Текст книги "Шип и игла"

Автор книги: Пол Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Надо вернуться в Портовый город или еще лучше – в Пазойю, – беспомощно ответил Радо.

Батальон Факта окружил Радо и Шип. Было ясно, что они стремятся взять их живыми, орудуя одними дубинками, но они не могли приблизиться к Шип, не заплатив за это кровью.

Госс прошел сквозь ряды сражавшихся, отделив стражников от Радо.

– Скажите вашему человеку, чтобы он положил свое оружие.

– Он не слушается меня, – ответил Радо. – Мне следовало бы уволить его, но где столь неисправимый юноша найдет хозяина, подобного мне?

Госс печально кивнул. Он поднял руку, и отряд с арбалетами поднял свое грозное оружие. Шип вспомнила эпизод с коляской. Удары молнии. Не сказав ни слова, она положила стилет на землю. Госс поднял его. Он с любопытством осматривал его, нимало не боясь испачкаться кровью, стекавшей с него. Прелат посмотрел на Шип.

– Успокойте его, – сказал он.

Из рядов выступил стражник и страшным ударом кулака по голове свалил Шип на землю. Радо, до последней минуты ожидавший, что Шип освободится и убежит, сдался на милость победителя.

Госс посмотрел на него:

– Граф Радо, вы в порядке?

– Буду жить, – вздохнул он.

– Вы будете жить, – ответил Госс. Солдаты подняли обмякшее тело Шип на плечи. Они подождали, пока прелат снял капюшон с головы Шип. – Я не уверен, что могу обещать это в отношении вашего слуги.

ГЛАВА XI

Шип и Радо были разлучены со времени их прибытия в святилище. Радо завязали глаза, чтобы он не видел, куда их ведут. Сопровождаемый двумя Братьями и под охраной четырех стражников его вели по длинному переходу к лестнице, миновав несколько поворотов на другой этаж в узкий зал. Он услышал поворот ключа в замке. Повязку с него сняли, и, прежде чем он успел вымолвить слово, дверь закрылась, ключ повернулся, заперев его внутри.

Для тюремной камеры это было неплохо. Кровать с одеялом, стол и стул. Тазик и кувшин с холодной свежей водой. Пустой медный горшок.

В стене было окно, но до него Радо не мог дотянуться. Он подставил стул и осмотрел окно. На нем была решетка, к тому же оно было небольшим. Таким образом, его заперли в комнате, которая, скорее всего, служила гостевой комнатой для Братьев, приезжающих на Прайос пообщаться с Фактом.

У него отобрали все металлическое – меч, монеты, даже наконечники шнурков. Радо лег на кровать, заложив руки за голову. Он ждал: кто-нибудь ведь придет.

Серый свет за окном превратился в белый. В здании звенели звонки, передвигались стулья, топали ноги – все это доносилось в его смиренную обитель. Люди ходили по коридору. В святилище Факта начинался новый день. Радо было интересно, а знают ли они, кого они заполучили к себе в эту злополучную каморку. Неверного! Свободомыслящего! Террориста! Сам он пуще всего боялся религиозных фанатиков. Его фантазия услужливо рисовала ему сценарии дальнейшего один страшнее другого.

Тем не менее страх не помешал ему заснуть. Он растянулся на жестком матраце и спал, пока его не разбудил звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Радо вскочил с кровати и отбросил пятерней волосы с лица.

Дверь открылась, и появился прелат Госс со стражником. Увидев, что Радо находится далеко от двери, Госс отдал ключ стражнику, который запер дверь снаружи.

– Доброе утро, милорд. Надеюсь, вы освежились? – поинтересовался Госс. Он положил матерчатую сумку на кровать. – Мы возвращаем вам большую часть ваших вещей. Вы понимаете, что оружие остается у нас.

Радо просмотрел вещи и увидел, что цилиндр, обшитый шкурой ягненка, был в сумке. Он сдержал улыбку. Повернувшись к Госсу, он спросил:

– Что будет со мной?

– Это всецело зависит от вас, милорд. Вы преднамеренно нарушили границы святого места. Святилище закрыто для всех, у кого нет обруча Факта. Наше право наказать вас за вторжение.

К Радо вернулось чувство уверенности. Он сел на стул.

– Было бы серьезным нарушением этикета нанести ущерб члену благородного собрания Отечества.

– Никто не собирается наносить вам ущерба.

– Никаких топоров?

– Нет, милорд. Факт учит нас милосердию в отношению обидчиков. Прелатор может решить задержать вас здесь для курса инструкции по учениям Факта. Затем вас освободят.

Радо рассмеялся:

– Хотите сделать из меня Брата? Это будет достижением почище волшебных ламп и безлошадных экипажей.

– Срок вашего пребывания здесь будет зависеть от вашей готовности поведать нам о целях вашего приезда на Прайос.

– Это была шалость. – Граф пожал плечами.

– Хороша шутка! Проникнуть в цитадель Миести, убить двух человек, прокрасться на «Промикон»?

Не вставая со стула, Радо переменил положение ног. Госс знал больше, чем граф мог представить себе. Прелат соединил руки за спиной.

– Почему ваш слуга так отчаянно сопротивлялся, будучи уже пойманным? Многие наши люди тяжело ранены.

– Шипу свойственного увлекаться.

– Почему она выдает себя за мужчину?

У Радо засосало под ложечкой.

– Почему вы так решили? – медленно спросил он.

– Она пришла себя в плену и начала сражаться как бешеный волк. Понадобилось шесть человек, чтобы совладать с ней, а когда ее обыскивали в поисках оружия, то обнаружили, что она женщина. Какие это шалости, милорд? Женщина, которую вы зовете Шип, находится в здравом уме и не страдает извращениями. Она кем-то обучена носить мужскую одежду и драться как мужчина.

– Что из того? В мире много странных культов.

– Одно из основных правил святилища гласит, что женщины не допускаются на Прайос. Ваша спутница осквернила крепость Факта. Боюсь, что последствия для нее будут весьма серьезными, если вы, конечно, не разъясните вашу настойчивость в проникновении сюда.

Радо сложил руки и отвернулся.

– Кто эта женщина? Почему она с вами здесь?

Граф скрестил руки. Он демонстративно молчал.

– Вы глупо ведете себя, милорд. Со временем правда выйдет на поверхность.

– О да, тиски для больших пальцев, колодки, дыба…

Госс выглядел искренне шокированным:

– Братья не применяют пыток! Подобные методы омерзительны! – Несколько успокоившись, он добавил: – Я предвижу, что вас представят Факту. Познав милосердие и величие Факта, вы сами захотите сотрудничать с нами.

– Мой разум вряд ли так легко изменить, – сказал Радо.

Прелат тонко улыбнулся:

– Мы обращаем не ваш разум, а вашу душу.

* * *

Госс оставил Радо наедине с его страхами. Обещание прелата было более леденящим для графа, чем угроза пыток. Одно дело сломаться под ужасными физическими пытками, другое – когда вежливым обращением тебя заставляют служить силе, одержавшей верх.

Чувство полной беспомощности завладело графом. Он попытался вызвать эйфорию, испытанную им в молельном зале, когда он почувствовал присутствие Факта впервые. Но не смог. Будто он забыл слова песни, которую распевал годами. Память изменила ему: он забыл пережитые ощущения. Он помнил все событие, но никак не мог вызвать из забытья то чувство прикосновения к Факту, которое он тогда испытал. Оно потеряло качество реальности.

Ему было интересно, что произошло с Шип. По рассказу Госса, она затеяла еще одну драку, которую проиграла. Радо поверил в искренность слов Госса о неприятии пыток, однако зная, как легко Шип начинает драку, а также то, что как женщина она не подвергается обращению, ему подумалось, что топора палача ей не миновать.

За этой мыслью последовало коварное открытие о тщетности усилий. Шип была ножом у его горла. Пусть Братья устранят ее, что ему за дело! А не будет ее, не будет и его обязательств перед храмом.

Свободен навсегда и обращен.

Братья посещали его нерегулярно. Приходили всегда парами. Один блокировал дверь и держал ключ, другой приносил еду, воду или пустой горшок. Радо пытался отделить утро от вечера их приходами, но ничего путного не получалось. Их расписание не поддавалось систематизации.

Ощущение дня и ночи стало ему изменять. Первый день плена был чрезвычайно долгим. В окне было светло по крайней мере часов восемнадцать. Затем последовала короткая ночь и снова день на восемнадцать часов. Как это могло быть? Неужели и солнечные циклы подвластны Братьям?

Эту тайну он частично разгадал на третий день. Посреди того, что, по мнению Радо, было солнечным послеобеденным временем, комната внезапно погрузилась во мрак. Он подставил стул к окну и выглянул. Как только его лицо показалось над нижней рамой окна, вспыхнул ослепительный дневной свет. Так что это было? Братья разместили яркую лампу прямо под его окном. Они манипулировали его чувством времени для того, чтобы ослабить его сопротивляемость.

Гнев овладел графом. Буду сопротивляться, решил он. Тем не менее он безнадежно сбился со счета времени после прибытия на Прайос.

Они приходили во время его сна без предупреждения, хотя обычно он слышал шаги в коридоре или щелчок в замочной скважине. Когда они пришли за ним, он ничего не слышал до тех пор, пока голос не призвал его проснуться. Он открыл глаза и увидел, что кровать окружили Братья.

– Встаньте, Радо Хапмарк. Близок час вашего общения, – сказал субпрелат, руководивший церемонией.

– Нет, – ответил он.

– У нас специальная инструкция самого прелата. – Полдюжины Братьев вокруг него были вооружены дубинками в коже. – Что бы вы ни решили, исход будет один. Так не лучше ли для графа Радо прийти к Факту на собственных ногах, а не быть притащенным как преступник?

В этом был смысл. Радо протянул руку к штанам. Его одежда была грязной от лазания по скалам и лежания в тюремной воде. Он хотел бы, чтобы Шип почистила ее. Радо сунул ноги в ботинки и встал. Со всякими аристократическими ужимками он надел камзол и протянул руку за сумкой.

– Это вам не потребуется, – сказал субпрелат.

– Это нужные вещи, – настаивал Радо.

– Вы вернетесь сюда позднее. Все ваши безделушки останутся на своих местах.

В открытой сумке он видел цилиндр с оружием Богини. Он не мог взять его под пристальными взорами Братьев.

– Пойдем? – легко спросил Радо.

Они вышли из комнаты. Двое из Братьев пошли впереди, затем – Радо с субпрелатом. Остальные пошли сзади. Пока они шли, Радо вспоминалась пьеса, которую он однажды видел в Пазойе. Она называлась «Узурпатор» и была написана неким Бритемом. В кульминационной сцене мятежный принц Касмар идет на эшафот. Он обращается к своей возлюбленной, шествующей рядом: «Не плачь, дорогая. Палач знает свое дело. Уверен, что топор будет острым». Радо подумал, а острым ли будет Факт. Радо и его сопровождающие поднялись не менее чем на восемь пролетов лестницы. И чем выше они поднимались, тем богаче была обстановка. От спартанских гладких стен из камня на этаже, откуда они шли, до толстых ковров, обоев и статуй. Святилище скорее походило на дворец, чем на тюрьму.

Пройдя площадку восьмого этажа, они встретили прелата Госса и еще трех человек в такой же одежде и без эмблем. Субпрелат как бы передал Радо Госсу и удалился с сопровождавшими его людьми.

– Идем, – сказал Госс, протягивая руку. – Мне не нужно будет возвращать их, не правда ли? – Радо подтвердил. – Хорошо. Вам предстоит тонкое переживание, милорд. Я не хотел бы портить его дубинками и кулачным боем. – Прелат взял Радо под руку. – Пойдемте. Перед общением надо подготовиться. Эти Братья хорошо знают свое дело.

– Что они будут делать?

– Заверяю вас – это не больно.

Они вошли в маленькую комнату. Вдоль трех ее стен стояли столы, покрытые металлом. На них лежали инструменты. В центре комнаты стояло единственное высокое кресло.

– Снимите ваш камзол и садитесь, – сказал Госс.

Один из просто одетых Братьев взял его камзол и повесил на вешалку. Радо сел. Ему на плечи накинули простынку. Холодный металл коснулся головы Радо.

– Что вы делаете? – резко спросил Радо.

– Стрижем ваши волосы, – сказал Госс. – Этого требует процесс общения. – Вокруг полетели обрезки коричневых волос. Один из Братьев тут же убирал их щеткой.

Парикмахер смочил полотенце остро пахнувшей жидкостью. Он смел остатки волос с головы Радо. Едкая жидкость охлаждала кожу. Парикмахер взял бритву.

– Пожалуйста, оставьте усы, – сказал Радо. Госс никак не отозвался.

Парикмахер побрил участки кожи от ушей вперед с каждой стороны. Снова применили холодную жидкость. Парикмахер, окончив свое дело, уступил место человеку, который что-то мешал в чаше. Брат-аптекарь получил белую пасту и лопаточкой стал наносить ее на бритые места. Третий брат снял у Радо ботинки и омыл ему ноги теплой водой с уксусом. Он вытер их и надел сандалии.

– Встаньте, – сказал Госс. Братья почистили Радо щетками. – Очень хорошо. Ленник остается, а вы двое можете идти.

Ленник, человек с пастой, мыл руки. Он, Госс и Радо вышли из комнаты.

В конце коридора была движущаяся комната, значительно большая, чем в гостинице «Красная лягушка». Как высоко они поднялись, Радо не смог угадать, но наверняка высоко, если не на самый верхний этаж. Убранство здесь было иным. Стены были покрыты стальными матовыми листами серого цвета. Полы от стенки до стенки были покрыты чем-то губчатым и желтым, что походило на шкуру, но не имело швов. В мире не было таких больших животных.

– Подождите, – сказал Госс.

Он прошел вперед к паре дверей из такого же металла. Из-под шлема он достал эмблему Факта, выпуклую сдвоенную пирамиду, являвшуюся копией эмблемы, находящейся в молельном зале. Острием предмета Госс прикоснулся к сочленению дверей, и они раскрылись. Госс жестом предложил Радо заходить.

Комната была правильной круглой формы. Металлические стены вырастали из металлического же пола. В центре стояло кресло с подушками. Подле кресла была металлическая стойка.

– Милорд, соблаговолите сесть…

«Нет! Бежать! – восстал разум Радо. – Кулак в лицо подручного и бежать, как будто за вами гонятся все проклятые духи мертвецов».

– Пожалуйста, граф Радо. Вы так близки к цели. Садитесь, – сказал Госс.

Радо тяжело упал на кресло. Ленник занялся каким-то аппаратом сзади кресла. Вперед выдвинулась рама, коснувшаяся макушки головы Радо. Ленник протянул Госсу толстую медную ленту.

– Скажите мне правду, – сказал Радо. – Я умру?

– Нет. Воистину вы будете жить, – сказал Госс.

Он положил ленту на голову Радо. Затем прелат покрутил какие-то винты на внешней стороне медной ленты, уплотняя контакт с выбритыми частями головы Радо. Ленник протянул Госсу черный шнур. Прелат приладил шнур к большому винту на правой стороне ленты. Таким же образом он соединил провод с левой стороной. Ленник поставил ноги Радо на металлическую пластину около кресла.

Госс улыбнулся.

– Я завидую вам, – сказал он с неподдельным чувством. – Впервые я разговаривал с Фактом одиннадцать лет и девять месяцев назад. Нет ничего подобного тому, как в первый раз услышать голос бога.

– С Фактом можно разговаривать? – спросил Радо. Во рту у него пересохло, он еле ворочал языком.

– О да! Он вас услышит. – Ленник сказал, что все готово. Госс кивнул и направился к выходу. – Общайтесь, милорд.

Двойные двери за ним захлопнулись сами собой.

Пот выступил на голове Радо. Он протянул руки, чтобы снять ленту, но она была зажата винтами и приклеена пастой к голове. Лихорадочно он нащупал винты.

Свет померк. Радо почувствовал холод.

– Вот я, – громко сказал он. – Чего вы ждете? Ведь вы бог. Докажите мне вашу божественность!

Он задрожал. Его голова билась о подушки. Его руки скрестились, как у мертвеца. Его глаза закатились, и видны были одни белки. Противоестественная дрожь пробежала по его телу. Затем все тело расслабилось. Его вертикальное положение обеспечивалось лишь проводами, ведущими к ленте на голове.

Он исчез. Тело оставалось, но разум и душа Радо Хапмарка покинули этот мир.

ЧЕТВЕРТОЕ:
Неверующий

Вера состоит в принятии души,

неверие – в отвержении ее.

Ралф Уалдо Эмерсон

Представители человечества

ГЛАВА XII

Ржаное поле простиралось до горизонта. Рожь была ранней, еще желтой, дозревавшей, ее колос пока на налился. Ветер носил запах новой жизни.

Радо не верилось. Последнее, что он помнил, была роковая комната в святилище Факта… и боль. Он оборвал ржаной колос и засунул его в рот. Сладко. Он стал разрывать землю руками. Черви и жуки бежали от него. Один слепой червь потянулся было к солнцу, но скоро снова зарылся в плодородную почву.

– Вам не нравится?

Радо вздрогнул:

– Кто говорит?

– Этот вид приятен вам?

Радо повернулся кругом. Он был совершенно один.

– Кто разговаривает?

– Я – Факт.

– Где вы? Почему я вас не вижу? Где я? – прокричал Радо.

– Так много вопросов! Разве мои Братья не подготовили вас к этому моменту?

Колени подогнулись под ним. Он присел.

– Нет, – выдохнул Радо. – Никто меня к этому не готовил.

– Сожалею. И все-таки вам нравятся эти картины?

– Да. Да. Где я?

– Нигде… и здесь. Вы во мне.

– Как это возможно? Я был в комнате с лентой на голове…

– Да, эти обручи – жестки, но без них трудно меня узнать. Поскольку мои Братья не подготовили вас полностью, вы получите некоторые разъяснения от меня. Это место, это поле озимой ржи я сотворил из мыслей в вашей голове. Вы жили около такого поля?

– В Теразе, почти тридцать лет назад… Мне было четыре года. Во ржи я прятался от Нанны. – По его щеке скатилась слеза. – Как вы могли узнать про такие вещи? Даже я сам забыл о них.

– Читать вашу память мне так же легко, как вам говорить. – Ветер переменил направление. Он подул Радо в лицо, охлаждая работу памяти. – Почему вы здесь, Радо? Почему вы пробивались ко мне тайными путями?

– Если вы задаете вопросы, какой же вы бог, – ответил Радо.

– А вы – скептик. Я могу получать ответы, когда угодно, но не хотелось бы получать их без разрешения. Мне уже известно о серьезных страданиях, которые вы испытываете, дитя мое.

– Я не ваше дитя, – возразил граф. – Я – узник Братьев. Я не хочу находиться здесь и воистину не желаю с вами разговаривать.

– Вот как. Кто провел вас на место общения?

– Госс.

– Первый из моих блюстителей. Я понимаю: он хочет опустошить ваш разум и знать то, что вы знаете. Очень хорошо. Это будет сделано…

Радо подпрыгнул:

– Нет, не надо. Пожалуйста!

– Это будет сделано.

– В таком случае… прошу вас об одолжении. Вы можете проявить щедрость к бедняге Радо.

– Чего вы хотите?

– Дайте мне вас увидеть. Я хочу увидеть Факт.

Чьи-то пальцы коснулись его локтя. Радо повернулся и чуть не закричал. Около него стоял мальчик лет двенадцати.

– Вы – Факт?

– Я избрал этот образ ради вас. Вам он знаком?

По спине Радо пробежал холодок. Факт напоминал его самого.

– Примите другой образ, – прошептал он.

– Нет, так лучше.

Мальчик Радо протянул грязную руку взрослому Радо. – Коснитесь моей руки, и ваши муки сократятся. Обещаю.

Подлинный Радо колебался. Мальчик добавил:

– Вы меня не обманете, Мое Взрослое Я. Всякий обман лишь высветит глубину вашей памяти. Я сразу почувствую вашу ложь.

Лицо мальчика потеряло суровую облачность.

– Торопитесь, возьмите мою руку! Возрождение сопряжено с меньшим шоком, нежели сама жизнь.

Радо взял руку Факта в свою. От него к мальчику и обратно пробежали спазмы. В одно мгновение пропало ржаное поле. На его месте появилась обшарпанная ферма в южном графстве Отечества. Радо-мужчина и Радо-мальчик стояли каждый сам по себе и смотрели на изможденную молодую женщину, сжимавшуюся под ударами кнута. Высокий бородатый мужчина в расцвете лет и сил своим бичом буквально сдирал одежду со спины женщины.

– Мама, – сказали оба Радо вместе.

– Потаскуха, – орал мужчина. – Как ты смеешь приносить мне этот вопящий гнойник. Я не участвовал в этом! Это косой идиот свинопас? Вот кто отец. Правду я говорю?

Этот вопрос он сопроводил особенно злобным ударом. Женщина, склонившись до земли, прорыдала нечто утвердительное. Бородач остановился.

– Так-то лучше, – сказал он, тяжело дыша. – Теперь вон с моей земли, чтобы я тебя не видел. И забирай с собой ублюдка. – Он удалился с кнутом под мышкой.

Женщина подняла голову. У нее на коленях, защищенный от кнута ее спиной, лежал краснолицый младенец.

– Бедная женщина, – сказал Факт. – Влюбилась в младшего сына хозяина поместья, родила ему сына, которого тот не захотел, да и не смог признать своим. – Это – мы, Радо. Не граф, не милорд, а всего-навсего бедный незаконный и отвергнутый сын.

Радо протянул руки к страдающей женщине, своей матери. Но его руки прошли сквозь нее как через дым. Он не мог обнять воспоминания, даже первые воспоминания своей жизни.

Внезапно его сердце ожесточилось, он метнул свой взгляд на Факта.

– Нечего сказать, вы – великий бог, продемонстрировавший мне некую басенку. Грудные дети слишком малы, чтобы помнить что-либо. Вы состряпали эту безобразную сцену, чтобы сломить меня!

Мальчик смахнул слезы с лица.

– Отрицай это! Отпирайся, Радо, когда можешь. Я же, если бы беспокоил твой разум даже сотню раз в день, вспоминал бы эту «безобразную сцену» каждый раз.

Он схватил мальчика Факта за горло и потряс его.

– Проклятье, мне следовало бы свернуть тебе шею, как предполагалось…

– Вот как, – сказал Факт, – ты хочешь убить меня? Ты пробрался на Прайос, чтобы убить меня? Люди редко отваживаются на самоубийство. А ты, Радо? Расскажи мне поподробнее.

– Мне нечего сказать.

– Как угодно. В конце концов, какой тут разговор?

На глазах Радо мальчик Радо стал расти в юношу, затем во взрослого мужчину. Радо-Факт приблизился к Радо.

– Назад! Я не хочу тебя знать, ты мне не нужен! Это все фокусы. Это не существует реально…

Его протесты смолкли, когда он и Радо-Факт коснулись друг друга. Плоть слилась с плотью в единое целое. Радо и Факт соединились, их разум объединился.

* * *

Шел дождь в ту ночь, когда мы вынырнули в игральном доме «Костяшки». Вот уже неделю, как Пазойя ночами мокла от дождей, и это в числе других причин сделало нас раздражительными и дерзкими. Неудивительно, что захочется отвлечься любым способом, если единственным развлечением семи дней было наблюдение того, как протечки на потолке наполняют все горшки, которые давал нам хозяин.

Так что мы рванули в «Костяшки», хотя мы знали, что найдем там капитана Сасрела. Мы должны были ему деньги. Много денег… двадцать два дуката. Нам не удавалось выиграть у Сасрела ни банка плиток, ни броска костей со времени последнего полнолуния.

Барменша Луша сердечно приветствовала нас, когда мы прошли через занавеску с бусинками, служившую в «Костяшках» дверью. Мы не менее сердечно приветствовали ее, щипнув за грудь по пути к пивному крану. Она взвизгивала в ответ и отпускала нам в уши непристойные выражения. Она, эта Луша, была девочкой при игрище, но у нее не было зубов, зато была волосатая родинка там, где у женщины не должно ее быть, и мы знали это.

– Хо! Кракс! Налей мне полный бокал, – сказали мы.

Кракс Дуормо, содержатель бара сплюнул на пол красную жевательную смолу.

– Деньги, Радо. В этом учреждении за напитки требуют деньги, – прорычал он.

Кракс был одинаковым в высоту и в ширину, не будучи жирным. Свое имя он получил от стеклянного глаза. Настоящий глаз он потерял в дни короля Талтона. Некто, теперь уже труп, стукнул его молотком по голове. Дуормо остался жив, но глаз издал звук «кракс».

– Я оплачивал все, – сказали мы, ясно глядя в глаза.

– А теперь деньги на прилавок вперед. Я не хочу подставлять свою задницу за кредиты тебе.

Мы собирались поспорить: порой мы спорили с Краксом ночами, как вдруг увидели, как на стойку бара упал золотой дукат с орлиным носом Талтона.

– Ты должен мне двадцать два таких, Радо, – сказал капитан Сасрел. Он был разжалован из армии несколько лет назад, но по-прежнему носил саблю и синий костюм со дня увольнения.

– Я заплачу, Сас, как только у меня зазвенят монеты, – сказали мы.

– Не пойдет. Вы проигрываете с такой скоростью, что я скорее умру, чем вы мне заплатите.

– Как кому повезет.

Его черты ужесточились:

– Тебя твой язык приведет к смерти.

– Может быть, облегчить твою судьбу оружием?

Между Сасрелом и нами упала клюшка со свинцовым наконечником Кракса.

– Никакого кровопролития в баре, – сказал он. – Хотите подраться, идите, как и все, на улицу.

– В драке нет необходимости, – сказали мы, жестом показывая Краксу, чтобы он налил. – Если капитану хочется получить деньги прямо сейчас, мы можем что-нибудь придумать.

Пришло время объяснить, что наш главный заработок мы получали из наемных дуэлей. Беззаботные джентльмены нарывались на угрозу меча, хотя они не отличали шпаги от вертела. Согласно кодексу Школы Меча, они могли нанять за себя человека. Это нас. Или не столь почетно, но выгодно мы могли быть наняты компанией мужчин или женщин, скрывающих свои истинные цели. Последний раз нам пришлось прятаться в Вендролло после убийства троих за три дня. В это время мы столкнулись с Сасрелом, пробыв в Пазойе всего пять недель.

Желтая жадность светилась в желчных глазах капитана.

– Может быть, – сказал он, – у вас больше везения, чем здравого смысла, когда мое маленькое предприятие сможет использовать человека с вашим неукротимым талантом. Обговорим это в частном порядке.

– Мне нужно эля, чтобы думать, – сказали мы.

Сасрел откатил дукат Краксу:

– Пришли кувшин.

Нам следовало бежать после этого. Сасрел угощает нас? Сасрел объяснялся в любви каждой монете, полученной от бедняка. Золото ему нравилось больше, чем еда, чем женщины… Нам следовало бы выпрыгнуть из окна «Костяшек» сразу, не думая, но мы не сделали этого.

Капитан и мы прошли в одну из частных кабинок Кракса. Кабинки – это, конечно, громко сказано. Там были скамейки с доской, куда можно было поставить кружку и локоть, отгороженные прокопчеными перегородками. Мы разместились. Кракс принес кувшин бледного Ботланда – лучшего пива в Пазойе. Пока мы разливали и пили впервые за эту ночь, Сасрел начал свою историю.

– Что вы знаете о Храме Богини Матери? – спросил он.

– В этом городе?

– Гм.

– Большая и богатая секта. Говорят, Пазойский храм основал все остальное в мире.

– Ясно мыслишь, все правильно, – он ближе склонился к нам. – Я хочу взять кое-кого оттуда.

Мы почти плевались элем:

– Кого тебе еще надо из закрытого храмового общества?

– Женщину, – вырвалось из него как пламя. – Ее зовут или звали Вития Парвьел. Ведьмы там внутри зовут ее Ариаф. Она старшая прислужница Внутреннего Храма.

На этот раз мы поперхнулись. Служительницы Внутреннего Храма по всем порядкам были самые священные. В отличие от всех других служительницы Внутреннего Храма давали клятву молчания (за пределами Храма), обет безбрачия (навсегда) и носили маски, сплетенные из прутьев, выходя на публику. Храм учил, что глаза женщины – наиболее разоблачающее и уязвимое место женщины. Именно через глаза проникает зло.

Сасрел смахнул золотые капельки эля с рукава.

– Да, я знаю. Меня тошнит от этого. Эти проклятые жрицы забирают хороших женщин и закрывают их от жизни, от мужчин. Это противоестественно. Итак, я хочу заполучить обратно Витию, хотя бы на несколько часов.

– А скажи, пожалуйста, Сас, как ты вообще мыслишь себе эту встречу со старшей служительницей, – спросили мы.

– Она не родилась ведь этой проклятой служительницей? – рявкнул он.

Головы за перегородкой повернулись в нашу сторону. Сасрел понизил голос:

– Мы выросли на одной улице. На Ярн-Спиннерс, здесь, в Пазойе. – Он отхлебнул прямо из кувшина. – Мне было всего четырнадцать лет, когда я попросил ее, и она согласилась.

– Просил – чего?

– Выйти за меня замуж, кудахтающий олух! Когда мне исполнилось шестнадцать, я убежал на войну, а она обещала ждать меня. Через два года меня произвели в офицеры, а она отвергла меня! Сказала, что я слишком ругаюсь, пью и разговариваю про войну и убийства и…

Сасрел схватился за доски стола. Это было самое настоящее, что мы услышали от него. Это возбуждало к нему человеческое сочувствие. Мы почувствовали деликатность вопроса в том, что нам рассказали.

– У меня помутился разум. Я… я… ударил ее, дал пощечину, но она закричала, и тут подключился ее братец-щенок, ну, я дал ему попробовать своего кинжала. Меня поймали стражники сити, но Вендролло был тогда в осаде. Поэтому я отделался наказанием в пятьдесят плетей. Брат Витии жив, он серебряных дел мастер на Фернас-лейн.

Вития бежала. Ко времени моего возвращения с войны никто не знал, где она. Я настойчиво искал, свернул несколько голов, но никто не знал, даже брат. Я уже считал, что ее нет, как вдруг неделю назад я увидел ее в ряду служительниц с корзинами на голове. Я узнал ее! Она так и не покидала города!

– Сас, я не могу попасть в Храм. А если бы и мог, до него десять выстрелов стрелы. Как я могу найти ее? А если найду, как я вызволю ее оттуда. Это невозможно.

– Эх, парень! В том-то и есть чудо. Ты слышал о тактике?

Мы улыбнулись, прикрыв губы кружкой:

– Имеем представление.

– У меня тактика. Я хочу, чтобы ты сделал следующее.

Он изложил трехступенчатую процедуру, рассказав нам, что, когда и где делать.

– Как только она будет в твоих руках, тебе останется только доставить ее в мою нору в Трубы-под-Мостом.

– Что вы собираетесь с ней делать?

– Беседовать. Уговорю ее вернуться ко мне. Это все.

Тогда-то нам нужно было подняться и бежать к двери. Именно тогда. Но нет, мы продолжали сидеть. Единственное, что мы сделали, так это спросили:

– А о какой оплате может идти речь, капитан?

Он удивил нас:

– А сколько вы хотите?

Нам надоело, что у нас из-под носа уводят пиво. Мы сказали:

– Ликвидация всех долгов и плюс мне десять дукатов.

– Согласен. Дай руку.

– Ты не будешь торговаться? Ты не будешь называть меня подонком и сукиным сыном?

Он не собирался. Он протянул изуродованную руку без одного пальца, и мы, как новейшие дети во ржи, пожали ее.

* * *

Если пройти дальше вдоль берега реки Грайдон, то у ее устья попадешь в эстуарий. Суда значительных размеров заходят ловить рыбу и за товарами в нижнее течение реки, но настоящая доходная река начинается в сердце Пазойи и Прикрытого источника, естественного колодца, включенного в стену с древних времен. Позднее завоеватель короля Талтона Эдрам Быстрый возвел крышу над источником в знак благодарности Богине Матери за ее божественное предвидение. Так сказал он. Во всяком случае, Прикрытый источник стал светским для поклонников Богини, а также групп жриц, ходивших на источник за водой.

Действие первое. Нам предстояло скрыться в выложенном стенами источнике с мешком, канатом и нашим мечом.

Действие второе. В окрестностях Храма должно стать известным, что здесь появился Сасрел. По его мысли, это должно побудить Витию-Ариаф не покидать Храм кроме как в обществе своих сестер. Наиболее подходящим поводом для выхода толпы сестер из Храма будет ежедневный визит к источнику.

Действие третье. Мы ждем, когда появляется Вития, хватаем ее и несем в объятия нежного Сасрела.

Если бы мы хотя бы в течение десятка ударов сердца поразмышляли, мы вернули бы десять полученных дукатов и избежали бы всей этой гнусной затеи. Но мы вбили себе в голову понятие лояльности платящему и околачивались у колодца: высматривая Витию.