Текст книги "Ниже неба"
Автор книги: Пол Блок
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КИТАЙ
Март 1839 года
XV
Росс Баллинджер стоял на капитанском мостике «Селесты», красивой шхуны с высокими мачтами, проплывающей мимо португальского Макао, которое в период с апреля по октябрь становилось домом для большинства торговых представителей и их семей. С моря открывался впечатляющий вид на набережную, застроенную зданиями в европейском стиле. Макао, расположенный на косе в устье Кантонского залива, описывался одним из путешественников, как «Неаполь в миниатюре, положенный драгоценным камнем на порог огромного и неизведанного Китая».
Был первый день марта, когда «Селеста» начала подниматься вверх по заливу в направлении реки Кантон. Из-за сильной влажности, предвещавшей приближение сезона муссонов, истомленный жарой утренний воздух казался еще более невыносимым. На Россе были надеты черные непромокаемые брюки и грубая синяя рабочая куртка. Закатанные по локоть рукава не скрывали загорелых, жилистых рук. Когда Росс покидал Англию, он не был таким мускулистым; продолжительное путешествие наполнило силой его восемнадцатилетнее тело, а длинные дни, проведенные на солнце, выбелили его светло-желтые волосы.
– Еще семь месяцев в море, и можно будет считать, что ты справился с работой корабельного писаря, – проскрежетал чей-то низкий голос позади Росса, и в тот же момент мощная рука сжала его плечо.
– Спасибо, сэр, – ответил Росс, оглядываясь на капитана корабля, Грегори Эйлса.
Капитан прищурил свой здоровый правый глаз и приложил указательный палец к покрытой шрамами пустой левой глазнице. Считалось, что он потерял левый глаз во время боя неподалеку от Туншаньского побережья с китайской пиратской джонкой, которая забросала первое судно Эйлса, «Гелиотроп», подожженной смолой и чуть было не пустила его ко дну.
– Знаешь, ты бы мог спокойно бить баклуши всю дорогу на Восток.
Росс усмехнулся и открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент капитан продолжил:
– Я знаю, безделье для белоручек. Ты говорил мне это по сто раз на день. Но твой папенька заплатил королевскую плату за то, чтобы его первенца взяли на борт корабля, и вряд ли бы ему понравилось смотреть, как его маленький щенок снаряжает паруса и карабкается...
– Не беспокойтесь, капитан. Я с удовольствием скажу ему, что спокойно бездельничал весь путь до Китая и обратно.
– А как ты собираешься объяснить вот это? – спросил Эйлс, хватая Росса за мускулистую руку.
– Я скажу ему, что это от тех огромных кружек с ромом, которые вы постоянно заставляли поднимать меня и в кают-компании.
Эйлс прищурил здоровый глаз:
– И, конечно, твой отец отправит меня следующим же кораблем в Австралию, причем не как капитана!
– Тогда вам лучше поскорее возвратиться домой. Насколько я слышал, австралийский ром – самый лучший к югу от экватора.
– Может быть, но у них мало женщин, мужчины для мужчин, – капитан перегнулся через леер и указал на северное побережье залива. – Ну а там, сынок, где эта посудина бросит якорь, нам не придется беспокоиться на этот счет. В Кантоне достаточно продажных девок, чтобы мы, заморские дьяволы, и местные рисовые лепешки постоянно чувствовали себя счастливыми, – он с силой хлопнул Росса по спине. – Однако, у тебя, осмелюсь сказать, еще молоко на губах не обсохло. Тебе лучше оставить этих девок для таких морских волков, как капитан Грегори Эйлс.
– А как насчет миссис Эйлс? – поддел Росс, и тут же пожалел о том, что завел разговор на эту тему.
– Миссис не очень беспокоится о том, чем занимается ее муженек в заморских гаванях, – капитан задорно подмигнул, – пока тот не забывает примерно раз в год приводить свою посудину назад, к дому. И только одному капитану ведомо, как плавно поставить на якорь свою шхуну – даже на бешеной скорости.
– В любой гавани, даже во время шторма?
– Не только в гавани. Даже после шести месяцев в море тебе не удастся словить меня на том, что я бросаю сухой хворост в камин только для того, чтобы согреть капитанскую постель. Этого, может, и достаточно для тех сопляков, которые только считают себя моряками. Но для таких, как Грегори Эйлс, единственная гавань, где они ставят свой корабль,– гавань Венеры.
– Или Китая, – добавил Росс, многозначительно усмехаясь.
– Эх, Китай, – вздохнул Эйлс, прикрывая глаз. – Конечно, Китай, – неожиданно он выпрямился и притворно нахмурился. – Хватит, размечтались тут. Дельта в добрых сорока милях вверх по заливу, и по реке до Кантона еще сорок. Считай, что нам очень повезет, если мы пройдем их до завтрашнего полудня. А до тех пор у тебя есть, чем заняться.
– Я думал, что просто пассажирствую, – простодушно заметил Росс.
– Я так пропассажирствую твою ленивую задницу по дороге до Пекина и обратно, если ты не оторвешь пятки от палубы и не вернешься к работе! – Эйлс попытался дать ботинком пинка Россу, однако молодой человек был уже на середине капитанского мостика.
– Если я вам понадоблюсь, – крикнул Росс, спустившись на главную палубу, – я буду в каюте капитана – следить за тем, чтобы вход в гавань был открыт пошире и там было достаточно хвороста для огня!
– Ах ты, сын корабельной кухарки! – взревел Эйлс и обрушил на юношу бурный поток красочных ругательств.
Росс соскочил по узкому трапу на нижнюю палубу и поспешил к своему посту.
* * *
Ранним субботним утром «Селеста» достигла гавани Вампоа, являвшейся стоянкой для приплывающих в Кантон кораблей. Сам город Кантон располагался двенадцатью милями выше по реке с одноименным названием, и до него можно было добраться только на одной из «чоп-лодок» с низко сидящими в воде пузатыми корпусами и парусами из циновки.
Росс Баллинджер наблюдал за небольшой флотилией подобных лодок, собирающихся вокруг «Селесты». Как и крупные, выходящие в открытое море джонки, многие из них были красного или зеленого цвета, остальные были покрыты лаком, но не покрашены. Китайские моряки носили простую, крестьянскую одежду, в основном, из синей или черной ткани: широкие штаны, куртки без воротников и конусообразные соломенные шляпы. Подплыв к «Селесте», они мгновенно принялись за работу, перетаскивая тюки шерсти и ящики с медью из Англии, хлопок и другие товары из Индии на свои лодки для того, чтобы отправиться затем на факторию компании «Жардин, Матесон & Ко», – одну из тринадцати подобных ей факторий, основанных в Кантоне для использования в иностранном бизнесе.
Процесс перегрузки товаров со шхуны в неглубокие китайские чоп-лодки будет продолжаться до самого вечера, и пройдет еще несколько недель до того, как трюм «Селесты» снова наполнится чаем, шелком и пряностями для обратного плавания в Англию. Росс не примет участия в этом плавании: он проведет целый год в Кантоне в качестве гостя компании «Жардин, Матесон & Ко» – одной из основных корабельных английских компаний, проводящих свои торговые операции на Востоке. Торговая Компания Баллинджера уже на протяжении долгого времени вела дела с компанией «Жардин», как ее называли, и обычно пользовалась ее обширным флотом клиперов и шхун – таких, например, как «Селеста» – для перевозки товаров.
Росс какое-то время наблюдал за тем, как китайские моряки по очереди подводят свои суденышки к бортам «Селесты», чтобы загрузиться товаром. Затем он спустился на нижнюю палубу и вернулся через несколько минут, неся за плечами промасленный парусиновый рюкзак и два объемистых саквояжа в руках. Капитан Эйлс уже покинул корабль, оставив своего первого помощника управлять разгрузкой и погрузкой судна, и перешел на борт фу-чуаня – служебной лодки. Эта средних размеров двухмачтовая джонка должна будет отвезти капитана в Кантон, где он предоставит на контроль китайских торговых инспекторов все необходимые бумаги и получит после уплаты таможенных пошлин разрешение провезти товар на склад фабрики Жардин. Шесть приятелей Росса из числа пассажиров уже собрались на приподнятой корме джонки, которая должна была вот-вот отправиться в двенадцатимильное путешествие вверх по реке.
– Эй, друг! – прокричал чей-то голос с борта фу-чуаня, когда Росс спускался по сходням, соединявшим два судна.
Голос принадлежал преподобному Сэмьюэлю Отербриджу, священнику, посланному в Китай лондонским Миссионерским обществом. Сэмьюэль и его жена, Гортензия, были единственными пассажирами, кроме Росса, проделавшими весь путь от Англии до Кантонского залива. Остальные четверо поднялись на борт всего лишь месяцем раньше, когда «Селеста» бросила якорь у пристани Бомбея. Священник был настолько же тучным, насколько его жена тощей – помпезный, властный мужчина, чья экспансивная дерзость более чем компенсировала нервозную сдержанность Гортензии.
Во время путешествия Отербридж неоднократно пускался в объяснения, почему его с женой послали к берегам этих «далеких, варварских земель» – как он сам называл любое место, расположенное дальше Английского канала, – а именно для «спасения этих несчастных туземцев от невежества и срама». Отербридж ощущал особый восторг от того, что отправился в «путь во имя Господа» на борту корабля с названием «Селеста»1414
Celeste, англ. – небесная (прим. пер.)
[Закрыть], так как «мы – те, кто выполняет Господню работу – и есть на самом деле поднебесные жители». И он чувствовал себя глубоко обиженным всегда, когда капитан Эйлс напоминал ему о том, что только сами китайцы называют себя поднебесными жителями, а свои земли – Поднебесной Империей.
– Вы должны обязательно на это взглянуть! – воскликнул Отербридж. Он подхватил саквояжи Росса своей мясистой рукой и подтолкнул молодого человека по направлению к корме джонки. – Внешне это ни на что не похоже – и, определенно, об этом ничего не сказано в Священном Писании!
Свободной рукой Отербридж пригладил то, что осталось от его редеющих черных волос.
Росс позволил ему протащить себя вокруг каюты в центре джонки к задней части кормы, туда, где посреди своих сумок и пакетов стояла жена священника. Джонка, по размеру, наверное, с одну восьмую «Селесты», сильно раскачивалась вверх и вниз на волнах, и бедная женщина выглядела еще более бледной, чем на протяжении всех долгих месяцев, проведенных в море.
– Гортензия, покажи Россу, – крикнул Отербридж, когда они подошли поближе. – Покажи ему, что они делают.
– Варвары есть варвары, и развлечения у них безбожные, – проворчала жена священника. Она перегнулась через леер, глаза ее неодобрительно прищурились.
Росс знал, что Гортензия, которой было сорок два, на несколько лет моложе мужа, однако почти постоянное недовольное выражение прорезало на ее лице множество морщин, делавших эту женщину похожей на его мать.
– Варварские игры, – добавила Гортензии, ее слова сопровождались странными, ритмичными щелкающими звуками.
Приблизившись к лееру, Росс кинул на палубу свои сумки и посмотрел за борт. На расстоянии всего нескольких дюжин футов на воде покачивалась одномачтовая лодка, меньшая по размерам, чем джонка, но гораздо большая и лучше разукрашенная, чем обычная чоп-лодка. Она, очевидно, была не просто транспортным суденышком, а личной лодкой господина, у которого водилась в кармане довольно приличная монета. На борту этой лодки находилось всего два человека. Казалось, их абсолютно не интересовала царящая вокруг суета, связанная с разгрузкой «Селесты». Их внимание было полностью привлечено к низкому, покрытому красным лаком столику, стоящему между ними. На столике в форме пирамиды лежала стопка пластинок, сделанных из слоновой кости. Игроки по очереди поднимали и опускали пластинки согласно каким-то совершенно запутанным правилам, их движения сопровождались звуками, похожими на беззлобное подшучивание.
– Ма-джонг1515
Ма-йонг – китайская игра; четыре человека по очереди тянут и выкидывают пары одинаковых пластинок из поля, закрытого 144 пластинками, до тех пор, пока один из игроков не выигрывает, выкинув последнюю пару; современное название эта игра получила приблизительно с 1920 года от торговой марки Mah-Jongg.
[Закрыть], – объяснил Росс, указывая в сторону игроков.
Глаза Сэмьюэля Отербриджа широко раскрылись от удивления.
– Я не предполагал, что вы говорите на варварском языке, – недовольно прошептал он.
– Я и не говорю. Но я прочитал об этой игре в одной из книжек, которые взял с собой в дорогу. Полагаю, что именно на «ма-джонге» основана игра в домино.
– Домино? – переспросила Гортензия.
– Конечно, вы слышали о домино? Эта игра пользуется популярностью в фешенебельных кругах лондонского общества.
Женщина сердито повела плечами:
– Наша жизнь имеет мало общего с фешенебельностью.
– И не могла иметь, – вмешался ее муж, – даже, если бы мы этого захотели. Единственный фешенебельный круг, подобающий Отербриджам, – это круг верующих, которые в один прекрасный день вознесутся к стопам нашего Спасителя.
Снова посмотрев через леер, Росс перехватил взгляд одного из игроков в «ма-джонг», довольно худого мужчины, одетого в синий шелковый халат и странную синюю шляпу, увенчанную ярко-красной короной. Этот мужчина был одет лучше, чем его напарник, а когда он поднял голову и посмотрел на Росса, его улыбка обнажила ряд зубов, таких ровных и белых, что они показались Россу сделанными из той же полированной слоновой кости, что и пластинки «ма-джонга».
– Отвратительно, – вздрогнув, пробормотала Гортензия и повернулась спиной к лееру.
– Я слышал, что они живут на этих штуковинах, – заметил Отербридж, махнув рукой в сторону разноцветных джонок и чоп-лодок, крутящихся вокруг «Селесты». – Готовят себе пищу, растят детей,.. – он понизил голос так, чтобы только Росс мог его слышать, – ... даже делают детей... прямо там, на этих... плавучих пристанищах беззакония. – Отербридж зловеще покачал головой. – Это работа самого дьявола.
– Кто-то произнес мое имя? – пробасил капитан Эйлс, подходя к троице, расположившейся у леера.
Отербриджи вежливо улыбнулись, но их глаза выдавали возмущение грубоватым юмором, присущим не только капитану, но и вообще всем морякам, с которыми им приходилось сталкиваться на протяжении последних шести месяцев.
Эйлс подошел к лееру и посмотрел через него.
– Ну, будь я проклят, – пробормотал он, затем помахал рукой мужчинам, сидевшим в лодке, и крикнул: – Привет, дружище!
Двое мужчин повернулись в ту сторону, откуда послышался голос. Тот, который был одет в синий халат, почтительно приподнял свою красную корону, после чего встал и помахал капитану в ответ:
– Привьет! Давно тьебя не видьеть, стьяри дрюг!
– Вижу, ты чоп-чоп1616
Чоп-чоп – быстро (пиджин).
[Закрыть] играешь в «ма-джонг», Го-куа1717
Куа – почетный титул, добавляемый к именам мандаринов девятого, или самого низкого, ранга; отсюда Го-куа, Мо-куа, По-куа.
[Закрыть], но я хотеть, чтобы твой люди работать чоп-чоп. – Эйлс притворно насупил брови. – Я хотеть, чтобы твой люди кончать сегодня, не завтра.
– Нет, не завтла! – пообещал мужчина, названный Го-куа.
Капитан немного склонил голову набок, его здоровый глаз прищурился:
– Ты привести мне номер один мужчины? – он посмотрел на флотилию лодок. – Мужчины не выглядеть первый-чоп. Выглядеть второй– и третий-чоп.
– Нет, нет! – запротестовал Го-куа, ожесточенно замотав головой из стороны в сторону. – Все мужчьина перь-ви-чоп!
Он повернулся к своему товарищу и что-то быстро затараторил на кантонском диалекте, широким жестом обводя чоп-лодки, окружавшие «Селесту». Коротко кивнув, второй мужчина поспешным шагом направился к носу корабля и принялся кричать на китайских моряков, находившихся на борту ближайших чоп-лодок.
Го-куа наблюдал за всем происходящим до тех пор, пока не убедился в том, что моржи удвоили свои усилия и процесс разгрузки ускорился. Затем, повернувшись к фу-чуаню, он важно кивнул капитану и провозгласил:
– Ты увьидишь... Мой мужчьини кончать чоп-чоп.
– Отличная работа, Го-куа.
Услышав этот комплимент, пожилой китаец просиял в ответ и через некоторое время снова вернулся к игре.
– Он говорит по-английски? – удивленно спросил Росс.
– Если это можно так назвать, – насмешливо произнес Отербридж.
– Не по-английски, – отозвался Эйлс. – Это пиджин1818
Пиджин – «деловой»; язык, используемый китайскими и иностранными купцами и представляющий собой смесь английских, китайских, португальских слов, а также слов из языка хинди.
[Закрыть] – своего рода английский, но сильно перемешанный с португальским и даже немного с хиндустанским. Например, слово «чоп»1919
Чоп – «клеймо» (груз чая, который весь маркирован одним и тем же клеймом, есть «чоп чая»); также «быстрый» (пиджин).
[Закрыть] – это на хинди «клеймо». Таким образом, груз чая, который весь промаркирован одним и тем же клеймом, называется чопом чая. Китайцы, однако, используют слово «чоп» для обозначения всего, чего угодно. «Первый чоп» означает «первый сорт», «чоп-чоп» – «быстро». А те палочки, которыми они пользуются во время еды, на пиджине называются «чоп-палочками», что означает «быстрые палочки».
Отербридж смущенно нахмурился:
– Пиджин? Какое все это имеет отношение к птицам?2020
Здесь игра слов: pidgin, пиджин (англ.) – деловой язык, упомянутый капитаном Эйлсом; pigeon, пиджин (англ.) – голубь (прим. пер.)
[Закрыть]
– Не голубь. Это п-и-д-ж-и-н, – произнес Эйлс по буквам. – Слово «пиджин» означает «деловой», и каждый, кто хочет заниматься бизнесом в Кантоне, должен учиться им пользоваться – как кохонг2121
Кохонг – члены гильдии торговцев гунхана (кантонизм).
[Закрыть], так и фан-куа2222
Фан-куа – «чужеземный дьявол»; термин, используемый китайцами для обозначения всех иностранцев.
[Закрыть].
– Кохонг? – переспросил Росс.
– Это название сословия торговцев – торговцев гунха-на, под контролем которых находятся все деловые отношения с Китаем.
– А что такое фонк... фонквей...
– Фан-куа, – медленно выговорил Эйлс. – Ну, мой юный друг, это мы и есть. – Он легонько ударил Росса кулаком в грудь. – Фан-куа – чужеземный дьявол, – усмехнувшись, капитан повернулся к Отербриджу. – Да, боюсь, даже такой служитель Господа, как вы. Мы все для них дьяволы. И я не могу сказать, что я их обвиняю за то, что они о нас так думают. Я хочу спросить, что мы приносим Китаю, кроме лишних проблем?
– Цивилизацию, – возразил Отербридж. – Цивилизацию и религию.
Эйлс покачал головой:
У них всего этого было достаточно еще до того, как мы сюда пришли. Нет, все, что мы принесли с собой,– это смерть... смерть в чаше, в которую опущена опиумная трубка.
– Но торговля опиумом в Англии разрешена, – заметил Росс. – Лекарственная ценность...
– Лекарственная? – насмешливо фыркнул Эйлс. – Для китайцев это не лекарство, а дьявольская отрава – отрава фан-куа. Они не используют опиум в маленьких дозах для облегчения сердечных и тому подобных болей. Китайцы курят его сразу весь, что удается раздобыть, – и однажды начав, они уже не могут от этого отказаться, даже под страхом смертной казни, введенной императором за употребление опиума.
Гортензия Отербридж выглядела исключительно неприятно, когда пробормотала:
– Варварские грехи.
– Когда они отправятся к Господу, им придется оставить на земле свою дьявольскую отраву, – уверенным голосом произнес священник.
– Только, если Парламент или Компания ничего не будут иметь против.
Отербридж с удивлением уставился на капитана:
– Что общего со всем этим имеет британское правительство?
– Или Восточно-Индийская Компания? – добавил Росс.
– Под их контролем находится, практически, вся торговля в Китае, вот и все. Когда мы прибываем в Кантон за чаем и шелком, мы должны чем-то за это платить. То, что сделано в Англии, пользуется весьма незначительным спросом среди китайцев. Однако китайские кули находят широкое применение тому, что сейчас разгружается. – Эйлс указал в сторону «Селесты», с палубы которой британские моряки опускали вниз тяжелые, небольшие по размерам и сделанные из дерева манго, ящики. Внизу ящики сразу подхватывали китайцы, находившиеся в длинных, многовесельных лодках, которые назывались «п'а-лен»2323
П'а-лен – «карабкающийся дракон»; длинная, многовесельная лодка, часто использовавшаяся для транспортировки опиума с иностранных судов; от слов «п'а» («ползти, цепляться») и «лен» («дракон»).
[Закрыть] или «карабкающийся дракон».
Росс озадаченно покачал головой:
– Я не понимаю.
– А что, ты думаешь, мы везем всю дорогу из Бомбея? – Эйлс похлопал Росса по плечу.
– Думаю, хлопок.
– Ну да, есть и немного хлопка тоже. Но большая часть груза, сынок, – это опиум из Патны и Гхазипура, самый лучший сорт для курения. В каждом ящике его ровно сто семьдесят фунтов. Вот на чем стоит вся торговля с Китаем. И пошлины, взимаемые с торгового оборота, назначает английское правительство – говорят, что одни только пошлины на чай наполовину обеспечивают содержание Королевского морского флота.
– Но Баллинджеры не имеют никаких дел с опиумом, – как бы защищаясь, произнес Росс. – Мы продаем британские товары или платим законными английскими стерлингами за те товары, которые мы импортируем.
Эйлс громко расхохотался:
– Тебе еще многое предстоит узнать о торговле с Китаем, сынок. Китайцы не находят большого применения английским товарам или стерлингам – особенно они не любят монеты, на которых изображены лики чужеземных дьяволов. Китайцы могут принимать в качестве платы испанские серебряные доллары, но никто из них не хочет, чтобы все это серебро текло только в одну сторону и не возвращалось в другую. Поэтому мы берем твои хорошие британские товары, продаем их в Индии за опиум, а здесь, в Китае, продаем опиум за шелк и чай.
Когда Отербридж услышал о том, какое содержимое находится в трюмах «Селесты», он словно застыл на месте, лицо его начало заливаться краской:
– Вы хотите сказать, что я и моя жена купили билет на... корабль, перевозящий опиум?
Эйлс снова рассмеялся, но на этот раз в его смехе не было и намека на веселье.
– Каждый британский корабль, который входит в Кантонский залив, имеет на борту груз опиума, – черты лица капитана окаменели, и он произнес ледяным голосом: – Я уверен, что все это изменится благодаря таким, как вы и ваша миссис, несущим христианство жителям Поднебесной.
В этот момент джонка немного качнулась вперед, отходя от борта «Селесты».
– Вы, надеюсь, простите меня, господа. Мне еще необходимо подготовить кое-какие бумаги до того, как мы достигнем Кантона, – Эйлс почтительно поклонился Гортензии и направился к центральной каюте.
Отербридж тихо вздохнул и нахмурился:
– Шесть месяцев в море, а он остался таким же неприятным человеком, каким и был в тот день, когда мы покинули Портсмут, – он посмотрел на свою жену. – Помолись за бедного капитана, Гортензия. Боюсь, он провел слишком много лет под этим варварским солнцем.
Варварское солнце... Слова преподобного Сэмьюэля Отербриджа будто прострелили Росса Баллинджера, вызвав в воображении картины таинственной земли: босой кули сидит на корточках в грязной аллее, его ловкие пальцы облепили чашку с рисом, быстрые палочки выбивают ритм стаккато... изрезанный террасами склон холма, спускающийся в залив, забитый сампанами и джонками, отблески голубой воды посреди качающихся красных, черных, зеленых пятен... Изнуренный работой крестьянин, на вид которому чуть за тридцать, редкие волосы начинают седеть, его желудок пуст, но легкие наполнены мимолетным блаженством из опиумной трубки...
Когда джонка удалилась от британской шхуны, Росс посмотрел на священника, который стоял у леера, сложив руки и шепча еле слышно молитву своему Господу. Глаза его были прикрыты, однако Росс смог ощутить их темный ревностный блеск.
«Да, – подумал он, – Отербридж и ему подобные сами и есть варвары на этой земле. И дар, который они несут, скорее всего обернется не спасением, а жестоким, непростительным бедствием. И какое бедствие страшнее? Опиум или Крест?»
Поворачиваясь спиной к лееру, Росс вздрогнул, и, как бы отвечая, под его ногами скрипнули доски палубы.