Текст книги "Миры Пола Андерсона. Том 22. Сломанный клинок. Дети морского царя"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

– Вы плывете в опасные места, – предостерег Тоно старый кальмар. – Берегитесь, не приближайтесь к логову Кракена. Конечно, как и многие хищники, это чудовище может подолгу оставаться без пищи, но говорят, Кракен голодает уже несколько столетий, пробавляется только китами и кашалотами, если те на беду отстанут от родного стада и заплывут к его логову…

– Кракен никуда не отлучается, он дремлет над развалинами Аверорна, – сказала детям Ванимена луна-рыба. – Кракен, как и раньше, думает, что опустившийся на морское дно город находится в его безраздельной власти. Он сторожит сокровища, раскинув гигантские щупальца над башнями и стенами Аверорна… и над грудой костей, которые остались от тех, кто осмелились нарушить его покой. Рассказывают, что он вырос, стал еще громаднее, и щупальца у него, говорят, такие огромные, что простираются из конца в конец главной площади Аверорна.

– Ради доброй дружбы я вас, конечно, проводил бы к логову Кракена, – сказал морской кот. – Когда луна на ущербе, он засыпает. Спать-то он спит, но сон у него чуткий… Ox, не могу я вас проводить, у меня ведь так много подруг, кто о них позаботится, если я погибну?

И вот настал день, когда «Хернинг» подошел к тому месту где глубоко на дне океана лежал мертвый город.

8

Дельфины так и кинулись прочь, спеша скорей покинуть опасные воды.

Тоно стоял на палубе и смотрел, как мелькают над волнами их гладкие серые спины среди радужного сияния солнечных лучей, пронизавших мельчайшие брызги, которые поднимались над белыми гребешками пены.

Тоно не сомневался, что дельфины не уплывут далеко, и будут кружить по морю над Аверорном, держась на безопасном расстоянии. Ведь дельфины недаром слывут сплетниками и самыми любопытными обитателями моря.

Тоно указал капитану курс. Корабль должен был подойти как можно ближе к цели. Приступить к делу Тоно решил с утра: солнечный свет должен был стать его союзником в борьбе с Кракеном. Корабль замер, качка сразу стала ощутимой. Над морем просыпался день, безветренный и безмятежный, в ясном синем небе постепенно слабели последние порывы ночного ветра.

Беззаботно бежали вдаль невысокие волны е белыми гребешками пены.

Всякий раз глядя на море, Тоно, как когда-то в детстве, испытывал восхищение – до чего красив, до чего прихотлив и изыскан изгиб каждой из миллионов и миллионов волн, и нет среди них двух одинаковых, и ни одна не покажется дважды, что ни мгновенье, то перемена, неповторимая новизна. А каким ласковым теплом омывает все тело солнечный свет, какой нежной прохладой веет в солоноватом воздухе!

– Пора, – сказал Тоно. – Незачем попусту терять время.

Вышедшие на палубу пятеро матросов уставились на него с любопытством и страхом. Все они стояли, держа в руках копья, и так крепко вцепились в свое оружие, словно боялись выпустить – так мертвой хваткой держится утопающий за обломки корабля. Кадыки у всех пятерых так и ходили.

Ранильд сохранял спокойствием но на всякий случай вооружился арбалетом. Нильс был бледен, от волнения его кидало то в жар, то в холод. Самолюбие юноши было уязвлено – обидно было оставаться в стороне, когда другие шли в сражение. Нильс был еще слишком молод и не задумывался о том, что смерть не щадит никого, ни стариков, ни тех, кто только начинает жить.

– Эй вы, увальни, – насмешливо крикнул Кеннин, – а ну-ка за работу!

Хватит прохлаждаться, дело как-никак стоящее. Вставайте к лебедке!

– Командую здесь я, понял, парень? – на удивление спокойно сказал Ранильд. – Слышали, вы? Мальчишка дело говорит. Берись за брашпиль, Сивард скривился.

– Капитан, – хрипло сказал он. – Я бы… По-моему, лучше изменить курс.

– Держи карман. Стоило, что ли, тащиться в такую даль, чтобы вдруг пойти на попятный. – Ранильд ухмыльнулся. – Вот уж не думал, что ты, Сивард, не моряк, а плаксивая баба. Знал бы, что ты баба, так нашел бы тебе подходящее применение.

– А какой прок от мужика, если его сожрет морская гадина? Пораскинь-ка мозгами, братва. Вот уволочет нас чудище на дно на том самом крюке, которым мы его вытащим из моря. Да я… – Сивард осекся. Капитан отвесил ему такую оплеуху, что из носа у того полилась кровь.

– За работу, паршивцы, шлюхино отродье! – гаркнул Ранильд. – Не то я сам спущу вас на съеденье Кракену, черт меня побери со всеми потрохами!

Матросы бросились выполнять приказ.

– А капитан не струсил, – сказала Эяна на языке лари.

– Да, но подлецом как был, так и остался, не забывай, – напомнил Тоно.

– Не вздумай повернуться спиной к этой шайке негодяев.

– Нильс и Ингеборг не такие, – ответила Эяна.

– Да уж, Нильс не может пожаловаться на недостаток внимания с твоей стороны. А от Ингеборг и я не отвернулся бы, – со смехом сказал Кеннин. Он не чувствовал ни малейшего страха и рвался в бой с Кракеном, не думая об опасности.

Матросы с помощью лебедки подняли над палубой гранитный валун. В него был вбит большой железный таран, имевший форму стрелы с зазубренными острыми краями. В камень были также ввинчены железные кольца, к ним прикрепили за середину гигантскую, сплетенную из канатов сеть. На ее концах привязали двенадцать якорей. После того как работа была закончена, всю махину с помощью лебедки поместили на плоту, размеры которого были установлены путем предварительных рассчетов и испытаний.

Плот находился на штирборте, и когда на него опустилась каменная глыба с тараном и сеть, корабль резко накренился на правый борт.

– В путь, – скомандовал Тоно.

Страха он не ощущал, хотя в какое-то мгновенье у него промелькнула мысль, что весь этот мир, в котором он жил со своими чувствами, мечтами, раздумьями, и который жил в нем, наполняя собой его раздумья, чувства и мечты, может навсегда для него исчезнуть, бесследно сгинуть во тьме, где скроется не только настоящее и будущее, но и прошлое.

Братья и сестра сняли одежду, оставив лишь пояса с кинжалами, и повесили за спины по два гарпуна. Все трое стояли у правого борта и смотрели на море – высокий Тоно, гибкий Кеннин, белокожая стройная и крепкая Эяна.

Нильс бросился к ним ломая руки, он поцеловал девушку и вдруг разрыдался в отчаянии, оттого что не мог последовать за ней в море.

Ингеборг обнимала Тоно, не отрывая взгляда от его лица. Волосы она заплела в косы, но непокорная темная прядь выбилась под ветром и то и дело падала ей в глаза. Веснушчатое задорное лицо с пухлыми губами и вздернутым носом сейчас выражало тоску и горечь одиночества. Никогда в жизни Тоно еще не сталкивался с чувством подобной силы, ни у людей, ни среди своих соплеменников.

– Может быть, больше не увидимся, Тоно, – тихо, чтобы никто, кроме них двоих, не слышал, сказала Ингеборг. – Наверное, ни к чему говорить сейчас про то, что у меня на сердце. Да и не найти мне слов, чтобы рассказать об этом. Я буду о тебе молиться. Буду просить Господа, чтобы он даровал тебе бессмертную душу, если тебе суждено погибнуть ради спасения младшей сестры. Ты достоин бессмертия души.

– Ты… ты очень добрая, но… Да о чем ты говоришь? Я совершенно уверен, что вернусь назад, вот увидишь, так и будет.

– Сегодня утром, еще до рассвета я набрала кувшин морской воды и умылась ею, смыла с себя грязь, – прошептала Ингеборг. – Поцелуешь меня на прощанье?

Она совершенно напрасно боится ему не понравиться, уверил Тоно и поцеловал Ингеборг. На обратном пути он никому не даст ее в обиду, все вместе они сумеют постоять за себя.

– Вперед! – крикнул Тоно и с высоты шести футов бросился за борт.

Волны приняли его с радостным всплеском, в бодрящей чистой воде тело сразу же стало легким и гибким. Несколько минут Тоно наслаждался свежестью и текучей прохладой, затем скомандовал:

– Майна!

Матросы медленно и осторожно спустили с палубы плот с тараном и сетью.

Под неимоверной тяжестью груза плот по самые края ушел в воду, однако не затонул, поскольку вес чудовищного орудия и размеры плота были тщательно рассчитаны. Тоно отвязал тросы, которые соединяли плот с лебедкой. Оставшиеся на корабле стояли у борта я смотрели на братьев и сестру. Те на прощанье помахали руками – но не людям, а солнцу и ветру – и скрылись в волнах.

Сделать первый вздох под водой всегда было гораздо легче, чем, покидая море, наполэять легкие воздухом. Нырнув в море, дети Ванимена просто разом выдыхали воздух, который еще оставался в груди, затем, широко раскрыв рот, вбирали в себя воду. Вода заполняла ноздри, горло, легкие и желудок, проникала в каждый кровеносный сосуд и наконец пропитывала все тело до кончиков волос и ногтей. При этом вода мягко пульсировала, по телу пробегала легкая приятная дрожь. Кровь, плазма, лимфа, все соки организма мгновенно изменяли свой химический состав, соединяясь с морской водой и превращаясь в жидкости, подобные тем, что текут в жилах рыб, птиц и зверей, морская соль не проникала в ткани – обмен веществ шел чрезвычайно интенсивно, поскольку на поддержание жизни водяных требовалась огромная энергия.

Именно по этой причине племя лири было таким малочисленным. Для жизни в воде им было небходимо сытно питаться, пищи требовалось намного больше, чем тем, кто живет на суше. Если охотники возвращались с охоты с пустыми руками, если вдруг мор нападал на крабов и креветок, всему племени грозили голод и смерть. Море кормило своих обитателей, но жизнь в море давалась дорогой ценой.

Дети Ванимена ухватились за края плота и повлекли его вниз.

Верхние слои воды были пронизаны нежно-зеленым, как молодая листва, и бледно-янтарным светом. Но чем дальше в глубину, тем больше тускнели краски, тем слабее становился свет, все вокруг постепенно померкло и наконец повсюду воцарилась тьма. Давал себя знать холод, несмотря на то что все трое выросли в северном море. Кругом стояла гнетущая тишина. Сестра и братья были привычны к глубинам Балтики и Каттегата – теперь же они погрузились в пучину великого океана.

– Стоп, – скомандовал Тоно. – Сможете вдвоем удерживать плот на этой глубине?

Тоно говорил на особом наречии языка лири, которое служило для общения на больших глубинах и состояло из языка щелкающих, цокающих, чмокающих звуков и гулкого мычания.

– Удержим, – ответили Эяна и Кеннин.

– Хорошо. Ждите меня здесь.

Младшие не посмели что-либо возразить. Под руководством Тоно они втроем заранее тщательно разработали план действий и теперь нужно было неукоснительно ему следовать. Этого требовала прежде всего осторожность, ведь они впервые в жизни рискнули спуститься на такую огромную глубину. Тоно, как самый опытный и старший, распоряжался и командовал.

У всех троих на левой руке повыше локтя бал кожаный браслет с фонариком, – их, как и одежду, дети Ванимена отыскали на развалинах Лири. Фонарик представлял собой полый хрустальный шар, одна его половинка была покрыта тонким слоем блестящего серебра, другое полушарие представляло собой сильную линзу. Внутри светился холодный огонь, тот же, что когда-то освещал дома и улицы города Лири. Стенки шарика были ячеистыми и свободно пропускали воду, ибо свет излучали живые существа: ячейки была настолько мелкими, чтобы светляки не могли ускользнуть, но и достаточно большими, чтобы сквозь них в фонарик попадали мельчайшие организмы, которыми питались светляки. Шарик помещался в футляре из моржовой кости, в котором имелось оконце.

– Удачи! – сказала Эяна.

Тоно обнял сестру и брата и скрылся в кромешной тьме.

Он опускался все глубже. Тоно не представлял себе раньше, что подводный мир может быть таким черным, мрачным, беззвучным, но с каждой минутой чернота вокруг все более сгущалась. Он то и дело напрягал мышцы живота и груди, чтобы меньше ощущалось наружное давление воды. Однако это почти не помогало, толща воды давила с каждым футом все сильнее.

Наконец он почувствовал близость дна – так в ночной тьме человек вдруг чувствует, что впереди на дороге стоит стена. И тут же Тоно ощутил резкое зловоние и мерзкий привкус: громадное грязное чудище было где-то недалеко. Толща воды ритмично вздрагивала, это передавалось по ней медлительное движение жабер Кракена.

Тоно открыл оконце фонарика. Из него заструился слабый и тусклый свет, однако глазам Тоно, наделенным волшебной зоркостью, которая свойственна всем в народе лири, этого света было вполне достаточно, чтобы ясно различать все вокруг.

Тоно поглядел вниз, и по спине у него пробежала дрожь. Дно моря на протяжении многих акров представляло собой сплошные руины. Аверорн был огромным городом с каменными домами, почти все они лежали в развалинах, груды камня и щебня уже наполовину занесло илом. Вот развалины замка, его разрушенная башня торчала среди обломков, точно зуб в оскаленной пасти мертвеца. Вот храм, он пострадал меньше всего, уцелела изящная колоннада, которая окружала невредимое изваяние божества, что высилось позади алтаря, устремив невидящий взор в вечность. За храмом лежали развалины некогда мощной крепости, теперь на ее бастионах несли караул призрачно светящиеся рыбы. Вот вьется среди руин дорога, она ведет в гавань – теперь здесь огромное кладбище кораблей, навеки вставших на якорь у пристаней и пирсов. Вот простой жилой дом, крыша с него сорвана, но стены еще стоят, и между ними виден скелет – когда-то этот человек пытался заслонить собой женщину и ребенка, от которых ныне тоже остались лишь белые кости. И всюду, всюду были настежь распахнуты двери хранилищ и подвалов, в которых мерцали груды золота и драгоценных камней!

Над развалинами города раскинул гигантские щупальца Кракен. Восемь блестящих темных змей протянулись во все концы восьмиугольной городской площади, посреди которой было выложено мозаичное изображение Кракена – владыки и божества древнего Аверорна. Еще два щупальца, каждое из которых вдвое длиннее, чем длина когга «Хернинг» от носа и до кормы, обвивались вокруг колонны, стоявшей на северной стороне площади и увенчанной золотым диском – символом древнего бога, которого поверг Кракен, новое божество. Над щупальцами покачивалась безобразная гладкая голова. Тоно разглядел крючковатый клюв и темные лишенные век глаза.

Юноша одолел дрожь отвращения и поднялся немного выше. И тут огромная масса воды содрогнулась, Тоно всем телом ощутил мощный толчок, казалось, весь мир сотрясается до основания. Он направил вниз луч фонарика. Кракен шевелился. Его разбудило вторжение чужака в заповедные воды Аверорна.

Тоно стиснул зубы и рванулся вверх, преодолевая сопротивление ледяной воды, которая сковывала движения и толкала вниз, на дно. Он не обращал внимания на боль во всем теле, вызванную резкой сменой давления при быстром подъеме, а лишь следил за тем, чтобы не потерять верного направления, в чем ему помогало волшебное чутье.

Внизу бурлила и волновалась вода. Кракен расправлял щупальца, зевал и потягивался спросонок. Задетый им портик древнего храма раскололся на куски и обрушился.

Тоно прекратил подъем, лишь достигнув пространства, куда проникал с поверхности солнечный свет. Он остановился и открыл оконце фонарика, подавая условный сигнал Эяне и Кеннину. Внизу колыхалась черная масса.

Пока не приплывут брат и сестра, нужно во что бы то ни стало держаться и дразнить чудовище, чтобы оно никуда не двинулось с места.

Внизу в черной колышущейся тьме жутко блеснули глаза, клюв раскрылся, к Тоно метнулось огромное щупальце, столь могучее, что его кольца без труда сокрушали кости китов. Тоно едва успел увернуться. Щупальца потянулись назад, сжимаясь упругими петлями. Тоно бросил нож, целясь в глаз Кракена. Удар был метким – вокруг заклубилась темным облаком кровь, вода на вкус стала едкой, как крепкий уксус. Тоно поспешно поплыл вверх, но щупальце уже ударило, стиснуло ребра и потащило ко дну, сжимая его все сильнее. Голова Тоно закружилась, от боли потемнело в глазах.

Второе, за ним третье щупальце потянулось к жертве. Кракен был изумлен: ни один смельчак уже много столетий не отваживался нарушить покой божества. Тоно чудом не выронил гарпун и, прежде чем страшное кольцо сжалось в последний раз, чтобы раздавить насмерть, рванулся вниз с отчаянным напряжением всех сил.

«Только бы не промахнуться, ударить гарпуном в его пасть», – мелькнула молниеносная мысль, и тут же он лишился сознания от сокрушительного удара.

Минутой позже он пришел в себя. В висках стучало, голова раскалывалась от боли. Вода вокруг клокотала. Рядом были Эяна и Кеннин, которые поддерживали его за плечи. Сквозь застилавшую глаза пелену Тоно увидел внизу судорожно сокращавшуюся темно-фиолетовую массу. Кракен издыхал.

Издали глухо доносился его предсмертный вой.

– Смотрите, смотрите! – Заливаясь радостным смехом Кеннин направил вниз луч своего фонарика. В бурлящей воде, перемешанной с черной кровью и темно-фиолетовой чернильной жидкостью, бились в агонии гигантские щупальца.

Когда Эяна и Кеннин увидели световой сигнал, который подал им Тоно, они отвязали от плота таран и ударили им в голову чудовища. Железное острие пробило ее насквозь.

– Брат, ты ранен? – спросила Эяна. Ее голос был едва слышен в шуме. – Ты можешь выплыть наверх?

– Хорошо бы… поскорей бы уплыть. – пробормотал в ответ Тоно и потряс головой, чтобы разогнать туман, который застилал ему глаза Кракен медленно опустился на развалины города, который когда-то погубил. В его голове зияла огромная рана, но он все еще был жив и даже освободился от тарана, весившего несколько тонн. Но от гигантской сети он освободиться не мог.

Победители прикрепили сеть с помощью якорей ко дну и поплыли в разрушенный город.

Нелегкая то была работа – отрывать огромные щупальца от стен, иные дома были целиком охвачены черными кольцами. Поднявшийся со дна ил и исторгнутая Кракеном фиолетовая жидкость слепили глаза, от зловония перехватывало дыхание, канаты и тросы выскальзывали на рук, путались и рвались, со стен домов обваливались камни. Вода клокотала и бурлила, словно последний день настал для всего подводного мира. От рева издыхающего чудища звенело в ушах, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. На троих нападавших обрушивались удары, от которых на голой тоже оставались кровоподтеки и ссадины, кровь детей Ванимена, имевшая привкус железа, вскоре смешалась в воде с едкой как уксус кровью Кракена.

Наконец, с чудовищем было покончено. Все трое были на пределе сил.

И все-таки они его связали. Теперь можно было приблизиться к голове чудовища, которая судорожно дергалась и тряслась. Кракен пытался дотянуться клювом до сковывавших его пут, щупальца извивались под сетью, точно черные змеи. Сквозь мутную пелену ила и крови Тоно заглянул в его круглые глаза. Взгляд Кракена был осмысленным. Он вдруг умолк – слышен был лишь шум морского волнения и учащенное прерывистое дыхание раненого чудовища. Кракен пристально смотрел на детей морского царя.

– Ты храбро бился, – сказал Тоно. – Знай же, мы убиваем тебя не ради сокровищ. Золото мы могли бы взять уже сейчас.

Он ударил гарпуном в правый, Кеннин – в левый глаз Кракена. И снова началась жестокая схватка, в ход пошли все шесть гарпунов. Кракен истекал кровью, но не сдавался.

Наконец, один из гарпунов поразил его мозг. Все было кончено, Кракен был мертв.

Сестра и братья быстро поднялись на поверхность, к солнечному свету.

Море штормило, битва на дне вызвала сильное волнение на поверхности, и «Хернинг» изрядно трепало. Эяна и Тоно не спешили очистить легкие от воды и перейти на дыхание воздухом, некоторое время они просто качались на волнах, радовались, чувствуя, что боль кровоточащих ссадин начала понемногу стихать от ласковых прикосновений океана, который помогал восстановить утраченные силы, и наслаждались сознанием того, что остались живы. Кеннин же, не теряя времени, поплыл к кораблю.

– Мы его убили! Убили Кракена! Теперь сокровища наши! – во всю мочь закричал он людям, которые в ожидании стояли на палубе. Нильс едва не прыгнул в воду, Ингеборг от радости залилась слезами. Матросы захохотали, они не поверили, что трое водяных так быстро расправились со страшным чудищем.

Откуда ни возьмись явилось десятка два дельфинов, они непременно хотели услышать от победителей, как было дело.

Но с рассказами пришлось повременить – предстояла работа. Когда дети Ванимена немного отдохнули, капитан сбросил с палубы длинный белый трос, к концу которого были привязаны крюк и мешок. Захватив трос, сестра и братья снова скрылись под водой.

Рыба-трупоед, которую Кракен когда-то поленился поймать, уже объедала мясо с его щупалец.

– Давайте сделаем работу как можно быстрей, чтобы не задерживаться здесь надолго, – предложил Тоно.

Эяна и Кеннин тоже были далеко не в восторге, оттого что пришлось плавать среди разлагающейся падали. Они пошли на это ради сестры Ирии, которую люди прозвали Маргретой.

Снова и снова наполняли они мешок перстнями, ожерельями, монетами, блюдами, кубками и золотыми слитками, снова и снова подвешивали на крюк то золотой канделябр, то статую божества, драгоценный ларец или шкатулку. У ловцов жемчуга и других ныряльщиков принято подавать знак корабельной команде, дергая условленное число раз за веревку, но здесь, на огромной-глубине, применить этот способ было невозможно, поэтому матросы просто каждые полчаса вытягивали из воды трос, к которому был привязан наполненный драгоценностями мешок. Фонарики пригодились, необходимо было светить: в глубине море уже успокоилось, но на поверхности волнение все еще не утихло, «Хернинг» дрейфовал, и когда матросы бросали за борт канат с опорожненным мешком, он всякий раз опускался на дно в новом месте. Пока на корабле разгружали мешок, трое на дне занимались поиском новых сокровищ или отдыхали и подкреплялись сыром и треской, которые Ингеборг положила для них в пустой мешок.

Наконец Тоно устало сказал:

– Мы рассчитали, что для нашей цели будет достаточно нескольких сотен фунтов золота. Клянусь, мы отправили на корабль гораздо больше.

Жадность не доводит до добра. По-моему, пора подняться наверх.

– Давно пора, – Эяна прищурилась, вглядываясь в густой мрак, со всех сторон окружавший тусклое пятно света от фонариков, поежилась и крепче прижалась к плечу брата. Тоно не помнил, чтобы когда-нибудь ему случалось видеть сестру такой оробевшей.

Зато Кеннину чувство робости было незнакомо. Он только посмеивался:

– Кажется, я начинаю понимать, почему людям так нравится разбойничать и грабить. Это занятие затягивает не меньше, чем пиво или женщины.

По-моему, грабить можно целую вечность, и не надоест.

– Ничего нельзя делать целую вечность, – заметил старший брат, со свойственной ему философичностью.

– Ну как же? Разве это не вечность, если у тебя есть что-нибудь такое, чего хватит на всю жизнь и еще останется? Золото, пиво, женщины…

– Пускай себе, он же еще дитя, – шепнула Тоно сестра. – Весь мир Творения открыт перед ним.

– Я тоже не старик, – возразил Тоно, – но… почему-то, тролль его знает, почему, я все чувствую так же, как люди.

Они сняли с рук браслеты с фонариками, положили их сверху в наполненный сокровищами мешок и, отпустив его, быстро, быстрее, чем следовало, чтобы поберечь себя, поплыли наверх. На прощанье Тоно помахал рукой скрывшемуся во тьме Аверорну.

– Спи спокойно, пусть ничто не нарушает твой покой до скончания века.

Из холодной темной и безжизненной пучины они поднялись на свет, затем вынырнули на воздух. Солнце клонилось к западу н стояло уже совеем низко над горизонтом. Небо в западной стороне было чуть зеленоватым, на востоке же, среди величественной синевы, взошла белая луна. Над морем, по которому скользили темные тени волн с яркими белыми гребнями пены, разливался багровый свет заходящего солнца. Ветер стих, вечернюю тишину нарушал лишь мерный плеск и шепот волн, да слышалось порой невнятное бормотание дельфинов, которые ждали известий и плавали неподалеку от «Хернинга».

Увидев троих из Лири, дельфины принялись наперебой расспрашивать их о битве с чудовищем, но победители слишком устали и пообещали удовлетворить любопытство дельфинов в другой раз, хотя бы завтра.

Затем они выдохнули воду, наполнили легкие воздухом и поплыли к кораблю.

Никто, кроме капитана, не встречал их у бортового ограждения. Все матросы стояли возле мачты.

Первым на борт взобрался Тоно. С него струилась вода, он слегка дрожал из-за резкой смены температур: в воде было тепло по сравнению с воздухом, который уже стал по-ночному свежим. Тоно огляделся вокруг. В руках у Ранильда был арбалет, матросы выставили вперед копья. Но ведь Кракен мертв. Какой опасности ожидают эти люди? И где Ингеборг? Где Нильс?

– Гм, гм… Ну как? Довольны? – проворчал Ранильд себе в бороду.

– Мы трудились ради сестры и ради приумножения твоих богатств, – ответил Тоно. Все тело у него ломило, болела голова, он ощущал озноб и легкую тошноту. В висках стучало, глаза опять застилал туман. Тоно подумал, что надо бы отпраздновать победу, сложить песнь об их битве с аверорнским Кракеном – нет, только не сейчас, с празднованием можно повременить, сейчас нужно одно: спать, скорее лечь спать Эяна поднялась на палубу и позвала:

– Нильс!

И тут в воздухе просвистел нож.

– Предательство? Уже? Так скоро? – Она обернулась к мачте, где стояли шестеро матросов.

– Убить их! – проревел Ранильд.

В этот момент Кеннин как раз вскарабкался на борт по веревочному трапу, но еще не перемахнул через релинг. Матросы бросились выполнять приказ капитана, и тогда Кеннин прыгнул на палубу. Никто из матросов не мог тягаться с ним в проворстве и ловкости, опережая врагов, Кеннин кинулся прямо к Ранильду. Багровый закат на мгновенье озарил Кеннина кровавым светом.

Ранильд поднял арбалет и выстрелил. Стрела пронзила сердце. Кеннин упал как подкошенный. На доски палубы полилась кровь.

Смерть брата словно обожгла Тоно – ведь Ингеборг предупреждала его о предательстве команды, но Ранильд оказался коварней, чем она думала.

Наверняка он сговорился с матросами где-нибудь в укромном углу, в трюме, когда Ингеборг не могла их услышать. После того как сокровища были подняты на корабль, капитан приказал схватить Нильса и Ингеборг.

Неужели они убиты? Нет, если бы их убили, остались бы следы, пятна крови на палубе. Очевидно, их связали и, заткнув им рты, бросили в трюм, когда ни о чем не подозревавшие друзья были в море.

Сообразительность Эяны и отчаянная храбрость Кеннина разрушили план капитана. Матросы, потрясенные убийством Кеннина, больше не нападали, их воинственность и злобная ярость вдруг исчезли. Но Эяне и Тоно нельзя было оставаться на корабле. Они бросились в море. Вслед полетело два или три копья. Ранильд перегнулся через релинг и навис над бортом черной глыбой на фоне багрового заката. Над морем гулко прокатился издевательский хохот капитана:

– Держите! Отдайте акулам, может, откупитесь, сожрут вместо вас!

И он швырнул в воду тело Кеннина.