Текст книги "Заведение"

Автор книги: Пханишварнатх Рену

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

XVII

Бэла удивлена: госпожа Ананд прислала ей короткую записку, нацарапанную по–английски её собственной рукой: «Be so kind as to give night‑pass to all training girls» [57]57
  Будьте так добры, предоставьте ночной пропуск всем девушкам, обучающимся на курсах (англ.).


[Закрыть].

– А ещё мэм–сахиб сказала, – с кротким видом добавляет Кунти, вручившая ей записку, – чтобы в случае отказа вы немедленно позвонили ей лично.

– Зачем вам такое разрешение? – улыбается Бэла. – Куда это вы собрались на ночь глядя?.. Может, в кино?

– Никак нет, мы идём на концерт. Сегодня выступают Анджу и Манджу. Все наши получили пригласительные билеты… Вам тоже послал господин секретарь…

– Ну, так и быть, отправляйтесь, – продолжая улыбаться, кивает Бэла.

Влетев в общежитие, Кунти победно оглядывает соседок и, подражая какому‑то митинговому оратору, выбрасывает вперёд правую руку:

– Дорогие мои подруги! Мы одержали решительную победу! Впрочем, посмей она отказать, нам не осталось бы ничего другого, как затеять хартал [58]58
  Хартал (хинди) – забастовка.


[Закрыть]… На такой случай и присловье есть: «Ты мне не страшен – хозяина твоего боюсь». Что, убедились? Стоило мне только заговорить про телефон!..

Вслед за Ревой, Кунти и Рамой Нигам к Бэле чуть ли не сразу обращаются все остальные женщины общежития, и, к великому их удивлению, всем дано было разрешение.

– Рамрати! – поворачиваясь к двери, зовёт Бэла. – Глянь‑ка там, госпожа Ранивала вернулась? Как придет, скажи ей, пусть захватит регистрационную книгу и поднимется ко мне.

Да, вот они значатся: Бирджу, Шаукат, Гульби… А всего за прошедшие дни скончалось пятнадцать человек.

По поводу эпидемии этой новой, никому не ведомой детской болезни Бэла Гупта собиралась написать докладную записку на имя главного санитарного врача департамента здравоохранения. Завтра она сама пойдет к нему на прием. Иначе получится, будто во всем виновата она, Бэла. Ведь недаром мадам Чако публично заявила госпоже Ранивале: «Скажите Бэле, чтоб она занималась своими обязанностями и не совалась куда её не просят… Странные здесь порядки: каждый считает себя великим специалистом в медицине и встревает в чужие дела!»

Возвращается наконец насмерть перепуганная Ранивала:

– Ещё два случая, Бэла… Рамеш с улицы Наи сарак… и Кунданлал из квартала Горпара!

Бэла жестом приглашает её сесть.

– Пиши… «Настоящим довожу до Вашего сведения, что в течение последней недели от неизвестной детской болезни скончались пятнадцать малышей. Только что получено дополнительное сообщение о двух новых случаях заболевания. Обо всем случившемся я своевременно информировала врача детской амбулатории, Вынуждена обратиться к Вам с настоятельной просьбой…»

Её прерывает прибежавшая к ним за помощью мать Рамеша:

– Госпожа Бэла! Пойдемте к нам… Рамеш все вас кличет… как только в сознание приходит… Богом вас заклинаю!

Когда Бэла и Ранивала прибегают на Наи сарак, Рамеш лежит без сознания. Малыш то и дело стискивает кулачки и проводит ими вдоль тела. Размыкая изредка веки, он что‑то невнятно бормочет.

– Я уж его чем надо напоила, – сообщает старая бабушка Рамеша. – Вот тепло‑то и вернулось в тельце… Вы уж пока никакого лекарства ему не давайте.

Бэла поражена: старуха не выказывает никакого волнения, спокойно попыхивая кальяном, в то время как мать Рамеша места себе найти не может, дрожащим голосом взывает ко всем богам и богиням:

– Слава матери Ганге, слава!.. Кали–матушка, дары принесу тебе, какие пожелаешь!.. Владычица наша! Помоги… Свекровь все ругает меня… Ах, горе какое!.. Хоть бы поскорее поправилось моё солнышко… А ты, старая, перестань болтать худое… Сыночек!.. Рамеш! Открой глазки, сынок! Посмотри‑ка, кто пришел к нам. Тетя Бэла к нам пришла.

В сопровождении местного знахаря вбегает отец Рамеша.

– Оставьте его в покое! – возбуждённо кричит он с порога. – Сейчас тут заклинание читать будут.

– Какой толк от твоих заклинаний? – огрызается старуха. – Думаешь, помогут твои лекари да знахари? Сам поправится.

– Проверь пульс, – негромко бросает Бэла, оборачиваясь к госпоже Ранивале.

Нащупав пульс, Ранивала поднимает изумлённый взгляд:

– Нормальный!

Бэла с удивлением смотрит на старуху.

– Бабушка, – негромко окликает Бэла, – скажите, чем же вы лечили его?

– Чем лечила, спрашиваете? Средство‑то простое – кардамон да корешочек тут один…

Старуха подробно рассказывает, как надо готовить снадобье.

– Кардамон у нас найдётся, а корешочек такой где взять? – допытывается Бэла.

– У торговцев бетелем бывает, – отвечает старуха. – В деревне‑то этого добра хоть отбавляй: вышел за околицу – и копай себе сколько угодно. Кусты, они круглый год цветут. У них ведь не только корень, листья тоже очень полезные.

– А как вы определили, чем заболел внук?

– По приметам, милая, по приметам, – шамкает старуха. – Стоило разок взглянуть… Когда я была ещё молодая, замуж только выдали, в деревне у нас целый конец вымер от этой хвори.

– А болезнь эта заразная? – осторожно спрашивает Ранивала.

– Мама! – дико вскрикивает Рамеш и, словно подброшенный пружиной, садится на постели.

– Рамеш! – негромко зовёт Бэла.

Мальчик оглядывается на неё и стыдливо прикрывает одеялом свое голое тельце. На его бескровных губах мелькает застенчивая улыбка.

– Беги немедленно к Кундану, Рани, – поворачивается Бэла. – Попросишь у него корень, о котором говорила бабушка.

Жестом остановив её, старуха молча достаёт из горшка узловатый корешок и протягивает Бэле:

– Запомни, милая, сперва все измельчить надо, потом перемешаешь и разделишь на две порции. Одну сразу же дашь больному, а другую – чуть попозже… И ни капли воды.

– А найдётся этот корень у торговца бетелем? – снова спрашивает Ранивала.

– Мама, я есть хочу, – подает голос Рамеш.

Бэла и мать Рамеша в изумлении смотрят на старую женщину.

– Есть захотел? – ласково переспрашивает старуха и поворачивается к снохе: – Отваривай рис. Хоть горсточку. Да скажи своему… за знахарями он резво бегает… Скажи, пусть сбегает за лимоном. Тонкокожий нужен и чтоб совсем зелёный!

Долго ещё сидела Бэла у постельки малыша, а Рамеш уписывал за обе щеки варёный рис с кислым лимоном и пресной лепёшкой… Своим угощением, видно, умилостивила Ямараджу [59]59
  Ямараджа – в индийской мифологии бог смерти.


[Закрыть]старуха. А может, совсем не в угощении дело?..

XVIII

Сифтон–холл ломился от публики.

Сукхмай Гхош даже не удосужился узнать, сколько мест в зале, прежде чем разослать пригласительные билеты. Единственное, что он предпринял, – зарезервировал все места на балконе и на дверях, что вели туда, вывесил таблички, которые на английском и двух индийских языках – хинди и бенгали – извещали почтенную публику, что места здесь «For ladies only» [60]60
  Только для дам (англ.).


[Закрыть]… Но и это не помогло!

У бедняги Сукхмая голова кругом! Он должен был и встречать именитых гостей, прибывающих на концерт, и улаживать возникающие недоразумения, и за приготовлениями на сцене следить! Двое чапраси и садовник взбунтовались: если их родных и знакомых не пропустят в зал, все трое объявляют забастовку. А каждый из них привел с собою человек пятнадцать – двадцать мужчин и женщин, стариков и детей!

– Вы что, взбесились?! Выше генерал–губернатора себя считаете?! – потный и злой, кричит Сукхмай. – Из‑за вас первые ряды прикажете очищать?! Ну, погодите у меня! Самой мэм–сахиб пожалуюсь!

Сукхмай, наверно, кричал бы и дальше, но тут его жестом подзывает госпожа Ананд.

– Что происходит, Гхош? – недовольно спрашивает она. – Почему задержка?

– Костюмеры… задерживают, – лепечет Сукхмай, заикаясь. – Осветители тоже… подводят. Фокус не получается!

Сидевший рядом с госпожой Ананд Баге хмыкает и, подавшись к ней, прищелкивает пальцами:

– Фокус или фокусы?

Госпожа Ананд косится на него: что ещё, мол, за глупости, Ди–сахиб смотрит!

Сквозь толпу, кишащую в коридоре и проходах, к ней с трудом протискивается Кунти Дэви. Как всегда, с жалобой.

– Наших девушек на балконе местные парни обижают, – еле переводя дух, сообщает она. – Озорники, каких свет не видел!

Госпожа Ананд переводит взгляд на Баге:

– Всех наших девушек веди сюда.

Баге бросается выполнять поручение, и в этот миг в зале гаснет свет.

Бесшумно раздвигается занавес, и взору зрителей открывается черный провал сцены. Лишь одинокая звезда ярко блестит на черном небосводе.

Но вот брезжит рассвет, небо голубеет, и со сцены несётся задорное кукареку–у-у!

Сцена оглашается радостным ку–ку: поет кокиль. На голубом небе тает и гаснет одинокая звезда. В зыбких предрассветных сумерках, еле различимая посреди сцены, спит молодая женщина. Словно объятая негой сладкого утреннего сна, она медленно поворачивается на бок. Г де‑то вверху загораются софиты, и, пробежав по сцене, игривый жёлтый луч задерживается на высокой груди спящей… Вопит, неистовствует зал – со всех сторон несётся надсадное ку–ку! Дрогнув, луч с явной неохотой перемещается на косы спящей.

На балконе начинается потасовка:

– Бей его! Бей!!!

– Держи его!!!

– Включите свет! Эй, эй, кто это? Ой, мамочка!

– Да отвяжись ты!!!

Рядом с жёлтым лучом света перед погруженным во мрак залом на сцену протягиваются красный, зелёный, голубой и начинают затейливый хоровод. Пятна света то скользят порознь вдоль рампы, то сливаются в замысловатые фигуры…

Перекрывая шум, с балкона несётся хриплый вопль Кунти:

– Мэм–са–а-а–хиб!

Да воздаст всевышний Братцу Лалу. Не будь его, худо пришлось бы Реве Варме и ученой даме Раме Нигам – хуже, пожалуй, чем Вибхавти и Гаури. Он спас их от рук негодяев, а заодно с ними – и Патнешвари с Сипрой. При одном лишь его появлении подонки оставили девушек и бросились наутёк…

Только под утро Абдул постучал в ворота общежития. Шофер госпожи Ананд прибыл по её личному указанию. Из машины, опираясь на плечо Кунти, с трудом выбирается Вибхавти. Привалясь спиной к дверце машины, громко всхлипывает Гаури.

– Смотри не делай глупостей! – не выходя из кабины, вполголоса убеждает её Баге. – И помалкивай! Помалкивай, говорю…

Разбудив Бэлу, Кунти сообщает ей, что Вибхавти и Гаури в темноте поскользнулись и упали с лестницы. Ссадины и царапины им смазала йодом сама мэм–сахиб. Анджу и Манджу сказали, что задержатся…

Бэла делает вид, будто внимательно слушает её, а у самой перед глазами стоит воскресший из мёртвых Рамеш – единственный, кто остался в живых! Неужели кардамон да какой‑то корешок обладают такими целебными свойствами? Неужто старое народное средство эффективнее современных антибиотиков?

– Сестрица, – негромко окликает её Рамратия. – Мэм-сахиб приехала!

С чего бы это принесло её в пятом часу утра?

– Извини меня, Бэла, что тревожу тебя в такую рань. Дело в том, что сегодня к нам приезжает чиновник из ЮНИСЕФ [61]61
  ЮНИСЕФ – Детский фонд ООН.


[Закрыть]. Американец. А я, как назло, именно сегодня должна ехать в Раджгир [62]62
  Раджгир – город в штате Бихар, где находятся исторические памятники древней Индии.


[Закрыть]. Конечно, это неспроста. Как прикажете понимать столь неожиданный визит? Ничего не сообщали – и вдруг телеграмма. У меня нет времени целыми днями разъезжать с ним по разным центрам. И я не могу отложить свою поездку в Раджгир.

Госпожа Ананд делает паузу и уже спокойнее продолжает:

– Сюда его, как видно, привезут люди из департамента здравоохранения. Будет расспрашивать, скажи, что приходная книга находится у секретаря, то есть у меня. Ничего не показывай. – Она притворно кашляет и улыбается заискивающе. – Дело в том, дорогая Бэла, что бедняга Сукхмай не успел оприходовать… часть новых поступлений. Кончится заваруха, немедленно уволю растяпу. – И, явно стремясь перевести разговор на другую тему, доверительно сообщает: – Ты знаешь, ночью из‑за этого растяпы меня чуть не задавили. Не спрашивай ни о чем, я твердо решила, Анджу и Манджу никогда больше не позволю выступать на сцене… Да, вот ещё что, чуть не забыла, они пока поживут у меня. Так что о них пусть голова у тебя не болит!

На звук её голоса, громыхая деревянными башмаками и на ходу протирая глаза, появляется Кунти:

– Желаю здравствовать, мэм–сахиб!

– В чем дело? – сухо бросает госпожа Ананд.

– Дело к вам есть, – как всегда хриплым голосом негромко произносит Кунти. – Личное.

– Какое ещё личное?

Кунти незаметно кивает ей: дескать, плохи дела. Г оспожа Ананд немного бледнеет, но тут же берет себя в руки.

– A–а, понимаю… Как же, как же, помню… В ночной суматохе две ваши девушки получили травмы. Ты уже видела их? – поворачивается она к Бэле.

Бэла ничего не может понять. Она всю ночь не сомкнула глаз, ходила из дома в дом, навещала больных ребятишек. И решила непременно пойти утром к главному санитарному врачу. Только на рассвете забылась тревожным сном… И вдруг точно гром среди ясного неба – приезжает чиновник из ЮНИСЕФ! Да вдобавок ещё Анджу и Манджу не вернулись… Может, кто‑то ещё пропал?

– У нас тут, тетя Джоти, какое‑то непонятное заболевание, – будто не расслышав слов госпожи Ананд, с трудом произносит Бэла. – Детская болезнь какая‑то! За последние несколько дней шестнадцать человек…

– Я непременно навещу их, – не глядя на неё, говорит госпожа Ананд. Словно заворожённая, следит она за каждым движением Кунти и, помолчав, добавляет: – Что тебе сказать? Все из‑за этого раззявы Гхоша…

Кунти выходит первой, госпожа Ананд спешит следом за ней. Обе торопливо шагают в сторону флигеля.

Тяжело дыша, вбегает Рамратия.

– Может, для мэм–сахиб чаю приготовить?

– Да–да, приготовь, пожалуй, – откликается Бэла. – И позови, пожалуйста, докторшу… Ну, ту самую, что обычно приходит к нам.

Недовольно ворча и шаркая башмаками, приплелась Муния: она получила нагоняй за то, что спала, когда ей надлежало стеречь у ворот.

– Ну, чего бубнишь спозаранку? – добродушно журит её дочь. – Может, змея укусила? Заклинанье от укуса знаешь? Ну, выкладывай, что ещё там.

– А что ещё там может быть? Кунти точно бхуты оседлали. Набычилась – того и гляди пропорет рогом.

– А тебя‑то как занесло туда? Кругом столько места, а её так и тянет во флигель, будто мёдом тут кормят! Намалюют что‑нибудь на воротах, вот тогда попрыгаешь!

XIX

Главный врач Патны доктор Миндж считается светилом педиатрии.

– Слушаю вас, – официальным тоном произносит доктор Миндж, кидая на Бэлу недовольный взгляд.

– Сэр! – берет слово госпожа Ранивала. – На прошлой неделе среди детей распространилось странное…

– Мадам Чако информировала меня, – прерывает её главный врач. – Вы хотите что‑нибудь добавить?

– Сэр! Мне кажется, заболевание это заразное.

– Допустим. И что из этого следует?

– Господин доктор! – вступает Бэла. – Болезнь не просто заразная, она относится к числу острозаразных и, как показал опыт, может иметь летальный исход минут через тридцать – сорок после первых симптомов. Имеющиеся у нас препараты бессильны.

– Если препараты бессильны, зачем же вы пришли ко мне?

Но Бэла уже закусила удила.

– Почему вы так недовольны нашим визитом, господин доктор? – Голос её звенит, как туго натянутая струна. – В чем наша вина, может, в том, что мы своевременно дали информацию о неизвестной болезни?

– Свежие газеты! Свежие газеты! – раздается за окном звонкий голосок мальчишки–разносчика. – Покупайте свежие газеты! Потрясающее происшествие! На Непали-Котхи схвачены пятьдесят игроков в кости!.. Схвачены с поличным пятьдесят игроков!.. Свежие газеты! Читайте свежие газеты!.. Новости внутренней и зарубежной жизни!.. В трех городах Бихара вспышка неизвестной болезни! В Джамшедпуре, Бхагальпуре и Думке – неизвестная болезнь! Неизвестная детская болезнь!.. Свежие газеты!

Доктор Миндж выпрямляется в кресле, гневно поджав узкие губы. Вчера вечером он крепко выпил, и сегодня у него с утра трещит голова. Гневные глаза молодой женщины, сидящей напротив, и звонкий голос разносчика газет за окном словно подстегивают его, мысли проясняются.

– Я не сержусь на вас, – сухо произносит он наконец. – Хотел бы только узнать, почему меня не информировали вовремя?

– Не информировали вовремя, говорите? – изумлённо откидывается на спинку кресла Бэла. – Я ежедневно докладывала доктору Чако, но она не реагировала на мои сообщения!

– Я даже докладную подавала доктору Чако, – осторожно добавляет спутница Бэлы.

– Странная она, эта ваша доктор Чако, – листая газету, небрежно бросает доктор Миндж. – Не далее как вчера вечером в шутку сообщила мне, что две дамы из переулка Ганпатсинха совершили научное открытие. Выявлена новая, не известная до сих пор детская болезнь. Поэтому я полагал…

– В Джамшедпуре умерли двадцать детей! – несётся из‑за окна. – В Думке – тринадцать! В Бхагальпуре – пятнадцать!.. Врачи встревожены! Лекарства не действуют!

– У нас заболели восемнадцать человек, сэр, – деловым тоном произносит Бэла. – Из них шестнадцать умерли, двое поправились.

– Поправились? Кто их вылечил? Чем лечили?

– Вчера поздно вечером мы вдвоём, – Бэла кивает в сторону Ранивалы, – отправились по вызову. У ребенка были все признаки этой болезни, но наша помощь не потребовалась. Оказалось, бабушка больного напоила его своим снадобьем, и ребенок поправился…

– Вы выяснили, каким снадобьем?

– Да, сэр, это измельчённый корень одного местного растения в смеси с кардамоном.

– Что за растение? Где его можно получить?

– Корень этого растения можно приобрести в любой лавке, где торгуют бетелем.

Спутница Бэлы торопливо вытаскивает из сумки узловатый корешок и осторожно кладёт на стол:

– Вот этот корень, сэр! Взгляните, пожалуйста.

– А сами вы испробовали действие этого корня?

– Да, сэр! Убедившись в высокой эффективности этого средства, мы применили его прямо на следующем же вызове. Результат поразительный.

– Самое удивительное в том, что у ребенка сразу появляется волчий аппетит, – с улыбкой добавляет спутница Бэлы.

– Старая женщина вот ещё что сообщила, – воодушевляясь, подхватывает Бэла, – как только минует кризис, больного нужно немедленно накормить варёным рисом с соком недозрелого тонкокожего лимона.

Доктор Миндж торопливо делает какие‑то пометки в записной книжке.

– Благодарю вас! До свидания.

На следующий день все ведущие газеты Бихара вышли с кричащими заголовками на первой полосе: «Открытие доктора Минджа!», «Формула доктора Минджа!», «Новый препарат доктора Минджа!» А мальчишка–разносчик, размахивая газетой, звонко выкрикивал:

– Свежие газеты! Покупайте свежие газеты! Открытие банкипурского доктора! Победа над страшной болезнью! Изобретение нового препарата!

Старое народное снадобье было официально запатентовано как открытие доктора Минджа.

XX

Сегодня Рева Варма сидит будто в воду опущенная.

– Что с тобой, Рева? – весело спрашивает ученая дама Рама Нигам, едва переступив порог. – Что нос повесила? Может, письмо из Джамшедпура не пришло?

Такое настроение у Ревы обычно держится до прихода подруги. Ей в таких случаях просто надо было выговориться, и она всегда охотно отвечала на вопросы ученой дамы. Но сегодня, вопреки обыкновению, Рева только тяжело вздыхает. Значит, что‑то случилось.

– Что с тобой, Рева? – уже озабоченно переспрашивает Рама, подсаживаясь к подруге. – Что произошло?

На ресницах у Ревы блеснула слеза. Несколько прозрачных капель скатываются на край сари. Чуть слышно всхлипывая, она плачет.

– Ну что ты, Рева? – обнимает её за плечи Рама. – Почему слезы? Как прикажешь их понимать? Да не молчи ты, рассказывай, что стряслось… Ну говори же, говори – все легче на душе будет. Письмо получила? Откуда письмо? Где оно? Дай‑ка я взгляну… И мне ни слова, А вдобавок ещё слезы… Посмотри‑ка, к нам Патнешвари собственной персоной! Что подумает?

Рева достаёт из‑под подушки конверт и молча протягивает подруге. Рама извлекает из конверта листок и быстро пробегает глазами первую страницу. Она угадала – письмо от жениха Ревы, Написанное в высокопарном стиле, послание начиналось строкой из безбожно перевранной фразы на санскрите. Затем шло обращение. Рама прочла его вслух:

– «О, вечно коварная Рева!» А это как прикажешь понимать?

– Бог его знает! – еле слышно лепечет Рева сквозь слезы. – И ради такого человека.,, я пожертвовала всем...

родителями, семьей!.. А теперь он пишет: мол, это я обманула его… Но ты же сама видела, Рама… из‑за него я отклонила… столько лестных предложений… перессорилась со всеми на студии… а теперь, выходит… выходит, я же и виновата?

Рева опять заливается в три ручья. Рама тем временем торопливо дочитывает послание.

– Так дело не пойдет, Рева! – заявляет она решительно. – Слезами тут не поможешь, надо действовать… У тебя все его письма сохранились?

– Какой теперь толк от этих писем? – безнадёжно машет рукой Рева.

– Будет толк! Это я тебе говорю.

– Нет, Рама, нет! Он разбил моё сердце…

– Ты ещё мужчин не знаешь, глупая. Топленое масло из горшка достанешь, только согнув палец. Ещё ничего не потеряно.

– Нет, Рама, нет. Только не теперь.

– Старших надо слушать, Рева. Вот что я тебе скажу. Просто так я этого человека не отпущу.

– Только…

– Никаких только. Делай, как тебе говорят… Слушай внимательно. Скажи, пожалуйста: оговорить тебя никто не мог? Ну, скажем, написать ему, наплести бог весть что? Я думаю, это вполне возможный вариант. Кто‑то, кто именно, мы пока не знаем, чтоб отомстить тебе, послал ему анонимное письмо. В письме излагались какие‑то факты, которые должны были бросить на тебя тень. Видишь, он сам пишет: «У меня имеются доказательства, и теперь ты не сможешь держать меня в неведении…» В чем дело? Что у него могут быть за доказательства?

Рева уже не плачет. Она смотрит на подругу широко открытыми глазами.

– Больше не хочу иметь дела с этим бесчестным человеком, – чуть слышно говорит она наконец. – Я с самого начала сомневалась в его порядочности.

– Тогда, может, расскажешь всю правду? – и, опасливо покосившись на дверь, ученая дама Рама Нигам переходит на шепот: – У тебя с ним… ничего не было?

– Поэтому‑то я и плачу, Рама! – хватаясь руками за голову, стонет Рева. – Все из‑за этого…

– Глупая девчонка! – принимается отчитывать Рама. – Если дело зашло так далеко, он ещё и не то мог написать. Ты с самого начала допустила ошибку. Никаких других причин тут нет. Запомни это. Если бы ты с первого дня держалась потверже, все было бы по–другому. А сейчас он рассуждает примерно так: если до свадьбы она могла уступить мне, где доказательства, что этого не случилось и с другим?

– Вот об этом самом он и пишет…

– Ладно, неси сюда все его письма. Я и не знала, что ты ещё такая глупенькая. А не то мы б давно его приструнили.

Из коридора слышны голоса Сипры и Патнешвари. Рева торопливо закрывает дверь на крючок. Тут же раздается стук в дверь и голос Патнешвари:

– Откройте! Кто там закрылся изнутри? А ну открывайте.

– Что такое?

– Дружок твой явился.

– Какой ещё дружок?

Рева отбрасывает крючок и толчком распахивает дверь.

– Ну, угощай сладостями, – вваливаясь в комнату, радостно возглашает Патнешвари. – Веду его прямо от вокзала. Бедняга чуть телефон не оборвал, названивал в общежитие, а никто трубку не брал… Я узнала его по свитеру, что ты ему связала… Ступай встречай своего ненаглядного. Перенервничал бедняга.

– Не разыгрывайте меня.

– Это я‑то разыгрываю?.. Ну, если не веришь, поди взгляни собственными глазами: у ворот дожидается… Да вот хоть Сипру спроси.

Сипра радостно кивает. У Ревы точно камень с души сваливается. Она удивленно хлопает ресницами и растерянно оглядывается на Раму.

Рама делает строгие глаза: дескать, погоди…

Патнешвари и Сипра удаляются наконец в свою комнату. Рама бросается к подруге и, взяв её за руки, усаживает на постель.

– Куда рванулась? Его величество прибыло? Вот потому‑то он и стал задирать нос! Не спеши! Сначала мы вышлем к нему Рамратию с запиской. Посмотрим, какой будет ответ.

– Ну, а если…

– Никаких если! Помни: на этот раз оплошаешь, всю жизнь будешь умываться горькими слезами. Уж я‑то знаю, зачем он пожаловал, шайтан.

Робкий стук в дверь. Из‑за полуоткрытой створки осторожно выглядывает старуха Муния.

– Сестрица Рева, а сестрица Рева! Там бабу какой‑то. Вас спрашивает.

– Записку от него принесла?

– Он на словах спросил, записку не посылал. Попросить, чтоб написал?

– А разве тебе не говорили, чтоб без записки не вызывали?

Недовольно ворча, Муния плетется назад:

– Раньше‑то без всяких записок часами торчали у ворот, а теперь вишь новые правила завели.

На имя Кунти из деревни пришла телеграмма. Бэлы не оказалось на месте, а из тех, кто проживал в общежитии, никто не умел читать по–английски. Пришлось Кунти идти на поклон к «верхним».

– Здесь сказано: «Немедленно приезжай. Болен муж», – с трудом одолев текст, объясняет Сипра.

– Что ж мне теперь делать? – расплакалась Кунти. – Послезавтра экзамены, а там муж больной мается. О всевышний! А тут ещё начальство чуть не с утра куда‑то исчезло. Придется у самой мэм–сахиб отпрашиваться. Денег – ни пайсы. Что делать, ума не приложу.

Старуха Муния приносит наконец записку.

– Говорит, передай лично мисс Реве Варме! Скажи, мол, спрашивает её Саксена!

Записку вырывает ученая дама Рама Нигам.

– Подождешь здесь, Рева. Сначала я сама с ним встречусь.

Старуха Муния удивленно всплескивает руками:

– Записку прислали ей, а на свидание пойдет другая?

– Я тоже пойду с тобой, Рама, – умоляющим голосом произносит Рева. – Не выйду даже за ворота. Только в щелочку гляну.

– Опять дуришь?! – прикрикивает на неё Рама. – Надо сперва узнать, с чем пожаловало его величество и все ли у него в порядке. Может, опять явился загадывать загадки. Вполне возможно, что он явился за письмами!

Рева стоит низко опустив голову, нервно теребя пальцами кайму сари. Рама бросает взгляд в зеркало, проводит пуховкой по лицу и поворачивается к подруге:

– Ну, я готова! Увидишь, как я его разделаю, – и, скользя сандалиями по гладкому полу, она величественно удаляется.

По общежитию разносится весть, что у Вибхавти высокая температура.

– Отпустите!.. Отпустите меня!!! – разметавшись по постели, выкрикивает девушка в беспамятстве. – Умоляю вас!.. Я же в дочери вам гожусь!.. Что вы делаете?! Что вы делаете, бабу–джи?! О всевышний!.. Не срывайте с меня сари!.. Ой, стыд какой! На мне же ничего нет!.. Спасите!!! Спаси…

Гаури бьётся в рыданиях с самой ночи.

– Чему быть, того не миновать, – утешает её Тара Дэви. – Что теперь плакать без толку? В городе ещё и не такое случается… А будешь плакать – все общежитие узнает, тогда никакой водой не отмоешься. И курсы закончить не дадут.

– Курсы… Курсы… Курсы я там закончу, – обессилев, невнятно бормочет Вибхавти. – Домой… Домой хочу…

Отправьте меня домой… Позовите маму… Мама!.. Мама! Милая!..

Из больницы прибывает карета «скорой помощи», люди в белых халатах укладывают Вибхавти на носилки и увозят. При виде этой сцены Гаури начинает рыдать громче прежнего, изредка выкрикивая сквозь слезы что‑то несвязное.

– Ночью‑то беда случилась, ох нехорошо! – сообщает Бэле перепуганная Рамратия. – Беда стряслась у нас, беда! Ни с какой лестницы они не падали, Гаури с Вибхавти… Ух, скоты! – И, жестом подозвав Бэлу, Рамратия быстро шепчет ей что‑то на ухо.

– Ты думаешь, что плетешь? – отшатывается от неё Бэла.

И тогда, оглянувшись по сторонам, Рамратия говорит не таясь:

– Обеих девушек, сестрица, силой затащили в какой‑то дом и там лишили чести. Вот так‑то… А сделали это друзья-приятели нашей мэм–сахиб…

Бэлу в один миг точно сбрасывают с небес на грешную землю.

– Лишили чести, говоришь? Друзья мэм?.. Кто тебе сказал, Рамрати?

– А тут и говорить нечего, все и так знают, – выпаливает Рамратия. – Гаури заливается в три ручья. Подите спросите сами, может, она вам расскажет, куда возили их эти шайтаны в своей машине…

Перед взором Бэлы мгновенно проносится все случившееся когда‑то с нею самой в пешаварском отеле «Коронейшн»… И у неё возникло такое ощущение, что это над нею самой надругались прошлой ночью похотливые скоты в человеческом обличье… Ей сразу становится душно, нечем дышать.

Чуть не бегом спешит она в комнату пострадавшей.

– Гаури! – тихо окликает Бэла.

Едва взглянув на девушку, Бэла вздрагивает. Гаури поднимает распухшее лицо с заплывшими от слез глазами.

– Сестрица, родная! – кричит она. – Не могу я больше жить!.. Яд приму! Удавлюсь!.. Ох! Отправьте меня домой, сестрица! Сегодня же отправьте!

Бэла осторожно присаживается на краешек кровати.

– Не плачь, Г аури! – гладя её по голове, тихо произносит Бэла. – Укрепи свое сердце и надейся на всевышнего.

Рыдания внезапно обрываются, Гаури теряет сознание. С трудом разомкнув крепко стиснутые зубы, Рамратия вливает ей в рот глоток воды, брызгает ей в лицо. Гаури издаёт протяжный стон.

– Вибхавти в больницу отправили? – повернувшись к привратнице, негромко спрашивает Бэла.

Рамратия знаками объясняет ей: мол, у Вибхавти дела совсем плохи – мечется в жару, кричит что‑то, одежда вся в крови.

Годами тлевшая ярость Бэлы, словно угли под пеплом, вдруг задымилась и вспыхнула ярким пламенем. Она посылает за Тарой.

– Ну, что скажешь, Тара Дэви? – еле сдерживая ярость, говорит она сквозь зубы. – Может, скажешь, где Кунти?

– Она телеграмму получила из дому, – оробев под взглядом Бэлы, лепечет Тара. – Муж у неё захворал. Отпросилась у доктора Чако. Отпросилась и уехала… Вас не было в это время, вот она и…

– Ты вчера вечером тоже ходила на концерт? – перебивает её Бэла.

– Да, мэм–сахиб.

– Позови сюда всех девушек, – через плечо, отрывисто говорит Бэла привратнице.

Рамратия бросается выполнять приказание.

– А мы‑то ни о чем не догадывались, – осторожно подает голос Тара. – Только когда шум начался…

– О чем не догадывались? – обрывает её Бэла.

– Да вот… про Гаури да про Вибхавти.

– А что с ними произошло, с Гаури да Вибхавти?

– Откуда ж мне знать?

– А знаешь, что сказала Гаури? «Это Тара схватила меня и затащила в дом, а Кунти кляпом заткнула Вибхавти рот».

– Поосторожнее на поворотах, поосторожнее! – прерывая её, верещит Тара. – Если уж меня оклеветать решили, я тоже молчать не стану! Всех выведу на чистую воду! Поняли? А то вишь какая выискалась – одна она чистенькая! А вам я вот что скажу: спросите‑ка Гаури, откуда у неё шелковое сари да туфли на каблуках? На какие шиши купила? Вот то‑то и оно! Потаскуха несчастная! С мужиками перемигиваться да подарки получать – сама тут как тут, а случись что, виноваты Тара да Кунти!

– Извольте молчать… Таравти Дэви! – стукнув кулаком по столу, кричит Бэла.

Отпустив Тару, она принимается поодиночке вызывать остальных обитательниц флигеля. Показания девушек повергают её в ужас. Отпуская последнюю, Бэла вызывает Рамратию:

– Сегодня никто из них не должен отлучаться – ни в больницу, ни на занятия… Я скоро вернусь.

Первой, кого увидела Бэла, выйдя из флигеля, была Кунти. Стараясь никому не попадаться на глаза, Кунти собралась через черный ход незаметно прошмыгнуть в общежитие.

– Кунти Дэви! – окликает её Бэла. – Задержитесь, пожалуйста.

Кунти корчит скорбную мину и тотчас заливается слезами. Повернувшись к Бэле, она протягивает ей телеграмму.

– Не знаю, жив муженёк мой или нет его! – причитает она. – Вот телеграмма, взгляните сами.