Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 6. Мир без звёзд..."
Автор книги: Пол Уильям Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 18
Все молчали.
– Решайте быстрее, – улыбнулся психолог, слегка успокоившись. – Челноки будут здесь с минуты на минуту, и тогда может случиться непоправимое.
Кемаль с мрачным видом ковырял носком сапога землю. Торнтон размышлял о том, как идеи Эвери выглядели с позиции религии. Лоренцен понял, что от них обоих помощи не дождешься, и решил взять инициативу на себя.
– Эд, вы на самом деле верите в то, что говорите? – спросил он.
– Я работал над этим всю жизнь, Джон.
– Это не ответ. Я спрашиваю, насколько точны ваши оценки того, что может случиться с человечеством после расселения в Галактике?
– Все процессы во Вселенной носят вероятностный характер, – осторожно ответил Эвери. – Всякое может случиться. Например, если человечество останется в Системе и туда неожиданно вторгнется Черная звезда…
– Интересно. Выходит, что ваши мрачные прогнозы относительно колонизации тоже могут не сбыться?
Кемаль и Торнтон одновременно подняли головы и с надеждой взглянули на Лоренцена.
– В деталях – да, – сказал Эвери с раздражением. – Но в общем, я могу предположить…
– Неужели можете? Сомневаюсь. Вселенная слишком велика, и мы слишком мало знаем о ней, чтобы распространять на нее свои доморощенные теории. Да, возможно, что где-то в Галактике у поселенцев дела пойдут неважно – но зато на другой планете колония начнет процветать.
– Я же не говорю, что мы должны вечно остаться запертыми в Солнечной системе, Джон, – торопливо возразил психолог. – Когда люди обретут необходимые нравственные качества, научатся сдержанности, станут мыслить как положено Человеку Разумному…
– То есть люди должны отказаться от звезд до тех пор, пока не будут скроены по единому образцу – вашему образцу! – резко оборвал его Лоренцен. – Вы хотите загнать нас в кельи и заставить с умным видом созерцать свой пуп, дабы таким путем идти к нравственному совершенству. А я утверждаю, что человечество таким образом только выродится, лишенное больших целей и великих свершений. Я утверждаю, что, несмотря на наши многочисленные ошибки, мы далеко ушли от полу животного, бегавшего с дубинкой в руках всего двести поколений назад. Мне нравится человек таким, какой он есть, а не распятый на кресте ваших представлений об идеальном хомо сапиенс. Никто не позволит подгонять целую цивилизацию под единый образец, в ней всегда будут различные расы, свои герои и глупцы, еретики и бунтовщики, фанатики и мыслители. И все они необходимы человечеству – понимаете, все!
– Вы поддаетесь эмоциям, Джон, – возразил Эвери.
– Все в человеческой жизни – вопрос эмоций, этим мы и отличаемся от машин. Да, я не хочу, чтобы какая-то самозваная группка людей навязывала свою волю всем и каждому, пускай даже из самых лучших побуждений. Именно это и делаете вы, психократы. Мягко, почти незаметно – но даже из шелкового шнура можно сделать петлю для виселицы. Думаете, семьи астронавтов «Да Гама» стали счастливыми, получив вашу замечательную пенсию? Не сомневаюсь, что жены и дети этих бедных парней считают себя обездоленными! – Лоренцен обернулся к своим друзьям. – Пора решать, – сказал он взволнованно. – Я голосую за то, чтобы рассказать парламенту всю правду. Пускай люди сами решают, уходить ли им к звездам или оставаться в Системе до лучших времен. Лично для меня вопрос ясен, и я надеюсь, что многие придут к такому же выводу.
Эвери вопросительно взглянул на Торнтона и Гуммус-Луджиля.
– Я… пожалуй, с вами, – после долгих колебаний сказал Марсианин. – Не знаю, чью сторону в этом споре принял бы Господь, но, по моему мнению, человек должен быть свободным.
Турок был более категоричен.
– Мне нужна маленькая ферма, дом, несколько верховых лошадей, хорошие места для охоты, – твердо заявил он. – На Земле для таких, как я, нет места, а на Марсе и Венере мне Делать нечего. Хочу, чтобы хотя бы мои праправнуки пожили по-человечески. А на ваши иезуитские страшилки, Эд, я чихать хотел!
Эвери отвернулся, почувствовав, что его глаза наполнились слезами.
– Мне очень жаль, Эд, – сочувственно сказал Лоренцен и положил ему руку на плечо.
Оставалось только вернуться в лагерь, рассказать все Гамильтону и остальным членам экипажа и направиться домой, в Солнечную систему. Чтобы избежать судьбы «Да Гама», они не будут высаживаться на дальних базах, а свяжутся по радио с парламентом. Затем, скорее всего, падет правительство Земли и психократы лишатся власти. Конечно, ни о каких репрессиях и речи не должно идти, многие из этих людей по-своему желали добра человечеству и еще могут быть полезны. Но они уже не будут преградой на пути к звездам.
– Я попрошу рорван убить всех вас, – неожиданно сказал Эвери. – Не хочу этого, но другого пути нет. Вы угрожаете будущему человечества, и я просто обязан остановить вас. Прощайте!
Он проскользнул через частокол из стволов деревьев и растворился во мгле. Вскоре на опушке замелькали тени – это рорване отходили куда-то на восток. Быть может невдалеке от поселения были спрятаны их космошлюпки, инопланетяне собирались дать землянам серьезный бой. А возможно, они просто улетят, захватив с собой психолога.
В предрассветном небе послышался гул – это приближались челноки. Наступал решающий момент, и на кону стояло нечто гораздо большее, чем жизни нескольких десятков землян и рорван. Лоренцен поднял ружье и вместе с Торнтоном и Кемалем вышел из убежища. «Может, Эвери все-таки был прав?» – думал он, шагая к опушке рощи. Он чувствовал, что не знает до конца ответа на этот вопрос. Возможно, ответа на него и не существовало.
ВОЙНА
ДВУХ МИРОВ
Перевод с английского
С. Трофимова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Дэвид Арнфельд
Если он такой истинный землянин, то почему у него нет ненависти к марсианам?
Кристин Хоторн
У нее имелся свой собственный кодекс чести, но он не мешал ей подсматривать в замочную скважину.
Севни Реджелин дзу Корутан
Антенны на лбу выдавали в нем марсианина, но дела отмечали его как друга Земли.
Фред Геллерт
А не был ли он на самом деле двумя существами или просто искусным артистом-трансформатором?
Элис Хоторн
В возрасте трех лет она стала заложницей в необычайно важной войне.
Доктор Хансен
Он не кончил бы так плохо, если бы побольше заботился о своих больных и поменьше слушал новости по радио.
ПРОЛОГ
Закат отгорел удивительно быстро, ночь хлынула с Атлантики и затопила весь мир. В городе мерцало несколько фонарей, но большая часть огромного пространства лежала в темноте, и, может быть, поэтому звездное небо казалось таким ослепительно ярким. Прим-Интеллект, владыка Солнечной системы, открыл окно и стал рассматривать созвездия, вдыхая теплый воздух, струившийся с бескрайних бразильских просторов. «Какой прекрасный мир, – подумал он, – какая просторная и милая планета эта Земля – она достойна битвы, достойна того, чтобы обладать ею и не выпускать из объятий, как любимую женщину».
Он ничем не рисковал, выглядывая из окна. Его тайная обитель находилась так высоко над затемненным Сан-Паулу, что сюда не доходили звуки земной суеты. Выше, в океане безмолвия и одиночества царил лишь тихий и печальный ветер.
Когда освещение в комнате автоматически усилилось, он вздохнул и отвернулся от окна. Усталость горой навалилась на плечи.
Да, охота закончилась? и ее последний этап завершен – но так ли это? И что будет потом? Сколько еще предстоит сделать, но их осталось так мало, чтобы уследить за всем; даже он сам, избранный правитель своего народа, стал рабом собственной победы. Кто нанесет им следующий удар и как скоро? Узнают ли они когда-нибудь пЪкой под мирными звездами?
Он сел за стол, пытаясь отогнать навязчивое смутное ощущение безысходности. «Переутомление, – раздраженно подумал владыка, – просто нервное напряжение, и не более того. Но в этот ужасный век для подобных вещей нет ни места, ни времени». Он придвинул к себе пачку документов и начал изучать донесения с Марса.
Звон колокольчиков, разорвавший величественную тишину, заставил его вздрогнуть. Когда же, наконец, они дадут ему работать?
– Войдите, – произнес он.
Селектор перенес его голос в приемную, и дверь открылась.
Прим-Интеллект взглянул на вошедшего адъютанта.
– Что тебе надо? – спросил он. – Я занят.
Адъютант замер; рука его взлетела вверх и вытянулась в салюте.
– Данные по делу Арнфельда, мой повелитель, – доложил он. – Совершенно новый материал, который мне только что передали.
– Так что же ты стоишь? Давай его сюда. Смерть и порча! Это дело оказалось самым сложным со времен Исхода.
Адъютант медленно приблизился и положил на стол небольшую тетрадь.
– Ее нашли, когда разбирали дом, мой повелитель. Очевидно, Арнфельд до самого конца не расставался с надеждой рассказать о нас своему народу. Он спрятал записи под настилом пола.
– Вполне достойно уважения, – сказал Прим-Интеллект. – Я могу лишь восхищаться этим человеком и его друзьями. Они показали себя храбрецами. И даже женщина, которая предала их в последний момент, сделала это далеко не из корыстных побуждений.
Он склонился над находкой, и холодный свет люминесцентных ламп отразился от его огромного, увенчанного гребнем черепа. Первые несколько страниц грязной и потрепанной школьной тетради пестрели детскими каракулями, столбиками арифметических примеров и примитивными небрежными рисунками. Далее начинались записи взрослого человека, заполнявшие оставшуюся часть тетради, – твердый мужской почерк, в мелких и сжатых буквах которого угадывалась торопливость.
– Какое длинное послание, – удивился владыка. – Вероятно, Арнфельд потратил на него несколько дней.
– Но они провели в том доме довольно долгое время, не так ли, повелитель? – почтительно напомнил адъютант.
– Да, полагаю, так.
Бесцветные глаза владыки скользнули по первым строкам дневника:
Написано Дэвидом Марком Арнфельдом, гражданином Соединенных Штатов Америки, планета Земля, 21 августа 2043 года. В данный момент я нахожусь в полном здравии и рассудке, а изучение моей служебной психиатрической карты покажет, что, вопреки заявлениям властей, меня не так-то просто свести с ума. Я хочу рассказать всю правду о деле, которое имеет отношение не только к моей расе, но и ко всем марсианам.
– Гм-м, – задумчиво произнес Прим-Интеллект и поднял голову. – Надо рассмотреть вопрос о внесении изменений в его служебную карту на случай, если кто-нибудь решит проверить ее. – Он усмехнулся. – Я благодарен мистеру Арнфельду за то, что он напомнил мне об этом!
– По-видимому, записи представляют собой отчет о…
– Я сам могу разобраться, что к чему. Приведи сюда женщину. У меня появилось к ней несколько вопросов.
– Слушаюсь, мой повелитель. Я мигом.
Адъютант выбежал из комнаты, и Прим-Интеллект углубился в чтение.
Чтобы не упускать деталей, которые придадут рассказу правдоподобие и которые, кстати, можно будет проверить для подтверждения изложенных фактов, я собираюсь описать все происшедшее со мной, вплоть до малейших подробностей бесед и субъективных впечатлений, насколько мне удастся их вспомнить и воссоздать. Я сожалею, если в результате мой труд приобретет вид вымысла, но в любом случае я умоляю того, кто прочитает дневник, тайно отнести и передать его лично в руки Рафаэлю Торресу, отставному полковнику Служб наблюдения ООН в Бразилии (город Сан-Паулу). И поверьте, соблюдение полной секретности просто необходимо.
Как бы там ни было, я прошу проявить небольшую терпимость. Когда-то мне хотелось стать писателем, и я много времени проводил за бумагомаранием. А раз уж это мои последние записи и больше я, пожалуй, ничего не напишу, позвольте мне рассказать свою историю на собственный манер.
– Торрес, – задумчиво прошептал Прим-Интеллект. – Женщина не упоминала этого имени… Ах да, он работает с марсианами… Гм-м, тогда нам лучше побыстрее позаботиться о нем – на всякий случай.
Вновь зазвенели колокольчики. Дверь беззвучно открылась, и вслед за адъютантом в комнату вошли два охранника, между которыми шагала женщина. При более благоприятных обстоятельствах она могла бы считаться миловидной, подумал владыка; даже сейчас ее волосы, словно спутанные нити золотой паутины, переливались на свету и сияли тысячью искр. Но худое и бледное лицо портили покрасневшие от слез глаза, а тело сотрясала непрерывная дрожь.
– Кристин Хоторн, – произнес он без всякого вступления, – вы видели раньше эту тетрадь?
Его голос звучал тихо и невыразительно. В мгновение ока преобразив свои голосовые связки, он заговорил на английском почти без акцента.
– Где моя девочка? – закричала она. – Что вы с ней сделали?
– Пока о вашем ребенке заботятся, – ответил он. – И если вы будете оказывать нам содействие, его вам со временем вернут.
– А разве я недостаточно сделала? – вяло спросила она. – Разве вам мало того, что я предала Дейва, Реджи и все человечество?
– Вы никак не можете понять, что наша победа окончательна.
В словах Прим-Интеллекта послышались холодные нотки.
– Дэвид Арнфельд и Реджелин дзу Корутан мертвы. Их тела находятся у нас, – вернее, то, что от них осталось. Впрочем, вы же сами их убили!
– Да, это сделала я, – прошептала она.
– Сведения о вас, а точнее, те малые крохи, которые просочились в массы, будут полностью изменены и опровергнуты. Вашей истории никто не поверит, и вскоре ее предадут забвению. Вы – последняя, оставшаяся в живых свидетельница – находитесь у нас в плену. По официальной версии вы покончили жизнь самоубийством, и мы никогда не выпустим вас на свободу. Поэтому ведите себя соответственно. А теперь вернемся к делу. Вы видели раньше эту тетрадь?
Женщина подошла к столу и взглянула на потрепанный дневник.
– Да, – ответила она через какое-то время. – Мы нашли тетрадь в том самом доме. День за днем Дейв делал в ней записи, а перед самым концом спрятал ее в укромном месте. Он не сказал о тайнике ни слова, чтобы мы не проболтались о нем под пытками, если нас захватят живыми.
– Вашему другу следовало бы догадаться, что мы проведем тщательный обыск. Хотя терять ему было нечего.
Прим-Интеллект дернул большим пальцем.
– Уведите ее.
Когда охрана дошла до двери, он добавил в порыве благодушия:
– И отдайте ей ребенка.
– Благодарю вас, – прошептала она.
Дверь закрылась. Прим-Интеллект вздохнул, откинулся на спинку кресла, и на него вновь навалилась усталость. Охота получалась долгой и напряженной.
Не очень хочется, но придется прочитать этот опус самому. Полный отчет о событиях, изложенный с точки зрения врага, может содержать какие-то полезные намеки.
Владыка бегло просмотрел автобиографический абзац. Эти подробности он уже знал. Дэвид Арнфельд родился в 2017 году в богатой аристократической семье. Детство провел в северной части штата Нью-Йорк. Когда ему исполнилось пять лет, началась война. В двенадцать лет его приняли в Лунную академию, а в шестнадцать как выпускника направили в космические войска, и с тех пор он служил офицером на различных кораблях и межпланетных базах. В двадцатипятилетием возрасте он управлял базой «Паллас». Затем война закончилась, и он вернулся домой.
Прим-Интеллект прищурился, проклиная мелкий почерк, и начал читать с большим интересом.
Глава 1
С нами довольно долго не выходили на связь, и, когда мы получили пакет новостей с курьерского судна, с момента события прошло несколько недель. Мы предчувствовали поражение Земли, и, когда марсиане взяли Луну, конец был очевиден. Тем не менее эта весть опустошила наши души. Многие рыдали. Но я не плакал, я автоматически продолжал выполнять свои обязанности, и только внутри у меня все скорчилось, сгорело дотла и превратилось в пепел. Хуже всего было по ночам, когда я лежал в темноте и одиночестве, часами вглядываясь в никуда.
Мы работали не покладая рук, и, как ни странно, я радовался этому, потому что труд не оставлял времени для тяжелых дум. Я принял руководство астероидом на себя. Старик впал в полу-коматозное оцепенение, и мы почти не видели его. Оформление многочисленной документации требовало массы времени, кроме приходилось присматривать за инженерами, чтобы они не ломали оборудование. Я сам однажды поймал человека, который намеренно вывел из строя защиту основного реактора, и теперь Центральная установка нуждалась в замене. Когда я вызвал парня на ковер, он начал мне грубить.
– Неужели мы все отдадим марсианам? – кричал он. – Неужели мы просто уйдем и, расцеловав их тощие задницы, оставим врагам нашу технику и оружие?
– Уставной формой обращения к вышестоящему офицеру является слово «сэр», – устало ответил я. – Мы получили из штаба приказ о капитуляции. Нам предписывается сдать базу в хорошем состоянии, и я вынужден проследить, чтобы последние распоряжения нашего правительства выполнялись безукоризненно. – Немного оттаяв, я добавил: – Марс держит нас за горло. Если мы откажемся выполнять их условия, в первую очередь не поздоровится Земле. А у тебя там осталась семья, разве не так?
– Может быть, и осталась, – ответил он. – Если только они не погибли под бомбами.
– Мы дали им хороший бой, – сказал я. – Двадцать лет войны! Возможно, когда-нибудь мы сумеем отомстить за свое поражение, но это произойдет не скоро. А пока мы будем вылизывать каждого марсианина, если это потребуется для того, чтобы выжил наш народ.
Он получил десять суток тяжелых работ, и я предупредил его, что следующее нарушение дисциплины будет означать полевой суд и немедленную казнь. В общем, команда знала, что я прав. Но что-то погасло в них; они приняли свое поражение, и это было очень печальное зрелище. Я придумывал для них дела и развлечения – все, что могло вернуть их к жизни, но мои усилия почти ни к чему не привели.
Ожидание длилось четыре месяца, штаб молчал, и меня начали одолевать сомнения. Мы давно перешли на урезанный паек, и теперь запасы еды. катастрофически подходили к концу. Я все чаще подумывал о том, чтобы нарушить приказ, реквизировать ракету и отправить ее за помощью. Планетоид Хилтон по меркам астрономических расстояний находился не очень далеко, а у них имелись гидропоника и баки с закваской.
Наш астероид стремительно рассекал огромную холодную тьму, направляясь к миллионам ледяных звезд и сверкающему поясу Млечного Пути. Солнце осталось далеко позади и казалось крохотным тлеющим диском, чей свет тускло отражался от диких искромсанных скал. За стенами базы царило вечное безмолвие, и лишь хриплое дыхание гулко отдавалось в шлеме.
Смена пришла неожиданно и без предупреждений: извергав яркое пламя из дюз, на орбите появилось четыре огромных транспортных корабля, которые конвоировал тонкий, черный марсианский крейсер. Мы выстроились, как на параде, и приняли офицеров с соблюдением всех правил устава. Нам хотелось, чтобы они навек запомнили ребят с базы «Паллас» – элитарную часть боевых сил Объединенных Наций Земли, которая отражала по три смертоносные атаки в год и не хирела от долгого тоскливого ожидания между боями. Я думаю, наш вид и выправка произвели впечатление на марсианского командира. Он проявил такт и не стал пожимать нам руки, но в знак уважения, в лучших традициях их военной аристократии, отдал низкий поклон, согнув в талии длинное семифутовое тело.
– Вы тут за старшего, командор? – обратился он ко мне.
Марсианин говорил на португальском лучше многих из нас.
Основным языком Земли считался бразильский диалект, но так уж случилось, что на астероиде в основном подобрались британцы и североамериканцы, и мы несколько лет пользовались только английским.
– Временно исполняю обязанности, севни, – ответил я официальным тоном. – Капитан Робертс… нездоров.
Конечно, я знал, что Старик валяется в постели и, прижав бутылку к груди, размазывает по лицу пьяные слезы. В последние дни он сдал окончательно, но мне не хотелось предавать это гласности.
– Приношу извинения за задержку вашей демобилизации, – сказал марсианин. – Сами, наверное, понимаете, сколько на нас теперь навалилось работы. Сначала корабли выгрузят нашу команду, а затем доставят вас на землю. Мы отправим всех людей в Кито, где вам выдадут билеты в те крупные города, которые находятся недалеко от ваших домов.
– Вы очень добры, – произнес я.
– Спасибо.
Марсианин взмахнул тощей рукой, и я снова удивился, но на этот раз не шести пальцам с дополнительным суставом и не гладкой коричневой коже, которые придавали руке марсианина странный нечеловеческий вид. Меня удивили его необычные квадратные ногти.
– Довольно битв и сражений! – воскликнул он. – Настало время объединить наши народы узами дружбы.
«Дружбы? – со злостью подумал я. – И это после того, что вы сделали с Землей?»
А потом нас погрузили на корабли и отправили в долгий путь к родному дому. Большую часть времени мы провели на орбите, и я регулярно заставлял людей, выполнять физические упражнения. После нескольких лет жизни при низкой гравитации астероида и многих недель полета в открытом космосе мы отвыкли от земного притяжения. Думаю, я привел парней в хорошую форму. Естественно, мы недоедали, но по-прежнему оставались крепкими и подвижными, загорев под жгучим космическим солнцем.
Офицеры и экипаж корабля были марсианами, они держались на своей стороне, и мы их почти не видели. Полет прошел без происшествий, а на заключительном этапе я начал замечать у себя и у других какой-то душевный подъем. Пусть нам довелось хлебнуть горя и унижения, но мы возвращались домой! И снова на свет появились старые, затертые фотографии, истрепанные и перепачканные письма, ставшие тоньше папиросной бумаги; снова кто-то спорил, звучали воспоминания, раздавались голоса и даже песни. Ребята договаривались о ежегодных встречах, и, несмотря на горечь, я начинал понимать, что прошлое хранит немало стоящих моментов, которые, возможно, будут ожидать нас и в будущем.
Мы вышли на земную орбиту. Я часами мог стоять у обзорных экранов, глядя, как голубая и прекрасная родная планета вращается на фоне далеких звезд. Война не оставила отметин на ее безмятежном лике – да и как же иначе? Люди и марсиане слишком малы в сравнении с необъятным пространством и временем.
Космические паромы в несколько заходов переправили нас в Кито. Город жестоко пострадал от массированных бомбардировок. Он превратился в огромные руины, заваленные обломками скал и костями мертвецов, но радиоактивность к этому времени уменьшилась, а горы по-прежнему казались такими же красивыми, какими я запомнил их в юности. Люди построили новый космодром и окружили его множеством бараков и хижин, надеясь, что небольшой поселок когда-нибудь станет возрожденным городом. Я не падал на колени и не целовал землю, как это делали многие, но мои мышцы напряглись под мощным прессом ее притяжения. Я глубоко вдохнул чистый терпкий воздух, на глазах у меня появились слезы.
Нас встретили офицеры связи, и я провел пару дней в хлопотах, расформировывая наше подразделение. Парни получали билеты домой и небольшое жалованье с надбавкой на покрытие инфляции, которая уже вонзила зубы в угасавшую экономику. Нам выдали продовольственные карточки в соответствии с зонами обитания и отпечатанные брошюры с перечнем новых законов, главным из которых являлось беспрекословное подчинение оккупационным властям. Каждому из нас вручили документы о демобилизации и в связи с дефицитом одежды разрешили носить форму без знаков отличия. Я долго смотрел на снятую скителя крылатую звезду, прежде чем завернуть ее в платок и спрятать в карман.
Меня провожал помощник коменданта округа – приятный человек по фамилии Гонзалес.
– Почему бы вам не остаться на какое-то время у нас? – предложил он. – Я не советую вам уезжать в Нью-Йорк. Ведь он фактически уничтожен. И жить там будет очень трудно.
– А где теперь легко? – уныло усмехнулся я.
– Воистину так. Нас отбросили на уровень примитивной экономики, которая просто не в состоянии поддерживать большие массы народа. – Его лицо скривилось в гримасе. – Вам повезло, что вы прилетели почти через год после окончания войны. А скольких унесли прошлые зима и весна… о-хо-хо!
– Голод?
– И чума. Марсиане почти ничем не могли помочь, хотя, должен признать, они пытались сделать это. Но миллионы погибли и продолжают погибать.
Он мрачно взглянул на поле. Наш «глобус» и «оливковая ветвь» по-прежнему развевались на ветру, но знамя с двойным полумесяцем Марса трепетало на самом высоком флагштоке.
– Это конец нашей независимости, – прошептал Гонзалес. – Отныне мы просто скоты.
– Нет, мы вернем себе свободу, – ответил я. – Дайте нам двадцать лет, чтобы оправиться. Мы добудем оружие и тогда… – Он вздрогнул.
– Мне кажется, я скорее смирюсь с властью марсиан, чем с фашизмом, который повлечет за собой наше возрождение, – сказал Гонзалес. – И знаете, командор, они не дадут нам ни одного шанса. Вскоре мы потеряем всю промышленность и превратимся в жалких провинциалов. Они веками будут держать нас в этом состоянии – да вы и сами знаете характер марсиан. Они не мстят, но очень осторожны и дальновидны.
Я впервые задумался об этой драконовской мере. Наша популяция должна уменьшиться наполовину, прежде чем людям удастся вернуться к агрокультурной экономике. А затем начнутся нескончаемые века поруганной цивилизации – века крестьян, ремесленников, рыбаков, лесорубов и горняков; в лучшем случае избранных будут назначать на должности мелких чиновников марсианской империи. Люди навсегда окажутся прикованными к Земле, их свяжут по рукам невежеством, а наука, индустрия и полеты к звездам останутся на долю Марса.
Впрочем, на их месте я сделал бы то же самое! Уже по своей природе мы имели столько преимуществ, что без труда могли Уничтожить всю их планету, – да если бы в Генеральном штабе думали мозгами, мы одолели бы Марс за какие-нибудь пять лет! Но вместо этого отцы-командиры нагромоздили кучу страшных ошибок, и только невероятно глупые действия марсиан позволили бойне затянуться надолго. Конечно, в истории наших миров это была первая космическая война, и, в принципе, никто не ожидал, что удастся все учесть и предвидеть, но я чувствовал какую-то фатальность в том, как обе стороны неумело уничтожали друг друга, превратив быстрый и неудержимый обмен ударами в двадцать изнурительных лет.
Ладно… теперь слишком поздно скулить о прошлом. Слишком поздно.
– Прощайте, командор, – сказал Гонзалес. – Счастья вам.
– Ивам, – ответил я, пожимая ему руку. – А еще удачи.
– Да, удача нам теперь не помешает…
Полет в Нью-Йорк прошел без особых событий. Пассажиры небольшой ракеты – все как один земляне, в жалкой одежде, с угрюмыми лицами и поджатыми губами – забросали меня вопросами о космических боях. А мне не терпелось узнать о том, что случилось дома. Я не был на Земле около пяти лет.
Последние несколько месяцев беда здесь сменялась бедой – атомные бомбардировки из космоса, капитуляция, голод, чума… Вокзалы и индустриальные центры подвергались полному разрушению. Население огромных городов не имело средств к существованию, отсутствовала элементарная медицинская помощь. Из руин вырвалась волна преступлений и анархии. Она с ревом промчалась по миру, и ее отголоски звучали до сих пор, хотя оккупационные власти марсиан с помощью ООН и местной полиции пытались притушить безумную вспышку насилия.
– И все это зря, – мрачно рассказывал пожилой американец. – Если население не сократится до необходимых размеров, впереди нас ждут долгие голодные годы. Нам уже никогда не подняться на ноги. Марсиане планомерно разрушают все мало-мальски значимые отрасли промышленности, которые у нас остались. Пройдет пять-шесть лет, и мы будем плавать под парусом и ездить на лошадях. Эту линию ракетных перевозок планируют закрыть через несколько месяцев, когда закончатся наиболее срочные переброски грузов.
– Надо продолжать сражаться, – вмешался в разговор другой мужчина. – Не так их и много. Каких-нибудь пять миллионов в войсках, но гарнизоны разбросаны по всей планете. К тому же учтите непривычную для них гравитацию. Нам надо объединиться и выбить их с Земли.
– А чем? – устало спросил я его. – Охотничьими ружьями и кухонными ножами? Идти грудью на пулеметы, огнеметы, танки и воздушные корабли? А вы не забыли о базах на Луне? Как только мы поднимем голову, они накроют нас новой волной ракет.
– Так, значит, ты сдался, космонавт?
Молодая, не по годам строгая и суровая женщина бросила на меня презрительный взгляд.
– Наверное, да, – ответил я, – если вам хочется это услышать.
