Текст книги "Каста Огня (ЛП)"

Автор книги: Питер Фехервари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Но это же просто какие-то позорные трущобы в глуши!

– Может, падение всегда начинается с таких мелочей, – майор вздохнул. – Нельзя рисковать, Элиас. Нас сюда привело провидение, и ради Провидения мы должны вернуться.

– Вижу их! – крикнул сержант Хикокс с верхнего этажа. – Наши парни идут по дороге!

Остальные выжившие, что сидели в амбаре, издали сдержанно-радостные крики.

– Мне надо поговорить с ведьмой, – сказал Катлер, запустив пятерню в блестящие черные волосы. – Может, она знает, с какого бока подойти к этому безумию.

Затем майор сжал плечо товарища.

– Оно закончится здесь, старый друг. Мы его одолеем.

Глава девятая

День 63-й – Клубок

Алое досье

Приближаемся ли мы к центру Клубка или просто плаваем кругами? Невозможно понять, ведь ничто не меняется изо дня в день, кроме остатка убывающих припасов. Уверенным можно быть только в том, что мы движемся по реке через серо-зеленое чистилище, и в том, что Небесный Маршал жестоко посмеялся над всеми нами.

Закончив изучать Алое Досье верховного комиссара, я понял, что в нем содержится всё: полное описание этой гребаной катастрофы, полностью проваленной войны. Она расчерчена схемами проклятой некомпетентности, халатности и абсолютного безумия. Любую, даже самую мелкую улику сопровождают строки, написанные тонким, неразборчивым почерком Ломакс, и каждый её комментарий превращает свидетельство в острое лезвие истины. Если рассматривать эти доказательства по отдельности, то можно списать наши неудачи на простое невезение, но общая картина указывает на – ни много, ни мало – умышленное предательство.

Рассмотрим, например, верховное командование федрийской группы армий. Нам, словно в наказание, достались безмозглые тираны вроде генерала «Железной ноги» Мроффеля, который решил, что танки умеют плавать, и отправил батальон бронемашин в подводную могилу; или высокородные клоуны вроде графа Гилля де Жигала, что развлекается с войной, будто страдающий дальтонизмом игрок в регицид, путая синекожих с зеленокожими, а канонерки с канониссами. К ним примыкают безумцы вроде Вёдора Карьялана и Ао-Олиуса (прозванного «Мясником-Часовщиком» из-за одержимости точным планированием своих обреченных атак). Конечно, в темных уголках Империума взрастает множество подобных дураков и чудовищ, но здесь их выпестовали, чтобы удушить в утробе любую надежду на победу.

Далее в досье следует перечень ошибочных стратегических решений, от просто странных до из ряда вон выходящих. Почему запрещены полеты над вражеской территорией и применение дальнобойной артиллерии? Почему в первую очередь запрашиваются дополнительные танки, а не машины-амфибии? Почему командование отказалось от бригады катаканских джунглевых бойцов, если эти парни, несомненно, рождены покорить Трясину? Почему… почему… почему… Вопросы громоздятся на вопросы, ошибки – на ошибки, и следы каждой из них уходят наверх, к самому Небесному Маршалу.

Долгие годы Ломакс негласно собирала свидетельства неблаговидных поступков Зебастейна Кирхера, увязывая их между собой, создавая доказательства, c которыми, как знала она сама, никогда не смогла бы выступить в суде. Вот почему верховный комиссар передала этот факел мне, единственному человеку на Федре, не вышедшему у неё из доверия. Вот почему она послала меня в Клубок, по следам соотечественников.

Конфедераты никогда не были целью моего возмездия. Они должны были стать моими союзниками.

Из дневника Айверсона

– Знаешь, Хольт, в чем твоя проблема? Ты офрагенно много думаешь, – глубокомысленно заявил Модин и усмехнулся, заметив недобрый взгляд комиссара. – Чё? У тебя опять этот видок, как будто призрака увидел или типа того.

– Просто ответь на вопрос, серобокий, – произнес Айверсон, борясь с тошнотой. Состояние зараженного парня постепенно ухудшалось за последние недели, от него исходила жуткая вонь, и «каюта»-кладовая пропахла разложением. В полумраке лицо Клетуса казалось грубо вырезанным из коралла, а под одеждой бугрилось нечто, когда-то бывшее мускулами.

– Хошь сказать, что тебе больше неохота зависать со стариной Клетом? – с притворной обидой в голосе спросил огнеметчик. – Ты ж ко мне целыми днями не заходишь, Хольт.

– Я хочу знать, выслушает ли меня Катлер, – настаивал комиссар.

– Ну, я, типа, никогда не знал, что там полковнику по нраву, – ответил Модин. – Большие шишки никогда не зависают с пехтурой вроде меня.

– Но Катлер – честный человек?

– По тому, чё я о нем знаю, могу поспорить – он так думает, – боец пожал плечами. – Слушай, если полковник решит, что ты правильный парень, то, скорей всего, поддержит тебя. Особенно, если ты сможешь очистить его имя.

Затем Клетус подозрительно воззрился на комиссара.

– Ты не соврал насчет этого, Хольт? Реально собираешься отмыть 19-й до блеска?

– У меня есть такие полномочия, – последнее время Айверсону легко давалась ложь, – но искупление имеет цену.

– А что насчет меня? – с внезапной горячностью спросил Модин. – Ты вытащишь этого больного фрага Карьялана из его паутинки и измордуешь за то, что он сделал со мной?

– Всё не так просто…

– Ага, я понял уже, – злобно проговорил огнеметчик.

– Не так просто, но да. Даю тебе слово, – сказал Айверсон, твердо решив исполнить обещание. – Вёдор Карьялан – еретик, и я добьюсь, чтобы за свершенные преступления его настигло Правосудие Императора.

Как и всех других чудовищ, которые затянули эту войну и бессмысленно растратили столько имперских жизней.

Клетус долго смотрел на него, и, наконец, кивнул.

– Что ж, тогда мы с милой дочуркой леди Адское Пламя… – боец указал на огнемет, который раздобыл ему Хольт, – будем прикрывать тебя всю дорогу.

День 65-й – Клубок

Безрассудство Модина

Несмотря на предупреждения, Модин сегодня утром забыл об осторожности. Мы с кадетом Рив стояли на верхней палубе, когда внизу вдруг началась какая-то суматоха. Услышав яростные вопли моего безбилетника, я понял, что происходит, но было уже поздно – его обнаружили. Спустившись, мы увидели, как целая толпа летийцев вытаскивает серобокого из каюты. Парень отбрыкивался и отмахивался, дрался отчаянно, как дикий зверь, но противников было слишком много. Должно быть, они застали бойца врасплох, схватили прежде, чем тот успел добраться до огнемета.

Потом летийцы бросили Модина на палубу, и, окружив беглеца, будто стая шакалов, принялись глумиться над ним, оскорблять и проклинать «уродского мутанта». В изумрудном свете он действительно так выглядел: покрытая наростами кожа, схожая с чешуей, тело, которое словно изгибалось и свивалось под ударами покаянников.

Признаюсь, что едва не позволил им довести начатое до конца, но затем поймал измученный взгляд бойца и осознал – если я отступлюсь, Модин вернется ко мне.

Из дневника Айверсона

– Хватит, – произнес комиссар. Оттолкнув какого-то морехода, он шагнул в круг озлобленных лиц. – Я сказал, хватит! Этот человек работает на меня!

Летийцы почти одновременно притихли и уставились на Хольта враждебными взглядами. Кто-то смотрел мрачно, кто-то – разгневанно, а кадет Рив казалась такой же возмущенной, как и покаянники.

– Что ты говоришь? – требовательно спросил Ксанад Васько, бритоголовый мужлан и «забатон» летийцев, воин-священник, которого они в равной мере почитали и боялись. Кроме того, именно он спорил с Айверсоном по поводу арканского флага, и не забыл публичного унижения. Ярость корсара висела в воздухе пагубной грозой.

– Рядовой Модин – специалист, приданный мне для выполнения миссии, – сказал Хольт. – В связи с заболеванием бойца я отдал ему распоряжение оставаться в изоляторе, пока мы не достигнем цели.

– Он потроган рукой Каоша, – прорычал Ксанад. – Должно сжечь!

– Ты ошибаешься, – ответил Айверсон, поражаясь, как слепы эти фанатики к недугу собственного вождя. Впрочем, Карьялан не допускал к себе никого, кроме самых надежных слуг, поэтому Васько и его команда, скорее всего, не подозревали, что подчиняются чудовищу.

– Возможно, забатон прав, – подала голос Рив. – Этот индивидуум, очевидно, запятнан порчей, сэр.

– Так есть. Император обвиняет! – настаивал Васько.

– Да Он, похоже, просто балдеет от этого, – прохрипел с пола Клетус, но забатон с размаху пнул его под ребра, и смешок скрючившегося бойца превратился в крик.

Айверсон медленно вытащил автопистолет, чтобы все успели прочувствовать важность момента, и направил оружие на Ксанада.

– Я уже указывал тебе на недопустимость противодействия воле Императора, – объявил комиссар. В толпе летийцев послышалось злобное бормотание, но сам забатон даже не моргнул. – Это мое последнее предупреждение.

Не заставляй нажимать на спуск. Твои псы потом разорвут меня на куски.

– Хорошая смерть принесет человека ближе к Богу-Императору, – холодно ответил Васько.

– А это такая уж хорошая смерть? – уточнил Хольт.

– Твоя будет хуже, если убьешь меня.

– Сэр, подобная тактика не вполне целе… – слова Изабель растерзал в клочья перепуганный вопль с верхней палубы. Девушка мгновенно обернулась к его источнику, как и большинство летийцев – не шевельнулись только Айверсон и Васько, молча выяснявшие, кто отступит первым.

– Янош! – крикнул один из мореходов, и в тот же миг вопль резко оборвался. Матрос бросился к трапу, но Рив оттолкнула его и сама понеслась вверх, прыгая через ступеньку. Резко повернувшись, Хольт прервал дуэль взглядов и зашагал следом.

– По местам, морские псы! – взревел Васько, направляясь туда же вместе с парой корсаров. – Император зовет!

У трапа, ведущего к марсу, они нашли сломанную лазвинтовку, но сам впередсмотрящий исчез. Что-то злобно бормоча на родном языке, Ксанад полез было наверх, но комиссар стащил его со ступенек. Забатон оскалился, показав черные зубы, однако Айверсон не убрал руку.

– Что бы ни схватило его, оно могло остаться там, – ровным голосом произнес Хольт, движением головы указывая на густую листву вверху. Некоторые ветки касались «вороньего гнезда», пока канонерка дрейфовала вдоль берегов. Сбросив руку комиссара, Ксанад уставился на полог джунглей.

– Ты считал, его забрало растение? – спросил летиец.

– Это могло быть всё, что угодно. В Клубке точно не скажешь, но на марс теперь никто не должен подниматься. И размести здесь отряд, включая минимум одного корсара, чтобы наблюдали за обстановкой днем и ночью.

Васько кивнул и направился к трапу на нижнюю палубу, но Айверсон произнес ему в спину:

– Судьбой рядового Модина распоряжаюсь я, забатон, – Ксанад замер. – Это понятно?

Обернувшись, летиец хмуро посмотрел на Хольта.

– Очень хорошо, так есть, – спокойно ответил Васько, – но знай вот что, комиссар: если ты будешь совравшим, я сделаю новый флаг из твоей шкуры.

День 66-й – Клубок

Пожиратели гнили

Иногда кажется, что страх во мне умер, но тут же какая-то новая мерзость решает доказать обратное и вдалбливает в мою голову правду: кошмары никогда не успокоятся, ни одному человеку не дано избавиться от них. За каждым ужасом приходит следующий, отвратительнее прежнего.

Из дневника Айверсона

Корабль вновь резко дернулся, и пошатнувшийся комиссар едва не выпустил железный леер. Хольт с руганью тащился по тесным коридорам нижней палубы, покачиваясь, словно пьяный, а мир тем временем подпрыгивал и вертелся вокруг него. На полу плескалась вода, заливающаяся через потолок, Айверсону она доходила почти до щиколотки. Распахнув люк на верхнюю палубу, арканец тут же угодил под настоящий артобстрел крупными дождевыми каплями. Всё ещё не придя в себя после сна, он пытался разобраться в хаосе, творящемся на канонерке.

Нас что, атакуют?

Давно наступила ночь, но от вездесущего биологического сияния джунглей не осталось и следа. В тусклом блеске аварийного освещения Хольт разглядел мореходов, которые сновали туда-сюда с фонарями и ведрами, понукаемые своими господами-корсарами. За бортом царила абсолютная, чернильная тьма.

– Почему двигатели остановлены? – заорал Айверсон, перекрывая рев бури.

– Кажись, река впереди перекрыта! – крикнул в ответ Модин. Беглец съежился под брезентом возле трапа, баюкая в руках огнемет. – И этот шквал фраганый реально не вовремя начался!

– Я тебе говорил, не попадайся никому на глаза!

– Слышь, Хольт, для тебя же стараюсь, слежу тут за всем!

Вспышка молнии озарила палубу, и комиссар заметил Ксанада Васько в рулевой рубке. Фанатик щелкал церемониальным кнутом и выкрикивал приказы, а рядом с ним, сложив руки за спиной, стоял Старик Бирс и мрачно наблюдал за переполохом. Поймав взгляд Айверсона, призрак покачал головой.

«Мне это нравится не больше, чем тебе, старина», – подумал Хольт, осторожно пробираясь к рубке. Палуба то опускалась, то вздымалась под ним, волны, перехлестывая через борта, заливали канонерку почти также быстро, как летийцы успевали откачивать воду. Почему, черт их дери, помпы не работают? Он проделал столь долгий путь не для того, чтобы утонуть в Квалаквези…

Комиссар замер на ступенях, ведущих в рубку. Он заметил рыхлых, бесформенных великанов, окруживших корабль; их силуэты грозно выступали из полумрака. Мгновение спустя по гигантам скользнул луч прожектора, и Айверсон расслабился, узнав бугристые иглу саатлаа. Строения были такими же неопрятными и опростившимися, как их хозяева: стены из прутьев, покрытых слоем высохшей глины, да крыши из широких листьев. Эти грубые лачуги были на порядок примитивнее коралловых зданий, возведенных древними федрийцами.

– Деревня Рыбок есть! – проорал Васько из рубки. – Река бежит насквозь её, но впереди стена!

Подойдя к нему, Хольт посмотрел вдаль через покрытое дождевой водой стекло кабины. Широкий луч носового прожектора озарял дамбу, перекрывшую Квалаквези примерно в двадцати метрах впереди. Довольно примитивное строение, из каких-то деревяшек, связанных лианами, но при этом трех метров в ширину и шести – в высоту. Возле препятствия подпрыгивал на волнах один из разведкатеров «Покаяния и боли» с экипажем из нескольких летийцев. Корсар, возглавлявший группу, следил за обстановкой, а мореходы тем временем рубили дамбу топорами и мачете. Храброе, но бессмысленное предприятие, особенно в бурю.

– Вы что, не можете просто пробить дыру из главного орудия? – спросил Айверсон, указывая на носовую лазпушку.

– Можем, – согласился забатон, – но энергобатареи очень низкие. Только шесть, может, семь выстрелов осталось. Не хочешь тратить, нет?

– Семь выстрелов? – возмутился комиссар. – Но мы ведь ни разу не палили из чертовой хреновины! С чего вдруг батареи сели?

– Федра есть, – Ксанад ответил так, словно это всё объясняло, и пожал плечами. К сожалению, Айверсон знал, что летиец прав.

– Нужно возвращаться и попробовать другой приток, – произнес кто-то за плечом Хольта. Обернувшись, он увидел, что позади стоит Рив, хмуро взирающая на преграду. К своему удивлению, Айверсон понял, что почти скучал без «четвертой тени». – Мне кажется, это ловушка.

– Но это место – просто вонючее гнездо Рыбок! – заартачился Васько. – Ничего здесь, что мои корсары не могут убить насмерть, девочка.

– Может, и так, но кадет Рив права, – ответил комиссар. – Найдем другой путь.

Мы ведь, если честно, и так никуда не продвигаемся.

– Верни своих людей на борт, забатон, – добавил он.

– Надо только ослабить стену, потом легко толкнемся насквозь! – настаивал Ксанад, не желая вновь отступать.

– Забатон…

Люди у дамбы внезапно оказались в полной темноте – что-то со свистом вылетело из бури и раскололо носовой прожектор. Стоявший возле него мореход вскрикнул и засуетился в поисках замены.

– Зажечь больше света! – скомандовал Васько в корабельный мегафон.

Сквозь рев грозы пробился завывающий, пронзительный крик. Один из матросов у преграды включил фонарь, и Айверсон увидел, что летиец сидит на вершине дамбы, гоняясь лучом за тенями. Его товарищи тем временем возились с собственными фонариками.

– Отводи их, – приказал комиссар.

– Просто Рыбки есть! – упрямился Ксанад.

Поджарая тень выпрыгнула из мрака и столкнула морехода-«осветителя» с насеста. В тот же миг, как он с плеском рухнул в воду, ночь вновь обрушилась на летийцев, будто голодный призрак, и начались крики. Людские голоса перемежались со звериным рычанием и странными, щебечущими воплями, от которых у Айверсона волосы на загривке встали дыбом.

До сих пор Хольт надеялся, что больше никогда их не услышит.

– Это не Рыбки, – прошептал он.

Сначала тьму возле дамбы прорезал багровый лазерный луч из корсарского хеллгана, а затем новая вспышка молнии ярко озарила всё вокруг, включая сгорбленных, хищных созданий посреди кучки летийцев. Секундой позже вернулся непроглядный мрак, и корсар больше не стрелял.

– Вперед! – рявкнул Васько рулевому, а в мегафон скомандовал: – По боевым постам, морские волки!

Мореходы быстро и дисциплинированно отреагировали на приказ. Отбрасывая ведра и снимая с плеч лазганы, они спешили к местам по боевому расписанию. Корсары, ступавшие среди них, словно боги войны в доспехах, нараспев читали молитвы и накапливали заряды хеллганов. Носовой прожектор вновь вспыхнул и осветил преграду, но передовая бригада уже исчезла.

– Двигатель пробуждается, мой забатон, – доложил рулевой.

Запыхтев, канонерка двинулась вперед, и тут же что-то грохнулось на крышу рубки. Посмотрев вверх, имперцы увидели когтистую лапу, шарящую в воздухе. Недолго думая, Ксанад открыл огонь, пробив перегретыми хелл-разрядами металлический потолок, словно бумагу. Невидимый абордажник заскулил и свалился, пролетев мимо окна клубком тощих ног.

– Забатон, немедленно разворачивай корабль! – скомандовал Айверсон.

А потом хищники одновременно оказались повсюду. Благодаря могучим, изогнутым в обратную сторону ногам, они прыгали с деревенских крыш прямо на палубу, перемахивая через борта. Один из врагов приземлился на четыре ноги возле трапа, ведущего в рубку, и заскользил по мокрому от дождевой воды металлу. Несмотря на обтекаемое, мускулистое тело, как у собаки или волка, существо двигалось быстро и дергано, что указывало на птичий метаболизм. На плотной серой коже не было ни волоска, однако из шеи, ниже затылка, торчал пучок острых голых перьев, вроде игл дикобраза.

– Это пёс? – выдохнула Рив, стоявшая в дверях.

Услышав её голос, создание резко повело башкой на гибкой шее. Перед имперцами мелькнули скошенные глаза над изогнутым, бритвенно-острым клювом, созданным, чтобы раздирать и рвать на куски. Тварь ухнула – это был странный звук, нечто среднее между лаем и клекотом, – и понеслась прямо к рубке.

Оттолкнув Изабель плечом, Хольт выбросил вперед аугметическую руку. Челюсти гончей плотно сжались на металле, но от силы удара комиссар повалился прямо на окаменевшего рулевого. Сверху на них рухнул хищный чужак.

– Ёрдёг кутья!* – выругался забатон на родном языке, скидывая с плеча хеллган.

Пока существо рвало когтями его плащ, Айверсон обхватил язык гадины застрявшей рукой и сильно сдавил. Гончая бешено затрясла башкой, брызгая на комиссара слюной и пытаясь добраться до мягкой плоти за протезом. Хольта затошнило от гнилостного запаха из пасти, но он держался, продолжая сжимать кулак. Вблизи арканец разглядел, что кожа чудовища покрыта гнойными опухолями и сплетениями грибковых наростов. Леди Федра, похоже, взяла власть над тварью.

– Убейте её! – заорал Айверсон остальным.

Первым к нему на помощь пришел Васько. Прижав хеллган к брюху чудища, фанатик открыл огонь; гончая заклекотала от мучительной боли и отбросила врага ударом лапы, но оказалось, что лазразряд летийца почти распорол её надвое. Создание быстро теряло силы, а точный выстрел Изабель пробил один из его косых глаз. Вторая пуля раскроила гадине череп, и она упала бездыханной.

– Император обвиняет! – взревел Ксанад и выбежал навстречу буре, жаждая пролить больше крови во имя своего бога.

– Трон, да что же это такое? – спросила Рив, пока комиссар поднимался на ноги.

– Гончие крутов, – мрачно ответил Хольт. – А где гончие, там и их хозяева. Нам нужно убираться отсюда.

Внизу, на терзаемой штормом палубе, стоял Модин, широко расставив ноги для равновесия. Он пробудил к жизни огнемет, оружие издало кашляющий звук, и тут же на конфедерата бросилась одна из «собачек», с клювом, покрытым кровью выпотрошенного морехода. Резко повернувшись, Клетус ударил тварь тяжелым стволом, да так, что та рычащим и щелкающим клубком врезалась в ограждение. Секундой позже чудище уже поднялось на ноги, завывая в беспримесной злобе.

Модин завыл в ответ и поджег чужака. Вызывающий рев гадины превратился в визг, а огнеметчик расхохотался, наслаждаясь заварушкой. Да, арканца пожирал заживо какой-то грибок-мутант, все, кого он знал, наверняка были мертвы, но – Преисподние свидетели, – в жизни ещё встречались шикарные моменты!

Мимо Клетуса полз корсар с гончей, вцепившейся ему в спину. Тварь сомкнула челюсти на алом шлеме, пытаясь расколоть его, словно железное яйцо. Тихо насвистывая, Модин подпалил ей перышки аккуратным языком пламени, и хищник с болезненным стоном выпустил жертву. Как только чудище развернулось к арканцу, он воткнул ему в пасть ствол огнемета и поджарил мозги. Наслаждаясь ароматом горящей плоти, конфедерат жадно оглядел палубу, но все гончие были уже мертвы и схватка закончилась.

Похоже, корсары получили от драки тот же кайф, что и пустошник – все они сейчас распевали какую-то аллилуйю Богу-Императору с широкими, глупыми улыбками на лицах. Даже идиот, которому чуть не отгрызли башку, и тот подтягивал. Что же, может, корсары и тащились от молитв Трону, как от дури, но – вынужденно признал Модин – кишка у них была не тонка. У мореходов тоже имелись кишки, и тонкие, и толстые, вот только все они сейчас были раскиданы по палубе в лужах крови, чисто обрезки на скотобойне. Без доспехов и хеллганов, как у господ-корсаров, матросы оказались собачкам на один укус; Клетус прикинул, что в живых осталось меньше половины работяг. Что ж, мореходы так же резво накинулись на него с кулаками, как и заправилы, поэтому арканец не собирался по ним слезы лить.

– Ты хорошо сражался для ублюдка-мутанта, – произнес спасенный им корсар.

– Да разве это сражение, – протянул Модин. – Так, побарахтались маленько.

Мятый Шлем улыбнулся, показав зубы, украшенные сияющими камушками.

Ветер принес чей-то рыдающий стон, долгий, безнадежный и преисполненный муки. Его услышали все на палубе, но отозвался только забатон:

– Это есть Жолт. Ублюдки-Рыбки забрали его, – покрытое татуировками лицо фанатика превратилось в дьявольскую маску ярости. – Они смеются над нами, братья!

– Твоего человека забрали не Рыбки, – произнес Айверсон с трапа, ведущего в рубку. Затем комиссар указал на лачуги, протянувшиеся вдоль реки. – Там скрывается нечто намного худшее, нечто, с чем нам не стоит связываться сейчас.

– Я не брошу брата-корсара, – холодно ответил Васько.

– Он уже мертв… – снова раздался стон, опровергнувший слова комиссара.

– Это ловушка! – не отступал Хольт, но Ксанад уже отворачивался от него, выкрикивая приказы уцелевшим товарищам.

– Забатон, миссия важнее всего!

Фанатик резко повернулся к арканцу.

– Тогда ты должен стрелять меня, Хольт Айверсон, – прорычал он, – потому что больше я не прогнусь!

Комиссар, глядя в его блестящие от ярости глаза, нисколько в этом не сомневался.

– Но я должна пойти с вами, сэр, – настаивала Рив. – В деревне вам понадобится поддержка.

– Это работа Модина, – возразил Айверсон. Комиссары стояли в рубке, пока Васько собирал поисковой отряд на палубе под ними. – Кроме того, поддержка мне понадобится здесь. Наш забатон твердо решил взять с собой всех корсаров, так что кто-то должен присматривать за фортом*, пока нас не будет. Если потеряем корабль, нам конец.

– Вы хотите сказать, что доверяете мне, комиссар?

– Ты хочешь сказать, что мне не стоит, кадет?

Девушка прохладно улыбнулась Хольту, и он едва не ответил тем же. За последнее время оба почти устали играть в кошки-мышки.

– В любом случае, если я прав, и в этой деревне нас поджидает боевая банда крутов… – Айверсон внимательно посмотрел на Изабель. – Что ж, скажем так: подставить меня в этот момент будет очень неудачным решением.

– Так чё у тебя там с этой снежной королевой? – прошептал Модин, когда они крались мимо скопления хижин саатлаа.

– Не думаю, что понял, о чем ты, серобокий, – ответил комиссар, быстро переводя взгляд с одного иглу на другое. Все лачуги обветшали и покрылись паршивой гнилью, их стены сморщились, будто кожура испорченного плода. Казалось, над деревенькой висит покров разложения.

– Ой, да ладно тебе, Хольт. Ты не обдуришь старого пса вроде Клета Модина, – хитро посмотрел на него огнеметчик. – Я ж вижу, как вы двое воркуете всю дорогу.

– А ты, значит, ревнуешь, Модин? – спросил Айверсон. – Я помню, как говорили у нас дома: «К пустошнику спиной не поворачивайся».

Клетус сдавленно захихикал.

– Ты что, пошутил только что, Хольт? Знаешь, раньше… – раздался новый вопль пропавшего корсара, и боец умолк.

Васько резко остановился, пытаясь понять, откуда доносится звук. Явно намного ближе к ним, но в ночной тьме, да ещё посреди бури, внутри поселения было дьявольски сложно ориентироваться. Забатон постепенно выходил из себя, но, к его чести, не предлагал разделить поисковой отряд.

«Нас и так слишком мало, – подумал Айверсон, оглядывая товарищей. – Семеро кровожадных фанатиков, четверо перепуганных «морских волков», один тяжелобольной пустошник и увядший комиссар. Героев из такого теста не лепят».

– Кричали с этой стороны, – заявил Модин, указывая толстым и коротким пальцем влево от себя.

– Ты думаешь, я не знаю? – сердито посмотрел на него Ксанад.

– А чё встали тогда, босс?

– Дороги нет, дурак!

– Как же нет, есть, – ответил арканец, явно наслаждаясь происходящим. – Просто думать надо творчески, вот и всё.

С этими словами огнеметчик саданул ногой в стену ближайшей хижины. Ступня прошла насквозь, словно через спичечную соломку, и иглу содрогнулось до основания. Ещё пара пинков, и преграда разрушилась; имперцы увидели на изломе деревянного каркаса множество серых волокнистых прожилок, которые блестели под дождем, словно черви. Айверсон с отвращением понял, что от лачуги осталась одна шелуха, выеденная изнутри коварным грибком. Похоже, вся деревня была заражена этой поганью.

Внезапно комиссар обрадовался дождю – в ином случае им было бы не продохнуть от спор.

– Мы, ребята-пустошники, сами пробиваем себе дорогу в жизни, так-то, – с ухмылкой заметил Модин.

После этого уже не было смысла передвигаться незаметно, и весело насвистывающий огнеметчик повел отряд, расчищая путь к источнику зовущего крика. Если остальные с опаской переступали через порченые обломки, Клетус как будто наслаждался процессом. Айверсон предположил, что зараза уже не слишком беспокоит бойца…

Он на полпути к тому, чтобы оказаться под властью Федры, пусть ещё и не понимает этого. Но возможно также, что Модин прекрасно всё понимает, и это маленькое буйство – в некотором роде месть планете.

Поиски привели их в высокое круглое здание, построенное с большим размахом, чем хижины. Возможно, в лучшие дни оно служило домом вождю племени, но это время давно прошло, и, когда имперцы столпились внутри, лучи их фонарей рассекли тени на мерцающие ломти ужаса.

– Адское Пламя… – выдохнул Клетус, из которого, будто кровь из раны, вытекла вся самоуверенность.

Пропавший корсар свисал с потолка, подвешенный за ноги, и медленно раскачивался взад-вперед. Рядом с ним обнаружились прочие исчезнувшие летийцы, включая Яноша, морехода, который за день до этого исчез из «вороньего гнезда». Он уже раздулся от разложения; другие были свежими, но всё же трупами, в том числе и корсар. В груди каждого мертвеца зияла рваная алая рана: у них вырвали сердца.

– Скажу я вам, наша прогулочка сейчас выглядит реально хреновой затеей, – проворчал Модин.

Круглое здание напоминало пещеру с костями. Пол устилали реликвии смерти: расколотые черепа, зияющие грудные клетки, мешанина неузнаваемых мелких косточек, сваленных вместе в небрежном осквернении. Всё покрывал налет серой плесени, которая цеплялась к стенам и плотными завесами свисала с потолка. «Побеги» грибка вились по залу, словно высохшие змеи, оплетая останки и постепенно вползая в глазницы.

«Здесь хватит костей, чтобы сложить сотню скелетов, – мрачно прикинул Айверсон. – И хватит скелетов, чтобы вновь заселить деревню мертвецами…»

В зловонном сплетении завязли и другие кости, более мелкие, изящные и темные. В черепах ксеносов отсутствовали зияющие дыры ноздрей и скалящиеся зубы, из-за которых всегда казалось, что люди смеются после смерти, но ведь синекожие и при жизни были более сдержанными.

Не то, чтобы эта сдержанность им особо тут помогла.

Среди останков, будто сокровища в оскверненной гробнице, были погребены фрагменты доспехов и оружия тау, но самая диковинная реликвия получила гордое право на отдельное место. Коралловый тотем пронзал самый центр склепа, и там, привязанный к опоре, возвышался чужацкий боескафандр. Обмотанный путами и обезображенный примитивной мазней, «Кризис» напоминал павшего звездного бога. Под давним слоем плесени он был выкрашен в багровую крапинку, и Айверсон смог даже разобрать геральдический знак, пятиконечную звезду на нагрудной пластине. Комиссар не опознал символ, но что-то подсказало ему – этот мертвый воин оказался здесь до того, как синекожих возглавил командующий Приход Зимы. Он был старым, возможно, старше самой войны за Федру.

Кем ты был? Что привело тебя к погибели?

В любом случае, судьба воина оказалась мрачной. В нагруднике доспеха зияла широкая трещина, открывавшая останки героя внутри. Скелет до сих пор оставался целым, грибковые нити почти бережно поддерживали его в своей колыбели. И там, внутри пробитой грудной клетки, разрасталось нечто мясистое и бесконечно нечистое.

Федра одинаково ненавидит всех нас. Люди и тау, для Неё мы просто захватчики. Всего лишь плоть, которую можно разложить, пожрать и обратить…

Хольт с беспокойством подумал о том, каким ужасным алхимическим изменениям Она подвергла крутов, рыскавших в деревеньке. Эти дикие существа верили, что могут похитить силу врага, сожрав его тело. Казалось бы, сомнительная идея, но известно было, что изменения в их генеалогическом древе весьма быстры и непредсказуемы. По всем имеющимся данным, гончие крутов относились к тупиковой ветви развития расы – они оказались слишком специализированными на охоте, в ущерб остальным занятиям. Зависела ли их судьба от выбираемых ими жертв? И, если так, что могло произойти с военной бандой чужаков, отъевшихся на порченой плоти? Например, мясе вырожденцев-саатлаа…

Пожиратели гнили.

Имя вспыхнуло в разуме Айверсона с чистотой истинного видения. Внезапно он с уверенностью понял, что не ошибся в предположениях об этом месте: деревню захватили круты, а крутов захватила Федра.