Текст книги "Наша маленькая тайна"

Автор книги: Пола Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Пола Льюис
Наша маленькая тайна

1

Это дело она откладывала, как могла. Тянула и тянула, находила себе неотложные занятия, более насущные проблемы, придумывала отговорки и всевозможные оправдания. Однако настал день, когда она поняла: все, дольше тянуть невозможно. Это надо сделать, закрыть эту страницу и продолжать жить.

Сьюзен открыла дверь в комнату сестры, постояла немного на пороге и, собравшись с духом, вошла. Она не заходила сюда с тех самых пор, как не стало Миранды. Не могла себя заставить. Она с удовольствием переложила бы тяжкую обязанность разбирать вещи умершей на кого-нибудь, но – увы! – такого человека не было. Конечно, Сьюзен могла попросить младшую сестру Минни помочь ей, но, поразмыслив, решила не делать этого – бедняжка так тяжело пережила смерть Миранды…

О том, что ей тоже тяжело, Сьюзен по привычке не подумала. Так уж повелось, что она все и всегда брала на себя, решала проблемы не только свои, но и сестер, помогала им, поддерживала в трудную минуту. Сьюзен тащила этот груз на своих хрупких плечах, но никто и никогда не слышал от нее ни упреков, ни жалоб, ни слова недовольства. В конце концов, Сьюзен сама была виновата в том, что ее использовали как палочку-выручалочку, ничего не отдавая взамен, но ее такое положение дел устраивало, ей и в голову не приходило взбунтоваться, послать всех к черту и начать жить для себя.

А возможно, ее жертвенность была своего рода способом ухода от действительности – ведь когда все силы уходят на заботу о ближнем, то на себя уже времени не остается, верно?

Нет, Сьюзен была вполне довольна и своей жизнью, и своей профессией, но иногда – о, редко, очень редко! – какой-то червячок сомнения начинал точить ее, и тогда она задумывалась: и это все, для чего я рождена на свет? Неужели не найдется ни одного человека, который подставит мне свое крепкое плечо, возьмет на себя часть моих забот, да просто посочувствует и утешит? Однако очень скоро Сьюзен становилось стыдно этих мыслей, и она гнала их прочь. До следующей минуты слабости.

С одеждой и обувью она управилась быстро – сложила все в большие бумажные пакеты, которые вечером должны были забрать сотрудники приюта для бездомных. Гардероб Миранды был довольно скромен – из трех сестер Уэллс самой большой модницей была Минни, Миранда довольствовалась малым, так что все ее носильные вещи уместились в двух пакетах.

Сьюзен знала, что сейчас ей предстоит самое неприятное и трудное – осталось разобрать бумаги сестры. Вздохнув, она подошла к комоду и решительно выдвинула верхний ящик. В дальнем углу лежала цветная фотография. Сьюзен взяла ее в руки. На ней был изображен молодой мужчина, одетый в потертые джинсы и в хлопчатобумажный свитер. Темные вьющиеся волосы, превосходная фигура – все это Сьюзен отметила мимоходом. Ее привлекла блуждающая на губах мужчины веселая, какая-то мальчишеская улыбка и глаза, искрящиеся лукавым весельем.

Рассмотрев фотографию, Сьюзен было отложила ее в сторону, но, повинуясь какой-то неясной мысли, вновь взяла в руки. Было что-то в облике мужчины смутно знакомое, хотя Сьюзен могла поклясться, что не знакома с ним – у нее, школьной учительницы, была профессиональная память на лица. И все же, все же…

Прозрение пришло неожиданно и было столь ошеломляющим, что Сьюзен даже пошатнулась. Ведь это же… Нет-нет, не может быть!

Может, Сьюзен, может, вкрадчиво шепнул ей внутренний голос. Ты посмотри внимательнее: эти глаза, эти волосы, эта улыбка…

Она вглядывалась в снимок, верила и не верила. Дрожащей рукой Сьюзен перевернула фотографию. На обороте размашистым почерком Миранды было начертано всего два слова. Сомнений больше не оставалось. Это…

2

Филип Эмери Мастерсон любил петь – и чем громче, тем лучше. Он любил петь так, чтобы стены и потолок дрожали. Он пел тогда, когда бывал счастлив, а сегодня был как раз отличный день.

Разумеется, было только одно место на всем белом свете, где Филип мог петь в свое удовольствие: ванная в собственном доме. Где-где, а уж здесь-то он мог голосить, сколько душе угодно. Слушатели Филипу Мастерсону не требовались – ведь они, пожалуй, сошлись бы во мнении, что у певца нет ни голоса, ни слуха. Что ж, может, оно и так, зато по части громкости с Филипом вряд ли кто-нибудь мог соревноваться.

Стоя под тугими струями горячей воды, Филип во весь голос распевал одну из своих любимых песен. Ванная была окутана паром настолько, что было трудно дышать, но Филип специально не делал воду холоднее – ему казалось, что пар улучшает акустику.

Если на дворе стояло лето, то частенько, когда Филип подбирался к финалу песни и что есть мочи голосил последние слова, волки отвечали ему воем из леса, который начинался прямо за его домом. Сейчас как раз было лето, поэтому Филип на мгновение умолк, чтобы выяснить, подпоют ли ему волки на этот раз.

Все окна маленького дома Филипа Мастерсона были распахнуты – день выдался жарким, и теперь вечерняя освежающая прохлада вползала в комнаты. Его дом стоял последним на улице, пересекающей небольшой городок Хэвен, графство Уилтшир, поэтому никто не мог слышать оглушительного пения Филипа – ближайшими его соседями были разве что волки.

Однако сейчас звук, который отчетливо услышал Филип в наступившей на мгновение тишине, вовсе не был воем. В дверь кто-то стучал.

Филип сдвинул брови, крайне недовольный тем, что его уединение так грубо прервали. Он решил не открывать дверь. Никто в городке не знал, что он поет, и Филипу вовсе не хотелось, чтобы кто-то вдруг узнал об этом. Хотя… однажды Филип пел кое для кого. Это была песня о любви. При этом воспоминании сердце Филипа болезненно сжалось; он приказал себе немедленно выкинуть из головы эти мысли.

Стук повторился.

Филип выключил воду и схватил полотенце. Хорошего настроения как ни бывало – и все из-за какого-то непрошеного гостя!

Обернув полотенце вокруг бедер, Филип всунул мокрые ноги в шлепанцы. Он сам толком не понимал, что его раздражает больше – то, что он сейчас некстати вспомнил о той песне, или то, что кто-то некстати нарушил его покой? В любом случае, выходя из ванной в противно хлюпающих шлепанцах, Филип посылал неизвестного нарушителя его спокойствия ко всем чертям.

Может, это его ближайший друг Винс, еще один записной холостяк? Филип и Винс составляли что-то вроде клуба, девизом которого было: «Не жениться ни за что и никогда!» – и, как правило, коротали вечера за кружкой-другой пива в местном баре. Если это действительно Винс, завтра к полудню весь Хэвен будет знать о том, что Филип Мастерсон поет в ванной. Не Бог весть какая важная новость, конечно, но в таком маленьком городке, как Хэвен, любая сплетня на вес золота.

Можно попросить Винса никому не рассказывать о том, что он слышал, но это, разумеется, только усугубит ситуацию.

Да, это точно Винс, думал Филип, шлепая по коридору, и вдруг, разглядев очертания силуэта за стеклом входной двери, застыл. Вечернее закатное солнце щедро обливало фигуру на крыльце светом. Это не Винс! Это, несомненно, женщина.

Она стояла спиной к двери – должно быть, собиралась уходить, отчаявшись достучаться, – но все же медлила. На женщине была прямая юбка длиной чуть ниже колена – такие носят деловые женщины. А может, незнакомка и есть, например, агент по недвижимости, или страховой агент, или… Филип перевел взгляд ниже и едва не присвистнул. Деловая женщина, как же! Юбка обрисовывала мельчайшие детали фигуры незнакомки – упругие ягодицы и безупречной формы бедра, а там, где юбка заканчивалась, взору открывались длинные красивые ноги. И, кажется, Филип знал, кому все это принадлежит. Он понял наконец, кто его гостья.

Ее светлые волосы светились в последних лучах заходящего солнца. Кажется, они были собраны в пучок, но Филип все же разглядел, что несколько непослушных прядей выбились из прически и ласкают шею женщины, повинуясь дыханию легкого вечернего ветерка.

Филип облизнул пересохшие вдруг губы. В этот момент он вновь ощутил себя тем человеком, каким был когда-то, много лет назад: тогда он как-то раз даже спел одной женщине песню о любви.

Соберись! – приказал себе Филип. Ты больше не тот глупец, каким был раньше. Он потуже затянул полотенце на бедрах и решительно шагнул к двери.

Теперь, когда Филип понял, кто пожаловал к нему в столь неподходящее время, его охватила ярость.

Шесть лет прошло. Она даже не попрощалась, не оставила записки, не позвонила – никаких объяснений! И теперь вот так запросто вновь хочет ворваться в его жизнь?!

Первым побуждением Филипа было просто захлопнуть дверь перед ее носом и демонстративно запереться на все замки. Однажды он уже поддался чарам Миранды Уэллс и больше попадаться на эту удочку не собирался.

Но вспыхнувшая неконтролируемая ярость и давняя обида толкнули Филипа к двери и вынесли его на крыльцо.

Он сам испугался силы своего гнева, заставившего его совершить столь безрассудный поступок – в мгновение ока позабыв обо всех своих обещаниях самому себе, Филип резко схватил Миранду за плечи, рывком развернул ее к себе и, успев заметить выражение искреннего недоумения на ее лице, запечатлел на ее губах поцелуй.

Это был не просто поцелуй друзей после долгой разлуки. Это был необузданно дикий, почти грубый поцелуй, к которому примешивался горький вкус былой обиды и не проходящей вот уже шесть лет боли от предательства. Сейчас Филип мстил той женщине, что жестоко ранила его сердце шесть лет назад, – но он перенес эту боль и смог остаться самим собой, лишь стал сильнее и тверже.

Миранда вырывалась, изо всех сил пытаясь оттолкнуть его руки, его губы. Филип мстительно порадовался тому, что она слабее и не может противостоять его натиску. Однако это секундное удовлетворение сменилось вдруг неясной тревогой – что-то было не так. Миранда сопротивляется поцелую? Она же всегда обожала такие вот страстные, дикие объятия и постоянно провоцировала его на них! Миранда всегда отдавалась поцелую вся, без остатка, – до крови на прокушенной в порыве страсти губе. Что же с ней произошло?

Погруженный в нахлынувшие воспоминания Филип ослабил хватку, и Миранда немедленно воспользовалась этим. Не теряя времени даром, она высвободилась из объятий Филипа, отступила на шаг и, размахнувшись, со всей силы ударила его сумочкой. Удар пришелся по левой щеке. У Филипа все поплыло перед глазами – ощущение было такое, словно в сумке, помимо обычного дамского барахла, были припрятаны один-два кирпича.

Филип отшатнулся и смерил Миранду гневным взглядом. Взгляд, который он получил в ответ, был еще красноречивее.

– Да как вы посмели! – В ее голосе звенело неподдельное возмущение. Блузка на ней стала мокрой от прикосновения тела Филипа, недавно вышедшего из душа и не успевшего вытереться.

Черт возьми, это действительно была Миранда! Ему ли не помнить это лицо, формой неуловимо напоминающей сердце – высокие скулы, дерзко вздернутый носик и маленький острый подбородок. Даже щеки, слегка тронутые румянцем, были прежними. Конечно же, это она… но…

«Как вы посмели!» – разве Миранда, прежняя Миранда могла так сказать, да еще со скрежещущим металлом в голосе? Вывод прост: женщина, стоящая сейчас перед Филипом, не была Мирандой Уэллс.

Филип пригляделся внимательнее и увидел за длинными полуопущенными ресницами женщины чужие глаза. У Миранды они были голубыми, у незнакомки, стоящей на крыльце его дома, – синие. Гнев и возмущение, которые выражали эти прекрасные глаза, были настоящими, но в глубине их все равно угадывалась мягкость. И губы женщины тоже были мягкими.

Губы тоже были другими. Филип еще помнил губы Миранды – полные и чувственные, а у этой женщины они были маленькими, красиво изогнутыми и слегка припухлыми от недавнего поцелуя.

Филипу стало неловко – он только что насильно поцеловал незнакомую женщину, имевшую несчастье подвернуться ему в тот момент, когда он вспоминал о песне, что пел некогда Миранде Уэллс. Он вдруг осознал, что стоит перед ней почти обнаженный, и, к своему собственному удивлению, смутился.

Женщина, однако, не смотрела на Филипа, так как пыталась привести в порядок собственный туалет. Она тщательнейшим образом исследовала свою блузку и сокрушенно сказала:

– Вы испортили мне блузку. – И зачем-то добавила: – Это шелк.

– Да. Я так и подумал.

Незнакомка взглянула на Филипа с таким презрительным недоумением, что он почувствовал себя идиотом. Что вы в этом понимаете? – говорил этот взгляд. Филипу захотелось уколоть ее.

– Я так подумал, потому что шелк, когда намокает, становится прозрачным. – Филип указал глазами на ее грудь.

Она проследила за его взглядом, покраснела и скрестила руки на груди, пытаясь укрыться.

– Поздно. – Филип притворно вздохнул. – Я уже видел. Миленькое кружевное белье.

– О-о-о… – простонала незнакомка.

– Только не бейте меня снова сумкой! – поспешно вставил Филип, делая на всякий случай шаг назад.

– А вы не смотрите на меня так!

– Как – так? – Филип продолжал с интересом разглядывать ее.

– Вы еще спрашиваете! – Она задохнулась от возмущения. – Да вы же уставились на меня, как… как ящерица, не мигая.

Ящерица?! Филип опешил. Это он-то – известный на весь город покоритель женских сердец – ящерица?! Слово, в принципе, не было обидным, но Филип отчего-то не на шутку рассердился… и понял в то же время, что хочет вновь поцеловать ее. Он так бы и поступил, если бы не опасался вновь получить сумкой по голове.

Поэтому Филип ограничился тем, что вновь принялся рассматривать незнакомку. В общем-то ничего удивительного в том, что эта женщина осталась равнодушной к его мужскому обаянию – ведь если она так похожа на Миранду, то у нее должен быть и характер, как у Миранды.

Но женщина при всей внешней схожести с Мирандой явно обладала совершенно другим характером. Внешне это тоже проявлялось – в аккуратном узле волос, в почти полном отсутствии макияжа. Кроме того ее губы были сейчас недовольно сжаты, словно у строгой школьной учительницы – а может, она ею и была.

– Чем могу быть полезен? – сухо поинтересовался Филип, начиная догадываться, в чем причина столь разительного сходства.

Конечно, она не Миранда Уэллс. Может, сестра-близнец? Нет, скорее просто сестра – похоже, младшая. Как бы то ни было, незнакомка как-то связана с Мирандой, а это уже само по себе ничего хорошего не предвещает. Кто-кто, а Филип это знал хорошо.

Она отняла одну руку от груди и тыльной стороной ладони вытерла губы, словно стирая недавний поцелуй, затем вновь скрестила руки на груди. Огляделась. Филип уловил тревогу и беспомощность в ее взгляде и понял, что ей страшно стоять на крыльце чужого дома рядом со странным, почти голым мужчиной, который только что насильно поцеловал ее. Но никаких соседей, разумеется, она не обнаружила – никого, кто мог бы прийти ей на помощь.

В другое время Филип, разумеется, постарался бы успокоить ее, но не сейчас. Эта женщина связана с Мирандой – поэтому пусть не ждет радушного приема.

Филип подумал вдруг о том, что все же успел поцеловать ее, и вовсе не сожалеет об этом, хотя она и оказалась не той женщиной, которую он ожидал увидеть. Филип пока не понимал почему, но этот поцелуй был каким-то особенным, необычным. И очень приятным. И ей, похоже, тоже понравилось, хотя она и сопротивлялась вначале.

Волосы незнакомки цвета спелой пшеницы выбились из безукоризненного пучка, и ее лицо, обрамленное золотистыми локонами, было таким прекрасным, что ее можно было принять за ангела. Впрочем, Миранда тоже вначале казалась Филипу ангелом.

Нынешняя его гостья отличалась хрупким телосложением. У Миранды Уэллс тоже была стройная фигура. Стройная, но не хрупкая; пышная грудь, округлые бедра – все это манило и дразнило мужчин. Миранда любила подчеркивать чувственность и соблазнительность своих форм – короткие юбки, облегающие свитера, высокие каблуки. Женщина, стоящая сейчас на крыльце дома Филипа, всем своим обликом словно стремилась быть похожей на строгую школьную учительницу и достигла бы своей цели, если бы не была столь похожа на Миранду Уэллс – на женщину, разбившую сердце Филипа Эмери Мастерсона, и скорее всего не его одного.

– Что вам угодно? – спросил Филип без особого интереса.

– Ни-че-го, – отчеканила она. – Должно быть, я ошиблась.

Она резко развернулась, намереваясь уйти, и начала спускаться по ступенькам. Филип не знал точно, облегчение или сожаление он испытал, когда понял, что сейчас эта женщина, так опасно похожая на Миранду, уйдет, но ему все же не давал покою резонный вопрос: зачем она приходила?

Любопытство одержало верх над всеми другими эмоциями, и Филип почти неосознанно выкрикнул:

– Подождите!

Незнакомка в это время как раз занесла ногу над второй ступенькой и, невольно обернувшись на окрик, споткнулась. Прежде чем Филип ринулся ей на помощь, женщина, вскрикнув, упала. Ее голова с глухим стуком ударилась о бетонную ступеньку.

Забыв о недавней неприязни, Филип одним прыжком очутился рядом с ней, ожидая увидеть самое худшее. Однако женщина, слабо застонав, приподнялась.

– Не трогайте меня! – слабо вскрикнула она, садясь на ступеньке и осторожно ощупывая свою голову.

На лбу ее зрела огромная шишка, на глазах наливающаяся багровым.

– Не трогайте меня… – пробормотала незнакомка, когда Филип поднял ее со ступеней.

Она была такой легкой, что Филип совсем не ощутил боли в ноющих весь вечер плечах.

– Да отпустите же меня! – потребовала женщина, пытаясь вырваться из рук Филипа, впрочем, без особого успеха.

Филип проигнорировал эти протесты, равно как и то, что полотенце практически сползло с его бедер. Он втащил обмякшую от боли женщину на крыльцо и пинком открыл дверь. Пока он нес гостью в кухню, пока усаживал ее на стул, она барахталась и слабо сопротивлялась, колотя по груди Филипа маленькими кулачками.

Оказавшись на стуле, женщина немедленно попыталась подняться. Филип, мысленно усмехаясь, отметил, что, даже находясь в таком взвинченном состоянии, она продолжает прикрывать руками просвечивающую под намокшей блузкой грудь.

– Сядьте! – жестко сказал он, в который раз поправляя норовящее сползти полотенце.

Незнакомка ответила Филипу надменным взглядом и все же попыталась шагнуть к двери; попытка оказалась неудачной, и она вновь обессиленно опустилась на стул. Ее глаза пытливо обежали кухню.

Кухня как кухня – стол, стулья, плита, холодильник и так далее. Хотя, наверное, с неудовольствием подумал Филип, сразу видно, что это кухня холостяка: посуда, не мытая уже три дня, захламленный обеденный стол, да и мусор давно пора вынести. Довершали картину инструменты, проволочки, гвоздики и прочие милые сердцу мужчины мелочи, валяющиеся на подоконнике. Филипу не понравилось то, с каким пристальным и брезгливым интересом эта женщина, вторгшаяся в его дом и так неприятно похожая на Миранду, разглядывает его жилище. Похоже, она относилась к тому типу женщин, что не приемлют даже малейшего беспорядка и судят по дому о его хозяине.

Собаке же Филипа – кокер-спаниелю Сократу – гостья явно понравилась. Он вылез из-под стола, где по своему обыкновению спал, и, умильно заглядывая гостье в глаза, положил свою морду ей на колени. Женщина встрепенулась, увидев во что превращается ее юбка, брезгливо скинула слюнявую морду со своих колен.

– Мерзкое животное! – негодующе воскликнула она, пытаясь стереть собачьи слюни.

Сократ обиженно посмотрел на гостью и направился к хозяину за утешением. Филип рассеянно потрепал пса по загривку.

– Ничего, Сократ, не обижайся на леди – она просто плохо себя чувствует. – Филип поднял руку и показал ее незнакомке. – Сколько пальцев?

– Пять – уверенно ответила она.

– Какой сегодня день?

– Четверг.

– День вашего рождения помните?

– А как вы проверите – вы же не знаете дня моего рождения?

Действительно, об этом Филип не подумал. Однако дамочка рассуждает вполне здраво для человека с сотрясением мозга – стало быть, с ней все в относительном порядке.

Филип вынул из холодильника лед и двинулся к женщине с намерением приложить его к месту ушиба. Незнакомка инстинктивно отпрянула, глядя на него со страхом.

– Да успокойтесь вы! – Филип осторожно дотронулся до ее плеча. – Я не кусаюсь.

– Зачем вы это сделали?

– Сделал что? – На мгновение Филипу показалось, будто она обвиняет его в том, что он намеренно столкнул ее с лестницы.

– Вы поцеловали меня.

– Ах это! – Он пожал плечами. – Я просто принял вас за другую женщину.

По лицу незнакомки Филип понял, что она прекрасно знает, за кого именно он мог ее принять.

– Вы Эмери Мастерсон, верно?

У Филипа защемило сердце – только Миранда называла его так, потому что ей не нравилось его первое имя.

– Филип Мастерсон, – поправил он дрогнувшим голосом. – Эмери мое второе имя.

– А я Сьюзен Уэллс. Полагаю, вы были когда-то хорошо знакомы с моей старшей сестрой Мирандой.

Филип помолчал, осторожно прикладывая пакет со льдом к голове Сьюзен.

– Я знал вашу сестру довольно близко. Очень близко.

Он старался, чтобы его голос звучал ровно и равнодушно. И уж конечно Филип не стал говорить Сьюзен, что когда-то даже пел ее старшей сестре песню о любви.

Сьюзен коротко вздохнула, словно решаясь на что-то, и наконец тихо произнесла:

– Миранда умерла.

Всего два слова – но Филип не сразу понял, что именно они означают. В конце концов, для него Миранда умерла уже давно.

Филип не знал, что сказать. Что он сожалеет? Он не был уверен, что в подобной ситуации нужны именно эти слова, поэтому очень обрадовался, когда зазвонил телефон, – это давало ему краткую передышку и возможность подумать. Он взял маленькую теплую руку Сьюзен и вложил в нее пакет со льдом, а затем повернулся к телефону.

– Миссис Райли?.. Да, я починил вашу тележку… Я завезу ее завтра… До свидания.

Филип опустил трубку на рычаг, сожалея, что разговор вышел таким коротким. Хорошо бы Винс позвонил – да кто угодно, лишь бы не оборачиваться сейчас к Сьюзен Уэллс, так похожей на свою сестру. На покойную сестру.

Вздохнув, Филип наконец повернулся к ней. Сьюзен Уэллс на вид было около двадцати пяти лет, в то время как Миранда была его ровесницей – сейчас ей было бы тридцать.

Сьюзен между тем поднялась со стула и, продолжая прикладывать лед ко лбу, двинулась в сторону двери.

– Когда же она умерла? – неохотно поинтересовался Филип, чтобы хоть что-то сказать.

В глазах Сьюзен заплескалась такая боль, что Филипу стало искренне жаль ее – должно быть, она очень любила свою сестру.

– Полгода назад.

– Но почему вы решили сообщить мне об этом? И почему именно сейчас?

– Сама не знаю. – Сьюзен пожала плечами.

Что-то в ее тоне насторожило Филипа – она словно недоговаривала всей правды. Они помолчали.

– Вы приехали из Кардиффа? – Это был родной город Миранды.

Сьюзен кивнула.

– Вы проделали долгий путь, чтобы сообщить мне эту печальную новость.

Филип хотел объяснить Сьюзен, что не виделся с ее сестрой долгие годы, что вместе они были совсем недолго, но ему показалось, что все это Сьюзен будет неинтересно. Какое ей, собственно, дело до сердечных переживаний малознакомого человека!

Сьюзен взглянула на Филипа, и он вдруг понял, что она прекрасно знает, зачем приехала в Хэвен. Знает, но почему-то не хочет говорить.

– Да, я проделала долгий путь, – эхом повторила Сьюзен. За всей ее напускной строгостью угадывалась усталость и какая-то нерешительность.

Сократ забыл нанесенную ему обиду и подбежал к Сьюзен, весело помахивая хвостом, словно она была его лучшим другом. Сьюзен одарила приветливого пса таким неприязненным взглядом, что если у Филипа и шевельнулось на миг в душе какое-то теплое чувство к этой женщине, год назад потерявшей любимую сестру, то сейчас от него не осталось и следа. Что можно хорошего сказать о человеке, который ненавидит собак?

Филип проводил непрошеную гостью. Сьюзен, наученная горьким опытом, на этот раз крайне осторожно переставляла ноги, спускаясь по ступеням. Филип увидел ее машину, припаркованную у забора, – канареечный «мини», явно не новый.

– Вы могли бы просто позвонить мне, вместо того чтобы ехать в такую даль неизвестно зачем, – процедил Филип, отбросив попытки быть вежливым.

Люди не едут Бог знает куда, если не имеют четкой цели. Сьюзен Уэллс явно чего-то недоговаривает, но Филип твердо решил отбросить всякое любопытство и побыстрее избавиться от этой женщины. Имея печальный опыт общения с одной из сестер Уэллс, Филип не собирался впускать в свою жизнь вторую, и неважно, что Сьюзен, похоже, полная противоположность Миранде.

Сьюзен дошла до ворот и оглянулась. Весь ее облик выражал колебание, наверное, она искала в себе силы сказать что-то важное. Что бы это ни было, Филип не собирался ее выслушивать.

– Очень мило с вашей стороны было заглянуть ко мне, – поспешно начал он.

Сьюзен растерянно попятилась.

– Берегите голову, вы сейчас в ворота врежетесь!

Сьюзен испуганно оглянулась – забор действительно был в опасной близости от ее затылка. Филипу показалось, что его грубый тон нисколько не обидел ее, более того, он явственно увидел на ее лице облегчение. Похоже, Сьюзен радовалась тому, что Филип оказался грубым, невоспитанным хамом. Что бы это значило? Филип хмуро взглянул на Сьюзен: загадки, сплошные загадки, черт бы их побрал!

Гордо распрямив плечи, Сьюзен двинулась к своей машине. Миранда двигалась иначе, но Филип с неудовольствием отметил, что любуется грациозной походкой, плавностью и мягкостью движений и жестов Сьюзен. Когда Сьюзен обернулась, он вновь был очарован чувственным изгибом ее губ.

Сьюзен села в машину, но не спешила трогаться, продолжая какое-то время смотреть на Филипа через ветровое стекло. Затем она завела мотор.

Вскоре желтенький, как цыпленок, «мини» пропал из виду. Филип продолжал стоять на крыльце. Он думал о том, что, наверное, никогда больше не увидит Сьюзен Уэллс, и говорил себе, что это к лучшему, но никак не мог забыть терпкий вкус и нежную теплоту ее губ.

Было уже довольно поздно, и, только начав дрожать от вечерней прохлады, Филип очнулся и понял, что на нем нет ничего, кроме полотенца. Нужно снова принимать горячий душ. Вздохнув, Филип направился в дом.