Текст книги "Каста Огня (ЛП)"

Автор книги: Питер Фехервари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Я – воин, – с горечью произнесла женщина. – Я рождена сражаться.

– Поправлю: вы рождены служить Высшему Благу, – ровным голосом ответил посланник. – И в настоящее время Высшее Благо требует, чтобы вы тренировали достойных янычар.

Ноздри о’Сейшина вздрогнули в том, что у тау сходило за улыбку.

– Впрочем, у меня есть для вас и хорошие новости. Ваши достижения были замечены шас’элем, и он одобрил ваше повышение в звании, шас’вре Джи’каара.

– А что насчет моего запроса о встрече с шас’элем? – в голосе женщины не было и намека на благодарность, и посланник нахмурился, всё же потеряв терпение от такой наглости.

– Обрабатывается, – сказал о’Сейшин, – но исполняющий обязанности командующего обременен многочисленными и тягостными задачами. Будьте уверены, он вызовет вас в надлежащее время.

– Прошло много ротаа с того момента, как я доложила о предательстве гуэ’ла в Раковине, – не отступала Джи’каара. – Я принесла клятву последствий своим товарищам, когда они умирали.

– Шас’эль Аавал извещен о вашем беспокойстве. А пока примите к сведению, шас’вре, что я запросил для вас боескафандр XV-8.

– В этом нет необходи… – начала она.

– В этом есть необходимость! – рявкнул посланник. – Согласно личному делу, вы обучены владению БСК, а с этого момента являетесь старшим по званию воином огня в Диадеме. Вы должны быть готовы к любому повороту событий.

Взглянув на хронолог инфодрона, о’Сейшин увидел, что близится время очередной беседы с Субъектом-11.

– К сожалению, вынужден прервать наш разговор, шас’вре. На меня тоже возложены разнообразные обязанности в служении Высшему Благу.

– Не, друг Жук, ты так и не врубаешься. Высшее Благо по-другому работает, – настаивал Альварес. – Это нечто новое, парень, нечто лучшее, чем брехня, которую доны и падре втюхивали нам целую вечность.

– Да я понимаю, но на пехтуру, вроде нас с тобой, всем точно так же наплевать, – ответил Клэйборн. – Конечно, эти парни-тау нормально с нами обращаются – уж точно лучше, чем патриции у меня на родине, – но это не значит, что чужаки о нас заботятся.

– Они вернули мне голос, друг, – Рикардо постучал пальцем по шрамам на шее. Это была старая рана и любимый аргумент верзантского дезертира. – Я ведь рассказывал, как тот псих-комиссар реально жестко двинул мне, помнишь? Так зачем же тау собрали меня по кусочкам, если им наплевать?

Со стороны других янычар Гармонии, которые собрались в спальном помещении казармы, донеслось согласное бормотание. Мистер Рыбка явно забеспокоился, а Ортега предостерегающе взглянул на Жука, но арканец не обратил на них внимания, слишком раздраженный, чтобы отступить.

– Они тебя починили, потому что ты хороший солдат, – возразил Клейборн. – Ты им полезен, но остаешься просто шестеренкой Большой Машины, точь-в-точь как в Империуме.

– Не, друг Жук, тут речь идет о совсем другой машине, – произнес Альварес. – Конечно, я шестеренка, но и воины огня – шестеренки, и водные говоруны, и даже сами эфирные. Понимаешь, мы все тут вместе, каждый делает частичку общего дела ради Высшего Блага. И мы здесь потому, что верим в это, а не потому, что какой-то двинутый пендехо в черной коже приставил нам пушку к затылку.

– И чужаки не судят человека по крови, – влез Эстрада, многозначительно кивая в сторону тучного верзантца, развалившегося на койке. – Иначе жирный Олим до сих пор всеми бы тут командовал.

– Точняк! – яростно закивал Рикардо. – Тау вознаграждают людей по их способностям, а не за то, что они родились в нужном клане.

– Но к самим-то тау это не относится! – победно заявил Жук. Увидев непонимающие взгляды, он продолжил. – Я хочу сказать, для них всё определяется при рождении, верно? Тау, который родился воином, не позволят ничего строить, тот, что родился строителем, не сможет сражаться, как бы он ни истерил. Касты – это тюрьмы, из которых чужаки не могут сбежать.

– А с чего вдруг воин захочет что-то строить? – до Эстрады, похоже, действительно не дошло.

– Новичок имеет в виду, что в твоей логике есть недочеты, сеньор Эстрада, – апатично заметил Олим, изгой команды. – Он, надо признать, весьма смышленый для простолюдина.

– Ты чё-то там вякнул, дон? – прорычал тот, разворачиваясь к низложенному аристократу. Кристобаль съежился от страха, инстинктивно прикрывая покрытое синяками лицо, похожее на картофелину.

– Спокойно, друг Эстрада, – Альварес удержал товарища. – Друг Олим уже знает свое место в Тау’ва.

Рикардо благосклонно улыбнулся сжавшемуся толстяку.

– Перед тем, как уйдешь на смену в башне связи, не забудь почистить сортиры. Смотри, не разочаруй меня, друг Олим.

Кристобаль выметнулся из комнаты, словно очень толстая мышь, стараясь подальше обходить остальных янычар. В это время Альварес с той же улыбкой повернулся к арканцу.

– А ты, друг Жук, пока что мало времени провел в команде. Тебе предстоит длинный путь, но мыслить всё равно нужно шире…

– Это я ему постоянно твержу, – вступил в разговор Ортега, неторопливо подойдя к ним с примирительной улыбкой. – Но слушает ли он?

Гвидо пристально посмотрел на Клэйборна, и разведчик беспомощно пожал плечами. Действительно, пожилой верзантец не раз предостерегал его от пререканий с другими янычарами, но Жук раз за разом вступал в одни и те же споры. Что самое идиотское, ему нравились Рикардо и остальные ребята. Иногда Жуку даже казалось, что во всей этой теме с Высшим Благом действительно может быть что-то хорошее.

– С ним надо попроще, – продолжил пилот. – Боюсь, этим арканским невежам недостает ума и мудрости Верзантских Морекровных вроде нас с тобой, друг Альварес.

– Это здесь ни при чем, друг Ортега. Вот, посмотри на его родича, – Рикардо указал на ещё одного новобранца, уткнувшегося в ламинированную копию памфлета «Приходит Зима». – Он схватывает всё на лету, не так ли, друг?

Чтец посмотрел на них, и его изуродованное лицо расплылось в редкозубой улыбке.

– За Высшее Благо, – растягивая слова, произнес Джейкоб Дикс. – Чертовски правильно!

– Это неправильно! – прорычал Оди Джойс по встроенному воксу доспеха. – Мы уже почти целый месяц наблюдаем за этими еретиками-ксенолюбами, но до сих пор прячемся в холмах, как шакалы. Бог-Император нас не для этого создавал!

Остальные зуавы, скрытно расположившиеся на гребне холма, разразились хором потрескивающих одобрительных голосов. Рыцари стояли растянутой шеренгой, на большой высоте над озером, затянутым смогом, и наблюдали за активностью в зоне базы мятежников. Сам комплекс оставался для них невидимым, не считая медленно поворачивающегося луча маяка, но с этой позиции арканцам открывался обзор на пересечение водных путей. Под ними постоянно сновали корабли, прибывающие в озеро из Клубка или убывающие в обратном направлении.

– Мы нашли центр опухоли, братья! – пламенно продолжал Джойс. – Сколько нужно ждать перед тем, как выжечь её?

Капитан Мэйхен нахмурился, в очередной раз сожалея, что принял наглого зеленого новичка в братство зуавов.

– Будем ждать, сколько понадобится, парень, – ответил он. – Полковник подаст сигнал, когда придет время.

– Не хочу проявить неуважение, сэр, но, скорее всего, он уже пошел на корм шкрабам, – возразил Оди.

– Энсор Катлер жив. Если бы полковник умер, она бы это знала.

– И вы верите слову северной ведьмы, капитан? – в тоне юноши звучало презрение, от которого Джон просто побелел. – Кровь императора, да она вообще может работать на синекожих!

Зуавы вновь заголосили в поддержку Джойса, и Мэйхен заскрежетал зубами, начисто перекусив незажженную сигару. Мальчишка присоединился к «Парокровному» братству всего пять месяцев назад, но старую гвардию уже тянуло к нему, будто к какому-то герою. Последствия блистательной карьеры Оди превзошли худшие опасения Джона Мильтона по поводу принятия в рыцари простых солдат, но тогда у него не было выбора.

В первые недели пребывания на Федре арканцы жестоко страдали от коварных инфекций: лихорадки и грибковые заражения прокатывались по рядам бойцов, словно лесной пожар. Слегли почти все, а тридцать три человека, включая двоих зуавов Мэйхена, так и не оправились. В результате у капитана осталось одиннадцать доспехов и всего девять аристократов, чтобы управлять ими. Вынужденный выбирать из числа обычных серобоких, Джон твердо вознамерился найти лучших кандидатов.

К несчастью, самым лучшим оказался новичок из отделения «Пылевые змеи», который относился к Имперскому Кредо со страстью, граничащей с тупостью. Товарищи успели прозвать Джойса «Пастырем», и шуткой это было лишь наполовину. Парень обличал всё подряд, разглагольствуя об Адском Пламени, но при этом обладал истинным мужеством и силой духа, благодаря чему приобрел немало почитателей. Когда оказалось, что Оди не подвержен хворям Федры, юноша окончательно утвердился в статусе полковой легенды.

Мэйхен, до сих пор страдающий от дюжины болезней, ненавидел Джойса со всей злобой угасающего альфа-самца волчьей стаи. Если бы парень не был так чертовски талантлив, Джон уже давно бы выгнал его из отряда, но Оди понимал броню просто поразительно, на уровне инстинктов. Через пару недель после принятия в братство юноша расхаживал в доспехе свободно, будто ветеран, а месяцем позже превзошел наименее умелых рыцарей. После этого от новичка уже не получилось бы избавиться.

– Император благословил нашу плоть железом, а сердца – огнем! – напыщенно воскликнул Джойс. – Я не позволю, чтобы бред ведьмы-дикарки определял мою судьбу!

– Хватит, парень! – рявкнул Мэйхен, разъяренный тем, что приходится защищать женщину, которую он сам презирал. – Полковник доверяет северянке, и до сих пор она вела нас верной дорогой. Нет причин сомневаться в ней сейчас.

Джону почти чувствовал напряжение, повисшее в вокс-канале, но Оди всё-таки хватило ума заткнуться. Борясь с раздражением, капитан заговорил спокойнее.

– Мы – стальной хребет 19-го, а не толпа сорвиголов в зеленых кепи, распаленных чтением Евангелия. Мы получили приказы и будем их выполнять, а если не сделаем этого, то превратимся в отступников.

– Он вернулся, – затрещал в ухе Мэйхена голос Валанса, говорившего по закрытому каналу. – Меньше минуты назад вошел в лагерь, капитан.

Приняв сообщение разведчика, Джон Мильтон передал командование Уэйду и зашагал прочь. Давний ведомый Мэйхена оказался единственным зуавом, который не поддался загадочному обаянию мальчишки-пастыря, единственным, кто остался верен старым порядкам. Топая по другому склону холма, капитан удивлялся, каким образом всё оказалось настолько адски-пламенно сложным. Как вышло, что он поддерживает Энсора-мать-его-Катлера и защищает его шлюху-северянку?

Прежний капитан Мэйхен не упустил бы возможности сковырнуть обоих с насиженных мест и пробиться в командиры полка. Честно говоря, Джон даже разделял желание Оди поскорее выступить в долину и начать сражение. Так что же изменилось?

Колокольный звон огласил измененье, как когтистое карканье – гимн воронью, поприветствовал он проклятья долину, куда мертвецы пришли умирать…

Рыцарь фыркнул, ощутив слова, проползшие ему в голову подобно пиявкам. Семь Преисподних побери Эмброуза Темплтона и его запутанные бредни! Джон подозревал, что только из чувства вины сохранил записную книжку, оставленную исчезнувшим капитаном. Они никогда не были друзьями – по правде, даже намека на это не было, – но никто не мог отрицать, что Темплтон показал себя достойным лидером в первый день посреди этого ада.

Но Мэйхен тогда отвернулся от него.

«Уходи», – сказал он человеку, просившему о помощи, и Эмброуз ушел. Поэтому Джон начал читать его записную книжку и почему-то никак не мог закончить. Постоянно терялся где-то посередине поэмы, когда её смысл начинал ускользать, оборачиваться вокруг самого себя. Это заставляло капитана возвращаться назад и приступать к чтению с начала – снова, и снова, и снова…

Неужели меня преследует призрак неоконченной повести мертвеца?

От этой мысли рыцарь содрогнулся внутри доспеха. Как бы то ни было, обреченная эпопея Темплтона, словно червь, прогрызла душу Джона, испещрив её дырами сомнений. Последнее время капитан постоянно вспоминал погибшую жену и дочерей, возвращался в кошмар, который уже не могла сдержать одна только ярость.

Мэйхен вновь поклялся сжечь коварную книгу, прекрасно понимая, что не сможет так поступить.

– Риск слишком велик, – настаивала ведьма, впиваясь в Хардина глазами, похожими на голубовато-зеленые звезды. – Против нас в Диадеме собраны многочисленные и могучие силы. Нельзя безрассудно рисковать «Часовыми» ради твоего замысла.

Выведенный из себя Вендрэйк грохнулся на стул напротив северянки и вытер пот с землистого, покрытого щетиной лица, причем рука капитана при этом тряслась. В тесной каюте было душно и жарко, но пилот «Часового» привык к таким вещам.

«Не привык он сражаться на неправильной стороне, – решила Скъёлдис. – Даже если понимает, что «неправильная» сторона в действительности правильная».

Все они непросто переносили добровольное изгнание полка, но Хардину Вендрэйку приходилось тяжелее других. Несмотря на щегольской, беспутный облик, капитан был идеалистом, а идеалисты всегда падали с большей высоты. Вне всяких сомнений, небрежный мужик, развалившийся перед северянкой, и близко не походил на прежнего удалого офицера-патриция. С нечесаными волосами, забранными под красную бандану, кавалерист больше напоминал дикого джунглевого бойца, чем выпускника Капитолийской академии.

Особенно с этими индиговыми пятнами в глазах…

– Капитан, я просила тебя отказаться от Славы, – напомнила женщина. – В этом грибке скрывается порча.

– А я говорил тебе, что Слава держит меня в тонусе, – с нездоровой улыбкой ответил Хардин. Напряжение между ними спало после того, как Скъёлдис спасла капитану жизнь там, в Раковине. Порой ей казалось, что они движутся к хрупкой дружбе, но Вендрэйк до сих пор не доверял северянке.

А почему он должен, если мы с Белой Вороной так бережем свои секреты? Давно надо было рассказать Хардину об Авеле. Он заслуживает того, чтобы узнать правду.

– Когда ты спал последний раз? – спросила Скъёлдис.

– Слушай, ведьма, я тронут такой заботой, но пришел к тебе не за этим, – капитан подался вперед, глядя ей прямо в глаза. – Мы должны выручить этого комиссара.

– Если ты спасешь его, то комиссар немедленно обратится против тебя, я почти в этом уверена, – со вздохом ответила северянка. – Такие люди печально известны своей несдержанностью, капитан.

– Но он идет под Семью звездами, и выглядит, как арканец. Я думаю, он хочет поговорить.

– Или заманивает тебя в ловушку.

– Нам нужно рискнуть, – не отступал Хардин. – Мы уже почти девять месяцев играем по правилам Катлера, бродим по Клубку, словно пешки на доске для регицида, ищем искупления, суть которого, кажется, понимаете только вы двое…

– И я обещала тебе, что эндшпиль близок.

– Мне этого уже недостаточно! – огрызнулся Вендрэйк, показав покрытые пятнами зубы. Заметив, что капитан разгневан, мистер Мороз выступил из теней позади него. Скъёлдис покачала головой, и огромный страж шагнул обратно, но кавалерист уловил его движение. За время изгнания у Хардина развилось почти сверхъестественное чутье ко всему, что происходило у него за спиной. Казалось, что арканец боится кого-то, кто подкрадывается к нему сзади.

«Или скачет галопом», ощутила северянка с дрожью психической эмпатии.

Он по-прежнему винит себя в гибели своей протеже.

– Ты должен успокоиться, капитан, – произнесла Скъёлдис, испытывая неприятное чувство дежавю. Неужели все арканские офицеры подвержены безумию? Она что, обречена быть сиделкой то у одного измученного патриция, то у другого?

– Люди теряют надежду, ведьма.

– А ты веришь, что комиссар принесет им эту надежду?

– Я верю, что он принесет им законность, – прошипел Вендрэйк. Увидев пренебрежение во взгляде женщины, он снова развалился на стуле и закрыл глаза, держась на краю изможденного забытья.

Скъёлдис ждала.

– Боргард Ван Галь, – прошептал капитан. – Ты его не знаешь, он замкнутый парень, но, наверное, лучший из моих всадников. Может, не особо одаренный вот здесь, – Хардин постучал себя по виску, – но верный до невозможности и прирожденный кавалерист.

– Не понимаю, к чему ты клонишь…

Он прервал её, устало подняв руку.

– На днях Ван Галь спросил меня, почему мы сражаемся с повстанцами, если это Империум хочет спустить с нас шкуру. Он удивлялся, почему мы просто не перейдем на сторону тау, как все остальные жалкие придурки, которых поимели в этом бардаке. Знаешь, что я ему ответил?

Открыв глаза, Хардин посмотрел на северянку ужасающе пустым взглядом.

– Ни хрена я ему не ответил.

– Вендрэйк, сохраняй терпение. Диадема – именно то, что мы искали, и, как только полковник передаст сообщение…

– Будет слишком поздно, – покачал головой капитан. – Нет, женщина, нам что-то нужно прямо сейчас. Может, ты права, и комиссар окажется чертовым фанатиком, но он – наш единственный шанс.

По-прежнему погруженный в раздумья, Мэйхен вошел в лагерь. Отмахнувшись от нерешительных требований часовых назвать пароль, рыцарь зашагал между беспорядочно раскинувшихся жилтентов, к речному берегу и заякоренным кораблям. Флотилия представляла собой жалкое зрелище: большинство похищенных канонерок и транспортных судов были не более чем поеденными ржавчиной остовами, явно на последнем издыхании.

«Как и сам полк, в общем-то», мрачно подумал Джон. Здесь собрались примерно триста пятьдесят человек, практически все, кто остался от восьми сотен бойцов, покинувших Провидение целую жизнь назад. Эти арканцы выжили, но стали призраками себя прежних…

Скрюченные тени, на вороньей дороге потерянные, что ведет из Отчаянья в Бред…

Мэйхен злобно выбросил Темплтона из головы, пытаясь сосредоточиться на реальности, но тон и сплетение поэмы тут же начали просачиваться обратно, намекая на смыслы, в понимании которых он не нуждался – или не хотел их понимать. Всё серобокие были худыми на грани истощения, с воспаленными глазами, которыми моргали слишком часто или не моргали вообще.

Души обнаженные, пред пустыми зеркалами односторонними, что судьбой или счастьем растраченным созданы, в бездну смотрят дерзновенно или испуганно…

Большинство арканцев страдали от множества болезней – ножной или кишечной гнили, трясинной лихорадки или болотных ожогов, серочешуйной сыпи или лопникожи… Поименный список мелких пыток Федры оказался таким же бесконечным, как извивы Клубка, и единственным, что встречалось у каждого солдата, была убогость. Только гордые «Пылающие орлы» 1-й роты до сих пор выглядели, как единое подразделение. Бронзовые клювастые шлемы и десантное обмундирование выстояли в тяжелых условиях Трясины, тогда как униформа обычных бойцов просто расползлась, вынудив их по мере сил разживаться импровизированной экипировкой.

Многие позаимствовали синтетическую одежду или бронежилеты мертвых янычар, не поленившись соскоблить знаки различия повстанцев. Некоторые пошли дальше и разжились фрагментами доспехов тау – хотя нагрудники ксеносов оказались людям маловаты, наплечники и наголенники из прямоугольных пластин вполне подошли. Даже шлемы удавалось приспособить после небольших переделок. Например, Калли, одноглазый архаровец из «Пылевых змей», словно бы задался целью постепенно превратить себя в воина огня. У ветерана явно были технические способности, и он сумел даже починить прицельную оптику в захваченном шлеме. Многие беспринципные конфедераты сменили лазганы на более легкие и мощные карабины янычар, а Калли расхаживал с целой рельсовой винтовкой.

Более благочестивые солдаты сторонились еретического оружия и сохраняли надежные лазвинтовки провиденческого образца. Следуя примеру проводников-аскари, арканцы шили себе грубые одежды из лоз и шкур животных, в которых выглядели менее цивилизованными, чем дикари их родного мира. Но, несмотря на мешанину чужацкого и туземного барахла, каждый боец сохранил частичку своего наследия: потертую куртку, галифе с багровыми полосками… начищенные пояса и разгрузки из кожи быконосорога… плосковерхие кепи с кокардой в форме бараньего черепа, символа Конфедерации – значки вырезали из костей, такой был обычай в полку…

«Пираты! Мы похожи на Троном забытых пиратов», – печально решил Мэйхен.

– Он там, с ведьмой, – произнес Валанс, прервав раздумья капитана. Джон фыркнул, раздосадованный, что позволил разведчику подойти незамеченным. Казалось невероятным, что такой здоровяк передвигается настолько бесшумно; впрочем, Жак оставался одним из немногих серобоких, к которым рыцарь не потерял доверия.

– Влетел в лагерь, как подорванный, – продолжал Валанс. – Прямо к ней кинулся. Не очень-то это благопристойно, она ж ещё и дамочка полковника, и всё такое.

Джон кивнул под шлемом, узнав «Часового», который стоял рядом с командным судном Катлера. Хардин отсутствовал почти два дня, тенью следуя за идиотом-комиссаром, пытавшимся отыскать 19-й в Клубке. Сам Мэйхен не понимал одержимости другого капитана их преследователем и не обращал на это особого внимания, но недопустимо было, чтобы кавалерист вот так бродил по джунглям, когда столько поставлено на карту. В отсутствие полковника они отбросили прежние размолвки и работали вместе, чтобы удержать полк на плаву, но порочное пристрастие разъело Вендрэйку мозги. Пришло время разобраться с этим вырожденцем.

Как Отчаянье Бред порождает, так и Бред порождает Разлад…

– Заткнись ко всем Преисподним, ты, дохлый ублюдок! – прорычал Мэйхен, и, не обращая внимания на вопросительный взгляд разведчика, зашагал к командному судну.

– Успех нашего плана балансирует на острие ножа, зависит от полной синхронности участников, – настаивала Скъёлдис. – Что, если Энсор позовет, а тебя не будет на месте, Вендрэйк?

– Так спроси его, – ответил капитан. – Я же знаю, ты можешь. Вы общаетесь таким образом с тех пор, как они забрали его.

– Всё не так просто. Полковник – не псайкер, на таком расстоянии сложно коснуться его разума, и это причиняет Энсору боль. Мы составили расписание…

– Что ж, очень скверно, потому что комиссара вот-вот распишут. Мужик плывет прямо в чертову Мясную Кладовку! – прошипел Хардин. – Ты вообще представляешь, что ждет его там?

– Я…

– Вендрэйк! – заорал с берега Мэйхен. – Вендрэйк, вытаскивай свою грибком поеденную задницу с этой лодки! Поговорить надо!

Скъёлдис взглянула на дверь каюты, но взволнованный кавалерист обхватил её запястье.

– Спроси его!

Субъект-11 простонал и начал содрогаться, натягивая ремни, которыми был привязан к креслу. Глаза его были крепко зажмурены, а лицо искажено гримасой мучительной сосредоточенности. Встревоженный припадком, пор’о Дал’ит Сейшин отлетел назад на тронном дроне. Конечно, его отделял от узника барьер силового поля, но посланник не прожил бы так долго, если бы не соблюдал элементарную осторожность.

– Да… – прошептал заключенный, и багряная струйка потекла из его правой ноздри. – Иди за ним.

Внезапно голова пленника резко откинулась назад, и он посмотрел прямо на о’Сейшина глазами, пылающими коварной злобой.

– Троица во мне! – хрипло взревел узник, после чего безжизненно осел в кресле. Посланник с неуверенностью наблюдал за человеком, но тот не двигался, и тау осторожно подлетел обратно к барьеру.

– Вы нуждаетесь в медицинской помощи? – спросил о’Сейшин. Заключенный мгновенно открыл глаза и взглянул на посланника сквозь спутанные белые волосы.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, – добивался ответа тау, одновременно думая, не отступить ли вновь. – Кого вы просили привести?

– Просто думал вслух, – просипел изможденный пленник, выпрямившись с заметным усилием. – Мы, люди, иногда делаем так – особенно, если свихнемся.

– Данные проведенного обследования указывают, что ваши когнитивные способности в норме, – заметил о’Сейшин. – Впрочем, у вас проявляются симптомы серьезного расстройства личности, возможно даже, латентной шизофрении…

– Приятно это знать, – фыркнул заключенный.

– Вы правы, друг мой, познание себя – первый и последний шаг на пути к просвещению.

– Я тебе не друг, синекожий.

– Признаю, что так и есть, но всё же стремлюсь преодолеть различия между нами, Энсор Катлер, – ответил посланник.

– Знаешь, Си, ты очень гладко выражаешься для ксеноса-бумагомараки.

– Благодарю, таково мое призвание. Я был рожден ради этого.

Катлер издал глухой, издевательский смешок.

– Вы думаете, что я не понимаю сарказма, Энсор Катлер? – ноздри развеселившегося тау вздрогнули. – Вы ошибаетесь. Я из водной касты, и, как уже упоминал прежде, переговоры – мое призвание…

О’Сейшин сделал паузу и закончил более сбивчиво:

– Сукин-ты-сын!

На этот раз хохот узника был искренним.

– Но вы… – тау наклонился вперед на своем летающем насесте. – Вы решили общаться в манере тупого варвара, которым, совершенно очевидно, не являетесь. Зачем же так настойчиво придерживаться ложного образа?

– Да ты сегодня прям сыпешь вопросами, а, Си?

– Это…

– Твое призвание! Ага, насчет этого до меня уже дошло, – перебил Катлер. – Слушай, почему бы вам просто не прислать сюда плохого ксеноса и начать веселье с иголками и оголенными проводами, или что там вы, синекожие, используете, чтобы добиться ответов? Потому что мне нечего тебе сказать.

– Высшее Благо – это хорошая вещь, поэтому у него нет плохих служителей, – чопорно ответил о’Сейшин. – Подобное стало бы логическим противоречием.

– Ладно, а как насчет Прихода Зимы? – предложил Катлер. – Почему бы тебе не позвать большого начальника, и, может, я поговорю с ним, как солдат с солдатом?

– Возможно, командующий Приход Зимы – это я.

– А я – Небесный Маршал, – внезапно Энсор сбросил маску наглого хама и превратился в делового человека. – В чем цель наших бесед, пор’о Дал’ит Сейшин?

Тау как следует обдумал вопрос. Это был его одиннадцатый визит к командиру отступников, но они ни на шаг не приблизились к взаимопониманию. Посланник вновь обратился к известным фактам: Катлер был захвачен почти месяц назад, его предало отделение собственных бойцов, уставших от разбойничьего существования. Почти две недели полковник, словно дикарь, безумствовал в камере, бросался на силовой барьер и отказывался от еды, пока о’Сейшин не начал сомневаться в его психическом здоровье. А затем, как будто в мгновение ока, человек стал смертельно спокойным. Тогда-то и начались беседы, и, вместе с ними, поединок за разум Катлера.

– Слушай, я не знаю, где мои парни, или что они затевают, – произнес полковник. – А если бы и знал, то, Преисподние побери, никогда бы тебе не сказал.

– Ваши товарищи к делу не относятся, – пробормотал тау, всё ещё пребывая в глубоких раздумьях. – После вашего захвата они не доставляют нам неприятностей. Мы пришли к выводу, что их боевой дух сломлен.

– Значит, вы – глупцы.

«Тебе понадобятся сильные люди, не забывшие, как думать самостоятельно, – вспоминал о’Сейшин слова Небесного Маршала Кирхера. – Забудь о фанатиках, которые скорее умрут, чем прислушаются к новой идее. Забудь о ненадежном отребье, что следует за каждым обещанием перемен, потом начинает мечтать о новых изменениях, и так далее, пока не останется с пустыми руками. Подобный народец – лишь почва для человечества, и с ними ты не построишь ничего, кроме песочных замков. Но завоюй сердца и разумы людей, подобных Энсору Катлеру, и на твоей стороне окажутся истинные герои, за которыми последуют все остальные».

– Чего ты хочешь от меня, ксенос? – настаивал полковник.

Ноздри тау скривились в сухой усмешке.

– Я хочу, чтобы вы поступили правильно, Энсор Катлер.

Скъёлдис хмуро наблюдала за отбытием боевой группы Вендрэйка. Полк не мог позволить себе потерю даже одной из этих драгоценных машин: несмотря на ревностное служение техножрецов, «Часовые» умирали, сломленные Трясиной. Последние восемь шагоходов держались только за счет молитв и запасных частей, снятых с других скакунов. Безумием было рисковать ими ради пустой затеи, но всё же северянка не находила в себе сил упрекнуть Хардина.

«Скажи мне правду о Троице, – вновь настойчиво просил её капитан кавалеристов. – Скажи, что там произошло на самом деле?»

Сомнения, пожиравшие его заживо, были посеяны уже давно, но лежали в спячке и ждали подходящего момента. Ведьма не знала, что заставило их пойти в рост – потеря девушки-протеже или Сама Федра, но Вендрэйк оказался на грани безумия. Он заслуживал узнать правду, о Троице и об Авеле. Скъёлдис открыла бы её кавалеристу, если бы Мэйхен не принялся барабанить в дверь, требуя ответов на собственные вопросы.

Капитан зуавов до сих пор разорялся в лагере, возмущенный пренебрежительным отношением Хардина и напуганный чем-то иным. Северянка чувствовала, что должна поговорить с Джоном, но она слишком устала.

Устала и жутко боялась за Белую Ворону…

Он слишком долго оставался наедине со своими демонами.

Последний телепатический контакт застал полковника врасплох, и на несколько кратких мгновений его душа осталась беззащитной. В этот момент Скъёлдис заглянула внутрь, и демоны Энсора с ухмылкой посмотрели на неё в ответ.

Катлера привел в чувство богопротивный вопль. Встревоженный конфедерат потянулся к сабле, но тут же понял, что это просто ветер свистит в карнизах старого расшатанного амбара. Метель бушевала по-прежнему, угрожая разобрать по доскам сарай, в котором спрятались после боя выжившие бойцы отряда. Они засели на окраине порченого города и наблюдали за дорогой, надеясь, что медленно ползущий полк окажется здесь раньше, чем шизанутые обыватели. Напряжение в продуваемом насквозь амбаре просто висело в воздухе: каждый из серобоких предпочел бы реальные опасности ветра и снега безумным ужасам, до которых было рукой подать, но командир приказал бойцам сидеть тихо.

– В чем дело, Энсор? – спросил Уайт. Морщины на красновато-коричневом лице капитана углубились от беспокойства. – На секунду показалось, что ты уплыл куда-то далеко.

– Просто размышлял, – пробормотал Катлер.

О том, как поступить правильно …

– Надо вернуться, – объявил майор голосом, ставшим громче после того, как реальность упрочилась вокруг арканца. – Нельзя оставлять всё вот так.

– Энсор, этот город затронут варпом, – запротестовал капитан. – Слушай, Форт-Гэрриот, самое большее, в трех днях пути отсюда. Там мы сможем сообщить о здешнем бардаке, и пусть охотники на ведьм разбираются с этими вырожденцами. Их-то для такого и обучали.

– Провидение не вынесет подобного позора, особенно после восстаний, – ответил Катлер. – Мы и так уже на скверном счету у Инквизиции.

– Ты в самом деле думаешь, что они вмешаются?

– Не сомневайся, эти ублюдки, готовые казнить целую планету, кружат над нами, как ястребы, – Энсор мрачно покачал головой. – Пока они позволяли нам самим убираться в собственном доме, но если станет известно, что мы не просто своевольны, а ещё и порчены…