Текст книги "Каста Огня (ЛП)"

Автор книги: Питер Фехервари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Внезапно она вспотела и сейчас.

Троица опаляет холодом…

Женщина вздохнула, не желая вновь переживать это воспоминание, но, если уж кошмар начинался, то всегда доходил до конца. Смирившись, северянка зашагала через площадь к ненавистному храму, огибая обугленные конечности, которые торчали из-под снега. Вералдур шагал у неё за спиной, держа топор в руках на случай, если какой-нибудь одинокий культист, переживший бойню, вздумает атаковать Скъелдис. Ведьма вспомнила, что на полпути к церкви какой-то безумец с расколотым лицом должен выскочить из сугроба, и в этот раз вовремя указала на него своему стражу. Культист перестал быть проблемой; правда, вералдур всё равно бы его перехватил, но предупреждение ускорило события.

Белая Ворона и старый Элиас Уайт ждали её у тяжелых дубовых дверей храма. Рядом с ними выстроились три отделения лучших бойцов полка – серобокие, примкнув штыки к лазвинтовкам, прикрывали вход. Тут же вышагивала пара «Часовых», боевые машины беспрерывно наклонялись и поворачивались в «поясе», держа здание на прицеле. В радужном свете, который струился из витражного окна наверху, люди и шагоходы превращались в рваные тени, хрупкие и нереальные.

«И это – самая настоящая истина», – подумала Скъёлдис.

– Ты призвал меня, майор Энсор Катлер, – сказала она вслух, ещё раз отыгрывая роль из собственной жизни.

– Именно так, госпожа Ворон, – тогда Энсор впервые посмотрел ей в глаза, хотя до этого частенько втайне поглядывал на северянку, думая, что она не замечает. С того самого дня, как Скъёлдис оказалась в полку, Катлера привлекала её странность, но благоразумие майора мешало сближению.

Тогда, в этом искаженном городке, влечение стало необоримым, а их союз со Скъёлдис – неизбежным.

Энсор указал на блистающий поток радужных лучей.

– Поскольку вы, леди, наш санкционированный шаман, я решил, что у вас найдется какое-нибудь объяснение этому.

– Великий Чорв отравил это место, – ответила она. – Проявив мудрость, ты отсек ему крылья, но сердце твари всё ещё бьется. Найди и уничтожь его.

– Ну, не похоже, что с поисками у нас будут проблемы, – с показной беспечностью произнес Катлер, – а вот насчет второй части…

Он открыто и дерзко улыбнулся северянке.

– Может, выйдет что-нибудь интересное.

– Я пойду с тобой, – сказала женщина.

Имелся ли у меня выбор, или прошлое было предопределено, как и этот сон?

– Буду рад иметь тебя под боком, Ворон.

– Меня зовут не так, Энсор Катлер.

Майор кивнул, обдумывая ответ.

– Возможно, когда всё это закончится, ты назовешь мне более достойное имя, но сейчас… – он повернулся к храму, – у меня под ногой змея, которую нужно раздавить.

– А ну, придержи коней, Энсор! – запротестовал Уайт. – Я тебе говорю, надо сжечь это гнездо язычников, как мы спалили остальной город. И вообще незачем нам лезть внутрь…

– Боюсь, что есть зачем, – возразил Катлер. – Сожжения может не хватить, Элиас. Мы должны убедиться, что всё кончено.

Конфедерат повернулся к Скъёлдис, впервые ища её одобрения.

– Я прав, леди?

– Ты не ошибаешься, – подтвердила она. – Если зло ускользнет, то укоренится в другом месте.

– С каких это пор ты стал её слушаться, Энсор? – Уайт подозрительно взглянул на друга. – Она ведьма, а мы в городке, который из-за колдовства в Преисподние провалился. Откуда нам знать, может, порча и внутри неё сидит!

– Хватит! – рявкнул Катлер, но затем смягчил тон, сообразив, чего испугался старый друг. – Элиас, я не прошу тебя идти с нами.

– Погоди, Энсор, ты ж понимаешь, я не это имел в виду… – но облегчение в голосе Уайта выдало его. Старика чуть не тошнило от ужаса, как и всех серобоких, стоявших лицом к храму. Всё они прошли через неописуемо кровавые побоища, но страх, повисший над городком, был хуже любого врага из плоти и крови. Каждый солдат чувствовал, что в Троице он рискует не только жизнью, но и чем-то гораздо большим.

– Ты ж знаешь, я за тебя горой, – неловко закончил Элиас.

– Конечно, старый друг, но мне нужно, чтобы ты оставался здесь и прикрывал нам спины. На случай, если что-нибудь проскочит наружу, – майор повернулся к северянке. – Есть идеи, с чем мы тут столкнулись?

Вздохнув, она проговорила наскучивший текст кошмара.

– У Великого Чорва много обликов и ядов, Энсор Катлер. Некоторые вливают в сердца горечь черных страстей или исступлений с запахом роз. Другие искажают разумы невероятным отчаянием или отчаянными возможностями. Ярость и похоть, страдания и амбиции – всё это игрушки Чорва-в-Сердце-Мира, но все они равно совращают души и лепят тела, словно комок глины, с которым забавляется безумный ребенок.

Женщина видела в разуме майора, что он пытается пошутить – весело или издевательски, неважно, лишь бы принизить угрозу в её словах.

«Так, а какая плохая новость?» – хотел сказать офицер, но Скъёлдис не сжалилась над ним, заткнув рот ледяным взглядом.

Над Великим Чорвом нельзя насмехаться, Энсор Катлер. Интересно, выучишь ли ты когда-нибудь этот урок?

А потом демонический колокол прозвонил вновь, и неуместные шутки остались непроизнесенными. Ужас сгустился над бойцами, будто враждебный туман, и ведьма знала, что каждый из них молится об избавлении. Просит, чтобы его не заставили входить в опоганенный храм.

Кроме того, Скъёлдис понимала, что им нечего бояться, поскольку тяжкий жребий раз за разом выпадал Катлеру, самой ведьме и её вералдуру – и так будет всегда.

– Псайкер, – прожужжал в её разуме голос, сухой, словно мощи, и невероятно далекий. – Ты слышишь меня?

Слова отозвались в мире беспокойной рябью. Снежные вихри мгновенно замерли, и воспоминание о Троице исчезло, унося городок и людей обратно в забвение. Женщина вздохнула, увидев проступающий из хаоса зазубренный силуэт.

– Здравствуй, Авель, – сказала она.

Оди Джойс несгибаемо стоял на берегу реки в броне зуава, словно ржавеющая статуя, и наблюдал за «Часовыми». Вернувшиеся в лагерь шагоходы вели за собой канонерку, на носу которой возвышался человек, настолько неподвижный, что тоже мог сойти за статую. Хотя высокая фуражка новоприбывшего куда-то делась, его призвание было понятно всем. Явился комиссар, на поиски которого уходил капитан Вендрэйк.

– Судя по лицу, он устроит тут Семь Преисподних, – пробормотал Оди в разбухшие от жизни воды, где спал убитый святой. Юноша знал, что Гурди-Джефф превозмог смерть, как всегда делали истинные герои Империума. Праведник следовал за своими палачами в сердце Клубка, проплывая над илистым дном и касаясь снов серобоких, но только Джойс оказался достоин его благословления. Именно оно привело парня из «зеленых кепи» в рыцарское братство, и неизвестно было, где Оди окажется в итоге.

Кровь… для… Бога-Императора…

– Вы что-то сказали, пастырь? – спросил по воксу другой зуав.

Сообразив, что оставил канал связи доспеха открытым, Джойс улыбнулся. При всех своих знаниях и умениях, рыцари внимали каждому слову юноши; быстро приближался день, когда он сместит старпера Мэйхена и возглавит братство. Конечно, их осталось не так уж и много, но всё равно выйдет очень даже неплохо. Император и дядя Калхун будут очень сильно гордиться им.

– В лагерь только что вплыло Покаяние, братья, – объявил Оди по общему каналу, прочитав название корабля, – и скоро за ним последует Боль.

– Что это за безумие? – прошипело создание. Его силуэт бешено колебался, пытаясь обрести форму посреди забвения. – Где ты, псайкер?

– Я сплю, Авель, – ответила Скъёлдис, – и ты вторгся в мои грезы.

Призрак обдумал услышанное.

– И ты видишь во сне вот это?

Растерянность гостя говорила о многом. Он – если, конечно, Авель был мужчиной – не владел искусством вюрда. Мало что понимал в Имматериуме, а интересовался им ещё меньше. Его образ в разуме северянки создавал астропат, передаточная станция в человеческом теле, натренированный отправлять через пустоту телепатические сообщения. Собственное имя «передатчика», как и всё остальное, некогда делавшее его личностью, давно уже растворили едкие потоки информации. Он был могучим псайкером, но при этом ничем. Разум астропата казался ярким светом, сияющим из пустой скорлупы.

Сам Авель был далеким призраком внутри этой оболочки, теневой проекцией, недосягаемой для Скъёлдис. Ведьма часто запускала незаметные пси-щупы, пытаясь коснуться его разума, но всегда натыкалась на пустоту. Казалось, что Авель вообще лишен психической составляющей. Вынужденно положившись на интуицию, женщина выстроила образ собеседника по его словам, но итог оказался настолько же раздражающим.

Манерой речи Авель отличался от всех людей, когда-либо встреченных северянкой. Он говорил с искаженными модуляциями и выражался неестественно – мыслями визави, казалось, управляли только тактика и логистика, его как будто заботила одна лишь война.

– Тебе здесь не рады, – произнесла Скъёлдис.

– Я запрашиваю Противовес, – четко ответил Авель, отметая как маловажные детали и её грубые слова, и собственное пребывание в чужом сне. – Маятник должен упасть на Корону.

Северянка нахмурилась: приверженность собеседника к аллюзиям и кодовым словам раздражала даже сильнее его холодности.

– Это невозможно, – возразила она. – Наши силы разделились.

– Разделились? Как так? Почему так? – затараторил Авель. – Согласно моим инструкциям, вы должны были постоянно поддерживать единство имеющихся подразделений!

Презрение в его голосе возмутило Скъёлдис.

– Наше положение весьма изменчиво. Возникло беспокойство среди офицеров, мы слишком долго ждали…

– И ожидание закончилось. Конвой недавно присягнувших янычар направляется к Короне. Прибытие через трое суток, я перенаправлю их к вашей позиции.

– Мы не готовы.

– Следующая возможность появится лишь через несколько… месяцев, псайкер.

– Дай мне неделю.

– Возможно, у меня не будет и недели, – ответил Авель. – Мое положение пошатнулось, несколько агентов были раскрыты.

– Они предадут тебя? Им известно, кто ты на самом деле?

– Никто этого не знает, – отрезал собеседник. – Даже высохший телепат, который передает мой голос.

– Тогда почему ты так испуган?

– Я не испуган, – с редкой для себя страстью прошипел Авель, – но тау из Касты Воды умны и коварны! О’Сейшин, это древнее чудище, подобрался слишком близко.

– Зачем же ты заманил его в Диадему?

– Там посланник уязвим! Он – истинный творец тупика, в который зашла эта война, и он же – путь к выходу из него.

– А что же Приход Зимы и Небесный Маршал?

Образ замерцал, но ничего не ответил.

– Кто ты, Авель? – спросила Скъёлдис.

– Ты чертов придурок, Вендрэйк! – зарычал Мэйхен, топая к другому капитану, который как раз выпрыгивал из «Часового». – Притащил змею прямо в лагерь!

Джон ткнул бронированной железной лапой в сторону покрытого шрамами человека на канонерке.

– Он сдаст нас при первой же возможности!

Серобокие, столпившиеся на берегу реки, согласно забормотали.

– Да, он комиссар, но коренной провиденец! – рявкнул Хардин, перекрывая растущий гомон. – И честно разберет наше дело!

Правда, уверенности в голосе кавалериста не было.

– Мы убили имперского исповедника со свитой! – насмешливо напомнил Мэйхен. – После такого нет пути назад.

Солдаты взревели в знак поддержки и подступили к амфибии, будто стая шакалов.

– Вы правы, – объявил комиссар, вступая на сходни. – Обратного пути нет.

Он не кричал, но всё равно пробился через шум толпы и словно бы сдул его, как холодный ветер. Никто из солдат не смог выдержать ищущего ледяного взгляда незнакомца; отвернулся даже яростно заморгавший Джон Мильтон.

Комиссар кивнул с бесконечной усталостью, словно уже видел всё это прежде.

– Если ты так далеко прошел по дороге в ад, остается только идти вперед.

– Кто ты, Авель? – твердо повторила Скъёлдис. – Если хочешь, чтобы я помогала тебе, говори.

– Я уже отвечал на этот вопрос, – наконец произнес собеседник.

Это было правдой, даже если ответ был лживым.

Авель заявил, что он – старший офицер флота на борту линкора Небесного Маршала, человек со связями, ниточки которых тянулись прямо к нервному центру внутреннего круга Кирхера. Кроме того, визави ведьмы утверждал, что возглавляет тайное движение сопротивления, целью которого является раскрытие «Федрийской лжи». Он вел долгую и опасную игру, для которой требовались верные союзники и абсолютная синхронность действий. Имея доступ к информации обо всех прибывающих полках, Авель быстро разглядел потенциал 19-го Арканского.

«Вам здесь не место, – сказал он во время первого, мимолетного пси-контакта на орбите, почти год тому назад. – Ваш полк предали».

После того, как конфедераты бежали в глушь, Авель посещал Скъёлдис каждую ночь, добиваясь её расположения мучительно маленькими кусочками информации, которые давали проблеск надежды. В конце концов, она рассказала всё Белой Вороне, и, полковник, вечный азартный игрок, решил рискнуть.

«Что мы теряем?» – заявил он.

Итак, они прислушались к Авелю, и невидимый собеседник оказался надежным советником. Он передавал арканцам данные о маршрутах повстанческих патрулей и линиях снабжения, направлял их к складам боеприпасов и удаленным заставам, даже сообщал ежедневно менявшиеся пароли. Благодаря этому, 19-й полк всё время оставался на шаг впереди противника. Однако же, по прошествии нескольких месяцев послания Авеля стали более детальными, предлагаемые тактики – более рискованными, и в какой-то момент цель конфедератов сменилась с простого выживания на ответный удар по Небесному Маршалу.

«Ты не ошибся, Хардин Вендрэйк, – подумала северянка. – Полк превратился в фигурку на доске для регицида, но ни Белая Ворона, ни я не были игроками».

– Скажи мне, что ненавидишь их! – потребовала Скъёлдис. – Скажи, что ненавидишь Небесного Маршала и его кукловодов.

Так, чтобы я поверила…

Ведьма заострила чувства, словно лезвие бритвы, желая уловить каждый нюанс в словах Авеля. Собеседник ответил мгновенно:

– Я презираю их.

– Скъёлдис! – позвал другой голос, затем ещё раз и ещё…

В грезы северянки вторгся настойчивый грохот, и на мгновение ей показалось, что это звонит демонический колокол из потерянной Троицы. Затем женщина услышала, как рычит её вералдур, и резко открыла глаза.

Ещё не придя в себя, она увидела, что великан шагает к распахнутой настежь двери в каюту. На пороге стоял Вендрэйк, который выглядел наполовину обезумевшим и полностью проклятым, но тут ведьма заметила новое лицо за плечом капитана – и мгновенно очнулась.

Один глаз новоприбывшего казался матово-черным солнцем, другой был ржавым имплантом, втиснутым в пустую глазницу. Оба смотрели из сетки шрамов, светившихся под пергаментной кожей, словно магматические трещины.

Что было хуже всего, она видела это лицо раньше.

– Он просил нас последовать за ним в сердце тьмы, – прошептал Оди Джойс спокойным водам реки. – А потом пообещал вывести с другой стороны, если нам хватит духу.

Зуав стоял на берегу в одиночестве. Пока его товарищи, собравшись шумными группками, переваривали откровения комиссара, юноша отправился побеседовать с утонувшим святым.

– Он сказал, что Небесный Маршал отступился от веры в Императора и стал ксенолюбом, – продолжал Оди. – Что синекожие держат Гвардию за дурачков, превращают хороших людей в плохих и губят тех, кто не поддается на их уловки.

Парень вздохнул.

– Если это правда, то всё чертовски паршиво.

Затем Джойс посмотрел на командный катер, пришвартованный дальше по берегу Квалаквези. Комиссар пошел туда поговорить с ведьмой; если немножко повезет, он, может, даже пристрелит её.

– Меня зовут Айверсон, – объявил мертвец, наблюдая за Скъёлдис через стол. Глаза его больше не были чудовищными: левый стал блекло-голубым, правый – всего лишь отказывающим протезом. Шрамы перестали пылать, но их очертания не изменились, и ведьма не могла отвести взгляд от жуткой сетки, угодив в неё, как в тенета.

«Выглядит моложе, но это он, – решила северянка. – И не мертв».

– Старая рана, – произнес комиссар, неверно поняв её застывший взгляд. – Бритвенная лоза, шагнул прямо в долбаные заросли. Странно подумать, когда-то я был новичком на Федре.

Гость мрачно усмехнулся, исказив очертания шрамов. Скъёлдис видела, что этой сетью стянуто немало вещей – решимость и отчаяние, сокрушенная вера и несокрушимая ненависть, отвага и боязнь того, что отвага изменит ему, былые и недавние убийства… но ни проблеска узнавания.

Он не знает меня. Но как это возможно? И как он мог помолодеть?

– Целая жизнь прошла с тех пор, – сказал Айверсон.

Северянка неверно поняла услышанное, и у неё перехватило дыхание.

– Но ты остался придурком? – издевательски спросил Мэйхен, стоявший в дверях. – Похоже на то, раз явился в логово отступников.

– Я здесь не для того, чтобы судить вас, – ответил комиссар, не сводя глаз со Скъёлдис.

– Серьезно думаешь, что мы поверим в твой лепет о прощении? – фыркнул Джон Мильтон.

– Нет, я не думаю, что вы поверите в это, капитан, – отозвался Айверсон. – Прощения не будет никому из нас, но вашим людям нужно было услышать нечто обнадеживающее.

Зуав снова фыркнул.

– И зачем тогда нам помогать тебе?

– Потому что предали всех нас. И потому что мы хотим одного и того же.

– Правосудия, – тихо произнес Вендрэйк. Кавалерист развалился в кресле, но его глаза ярко сияли.

– В Преисподние правосудие! – рявкнул Мэйхен. – Я хочу поджарить этих ублюдков!

– Тогда позвольте мне помочь вам, – Айверсон говорил со всеми конфедератами, но обращался к ведьме. – Поверьте мне.

«Я верю, – к собственному удивлению, поняла Скъёлдис. – Пусть это совершенно безумно и нелепо, но я верю тебе, Айверсон. Чем бы ты ни был в прошлом, сейчас в тебе нет порчи».

И тогда, с облегчением человека, наконец сбросившего тяжкую ношу, она поведала им об Авеле и Противовесе.

– Маятник обрушится… – запинаясь, бормотал Верн Лумис. – Три дня… У нас… три дня…

У бойца пошла кровь носом, а глаза закатились так, что на виду остались одни белки. Жук поймал парня, не дав ему грохнуться наземь.

– Тихо, Верн, – прошептал разведчик, аккуратно укладывая дрожащего арканца. – Мы тебя услышали, теперь просто отдыхай.

Клэйборну было жаль товарища-серобокого; у Лумиса начались проблемы с головой после того, как боец столкнулся с рожденным из варпа кошмаром в каюте № 31, ещё там, на орбите. Из-за пережитого ужаса парень превратился в косоглазое пугало и стал замечать вещи, которых больше никто не видел. Иногда он хихикал, разглядев эти штуковины, иногда ревел, как младенец, но последнее время по большей части кричал.

– Больно, – простонал Верн. – Каждый раз, как она со мной поговорит, голова чисто наизнанку выворачивается.

– Да я понимаю, но ты хорошо поработал, и она уже ушла, – утешил его Жук.

К несчастью для Лумиса, после случившегося он стал восприимчивым к вюрду и тем самым вытянул короткую соломинку, когда решалось, кто будет «разговаривать» с оставшейся вдалеке ведьмой. Боец превратился в психический вокс-приемник для внедренных арканцев, и это постепенно сжигало его.

– Каждый раз, когда она так делает, они видят меня, – Верн словно тисками обхватил запястье Клэйборна. – Видят меня прямо насквозь, и я знаю, что они хотят войти.

Жук повернулся к остальным.

– Он больше не выдержит.

– Ему и не придется, – отрывисто ответил Клинт Сандефур. – Парень исполнил свой долг, остальное зависит от нас.

Мужественно красивый арканский лейтенант обвел суровым взглядом бойцов, собравшихся в пустом бункере. Они находились глубоко в брюхе Диадемы, заметно ниже уровня реки; это было самое уединенное место комплекса, принадлежащего повстанцам, но не абсолютно безопасное. Конфедераты сходились здесь, только когда Верн начинал подергиваться, что означало свежие новости от ведьмы.

– Все вы слышали Лумиса, времени у нас немного, – продолжил Клинт, который командовал внедренной группой из восьми человек, «предавших» полковника Катлера и «вступивших в ряды» мятежников. Клэйборн признавал, что башка у него варит, но при этом лейтенант был хладнокровным ублюдком и слишком уж напирал на Имперское Кредо.

– День Искупления близок, и я не потерплю ошибок, – строго закончил Сандефур.

– Не очень-то близок для меня, лейтенант, – протянул Джейкоб Дикс. – Если б мы ещё месяцок позависали тут с этими ксенолюбами, я б купился на их Верхнюю Шнягу!

– Тогда я бы лично тебя расстрелял, рядовой Дикс, – совершенно серьезно ответил Клинт. – Мы уже пять месяцев в одной постели с врагами, поздно в них влюбляться.

«Мужик целит на место Белой Вороны», – решил Жук. Стараясь не хмуриться, разведчик внимательно оглядел товарищей, взвешивая каждого по очереди.

Мистер Рыбка, как всегда, безмятежно улыбался, не тревожась из-за сообщения Лумиса. Дикс скалился, будто вурдалак на кладбище, а рядом глупо улыбался его дружок Таггс, показывая зубы – такие здоровенные и кривые, что от них болт-заряд мог бы отлететь. Поуп оставался в тени, и невозможно было разобрать выражение его черного лица, покрытого глубокими морщинами. Впрочем, выйди Обадия на свет, ничего бы не изменилось. Что до Гвидо Ортеги, то его чувства читались слишком уж явно: старик широко раскрыл глаза и нервно покусывал мягкие губы. Клэйборн заподозрил, что пилот-верзантец уже разуверился в сандефурском «Дне Искупления», причем не сильно страдал по этому поводу. Если подумать, Жук и сам ощущал нечто подобное.

«Повсы очень прилично с нами обращались, – признал разведчик. – Лучше, чем Гвардия когда-либо. Даже синекожие не так уж плохи, когда попривыкнешь к ним…»

– Знаю, всем вам пришлось нелегко, – вновь заговорил лейтенант. – Мы солдаты, а не какие-нибудь поганые шпионы, но скоро представится шанс за всё отплатить врагу.

Он повернулся к Жуку.

– Уверен, что сможешь проникнуть в Око, разведчик?

– Без проблем, – кивнул Клэйборн. – Короче, у нас в команде есть один болван-аристократ по имени Олим, и он регулярно ходит туда на смену. Весь взвод оттягивается на мужике, как на груше для битья, и я легко стал его лучшим другом в целом мире. Олим проведет меня туда, поглядеть, что почем.

– Что-то не так, мистер Жук? – спросил Сандефур, приметив горечь в тоне разведчика.

– Никак нет, сэр, всё путем, – отозвался тот, – но наверху, возможно, нас ждет грязная работенка.

– Да мы всё подчистим! – хохотнул Дикс, и Таггс заржал следом.

– Только нужно убедиться, что у вас будет подходящий инвентарь, – Клинт повернулся к темнокожему рядовому. – Поуп, ты достал устройства?

– Ага, вот они, – Обадия, который сумел попасть в наряд на охрану оружейного лабораториума техножрецов, похлопал по наплечной сумке. – Четыре штуки свистнул, больше побоялся. Парни-шестеренки кружат над своими новыми игрушками, чисто ястребы.

– Итак, четыре, – решительно произнес Сандефур. – Выходит по одной на каждого бойца, что будет выкалывать Око. Раздай устройства, серобокий.

Поуп вытащил связку стекловидных, похожих на иглы кинжалов с навершиями в форме луковиц, и передал оружие солдатам, выбранным для атаки на комм-станцию: Жуку, Рыбке, Диксу и Таггсу.

Двое пустошников с сомнением посмотрели на хрупкие клинки.

– И чё я должен делать с этой зубочисткой, лейтенант? – фыркнул Джейкоб. – Ею и совоскунсу шкурку не порежешь. На кой она против зомби, железом обвешанного?

– Да ничё ты не понял, Дикси, – протянул Обадия. – Я видал, как проверяли эти тыкалки. Один удар свалит самого крупного урода из слуг шестеренок.

– И у вас будет время только на один удар, – предупредил Клинт. – Об этих устройствах нам сообщил источник полковника. Совершенно новая технология, парни-шестеренки создали её вместе с их синекожими дружками…

Лейтенант замолк, обеспокоенный тем, какое богохульство описывает.

– Эт’ неправильно, связываться с такими фиговинами, – заявил Дикс, подозрительно обнюхивая кинжал, и Таггс энергично кивнул.

– Слушай, я не собираюсь делать вид, что мне это нравится больше, чем вам, – огрызнулся Сандефур, – но мы используем оружие еретиков против них самих. И, когда вы окажетесь в Оке, вам понадобится любое возможное преимущество.

– Продолжайте, – попросил Клэйборн, которому стало по-настоящему интересно. – Расскажите нам, что делают эти штуки.

Выпрямившись, лейтенант кивнул.

– Данные клинки – образец новой ЭМИ-технологии. Это значит, что они поражают цель электромагнитным импульсом, который поджаривает её машинный дух, но заряд там всего один, так что не прогадайте с мишенью.

– Применим как надо, – пообещал Жук.

– Посмотрим, «Пылевая змея», – ответил Сандефур. – Что ж, на этом всё. Каждый из вас знает, что делать, так что не подведите Провидение и Императора. Пусть они гордятся вами.

– Готово, – объявила северянка. – Они услышали меня.

Тут же Скъёлдис откинулась в кресле, измотанная психическим напряжением.

– Хорошая работа, – сказал Айверсон и повернулся к двум капитанам. – Проинструктируйте своих людей, потом повторите всё ещё раз. Вбейте в них пункты плана по самую шляпку, второй попытки у нас не будет. И найдите мне цепной меч.

Офицеры молча вышли – всё уже было сказано до этого, спорщики перебрали все аргументы, и, наконец, успокоились. Услышав откровение Скъёлдис, Мэйхен взбесился, а Вендрэйк расхохотался, но Айверсон начал задавать вопросы, которые превратились в тактические решения, и план Авеля понемногу стал планом арканцев.

«Комиссар знает, что это наш единственный шанс, – решила ведьма. – Он сразу же понял, что к чему, и схватился за операцию, как утопающий за соломинку».

– Ты доверяешь этому Авелю? – произнес Айверсон. Он уже спрашивал прежде, но теперь, оставшись наедине со Скъёлдис, хотел услышать правду.

– Нет, – ответила женщина, – но я доверяю его ненависти к Небесному Маршалу.

Хольт кивнул, не сводя с неё глаз.

– Мы встречались прежде, ведьма?

Она замерла, почти ожидая, что сейчас сетка шрамов вспыхнет адским пламенем, но это был обычный вопрос.

– Это невозможно, – осторожно ответила Скъёлдис. – Ты говорил, что тебя увезли с Провидения ещё мальчиком, а я покинула родину едва ли год назад.

– Знаю, но, когда ты увидела меня в первый раз, то сделала такое лицо… – Айверсон сбился, и северянка заметила, как нечто колючее шевельнулось под чёрным льдом его души.

– Я спала, – сказала ведьма. – Ты показался мне частью кошмара.

– Я понял, – промолвил он, но было очевидно, что нет.

Надеюсь, ты так никогда и не поймешь, Хольт Айверсон.

Глава двенадцатая

День последний

Противовес

Ведьма видела меня прежде. Её лицо было скрыто под чадрой, но во взгляде читалось узнавание. Возможно, это результат владения вюрдом, некое бестелесное зрение или способность к предвидению, но ни то, ни другое не объясняет, почему женщина так ужаснулась мне. Впрочем, нет времени раздумывать над этой загадкой; несмотря на странность Ворона, я должен довериться ей, так же, как она доверяет Авелю, теневому благодетелю полка. Они оба – враги моего врага, и возможно, в здешнем аду лучших друзей не найти. Кроме того, в плане Авеля кроется наш единственный шанс покончить со всей этой ересью.

Авель. Он утверждает, что годами сплетал подпольную сеть инакомыслящих, разжигая недовольство и готовясь ко дню воздаяния. Что ж, этот день настал, и через девять часов на линкоре Небесного Маршала вспыхнет бунт. У Сопротивления не хватит бойцов, чтобы отбить корабль, но тут в игру вступим мы: поэтому-то Авель называет нас «Противовесом», тайным оружием, которое изменит баланс сил. Восстание даст нам возможность добраться до Небесного Маршала и закончить всё – но сначала нужно подняться в космос.

С Федры непросто выбраться, и один из немногочисленных путей ведет с Диадемы. Старый комплекс располагает собственным челноком, утлым танкером, который доставляет прометий на орбиту. В пустых трюмах грузовика без труда разместится половина полка – не очень удобная поездка, но хотя бы короткая. К сожалению, буровая станция превращена в один из самых хорошо укрепленных вражеских бастионов на всей планете. Нам никак не удастся захватить её, так что нужно «войти и выйти» прежде, чем мятежники поймут, что происходит. Как только начнется штурм, не должно быть ни сомнений, ни пощады. Нужно идти вперед, пока мы не добьемся своего – или не добьют нас.

Через три часа конвой янычар Гармонии войдет в теснину Квалаквези, узкий фьорд, над которым нависает скальный выступ…

Из дневника Айверсона

Подвывая от блаженной ярости, Оди Джойс спрыгнул с верхушки утеса и понесся к застывшим внизу кораблям. Четыре судна, составляющие конвой, сверху казались игрушками, и на них кишмя кишели люди-муравьи. Расстрелянная передовая канонерка пылала, а на трех неуклюжих гравибаржах, находившихся под её охраной, царил полный кавардак. Янычары повстанцев метались по палубам, погибая от выстрелов невидимых снайперов и огня тяжелых орудий «Часовых», выстроившихся на гребне скалы. Сзади конвой настигал идущий на всех парах «Тритон» Айверсона – «Покаяние и боль» ломилось от серобоких, а к его носу, словно железный морской желудь, прилепился Мэйхен. Капитану пришлось отказаться от прыжка с высоты из-за массивного «Громового» доспеха.

«Я поведу всех в эту славную битву», – подумал юный пастырь.

– Обдерем ксенолюбов, братья! – взревел он. Корабли все быстрее вырастали под Джойсом, и парень открыл огонь из тяжелого стаббера, объявив о своем приближении шквалом пуль. Другие зуавы, несущиеся к конвою рядом с Оди, последовали его примеру и нашпиговали мятежников высокоскоростными зарядами. Вместе они казались воинством бронированных ангелов, нисходящих к огненному искуплению.

Луч ослепительного света мелькнул из орудийной установки внизу и попал в воина справа от юноши. Доспех взорвался, словно бурлящая сверхновая звезда из крови и стали. Рыцарь-пастырь ощутил потерю брата, словно удар в сердце; выругавшись, он повел тяжелым стаббером и изрешетил повстанцев, которые управляли смертоносной рельсовой пушкой. Выстрелить второй раз они не успели.

Навстречу зуавам с судов конвоя вспорхнула стая маленьких дисков. «Блюдца» неловко кренились, пытаясь направить в небо оружие, установленное снизу корпусов. Гикнув, Джойс пронесся через слой машин и раскидал их в стороны, будто поломанные волчки.

– Тормоза! – скомандовал Оди и включил толчковый двигатель на спине. У «Штормовых» доспехов не было настоящих прыжковых ранцев, но одноразовых ракет должно было хватить для смягчения посадки. Как только зуавы замедлились, шальной выстрел дрона пробил двигатель одного из рыцарей. Оставляя за собой клубы дыма, воин пронесся мимо Джойса и, будто реактивный снаряд, врезался в переднюю баржу. Превратив в лепешку нескольких янычар, человек-бомба насквозь пробил палубу и, видимо, повредил нечто жизненно важное внутри судна, которое мгновение спустя содрогнулось от взрыва. Из пробоины повалил черный дым, а юноша тут же обрушился в воцарившийся на корабле хаос.