355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Уильям Андерсон » «Если», 1996 № 10 » Текст книги (страница 8)
«Если», 1996 № 10
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:30

Текст книги "«Если», 1996 № 10"


Автор книги: Пол Уильям Андерсон


Соавторы: Кирилл Королев,Владимир Гаков,Чарльз Шеффилд,Всеволод Мартыненко,Барри Брукс Лонгиер,Люциус Шепард,Тони Дэниел,Наталия Сафронова,Пол Левинсон,Людмила Щекотова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Как я рада, что вы живы! – воскликнула Дженна. Отвратительно чувствовать себя прокаженной, передающей заразу последующим поколениям!

– Нет, – возразил я, – речь идет не о болезни, хотя я и говорил о вирусе. Но важно знать, кто устроил эту ловушку. Мы столкнулись с фактами, с наукой, но не с черной магией. Разгадка – в вашей ДНК. А она так же реальна, как сама жизнь, вы это и без меня знаете.

– Но где же ловушка? – спросила Дженна, отодвигаясь и вытирая глаза. – Вы живы, несмотря на то, что Глен и Мэнни, и вот теперь еще Дениза… – она скорбно покачала головой.

– Ответ должен заключаться в словах на экране, в последних двух фразах, если я не ошибаюсь. Слова, разумеется, не точные, да и как им быть точными? Херцберг утверждает, что у вас нет способа проверки адекватности перевода. Он прав, с точки зрения обычных способов проверки языка, то есть перевода с индоевропейского на английский. Но он не может отвечать за перевод системы ASCII в индоевропейскую фазу. А кто может? Ведь все это – впервые. Мы имеем дело с технологическим вариантом платоновского Мено-парадокса: нужно знать какое-то явление, чтобы потом его осмыслить. А где нам взять это первоначальное знание? Схема хромосом – ASCII похожа на индоевропейский язык, но никак не на китайский или корейский. Херцберг считает, что это может быть простым совпадением, – пусть так. Но мы все же примем за основу, что это действительно индоевропейский, или близкий к нему язык, и отсюда начнем разматывать клубок. К чему же мы придем в таком случае? Согласно Херцбергу, существует сильный шумовой компонент. Но у нас нет причины полагать, будто он присутствует равномерно в каждом слове этого послания. Какие-то слова на экране, возможно, совсем не «нагружены» изначальным смыслом, а другие передают его. Как мы выясним это? Что говорят факты?

Вместо ответа Дженна удрученно развела руками.

– Итак, – продолжил я, – вот непреложные факты: три несчастных случая. Какая часть текста может намекать на подобный трагический финал? В «уроке истории» я не вижу ничего такого, за что можно зацепиться, но мне кажется подозрительной заключительная фраза: «Что мы подтверждаем своим Уведомлением об авторском праве». Предположим, что шум в этой части невелик и, следовательно, слова авторское право, или нечто близкое к ним – точный перевод. Под этим углом зрения, возможно, смерть ученых нужно считать наказанием за действие, нарушившее закон об охране авторских прав – как его понимали те, кто отправил послание.

– А что именно запрещено авторским правом? – спросила Дженна, осторожно взглянув на экран. Я посмотрел туда же: значительная часть текста уже побледнела.

– Давайте сначала подумаем, о том, что разрешено, – сказал я. – Согласно тексту, нам разрешено «пользоваться» словами и кодами. А что это значит? Как мы пользуемся словами?

– Читаем? – ответила Дженна вопросом на вопрос.

– Да, – согласился я. – С точки зрения авторов послания, это не возбраняется: я прочел текст и остался невредим. А я никак не связан с этими словами, они не возникли из моих хромосом.

Дженна кивнула, словно ободряя меня.

– Ну хорошо, – продолжал я. – Перейдем к «кодам». Как можно использовать генетический код?

– Самый простой путь – сначала секс, потом воспроизведение, при котором коды создают новые варианты особей. А коды внутри наших клеток создают новые клетки, пока мы живы.

– Правильно. Клетки тоже воспроизводят себя в течение всей жизни человека. Не зря же Адлеман пользовался кодами настоящих ДНК для своих вычислений, и был прав. Я это знаю, поскольку вчера вечером вызвал по Сети и просмотрел резюме некоторых его работ. Хотя, видимо, ваши ДНК он не использовал.

– Согласна, – сказала Дженна. – Но что это нам дает?

– Ну, например, более ясный ответ на вопрос: «Что запрещают слова на экране?» Они не препятствуют чтению инструкций, не возбраняют их применение или использование генокодов. Все это нам позволено. Но что же в таком случае запрещает «уведомление», чему противится – безмолвно, бессловесно?

– Может быть, это запрет на плагиат? Кражу интеллектуальной собственности?

– Да, – ответил я, – но не слишком ли мелкие это грехи по сравнению с наказанием? Запрещение касается чего-то более существенного и в то же время привычного. Это «что-то» совершили и Глен, и Мэнни, и Дениза, и все – по незнанию. И это «что-то» продолжают делать люди, сидящие за компьютерами.

– Но что?! – воскликнула Дженна в отчаянии.

– Сможете ли вы медленно сделать копию с какого-то файла? – спросил я, – то есть ввести команду, которая замедлит вывод текста на экран и его копирование? Так, чтобы мы успели выйти из комнаты, а не пялились на экран?

– Легко, – сказала Дженна, – я могу поместить команду в самый конец командной цепи, и это даст нам уйму времени.

– Тогда приступайте прямо сейчас. Скопируйте хромосомный текст и его программу.

– Так вы считаете, что копирование и есть причина всех несчастий? – начала догадываться Дженна, – и оно убило всех троих?

– Но ведь авторское право не зря называется «копирайт», согласны? Как раз его-то и нарушили.

Дженна загрузила компьютер командой, замедляющей вывод текста на экран, и мы ринулись из комнаты.

Однако камера, которая должна была работать в непрерывном режиме, вдруг противно взвыла и отключилась. Я надеялся, что она успела записать хоть что-то, но когда позже просмотрел пленку, не обнаружил ровным счетом ничего.

– Дьявол, эта пульсация, или что там еще. Видимо стерла всю запись.

– Что будем делать? – устало спросила Дженна.

– Призовем на помощь мышей, – сказал я.

Через полчаса в нашу комнату входил мой друг Джонни Новино, сотрудник Берговского института, филиала Нью-Йоркского медицинского центра. Джонни, научный сотрудник одной из лабораторий, принес нам картонную коробку, полную белых мышей.

– Зачем они вам? – спросил мой приятель.

– Все равно не поверишь, так что лучше не спрашивай, – ответил я.

– К тому же, не зная ничего, ты сделаешь более объективные выводы. Если они понадобятся.

– Идет, – сказал медик и удалился, подмигнув Дженне.

Посадив парочку мышей в клетку, мы поставили ее перед компьютером, и Дженна ввела команду. Мы бросились вон из комнаты.

Мыши ушли в царство теней.

Мы повторили опыт. Результат тот же.

– Зачем это было нужно? – возмутилась Дженна.

– Мне тоже жалко бедняг, – ответил я, – но лучше мыши, чем люди. Возможно, нам удастся установить причины всех предыдущих смертей.

Через пять дней я позвонил Джонни, чтобы узнать результаты лабораторного анализа нашего опыта.

– Фил, что ты знаешь о циркадных ритмах? – спросил Джонни.

– Немногим больше любого обывателя, – ответил я. – Они контролируют процессы ходьбы и сна, на них же в свою очередь воздействует свет. Вроде бы эти ритмы влияют на «сонный центр» мозга, через зрительный нерв.

– Все верно. Так вот, с мышами произошло следующее: некий сигнал, вероятно, определенный луч, включил безостановочный циркадный ритм. Нервная система пошла вразнос, подскочило давление, остановилось сердце. Анализы зафиксировали избыточное накопление серотонина… Теперь объясняй, как ты это проделал!

Мне ничего не оставалось, как только сообщить ему причину гибели мышей.

– Боже милостивый, – ответил Джонни, – похоже, что Глен умер от той же пакости… Но вашим парням это было невдомек, потому что серотонин – вещество естественное, его не нужно вводить, как, скажем, наркотики. Мы тоже «прохлопали» его в опытах с первыми тремя мышами. Но теперь сомнений нет. Итак, моя окончательная версия: световой луч вызвал сильную циркадную реакцию, ведущую к таким явлениям, как избыток серотонина, смертельно-высокое давление, остановка деятельности сердца и отказ в работе внутренних органов. Единственная неразгаданная загадка – что за дьявольский луч мог все это натворить?

– Это мы как раз и выясняем, – сказал я.

– Не понимаю, как могли люди, которые жили восемь тысяч лет назад, научить наши компьютеры испускать смертоносный луч? – удивилась Дженна, сидя со мной в моем любимом итальянском ресторанчике.

– Не знаю, – ответил я, – но это не более странное явление, чем то, что мы обнаружили раньше: код в наших хромосомах. Но вы же не сомневаетесь в его существовании. Да человек до сих пор до конца не разгадал, как соотносятся между собой, скажем, электричество и свет. Возможно, авторы послания умели делать то, что нам пока еще не доступно. Может, они создали какой-то органический аналог компьютеров, работающих на алгоритмах ДНК, как математический калькулятор Адлемана. Хотя, видимо, вместо решения уравнений они составляли из электронов световые схемы, а те, в свою очередь, управляли циркадными ритмами.

– И где же эти органические компьютеры? – спросила Дженна.

– Давно сгнили, – сказал я, – или живут у нас внутри.

– Их средой были сама жизнь и свет, – задумчиво произнесла Дженна, – более эфемерные, но в то же время гораздо более долговечные субстанции, чем обыкновенный камень.

Тут принесли красное вино, и мы с Дженной напились до потери памяти…

Херцберг положил конец всем исследованиям по этой тематике, но Дженна не сдалась. Мы связались со всеми учеными, стоявшими у истоков работы, и объяснили нашу гипотезу. Большинство решило, что мы чокнутые, но кое-кто задумался. Да ведь неважно, верят нам или нет. Гораздо важнее то, что работающие в этой области не станут без мер безопасности копировать текст. Мы смогли их предупредить – и об огромных возможностях, и об опасностях подобного исследования.

Проблема в том, что у нас нет никаких вещественных доказательств. И кино, и видео – и вообще любая аппаратура словно бы слепнет, когда начинает мигать этот смертоносный свет, она не в силах его передать. Если пытаться скопировать хромосомный текст Дженны, ничего не выйдет: техника не способна зафиксировать этот тонкий блестящий лучик. А это сводит на нет любое научное исследование.

Само собой, у нас нет копии текста на экране. Все, что мы пытались применить – видеозапись, фото с экрана, бесчисленные компьютерные распечатки – все получалось чистым, словно только что выпавший снежок. В тот первый раз смертельный луч не стер текст только потому, что не было никакого копирования.

– Какие именно слова, появившиеся на экране, сопротивляются копированию? – как-то спросила меня Дженна.

– Возможно, те, которые убивают, когда их пытаются записать, – ответил я. – Может, таких слов и не бывает на экране, то есть программа как-то сразу проецирует их на наш зрительный нерв.

Однако трупы – вещественное доказательство. Погибло трое хороших людей и – на сегодняшний день – целая стая мышей. Как ни странно, мыши – единственное доказательство, что язык ASCII, полученный из ДНК, не только казался, но и был на самом деле индоевропейским. Потому что некоторые слова, прочитанные нами, действительно не расходятся с делом. Дженна думает, что это дает нам право опубликовать кое-какие соображения хотя бы в скромном научном журнальчике.

Мы – точнее говоря, Дженна – действительно раскопали кое-что, а именно: допотопную систему защиты открытий. Система превращает ДНК в конечный продукт. Известно, что этот продукт можно использовать, можно радоваться ему, размножаться вместе с ним, репродуцировать его. Но нельзя копировать заложенные в нем слова без соответствующей санкции. Чем это отличается от наших правил переиздания книг, компьютерных распечаток и тому подобных вещей? Только наказанием.

И еще, пожалуй, тем, что ныне совершенно невозможно достать разрешение на переиздание программы ДНК на индоевропейском языке, то есть всей этой чертовщины, изобретенной восемь тысяч лет назад, а может, и до того.

Подозреваю, что я понял это раньше, чем Дженна, поскольку моя профессия – сопрягать науку с законом, собственность с положением об ее охране. А закон, на который Нечаянно вышли мы, охраняется весьма эффективно, в этом нужно отдать должное его авторам.

Кто были эти существа? По всей видимости, они оставили свое послание всего-навсего в восьми процентах человеческих Х-хромосом, а свое драгоценное авторское право – в какой-то мельчайшей от числа «избранных». Может, именно им мы обязаны тем, что развитие человечества пошло так, а не иначе.

Почему они завещали такое жестокое наказание будущим последователям? В этом они нисколько не лучше зверей, готовых убить того, кто посягнет на их добычу.

На наши вопросы смогут ответить только исследования, которые еще впереди. Дженна и ее коллеги проделают их очень тщательно и осторожно, как если бы изучали смертоносный вирус.

А пока что будем получать удовольствие от наших ДНК. Сказано ведь, что ими можно «свободно пользоваться».

Дженна уснула, положив голову мне на грудь, и я глажу ее по спине. С нее давно сняли все обвинения. Этому способствовала смерть Денизы.

А я часто задумываюсь о том, не могло ли случиться, что именно ее хромосома была единственной из тех восьми процентов Х-хромосом, которая не только содержала бинарный материал ДНК, но оказалась способна на «размышления» о средствах сохранения информации, а не одно лишь пресловутое «уведомление». Не думаю, что это возможно. Дальнейшие исследования ответят и на этот вопрос.

Пока что разумный путь – считать, что Дженна единственная. То есть единственная, о ком мы знаем. А если это так, то мой долг перед будущим человечеством заключается в том, чтобы сохранить Дженнину особую ДНК. Но не в виде замороженного препарата, о чем она уже позаботилась. «Уведомление» ведь не запрещало воспроизводить ДНК. Это был бы самый надежный способ передачи Дженниной ДНК будущим поколениям. Словом, вы меня понимаете…

Перевела с английского Элла БАШИЛОВА
ФАКТЫ
*********************************************************************************************
Всего два, но зато большие

В глухом лесном районе Африки, на границе между Зимбабве и Ботсваной, проживает странное племя, членов которого отличает от прочих обитателей Земли удивительная особенность: на ногах у них только по два пальца – и оба большие! Согласно молве, «люди-страусы», ведущие пасторальный, довольно замкнутый образ жизни, являются потомками выходцев из Мозамбика.

В цивилизованный мир первой явилась семья Бембе Мкукланы, работающего сейчас в Ботсване; он не склонен рассматривать устройство своих ног как уродство, но живо интересуется его причиной.

Историк Доусон Мунгери из национального архива в Хараре полагает, что «страусиный ген» занесла в те места одна-единственная пришлая женщина, потомки которой вынужденно вступали в близкородственные браки по причине крайней малолюдности региона. Профессор Филип Тобиас из Медицинской школы местного университета уверен, что ген «синдрома клешни» является доминантным – вполне достаточно унаследовать его от одного из родителей: «Эта мутация вряд ли исчезнет, поскольку абсолютно не делает человека ущербным».

Мкуклана с учеными вполне солидарен: у него два брата с нормальными и две сестры со «страусиными» ногами – и каждая родила ребенка с двумя пальцами на ногах.

Сиди и не тявкай.

Прелюбопытнейший эксперимент начат в сиднейском округе Уаринг, муниципалитет которого решился испытать специальный ошейник для умиротворения чересчур беспокойных собак. Умиротворяющая процедура состоит в том, что реагирующее на лай спецустройство при первом же «гав» испускает порцию чрезвычайно неприятного для наших четвероногих друзей запаха (цитрусового, например), и безобразие это прекращается, лишь когда несчастное животное замолчит.

Прочие муниципальные округи с интересом дожидаются реакции Австралийского общества охраны животных.

В погоне за новыми ощущениями

Чего только ни придумают любители поиграть в рискованные игры с собственным здоровьем. На юге Соединенных Штатов получил распространение совершенно неожиданный вид токсикомании: здесь начали курить желчь ядовитых жаб. По словам курильщиков, это дает ощущение покоя, уюта, благополучия. И пока медики спорят, можно ли причислить вещество, которое содержится в желчи, к наркотикам, общественность страны поднялась на защиту… ядовитых жаб.

Фернан Франсуа
ИНЫЕ ВРЕМЕНА

Пампе нравилось в доме Патрика и Патриции. Когда-то, еще в самом начале, она по какому-то наитию дала им эти имена, и они стали для нее привычными. Ее рано отняли у матери, и она совсем не помнила своих первых хозяев. Теперешним хозяевам она принадлежала с того момента, как у нее открылись глаза, и она увидела окружающий мир. Патрик и Патриция были всей ее вселенной.

Хозяева были добры с Пампой. Они баловали ее своей восхитительной пищей и разрешали путешествовать одной по громадному дому. Вся ее жизнь проходила рядом с ними. Когда они покидали дом, Пампа покорно подставляла шею тонкой цепочке, которую надевал на нее Патрик и привязывал к закрепленному в стене кольцу. Она тут же ложилась на землю, сворачиваясь клубком и зарываясь в свои густые волосы, чтобы никто не увидел ее слез. На прощание Патрик и Патриция всегда награждали ее беглой лаской. Она слушала, как их шаги удалялись по аллее, как захлопывалась калитка, погружая ее во мрак одиночества.

Но хозяева всегда возвращались. И небо тут же очищалось от туч, день снова становился светлым и радостным.

Пампа только что достигла возраста подростка. Дом был окружен большим парком, где ей разрешали резвиться. Когда наступала короткая зима, Патриция позволяла ей носить одежду, чтобы не замерзнуть. Летом они брали ее с собой на пляж. Здесь Пампа с разбега бросалась в воду и быстро возвращалась на берег с мячиком, или с блестящей монеткой, которую хозяева тут же снова со смехом бросали в воду.

За исключением того времени, которое она проводила на цепи в отсутствие Патрика и Патриции, Пампа могла свободно бродить по всему дому. Она постоянно увязывалась то за хозяином, то за хозяйкой, и каждый раз потешно колебалась в выборе, суетливо перебегая от одной к другому. Она была по-настоящему счастлива, только если хозяева оказывались вместе и она могла преданно пожирать их глазами, ожидая мимолетной ласки. Во время еды, стоя на коленях и задрав голову кверху, она получала из хозяйских рук самые лакомые кусочки из их тарелок. При этом она широко разевала рот, демонстрируя свое нежное розовое небо. Когда ее в шутку наказывали, прекращая подношения, она уморительно молила взглядом хозяев о прощении.

Вечером, устроившись на коврике, Пампа обхватывала руками свои розовые ноги и, опустив подбородок на колени, стерегла первые сны хозяев. Постепенно она погружалась в счастливое бессознательное сонное состояние. Утром Патриция купала ее, затем обрызгивала духами, приятный аромат которых держался весь день. Она благосклонно разрешала ей играть у своих ног.

Пампа часто танцевала, чтобы доставить хозяевам удовольствие. Она часами не отходила от них. Когда в дом приходили гости, она одним прыжком вскакивала на ноги и мчалась впереди хозяев навстречу посетителям. Ее все любили за покладистый характер и постоянное ожидание ласки.

Иногда гости приводили с собой кого-нибудь из ее породы. О, какая сумасшедшая возня начиналась тогда в парке! Особенно Пампа любила оказываться в компании Теньки. Подружки то нежно обнимались в укромном уголке в тени деревьев, то с хохотом носились друг за дружкой по всему парку. Устав от беготни, жадно пили воду из фонтана, а затем блаженно растягивались на солнцепеке.

Тенька была детенышем Жервуаз и Тибольда, двух великолепных животных. Едва достигнув зрелости, она завоевала первый приз на выставке и с тех пор не расставалась с медалью на шее. Она считалась более породистой, чем Пампа, не только по экстерьеру, но и по происхождению. Хозяева заслуженно гордились ею.

Пампа ревниво сравнивала свои едва начавшие созревать прелести с пышными формами Теньки. Она знала, что наступит день, когда померкнет блеск ее юного очарования, а потом наступит пора увядания, и Пампа перестанет быть развлечением для Патрика и Патриции, украшением их дома. Тогда ей придется ступить на короткий путь смерти. Она примет ее с нежной покорностью из рук хозяина или хозяйки. Действительно, к чему жизнь, если она перестанет нравиться им?..

* * *

Тенька стала матерью. Она рассказывала Пампе о своем коротком браке, последовавшем за традиционной игрой самца и самки: ложные нападения, притворное бегство, его медленный труд и ее счастливое избавление… Ее скрестили так, чтобы сохранить чистоту породы. Родившийся детеныш восхищал всех, кому его показывали. Тенька безмерно гордилась тем, что выносила такое чудо. Хозяева, не чаявшие в ней души, держали детеныша гораздо дольше, чем это было принято. Потом, когда его отдали в чужие руки, новые владельцы время от времени брали его с собой, когда приходили в гости к хозяевам Теньки. Та была счастлива – даже несмотря на то, что детеныш перестал признавать свою мать.

Пампа с упоением слушала рассказы подруги, растянувшись рядом с ней на зеленом газоне; она нежилась под лучами солнца, то подтягивая под себя свои стройные ноги, то вытягиваясь во весь рост.

* * *

Парк, окружавший дом хозяев Пампы, был обнесен высокой стеной, отделявшей его от дороги и от соседних участков. Пампа не однажды пыталась вскарабкаться на стену, хотя это и запрещалось ей строжайшим образом. Ей приходилось быть очень осторожной, чтобы царапины и ссадины на ее нежной коже не выдали хозяевам ее непослушание. Обнаружив однажды в стене небольшую дыру, скрывавшуюся за густым переплетением веток кустарника, она при первой же возможности подбиралась к ней, чтобы наблюдать за Тибуром, которого хозяева тоже иногда спускали с привязи, чтобы он мог размяться после долгого сидения на цепи. Тибур еще не знал самки. Пампа, когда была совсем юной, часто играла с ним. Поговорив однажды с хозяевами Тибура, Патрик и Патриция перестали разрешать ей резвиться со своим приятелем. Пампа долгое время не могла понять причину этого запрета, пока однажды вечером не увидела Тибура через дыру в стене. Пампа знала, что она уже созрела и могла иметь потомство. Она надеялась, что ее отведут именно к Тибуру, когда хозяева решат, что пришло время… Однажды ее застали врасплох в тот момент, когда Тибур неловко прижался через дыру в стене своей щекой к ее щеке. Патрик побил ее палкой, а дыру заделали.

Пампа предавалась сладким мечтам, слушая рассказы Теньки.

Тенька удивительно хорошо помнила рассказанные ей матерью легенды, сохранившиеся с глубокой древности. Они были полны героев, принадлежавших к их роду и совершавших множество поразительных подвигов. Но главным героем легенд было ушедшее в небытие прошлое. Далекое прошлое и великие надежды на будущее. Однажды, говорилось в этих легендах, появится Пророк. Он объявит о наступлении новых времен. От девушки-рабыни родится ребенок, отцом которого будет самец, пришедший из Диких Земель. Когда ребенок вырастет, он овладеет секретами хозяев, и под его руководством соплеменники Пампы вновь завоюют Землю…

Ни Пампе, ни Теньке эти рассказы не казались странными или нелепыми. Иногда Тенька шепотом рассказывала о судьбе подобных им существ, убегавших от хозяев и скрывавшихся в Диких Землях. Там они бродили, вернувшись к первобытному состоянию. Некоторые обитатели Диких Земель остались там от давно ушедших в прошлое времен. Они умели пользоваться самыми различными предметами и могли самостоятельно подносить пищу ко рту.

Пампа поднимала руки над головой и поворачивала их в разные стороны. Разве руки созданы не для игр, не для того, чтобы доставлять удовольствие хозяевам? Так странно было представлять, что они пригодны для чего-то иного…

Дикие мирно жили в Диких Землях во времена, когда не было больших охот. Жервуаз не однажды слышала разговоры об этом за столом своих хозяев. Время от времени устраивалась охота на диких; на них охотились ради развлечения, а не для того, чтобы ловить их. Они были испорчены и не могли привыкнуть к домашней жизни. Попав в неволю, они быстро заболевали и гибли, не оставив потомства. В дни большой охоты счет жертвам шел на сотни. Мясо добычи, слишком жилистое и жесткое, не годилось для приготовления изысканных блюд – использовалось только филе наиболее молодых экземпляров. Зато одичавшие собаки еще долго пировали на месте очередного побоища, растаскивая куски тел во все стороны.

Тенька рассказывала, а Пампа слушала доносившийся до нее сквозь мечтания голос подруги. Конечно, им никогда не придется побывать в Диких Землях…

Так проходили день за днем, одинаково мирные и счастливые. Пока однажды вечером Пампа не удрала из дома и не оказалась в парке, залитом лунным светом.

* * *

Юноша внезапно появился перед ней, высокий и стройный, ярко освещенный луной и похожий на большого гордого оленя. О том, что он был дикарем, сразу же говорил его запах, резкий, тревожащий, совершенно не похожий на домашний запах Тибура… Да разве Тибур смог бы порвать свою цепь и перескочить одним прыжком через высокую стену?

Дрожащая Пампа стояла перед незнакомцем, охваченная одновременно страхом перед неизвестным и влечением к нему, словно ее притягивала к юноше какая-то неведомая сила.

Дикарь смотрел на Пампу, Пампа смотрела на дикаря. У него была удивительно тонкая талия и невероятно широкие плечи. Его кожа, вся покрытая шрамами и свежими царапинами, казалась очень грубой; его худощавое мускулистое тело совсем не походило на упитанное тело Тибура и других парней, знакомых Пампе. Можно было не сомневаться, что ему нередко приходилось голодать, что его жизнь была полна опасностей. Его грудная клетка мощно поднималась и опускалась, хотя дыхание и не было слышно. Шевелюра его походила на вспышку огня, и вторая вспышка находилась там, где Пампа увидела свою погибель. Она поняла, что женщина – это слабость, когда юноша испустил хриплое рычание, отдавшееся сладкой болью в самых сокровенных глубинах ее существа. Пампа застонала, и он кинулся на нее…

В ту же ночь Пампа ушла в Дикие Земли. Юноша привел ее к своим сородичам.

* * *

Собаки были спущены со сворок. Пампа мчалась изо всех сил. Дикарь, следовавший за ней, прикрывал ее бегство. Они долго бежали, то и дело ныряя под низкие ветви деревьев. Пампа начала задыхаться. Лес звенел фанфарами погони. Псы с визгом неслись за беглецами.

Оказавшись перед отвесной скалой, они, задыхаясь, прислонились к ее неровной поверхности. Почти тут же из-леса вырвалась погоня. Юноша встал на пути воющей своры. В последний раз он показался ей великолепным оленем. Ринувшись вперед, он с яростью напал на бешеных псов. Охотники с удивлением увидели перед собой женщину белой породы, помеченную хозяйской меткой. Дикарь сражался, ломая шеи и разбивая головы, в то время как собачьи клыки рвали его плоть. Очень скоро он оказался словно покрытым пурпурной туникой, странно походившей на вышитые золотом красные одежды копьеносцев. Зашатавшись, он рухнул на колени, почти исчезнув под грудой лохматых тел, и ловчий ударом кинжала прекратил его мучения. Кровь хлынула из его горла, он упал и больше не шевелился.

Пампа подставила грудь клинку ловчего.

* * *

Нечувствительная к обрушивающимся на нее ударам плетей, Пампа, распростершись на теле юноши, воем изливала свою тоску. Пампа была достаточно ценным экземпляром, поэтому ей сохранили жизнь. Ее вернули Патрику и Патриции. Она униженно распростерлась у их ног, кающаяся, молящая о пощаде, готовая к любой каре за свой проступок. Хозяева простили ее. Она должна была забыть бродячую жизнь, суровые дни, проведенные в поисках то пищи, то убежища, ночные костры с собиравшейся вокруг них ордой; бесконечные беседы, песни под аккомпанемент примитивных барабанов из натянутых на обручи шкур животных и колдовской обряд, совершенный над ней в тот вечер, когда юноша привел ее к патриархам племени. Она никогда раньше не видела таких старых людей. Они отнеслись к ней с пониманием и разрешили остаться вместе с племенем. Один из стариков проделал руками странные жесты, как будто хотел соединить какие-то разрозненные вещи в одно целое. Он еще сказал что-то не очень понятное о наступивших временах. Она никогда не забудет знак, начерченный его рукой на ее теле.

Но теперь, под обожаемым владычеством Патрика и Патриции, она вернется ко всем удовольствиям рабства. Правда, у нее не было уверенности, что она сможет забыть дикаря и его объятия. Он давал ей жизнь своими руками, он кормил ее плодами своей охоты. Он относился к ней с обожанием, а такие чувства должно проявлять только по отношению к хозяевам. Он давал ей нежные имена любви… Только теперь Пампа осознала, сколько нежности скрывалось в этом слове, дотоле ей незнакомом.

Пройдет немного времени, и ее, тихую и покорную, отведут к юношам, которые способны только запачкать ее тело, но с этим ничего не поделаешь, таков закон природы. У нее будет потомство, и, наверное, не один раз. Ее живот будет раскрываться раз за разом, отдавая хозяевам приплод. Может быть, именно из ее живота однажды выйдет тот, кого обещали. Родится замечательное дитя. Она вырастит его как дар хозяевам, властвующим над их жизнью и смертью. Ребенок вырастет большим и сильным, потому что в нем будет кровь тех, живущих в Диких Землях. Может быть, Патрик и Патриция оставят его жить? Тогда он сможет стать взрослым. И тогда…

Перевел с французского Игорь НАЙДЕНКОВ

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю