Текст книги "Марсельская авантюра"
Автор книги: Питер Мейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
8
Час коктейля в Богадельне уже наступил, а очередь на вход все еще тянулась через весь двор. Причиной послужило то, что Патримонио, подобно царственным особам и главам правительств, решил приветствовать всех гостей лично. Вот они и ждали под мягкими лучами заходящего солнца, демонстрируя разную степень нетерпения. Ситуацию не спасал даже устроившийся в галерее струнный квартет, исполняющий Моцарта.
Элена и Сэм, стоявшие в самом конце, с любопытством рассматривали остальных гостей – в основном загорелых и оживленных (во многом благодаря бодрящим свойствам пастиса [33]33
Пастис– алкогольный напиток, производимый и распространяемый повсеместно во Франции. Представляет собой анисовую водку и употребляется как аперитив. – Прим. ред.
[Закрыть]) марсельских бизнесменов и их жен. Кроме того, в очереди стояли приезжие чиновники, которых выдавали болезненно бледные лица, три представителя местного телевидения, несколько шикарно одетых пар, вероятно друзей Патримонио, и обязательный фотограф. Филиппа видно не было: скорее всего, он приехал пораньше, чтобы рассмотреть макеты.
Сэм заметил Каролину Дюма, которая выглядела очень элегантно в наряде из темно-серого шелка; она говорила по мобильному телефону. Их глаза встретились, Сэм кивнул, а мадам Дюма едва приподняла бровь.
– По-моему, ты ей не симпатичен, – заметила Элена. – Кто это?
– Каролина Дюма, одна из претендентов. Из Парижа. Постарайся-ка найти лорда Уоппинга.
– А как он выглядит?
– Как англичанин, я полагаю. Пуленепробиваемый костюм в полоску, большой галстук, хорошая обувь и плохие зубы. Посмотри, это, кажется, он. Вон там, с блондинкой.
Догадка Сэма тут же подтвердилась громким хохотом и чисто английским акцентом.
– Что ж получается, он сам напросился? Ну и придурок. – Тот, кому принадлежали эти слова, покачал головой и взглянул на часы. – Если Жером не поторопится, мы проторчим здесь всю ночь.
Рядом с Уоппингом стояли Аннабелла в маленьком черном платье и еще одна пара. Мужчина казался младшим братом Уоппинга – такой же приземистый, плотный и краснощекий. На джентльменах были прекрасно скроенные костюмы, почти скрывающие их животы. Вторая женщина, возвышающаяся над остальными минимум на шесть дюймов, была одета в откровенное серебристое платье, которое нисколько не скрывало ее невероятную красоту.
– Она не похожа на англичанку, – заметил Сэм.
– Она вообще ни на кого не похожа, какая-то ненастоящая, – фыркнула Элена.
Неожиданно очередь стала двигаться быстрее, и через пару минут их уже приветствовал хозяин. Ради торжественного случая он переоделся и сейчас был в желтовато-сером льняном костюме и нарядном галстуке с красными и золотыми полосами, какой можно увидеть на членах лондонского Мэрилебонского крикетного клуба. Сэму показалось, что перед приемом Патримонио еще раз воспользовался своим одеколоном.
– Месье Левитт, если не ошибаюсь? Рад вас видеть. Кто ваша спутница?
Не дожидаясь ответа, он взял руку Элены так, будто собирался присвоить ее навсегда, и изящно склонился над ней.
– Элена Моралес, – представил Сэм. – Она впервые в Провансе.
– Ах, мадемуазель, осчастливьте меня. Останьтесь у нас навсегда!
Наконец Патримонио освободил ее руку, и Элена улыбнулась ему. Он поправил галстук и пригладил волосы.
– Ты пользуешься успехом, – сообщил Сэм, когда они направились к бару. – Мне казалось, он вот-вот пригласит тебя на танец.
– Меня не интересуют мужчины, от которых пахнет духами сильнее, чем от меня, – покачала головой Элена. – Но к целованию рук я, кажется, начинаю привыкать.
– Я попрактикуюсь, – пообещал Сэм и подозвал бармена. – Что будешь пить?
– Папа учил меня никогда не отказываться от шампанского.
Элена оглядела церковь: изящные ниши, в которых прятались мраморные скульптуры, изумительные пропорции зала, купол над головой, мягкий вечерний свет, струящийся через высокие окна.
– Господи, – выдохнула она, – до чего же красиво. Почему сейчас так не строят?
Взяв по бокалу шампанского, они приступили к исполнению своих представительских обязанностей и смешались с толпой. Сэм отыскал секретаршу Патримонио и попросил познакомить его с членами комитета, которые задумчиво стояли перед тремя макетами. Знакомство состоялось, Элена удостоилась восхищенных взглядов, а Сэм ответил на несколько вопросов не выказавшего особой заинтересованности месье Форе, одного из старших членов. Краем глаза Сэм заметил Филиппа, пробирающегося сквозь толпу с прижатым к уху телефоном. Они заранее договорились, что на приеме сделают вид, что не знакомы.
– Вам уже представили вашего соперника, лорда Уоппинга? – спросил Форе, кивнув в сторону бара. – Давайте я вас познакомлю. Очень приятный человек.
Лорд Уоппинг удивил Сэма. Он ожидал встретить типичного представителя Сити и Уолл-стрит: крайне серьезного, немного надменного, как полагается богачу, и очень скучного. Вместо этого он увидел упитанное веселое лицо, которое могло показаться даже добродушным, если бы не острый, расчетливый взгляд, в данный момент устремленный на Сэма.
– Так вы и есть тот самый янки, который хочет построить многоквартирный дом? – усмехнулся лорд.
– Вы не ошиблись. А это Элена Моралес. А там, он указал на макет, – мой многоквартирный дом.
– Ну что ж, удачи, приятель. Пусть победит сильнейший, если им буду я. – Он хлопнул Сэма по плечу. – Шучу. Познакомьтесь с Аннабеллой.
Аннабелла взглянула на Сэма, и ее глаза расширились – старый трюк femme fatale [34]34
Роковая женщина (фр.).
[Закрыть]– как будто она никогда в жизни не встречала такого привлекательного мужчину.
– Вам, наверное, уже тысячу раз говорили, – проворковала она, – но я все равно не могу удержаться. Вы ужасно похожи на Джорджа Клуни, если представить его блондином.
Элена холодно кивнула Аннабелле.
– Этот бездельник – Мики Симмонс, – продолжил знакомство Уоппинг. – К проекту он никакого отношения не имеет. Занимается скоростными машинами. Эксклюзивные контракты в Саудовской Аравии и Дубае. «Астон-мартин», «феррари», «роллс-ройсы» – все, что пожелаете. А это, – Уоппинг повернулся к похожей на статуэтку девушке, – Раиса, она из Москвы.
Покончив со светскими обязанностями, Уоппинг заглянул в свой бокал, обнаружил, что там пусто, и помахал бармену.
– Жан-Клод! Я бы не отказался от еще одного бокальчика шампанского.
Сэм извинился и, взяв Элену за руку, увел ее прочь от бара.
– Ну, что ты думаешь о моем сопернике?
– Сейчас я понимаю, почему лорд Уоппинг обычно добивается своего. Это же не человек, а бульдозер. А что касается блондинки, то она настоящее произведение искусства.
– Это комплимент?
– Нет.
Сэм вдруг остановился, потому что заметил у одной из ниш со скульптурой занятную пару: Патримонио болтал с Каролиной Дюма. На этот раз парижанка была куда более любезной и оживленной, чем при разговоре с Сэмом, что его, впрочем, нисколько не удивило. Она во все глаза смотрела на председателя, клала руку на его рукав и была, казалось, абсолютно очарована своим собеседником. Патримонио, естественно, наслаждался столь очевидным вниманием красивой женщины и был откровенно недоволен, когда в разговор вклинилось третье лицо.
Этим лицом был Филипп. Даже на расстоянии Сэм и Элена заметили, что их беседа была далеко не светской. Филипп с видом обвинителя махал пальцем перед лицом Патримонио, а тот пытался этот палец оттолкнуть. Каролина Дюма, неодобрительно поджав губы, тактично отступила в тень статуи. Спор грозил вот-вот перерасти в настоящий скандал, но вдруг Филипп резко развернулся на каблуках и вышел вон из церкви, а Патримонио начал торопливо приглаживать волосы, очевидно готовясь к главному моменту приема – к своей речи.
Сэм заметил, что в зале появился струнный квартет, и уже было решил, что Патримонио собирается произносить свою речь под музыку, как к нему подошла секретарша председателя и попросила занять место перед своим макетом, между Каролиной Дюма и лордом Уоппингом. Пару минут Патримонио перекладывал бумажки и прочищал горло, а потом кивнул секретарше. Та громко постучала серебряной авторучкой по краешку бокала, и в зале все стихло.
Председатель начал с того, что поблагодарил присутствующих за то, что они согласились присутствовать на столь важном событии в истории Марселя. Сэм осторожно огляделся и заметил, что Уоппинг, все еще не расставшийся с бокалом, смотрит на оратора совершенно стеклянными глазами: он явно не понимал ни слова.
Речь Патримонио стала куда более оживленной, когда он перешел к рассказу о талантах, даре предвидения и самоотверженной работе своего комитета. И возможно, скромно добавил он, ему как руководителю этой звездной команды профессионалов тоже удалось внести свою маленькую лепту. Перейдя к выдвинутым на конкурс проектам, он представил публике Каролину Дюма, Уоппинга и Сэма, и каждое имя было встречено шумными аплодисментами. Макеты можно видеть своими глазами, продолжал председатель, и все они настолько великолепны, что выбрать из них один – задача не из легких. Однако он уверен, что члены комитета справятся с ней. Они трудятся не покладая рук и в течение двух недель непременно примут решение. В конце своей речи Патримонио жестом великого дирижера простер руки к музыкантам, и те вдохновенно исполнили «Марсельезу».
Когда музыка стихла, Сэм отыскал в зале Элену, стоявшую неподалеку от друзей Уоппинга. Она слышала, как тот жаловался, что из всей речи узнал только свое имя и музыку в конце: «Как там она называется – „Майонеза“?».
Никто из французов явно не собирался покидать прием, пока в баре оставалось шампанское, и Сэм с Эленой смогли незаметно ускользнуть. Они пересекали двор, когда у Сэма зазвонил телефон. Это был Филипп.
– Я там немного не поладил с Патримонио.
– Мы видели. А в чем дело? Ты где?
– Да здесь, за углом, в баре «Ле Баллон». Он находится на рю дю Пти-Пуи. Два шага, и вы его увидите. Буду ждать вас у входа.
Еще в прошлый приезд в Марсель Сэм отметил пристрастие Филиппа к сомнительным питейным заведениям, и «Ле Баллон» явно принадлежал к их числу. Над входом была приколочена крохотная, видавшая лучшие времена вывеска с изображением футбольного мяча – le ballon и рюмки, un ballon, наполненной жидкостью подозрительного цвета, которую художник, наверное, пытался выдать за красное вино. Филипп в отглаженном черном костюме и белой рубашке выглядел здесь совершенно неуместно.
Раздвинув шуршащую занавеску из бусинок, они вошли в зал и были встречены вдруг наступившим молчанием и подозрительными взглядами десятка мужчин, которые, впрочем, тут же вернулись к газетам и домино. Государственный запрет на курение в закрытых общественных помещениях здесь откровенно игнорировался, и в воздухе висели густые клубы дыма. Тем не менее в баре было чисто и даже по-своему уютно. Вдоль двух стен располагались столики со старыми мраморными столешницами и простые деревянные стулья, третью занимал длинный сервированный приборами стол, а вдоль четвертой протянулся бар, в котором хозяйничал престарелый бармен; крепкая вращающаяся дверь в углу предполагала наличие кухни.
Не считая большого, висящего над обеденным столом телевизора, единственным украшением бара служили фотографии с изображением футбольной команды «Олимпик Марсель», сделанные в разные годы; некоторые из них совсем пожелтели.
– Серж, владелец заведения, сам когда-то играл за «Олимпик», – пояснил Филипп, – а потом в матче с «Пари-Сен-Жермен» один придурок сломал ему ногу. Там за барной стойкой его отец. Ну, что будете пить?
Они заказали кувшин rosé «supérieur», [35]35
Сюперьё (фр.) – французский термин, обозначающий более высокое содержание алкоголя.
[Закрыть]который Филипп сам принес из бара, после чего он рассказал, что произошло между ним и Патримонио.
Филипп рассчитывал взять у председателя интервью, но все пошло наперекосяк с самого начала, потому что Патримонио представил его Каролине Дюма как «местного писаку». Лицо журналиста скривилось при этом воспоминании.
– Понятно, что он выпендривался перед ней. Конечно, мне надо было наплевать на то, что говорит этот старый козел. Но он вел себя так высокомерно, что я завелся. Дальше – хуже. Я все-таки задал ему пару вопросов, на что он мне процедил: «Оставьте меня сейчас в покое. Если хотите интервью, договаривайтесь с моим секретарем». Черт возьми, это ведь публичное мероприятие! Он представляет проекты и не хочет общаться с прессой? Тут я уже серьезно разозлился и сказал то, чего, наверное, не следовало. – Он ненадолго замолчал, чтобы глотнуть вина. – Я спросил его, считает ли он этичным пользоваться гостеприимством одного из участников тендера. Он ответил, что не понимает, о чем я говорю, и тогда я предложил позвать лорда Уоппинга и поинтересоваться у него. Тут стало совсем горячо, и я ушел.
– А что из этого слышала Каролина Дюма?
– Только начало. Потом она куда-то смылась. – Филипп осушил стакан и налил себе еще. – Но есть и хорошие новости. Я поговорил со всеми членами комитета, и большинству из них больше всего нравится ваш проект. Один даже сказал, что сам не прочь там поселиться.
Пока Филипп рассказывал, бар постепенно наполнялся людьми. Вновь прибывшие занимали места за длинным столом. Из кухни появилась девушка и начала принимать заказы на выпивку. Старик за стойкой бара не шелохнулся. Похоже, обслуживание клиентов за столиками не входило в его обязанности.
– Сегодня вторник? – Филипп взглянул на часы. – Тогда понятно. Раз в неделю жена Сержа готовит рубец, и сегодня как раз такой вечер. В Провансе это блюдо называют pieds et paquets – ножки в конверте. Жена Сержа готовит их лучше всех в Марселе. Вы голодны?
Элена взглянула на Сэма и пожала плечами:
– Никогда не ела рубец. А что это вообще такое?
– В принципе, это блюдо – смесь из овечьих потрохов. Некоторые называют их субпродуктами. Рубец нарезают на мелкие квадратики, из них делают paquetes и фаршируют постным беконом, петрушкой, чесноком, луком, морковкой, оливковым маслом, белым вином, рублеными помидорами и – самое главное – бараньими голяшками. Разумеется, все это надо тушить несколько часов.
– Разумеется, – подтвердил Сэм. – Кто же захочет полусырую голяшку? – Он повернулся к Элене. – Звучит заманчиво. Хочешь попробовать?
На ее лице появилось выражение ужаса.
– Знаете, я плотно пообедала, – почти крикнула она. – Я совершенно не голодна!
9
«ВÉТON SUR MER!» – кричал заголовок газеты «Ла Прованс», что означало: «Бетон у моря!» За ним следовали несколько сотен отнюдь не ласковых слов о том, что автор называл «ползучей заразой» – о постепенной застройке марсельских набережных высотными домами.
Возможно, Филипп даже немного перестарался, но это явилось результатом его стычки с Патримонио. В начале статьи журналист напомнил читателям о двух-трех городских уродцах, построенных в пятидесятых – шестидесятых годах. Время и небрежное отношение превратили их в печальные, покрытые пятнами ржавчины полуразвалины, которые Филипп назвал «прыщами на лице Марселя». «И это должны выбрать для себя жители великого города? – риторически вопрошал он. – Неужели они хотят больше таких зданий?»
Филипп восставал не только против бетона. Его возмущали размеры и, главное, высота этих уродливых башен, грозившая до неузнаваемости изменить облик города. Еще немного, и золотая статуя Девы Марии, венчающая базилику Нотр-Дам-де-ла-Гард, будет скрыта от взоров горожан очередным высотным бизнес-центром. Старинные здания вокруг Старого порта уступят место многоэтажным парковкам и отелям. Когда же граждане Марселя скажут «нет» этому варварству?
Тут Филипп переходил к главному: к возможностям и последствиям застройки бухты Грешников. Предстоит сделать выбор, объяснял он, между много– и малоэтажным строительством; между зданиями, служащими для вытягивания денег из туристов, и домами, предназначенными для самих марсельцев. Журналист не называл ничьих имен, но и без того было ясно, какому проекту он отдает предпочтение.
Как и следовало ожидать, статья вызвала противоречивую реакцию. Ребуль позвонил Сэму, радостно поздравил его со столь удачным началом рекламной кампании и категорически отказался поверить, что Сэм не имел к статье никакого отношения.
Взбешенный Патримонио связался с главным редактором газеты и потребовал немедленного опровержения на первой полосе. В ответ ему пришлось выслушать короткую, но емкую лекцию о правах и свободах прессы. Еще больше испортил настроение председателя телефонный разговор с Каролиной Дюма, ледяной тон которой выражал крайнее недовольство.
Лорд Уоппинг, когда ему перевели статью, пришел в ярость. Он тут же вызвал Прендергаста на военный совет.
– Рей, – заявил он, сердито жуя сигару, – это недопустимо. Совершенно недопустимо. – Уоппинг пренебрежительно отбросил газету в сторону. – Что нам делать с этой занозой в заднице?
– Да то же, что и всегда, Билли, – спокойно ответил Прендергаст. – Предложить ему на выбор наличные в конверте или сломанные ноги. Действует безотказно. Хочешь, я сам поговорю с ребятами?
Уоппинг на минуту задумался: что в данном случае сработает эффективнее – насилие или подкуп. Понятно, что, если Брайан и Дейв устроят парню сеанс внушения, энтузиазма у того поубавится. С другой стороны, если его можно купить, значит, можно и уговорить написать другую статью или даже целую серию материалов, восхваляющих достоинства проекта Уоппинга. Подкуп, решил он.
– Но только поменьше шума, Рей. Займись этим сам.
– А если он не говорит по-английски?
– Заговорит, когда увидит деньги. В этом можешь не сомневаться.
Совет уже подходил к концу, когда в кармане Уоппинга зазвонил телефон. Из трубки раздался взволнованный голос Патримонио.
– Да не убивайся ты так из-за всякой фигни, Жером, – прервал его лорд. – Мы с этим разберемся. Нет, не спрашивай меня как. Тебе лучше не знать.
Успокоенный, но слегка озадаченный Патримонио положил трубку и нажал кнопку вызова.
– Натали, – сказал он, когда перед ним предстала секретарша, – у вас хороший английский. Скажите мне, что значит «убивайся» и «фигня»?
Сэм еще раз, но уже более внимательно прочел статью Филиппа и набрал его номер.
– Ну что, мой друг, – начал он, – думаю, сегодня утром у тебя прибавилась пара-тройка врагов. Уже есть какая-то реакция?
– Главному редактору нравится. Патримонио нет. Мими считает, что статья отличная. Реакция от читателей начнет поступать позже. А ты что думаешь?
– Блеск – от первого и до последнего слова. Но, боюсь, Уоппинг и Каролина Дюма не пришлют тебе писем с благодарностями.
– Если бы я мечтал о популярности, – засмеялся Филипп, – стал бы политиком. Чем займешься сегодня?
– Продолжу работу над презентацией. Надо еще сделать несколько звонков. А ты?
– Ты не поверишь! Сегодня днем на одном из пляжей пройдет потрясающая демонстрация: местное отделения союза «Нудисты Франции» собирается требовать изменений в законодательстве, чтобы спокойно загорать голышом. Думаю, будет весело.
«Интересно, смог бы Филипп прижиться в Калифорнии?» – подумал Сэм и вернулся к работе. Презентация была практически готова, оставалось решить один важный вопрос: где ее проводить. У Сэма имелась на примете одна интересная идея, но осуществить ее было не просто, тем более одному. Пришло время звонить Ребулю.
– Франсис, мне кажется, нам пора встретиться. Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на план презентации и мы обсудили с вами пару вопросов. У вас найдется время сегодня днем?
Сэм услышал в трубке шелест страниц ежедневника.
– Я мог бы выкроить время между четырьмя и шестью часами, – ответил Ребуль. – Но, Сэм, нас ни в коем случае не должны видеть вместе. В Марселе полно чересчур любопытных типов с длинными языками. – Он на минуту замолчал, а потом удовлетворенно щелкнул языком. – Придумал! У меня есть небольшое ранчо в Камарге, [36]36
Камарг– болотистая местность на юге Франции, в дельте реки Рона, где расположены несколько заповедников. – Прим. ред.
[Закрыть]там не бывает посторонних. Оливье вас туда доставит. В половине пятого вас устроит?
Сэм знал о Камарге только две вещи: он совершенно плоский и в определенное время года там обитают фламинго и ненасытные стаи больших и злобных комаров. Он отыскал в доме путеводитель и устроился с ним на террасе, поджидая Оливье с машиной. Он был страшно заинтригован, едва лишь начав читать.
Оказалось, что первые американские ковбои были родом именно из Камарга: они променяли фламинго на новую жизнь в заболоченных поймах Луизианы и Восточного Техаса. Те, кто остался во Франции, стали называться «gardians». [37]37
Ковбои (фр.).
[Закрыть] Они заботились о местных длиннорогих быках, которые, в отличие от другого скота, могли довольствоваться просоленной травой Камарга. Для перемещения gardians использовали потомков белых лошадей, которые были завезены сюда арабами много веков назад и считались местной достопримечательностью.
В наши дни, говорилось в путеводителе, Камарг знаменит в первую очередь своими солевыми залежами, недаром его называют «соляным погребом Франции». Здесь добывают Fleur de Sel Camargue, [38]38
Букв.:цветок соли Камарга (фр.).
[Закрыть]лучшую соль в мире, деликатес. Причем, как и в старину, ее собирают деревянной лопаткой без использования техники. Сэм никогда не придавал этому продукту особого значения, а потому был крайне изумлен, прочитав целую страницу восторженных отзывов о камаргской соли, которая особенно хороша с молодой редиской. Такое возможно только во Франции.
В этот момент к террасе подъехал Ольвье, Сэм занял пассажирское место, и они взяли курс сначала в Арль, а потом вниз к Камаргу. По дороге водитель, любивший попрактиковаться в английском, охотно рассказал Сэму историю о том, как Ребуль стал владельцем ранчо.
Все начиналось вполне банально: Ребуль пригласил несколько знакомых на покер, и в тот вечер ему постоянно везло. Когда он уже собирал свой выигрыш, один из гостей, марсельский торговец недвижимостью по имени Леконт, заявил, что не хочет прекращать игру. Он, наоборот, много проигрывал, постоянно утешал себя хозяйским односолодовым виски и, возможно, немного переборщил. К тому же по непонятной причине он был убежден, что играет в покер лучше Ребуля, и сейчас рвался доказать это. Леконт всегда был хвастуном и зазнайкой, и виски только усугубило эти качества. Он предложил сыграть один на один – только он и Ребуль, – и ставки должны быть серьезными, а не та мелочь, что была на кону до этого.
Ребуль старался отговорить его: было уже поздно, и завтра всем предстоял рабочий день. Но пьяный Леконт допустил большую ошибку, решив, что Ребуль его просто боится, и продолжал настаивать. Чтобы не доводить дело до ссоры, Франсис согласился и предложил сопернику назвать ставки. Каждый игрок поставил по одному евро. Если бы выиграл Леконт, он мог бы купить за этот евро яхту Ребуля; если выигрывал Ребуль, он получал участок Леконта в Камарге.
– В тот вечер я подавал напитки, – рассказывал Оливье. – Ситуация была крайне dramatique, как в кино. Когда месье Ребуль выиграл, он постарался перевести все в шутку, отдать Леконту его евро и забыть об условии. Но тот отказался. Это ведь был вопрос чести. Et voilà.
– А где сейчас Леконт?
– Он сказал, что Марсель стал для него слишком провинциальным, продал свой бизнес и уехал в Марокко.
К этому времени они уже свернули с трассы, соединяющей Марсель с Арлем, и теперь по узкому шоссе ехали на юг, к побережью. Ландшафт заметно изменился: теперь он был плоским, бескрайним и пустым. Небо, не спрятанное за крышами домов, деревьями и холмами, вдруг стало казаться очень большим. Если бы не ярко сияющее солнце, пейзаж показался бы Сэму зловещим.
– Месье Ребуль часто сюда приезжает?
– Пару раз весной, иногда на Рождество и если ожеребится одна из его кобыл. Он любит смотреть на жеребят.
Дорога заметно сузилась, ее поверхность стала растрескавшейся и неровной. Казалось, она ведет прямо в сердце камаргской топи, но вдруг машина резко свернула вправо, миновала деревянный указатель с надписью «Частное владение» и, чуть подпрыгивая на ухабах, поехала по посыпанной гравием дорожке. Примерно через полмили они увидели в стороне огороженный досками загон со стойлами. Дюжина красивых белых лошадей встретила машину любопытными взглядами и ленивыми взмахами хвостов. Еще сотня ярдов – и они остановились у дома.
Архитектурный стиль у здания полностью отсутствовал. Длинное деревянное строение имело Г-образную форму, множество разных по размеру окон и крытую веранду с южной стороны. Три пса, вынужденные прервать сиесту, неохотно подошли к машине, обнюхали ее и вернулись на веранду досыпать. Когда Оливье выключил двигатель, тишина показалась почти оглушительной. Сэм вышел и, озираясь, потянулся. Похоже, за последние сто лет здесь мало что изменилось. Единственным намеком на двадцать первый век был стоящий за домом вертолет.
– Месье Ребуль уже здесь, – объявил Оливье. – Вертолет он называет своим камаргским такси.
Только они направились к крыльцу, как массивная дверь распахнулась и на пороге показался маленький человек в черных брюках, черной жилетке и белой рубашке. У него было лицо цвета потемневшего красного дерева и слегка кривые ноги. Оливье представил его, мужчину звали Люком.
– Он живет здесь постоянно, охраняет дом и участок, и еще он прирожденный лошадник. – Оливье повернулся к Люку и хлопнул его по плечу. – Les chevaux sont vos enfants, eh? [39]39
Лошади – твои дети, не так ли? (фр.)
[Закрыть]
Коротышка улыбнулся, отчего на его обожженном солнцем лице образовалось еще больше морщин. Он поднес к уху кулак с вытянутым большим пальцем и мизинцем.
– Monsieur Francis parle sur son portable. Venez! [40]40
Месье Франсис разговаривает по мобильному телефону. Проходите! (фр.)
[Закрыть]
Он провел их в большую и, видимо, главную в доме комнату с огромным камином. На стенах висели картины и черно-белые фотографии с изображением лошадей и фламинго. Полки ломились от книг. Рога огромного черного быка служили вешалкой для шляп. Мебель из дерева и толстой кожи не отличалась изяществом, но была удобной.
Ребуль закончил разговор и махнул рукой Сэму.
– Дорогой Сэм, добро пожаловать в Камарг! Что вам предложить? Кофе? Пиво? Что-нибудь покрепче, чтобы отпугнуть комаров? Присаживайтесь.
Они устроились на креслах у окна, из которого открывался вид на пустую плоскую равнину.
– Интересное у вас тут местечко, – заметил Сэм. – А земли много?
– Немного, покачал головой Ребуль, – около сотни акров. Мы выращиваем на ней рис, но главным образом она предназначена для лошадей, и Люк всегда при деле. Знаете, его отец был одним из gardians старой закалки. Люк ездил верхом уже в четыре года, а когда исполнилось десять, начал работать. – Ребуль взглянул на часы. – Ну, теперь, наверное, пора перейти к делу.
Сэм достал из папки несколько бумаг и протянул Ребулю:
– Это сценарий, почитаете в вертолете. Если захотите что-нибудь изменить, сразу же сообщите мне. Меня уверяли, что в комитете все говорят по-английски, но на всякий случай я перевел бы его на французский, а потом раздал бы членам комитета, чтобы смогли забрать его с собой. Филипп мне с этим поможет.
– Хорошая мысль, одобрительно кивнул Ребуль. – Может, стоит добавить фотографию или рисунок макета?
Теперь настала очередь Сэма соглашаться.
– Да, рисунок будет лучше. В нем можно добавить фон, кое-что оживить. – Он сделал несколько пометок в блокноте. – Хорошо. А сейчас нам надо принять важное решение. – Он потянулся за пивом и сделал большой глоток. – Где мы проведем нашу презентацию? Церковь в Богадельне уже использовали. Офис в бизнес-центре или конференц-зал в отеле не подходят, потому что как раз с ним-то мы и боремся. Кроме того, они скучные и безликие, а я хочу произвести на комитет впечатление, показать им то, что они не скоро забудут. Мне кажется, что лучше всего устроить презентацию прямо на пляже.
Ребуль вздернул брови, а потом улыбнулся:
– Ну да, разумеется. На пляже бухты Грешников?
– А где же еще? Это место подходит идеально. Поставим большой шатер или натянем тент. Получится такой неофициальный конференц-зал с длинным столом и стульями для членов комитета. Может, небольшой бар…
– Бар обязательно!
– А презентацию устроим в конце рабочего дня, когда солнце уже начинает садиться. Я специально проверял, какой там закат. Это, скажу я вам, зрелище!
Сэм замолчал, ожидая реакции Ребуля.
– Ну что я могу сказать, Сэм? Браво! Это будет настоящий сюрприз, coup de theatre. [41]41
Эффектный трюк ( фр.).
[Закрыть]Но вам потребуется помощь, и она не должна исходить от меня. Он задумался, глядя в окно, а потом кивнул сам себе и опять повернулся к Сэму. – К счастью, я знаю пару надежных людей. Я попрошу одного из них позвонить вам. Его зовут Гастон, и он не болтлив, ему можно доверять. Если кто-нибудь поинтересуется, откуда вы его знаете, скажите, что познакомились на приеме.
Ребуль встал, подошел к Сэму и в знак восхищения расцеловал в обе щеки.
– Поздравляю, друг мой! Поздравляю!
