Текст книги "Наша маленькая тайна"

Автор книги: Пола Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

11

Филип положил трубку на рычаг, закинул руки за голову и принялся разглядывать потолок. Сьюзен Уэллс только что позвонила ему, и когда – глубокой ночью! Филип усмехнулся – это никак не укладывалось в привычки Сьюзен, не соответствовало ее строгим правилам.

Итак, решил Филип, можно поставить первую галочку напротив второго пункта. Похоже, Сьюзен только что сделала в существенный шаг вперед, позвонив мужчине среди ночи без видимой причины. Теперь она знает, что правила можно нарушать.

Пункт четвертый плана тоже можно считать выполненным. Сьюзен с честью выдержала испытание, когда среди ночи он потащил ее и Эмери любоваться звездопадом. Филип, признаться, ожидал большего сопротивления – «уже поздно», «дети в это время должны спать», «нужно было предупредить нас заранее» и тому подобное. Но Сьюзен оказалась готовой к сюрпризам. Филип закрыл глаза, вспоминая ее лицо – счастливое, завороженное великолепным зрелищем.

И кому же из них эта ночь преподнесла неожиданный сюрприз? Не был ли сам Филип удивлен больше, увидев почти детскую радость на запрокинутом к звездам лице Сьюзен?

Когда Филип, доставив Сьюзен и Эмери в гостиницу, уехал домой, он был уверен, что Сьюзен, слегка оправившись от увиденного чуда, вновь наточит свои иголки и наутро встретит его во всеоружии. Но, как оказалось, он ошибся – Сьюзен позвонила ночью. Вот это уже действительно прогресс, весело подумал Филип, выздоровление идет семимильными шагами, браво, доктор!

На завтрашний день Филип планировал выполнение пункта третьего – ужасные микробы и грязь. Любопытно, как отреагирует Сьюзен, когда узнает, куда он их с Эмери повезет? До сих пор все идет хорошо, и через две недели, возможно, Филип отправит Сьюзен домой новым человеком.

Хорошо, а дома? Что Сьюзен ожидает дома? Вернее, кто – правильный, скучноватый Барт Катрелл?..

Черт, они же назначили дату свадьбы! – вспомнил Филип и с удивлением понял, что ему это неприятно. Казалось бы, с какой стати его должно это волновать, но у Филипа появилось неодолимое желание что-нибудь немедленно сломать, или разбить, или закричать в полный голос.

Сьюзен и Барт.

Была еще одна странность – зачем Сьюзен вообще нужно было будить Филипа среди ночи, чтобы сообщить ему о том, что день свадьбы назначен? Она могла сказать это утром, могла сказать это вчера – в любое время, но отчего-то позвонила ночью.

Этих женщин никогда не поймешь! Филип вздохнул, взглянул на часы и, повинуясь внезапному импульсу, набрал номер телефона Барта Катрелла.

– Привет, Барт. Это Филип Мастерсон… Нет-нет, со Сьюзен все в порядке, мне просто нужно обсудить с вами один вопрос. Да, я знаю, что четыре часа утра не лучшее время, но это очень важно, поверьте. Вы должны понимать, я недавно стал вдруг отцом, поэтому должны меня простить, если я веду себя… немного странно. Меня беспокоит вот что: я недавно узнал, что у вас с Сьюзен скоро свадьба… Так вот, когда вы поженитесь, что мы скажем ребенку? Как объясним ему, что у него фактически два отца? Кого из нас как он должен называть?.. Что? В ближайшее время вы и Сьюзен не собираетесь пожениться?.. Странно… Ну хорошо, когда все же дата будет назначена, вы сообщите мне об этом, чтобы мы могли принять решение? Спасибо, Барт. Извините, что разбудил.

Вот так новость! – подумал Филип, кладя трубку. Выходит, Сьюзен обманула меня насчет скорой свадьбы с Бартом, но зачем?

Самое удивительное во всей этой истории было поведение Барта Катрелла, жениха Сьюзен. Он без звука отпустил Сьюзен на две недели в другой город с другим мужчиной, нисколько не удивился сейчас звонку Филипа. Неужели его ни разу не кольнула ревность – все-таки Филип не просто какой-то посторонний мужчина, он отец горячо любимого Сьюзен племянника. Ответ был прост – Барт не испытывает любви к Сьюзен. В это было трудно поверить, потому что она прекрасна и желанна для любого нормального мужчины. Похоже, бедняга Барт просто не знает, каким сокровищем владеет. Ему в жены сгодилась бы школьная учительница с менее впечатляющей внешностью.

Да, подумал Филип, пора поразмыслить над пунктами номер один и пять моего плана – брак без любви и страсти.

– Итак, – сказал он, – завтра я покажу мисс Уэллс нашу местную достопримечательность – болото. А теперь спать!

Когда на следующее утро Филип подъехал к гостинице, Сьюзен снова его удивила. Вернее удивила ее странная реакция на его вчерашнюю просьбу «одеться соответственно».

Сам Филип, готовясь к купанию в грязи, надел старую выцветшую рубашку, прорванную к тому же на локтях, и старые же джинсы с заплатами.

Сьюзен же была… вся в белом! Белая шелковая блузка, довольно смело открывающая грудь, белые брюки, так ловко обхватывающие все изгибы ее тела, что у Филипа захватило дух. Он даже зажмурился на мгновение. Более того, ее волосы были распущены! А глаза, она что-то сделала с глазами… Макияж! Филип просто не мог прийти в себя.

Барт ненормальный! – потрясен но думал Филип, разглядывая новую Сьюзен. Сумасшедший. Разве я могу позволить, чтобы моего сына воспитывал сумасшедший, ни черта не понимающий в женщинах? А Сьюзен? Выйдя замуж за Барта Катрелла, за этот бесчувственный чурбан, она испортит себе жизнь! Но почему она так оделась? Издевается?

Филип не успел ответить себе на этот вопрос, потому что к нему с радостным криком бросился Эмери. Филип наклонился и подхватил его. Сердце вновь радостно забилось, когда он услышал смех своего маленького сына.

– Ну что ж, – сказал Филип, гостеприимно распахивая дверцу машины, – поедемте, я покажу вам наши грязи.

– Покажете – что? – не поняла Сьюзен.

– Грязи. Так мы называем наше болото. Местное развлечение – летом мы катаемся по грязи на машинах. Знаете, как весело! Грязь летит из-под колес во все стороны.

– Но…

– Кстати, почему вы так оделись, Сьюзен? Я же вас предупредил.

– Но вы сказали… – Сьюзен неожиданно зарделась.

Черт! – осенило Филипа. Я сказал «грязные планы», а она подумала… Ничего себе! Филип едва не присвистнул. Вот тебе и чопорная школьная учительница. Вот почему она так оделась! Да, старина Барт, эта женщина не для тебя, ей нужен настоящий мужчина, который сможет оценить ее по достоинству.

Сьюзен стояла красная как рак, пытаясь удержать остатки самообладания. Бог знает чего ей стоило сохранять независимый и гордый вид. Филип отдал должное ее смелости и, сжалившись, решил не развивать эту тему.

Ехали молча, если не считать радостного повизгивания Эмери, которого самозабвенно облизывал Сократ. За пределами Хэвена открылись бескрайние просторы. Филип свернул с шоссе и ехал, пока их взорам не предстало целое море бурой грязи размером с футбольное поле.

– Вот, это наши хэвенские грязи, – с гордостью сказал Филип, словно гид, показывающий туристам достопримечательности.

– Откуда здесь столько грязи? – вежливо поинтересовалась Сьюзен.

– Я думаю, это подземный ручей. Он размывает почву, поэтому образуется грязь. Мы, жители Хэвена, любим здесь бывать, особенно дети.

Вся поверхность болота была испещрена следами от протекторов машин и отпечатками босых ног.

– Очень мило, – мрачно буркнула Сьюзен.

Филип прекрасно понимал, что ранил ее чувства, обидел ее, сам того не желая. Она восприняла его слова насчет «грязных планов» как намек, привыкнув к его насмешливой и несколько шокирующей манере разговаривать, поддразнивая ее. Сьюзен решила, что Филип намекает на секс, и отважно приняла его правила игры, не желая показывать, что смущена столь откровенным предложением. А он…

Сьюзен, должно быть, подумала, что я испугался, понял Филип, и с силой выжал педаль газа. Машина рванулась с места, брызги серо-коричневой грязи разлетались во все стороны веером. Пусть Сьюзен видит – Филип Мастерсон ничего не боится.

Но Филип не мог отделаться от мысли о том, как именно истолковала его вчерашние слова Сьюзен. То, как она сегодня выглядит: блузка с глубоким вырезом, обтягивающие брюки, макияж, распущенные волосы – что все это значит? Она хотела дать ему шанс? Сейчас, когда машина, дернувшись, остановилась посреди грязевого болота, Сьюзен невольно коснулась Филипа плечом, и его словно током прошило осознание того, каким же идиотом он был. Он готов был убить себя, такое растерянное и обиженное выражение было у нее на лице. Но не сама ли Сьюзен виновата в этом? Она просто неправильно поняла Филипа.

Ну хорошо, хорошо, я сам виноват! – неохотно признался он себе. Постоянно подшучиваю над Сьюзен, поддразниваю – неудивительно, что ей трудно разобраться, когда я шучу, а когда говорю серьезно. Мы просто не поняли друг друга. Сейчас мы устроим пикник – плед и провизия у меня с собой. А потом – возможно – отправив Эмери и Сократа погулять, займемся тем, что Сьюзен Уэллс, как выяснилось, подразумевает подвыражением «грязные планы».

Нет, не займемся, мрачно подумал Филип, сожалея, что поставил и себя, и Сьюзен в дурацкое, унизительное положение, а все из-за того, что неясно и двусмысленно, как оказалось, выразился. Теперь Сьюзен никогда не простит этого ни мне, ни себе, уныло подытожил Филип.

Он вывел машину из болота, отъехал немного, вышел и достал из багажника плед и корзину с провизией. Расстелив плед на траве, Филип вернулся к машине и открыл заднюю дверцу, выпуская на волю Сократа.

Эмери тоже устал сидеть в машине, поэтому, выбравшись наружу, немедленно отправился к грязи. Сьюзен же молча уселась на плед и уткнулась в свою книгу, не обращая на Филипа ровно никакого внимания.

Филип догнал Эмери, взял за руку, и они вместе подошли к болоту. Малыш сел на корточки, с интересом разглядывая вязкую бурую массу. Затем Филип разул его и закатал ему штанишки до колен.

– Смотри, – сказал Филип и приложил ладонь к поверхности густой грязи – остался отпечаток.

Малыш смотрел на этот фокус, как завороженный. Потом Филип взял лапу вертевшегося рядом Сократа и сделал на грязи отпечаток собачьей лапы.

Эмери был в восторге от новой забавы. Филип с трудом уговорил его не делать отпечаток лица. Потом он разулся, тоже закатал джинсы до колен и, взяв сына за руку, повел его по грязи. Мальчику это ужасно понравилось, он весело шлепал босыми ножками и смеялся.

– Вы соображаете, что вы делаете?! – раздался за их спинами возмущенный голос.

Филип обернулся. Сьюзен стояла на берегу, сердито глядя на них.

– Мы гуляем по грязи. Знаете, как это приятно! Дети это обожают.

– Немедленно выходите! – велела Сьюзен. – Это же грязь. Здесь полно микробов. Эмери может чем-нибудь заразиться. Я читала, что…

– Вы, кажется, уже знаете, что я думаю по поводу ваших книг, – бесцеремонно перебил ее Филип.

– Эмери! – мягко сказала Сьюзен. – Выходи, тетя Сюзи тебя ждет. Нам нужно помыть тебе ножки, чтобы ты не заболел.

Эмери исподлобья взглянул на Сьюзен, явно не собираясь подчиняться. Ему так понравилось играть с грязью – это было весело. Ему вовсе не хотелось мыться.

– Да ладно вам, Сьюзен! – сказал Филип. – Не будьте белой вороной, идите к нам. Это весело!

– А я и есть белая ворона. – Сьюзен саркастически усмехнулась, оглядывая свой белоснежный наряд.

– А кто в этом виноват? – возразил Филип. – Моей вины тут нет, во всяком случае – вы, очевидно, очень своеобразно поняли мои слова насчет грязи. И знаете, вы приятно меня удивили.

– Я поняла вас правильно!

– И поэтому явились на болото во всем белом? Знаете, вы выглядите очень сексуально, только меня удивило, что вы под «грязными планами» понимаете секс. Секс – это не грязь, мне вас искренне жаль, если вы так думаете.

– Прекратите немедленно, здесь же ребенок!

– Во-первых, ребенок вряд ли пока понимает, о чем именно мы говорим. А во-вторых, ребенку неинтересно слушать нас – ему сейчас интересна грязь. Смотрите, как Эмери весело. Ну же, Сьюзен, снимайте туфли и присоединяйтесь.

– Никогда!

– Плохое слово. Для меня, например, его не существует. Эмери! – Филип заговорщически подмигнул мальчику. – Давай-ка поймаем тетю Сюзи.

Ребенок радостно зашлепал по грязи по направлению к Сьюзен. Она попятилась. Пользуясь тем, что все ее внимание сосредоточено на малыше, Филип совершил молниеносный выпад, выскочил на берег и схватил Сьюзен в объятия.

– Что вы делаете?! – закричала она, пытаясь вырваться. – Вы испачкали мне блузку!

Филипу неожиданно захотелось смеяться от счастья. Он подхватил отчаянно барахтающуюся в его руках Сьюзен, перекинул ее через плечо и, вдохнув запах ее распущенных волос, потащил к грязи.

– Я закричу!

– Кричите, вас никто здесь не услышит.

Филип ступил в грязь и свободной рукой снял с ног Сьюзен босоножки. Сьюзен отчаянно извивалась всем телом и болтала ногами. Ее ступни, то и дело мелькавшие в опасной близости от лица Филипа, оказались такими сахарно-белыми и нежными, что ему захотелось их поцеловать. Филип с трудом подавил в себе это желание.

– Сьюзен, я вас сейчас опущу вниз. Вот увидите, вам понравится.

– А если там битые стекла или гвозди?

– Или жуткие монстры?

– Это же мои лучшие брюки! Я их испачкаю!

– Ничего, я куплю вам новые.

Филип легко, словно перышко, снял Сьюзен с плеча и попытался поставить в грязь.

– Нет! – завопила она, обхватив его руками и ногами, словно обезьянка дерево.

– Ого! Мне это нравится, если хотите, можете оставаться так.

Сьюзен, зардевшись, немедленно сползла вниз.

– Какая гадость, – сказала она, погружаясь по щиколотку в грязь, затем ее лицо осветило странное удивленное выражение.

– Ну как? – поинтересовался Филип. – Здорово, верно?

Сьюзен блаженно закрыла глаза и сделала шаг.

– О Боже, – пробормотала она, – почему вы мне не сказали?..

Почему он не сказал мне, что эта грязь такая теплая? Почти горячая. Сьюзен прикрыла глаза от наслаждения: приятно ощущать, как густое тепло постепенно поднимается от ступней до щиколоток. Сьюзен сделала шаг, потом другой – грязь не хотела отпускать ее и разочарованно хлюпала, оставляя себе на память отпечаток ее босой ступни.

Сьюзен открыла глаза и увидела, что Филип пристально изучает ее с легкой улыбкой на лице. Когда он так улыбался – искренне, без насмешки, – Сьюзен готова была сдаться и делать все, что он захочет, в такие минуты ей было трудно противостоять его обаянию. Он был прекрасен – белоснежные зубы на загорелом лице, темные вьющиеся волосы, смеющиеся глаза. Он закатал джинсы до колен, и Сьюзен могла видеть его сильные икры, покрытые выгоревшими на жарком солнце волосками. Растянутая старая майка открывала его мускулистую грудь.

– А вы сами не могли догадаться, что ее прогрело летнее солнце? Это же очевидно. Она даже на вид теплая.

– На вид она грязная, – привычно огрызнулась Сьюзен, делая еще один шаг.

Погружать ногу в теплую вязкую грязь было так приятно, что Сьюзен захотелось сбросить с себя всю одежду, чтобы погрузиться в грязь целиком. Странная мысль для Сьюзен Уэллс!

– Не могу гарантировать, что здесь нет микробов, – весело предупредил Филип, с интересом разглядывая Сьюзен.

– Иногда, – откликнулась она, и голос ее прозвучал, к ее собственному изумлению, звонко и уверенно, – нужно ни о чем не думать и жить на полную катушку!

– Катушку! – подхватил Эмери.

Он сидел в грязи у самого берега и пытался построить из подручного материала замок, но ему постоянно мешал Сократ, всюду совавший свой мокрый нос, также перепачканный грязью. Оба выглядели абсолютно счастливыми.

Сьюзен оглянулась на них и с ужасом подумала, что на ребенке его лучшая маечка, за которую она отдала уйму денег. Что же касается ее собственных брюк из чистого хлопка, то их впору было выбрасывать на помойку. А во что превратится салон машины Филипа, когда они все, включая собаку, грязные и перепачканные, поедут обратно, даже подумать было страшно.

А раз страшно, то и не думай! – весело приказала себе Сьюзен. Она сама поразилась тому, с какой легкостью включилась в новую для нее игру, и принялась самозабвенно шлепать по тягучей грязи, нимало не заботясь о белизне своей одежды.

Сьюзен было легко и просто. Она больше не сопротивлялась – она капитулировала под натиском Филипа и его тяги к безудержному веселью. Наверное, он прав – нельзя всю жизнь прожить по заранее составленному графику. Все то, что Сьюзен Уэллс старательно загоняла на самое дно своей души все эти годы, неожиданно выплыло на поверхность. Как приятно быть наконец самой собой – обычной женщиной, обычным человеком, не чуждым радостей жизни и удовольствий. Как приятно перестать играть роль учительницы-всезнайки, роль строгого, но справедливого опекуна мальчика-сироты. Настало время выйти из кокона. Сьюзен подумала, что процесс превращения основательной, медлительной гусеницы в легкую радостную бабочку начался тогда, когда она медленно, словно нехотя отъезжала на машине от Филипа, Эмери и собаки по пыльной дороге, ведущей в глубь пустоши. А может, позже, когда она смотрела на падающие звезды и каждый раз загадывала одно желание: чтобы у малыша Эмери была настоящая семья, и он был бы счастлив? Или, наоборот, гораздо раньше, когда Сьюзен надела смелое черное платье, а потом, повинуясь внезапному импульсу, угнала машину Филипа?

Так или иначе, поняла Сьюзен, Филип победил. Да, она готова была признать это: Филип прав. В жизни много горя и испытаний – но много и радости. Нельзя жить воспоминаниями о боли, нельзя жить в постоянном ожидании новой боли. Нужно радоваться каждому прожитому дню, нужно запасаться радостью и в трудные времена выживать воспоминаниями о счастливых днях.

Долой шпильки из пучка!

12

Сьюзен зачерпнула пригоршню грязи и, засмеявшись, швырнула ее в Филипа. Он не сразу осознал происходящее – так удивило его поведение Сьюзен. Какое-то время он просто стоял и смотрел, как по его рубашке расплывается серо-бурое пятно, потом поднял глаза на Сьюзен. Она в ответ показала Филипу язык. Очнувшись, он бросился на Сьюзен словно тигр, последним решительным прыжком нагоняющий свою жертву.

Она попыталась развернуться и убежать, но грязь, сомкнувшаяся вокруг ее ног, не желала отпускать ее. Сьюзен штопором завернулась вокруг своей оси и упала. Хохоча, она перевернулась на спину и швырнула в Филипа, приземлившегося в полуметре от нее, новый ком грязи. Малыш Эмери во все глаза наблюдал за их возней и издавал восторженные вопли.

Сьюзен подумала, что, наверное, это лучшее, что она может дать своему племяннику. Игра. Не наставления, не уроки, не воспитательные меры – просто игра. Дети должны играть, смеяться, целовать собак, бегать босиком по грязи, ведь, когда они станут взрослыми, у них, возможно, не будет на это времени.

С трудом высвободив свое тело из грязевого плена, Сьюзен встала – сначала на четвереньки, потом в полный рост и с видом победителя посмотрела на копошащегося у его ног Филипа. Когда тот наконец поднялся и двинулся к ней, постаравшись придать своему лицу самое свирепое выражение, Сьюзен слегка наклонилась вперед, согнула ноги в коленях, свесила руки свободно вдоль тела и принялась, покачиваясь, переступать с ноги на ногу. Филип с неподдельным интересом наблюдал за ее странными телодвижениями.

– Позвольте узнать, Сьюзен, что это вы такое делаете?

– Это борцовская стойка! – оскорбилась Сьюзен, имевшая о вольной борьбе самое приблизительное представление. – Я по телевизору как-то раз видела.

Филип запрокинул голову и оглушительно, в полный голос, расхохотался. Его зубы ослепительно сверкнули на солнце. Не отводя от Сьюзен смеющихся глаз, он медленно двинулся к ней, с шутливой угрозой вытянув вперед руки. Сьюзен с нарочитым спокойствием подождала, пока Филип подойдет поближе, потом подобралась, словно дикая кошка перед прыжком, и внезапно ринулась на него с победным воплем. Она успела заметить искреннее удивление на лице не ожидавшего подвоха Филипа, прежде чем он начал падать. Сьюзен, хохоча, рухнула сверху.

Прежняя Сьюзен, вероятно, нашла бы подобное положение недопустимым и даже неприличным, но сейчас она лишь звонко рассмеялась, пытаясь оторваться от Филипа, к которому буквально прилипла из-за вязкой густой грязи, покрывшей их одежду.

– Жителям Хэвена следовало бы брать деньги за этот аттракцион, – с трудом выговорила она, тяжело дыша, и улыбнулась.

Сьюзен вновь попыталась отлепиться от лежащего под ней Филипа, но ей это опять не удалось, да она и не была уверена, что хочет этого. Филип думал, вероятно, о том же, потому что обнял Сьюзен за талию, крепче прижимая ее к себе. Эмери радостно кричал на берегу.

Почувствовав руки Филипа на своем теле, Сьюзен затаила дыхание. Его темные, цвета растопленного шоколада глаза были так близко, что Сьюзен боялась обжечься и утонуть в них. Грудью она чувствовала его тяжелое дыхание. Ей показалось, что ее сердце сейчас перестанет биться от счастья, свалившегося на нее так внезапно. Она почувствовала, что окончательно теряет голову и вот-вот сделает то, чего никогда не сделала бы прежняя Сьюзен – поцелует Филипа, поцелует сама. Сьюзен бы так и сделала, если бы не Эмери. Громко завопив, малыш заплюхал по грязи, сопровождаемый верным Сократом, и принялся стаскивать Сьюзен с Филипа, хватая ее за ноги и то и дело шлепаясь в грязь. Поняв, что у него ничего не получается, Эмери принялся обстреливать тетушку грязевыми бомбами и радостно визжал, попадая в цель. Теперь Сьюзен была с головы до ног в грязи – не избежали этой участи и волосы, и лицо.

Филипу удалось наконец кое-как выбраться из-под Сьюзен. Он сел, потряс головой – в разные стороны полетели ошметки грязи, – потом с трудом поднялся и подал руку Сьюзен. Та с благодарностью приняла ее и попыталась было встать на ноги, когда на нее наскочил Эмери. Теперь в грязь повалились все трое. Они лежали и хохотали, а вокруг них прыгал Сократ, бешено лая.

Как он счастлив сейчас! – растроганно подумала Сьюзен, с нежностью глядя на племянника. Никогда еще Эмери не было так весело. Я даже не предполагала, как мало нужно ребенку для счастья – играть с ним, просто играть ради того, чтобы было весело! Конечно, и раньше я уделяла малышу много времени, играла с ним – но это были игры «развивающие», игры в воспитательных целях, о которых я прочла в своих книжках по педагогике. Я совершенно не подумала о том, что это не просто маленький ребенок, а мальчик – живой подвижный мальчишка, которому хочется поиграть с собакой, пошлепать по лужам, побегать по траве. А во что я играла с Эмери? Устраивала игрушечное чаепитие для плюшевых медвежат! Купила ему игрушечное пианино и мучила его разучиванием гамм! Читала ему назидательные книжки для маленьких зануд! Боже, с ужасом подумала Сьюзен, я едва не отняла у ребенка детство! Хорошо, что в нашей с Эмери жизни появился Филип, теперь все будет по-другому.

Филип вновь поднялся первым и, подхватив под мышки хохочущего мальчика, посадил его к себе на плечи. Ребенок был измазан грязью с головы до пят, но Сьюзен это больше не волновало. Черт с ней, с новой одеждой, черт с ними, с микробами, – ведь сейчас Эмери наверху блаженства, а это главное.

Кое-как Сьюзен поднялась, но, не удержавшись на ногах, снова шлепнулась в грязь.

– Отлично! – констатировал Филип, оглядывая беспомощно упавшую на колени Сьюзен. – Сейчас мы с Эмери будем играть в скульпторов.

– Нет! – ужаснулась Сьюзен.

Но Филип и малыш опрокинули ее на спину и принялись щедро обмазывать глиноподобной грязевой массой, милостиво оставляя свободными глаза и рот. Натешившись вдоволь, они позволили Сьюзен наконец выбраться из плена.

Наскоро счистив с себя грязь, Сьюзен не преминула ухватить ничего не подозревающего Филипа за лодыжку. Он рухнул как подкошенный, после чего Сьюзен и Эмери, к великому ужасу Сократа, облепили грязью его хозяина.

Сьюзен призналась себе, что прикасаться к Филипу, тщательно обмазывая его теплой густой массой, ей очень приятно. Но рядом был малыш Эмери, поэтому она старательно отгоняла от себя нескромные мысли.

Потом они втроем слепили восхитительно красивый, хотя и кособокий торт из грязи, а затем – по настоянию Эмери – облепили грязью его самого. Попытались было сделать грязевую статую собаки, но Сократ решительно воспротивился и, презрительно фыркнув, ретировался на берег.

Это был, наверное, самый лучший день в жизни Сьюзен – день, наполненный безудержным весельем, смехом Эмери и ярким летним солнцем. Сьюзен всегда знала, что вслед за радостью и бесшабашностью придет расплата – перед ее глазами был печальный пример старшей сестры Миранды. И в глубине души Сьюзен боялась, что сегодняшний счастливый день вскоре отзовется болью – но сейчас ей было все равно. Филип и Эмери смотрели на нее одинаковыми карими глазами и одинаково улыбались ей – это было как глоток свежего воздуха, это заставляло сердце Сьюзен петь. Как просто и весело быть рядом с Филипом!

Сьюзен не хотела думать о том, что будет потом, когда их с Эмери каникулам в Хэвене придет конец; все и так было понятно – свадьба с Бартом и крепкая, основательная семья для малыша. Это были не очень-то приятные мысли, поэтому Сьюзен с легкостью отбросила их прочь, решив, что о будущем она подумает потом, и удивилась походя: как это непохоже на прежнюю расчетливую Сьюзен Уэллс! А пока впереди еще две недели рядом с Филипом и его удивительной способностью радоваться всему, что его окружает.

Эмери, утомленный впечатлениями, быстро заснул прямо на траве. Рядом прикорнул Сократ, положив измазанную морду мальчику на живот. Филип с интересом взглянул на Сьюзен.

– Готов пожертвовать шестью пенсами, чтобы узнать, о чем вы сейчас думаете, Сьюзен.

– Инфляция, – коротко высказалась она. – Не меньше шиллинга!

Филип порылся в карманах грязных джинсов и не без труда выудил монетку.

– Пожалуйста.

Сьюзен взяла их, опустила в карман собственных, не менее грязных, брюк.

– Я думала о том, что моя одежда пришла в полную негодность – придется выбрасывать, – сказала она.

– Неправда.

– И о том, во что мы превратим вашу машину, когда усядемся в нее в таком виде.

– Опять неправда.

– Да откуда вы знаете? Только не говорите мне, что я краснею, когда лгу, – на моем лице слишком много грязи.

Филип осторожно коснулся спутанных волос Сьюзен, затвердевших из-за высохшей на солнце грязи.

– Цвет лица действительно не различить, – признал он, – но я заметил, что, когда вы сердитесь, у вас появляется маленькая вертикальная морщинка над переносицей. Сейчас ее, кажется, нет, и скажу вам по правде: вы выглядите очень счастливой, мисс Сьюзен Уэллс.

– Да, это правда, Филип. Я счастлива.

– Признайтесь, вам никогда в жизни не было так весело.

Сьюзен взглянула на него, не торопясь отвечать. Разве раньше кого-нибудь волновало, счастлива ли Сьюзен? Разве кто-нибудь когда-нибудь заботился о ней? Нет. Ей не на кого было положиться, кроме самой себя. Она привыкла к тому, что все остальные полагаются на нее, Сьюзен Уэллс. Сьюзен привыкла не делиться ни с кем своими проблемами – она привыкла решать проблемы других. А как же иначе, если у тебя такая сестра, как Миранда? Сьюзен захотелось рассказать об этом Филипу.

– Знаете, – медленно промолвила она, – я всегда думала, что если буду давать волю своим чувствам и желаниям, то рано или поздно закончу, как Миранда, и очень боялась этого. Боялась потерять контроль над своими чувствами. Вот поэтому я всегда старалась держать себя в руках, к тому же мне еще приходилось заботиться о Миранде и малыше. А правда, Миранда была очень красивой и веселой? – неожиданно спросила она.

Филип кивнул.

– Она заражала всех своей жаждой жизни, – тихо сказал он. – Когда она входила в комнату, казалось, зажигался свет.

– Вы сожалеете, что любили ее? – спросила Сьюзен.

Филип помолчал, глядя на небо.

– Долгое время я не мог простить ее, – ответил он наконец. – Она сделала мне очень больно, когда ушла от меня. Тайком, не сказав ни слова, даже не попрощавшись. Мы не так долго были вместе, но мне тогда казалось, что мы по-настоящему близки. Ей удалось заставить меня почувствовать себя действительно счастливым. А в одно прекрасное утро я проснулся один – она просто исчезла, собрав свои вещи и не оставив даже записки. Тогда я решил, что больше не попадусь на эту удочку и всю жизнь проживу на окраине Хэвена. Один.

Сьюзен взглянула на Филипа – его глаза затопила печаль. Ей захотелось возразить ему, что теперь он не один, у него есть сын, а может, когда-нибудь появится и жена, но неожиданно обнаружила, что мысль об этом ей неприятна. У нее Барт, у Филипа – подруга или жена, как они объяснят все это малышу Эмери? Да и сама Сьюзен не была уверена в том, что хочет видеть рядом с Филипом другую женщину.

– Почти шесть лет я жил с этой болью, – вновь заговорил Филип, – но сейчас я, похоже, простил Миранду. Я больше не одинок, Сьюзен. Мне есть за что благодарить Миранду. У меня есть сын, я познакомился с вами – и все это благодаря ей. Может быть, впервые в жизни я так счастлив. Я жил, словно одинокий волк, пил пиво по пятницам со своим другом – таким же закоренелым холостяком, – и мне казалось, что так будет всегда. А теперь… – Сьюзен показалось, что в его голосе прозвучали слезы. – Маленький беспомощный мальчик, мой пятилетний сын, нуждающийся во мне, вошел в мою жизнь – теперь мне действительно есть ради чего жить. – Филип поднял глаза на Сьюзен. – Я так благодарен тебе, Сьюзен, ты подарила мне целый мир.

Сьюзен резко выпрямилась, сраженная внезапной, но такой простой мыслью: я люблю его! Я люблю Филипа Эмери Мастерсона – бывшего любовника моей сестры, отца моего племянника, невоспитанного мужлана с насмешливыми глазами, то и дело норовящего побольнее уколоть меня.

Эта неожиданная правда ужаснула Сьюзен. Когда это могло случиться, ведь они знакомы всего несколько дней? Как это могло случиться? Раньше со Сьюзен не случалось ничего подобного, впрочем, может быть, такое случается один раз в жизни? Сьюзен зажмурилась, пытаясь привести мысли в порядок. Нужно взять себя в руки и не делать глупостей. Постараться выкинуть эту чушь из головы. Дома ее ждет Барт, надежный как скала. Они с Эмери вернутся в Кардифф и все встанет на свои места.

– Ну что, поехали? – сказала она, поднимаясь.

– Не делай этого, Сьюзен, – тихо попросил Филип, внимательно наблюдавший за ней.

– Не делать чего?

– Не позволяй ей вернуться.

– Кому?

– Ты знаешь кому, засушенной школьной учительнице. Я видел – сегодня ты была настоящей, ты наконец ощутила счастье, ты жила сама, а не читала о том, как живут другие. Почему ты хочешь немедленно забыть это и влезть опять в свою раковину? Потому что боишься стать такой, как Миранда? Но ведь ты – другая. Ты умная взрослая женщина, неужели ты не понимаешь, что ты – другая? Миранда, ты, Минни – вы все разные. У каждой – своя жизнь. Нельзя всю жизнь бояться быть самой собой. Вспомни, как счастлив сегодня был Эмери!

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – пробормотала Сьюзен, игнорируя его обращение на «ты». Она чувствовала в эти минуты такую боль в душе, что готова была расплакаться.