Текст книги "Обнажённый Бог: Феномен"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

– Да нет, не увязло, они просто столкнулись с большим количеством проблем, чем того ожидали, – сказала Лалвани.

Колхаммер хихикнул и поднял кофейную чашку, как бы салютуя.

– Меня всегда восхищала способность эденистов сглаживать неприятности. И, думаю, кусочек земли, – пятнадцать километров в диаметре, – пустившийся в полет и исчезнувший в другом измерении, является иллюстрацией этакой небольшой проблемы.

– Я не говорила, что небольшой.

– Исчезновение Кеттона для меня не самый большой повод для тревоги, – сказал Самуэль. Удивленный взгляд присутствующих он принял спокойно. – Меня волнуют медицинские трудности, связанные с людьми, спасенными от одержания. Нам везет, что новостные компании не обращают пока на это внимания, но это ненадолго. Люди осознают последствия одержания, особенно когда нам удастся вернуть в нашу вселенную такие планеты, как Лалонд и Норфолк. Союзники Королевства приложили похвальные усилия, чтобы помочь нам медицинским снаряжением, но количество смертей онкологических больных продолжает расти.

Он щелкнул пальцами, призывая вступить в разговор возившегося с самоваром Китона.

– Сэр, – лейтенант выступил вперед. – Медицинские службы Трафальгара изучают последствия случившегося. Честно говоря, нам даже повезло, что на Мортонридже не так много населения. Королевству и союзникам удастся обеспечить медицинскими нанопакетами два миллиона онкологических пациентов. Хотя у нас имеются сомнения относительно того, что лечение проходит правильно. К сожалению, мы не располагаем достаточным количеством квалифицированных врачей. К тому же, по нашим расчетам, планета людей, спасенных от одержания, со среднестатистическим количеством населения в три четверти миллиарда наверняка истощит все запасы имеющихся у Конфедерации медицинских нанопакетов. Сейчас нам известно, что одержимые захватили свыше восемнадцати планет да еще несколько астероидных поселений. С большой степенью вероятности можно утверждать, что планеты, которые Капоне посетил с целью инфильтрации, скоро к ним присоединятся. В итоге мы будем иметь дело с населением тридцати планет, а может, и гораздо больше.

– Черт! – вырвалось у Колхаммера. Он, нахмурясь, смотрел на молодого лейтенанта. – Так что произойдет, когда мы их всех вернем?

– Судя по количеству онкологических больных среди спасенных от одержания людей, предполагается быстрый и чрезвычайно высокий прирост летальных исходов. И произойдет это непременно, если больным не будет оказана своевременная квалифицированная медицинская помощь.

– Вы выражаетесь как специалист, лейтенант.

– Да, сэр. Вы должны также принять во внимание, что одержатели либо не знают о том, что причиняют вред своим хозяевам, либо не способны их вылечить. Энергистическая сила, которой они пользуются, способна лишь восстановить повреждения тканей, но с болезнью, по всей видимости, они справиться не могут.

– Что вы предлагаете? – спросила Лалвани.

– До тех пор, пока биохимическая среда на убранных из вселенной планетах радикально не изменится, все одержанные будут страдать, где бы они ни находились. И если не найдется способа излечения, тела их погибнут.

Потрясение Лалвани было так велико, что она не смогла предотвратить утечки его в родственную связь. Эденисты на астероиде автоматически открыли свое сознание, предлагая ей эмоциональную поддержку. Лалвани нехотя отказалась.

– Население тридцати планет? – недоверчиво спросила она. И перевела взгляд с лейтенанта на Первого адмирала. – Вы знали?

– Сегодня утром я получил доклад, – подтвердил Самуэль. – И я пока не информировал президента. Пусть он снова возглавит Ассамблею, а потом уже мы ему доложим.

– Господи Боже мой, – бормотал Колхаммер. – Если мы вытащим их оттуда, куда отправили, то не сможем спасти их. А если оставим там без поддержки, они тоже не выживут, – он почти умоляюще посмотрел на Китона: – Неужели у медиков нет никаких идей?

– Нет, сэр. У них есть две идеи.

– Наконец-то! Неужто кто-то проявил инициативу? Ну и в чем они заключаются?

– Первая идея очень простая. Мы повсеместно оповещаем одержимых о том, что нам известно об их нахождении в нашей Вселенной. И попросим их не вносить изменения в тела своих хозяев. Объясним, что это в их же интересах.

– Может случиться, что они воспримут это как пропаганду, – сказала Лалвани. – Ну а когда опухоль станет заметной, примитивные медицинские средства уже не помогут.

– Тем не менее попытаться стоит, – сказал Самуэль.

– Ну а вторая идея? – спросил Колхаммер.

– Официально обратиться к послу киинтов за помощью.

Колхаммер негодующе выдохнул:

– Ха! Эти сволочи нам не помогут. Они ясно дали это понять.

– М-м, сэр? – сказал Китон и посмотрел на Первого адмирала. Тот кивнул. – Они сказали, что не дадут нам решение к разгадке одержимости. Но сейчас мы просто попросим их о материальной помощи. Нам известно, что их технология находится на более высоком уровне, чем наша. Наши компании покупают у них много разнообразной продукции и технологий с тех самых пор, как мы наладили с ними контакт. Ну а после инцидента с Транквиллити мы узнали, что они не забросили производства, так что они вполне могут производить медицинские системы, в которых мы нуждаемся, и в необходимых количествах. В конце концов мы можем пользоваться ими, пока сами не решим проблему одержания. Если киинты нам действительно сочувствуют, как они о том говорят, то они вполне могут согласиться.

– Замечательно, – сказала Лалвани. – Мы не можем проигнорировать эту идею.

– Разумеется, – согласился Самуэль. – По правде говоря, я уже договорился о личной встрече с послом Роулором. Мы обсудим с ним этот вопрос.

– Хорошее решение, Самуэль, – заключил Колхаммер.

Как странно, что он опять здесь. Квинн разгуливал по комнатам штаб-квартиры секты Эдмонтона, погрузившись в другое измерение. Возможно, странность эта была вызвана неотчетливым, особенным осознанием реальности (как-никак, он в мире мертвых), а может, по прошествии лет он стал по-ново смотреть на знакомые комнаты и коридоры.

Многие годы это был его дом. Убежище и одновременно, страшное место. Сейчас же просто мрачные комнаты, лишенные каких бы то ни было воспоминаний. Порядки тут не изменились, но прежнего азарта не было. К ярости старших сектантов. Он улыбнулся: они орали и издевались над младшими своими собратьями. Все это его заслуга. Слово его распространяется все дальше.

Скоро в Эдмонтоне все узнают о его прибытии. Он уже взял под свой контроль восемь собраний и готовился посетить остальные. Те, что попали к нему в рабство, уже активно исполняли волю Божьего Брата. Последние дни он направлял небольшие группы для атаки на стратегические узлы инфраструктуры арколога. Генераторы, водонапорные башни, транспортные развязки… они теперь все были повреждены. Использовались примитивные способы, например, химические взрывчатые вещества. Столетия назад формулы таких веществ были загружены в сеть анархистами. Файлы воспроизводились столько раз, что их было уже не стереть. По приказу Квинна одержимые руководили акциями со стороны, сами непосредственного участия не принимали. Пусть уж лучше занимаются этим верные идиоты: их не жалко. Нельзя допустить, чтобы власти обнаружили в Эдмонтоне одержимых, пока нельзя. Пусть думают, что вандализмом занимаются фракции, отлученные от секты великим волхвом. Тогда все решат, что они сочувствуют анархистам Парижа, Бомбея и Йоханнесбурга, те тоже бомбили и терроризировали сограждан.

Власти узнают со временем, кто за всем этим стоит, но к тому моменту он уже утвердит себя среди одержимых и на Землю спустится Ночь.

Квинн вошел в часовню и внимательно оглядел ее. Высокие потолки, красивое убранство. Это тебе не маленькие собрания. На стенах картины со сценами насилия, перемежающиеся с рунами и шестиугольниками. На алтаре, возле темного перевернутого креста, мерцание желтых огоньков. Он подошел к большой плите, и на него нахлынули воспоминания. Боль, испытанная им при посвящении, а потом боль еще и еще при последующих церемониях. Каждый раз Беннет безмятежно улыбалась: черный ангел, владеющий его телом. Применялись наркотики, прикладывались нанопакеты, а затем непристойные мазохистские удовольствия. Он слышал смех Беннет, извращенно ласкавшей его. Она/он/оно, ужасное двуполое чудовище, заставлявшее его отвечать на мучение, которое вызывало у него все большее наслаждение. Иногда два этих экстремальных ощущения сливались в одно.

Триумф, объявила Беннет. Создание ментальности совершенной секты. Рождение дракона.

Квинн с любопытством посмотрел на алтарь и увидел себя привязанным к нему. Забрызганная кровью кожа блестела от пота, рвущийся изо рта крик. Боль и представшая ему картина были вполне реальны, но он не мог вспомнить ничего из того, что было раньше. Казалось, Беннет создала одновременно и тело, и душу.

– Квинн? Это ты, Квинн?

Квинн медленно повернулся и прищурился на бледную фигуру, сидевшую на передней скамье. Он был уверен, что лицо это видел, и видел именно здесь, но было это очень давно. Фигура встала. Высокий сутулый юноша в рваной кожаной куртке и грязных джинсах. Он был иллюзорен до жалости.

– Это ты, да? Разве ты не помнишь меня, Квинн? Это же я, Эрхард.

– Эрхард? – неуверенно спросил он.

– Черт возьми, мы же вместе купались в дерьме. Ты должен меня помнить.

– А, да. Вспомнил.

В секту тот вступил почти в то же время, что и Квинн. Но пережить испытания не смог. Те же муки и наказания, что укрепили Квинна, Эрхарда сломили. Все закончилось ритуалом в часовне. Беннет знала, что Эрхарду живым из него не выйти. Его насиловали, мучили, давали наркотики, запускали особенных, выдуманных Беннет паразитов. Зверства совершались под дикий хохот всего собрания. Последние умоляющие вопли Эрхарда, выражавшие беспредельный ужас, перекрыли гогот веселившейся толпы. И тут жертвенным, украшенным драгоценными камнями ножом Беннет нанесла короткий окончательный удар.

Квинн вспомнил, что радость его в тот день дошла почти до оргазма. А жертвенный нож принес Беннет именно он.

– Это несправедливо, Квинн. Я не хочу здесь находиться. Я это место ненавижу. И секту ненавижу.

– Ты не сумел накормить своего дракона, – презрительно бросил Квинн. – Ты только взгляни на себя. Как был неудачником, так неудачником и остался.

– Это несправедливо! – закричал Эрхард. – Я тогда не знал ничего о секте. И они меня убили. Ты меня убил, Квинн. Ты, вместе с остальными.

– Ты это заслужил.

– Да пошел ты… мне было девятнадцать. У меня была жизнь, а ты ее отнял, ты и эта психованная Беннет. Я хочу убить Беннет. Клянусь, я это сделаю.

– Нет! – заорал Квинн. Эрхард вздрогнул и отшатнулся. – Беннет не умрет, – сказал Квинн. Никогда. Беннет принадлежит мне.

Призрак подался вперед и вытянул вперед руку, словно желая согреть ее у огня.

– Кто ты теперь?

Квинн тихонько засмеялся.

– Не знаю. Но Божий Брат сказал мне, что я должен делать, – и вышел из часовни.

По коридору шли три фигуры. Один из них, как почувствовал Декстер, шел с явной неохотой. Квинн узнал его – сектант Килиан. Он встречался с ним несколько дней назад. Все трое нахмурились, когда прошли мимо невидимки: на них повеяло страшным холодом.

Квинн последовал за ними. Он знал, куда они направляются: разве он не ходил по этому маршруту несколько лет подряд? Только взглянуть разок на это лицо. Спешить с Беннет не следует. Квинн это давно усвоил. Возмездие тем слаще, чем медленнее оно вершится. А когда наступит Ночь, мучение станет вечным.

«Пришла Тьма». Фраза висела в дымном воздухе штаб-квартиры Эдмонтона, даже когда члены секты не произносили шепотом два эти слова. Они ощущали угрозу более страшную, нежели любой садизм старших сектантов.

Беннет понимала, что это значит. Аудиовизуальные проекторы давали полную картину нью-йоркской ситуации: там одержимые взяли под свой контроль штаб-квартиру сектантов. Продолжалась изоляция аркологов. Пошли слухи о том, что некоторым одержимым удалось освободиться. Знамения, куда ни глянь.

Да и у них, как следствие, дела пошли неважно. Доход от мелкого воровства и жульничества упал во всех городских собраниях. Даже она, Великий волхв, не могла похвастаться энтузиазмом. Что ж тогда спрашивать с обычных волхвов?

Когда она гневалась на старших сектантов, они лишь шаркали ногами и бубнили, что толку в делах больше нет. Пришло наше время, говорили они, Божий Брат возвращается на Землю. Зачем избивать придурковатых прохожих? Крыть было нечем: они исповедали кредо Светоносца, и возражать она не имела права. Ирония ситуации от нее не укрылась.

Что ей оставалось делать? Она слушала уличный ропот и старалась добраться до сути. Сейчас к ней поступало мало информации. Как и большинство аркологов Земли, Эдмонтон ради собственной безопасности старался изолировать себя. Коммерческие районы пустели. Люди не хотели идти на работу, сказываясь больными, брали отпуска. В парках никто не гулял. Футбол, бейсбол, хоккей и другие игры проходили при пустых трибунах. Родители не пускали детей в клубы. Впервые за долгое время можно было спокойно занять место в транспорте.

Движение поездов не было закрыто, и со стороны Центрального правительства это было бравадой. Уж очень ему хотелось уверить людей, что Земля в безопасности. Однако количество пассажиров дошло до тридцати процентов от положенного. Никто не хотел вступать в контакт с посторонними людьми, особенно иностранцами. Государственных служащих запугивали дисциплинарными мерами из-за того, что они не исполняли, как следует, свои обязанности. Особенно это касалось полиции. Мэры в отчаянии старались придать своим городам облик нормальности, надеясь, что население успокоится. Всеобщее отчаяние приняло гигантские масштабы.

Беннет по-прежнему посылала сектантов на центральные полуосвещенные улицы в поисках хоть какой-то наживы. Жители шаркали по тротуарам и, завидев сектантов, ныряли в подъезды, дожидаясь, пока те пройдут мимо. Полицейские автомобили замедляли ход, поравнявшись с бандой, вглядывались сквозь бронированное стекло в мрачные лица и, включив сирену, на полной скорости уносились вдаль. Гнать сектантов на улицу было делом бесполезным, но все же она настаивала, а мир тем временем задыхался от собственной паранойи. В какой-то момент ей показалось, что ей повезло.

Килиан изо всех сил старался не дрожать, когда старшие сектанты поспешно оставили его в кабинете наедине с Беннет. Комната была в центре небоскреба. Здесь, как и в Нью-Йорке, первоначальный архитектурный замысел был нарушен: сектанты пробивали коридоры через стены и трубы, словно личинки-паразиты сквозь тело человека. В конце концов апартаменты их стали напоминать причудливую луковицу, где комнаты и каморки, словно слои, защищали сердцевину. Беннет жила там три с половиной десятилетия, почти никогда ее не покидая. В этом не было необходимости: все, что было ей необходимо, то, что вносило в жизнь радость, ей туда доставляли.

В отличие от нескольких великих волхвов, Беннет не хвасталась. Старшим сектантам разрешалось иметь декадентские предметы роскоши, которые они крали или получали в качестве взятки. Они жили несколькими этажами выше ее и вели гедонический образ жизни в своих дорогих квартирах. Некоторые держали гаремы с прекрасными юношами. У Беннет были другие увлечения.

Килиан оглянулся и увидел, что комната, в которой находился, оказалась куда страшнее ужасных слухов, которыми сектанты обменивались шепотом. Кабинет Беннет был по сути хирургическим отделением. На широком столе – мощные процессорные блоки и сверкающее новое медицинское оборудование. В центре кабинета – три стола из нержавеющей стали с кожаными удерживающими ремнями. Вдоль стен – канистры жизнеобеспечения, похожие на огромные стеклянные столбы. Освещение яркое, и шло сверху, как в аквариумах. Килиан предпочел бы, чтобы света не было. Одного взгляда было достаточно, чтобы он замарал штаны. В канистрах были люди. Подвешенные на белой шелковой паутине, они находились в густой прозрачной жидкости, изо рта и носа шли трубки (это, правда, только у тех, у кого эти рты и носы были на месте). Глаза открыты у всех, и глаза эти смотрели по сторонам. Он узнал их, ведь совсем недавно он с ними общался. Ну а теперь к ним приставлены были какие-то придатки или, наоборот, каких-то частей недоставало. Раны были открыты, так что сразу было ясно, откуда и какой орган вынут. Были здесь не только люди, но становилось еще страшнее оттого, что к этим существам приделаны были органы человека. Килиан видел связки органов, соединенных друг с другом переплетением обнаженных пульсирующих вен. Перед ним были животные: коты и гориллы. Верхняя часть черепа их была удалена, мозги вынуты.

Килиану не доводилось бывать в этом кабинете, однако сюда приходил чуть ли не каждый – либо для поощрения, либо для наказания. Тем и другим Беннет занималась лично. Он стоял, не шевелясь, но ноги его дрожали. Великий волхв быстро к нему приблизилась.

У Беннет только подбородок напоминал мужчину, глаза же и рот ее были мягкими, очень женственными. На голове шапка взлохмаченных, цвета соломы, волос. Килиан нервно глянул не ее белую блузку. Все говорили, что Великий волхв возбуждалась при виде боявшегося ее человека. И если соски ее напрягались, значит, она в данный период времени была в женской своей ипостаси.

Под хлопчатобумажной тканью четко выделялись темные ареолы. Какая, собственно, разница, подумал Килиан. Беннет была гермафродитом (говорили, что не от природы). Как в мужском, так и в женском образе ей можно было дать лет двадцать, но возраст – это всего лишь соответствующий косметический нанопакет. Никто не знал, сколько ей было на самом деле. Не знали даже, сколько лет она состоит в должности Великого волхва. О ее возрасте и прошлом ходили лишь слухи и легенды, а вопросы задавать здесь давно отбили охоту.

– Спасибо за то, что пришел ко мне, – сказала Беннет и погладила Килиана по щеке.

Прохладные пальцы тихонько прошлись по скуле. Казалось, даровитый скульптор хочет определить точную форму будущей работы. Он вздрогнул. Розовые глаза с кошачьими зрачками весело сощурились.

– Боишься, Килиан?

– Не знаю, Великий волхв.

– Все верно. Такой поросенок, как ты, вряд ли о чем имеет представление. Так? Да ладно, не бойся. Ведь ты был мне полезен.

– Да?

– Как ни странно, да. А я, как тебе известно, вознаграждаю преданность.

– Да, Великий волхв.

– Что бы мне для тебя сейчас сделать? – и заходила вокруг насторожившегося сектанта, улыбаясь, словно мальчишка. – Сколько тебе сейчас лет? Двадцать пять? И вот, спрашиваю я себя, чего хочет мальчик твоего возраста? Ясно чего – большого члена. Этого вы все хотите. И знаешь, я могу тебе это дать. Вот сейчас отхвачу твой жалкий крысиный отросток и заменю его чем-то стоящим. И будет он у тебя длинный, как… твое предплечье и твердым, как сталь. Ну как, хочешь, чтобы я это сделала?

– Пожалуйста, Великий волхв… – захныкал Килиан.

– Как это понимать – «Да, пожалуйста», а, Килиан?

– Я… я просто хочу помочь. Чем могу.

Она послала ему воздушный поцелуй, продолжая крадучись ходить кругами.

– Хороший мальчик. Я просила тебя прийти, потому что кое-что хочу узнать у тебя. Ты веришь в учение Светоносца?

«Вопрос-ловушка, – мысленно простонал Килиан. – Скажу «нет», устроит наказание. Скажу «да», потребует, чтобы доказал это под пыткой».

– Да, Великий волхв, каждому слову. Я нашел своего дракона.

– Прекрасный ответ, Килиан. А теперь ответь мне: ты приветствуешь наступающую Тьму?

– Да, Великий волхв.

– В самом деле? А откуда ты знаешь, что она идет?

Килиан осмелился глянуть через плечо, чтобы увидеть Великого волхва, но сейчас она была у него за спиной, и о передвижениях ее он мог судить лишь по глазам сектантов из освещенных аквариумов.

– Одержимые здесь. И прислал их наш Господь. Они хотят привести в мир Его Ночь.

– Так все говорят. Аркологу, похоже, больше не о чем говорить. Да и планете – тоже. Но почему знаешь ты? Вот именно ты, Килиан?

Беннет теперь стояла перед ним. Губы изогнулись в выжидательной и сочувственной улыбке.

«Придется мне сказать правду, – ужаснулся Килиан. – Но я не знаю, действительно ли она хочет это слышать. Черт! О, Божий Брат, что она со мной сделает, если ей это не понравится? Во что она меня превратит?»

– Ну что, уж не кошка ли откусила у тебя язык? – лукаво спросила Беннет. И улыбка ее стала чуть холоднее. Не такая игривая. Она перевела взгляд на канистру с пумой. – Да, конечно, я могу дать кошке твой язык, Килиан. Но что мне поставить на его место? Как ты думаешь? У меня скопилось столько материала, что больше мне, пожалуй, и не надо. Многое уже не годится для продажи. Когда-нибудь чувствовал, как умирает плоть, Килиан? Некрофилия, кажется, входит в моду. Может, и тебе со временем понравится.

– Я видел одержимого! – закричал Килиан. – О, черт, я видел. Простите, Великий волхв, я не рассказал об этом старшему сектанту, я…

Она поцеловала его в мочку уха, и он остановился на полуслове.

– Понимаю, – прошептала она. – В самом деле, понимаю. Для того чтобы понять ход мыслей людей, ты сначала должен увидеть, как они устроены. А я давно сделала это областью своих исследований. Физиология порождает психологию, так можно сказать. Верно, Килиан?

Килиан не терпел, когда Великий волхв начинала вдруг говорить непонятные ему слова. Он не знал, как на них отвечать. Да и другие сектанты не знали. Даже старшие.

– Я… я видел его в куполе Вергевиль, в часовне секты, – сказал Килиан.

Теперь он был уверен: Великий волхв хотела услышать об этом одержимом. Может, ему удастся соскочить с крючка.

Беннет остановилась против него. На лице ее не осталось и следа улыбки.

– Ты не рассказал старшему сектанту, потому что не хотел утонуть в дерьме. Потому что, если одержимые настоящие, то они уберут сектантов, которым ты вот уже шесть лет лижешь зад, и сами встанут на их место. И если ты станешь рассказывать всем о том, что видел, твои слова сочтут призывом к мятежу… хотя вряд ли ты способен на все эти рассуждения. У тебя просто сработал инстинкт. За тобой приглядывает твой дракон, бережет тебя. И это правильно, с этой точки зрения ты проявил лояльность по отношению к самому себе и Божьему Брату. Ты, конечно, не удержался и рассказал кое-кому. Так? Оплошал, Килиан. Ты же ведь знаешь, что я награждаю сектантов, которые предают мне своих друзей.

– Да, Великий волхв, – промямлил Килиан.

– Ну что ж, я рада, что мы этот вопрос прояснили. Золотое правило нашей секты: мне нужно говорить все. Я одна решаю, что важно, а что нет, – Беннет подошла к металлическому столу и постучала по нему пальцем. – Иди сюда, Килиан. Ложись.

– Пожалуйста, Великий волхв.

– Быстро.

Если бы он подумал, что есть шанс бежать, то, конечно, убежал бы. У него даже мелькнула дикая мысль наброситься на Беннет. Великий волхв физически была слабее его. Но в этот момент он по глупости взглянул в ее розовые глаза.

– Это очень плохая мысль, – сказала Беннет. – Мне она совсем не нравится.

Килиан, мелко переступая, двинулся к столу. Контейнеры отбрасывали фиолетовый свет на потертую серебристую поверхность с маленькими засохшими пятнами крови.

– Сначала разденься, – сказала Беннет. – Одежда мне помешает.

Церемония посвящения, наказания, унизительные процедуры так и не подготовили его к этому. Простую боль он мог вытерпеть. Она быстро проходила и, унижая, делала его в то же время сильнее. Дракон с каждым разом становился чуть больше и решительнее. Сейчас он ему не помогал. Каждый снятый предмет одежды казался ему частью его самого, принесенной ей в жертву.

– В давние времена принято было говорить, что наказание должно соответствовать совершенному преступлению, – сказала Беннет. Килиан снял джинсы, и она насмешливо улыбнулась, увидев его тощие ноги. – Я всегда думала, что это верно. Но сейчас считаю, что часть дела должна соответствовать преступлению.

– Да, – прохрипел Килиан.

Объяснения не требовалось. В его обязанности входила уборка свинарника. Все сектанты должны были заниматься этим. И все ненавидели отвратительных визжащих животных. Он понял намек на ожидавшую его судьбу. Всем сектантам Эдмонтона угрожало это, и не важно, были они дисциплинированы или нет.

Свиньи у Беннет были особой, выведенной несколько столетий назад породы. Генная инженерия тогда еще только зарождалась. Свиньи нужны были для трансплантации органов. Очень ценный проект: помочь сердечникам или людям с больными почками. Органы свиньи и человека совпадают по размерам, к тому же после пересадки человеческий организм их не отторгает. В начале двадцать первого года эта концепция процветала. Потом начали бурно развиваться медицина, генетика и протезная технология. О свиньях, кроме историков медицины да некоторых любопытных зоологов, все забыли. Беннет случайно наткнулась на старинный файл в медицинском разделе.

Она заинтересовалась, выявила потомков тех самых свиней и снова начала их выращивать. При этом применяла новейшие генетические идеи и значительно укрепила породу. Больше всего ее привлекала примитивность концепции. Использование современных технологий вступало в резкий контраст с убеждениями секты. Свиньи и старомодная хирургия явились идеальной альтернативой этому.

Когда сектанту требовалась трансплантация, она имплантировала ему не искусственную мышцу. Мышцы свиньи, как и остальные органы, человеческим организмом не отторгались. И кожа, толстая и крепкая, не отторгалась тоже. Позднее она стала экспериментировать с другими животными. Обезьяньи ноги, пересаженные сектанту, превращали его в акробата, а это требовалось, когда надо было забраться на верхние этажи. Более легкие кости в ногах позволяли им убежать от полицейских механоидов. При наличии времени и объектов исследования, полагала она, ей удастся создать людей, не уступающих космоникам и созданным генной инженерией наемникам, широко применявшимся Конфедерацией.

Хирургию она использовала и для исправления поведения. Например, заменяла при попытке побега ноги свиными ножками. Что делать с Килианом, Беннет пока не решила. Она предполагала, удлинив его толстую кишку, вывести ее в горло, чтобы он испражнялся через рот. Вставит в горло дополнительную трубку, и очень толстая шея будет в полной гармонии с тупой башкой.

Когда Килиан разделся, положила его на стол лицом вниз и пристегнула ремнями. Наказание пока подождет. Ее заинтересовало то, что он сболтнул об одержимом. Беннет выжала ему на затылок крем для удаления волос и очистила участок для имплантации нейросети.

Анестезии ему не полагалось. Он, не переставая, стонал и хныкал, когда волокна вонзались в мозг, казалось, в голове у него что-то непрерывно взрывалось, нервы посылали спазмы в ноги и руки. Беннет сидела рядом на табурете, прихлебывала охлажденный мартини, подавая время от времени новые команды во внедренную нейросеть. Первые ответные импульсы пошли через два часа. Беннет принесла процессор для анализа и интерпретации поступившей информации. Изображения, представлявшие поначалу случайные сочетания цветовых всплесков, успокоились, и AI начал приводить синаптические разряды в определенный порядок. Как только шедшие в мозгу процессы были каталогизированы и соотнесены с нейросетью, появилась возможность управлять сознанием. В синапсы через волокна поступали новые импульсы, выявляя его мысли.

Килиан думал о семье, такой, какой она была когда-то. Мать и он с двумя сводными братьями, младше его, ютились в небоскребе купола Эдсон в двух грязных комнатах. Как же давно это было. Мать жила на детское пособие, и дома ее никогда не было. Он же постоянно слышал брань, музыку, шаги, шум поездов подземки. И была у него одна мечта: бежать. Плохое решение.

– Почему? – спросила Беннет.

Килиан вздрогнул. Растянувшись на просевшем диване возле окна, он с любовью смотрел на знакомые предметы недолгого детства.

Беннет встала возле дверей и устремила на него взгляд, исполненный презрения. Она была самым ярким пятном в комнате.

– Почему? – повторила она.

Словно шаровая молния взорвалась в мозгу Килиана, и мысли его неудержимым потоком вырвались изо рта сами собой.

– Да потому что, убежав, я тут же вступил в секту. А лучше бы я этого не делал. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу! Вот он я, на твоем столе, а ты сейчас превратишь меня в собаку, а может, отрежешь мой член и пришьешь его кому-то другому, чтобы тот другой меня моим же членом изнасиловал. Ну, в общем, что-то вроде этого. А это несправедливо. Зла я никому не делал. Всегда делал то, что требовала от меня секта. Ты не можешь делать это со мной. В тебе нет ничего человеческого. Все это знают. Ты странная уродливая людоедка.

– Вот тебе и благодарность. Но кому нужна эта жалкая тирада? Я хочу узнать, когда ты видел одержимого.

В мозгу взорвалась еще одна молния. Он громко закричал. Воспоминания серной кислотой обожгли ему глаза. Дома своего он уже не видел. Дом развалился, как гнилая плоть с костей, и сознанию его явилась церковь в куполе Вегревиль. Килиан был там три дня назад. Послал его туда старший сектант за каким-то пакетом. Он не знал, что в нем, знал лишь, что «Беннет хочет его как можно быстрее».

Собрание выглядело как-то по-другому. В темных комнатах сгустилась иная атмосфера, похожая на ночь перед большим сражением. Они смотрели на него, как на шута. Их насмешило нетерпеливое его желание получить пакет и уйти. Каждый раз, как только он торопил их, они тянули время и страшно веселились, видя его реакцию. Они похожи были на резвых школьников, мучающих нового ученика.

Когда его привели наконец в церковь, старшие сектанты сказали, что пакет давно его дожидается. Стены часовни сделаны были из тонких, приваренных друг к другу металлических стержней. Помещение напоминало птичью клетку. Алтарь устроили на возвышении из ржавых, длинных гвоздей, концы которых обрезали под одну высоту. Длинные желтые языки пламени, поднимаясь из ощетинившегося металла, танцевали в темноте. Скамьи из кровельных досок прибиты к разного рода чурбакам. На стенах обычные руны, только сейчас их было почти не видно. Зато повсюду в глаза бросался новый слоган: НОЧЬ ИДЕТ. На стенах, на потолке и даже на полу.

Килиана заставили войти одного. Маленький эскорт его остался за толстыми дверями, слышался их сдавленный смех. Раздражение его, когда он подошел к алтарю, сменилось страхом. Его ожидали три фигуры, молча стоявшие за алтарем. Одеты они были в черные сутаны. На одежде их не было ни шестиугольников, ни украшений, излюбленных старшими членами секты. И это делало их еще более зловещими. Капюшоны почти скрывали лица. В желтом пламени свечей проступала иногда та или иная черта: налитые кровью глаза, крючковатый нос, большой рот. Третий капюшон показался Килиану пустым. Даже когда сектант приблизился к алтарю, то не увидел ничего в черной, как ночь, пещере капюшона.