коса ниже пояса, черная кожаная куртка с металлическими заклепками и дерзкий взгляд.

Однажды, ноябрьским вечером, родители, как всегда, отослали Илону гулять с Чейзом. Бультерьер был добрейшим созданием, но абсолютно пустоголовым. Моросил дождь, на улицах никого не было, и она без колебаний спустила его с поводка. Чейз немного побегал вокруг нее, задрал лапу на ближайшей клумбе и уже собирался было облаять проехавшую мимо машину, как вдруг заметил что-то в пожухлой траве. Крупная серая крыса, метнув длинным хвостом, перебежала дорогу и скрылась за гаражами. Бультерьер ринулся за ней. Илона бросилась следом. Мама строго-настрого запрещала ей ходить в ту сторону. Увидь ее кто-нибудь из соседей, мгновенно донесли бы родителям, где гуляет их дочь, и никакие оправдания не спасли бы ее от недельной вахты на кухне.

Забежав за гаражи, Илона в панике стала искать взглядом собаку и не сразу заметила стоящих под фонарем Вадика и Лиду. Парень крепко прижимал девушку к столбу и впивался ей в губы, обхватив двумя руками за талию. Они целовались с закрытыми глазами и не обращали никакого внимания на Илону, замершую в нескольких метрах от них. В груди у нее все оборвалось. Глаза наполнились слезами, а подбородок предательски затрясся. Ей хотелось убить Вадика, убить любого, кто подойдет к Лиде. В ладонь ей уткнулся мокрый нос. Чейз упустил свою крысу и пришел с повинной. Она посмотрела на собаку, будто видела ее впервые, а потом закричала, указывая пальцем на Белоусова: "Фас, Чейз, фас!" Но бультерьер, к счастью, не был обучен командам. Он жалобно глазел на молодую хозяйку, вилял хвостом и все терся мокрым носом о ее ладонь.

Влюбленные, наконец, оторвались друг от друга и с недоумением посмотрели на Илону. Увидев слезы в ее глазах, Лидка самодовольно ухмыльнулась. Ее раздражала эта мужиковатая деваха, и то, как много Вадик говорил о ней: "Илона то, Илона се, Илона – настоящий друг". Она подозревала, что Разумовская просто влюблена в ее парня. Пусть теперь поплачет, будет знать, как на чужих бойфрендов заглядываться.

Белоусов виновато потупился. Ему как раз никогда раньше не приходило в голову, что Илона может из-за него плакать. А ей хотелось закричать: "Целуйся! Целуйся с кем угодно, только не с ней! Не смей к ней подходить, она моя!" Но вместо этого она схватила за ошейник растерянного Чейза и, не разбирая дороги, побежала в сторону дома.

Войдя в квартиру, она отпустила собаку и скрылась в своей комнате. "Иля! А лапы ты ему почему не вытерла!? Посмотри, что он мне тут натворил!", – прокричала из кухни мать, но она не отвечала. Илона свернулась калачиком на своей кровати, не в силах больше сдерживать слезы. Она и раньше понимала, что с ней что-то не так, но избегала задумываться об этом всерьез. Теперь же страшная действительность проехалась по ней многотонным грузовиком. Что ей со всем этим делать? Кому рассказать? Рассказывать никому было нельзя, это очевидно. Мать не переживет. Отец и подавно, он гораздо слабее матери, хоть и выше на две головы. Это Илона поняла уже давно. Нет, никто не должен догадаться, что она ненормальная. Никто.

На следующий день в школе все только и говорили, что Разумовская втрескалась в своего приятеля Белоусова. Она не спорила, не опровергала, печально вздыхала и опускала глаза. Но слухи эти быстро улеглись, так как ничем не подпитывались. Тогда Илона сменила кеды и широкие джинсы на короткие юбки и туфли на высоченном каблуке, научилась краситься и отрепетировала два типа взгляда: неприступный и призывный с поволокой. К ее огромному удивлениею, эффект не заставил себя ждать. Одноклассники вдруг осознали, что под потертыми мятыми джинсами Илона скрывала стройные ноги, а под мешковатым свитером – тонкую длинную шею. И глаза у нее огромные и страстные.

Уже через год она умело вертела представителями мужского пола, так как ни к одному из них не испытывала ровным счетом никаких романтических эмоций, зато точно знала, как они мыслят и что чувствуют. Парни выстраивались в очередь и соперничали друг с другом за право купить ей обед в школьной столовой или погулять после уроков с Чейзом. Даже Игорь Михайлович, учитель математики, недавно закончивший педагогический институт, большой и робкий, как теленок, не решался поставить Илоне тройку и, стыдясь и ругая себя за малодушие, выводил ей пять с минусом.

Чем старше она становилась, тем все большую выгоду ей удавалось извлечь из своих поклонников. Да и к выбору последних она стала подходить более расчетливо и прагматично. В ее гардеробе появились дорогие вещи и даже пара аккуратных шубок, в кошельке завелись деньги, и не только в кошельке. Разумная Илона, никогда особенно не увлекавшаяся модой, большую часть подарков продавала, а доходы от этого бизнеса держала на специальном банковском счету, который назывался "На свое дело". Она прекрасно понимала, что молодость и привлекательность – вещи проходящие, нужно думать о будущем. К тому же мужчины были ей противны до тошноты, и, возможно, ее терпение закончится раньше, чем увянет красота.

Мать Илоны, всегда мечтавшая видеть свою девочку "принцессой", а не уличным пацаненком, была на седьмом небе от счастья. Она работала бухгалтером в фирме Романа Кораблева, местного хозяина жизни, и сразу после школы устроила Илону к себе в отдел на стажировку. Конечно же, по всем спорным вопросам к шефу за уточнениями она отправляла дочь. По ее мнению, Кораблев был прекрасным кандидатом на роль зятя, а то, что он был давно и крепко женат, воспринималось ей как досадное недоразумение. Мать Илоны знала, что у ее начальника имелся целый штат любовниц, и ни одной из них не удалось развести его с законной супругой. Но ведь ее дочь гораздо лучше, красивее и умнее их. У нее-то обязательно получится стать госпожой Кораблевой.