Текст книги "Ограбление по-беларуски (СИ)"

Автор книги: Пилип Липень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Глава 6. Как Рыгор ходил в оперу

Рыгор так увлёкся идеей социального и экономического развития города, что после разговора в резиденции полночи просидел на кухне, размышляя, как уговорить или заставить меня вернуться на телефонную станцию. Ему было ясно, что вряд ли получится увлечь идеями общего блага непростуженного человека, а значит, нужно предложить ему благо личное. Но какое? «Пилип любит огород и старые магнитофоны. Огород – не проблема, его можно устроить в любом дворе. Но как быть с магнитофонами?» После обёртывания в холодную мокрую простыню было приятно курить в форточку, постепенно отогреваясь. Рыгор выпускал дым в тёмно-синий воздух и представлял, как хорошо станет жить, когда телефоны вновь заработают. Можно будет наконец-то позвонить тате и извиниться за свой уход, пусть и необратимый. Написать ему письмо Рыгор всё никак не мог собраться.

После трёх обёртываний Рыгор остановился на том, что предложит мне собственную помощь в переносе магнитофонов из роддома на телефонную станцию. «Договорюсь на один бобинник в неделю, ему должно хватить. Захвачу с собой пару бутылок в подарок, авось понравится», – раскрыв свой невероятный холодильник, Рыгор начал было подбирать бутылки повычурнее, но вдруг вспомнил слова министра о том что каждый человек пьёт только один, свой напиток. Рыгор выругался от досады, хлопнул дверцей холодильника и прошёлся по квартире, но никакого другого презента придумать не удавалось. «Он же спирт пил! Точно помню. Где я ему теперь спирт возьму?» – невесело соображал Рыгор, вернувшись к холодильнику и перебирая залежи бутылок. Наконец он остановился на абсенте, исходя из его крепости, наиболее близкой к спирту. «Зелёный какой… Ну ничего, зато бутылка красивая, с тиснением».

Ранним утром следующего дня Рыгор уже входил в вестибюль роддома, неся в руках хозяйственную сумку из плотной полосатой ткани. Он остановился у входа, подождал, пока воздушный органчик отыграет свою мелодию, и громко позвал меня по имени. Никто не откликался. Рыгор зашёл в регистратуру, отметив, что на столе стоит уже другой магнитофон, и заглянул в кабинет доврачебного осмотра. В кабинете было тоже пусто, но к крану мойки был подсоединён чёрный резиновый шланг, выходящий в окно. «Ага, значит, в огороде копается». Рыгор высунулся в окно, и сразу увидел меня – я стоял неподалёку и поливал из шланга грядки, зажимая отверстие пальцем, от чего поток воды дробился на тонкие длинные струйки, долетающие до земли уже в виде отдельных капель. Я сразу заметил Рыгора и поприветствовал его свободной рукой. Рыгор крикнул, что у него есть серьёзный разговор. Я подошёл, петляя по узким тропкам между грядками и стараясь не наступать на вскопанную землю:

– Разговор? Серьёзный? А я уж подумал, ты соскучился по дарам природы! Помнишь, какой обед мы закатили? Сколько это времени прошло… Две недели? – я сунул конец шланга в жестяную бочку, стоявшую у двери чёрного хода, и вытер руки о фартук. – Погоди, я сейчас войду к тебе, надо выключить воду.

Войдя в кабинет, я закрутил вентиль, отсоединил шланг от крана и положил его в зелёное эмалированное ведро, чтобы не натекло на пол. Рыгор присел на белую кушетку, обтянутую полиэтиленовой плёнкой, поставил на пол между ног сумку и достал из неё две зелёные бутылки. Я подошёл и с интересом рассмотрел каждую, водя пальцем по стеклянному тиснению и пытаясь прочесть мелкую латиницу на этикетках. О себе Рыгор тоже не забыл: он извлёк из сумки банку «Сябра», тут же откупорил её и отпил несколько глотков.

– Пилип. Нужно, чтобы ты вернулся работать на АТС. Связь в городе исчезла, слышал?

– Ну. А я тут причём? Брось – знаешь, сколько в городе АТС? Если бы перестала работать только моя, на Уборевича, связь пропала бы только в том районе.

– Пилип, – брови Рыгора серьёзно нахмурились. – Кроме тебя, наладить связь некому. Найди где сломалось и почини, ты же можешь! Связь нам очень нужна, – он сделал упор на слове «очень».

– Нам? Кому – нам?

– Руководству. Людям. Всем нам, – Рыгор веско помедлил и, не услышав возражений, перешёл к деловой части, – За помощь мы готовы тебя вознаградить! Любым способом. А я лично присмотрю за огородом, чтоб не засох. И раз в неделю буду приносить тебе по магнитофону. У меня есть выход на такие магнитофоны, что пальчики оближешь! Редкостные! Что скажешь? Может, тебе ещё чего охота? Я теперь работаю в администрации, всё могу!

– Ну… – я замялся, предложение было слишком неожиданным. – Пожалуй… Знаешь?.. Да. Единственное, чего мне хочется – это попутешествовать. Ни разу ещё за границей не был.

– Не вопрос! Наладишь связь – отправим тебя в турне, хошь в Европу, хошь в Азию, – легко пообещал Рыгор и для подкрепления своих слов добавил: – Давай паспорт, отдадим сразу визу оформлять, чтоб время не терять.

Я помолчал, крутя в руках бутылку абсента, а потом вдруг покраснел. Рыгор с любопытством смотрел на меня, ожидая услышать потаённое. Наконец, подняв на него глаза и тут же опустив, я сказал:

– Раз уж о паспорте заговорили… Я хочу сменить фамилию.

– Сменить фамилию? – Рыгор удивился. – Без проблем, сделаем. Но почему ты её раньше не сменил, раз надо?

– Ну… Я слышал, одного желания мало, паспортистам подавай веские причины. Их тоже понять можно: иначе каждый начнёт себе фамилию менять, раз в полгода новую. Вот я и не дёргался…

– Понятно. И какую ты хочешь фамилию?

– Липень.

– Липень? Странная фамилия. А сейчас у тебя какая?

Я сказал. Рыгор покивал с понимающим лицом, но потом не выдержал, пожал плечами и спросил, чем фамилия Липень лучше нынешней. Я объяснил, что новая звучит намного более красиво, особенно в сочетании с именем. Оценивая звучание, Рыгор несколько раз произнёс «Пилип Липень», и это имя показалось ему знакомым. Он недавно где-то слышал похожее, но где?

Рыгор долго не раздумывал и пообещал, что фамилию поменяют в течение недели. Моё лицо осветилось улыбкой ребёнка, получившего новогодний подарок, и я пообещал прямо завтра пойти на АТС и начать разбираться с проблемой.

На следующий день состоялось очередное плановое заседание в кабинете министра. Министр произнёс небольшую речь о проблеме восстановления товарно-денежных отношений, первым шагом к решению которой является создание у людей положительной мотивации к труду. Он высказал мнение, что на данном этапе необходимо в первую очередь поднимать из руин автомобилестроение. Он так и выразился – «из руин». Ответственным исполнителем, разумеется, был назначен Рыгор, единственный человек, понимающий в автомобилях.

Рыгор попытался прояснить, с чего лучше начать, и есть ли хоть какой-нибудь, хотя бы смутный, план действий, но ни министр, ни Юрась ничего вразумительного не ответили. Министр намекнул, что с подобными практическими мелочами Рыгор должен управляться самостоятельно, а глава предпринимателей промолчал с таким видом, будто услышал бестактность. Зато потом, в приватной беседе за бутылкой коньяка из матового стекла, министр сказал фразу, внушившую Рыгору оптимизм: «Сначала машины, а потом уж и до баб недалеко». Похоже, у него имелись соображения, как поднять из руин женскую популяцию. Приободрённый, Рыгор решил ни на что не отвлекаться и сосредоточиться на выполнении своего второго задания.

Рыгор знал, что в городе есть автозавод, но плохо представлял, где он находится, и не имел там ни одного знакомого. Наведаться в баню и расспросить мужиков об автозаводе он не рискнул, опасаясь новых стычек с буфетчиками и банщиками. Более простым выходом он счёл визит на тракторный завод, к своему давнему знакомому, который давно уже звал его отобедать вместе. «Ведь тракторы – это тоже в своём роде автомобили», – рассудил Рыгор.

Рыгор отправился на тракторный завод в тот же день, лишь на полчаса заглянув домой – он уже называл про себя квартиру на Площади Победы домом – чтобы подкрепиться яичницей и бутербродами с маслом и сливовым джемом, а к двум часам пополудни уже проходил мимо Дома культуры тракторного завода. На стоящей недалеко от входа театральной тумбе висела одинокая афиша, и, обратив на неё внимание, Рыгор вдруг вспомнил, что уже видел такую в день ограбления, и что собирался непременно сходить на оперу, но совсем о ней позабыл. От досады он хлопнул себя рукой по лбу и, ускорив шаг, подошёл к тумбе. Действительно, афиша обещала «Летучего Голландца», и уже не в каком-то неопределённом будущем, а 16 июня. То есть прямо сегодня! «Чёрт побери, – выругался про себя Рыгор, – И как я теперь всё успею? Хорошо хоть сегодня, а не вчера. Нет, надо всё задвинуть и попасть в оперу».

Мысль о том, что времени у него осталось совсем немного, встряхнула и взбодрила Рыгора. Целеустремлённый, с нахмуренными бровями, он пересёк линию турникетов на проходной, напряжённо вспоминая, как зовут приятеля-тракторозаводца. Имя вспомнилось быстро – Змитрок – но кроме того, что Змитрок был поваром, ходил по субботам в чижовскую баню и приглашал Рыгора «на блины», в памяти не сохранилось ничего. Выйдя из проходной, Рыгор оказался на небольшой площади, обсаженной по периметру декоративным кустарником, от которой расходились три дороги. Остановившись в нерешительности, как витязь на распутье, Рыгор только теперь понял, что найти Змитрока на огромном заводе будет непросто.

Он пошёл прямо. Раньше Рыгору не приходилось бывать на заводах, и сейчас его удивило, как похоже внутреннее обустройство завода на город снаружи: дороги с проезжей частью, перекрёстками и пешеходными переходами, деревья, кусты, фонари, скамейки. Только вместо жилых домов и магазинов вдоль дороги тянулись двухэтажные кирпичные цеха с зелёными воротами. У входа в один из цехов он замедлил шаг, приблизился и потянул на себя прорезанную в створке ворот небольшую дверь, к нижней части которой был прикреплён широкий кусок чёрной резины, то ли для смягчения ударов, то ли для спасения от сквозняков. Внутри цеха было совершенно темно; свет из открытой двери нарисовал на полу искривлённый жёлтый прямоугольник. «Эээй!» – позвал в темноту Рыгор. Ответа не было. Он отступил, отпустив дверь, и она тихо закрылась, слегка попружинив на резине.

Рыгор миновал ещё один цех, потом ещё один, и отчаяние уже начало было зарождаться в нём, но вдруг впереди явственно вырисовалась зелёная с белыми буквами вывеска «Столовая». У входа, прислонившись плечом к стене, лениво курил плотный парень в белом халате.

– Слышь, братуха? Я Змитрока ищу, знаешь такого? – обратился Рыгор к парню и достал сигареты, чтобы покурить в компании.

Парень, выпуская дум одновременно со словами, сказал, что Змитрок работает вон там, дальше – он махнул рукой вперёд – в блинной. Идёшь-идёшь-идёшь, а когда упрёшься в металлические ворота, повернёшь налево и сразу увидишь блинную. Они синхронно затянулись, и Рыгор для поддержания беседы спросил, много ли народу ходит в столовую. Парень отвечал, серьёзно подняв брови, что народу совсем мало, все в отпусках.

Через минут пять Рыгор действительно достиг металлических ворот и, повернув налево, увидел синюю табличку «Блинная». Невольно сглотнув, он вошёл и оказался в небольшом, мрачной окраски буфете с пятью-шестью высокими столиками и полкой для еды стоя вдоль одной из стен. Густо пахло горячими блинами. За короткой, потёртой и потрёпанной линией раздачи возился толстяк Змитрок, тоже, как и парень из столовой, в ярко-белом поварском халате, под которым виднелся чёрный воротник рубашки. Он повернулся на стук закрываемой двери и всплеснул руками.

– О-о! Рыгор! Заходи, дорогой! Наконец-то ты пришёл! Столько лет обещал! Как говорится, обещанного три года ждут, – лоснящееся от испарины лицо Змитрока выражало восторг.

Он разложил несколько пышных румяных оладий на большой тарелке и спросил Рыгора, чем их сдобрить – сметаной, маслом или повидлом. Рыгор попросил сдобрить по-разному, чтобы можно было сравнить. Змитрок с пониманием кивнул и через минуту вышел из-за стойки, неся в руках тарелку с оладьями, стакан яблочного компота, вилку и две салфетки. Они стали за один из столиков, и Рыгор с облегчением принялся за оладьи, начав с масляного варианта. Змитрок, улыбаясь, наблюдал и болтал о каких-то своих делах.

– Нет ли пива у тебя? – спросил Рыгор, приступив к сметанной оладье.

– Что ты, какое пиво! Это же завод, нам здесь не разрешают. Пей компот, очень вкусный, кисленький! В жару самое то.

Рыгор сказал, что компот не любит, и Змитрок, ничуть не обидевшись, подвинул стакан к себе и стал пить сам. Доев оладью и от души похвалив её, Рыгор отложил вилку и рассказал Змитроку анекдот про трактор:

– Встретились как-то раз итальянец, англичанин и беларус и поспорили, у кого машины лучше. Итальянец сел в Феррари, англичанин сел в Ягуар, а беларус сел в трактор. Итальянец и англичанин приехали к финишу и ждут беларуса. Приезжает через час беларус, а они говорят – у нас лучше машины, твоя слишком медленная! Беларус отвечает – нет, моя лучше! на ней ещё и пахать можно.

– По-моему, я его уже где-то слышал, – сказал Змитрок кисло.

– Быть не может! Где ты мог его слышать, если я сам его сочинил полчаса назад? Ну да ладно. Ты мне вот что скажи – трактора ваш завод по-прежнему выпускает? – перешёл Рыгор к делу.

Змитрок с недоумением подтвердил. Что ещё может выпускать тракторный завод, как не трактора? На вопрос, где в таком случае все трактора, Змитрок отвечал, что они на складе готовой продукции, где же ещё. А где все рабочие? Ну, во-первых, сейчас смена, и все у станков, а во-вторых, сейчас лето и многие в отпусках. Змитрок больше не улыбался, подозревая в Рыгоре то ли насмешника, то ли агитатора. Рыгор почувствовал это и перевёл разговор на банную тему, близкую обоим. Он вернулся к оладьям, уже немного остывшим. Змитрок снова расслабился и стал рассказывать о какой-то сауне на улице Кошевого, неподалёку, но Рыгор слушал невнимательно. Он раздумывал, что пришёл зря, от Змитрока толку никакого и нужно идти в заводоуправление, но уже завтра. А сейчас нужно доедать и спешить.

Опасаясь наплыва любителей оперы и нехватки билетов, Рыгор сильно перестраховался и пришёл к театру на час раньше. Вход был ещё закрыт. Возле фонтана прохаживались, сцепив руки за спиной, несколько торжественных седых старичков. Один из них, чуть помоложе остальных и даже не вполне ещё седой, объяснил Рыгору, что указом министра культуры вход в оперный театр сделан свободным для любого гражданина, и теперь билеты покупать не обязательно. «Указ о бесплатности культуры и искусств! Неужели не слышали?» Внимательно заглядывая Рыгору в лицо, старичок рассказал, как хорошо он помнит предыдущую постановку Вагнера, в конце семидесятых. Голос его подрагивал от серьёзности. В другое время Рыгор охотно послушал бы воспоминания театрала, но сейчас ему не терпелось перекусить. Он предложил старичку разделить с ним пиво и оладьи, которыми его обильно одарил Змитрок, но тот, кажется, даже не понял, о чём речь.

Отделавшись старичка вежливой фразой и подумав, что после этого некрасиво будет приниматься за еду у него на глазах, Рыгор отдалился от театра вправо, пересёк сумрачный парк с памятником пионеру-герою и вышел к набережной. Закруглённый парапет из серого шершавого камня за день впитал в себя тепло солнца, и на него было приятно опереться голыми руками. Рыгор жевал оладьи, смотрел на струи воды, проплывающие изредка листья и поглядывал на часы в телефоне. На набережной было пусто; лишь прошёл по направлению к театру ещё один старичок.

Без четверти семь Рыгор вернулся к театру. Старички пропали – видимо, их уже пустили внутрь. Действительно, одна из створок дверей была открыта, и Рыгор поспешно поднялся к ней по ступеням, мельком рассмотрев скульптуры над входом. Понимая, что время ещё есть, и торопиться некуда, он всё равно чувствовал волнение, опасаясь из-за незнания театральных порядков сделать что-нибудь не так.

Пройдя сквозь небольшой тамбур с пустующими кассами, Рыгор с удивлением увидел впереди, перед ведущей вверх широкой лестницей Юрася, главу предпринимателей, в его обычном тёмно-сером костюме. Судя по его учтиво-неподвижной позе, обращённой ко входу, он находился здесь не в качестве зрителя, а снова выполнял роль швейцара или дворецкого, что ему очень шло. Узнав Рыгора, он сначала элегантно поклонился ему, как, наверное, кланялся и всем старичкам, а потом подал руку, как личному знакомому. Ладонь его была горяча от температуры.

– Добрый вечер, Рыгор! Отлично, что вы пришли. Ваше присутствие поддержит Алеся Михасевича. Пойдёмте, я проведу вас в партер, – Юрась указал жестом направление, и они стали чинно подниматься по лестнице.

– Алеся Михасевича? Ах, и он здесь? Тоже любитель музыки? – Рыгор сказал «ах», сочтя нужным окрасить разговор в присущие театру тона светскости и салонности.

– Почему «тоже любитель музыки»? – Юрась сделал большие глаза. – Разве это не он вас пригласил сюда? Нет? О, так вы ничего не знаете! Рыгор, сегодня Алесь Михасевич впервые поёт на большой сцене.

– Министр? Поёт?

Рыгор остановился от удивления, но Юрась взял его под локоть, тактично направляя к залу, и сказал, что пора занимать место.

– Странно, что вам об этом неизвестно. Вот программка, здесь всё написано. Садитесь на первый ряд. А мне надо ещё несколько минут повстречать гостей, а потом запереть вход.

Сжимая программку, Рыгор спустился к первому ряду, оглядываясь по сторонам. Полого уходящий вниз зал был почти пуст, десяток-другой старичков заняли разрозненные места на ближних к оркестровой яме рядах. Рыгор сел ровно посередине первого ряда, определив положение середины по люстре на потолке и стыку огромных красно-золотых штор на сцене. Поглазев на обрамляющие сцену узоры с колосьями, серпами и молотами, балконы и мощные цветные прожекторы, он наконец раскрыл программку. Она представляла собой сложенный втрое лист белой бумаги, и на первой странице значилось: «Летучий Голландец. Рихард Вагнер при поддержке Министерства Культуры». Внутри сообщалось, что исполнитель главной роли – министр культуры, Алесь Михасевич, и что спектакль идёт с двумя антрактами.

Прозвенело три звонка, и все люстры плавно погасли наполовину, оставив в зале желтоватые сумерки. Рыгору было видно, как в оркестровой яме появился на цыпочках Юрась, присел перед стоящей на полу аппаратурой и нажал несколько кнопок. Зазвучала знакомая увертюра. Юрась поднял голову на Рыгора и вопросительно повёл подбородком, приставив указательные пальцы к ушам. Рыгор понял, что вопрос касается громкости музыки, и одобряюще показал ему большой палец. Бурное начало увертюры позволяло оценить мощные колонки, выдающие удивительно сочный бас. «Где Юрась нашёл такую аппаратуру? Звучит роскошно! Но акустика в зале, конечно, не та, не та. Музыку нужно слушать в небольшом герметичном помещении, с гасящими звук стенами. Но чья же это запись? Караян? Или Бём?» – так раздумывал Рыгор.

Когда увертюра кончилась, высокий занавес пришёл в движение и раздвинулся. Открылся белый задник с нарисованными на нём мачтами и парусами; сцена же играла роль палубы. Рисунок был выполнен, скорее всего, углём, в условном графическом стиле; мачты уходили под самый потолок, паруса раздувались, на корме корабля виднелся небольшой флаг, с едва различимой подписью «Антось». «Опять Антось! Вот это да! Всё у него получается! И котики, и корабли», – впечатлился Рыгор. Из колонок звучала тревожная музыка, изображающая волнующееся море, но его тревога побеждалась мужественным хором матросов.

Когда тревога была побеждена окончательно, на сцену важно и величественно вышел министр, завёрнутый в свою мокрую белую простыню. На сцене простыня вовсе не выглядела комично, как в министерском кабинете, теперь она полностью превратилась в древнегреческую тогу, пусть и не вполне уместную для немецкого моряка. Министр нёс в руках табурет, он поставил его возле задника в том месте, где был нарисован мостик и штурвал. С видом, преисполненным капитанского достоинства, министр поднялся на табурет как раз в тот момент, когда хор матросов затих. Рыгору не терпелось узнать, будет министр петь или станет только раскрывать рот под фонограмму – и к полному его удовольствию, оригинальный голос оказался вырезанным из записи на манер караоке, а министр действительно запел. Конечно, до Ханса Хоттера ему было далеко, но он очень старался, и Рыгор от души радовался, а после первой партии присоединился к аплодисментам, поднятым старичками. В этот момент открылась и закрылась дверь в зал, и кто-то опоздавший, воспользовавшись короткой заминкой, быстро прошёл по ступеням вниз и сел позади Рыгора.

Кроме министра, в спектакле не было занято ни одного актёра, и все остальные партии звучали в записи. В это время министр прогуливался по сцене, по-наполеоновски заложив руку за отворот простыни на груди. В конце первого отделения старички устроили министру настоящую овацию, встав с мест и выкрикивая «Браво!» слабыми ломкими голосами.

Рыгор тоже захлопал и хотел встать, но на плечо ему легла тяжёлая рука.

– Не двигайся! Сиди тихо! – приказал незнакомый голос. – В твою голову смотрит толстый ствол.

Рыгор почувствовал что-то твёрдое, уткнувшееся ему в шею. Сомнений не было – его выследил спецназовец. Молнией мелькнула мысль: вряд ли тот захочет поднимать шум среди спектакля. И Рыгор мгновенно решился – он рванулся вправо, вскочил и, пригибаясь, побежал вдоль ряда. Спецназовец грозно заорал «Стоять!», лязгнул затвор. В этот же момент Рыгор с размаху перескочил деревянный барьер, отделяющий зал от оркестровой ямы, и полетел вниз, слыша над головой грохот автоматной очереди и звон разбитого стекла. Похоже, спецназовец стрелял вверх и попал в люстру.

Высота была небольшая, но Рыгор приземлился неудачно, упав на стоящий внизу стул и сильно ударившись бедром. Он лежал на боку, в неудобном положении, запутавшись в пюпитрах, пытаясь подняться и бежать дальше. Но счёт шёл на секунды: через несколько мгновений рядом вздрогнул пол, и тяжело топнули чёрные ботинки. Спецназовец навёл на него автомат и велел подниматься.