Текст книги "Заведение"

Автор книги: Пханишварнатх Рену

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

VI

Такой же когда‑то была и она, Бэла Гупта, дочь учителя физкультуры из деревни Ислампур, что в округе Кишангандж…

Ни в учебе, ни в развлечениях и проказах она не уступала любому мальчишке. Была первой во всем – в умении владеть мечом и палицей, в метании копья и стрельбе из лука, в соревнованиях по плаванию и бегу…

На ежегодном празднике, который отмечался по случаю окончания учебного года, ученица Бэла Гупта демонстрировала свои успехи, а на ярмарке в дни праздника Дурга–пуджа [21]21
  Дурга–пуджа – индийский праздник, посвященный победе богини Дурги над демонами; с особой торжественностью и пышностью отмечается в Бенгалии.


[Закрыть]возглавляла отряд добровольцев, который сама организовала из своих сверстниц… Потом в её жизни впервые появилась тайна – романтичная, загадочная и потому особенно манящая!..

…Рассказы о героических деяниях крантикари – людей, совершающих революцию, она всегда слушала затаив дыхание, и мурашки, случалось, пробегали по спине. А когда в руки ей попалась цветная литография: озверевшие английские солдаты хлещут прутьями привязанного к скамье Мадангопала [22]22
  Мадангопал – один из борцов за свободу Индии, павший от рук английских карателей.


[Закрыть], Бэла не выдержала, разрыдалась. Поставив перед собой литографию, она плакала несколько часов кряду: у жертвы не спина – кровавая рана! Кровь льётся рекой!

А песня! Ту песню не забыть ей никогда! В ней пелось о том, как стройными рядами двигались борцы за свободу в парк Джалиянвала [23]23
  Джалиянвала–баг – парк в индийском городе Амритсаре, где в апреле 1919 г. по приказу английского генерала О’Дайера была расстреляна мирная манифестация жителей города.


[Закрыть], как генерал О’Дайер отдал приказ стрелять и земля обагрилась кровью невинных, а любимец народа пал смертью храбрых, сраженный вражеской пулей!.. Какая ж это была песня, едва услышишь её – стиснешь зубы, сожмешь кулаки…

Когда на молитвенных собраниях общества «Арья–самадж» [24]24
  «Арья–самадж» («Общество ариев») – религиозно–реформаторское общество, основанное в 1875 г. Даянандом Сарасвати с целью очищения индуизма.


[Закрыть]известный по всей округе музыкант Пхеку Арья касался рукою гладкой кожи барабана, словно пламя пробегало у неё по груди, а перед глазами катились огненные волны. Жарко вспыхивало сердце, и пламень души выливался в самозабвенной песне. Вытянув над головой крепко сжатый кулак, она вливала свой голос в могучее звучание хора:

#Восславим Дургу,

что даёт победу храбрецам!

Вперёд! Смелее! И тогда

героем станешь сам!

Когда они пели эту песню, сбегалась вся деревня – мужчины и женщины, старики и дети; и, плотной стеной обступив поющих, в такт песне согласно кивали головами. А многие даже подпевали… Если нужно было пройти по деревне и собрать пожертвования на общее дело, первой вспоминали о Бэле. Дело дошло до того, что директор школы, почетный член многих обществ и ассоциаций, почтенный Абдул Вадуд пригласил её отца и в доверительной беседе предупредил его: «Присмотрите за своей дочерью, господин учитель, прошу вас… Прямо в классе затевает игру в этих… как их… террористов и распевает всякие песни… о борцах да о павших. Предостерегите девочку, иначе… как бы совсем от рук не отбилась».

Директор не ошибся: в один прекрасный день Бэла действительно отбилась от рук…

Был у её отца любимый ученик – налитой молодой силой красавец по имени Банкебихари. В то время он уже окончил школу и учился в Бенаресе. Приезжая на каникулы в родную деревню, он непременно заходил навестить учителя, а оставшись наедине с Бэлой – его прежний наставник был постоянно занят, – принимался с жаром рассказывать ей о крантикари – людях, которые всю свою жизнь посвящают великому делу революции. Он приносил ей книги, пел ей новые песни, сам себе аккомпанируя на гармониуме [25]25
  Пришедший из Европы музыкальный инструмент, мехи которого приводятся в действие левой рукой, в то время как правая нажимает на клавиши.


[Закрыть]. Каким могучим, не ведающим страха богатырём казался ей тогда Банкебихари, верный сын могущественной организации «Бихар крантикари парти» [26]26
  «Революционная партия Бихара» (хинди).


[Закрыть], сокращенно – БКП.

Но вот однажды Банкебихари явился к ней позже обычного и чем‑то очень озабоченный. Целый день ждала Бэла этой встречи, целый день украдкой выглядывала в окно, а он пришел, когда на дворе стало совсем уже темно. Сразу предупредил: в его распоряжении только десять минут. Бэла смотрела на него растерянно. Что произошло с ним, с её постоянно весёлым и ласковым Банкебихари?..

На следующий день Банкебихари сообщил ей, что БКП, членом которой он имеет честь состоять, требуется активный функционер из числа женщин… Кто же будет сбивать оковы с рук исстрадавшейся Матери–Индии, если такие девушки, как Бэла, сидят затворницами дома?..

А потом он показал ей револьвер, который постоянно носил с собой.

Бэла впервые в жизни видела настоящий револьвер. По жилам её пробежал огонь!.. Она осторожно коснулась рукоятки: металл холодный, но как горячит он кровь!

«А он заряжен?» – дрогнувшим от волнения голосом тихо спросила она.

«Его ещё нужно починить», – громко прошептал он в ответ.

Потом Бэла уколола булавкой палец и кровью вывела свое имя на чистом листе бумаги. Банке сказал ей, что это не простая бумага: это – клятва!

Разве могла она после всего не выполнить поручение партии?.. И вот однажды, вихрем ворвавшись к ней, Банке с ходу заявил: партия приказывает ей немедленно отправиться в дорогу. Куда? Об этом ей сообщат позже. И вообще не задавай лишних вопросов. Никаких вопросов! Такова воля партии… Молодой крантикари действовал напористо, она даже собраться с мыслями не успела.

Вечерним поездом они уехали. Куда? Банке хранил молчание. Может, в Бенарес? Банке ещё раньше проговорился ей, что там находится подпольный центр БКП… В Канпуре Бэла впервые увидела настоящего крантикари – лидера партии, носившего кличку Бхаи–джи; этот человек был героем многих рассказов Банкебихари. Он разочаровал её, ничего героического в нем не было. Положив руку ей на плечо, Бхаи–джи с пафосом произнес: «Когда Индия станет свободной, тебе воздадут почести, как богине!»

Отсюда им надлежало выехать в Пешавар [27]27
  Пешавар – город в бывшей северо–западной пограничной провинции, ныне находится на территории Пакистана.


[Закрыть]… Вот и их поезд! В целях конспирации теперь они выдавали себя за новобрачных. Откуда? Из Бенареса! Банкебихари – единственный сын и наследник владельца крупного цветочного магазина, Бэла – его молодая жена. Сейчас счастливый муж едет по торговым делам, а жену взял с собой – все‑таки медовый месяц! Ха–ха–ха! Да и страну показать хочется.

…Сразу же после того как она сбежала из дома, Банкебихари, с жаром продолжая рассказывать ей о порабощенной и униженной отчизне, не раз принимался рассуждать о косности и человеческих предрассудках: «Что такое целомудрие?.. Пустой звук… Что такое грех и что такое добродетель?.. Самая высшая добродетель – сделать родину свободной!.. Если человек голоден, он утоляет свой голод. И точно так же он должен утолять томление своей плоти…»

И не окажись в их купе ещё один пассажир, он утолил бы томление своей плоти ещё в ту первую ночь. Но ничего – он сделал это на сутки позже…

Да, многое перенесла Бэла во имя свободы! Многое! И плоды подлости своего наставника пожинала ещё многие годы спустя.

В Пешаваре к ним зачастил Сарфарадж–хан, у которого Банкебихари покупал оружие для нужд партии; приносил «товар», производил расчеты. «Товар» обычно доставляли в корзинах из‑под фруктов. И всякий раз маленькие глазки Сарфарадж–хана скользили по ней, как бы ощупывая невзначай её тело, – она чуть ли не физически ощущала это.

«Ну, сегодня последняя сделка! – торжественно заявил ей Банке однажды. – Ещё одно усилие, и поручение партии будет выполнено!»

«Играть роль жены – одно дело, а жить как муж и жена – совсем другое, – робко пыталась возражать Бэла. – Поручение, конечно…»

«Хватит рассуждать!» – грубо оборвал её Банкебихари.

Она обиженно умолкла. Что поделаешь? Банке – мужчина, а она – женщина, и он использует её так, как посчитает нужным… Ну, к примеру, как свой портфель: когда надо – откроет или, наоборот, закроет. Но портфель не рассуждает, так почему же она должна рассуждать?.. Да и руки у Банке постоянно в движении; словно боясь потерять «портфель», они то и дело хватают её за плечи, за колени…

…Резкий стук в дверь. Банке молча поворачивает ключ. В дверном проеме Сарфарадж.

«Выйди отсюда!» – резко бросает он её наставнику. Банке поворачивается и послушно выходит, даже не взглянув на Бэлу. Молча выскальзывает, точно гад ползучий…

Резкий поворот ключа, и во всем огромном гостиничном номере перед ней – только бешеные глаза Сарфараджа! Одни лишь глаза!

В мыслях её, словно кадры кинофильма, мелькают картины прошлого…

Соревнования по прыжкам…

Гром аплодисментов: соревнования по прыжкам выиграла Бэла Гупта!

Метание диска… Снова побеждает Бэла Гупта! Опять – Бэла Гупта!

Гимнастика!.. Что? Не гимнастика? Ага, бокс! Удар правой! Ещё удар!.. Прыжок… И снова аплодисменты!

И слова отца: «Дочка, тебе нельзя быть слабой. Помолись Дурге, и она даст тебе силу!»

Вольная борьба… Победитель – Бэла Гупта!

Она не знала, сколько времени сопротивлялась этому жадному, похотливому животному…

…Наивно–восторженная девушка по имени Бэла Гупта умерла. Это произошло в шестнадцатом номере пешаварской гостиницы «Коронейшн»!

…И вот почтовый поезд снова спешит на восток. Сын торговца цветами после выгодной сделки возвращается в родные места. Его молодая жена, изредка вскрикивая, в беспамятстве мечется на нижней полке.

И та Бэла, которой уже нет, умоляет Банкебихари выбросить из купе её труп. Банкебихари с видом заботливого мужа кладёт ей на лоб грелку со льдом: «Не беспокойся. Ты скоро поправишься».

С той поры ею иногда овладевает полная апатия, почти паралич, и тогда она может часами, не двигаясь, сидеть на месте, молча уставившись в одну точку.

Зачем ей надо было снова перелистывать страницы своей жизни? Зачем?

…А вот Вибхавти, девушка из её родного округа, из Кишанганджа. Только теперь у Бэлы в Кишангандже никого из близких нет. А может, и есть, она ведь никогда больше не показывалась там. Кто ждёт её? И с какими глазами она появилась бы в родном доме?..

Бэла по молодости ринулась в самую середину потока грозно разлившейся реки. Она играла с мрачно вздымавшимися волнами, а отец с берега жалобно звал её: «Возвращайся, доченька! Не заплывай далеко!.. Возвращайся–а-а!! Бэ-ла–а-а!»

Долго звал отец, но дочь не вернулась!

И с горя отец сам бросился в волны реки, нашёл смерть в пучине. Мать сошла с ума, стала заговариваться, и больше в Кишангандже её не видели. Обо всем этом много месяцев спустя ей поведал Банкебихари. В тот день Бэла не могла даже плакать, слезы застыли у неё в сердце. Вот так теперь и будет носить её по волнам. За что все это?

Эх ты, героиня! Что ж ты натворила? Что посеяла, то теперь и пожинай! Ты убила своего отца… А ради чего? Ради служения отчизне?.. Или ради того, чтобы на тебя в свободной Индии молились, как на богиню?.. Ты можешь быть довольна – на тебя молятся: на тебя вожделенно взирают мистер Ананд, и молодой директор департамента здравоохранения, и его совсем уже не молодой заместитель, другие поклонники, обладающие властью или деньгами, – и каждый норовит забраться к тебе в постель… И ты не смеешь протестовать, будто чья‑то железная рука держит тебя за горло. И возникшая невесть откуда наглая госпожа Ананд будет поливать тебя последними словами…

– Я не позволю оскорблять себя, госпожа Ананд! – кричит Бэла.

– Сестрица… О, сестрица–а-а! – тормошит её Рамратия. – Дурной сон приснился, сестрица?.. А ты встань, попей водички.

Все тело у неё покрыто горячим, липким потом. В горле пересохло, язык как деревянный:

– Открой окно, Рамрати.

Ночные кошмары и этот горячий пот, в холодный‑то сезон, – что бы все это могло значить?

Аннапурна… Она приехала из Бенареса. Учительствует в благотворительной школе. В Банкипур прибыла, чтобы в местном университете держать экзамен на степень бакалавра. Когда Бэла впервые увидела Аннапурну, у неё даже дух захватило от волнения. И ей невольно вспомнились величественные бенаресские гхаты [28]28
  Гхаты – широкие каменные ступени, сбегающие к реке в местах омовения.


[Закрыть]. И сам Бенарес, все переулки которого пропитаны густым приторным запахом благовонных сандаловых палочек, тлеющих у входа в любую лавчонку, – вся напоённая вековым спокойствием умиротворяющая атмосфера этого города, даже в черную годину испытаний дарующая утешение и силу… Вспомнились ей и люди, с которыми довелось встретиться там: тетушка Сатти, дочь Калики, и та женщина без имени, которую все без всякой, однако, злости называли «Штучкой»… И водная гладь священной реки – Ганги…

И теперь всякий раз, когда Бэла видит Аннапурну, перед глазами её возникает Ганга, какой она впервые предстала её взору в Бенаресе. А там, за рекою, – нежно темнеющие рисовые поля, убегающие к северу до снежных гималайских пиков. А в дни праздника Дурга–пуджа весёлый рокот барабанов и клики ликующего народа: «Приди к нам, о мать Дур га, приди к нам!.. Слава матери Дурге, слава!»

Да, Аннапурна… Скоро она уезжает. Когда? Пятнадцатого, кажется?

VII

Объяснение мистера Баге показалось ей слишком длинным, и, потеряв терпение, госпожа Ананд прервала его:

– Ровно в половине десятого мне предстоит покинуть вас, мистер Баге!

Баге тотчас же выложил ей суть своего предложения. Разговор был без обиняков. Как же иначе? Жизнь госпожи Ананд он изучил досконально – все три её этапа. Мистер Ананд? Ну, мистер Ананд – не помеха. Правда, прежде чем приступить к делу, Баге целый вечер пришлось потратить на него и ещё кучу денег в придачу. Крепкая голова оказалась у мистера Ананда: только опорожнив целую пинту [29]29
  Пинта – мера объёма жидкостей и сыпучих тел в Англии и США.
  Английская пинта равна 0,568 литра.


[Закрыть]виски, – сорт‑то какой, «Оулд смагглер»! – он наконец произнес: «Хорошо, Баге! Я не возражаю. Только ни слова Джоти! И на меня не ссылаться».

– Порошковое молоко, комплексные таблетки витамина «В», гематоген, пенициллин, стрептомицин, сульфаниламидные препараты, тюки американских тканей и одежды – сколько стоит все это, как вы думаете? Тысяч на двадцать пять потянет?

– О чем вы говорите, мистер Баге? Я вас не понимаю.

– Я знаю, о чем говорю… Значит, двадцать пять?..

Да стоит Баге только пальцем пошевелить, директор любого департамента сделает все что угодно. И имеет ли смысл заводить речь о каких‑то там двадцати пяти тысячах?

– Ну ладно. Считайте, что я готова помочь вам. Какая же конкретная помощь требуется от меня?

Баге, довольный, потирает руки.

– В вашем распоряжении, уважаемая госпожа Ананд, сейчас находится товар, которому нет цены… Хе–хе–хе…

– Что вы имеете в виду? Говорите прямо, зачем ходить вокруг да около?

– Господин Дас говорил, что в ваше общежитие прибыли девочки на какие‑то там курсы. Это правда?

– Да, правда… А господин Дас… вы имеете в виду того самого?

– С мелкотой Баге дела не имеет. Об этом знает не только господин Дас – пусть даже тот самый, – в курсе дела весь город, все поклонники прекрасного пола. Даже при желании, разве скроешь такое?

Лицо госпожи Ананд заливает густой румянец. Только не известно, от чего – от застенчивости или от возбуждения.

– Вы знаете Чаттерджи из Канкар–бага? – продолжает Баге, явно довольный произведенным впечатлением. – Ну, того самого К. Чаттерджи, из продовольственного департамента? Так вот этот К. Чаттерджи в центр города ездит окольным путем. Там у него основные «охотничьи угодья»… Сажает в машину полдюжины «куропаток» и развозит по всему городу – от Бейли–роуд до Керзон-парка… Только сумасшедший строит дом из кирпича и бетона, а стену вокруг возводит из камня. Иные теперь времена настали.

Госпоже Ананд больше ничего объяснять не надо. Она все поняла задолго до того, как Баге умолк… Если раньше она использовала Анджу и Манджу как исполнительниц лёгких песенок из популярных фильмов, да и то с оглядкой, сейчас, когда у неё есть партнер, они могут создать компанию и поставить дело на широкую ногу. Порошковое молоко, витаминные таблетки, стрептомицин? Какие‑то жалкие Двадцать пять тысяч? А здесь – нет, не мелочь уже – настоящий бизнес, как в былые времена торговля лесом!

– Дайте мне подумать, Баге, – наконец произносит она сдержанно.

– Чего тут думать, дорогая?

– Вы не знаете моего Ананда, Баге.

Баге ушел, унося радостную весть. Излагая ей свой план, хитрый потомок аборигенов сказал четко и ясно: «Мне совсем не стыдно называть себя маклером. Маклерство кормит меня. Это моя профессия».

Что говорить о Баге? Разве он один? Все тут маклеры. Весь мир населён одними маклерами…

Госпоже Ананд невольно вспомнилось время, проведенное в непальских тераях [30]30
  Тераи – болотистые джунгли в предгорьях Гималаев.


[Закрыть].

Прибыв в тераи, мистер Моханти, специальный уполномоченный калькуттской «Истерн тимбер компани», торговавшей лесоматериалами, быстро смекнул: на средства «Истерн тимбер» здесь без труда можно создать две дочерние компании по заготовке леса.

Во времена правления семейства Рана [31]31
  Рана – феодальный клан, узурпировавший власть в Непале; был свергнут в результате вооружённой борьбы непальского народа в начале 50–х годов.


[Закрыть]даже самый простой клерк из лесного департамента считал себя ничуть не хуже премьер–министра. Что уж тут говорить о полновластном владыке всей области восточных тераев – генеральном инспекторе лесного ведомства? В его власти целиком дать подряд или оставить ни с чем! Торговцы лесом со всей Индии месяцами обивали пороги его канцелярии, добиваясь приема и униженно выклянчивая хоть захудалый участок. Для них он был – господин губернатор!

Вновь же созданной «Калинга тимбер компани» генеральный инспектор сразу обещал выделить огромный лесной массив. Вывеской новой компании прикрылся сам мистер Моханти. Только бы получить подряд сроком на три года, и тогда прощай, «Истерн тимбер», – мистер Моханти заведёт собственное дело, а для оперативного руководства и престижа приобретет вертолёт!.. Но, узнав, какое условие поставил генеральный инспектор, мистер Моханти переменился в лице.

Из спиртного генеральный инспектор предпочитал индийский ром, а из женщин – смуглых и полных. Виски он презирал, даже такие всемирно известные его марки, как «Блэк энд уайт», «Уайт хоре» или «Оулд смагглер». А сухие или десертные вина презрительно называл кислятиной… Его не трогали красоты Митхилы и Кашмира. Единственное, к чему он был неравнодушен, – полные смуглые женщины. Не девушки, а именно женщины. Жёлтый и белый цвет лица, как видно, уже приелся господину губернатору… Какую женщину, говорите? Ну, скажем, такую, как ваша супруга, – точь–в-точь. Другую? Если другую, то сделка не состоится. Вы понимаете, мистер Моханти, что вы получаете взамен? Бизнес на сотни тысяч рупий! Строевой лес, древесина, бумага, дрова наконец… Это не лес – мешок золота, целый мешок золотых гиней! А что от вас требуется взамен? Хорошенькая женщина – такая, чтобы пришлась по вкусу…

Обсуждая это предложение со своим маклером и закадычным другом мистером Анандом, мистер Моханти сказал тогда: «Дай мне подумать, Ананд!.. Ты не знаешь Джоти, Ананд!»

Ананд про себя только посмеялся: сам‑то ты знаешь свою Джоти, мистер Моханти? Мистер Ананд знал Джоти уже два года, с того времени, когда она была ещё женою Махапатры. Откуда было знать бедняге Моханти, что его супруга, госпожа Джоти Моханти, вместе с его партнером и закадычным другом Сомансундаром Анандом тайком основала компанию «Файервуд сапплайрз» [32]32
  «Поставщики дров» (англ.).


[Закрыть]?.. Всего за полгода, проведенных в тераях, мистер Моханти – один в Двух лицах: специальный уполномоченный компании «Истерн тимбер» и глава компании «Калинга тимбер» – намеревался получить четыреста тысяч рупий чистой прибыли!

«Дарлинг, ты подумай только – четыреста тысяч рупий, че–ты–ре–ста!»

«Кто я, по–твоему? Женщина с панели? Проститутка?.. Я оставила Маханатру и ушла к тебе, но это вовсе не значит, что меня можно посылать к какому‑то грязному непальцу…»

«Джоти! Ты меня неправильно поняла!»

«Я правильно поняла тебя!.. Где Ананд?.. Как зачем? Он отведет меня к губернатору. Ладно, Моханти, я принимаю твое условие… Подряд ты получишь… Кто ж отказывается от четырехсот тысяч чистой прибыли?»

…Белый цвет кожи, как видно, и в самом деле приелся господину губернатору. Завидев перед собой женщину в своем вкусе, – формы что надо! – губернатор расплылся от удовольствия… Какой участок хотите? Банкханди? Решено! Считайте, участок ваш. Понятно? Ваш! Какой ещё? Джапа–Джильмилия? Тоже ваш!.. Губернатор – человек слова: сказано – сделано. Но только для вас!

…Подряды на участки в Банкханди и Джапа–Джильмилия были предоставлены. Но не «Калинга тимбер», а компании «Файервуд сапплайрз»… Моханти и представляемая им «Истерн тимбер компани» ни одного подряда не получили.

Мистер Моханти узнал об этом в тераях. Да, его обошла какая‑то там паршивая «Файервуд сапплайрз»!.. Где только удалось им найти женщину более аппетитную, чем Джоти? Надо же, такой подряд – прямо из‑под носа!

…Из тераев Моханти не вернулся. И никогда уже больше не вернётся: в джунглях всякое с человеком случается!

Однако и компания «Файервуд сапплайрз», основанная госпожой Джоти Моханти и Сомансундаром Анандом, не смогла полностью использовать подряд, предоставленный ей на три года. Со дня её основания прошло ровно два года, когда в Непале вспыхнуло восстание и развернулась вооружённая борьба против деспотического режима. Это произошло в 1950 году.

Свернув в Непале все дела, свои и своего бывшего мужа, она вместе с партнером Сомансундаром Анандом переехала в Канпур. Здесь из госпожи Моханти она быстро превратилась в госпожу Ананд…

И вот уже пять лет, как мистер Ананд основал компанию «Уттаранчал транспорт сервис» [33]33
  «Транспортное обслуживание северных областей» (хинди, англ.).


[Закрыть]по перевозке грузов из городов Северной Индии – Дели, Калькутты, Бенареса и Патны в столицу Непала – Катманду. Старые связи в Непале сохранились, и компания процветала. Неудивительно поэтому, что супруги сразу же были приняты в высших кругах Банкипура.

…Госпожа Ананд вспоминает, как, беседуя с ней, Баге не отрывал жадных глаз от её пышной груди. Ей даже стало как‑то не по себе… Казалось, все было сказано, но Баге чего‑то выжидал.

«Что ещё?»

«Да вот… эта ваша Бэла Гупта!»

«А она‑то при чем?»

«Да тут такое дело… Господин Хабиб, передавали мне, даже во сне каждый день видит Бэлу… Как, говорит, увижу её, сразу будто пьяный становлюсь».

«Неужели? Но… но в том деле, что предложил ты… больше всего опасаться надо именно Бэлы Гупты. Ясно?»

«Да ведь она же у вас в руках. Заставить её можете только вы».

«Я?»

«Вы! Иначе все дело застопорится. Пообещайте ей что-нибудь, ну, скажем, повышение по службе, подарок. Не мне вас учить – сами все знаете…»

Госпожа Ананд поморщилась: опять эта Бэла?

«Постарайтесь чем‑нибудь польстить ей в эти дни, – сказал Баге в заключение. – Потом видно будет!»

Госпожа Ананд криво усмехнулась:

«Значит, приласкать, как козочку перед закланьем?..»

Но хватит воспоминаний – надо действовать.

– Абдул!

– Я здесь, госпожа!

– Подавай машину!

Отчитываться не перед кем: мистер Ананд по торговым Делам уехал в Катманду.

– «Сатьямева джаяте», – вслух читает госпожа Ананд санскритскую надпись на государственном гербе, который изображён на красочно оформленном настенном календаре. – «Сатьямева джаяте», – повторяет она и смеется. – Правда побеждает… Правда…

…Значит, Бэле нужно будет льстить, перед Бэлой надо заискивать? Любопытно!

…А госпожа Ананд послала к Бэле своего секретаря Сукхмая Гхоша специально, чтобы нанести ей оскорбление… Гхош говорит: всех девчонок, приехавших на курсы, он быстренько приучит к порядку.

…Да, эта змея, даже если её и поприжать, вряд ли уйдет из общежития… А впрочем, может, и ушла бы, да куда ей податься? Где ещё найдёшь такую квартиру?

Машина плавно тормозит у ворот общежития. В ушах у госпожи Ананд звучат слова, сказанные Баге: «Постарайтесь чем‑нибудь польстить ей…»

Бэла Гупта удивлена неожиданным визитом: с чего это госпожу Ананд принесло в неурочный час? И ведь не куда‑нибудь, а прямо к ней. Снова пришла ругаться?..

– Дай воды, Бэла.

Рамратия и Муния тоже в растерянности… Нынче настроение у начальства, кажется, совсем другое – не то что в прошлый раз.

Напившись, госпожа Ананд не спеша вытирает платком губы.

– Ты была права, Бэла, – наконец произносит она. – Давление у меня действительно поднялось. За работой разве обращаешь на это внимание?

– А я как раз собиралась к вам, – говорит Бэла спокойно.

– Какое‑нибудь неотложное дело?

– Да, неотложное… Как явились эти девушки, ну, эти… на курсы… что ни день, новая проблема. Господин управляющий давно говорил: в устав надо внести дополнения.

– Ну, если ты, Бэла, будешь надеяться, что начальство само все решит, ты ничего не добьёшься. Поступай как считаешь нужным. Не сиди сложа руки… Да, вот ещё что. Гхошу я запретила являться сюда, больше он приходить не будет. За Анджу и Манджу не сердись на меня: мистер Ананд возил их тогда к врачу. Я и раньше не баловала его, а теперь вовсе запретила… Изредка, конечно, он будет наведываться сюда, но только чтоб засвидетельствовать тебе почтение. Он же твоим дядей себя считает. Бэла, говорит, такая бяка… Ха–ха–ха! – И госпожа Ананд весело смеется.

На лице у Бэлы застыла вежливая улыбка.

– А ты, кажется, самого директора околдовала, – будто не замечая её холодной вежливости, продолжает госпожа Ананд. – Столько, говорит, забот свалилось на бедняжку!

Не забыла госпожа Ананд и о старухе с дочерью.

– А уведомление я им прислала, чтобы приструнить… Припугнуть иногда не мешает… Рамрати за отпуск деньги выдай, а старуха, может, сама уйдет? Возраст все‑таки. Тогда и к врачу ходить незачем.

В сопровождении Бэлы госпожа Ананд проходит в дворницкую. Был выходной, и все девушки, приехавшие на курсы, сидели по своим комнатам. Не было только Рукмини.

Старшие по возрасту – все трое разом, будто сговорившись, – подобострастно приветствовали начальство.

– К ногам вашим припадаем, мэм–сахиб, – сразу же запричитала Кунти. – Если не разрешите разводить по ночам костёр, комары проклятые совсем заедят нас. Комар, он только дыма боится. Прикажите, милостивица наша…

– Приказываю здесь не я, а госпожа Бэла. С нею и говорите…

– А госпожа Бэла говорит, без вас не может…

Госпожа Ананд недовольно морщится. Задержав взгляд на задорно улыбающейся Гаури, она невольно вспоминает высказывание господина Даса – того самого… И слова Баге о бесценном товаре.

…Надо бы спросить, как звать эту резвушку…

….По всему видно, Бэла нравится девушкам. Ну нет, она вышибет из них эту блажь!.. Стоп! Стоп!.. Не надо волноваться, не надо резкостей.

…Да, Баге прав. Смотрятся все очень аппетитно. При одном только взгляде на эти лакомые кусочки старые сластолюбцы слюной изойдут. Как на подбор, одна другой краше!..

«Что это вдруг приключилось сегодня с госпожой Ананд? – мелькает в голове у Бэлы. – Чудно! И разговаривает так, будто у самой тети Рамалы училась».

– Дорогая Бэла! – прочувствованно говорит госпожа Ананд на прощание. – Ты бы угостила как‑нибудь дядю печеньем своего приготовления, а? Бедняжка каждый день твердит: «Такое печенье только Бэла приготовить может».

И, махнув на прощание рукой, госпожа Ананд захлопывает дверцу. Лимузин плавно трогается.

– Что там ни говори, а душа у неё добрая, – растроганно шамкает Муния, когда лимузин госпожи Ананд скрывается за поворотом. – Чистая и добрая!

– Тоже мне нашла чистую, – огрызается дочь. – У такой на языке мёд, а вот что под языком?

– Хватит с меня, наработалась! – недовольно ворчит старуха. – Жалованье не прибавят – возьму расчет. Это я вам говорю!

К Бэле неслышно подходит Вибхавти.

– Что случилось, Вибха?.. Пойдемте ко мне.

Девушка следом за Бэлой проходит в комнату.

– Да тут вот, сестрица…

– Ну, что там у тебя, рассказывай.

– Да все эта Кунти… Она… очень… она какая‑то не такая.

– Что значит не такая?

– Нехорошая она, и привычки у неё дурные. Вы бы перевели её в другую комнату… Она спать по ночам не даёт.

– Чем же она занимается? Может, курит тайком?

От возмущения лицо у девушки полыхает густым румянцем.

– Нет… хуже… Она с нами спать укладывается. То со мною, то с Чандрамохини… А между собою они с Рукмини такое говорят – от стыда сгореть можно.

Бэле тотчас приходит на память происшествие, случившееся в общежитии медицинских сестер. Там тоже одна не давала покоя соседкам.

– Ладно, Вибха, пришли ко мне Кунти, – помолчав, тихо произносит Бэла. – Впрочем, не надо, ступай… Рамрати! Позови Кунти Дэви!

Минут через пять является недовольная Кунти.

– В вашей комнате четверо?.. Да, тесновато. Сделаем так. Вы с Рукмини переселитесь в соседнюю комнату. Она пока пустует. Я сейчас скажу, чтоб её открыли.

– Почему это нас отселять решили? – развязно спрашивает Кунти. – Что‑нибудь случилось?

– Ничего не случилось… Ты ступай готовь свои вещи.

– Отселяйте кого хотите, а я никуда не пойду.

– Никого, кроме тебя, я отселять не буду. Никого. Даже Рукмини. Отселю только тебя. Одну.

– Не по справедливости это!

– Попридержи язык… Тебе не стыдно?

– А чего мне стыдиться? Или у меня пузо на нос лезет?

– Кунти Дэви!

– Эта ломака… Вибха нашептала вам, а вы и уши развесили? Поверили? Надо сначала обе стороны выслушать, а потом уж решать!

– Если ты не переберешься в соседнюю комнату, другого места не получишь, – решительно заявляет Бэла.

– Это ещё почему? – почти кричит Кунти.

– Ты соседок по ночам беспокоишь, – стараясь быть спокойной, говорит Бэла. – Разве не так?

– Это я‑то беспокою?.. Хорошенькое дельце! Где ж это было видано, чтобы женщина по ночам не давала покоя такой же, как она, женщине? Я вот что скажу вам, госпожа хорошая, мы люди темные, деревенские. Все эти городские штучки нам ни к чему. Живём как умеем… Так вот, вы послушайте, как я им не даю покоя…

Бэла брезгливо морщится и жестом показывает, что Кунти может идти.

– Рамрати! Рукмини вернулась? Зови!

Смиренно входит Рукмини.

– Что‑нибудь случилось, сестрица?

Бэла даже рот открыть не успевает.

– Ты слышишь, Рукмини? Оказывается, мы с тобою всю ночь не даём покоя этой черномазой бенгалке и ещё чистоплюйке в шальварах! – кричит Кунти, размахивая руками. – Может, ещё послушаешь?

– Замолчите, Кунти!.. Скажите мне, Рукмини, почему у вас с Кунти на языке одни непристойности?

Однако Рукмини – местная, городская, не какая‑то там деревенщина неотёсанная из округа Пурния. Она делает такое изумлённое лицо, точно с неба свалилась:

– Непристойности? Какие ещё непристойности? Кто это наговорил вам? Вибхавти? Или Чандрамохини?.. Ай–ай–ай! А я‑то старалась, старалась… Всегда так, ты людям – добро, а они тебе… А дело‑то тут вот какое, госпожа: Вибхавти постоянно путает медицинские термины, даже в классе, на занятиях. Чтобы помочь ей запомнить, я объясняю ей, что обозначает то или другое слово. Например, значение слова «вагинит».

– Врёт она все! – подает голос Чандрамохини; они обе с Вибхавти все это время стояли за дверью. – Ничего она не объясняет. Как вернётся в воскресенье вечером из дому, сама начинает расписывать, как и что…

– Это я‑то начинаю расписывать?

– А что ты сейчас говорила?

– Эх ты, птенчик желторотый! Значит, по–твоему, если меня прострелило, я никому не должна говорить, что у меня люмбаго, так, что ли? Рот небось мне решила заткнуть? Ты меня лучше не трогай. А если уж зацепила, не обижайся – все выложу! Вы лучше у неё самой спросите, у этой скромницы, почему она в автобусе каждый день усаживается на переднее сиденье, рядышком с водителем? Спросите! Все подтвердят – все видели!

– Нынче же… нынче же… напишу мужу, – заливаясь слезами, причитает Кунти. – Зачем послал на эти проклятые курсы? Не нужны они мне! Видала я эти курсы…