Текст книги "Идти на ощупь (СИ)"

Автор книги: Полина Бурцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Хозяин тут же виновато потупился. "Надо же, папа, – подумал Видный, – вырастил себе на голову". Настасья была высокой, полной и широкоплечей, почти такой, как представлял себе Семен Сергеевич, только моложе. В коротких ярко-зеленых шортах и топе, туго обтягивающем мощную грудь. Видный невольно задержал на нем взгляд и сразу отвернулся, поняв, что краснеет.

* Да не, Нась, это из полиции, – пояснил ее отец. – Про бандитов наших спрашивают. Видать, чего-то они все-таки наворотили. Не зря ж сбежали ни с того ни с сего.

* Скажите, вы постельное белье уже сменили? – спросил Влад.

* Нет еще, вот сейчас собиралась.

* Не снимайте пока. Можете меня в спальни проводить?

Настасья растерянно кивнула, будто Влад мог это увидеть. Но ему и не нужен был ее ответ. В гулкой необжитой комнате было легко ориентироваться. Он уверенно направился к лестнице, и вся компания, толкаясь двинулась наверх.

Влад поочередно заходил в спальни, садился на кровать, низко склонялся над подушкой, потом какое-то время сидел, словно задумавшись. Заходить кому-нибудь еще он не позволил, чтобы не отвлекали. Сопровождающие мялись в дверях и с интересом наблюдали за этим действом. Даже робкий хозяин дома то и дело вставал на цыпочки, чтобы разглядеть происходящее из-за объемного плеча своей дочери.

Наконец, осмотрев последнюю комнату, Влад вышел к публике и отрицательно покачал головой.

* Может быть убийца и заходил в этот дом, но не жил в нем. Среди постояльцев его не было, – заключил он.

* Теперь, с вашего позволения, мы осмотримся, – обратился Видный к Настасье.

* Подождите! А сейф у вас есть? – спохватился Влад.

* Да, в гостиной, за большой картиной на стене, – ответила девушка.

Влад в волнении, спотыкаясь и пошатываясь, спустился вниз. Залицкий подвел его к картине и отодвинул ее в сторону. За ней, действительно, находился добротный и дорогой сейф. Влад, едва касаясь, провел по нему пальцами, нащупал замок, завел руки за спину и застыл. На одно мгновение он почувствовал практически неуловимый аромат. На грани реальности, на пределе человеческих возможностей. В голове тут же вспыхнули воспоминания: ощущение чужака на лестничной клетке, легкие шаги и быстрое дыхание, липкая остывшая Верина кровь на его руках и тревожный сон, в котором он смотрит на свою плачущую мать и чувствует затылком убийцу, ощущает его запах, смешанный со страхом и чем-то еще, знакомым и родным.

* Он здесь был, он касался сейфа.

Залицкий высадил их у самого подъезда.

* Ну, будем на связи, – сказал на прощание Семен Сергеевич. – Надо покумекать, что-то у меня каша в голове. Будут новости – звоните.

С этими словами он взял руку Лопатина и крепко пожал ее. Затем протянул руку Пашке. Лязгнула дверь, и УАЗик с ревом выехал со двора. Влад почувствовал знакомый тревожный взгляд откуда-то сверху.

* Добрый день, теть Том, случилось что?

Тамара смотрела на них со своего балкона.

* Барышня к тебе опять. У меня ждет. Что-то ты у нас популярным больно стал. Каждый день к тебе барышни, и каждый день разные.

Влад обрадовался и сразу сник. Значит, это не Галина. За насмешливым тоном скрывалось что-то нехорошее. Он знал его с детства. Тетя Тома никогда не была склонна к сарказму и использовала его только тогда, когда находилась на грани паники. Влад торопливо поднялся на второй этаж. Обычно Тамара открывала ему заранее и ждала на лестнице. Но в этот раз соседская дверь почему-то оказалась заперта. Из-за нее слышалась какая-то приглушенная возня, шепот. А потом вдруг раздался детский плач, резкий и пронзительный. Влад и Пашка Скворцов стояли на лестничной площадке и ничего не могли понять.

Наконец, дверь распахнулась, но хозяйка не стала их встречать. "Проходите давайте, – бросила она и быстро вернулась в комнату. – Сейчас, мое золотко, только кипяточком твою соску обдам и верну".

Коридор был узким, двоим не разойтись. Пашка прошел вперед и заглянул на кухню. В углу между столом и комодом на табуретке сидела маленькая женщина с маленьким ребенком. Она закрывала блеклыми рыжими волосами заплаканное веснушчатое лицо, но было видно, что ей едва ли исполнилось двадцать. Младенец, завернутый в застиранное розовое одеяльце, вертел головой и корчил жуткие рожицы. Тамара за кольцо вытащила из ковшика с кипятком детскую пустышку, поболтала ею в воздухе, чтобы остудить и дала малышу. Тот сразу успокоился и громко зачмокал. Влад вошел вслед за Скворцовым.

* Здравствуйте, – тут же встрепенулась девушка. – Меня зовут Софья Левнюк. Мне очень нужно с вами поговорить.

* Добрый день, – проговорил Влад.

От нее очень приятно пахло, чем-то сливочным и давно забытым. Наверное, дело в грудном молоке. От этого запаха становилось как-то уютно и спокойно на душе, несмотря на то, что ситуация абсолютно не располагала к умиротворению.

Девушка немного помедлила, то ли не зная с чего начать, то ли раздумывая, можно ли говорить в присутствии Тамары и Скворцова. Последние, к слову, совершенно не собирались никуда уходить. Пашка уселся на подоконник у открытого окна, чтобы занимать поменьше места на крохотной кухне, а тетя Тома заваривала чай.

* Дело в том, – Соня наконец-то собралась с мыслями, – что мне стали поступать звонки, точнее один звонок. Требуют какие-то деньги, которые, якобы, мой муж у них украл. Двести тысяч долларов. А он не брал ничего. Я стала говорить, что ничего об этом не знаю, и они приказали у вас спросить.

* У меня? Почему у меня? – удивился Влад.

* Я не знаю. Я им сказала, что даже с вами не знакома. Ну так, видела, конечно, на улице. А они говорят: "Вот и познакомитесь". Сказали, что деньги либо у меня, либо у вас, больше не у кого, и пусть как хотим, так и возвращаем. Я вас еле нашла, все утро расспрашивала в округе, где вы живете.

Соня громко всхлипнула и замолчала, не в силах ничего больше сказать. Тамара поднесла ей чашку чая.

* Попей, деточка. С молоком. Тебе такое сейчас полезно. Давай я малышку приму.

Она осторожно взяла ребенка и положила в стоящую на столе переноску.

* Погодите. Давайте по порядку, – сказал Влад. – Вы вдова Артема Левнюка?

Соня поморщилась, но ответила утвердительно. К слову "вдова" она пока не привыкла.

* У вас вымогают какие-то деньги, которые украл ваш муж, и они должны быть либо у вас, либо у меня?

* Да, но Артем этого не делал...

* Послушайте, Соня. Можно мне так вас называть? – прервал ее Влад. – У очень нехороших и очень опасных людей из сейфа исчезла крупная сумма денег. И ваш муж в этом как-то замешан. Он был в их доме в ночь пропажи, привозил заказ. Поэтому они справедливо рассудили, что он и взял эти деньги. Еще в этом доме находилась одна его хорошая знакомая, дочь Тамары Петровны. Сейчас и она, и Артем убиты, а деньги, по всей видимости, так и не нашлись.

Соня ошарашенно взглянула на хозяйку квартиры. Та ответила ей печальным взглядом и отвернулась, чтобы не расплакаться, делая вид, что очень занята нарезанием хлеба.

* Что же нам делать? – девушка закрыла лицо ладонями.

* Искать деньги, точнее того, кто их взял. У вас, насколько я понимаю, были материальные трудности?

* Небольшие, – призналась Соня и постаралась спрятать подальше под стул свои старые растоптанные кроссовки.

* Возможно, Артем все же взял эти деньги для вас и ребенка? Поэтому и не признался в содеянном. Если так, то он должен был оставить вам какой-то знак: записку, сообщение.

* У нас дома все перевернуто вверх дном. Ничего не найти. Но я уверена, что мой муж денег не брал. Ну не такой он был человек. Да и не настолько мы нуждались, чтобы ради этого умирать.

* Все правильно, – встрял в разговор Пашка. – Тот, кто убил Веру, тот и взял деньги из сейфа. Это не мог быть Артем, так как его в это время... Ну, у него на это время алиби. Значит он и денег не брал. Так?

* Не так, – возразил Влад. – То, что убийца касался сейфа, не значит, что он и есть вор. Он мог браться за замок, чтобы положить туда деньги, а не взять. Им вполне может быть кто-то из банды, кто не жил в коттедже. Пока остальные были в квартире Артема, он устранил Веру. А для того, чтобы украсть, не обязательно было браться за сейф. Он мог быть открыт. В конце концов, деньги могли лежать где-нибудь в другом месте.

* Да где же им еще лежать? – стоял на своем Скворцов. – Кто в здравом уме, имея в доме сейф, будет хранить ценности где-то еще? И если уж на то пошло, возможно, эти деньги у них украл кто-то из своих. Бандитские разборки. А Артем и Вера здесь вообще не причем. Просто случайно попали под раздачу.

* Такое, конечно, может быть, но не верю я, чтобы эти орлы начали убивать мирное население, не разобравшись, не наведя порядок в своих рядах.

* Ну а мне-то теперь что делать!? – Соня была на грани истерики. – У меня погиб муж, в квартире все перевернуто, денег нет даже на еду, а с меня требуют какие-то бешеные суммы. Я же не могу бросить ребенка и пойти искать злодея. Такое только в кино бывает. Я даже домой возвращаться боюсь.

* Успокойся, не реви, – Пашка спрыгнул с подоконника, подошел к Соне, сел на корточки перед ней и взял ее за руки. – Не надо тебе никуда идти. Мы сами всех найдем. А ты пока можешь у меня пожить.

Повисла неловкая пауза. Скворцов, конечно, славился широтой души и безбашенностью, но жить к себе малознакомых людей еще не приглашал. Соня мгновенно успокоилась и недоверчиво посмотрела на Пашку.

* У вас пожить? Спасибо. Спасибо, конечно, но я не могу. У меня же ребенок. Ему нужны его вещи, и ванночка, и кроватка, и стол пеленальный, Темка сам смастерил. Это все там, дома. Просто так в сумке не привезешь.

* Ну тогда я к тебе поеду. Буду охранять, как дракон принцессу. То есть двух принцесс. Найдется место на диване? Забаррикадируемся, и никакие злые дядьки нам не страшны.

17.

* Что-то я ничего не понимаю, товарищ подполковник, – сказал Залицкий, когда они отъехали от дома Лопатина. – Убийца был в коттедже, но не жил там. Получается это сам Левнюк? Но он не мог. Кто же тогда?

* Да кто угодно. Партнер, конкурент. Мало ли там у них темных личностей шлялось. Или же кто-то из "Идиллии".

* А при чем тут "Идиллия"?

* Не знаю. Что-то неладно в этой забегаловке. – Видный постучал костяшками пальцев по подлокотнику на двери. – Слушай, Леша. Будет тебе спецзадание.

* Что, опять в помойке рыться или младенцев из роддома забирать?

* Нет, на этот раз очень приятное. Сегодня проведешь вечер в ресторане. Сядешь, возьмешь себе кофейку и понаблюдаешь за всеми за ними.

* А смысл, Семен Сергеевич? Они меня там все видели, знают, что я мент. Работы под прикрытием не получится.

* Ты, Алексей, не мент, ты уже несколько лет как полицейский, пора привыкать. И пусть они знают, что ты за ними наблюдаешь, очень даже хорошо.

* Что хорошего?

* Тот, у кого рыло в пушку, занервничает, может глупостей наделать. Ты это заприметишь. Тут мы его тепленьким и возьмем.

Залицкий высадил Видного у его дома и достал телефон. Он, конечно, был не против такого задания. Сидеть в кафе – не самая плохая работа, но все-таки воскресенье – законный выходной. Нужно хотя бы позвать кого-нибудь с собой. Не одному же скучать в засаде. Алексей стал листать записную книжку, и оказалось, что пригласить воскресным вечером в кабак ему ровным счетом некого. Все приятели либо крепко женаты, а вносить раздор в чужую семью, подбивая мужа и отца тратить время не по назначению, не хотелось, либо трудятся в поте лица, стараясь успеть за сезон заработать денег на весь оставшийся год. А чаще всего и то, и другое.

Он просмотрел мельком список контактов. Не найдя никого подходящего, Алексей снова вернулся в начало и стал читать его уже внимательнее. На букве "М" его взгляд остановился на записи, которую он уже давно собирался удалить, но не хватало духу. Под семизначным номером было написано: "Моя Нинель". Залицкий нерешительно повертел в руках телефон и нажал кнопку звонка.

Она ответила сразу же, будто сидела и ждала, когда он позвонит.

* Да. – Голос бывшей жены был настороженным и каким-то незнакомым. – Слушаю.

* Привет, Нин. Это я.

На том конце молчали. Потом вдруг Нина, та самая "его" Нина заговорила:

* Леша? Это ты чтоль? А я смотрю, номер незнакомый. Это твой новый телефон? А я уже испугалась, что с мамой что-то. Она в последнее время совсем плоха. Ой, какой ты молодец, что позвонил, Леш. Я так рада! Ну как ты, как жена, как малыш?

Залицкий не сразу понял о какой жене и о каком малыше она говорит. Ах да, Соня...

* Да нет никакой жены. Это просто одна знакомая. У нее тяжелая ситуация, муж погиб, представляешь. Даже забрать было некому, ну я и поехал встретить.

* Боже мой, какой ужас. Кто-то из ваших, из участка?

* Да нет, не из наших, ты его не знаешь.

* Слушай, у меня от мальчишек много вещей осталось хороших совсем. Может подойдет что-нибудь?

* Спасибо, я спрошу при случае. А я чего звоню-то. Ты говорила, что тебе помощь нужна была.

* Да, но это лучше при встрече, не по телефону. – Нина перешла на шепот. – Сможешь мне как-нибудь уделить полчаса?

* Да я готов хоть прямо сейчас. У меня как раз сегодня выходной. Тут одно место есть на набережной, "Идиллия", знаешь?

* Кажется, да.

* Сможешь туда подойти?

* Да, конечно. Только договорюсь, чтобы соседка за пацанами присмотрела. Я быстро, минут двадцать.

* Жду, – сказал Залицкий, и нажал "отбой".

Нужно было торопиться. Вдруг не будет столика, придется ждать. Надо было сначала приехать в ресторан, а оттуда уже звонить. Он посмотрелся в зеркало заднего вида. Побриться с утра он тоже не догадался.

К счастью, свободный столик нашелся. Алексей заказал кофе и попросил оставить меню. Нужно было наблюдать за персоналом, но мысли никак не хотели липнуть к работе. Он невидящим взглядом водил по залу. Ничего не казалось ему подозрительным, кафешка как кафешка. Завтра нечего будет доложить начальству.

* Ну привет! – Нина положила ему руку повыше локтя и слегка пожала.

За своими тревожными мыслями он даже не заметил, как она пришла. На ней было все то же старое черное платье с осенними листьями. Странно, денег, что ли нет? Темные волосы наскоро собраны в пучок на затылке, а на руке глубокая царапина, замазанная зеленкой. Нина увидела, что он смотрит на эту царапину и быстро спрятала руку под стол.

* Кошка, – смущенно объяснила она, и Залицкий понял: врет. – Я с тобой хотела поговорить. Ты же юридический закончил. У тебя нет знакомого адвоката? Я в нашу консультацию обратилась, ну в ту, что на углу возле гастронома. Они говорят, что у них очередь до февраля. А до февраля я... Ну не могу я до февраля ждать.

* Смотря какой юрист тебе нужен. Там же специализаций куча, – ответил Алексей. – А что случилось?

Нина замялась, но деваться было некуда. Нельзя же обратиться к человеку за помощью и не объяснить, зачем. На самом деле, в глубине души ей очень хотелось все ему рассказать. Именно поэтому она ему и позвонила. Не для того, чтобы воспользоваться его связями, а просто чтобы он знал. Просто внезапно, спустя восемь лет, выяснилось, что бывший муж, Алексей Залицкий – ее единственный настоящий друг, единственный, к кому она может обратиться со своей бедой. Раньше еще была мама. Наверное, нельзя про живого человека говорить "была", но другого слова здесь не подберешь. Три года назад у нее случился микроинсульт. Она поразительно быстро от него оправилась, врачи наперебой нахваливали образцовую пациентку и приписывали себе заслуги в ее скором выздоровлении. Но после возвращения домой все оказалось не так радужно. Мозг – сложная и малоизученная структура, как не переставал повторять ее лечащий врач, невролог Виктор Вячеславович Чесноков. И эта структура дала сбой. Мать стала агрессивной. Она, почему-то, вбила себе в голову, что Нина не ее дочь. То она утверждала, что ее перепутали при рождении, то вообще говорила, что нашла ее на пороге своего дома и решила удочерить "себе на беду". Заявляла, что та пытается ее убить ради наследства. Наследством она называла дачу, на которой жила уже много лет. Эту дачу она получила в качестве компенсации за комнату в коммунальной квартире, после того, как дом снесли, и представляла собой она малюсенький дощатый летний домик. Для обогрева в холодное время использовалась печка-буржуйка, но доски все равно прели и гнили. В щели задувал ветер. Нина много раз, еще до болезни предлагала матери переехать к ней, а после выписки так вообще напрочь отказывалась везти ее в эту "хижину". От бабушки по отцу она получила просторную трешку в центре города. В ней всем бы хватило места, хотя новый Нинин муж был против переезда к ним тещи. Но мать наотрез отказывалась. Сначала она объясняла это тем, что всю жизнь мечтала жить "на земле" и возвращаться "на этажи" ни в какую не хочет. Теперь же она вообще ничего не объясняла, а только бросалась в слезы и начинала осыпать Нину обвинениями в покушении на ее жизнь.

Со временем мать перестала мыться, ходить в магазин, готовить еду, сильно исхудала. Нина стала носить ей продукты. В один из таких дней мать бросилась на нее с ножом. Нина не выдержала и вызвала психиатрическую неотложку. Это было ужасно. Они скрутили истерящую маму. Один санитар держал ее, обхватив сзади, пока другой натягивал смирительную рубашку ей на плечи. Мама извивалась и билась в его руках. В конце концов, они сделали ей укол и усадили в машину. Нина поехала с ними, но ей приказали сесть спереди. Она могла только наблюдать за матерью через окошко. Укол все никак не действовал. Ее пристегнули к креслу. Она вырывалась, мычала, сыпала нецензурной бранью.

Маму отвезли в психиатрию в соседний район. Когда они доехали, она уже спала. Пожилой врач с бородой, похожий на профессора из советского кино, налил плачущей Нине воды и дал какую-то таблетку, маленькую и зеленоватую, с приятным травяным запахом.

* Только не надо упрашивать меня отпустить ее домой, – строго отрезал он. – А то вечно вызывают сначала неотложку, а потом просят не госпитализировать. А у нас все вызовы фиксируются автоматически. Мы не имеем право после такого вызова не положить в стационар.

Нина ничего не отвечала. Она вовсе не собиралась упрашивать отпустить ее маму. Здесь, в этом тихом заведении, рядом с этим интеллигентным человеком, один вид которого вызывал желание сесть и успокоиться, здесь ее маме будет лучше, чем в дощатом доме с щелями и гнилыми досками. По крайней мере, тут ее накормят и переоденут в чистое. И окна в больнице пластиковые, без щелей.

* Вы не плачьте, – сказал доктор уже мягче, – но вашу маму действительно нельзя отпускать, она опасна для себя и окружающих. Завтра утром привезете ее вещи: белье, носки, обувь, средства гигиены. Халат и рубашку привозить не надо, это у нас свое, казенное.

От слова "казенное" стало совсем горько на душе. Нина кивнула и вышла. Достала телефон, набрала номер мужа – абонент недоступен. Его телефон не отвечал весь вечер, но у Нины не было сил, чтобы злиться. Было уже поздно, автобусы, наверное, в такое время уже не ходят. Она вытащила из кошелька все, что в нем было и пересчитала. Пятьдесят рублей и мелочь. Такси не вызовешь, но нужно же что-то делать. Дома муж и дети. Она вышла на дорогу, подняла руку и стала голосовать. Машины проносились мимо, ослепляя ее дальним светом. Наконец, возле нее остановился старенький "Логан" с подбитой фарой.

* Мне в Дивноморское, – сказала Нина, протягивая в окно пятидесятирублевую бумажку и пригоршню железных денег. – Вот, это все, что есть. Я просто на скорой сюда приехала.

Водитель недовольно посмотрел на Нину, взял пятьдесят рублей и оттолкнул руку с мелочью.

* Садитесь, мне все равно в ту сторону.

Поднимаясь по ступеням к подъезду своего дома, Нина, наконец-то почувствовала облегчение. Вот горят окна ее квартиры, там ее ждут Егор и мальчишки. Наверное, волнуются уже. Только вот почему тогда телефон мужа выключен, может сломался? Сейчас она им все расскажет, пожалуется, может даже заплачет, и они ее пожалеют, и Егор нальет ей рюмку коньяку, который хранит в серванте как раз для таких случаев.

Уже в лифте у нее в кармане завибрировал телефон. Звонила соседка, тетя Зоя, которой они обычно оставляли детей, когда нужно было куда-то пойти.

* Нин, ну вы парней своих собираетесь забирать?

* Всмысле? А они что, у тебя? Я думала Егор дома.

* Он мне их два часа назад привел. Сказал, что по работе нужно уехать, а ты к матери пошла и, наверно, у нее на ночь останешься. Когда вернется, не сказал. А дети уже спать хотят. Вот, решила тебе позвонить. Если вы не придете, так я их у себя на кушетке положу.

* Нет, не надо, тетя Зоечка. Я уже в лифте поднимаюсь, сейчас зайду.

Она доехала до своего этажа, а потом спустилась на два пролета ниже, чтобы забрать мальчиков. Младший, Колька, уже засыпал на ходу, и его пришлось нести на руках. Ноги заплетались от усталости, сердце тревожно ныло. Егор никогда раньше не исчезал вечером без предупреждения. Вот и родная дверь. Коля окончательно повис у нее на шее. Его ноги болтались и мешали ей вставить ключ в замочную скважину.

В квартире во всех комнатах горел свет. Нина растерянно огляделась и не сразу заметила на вешалке чужие вещи. Муж был дома. Не один. Длинноногая пышногрудая красавица, не успевшая до конца одеться, с детским визгом проскочила мимо и скрылась в темноте коридора. Егор мрачно посмотрел на жену и продолжил молча одеваться. Так и не сказав ни слова, он вышел с видом оскорбленного достоинства и громко хлопнул дверью.

Ошарашенная Нина стояла посреди своей прихожей и прижимала к себе детей. Наконец, старший сын, Миша, дернул ее за руку. Он тоже был очень сонный и, кажется, совершенно не понял, что только что произошло. Она спохватилась, отнесла Кольку в кровать, на ходу снимая с него сандалии, затем затолкала в ванную Мишку, наскоро умыла и тоже отвела в спальню. Сын тут же закрыл глаза и затих. Нина тихо вышла и погасила в детской свет. Без мужа дома было как-то пусто. Она подошла к серванту, взяла оттуда бутылку коньяка, которую Егор хранил там как раз для таких случаев, щедро плеснула себе в бокал и залпом осушила. Легче не стало, но безумно потянуло в сон. С большим трудом Нина дошла до двери, щелкнула выключателем, легла на диван, не раздеваясь и не расстилая постель, и постаралась ни о чем не думать.

Наутро она проснулась с больной головой. Не от коньяка, все таки его было не так много, скорее, от нервов. Заливая кипятком растворимый кофе, Нина старалась успокоить себя. "Так, без паники, хуже уже не будет. Хуже уже просто некуда", – думала она. Но, как оказалось, нет предела совершенству, и ее беды на этом не закончились. В дверях стоял Егор. Он не принес цветы и, явно, не собирался падать на колени и просить прощения. Холодно и спокойно он произнес:

* Ну ты же понимаешь, что в случае развода квартиру придется продавать и делить. И тебе с детьми достанется в лучшем случае однушка. А, может быть, даже комната в коммуналке. И алиментов от меня не жди, у меня официальная зарплата – ноль.

* Как делить? Это же моя квартира, по наследству досталась от деда. – Такого поворота событий Нина не ожидала.

* Ты в это время состояла в браке? Состояла. Значит это совместно нажитое.

* Нифига! Наследство одного из супругов не является совместно нажитым имуществом!

* Ах ты уже справки навела?! Алчная тварь! Паскуда!

* Вообще-то, это в школе проходят. – Нине было так обидно, что даже стало смешно. Она не узнавала человека, с которым провела под одной крышей семь лет. Неужели все эти годы были одной сплошной ложью?

* Ну ничего, отличница ты моя. Я в этой квартире ремонт делал, а значит имею право либо на компенсацию, либо на часть имущества. У тебя есть деньги на компенсацию? Нет? Тогда готовься собирать манатки.

* Да здесь ремонт на пять тысяч рублей. Только обои, да плитка над умывальником. И тот на мою зарплату сделан.

* А это ты еще докажи.

С этими словами муж, безусловно, уже бывший муж, развернулся и ушел в комнату. Нина слышала, как он открывает шкафы, шуршит какими-то пакетами, достает из-под дивана чемодан.

* Когда будешь готова извиняться, придешь ко мне, я пока у матери поживу, – бросил он, пропихивая к выходу свои пожитки.

Нина заперла за ним дверь на замок, а потом, немного подумав, задвинула еще и щеколду, на всякий случай. Но замки не спасают от всех бед, и спустя три недели, она получила повестку в суд о расторжении брака с разделом недвижимого имущества. Егор был полон решимости отсудить добрую половину Нининой квартиры.

Рассказывая о своих невзгодах, она совершенно забыла, что находится на людях: ругалась, плакала, громко сморкаясь в ресторанные полотняные салфетки, которые официантки все утро старательно складывали в виде лилии, накручивала на вилку непонятно откуда взявшиеся спагетти. Давно уже ей не было так легко, наверное, все восемь лет.

Залицкий кивал и думал, что пропала его работа, его наблюдение, его расследование, и сам он пропал. Интересно, как долго над ним будут издеваться в отделении, когда узнают, что он собирается жениться на своей же бывшей жене? После всех его заверений, что в этот капкан он больше ни ногой. Год, два? Да хоть десять.

* Ну так что, Леш?

* Что? – Алексей очнулся от своих мыслей.

* С квартирой-то что делать? Ну не отдавать же этому ушлепку половину. И как мы тогда с мальчишками в коммуналке?

Она так и сказала, "ушлепку", и Залицкий растянулся в глупой довольной улыбке.

* Да ничего не делать – Он подцепил вилкой макароны. – Ни один суд не отберет у матери двоих детей ее собственную квартиру в пользу бывшего мужа. В крайнем случае, закажем независимую экспертизу. Они оценят стоимость этого "ремонта". Не волнуйся, я найду специалиста. Ты лучше расскажи, как мама, полегче?

Она знала. Знала, что он не будет злорадствовать, узнав, что ее второй брак потерпел фиаско, что ей не к кому больше обратиться, кроме него, что она носит старое платье и лопает эти спагетти, потому что уже две недели сидит на одной гречке. Молоко и сахар – это роскошь, это для детей. Они с Алексеем всегда были в первую очередь друзьями, с самого детства.

* Маме поначалу стало лучше. При госпитализации, когда она буйная была, ей что-то там вкололи такое. Она в себя пришла, даже адекватно разговаривала. Была спокойной, просила ее забрать. А потом ей таблетки стали давать, а она их не пьет, выплевывает. Ну и по новой все: истерика, укол, пару дней спокойствия и опять в крик. Врач говорит, чтобы был эффект, нужно лекарства постоянно принимать, а не только в момент обострения. А принудительно лечить они не имеют права, решение суда нужно. Сейчас вот справки собираю. Заседание только через месяц.

* Да, беда, – заключил Залицкий, не найдя ничего лучше. – Слушай, а чего мы тут сидим? Пошли домой.

Это прозвучало настолько естественно, настолько логично, что Нина тут же засобиралась. "Действительно, зачем здесь сидеть? Музыка гремит, и накурено, и дорого. Это туристы пусть по ресторанам ходят, а мы люди местные, нам и дома хорошо, – думала она, перекидывая через плечо ремешок сумки с которого лоскутами слезала искусственная кожа. – Давно надо было пойти домой. Только вот домой – это куда?".

Алексей попросил счет, расплатился, и они вышли.

* На таком я еще не ездила, – усмехнулась Нина, рассматривая бело-голубой УАЗ.

* Ах, да. Мне его нужно будет в участок отогнать. Это служебный.

* Да я уж поняла, что не личный.

* Ну ничего, там до дома две минуты. Прогуляемся немного.

* Прогуляемся, конечно, прогуляемся.

В квартире бывшего мужа за восемь лет ничего не изменилось. Как будто только вчера, или даже сегодня утром, она выскочила отсюда, в сердцах хлопнув дверью. Из-за чего же они тогда поссорились? Нина никак не могла этого вспомнить. Она ревниво осматривалась, выискивая следы присутствия других женщин. Ни незнакомой обуви в прихожей, ни случайно забытой помады у маленького зеркала в коридоре.

Алексей сразу прошел на кухню и загремел бокалами. "Я руки помою?" – спросила Нина, включая свет в ванной. На краю раковины лежала расческа. Между зубьями застряло несколько длинных волосков. Сердце болезненно екнуло. Глупо, конечно, было ожидать, чтобы он все эти годы ее ждал. Естественно, у него кто-то был, а, может быть, и сейчас есть. Нина внимательнее рассмотрела расческу, и сердце ее болезненно сжалось второй раз за минуту. Хорошо знакомая деревянная массажка с вырезанными на тыльной стороне узорами. Длинные рыжие волосы. Именно такие были у нее восемь лет назад. Она забыла эту расческу, когда собирала вещи, да так и не решилась за ней вернуться. Рукоятка покрылась толстым слоем пыли, но на ней все еще заметны были царапины от ее зубов. У Нины с детства была привычка, держать расческу в зубах, завязывая волосы в пучок. Она промыла ее под краном, стряхнула капли и причесалась. Странное, давно забытое ощущение. Она дома.

* Ну где ты там? – закричал из кухни Алексей. – Все стынет!

* Иду!

Стыть, конечно же, было нечему. На кухонном столе стояла початая бутылка хереса, блюдце с сыром, нарезанным так тонко, что через него можно было читать газету и вафля "Артек".

* Вот! Стол ломится, налетай!

* Ура!

Нина, потирая руки, плюхнулась на табуретку. Залицкий разлил по бокалам вязкий янтарный херес.

* С возвращением.

Она подняла бокал, улыбаясь изо всех сил. Алексей всегда покупал ко всем праздникам херес, и Нине он очень нравился. Не приторный, в отличие от модного нынче мартини, он обволакивал горло, согревал и успокаивал. Она не пробовала его с с тех самых пор, как в последний раз вышла из этой квартиры, и ей казалось, что он пахнет ее прошлым, ее молодостью, свободой, беспечностью. Нина отвернулась, не в силах больше сдерживаться. В горле застрял ком, слезы подступили и вот-вот готовы были пролиться по щекам. Она глубоко задышала, чтобы не расплакаться. Алексей отставил бокал.

* Нина, Нин, повернись. Повернись пожалуйста.

Он притянул ее ближе вместе с табуреткой. Она уткнулась лицом ему в плечо и замерла.

* Ох и наворотили мы с тобой дел, Нинка. Придется теперь расхлебывать, – шептал он, гладя ее по волосам, непривычно коротким и темным. – Ну ничего, справимся как-нибудь.

Ей было страшно надеяться. Она его бросила, и теперь у нее двое детей, мать в психушке и бывший муж-подонок. Неужели она еще может быть ему нужна? С таким-то набором.

Ему тоже было страшно. У нее двое детей. Ну хорошо, что хоть мальчишки. С девчонками он бы, точно, не справился. И мама. Теща всегда казалась ему странноватой Она мыла помидоры с мылом, носила волшебный браслет от всех болезней и никогда не ездила на маршрутке, только на автобусе, так как водителями маршруток берут исключительно наркоманов. Алексей воспринимал это как неизбежность. Разве бывают нестранные тещи? Но то, что рассказала Нина, не укладывалось у него в голове. Готов ли он взвалить все это на себя? Конечно готов. Другой вопрос: хочет ли она, чтобы он это делал. Восемь лет его не было в ее жизни, и она как-то справлялась. То, что Нина обратилась к нему за помощью, совершенно не значит, что она готова принять его обратно. Может быть, это была просто минутная слабость, и завтра она опять вернется к своей устоявшейся жизни, к детям, к матери, возможно, даже помирится с мужем. Все-таки он отец ее сыновей. А он и дальше будет ходить на работу, слушать, как воркует со своей Ларой его начальник, и так и не решится удалить из записной книжки ее номер.