Текст книги "Шпион, который спас мир. Том 1"

Автор книги: Петр Дерябин

Соавторы: Джеролд Шектер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Пеньковский рассказал членам спецгруппы:

– Если бы Гитлер уничтожил наши военные командные центры, он бы выиграл войну. Что же в конечном счете Гитлер сделал? Он потратил миллионы тонн металла, а полностью не уничтожил ни одного военного штаба. Это я точно знаю. Я читал об этом в донесениях Генерального штаба и слышал на лекциях по военной стратегии, которые читал нам заместитель начальника Генштаба в 1947 году. Он сказал, что ни один штаб военных округов – которые снаряжали на фронт батальоны, полки, бригады и дивизии – не был уничтожен Гитлером. Миллионы подготовленных людей в Московском военном округе, от Калинина до Казани, остались целыми и невредимыми. Московский военный Генеральный штаб, расположенный на улице Осипенко, и зона обороны Москвы остались неповрежденными. Если бы Гитлер смог взорвать их при помощи групп «коммандо», если бы он покончил с сердцевиной, которая и занималась всем этим планированием, обладала опытом и знанием дела, тогда бы советское правительство и военное руководство оказались беспомощными^{114}.

Поэтому я настаиваю на том, чтобы вы рассмотрели такие цели, как Генеральный штаб, а также Главное артиллерийское управление, Управление противовоздушной обороны, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС), где заседают все эти сволочи, управляющие страной, – инспекторы, которые обладают привилегиями секретарей обкомов. Они получают зарплату, в их распоряжении находятся машины, им назначено содержание. Я уж не говорю о подземных складах, о военных округах. Их девятнадцать. Через несколько месяцев я смогу доложить вам, что их уже на один-два меньше. Их объединяют. Было бы желательно уничтожить штабы, а что касается стратегии, хорошо бы избавиться от опытного командования, которое и составляет сердце армии^{115}.

Члены спецгруппы, поглощенные тем, что говорил Пеньковский, не ответили. Они были настроены выслушать Пеньковского до конца и не сбивать его своими идеями. Пеньковский рассказывал подробно, как выйти на цель и уничтожить Генеральный штаб маленькими боезарядами в две килотонны.

– Это моя собственная идея. Боезаряды должны быть маленького размера, чтобы уместиться в небольшом чемодане или сумке, которую можно оставить около здания. Не внутри. Нет необходимости даже входить внутрь. Там повсюду охрана, необходимо иметь пропуск, а если его нет, вас могут просто убить. Все эти устройства с часовым механизмом можно расставить вокруг здания – прямо рядом с охранниками, – и оно взлетит на воздух. Затем, когда руководители, каркас рабочего органа, основа Генерального штаба и центральных управлений – мозг всех родов войск – танковых, артиллерийских и авиации, когда все это будет уничтожено, посмотрим, как быстро они смогут оправиться. Потом им придется использовать каких-нибудь старых козлов-склеротиков, которые ничего не смыслят в военном деле. Они будут неспособны что-либо сделать. Затем вы уничтожите все оперативные документы. Не с воздуха. Не при помощи ракет. Вы сами знаете, какие ошибки могут быть допущены ракетами и самолетами, – надо молиться Богу, чтобы ракеты с высокой точностью приземления были на вашей стороне, а не на моей^{116}.

Это был пик дерзновенных планов Пеньковского. Он казался безрассудным, даже безумным. Однако логический план уничтожения командных и контрольных центров в случае тотальной войны был принят теперь за доктрину. С 1961 года Соединенные Штаты изменили стратегию массового ответного удара и уничтожения Советского Союза первой же атакой, чтобы попытаться уничтожить национальную военную и индустриальную мощь. В то время, пока ядерные цели в Советском Союзе остаются сверхзасекреченными, концепция обезглавливания – уничтожения военной мощи противника путем ликвидации его руководства во время ядерного удара – является теперь частью американской стратегической доктрины.

Предложение Пеньковского установить переносные ядерные устройства у ключевых командных центров никогда серьезно не рассматривалось, но информация эта имела значение для наведения на цель и внесла свой вклад в развитие американской ядерной стратегии.

Можно было подумать, что Пеньковский хотел развязать ядерную войну, но он твердо заявил членам спецгруппы, что русский народ не будет уничтожен. Это предложение было для крайнего случая. Он пытался доказать членам спецгруппы, что любое задание ему по плечу. Начальник операций по Советскому Союзу Квентин Джонсон вспоминал:

– Пеньковский очень резко отзывался о советской системе, все время вспоминал своего отца, белого офицера, был вынужден скрывать данные о нем и не продвигался из-за этого по службе. Он был обижен на систему и относился к ней враждебно. Он хотел получить от нас ядерное устройство и установить его там, где, по его словам, «оно должно быть установлено». Он не осознавал, какой мощностью обладает ядерное оружие. Нам нужно было убедить его в том, что устанавливать тактическое ядерное устройство в центре Москвы было не самым разумным делом. Он мог получить не меньшее удовлетворение, вернувшись в свое советское общество – что он на самом деле и хотел сделать – и передавая на Запад информацию, которая способствовала подрыву власти тех, кто руководит страной. Нам пришлось помочь ему понять то, что от него требовалось, и увести его от идеи взрыва Москвы к долгосрочному обязательству снабжать нас разведывательной информацией, что позволило бы ему достичь той же цели, к которой он стремился. Не забудьте, он готов был отдать за это свою жизнь^{117}.

Пеньковский был хорошо информирован о частных встречах руководителей. Он рассказал членам спецгруппы о расколе в отношениях между Советским Союзом и Китаем и о разговоре между Хрущевым и Лю Шаоци, заместителем Мао Цзэдуна.

– Вы знаете этого лидера. Он, как и все китайцы, защищает Сталина, поносит Хрущева и говорит, что неразумная, крикливая, распространившаяся по всему миру кампания клеветы и развенчания культа личности подорвала авторитет не только Сталина, но и Коммунистической партии в целом. Сталин был символом партии и народа, даже народов других стран. Хрущев очень возбудился, когда Лю стал хвалить Сталина, и сказал ему: «Заберите отсюда вашего Сталина вместе с ящиком». Другими словами: «Если он вам так нравится, забирайте отсюда его тело». И было время, знаете ли, когда Сталина хотели захоронить, было такое время^{118}.

Пеньковский имел в виду дискуссию по поводу того, чтобы убрать забальзамированное тело Сталина из мавзолея Ленина после разоблачения Хрущевым сталинских преступлений в феврале 1956 года на XX съезде партии. После съезда тело Сталина было перенесено из мавзолея и захоронено с левой стороны от мавзолея, на могиле – гранитное надгробие с небольшим бюстом Сталина. Еще Пеньковский рассказал членам спецгруппы несколько новых московских анекдотов. Любимый вопрос армянского радио: «Почему Хрущев убрал тело Сталина из мавзолея?» Ответ: «Места в мавзолее хватает только на двоих». (Хрущеву хотелось покоиться рядом с Лениным.)^{119}

Кайзвальтер спросил Пеньковского о советской точке зрения на американское ядерное оружие. Пеньковский ответил:

– Мне известно, что в некотором отношении ваш «ракетный бизнес» продвигается очень неплохо. Судя по информации, которую мы получаем от наших агентов, мы знаем, что ваши дела идут значительно лучше, чем у нас. Но нам также известно, что вы еще не совсем готовы. Мы знаем, что у вас не доведены системы наведения и что ваши ученые продолжают работать над этим вопросом. Надеюсь, что мои, так сказать, переписанные труды помогут вашим ученым, которые в течение следующих нескольких месяцев должны все это изучить, усвоить и решить наконец эту проблему. Возможно, информация здесь не очень подробна. В конце концов, это списано с лекций в академии. Я не учился, как все, пять лет в академии имени Дзержинского, но, во всяком случае, специалист, который будет это изучать, поймет основное направление^{120}.

В то время, как Пеньковский находился в Лондоне, Соединенные Штаты разворачивали в Турции и Англии ракеты среднего радиуса действия «Юпитер» и «Тор», которые могли поразить цели в Советском Союзе, но об их высокой точности пока еще рано было говорить.

– Между странами народной демократии и Советским Союзом есть некоторые разногласия, но Хрущев умеет их локализовать и делает вид, что их не существует. Обратите внимание, ракетное оружие с ядерными боеголовками поставлено во все страны народной демократии, за исключением Восточной Германии, у которой оно уже есть. Вы это знаете. Там расположены две бригады и два склада атомных боеголовок. Оружие находится в руках Советской армии и контролируется русскими, а не немцами. Восточному сектору нужна советская мощь, как телеге пятое колесо. Но ничего, Хрущев знает, как улаживать такие дела. В настоящее время многие специалисты, например инженеры, посланы в эти страны. Вы об этом знаете. Вы можете прослеживать все эти действия по своим каналам. Сейчас происходит много всего – строительство пусковых площадок, подготовка кадров^{121}.

Пеньковского спросили, сколько у Советского Союза атомных подводных лодок.

– Нам сказали, около десяти, – ответил он^{122}. – Все они построены на основе немецкой В-2, немецкие ученые все еще работают на нас. Что касается немцев, вы видели, как часто Хрущев грозил заключить с ГДР сепаратный мир. Мы не сделаем этого, поскольку это положит начало развязыванию войны. Он не готов сейчас использовать ракеты и в настоящее время попытается избежать войны. Он дает ГДР ракеты, обучает ее личный состав, но она еще далека от того, чтобы воевать с их применением^{123}.

В 1961 году четырехсторонняя оккупация Германии союзниками еще фактически существовала и договор об окончании второй мировой войны подписан не был. Хрущев, настаивая на распространении влияния Восточной Германии над Западным Берлином, в 1958 году угрожал подписанием сепаратного мирного договора. Затем он дал задний ход, но в конце 1960 года снова поднял этот вопрос.

Время шло, и Кайзвальтер спросил Пеньковского о встрече на завтра.

– Вы уже устали? – улыбнувшись, спросил Пеньковский.

– Нет, – ответил Кайзвальтер. – А вы?

– Вчера, когда мы расстались, я два часа провел в раздумьях, анализируя все и делая заметки. Сегодня утром, когда я встретился с членами моей делегации, о вчерашнем вечере никто не заикнулся. Никто не собирался ко мне обращаться. Может, меня это не касается, но мне бы хотелось узнать, как поживает полковник Пик? Он еще не генерал? Он был очень добр ко мне.

– Он хорошо поживает, и, кстати, скоро ему присвоят звание генерала, – сказал Кайзвальтер^{124}.

– Я много лет провел среди генералов и маршалов. Даже отец моей жены – генерал и двоюродный дед тоже; а я всего лишь полковник. Я никогда не стану генералом, потому что мой отец был белым офицером. Мне не доверяют. Моя задача в том, чтобы делать нашу работу и быть готовым выполнять ваши приказы.

Члены спецгруппы были поражены страданиями Пеньковского. Кайзвальтер обратился к нему:

– Я хочу, чтобы вы поняли, что в основе наших отношений к вам лежит человечность, независимо от того, насколько важную информацию вы будете нам поставлять. Прежде всего мы считаем вас человеком.

– Понимаю и очень вам за это благодарен. У нас все совсем по-другому, и многих хороших людей уже нет в живых.

– Различие в системах очень легко понять. В странах свободного мира все лидеры правительств служат своему народу. Мы даже употребляем слово «служить», когда речь идет о военной или государственной службе. В СССР правительство – это все, а человек – ничто, – сказал Кайзвальтер^{125}.

Дальше дело застопорилось. Пеньковский сказал, что встал в 7 утра и проработал весь день. И единственное, что ему очень хотелось, это посмотреть Лондон.

– В магазинах можно увидеть так много прекрасных вещей, а жена дала мне целый список того, что надо купить.

Он вспомнил, как в конце второй мировой войны участвовал в освобождении чехословацкого городка, в котором производился фарфор, и привез домой разные фарфоровые вазы. «У меня дома много дорогих вещей, включая ковры из Турции, в общем, при коммунистах я живу с размахом^{126}. А это при Хрущеве очень трудно», – добавил Пеньковский и рассказал об одном генерале, с которым дружил.

– У адъютанта маршала Варенцова Бузинова всегда было трудно с деньгами. У него было трое детей, и он часто просил меня его угостить. На деньги, о которых не знала моя жена, я покупал ему коньяк. Он знает, что, когда ездишь за границу, всегда остается какая-то часть валюты, поэтому он не удивляется, что у меня всего полно, – это нормально. Мне нравится широко жить, а иногда и погулять с девочками.

У меня есть к ним подход, и я никогда не напиваюсь, как Бузинов. Я говорю вам это, потому что, мне кажется, вы должны все обо мне знать, и если прикажете вести себя по-другому, то придется подчиниться. Вам известны взгляды на мораль нашего правительства, и до сих пор никаких проблем у меня не возникало, но все эти развлечения и подарки требуют средств^{127}.

Как бы то ни было, я влез в долги, и мне хотелось бы, чтобы вы помогли немного укрепить мое финансовое положение. Я уже думал о том, чтобы купить здесь кое-что, что можно было бы с выгодой продать там. Я знаком в Москве с некоторыми богатыми евреями, которые торгуют даже бриллиантами. Что-нибудь не слишком громоздкое. Может, нужно будет купить пять-шесть теплых свитеров и другие вещи. Винн мне может потом это привезти, но если это трудно, то хотелось бы получить побольше денег, чтобы купить эти вещи, пока я здесь. Мне бы понадобились еще и рубли, чтобы повезти их с собой обратно. Честно говоря, я задолжал 1020 рублей. Один мой хороший друг одолжил их, чтобы я через свои связи в Москве достал ему мебельный гарнитур. Я его заказал, и мне нужно будет показать квитанции, но деньги я постепенно истратил. Сколько рублей вы запланировали мне дать?

– Около 1000, – ответил Кайзвальтер, нарочно снизив сумму с 3000 рублей, которые намеревались заплатить Пеньковскому.

– Понимаете, это лишь без двадцати рублей покроет мой долг и оставит меня ни с чем. Что ж, поскольку я заказал мебель, то смогу ее купить. Я только что купил новый телевизор и хотел бы приобрести здесь маленький транзистор. (Позже Пеньковскому передали радиотранзистор «Сони» для оперативного пользования.) Клянусь вам своей дочерью и будущей работой с вами, что мне необходимо привезти каждому из своих друзей какой-то сувенир, ведь все знают, что я поехал за границу. Не привезти сувениров я просто не могу, пусть это будут даже недорогие подарки.

Пеньковский перечислил то, что собирался купить: шариковые ручки, галстуки, лак для ногтей, помаду и кое-какие лекарства для случайных знакомых. Отдельно у него был список более дорогих подарков для влиятельных друзей – генералов, маршалов и полковников^{128}.

Неожиданно Пеньковский перешел к новому вопросу:

– Кстати, я вспомнил кое-что важное. Мы проводим научную разведку против Соединенных Штатов. Намеченные на этот год (1961) разведзадания ведутся во всех возможных отраслях промышленности; было перечислено всего 150 особых объектов для проведения разведки. По каждому объекту – дополнительные вопросы, два, три или больше. Объекты, в широком смысле слова, находятся в цветной металлургии, в области производства стали и всех звеньях нефтяной промышленности. Интересно отметить то, что делегации, которые направляются в Канаду, знают обо всех этих объектах США. Мне это известно, поскольку я своими руками передавал список.

– Давайте обсудим его финансовое положение завтра утром, – предложил Бьюлик, почувствовав, что руководитель британской спецгруппы Гарольд Шерголд не слишком-то широк с Пеньковским в отношении денег.

– Вот что я придумал, – заговорил Пеньковский. – А что если мне приобрести бриллиант в один карат, именно карат – ни больше ни меньше, и я уверен, что смогу продать его за 1200 рублей. Обдумайте это предложение, тогда, может, мы на этом остановимся, и вам некоторое время не придется передавать мне никакие деньги через ваших связных в Москве.

– Мы подумаем и поговорим об этом завтра, а также постараемся исполнить все ваши просьбы, которые кажутся нам вполне разумными, – сказал Бьюлик.

– Прекрасно, теперь я пойду, а завтра, если смогу, встретимся между 9 и 10 вечера.

Пеньковский ушел к себе. Это было в 2.40 ночи 22 апреля 1961 года^{129}. Через десять минут он вернулся, на нем были только брюки и пиджак, наброшенный поверх майки. Он оставил свой блокнот. К счастью, блокнот завалился за подушки кресла, в котором он сидел. В блокноте было аккуратно записано красными чернилами то, что просила его купить жена. Там же были фотографии всевозможного женского белья, вырезанные из журналов мод. А еще там находились обрисованные следы ног жены и дочери, чтобы он точно знал, что покупает нужный размер.

Комментируя расшифровку встречи, Бьюлик и Кайзвальтер отмечали: «Необходимо подчеркнуть, что многие из этих сувениров будут, несомненно, иметь важное оперативное значение, поскольку будут подарены влиятельным людям в Союзе, которые автоматически могут невольно стать ценными информаторами». Делая подарки генералам и маршалам, Пеньковский, таким образом, развивал с ними личные отношения, что позволяло ему присутствовать на их частных приемах. При помощи подобных личных контактов с начальниками Пеньковский мог узнавать строго засекреченную информацию.

Забрав блокнот со списком покупок, Пеньковский отправился спать^{130}. Позже он еще раз встретился с членами спецгруппы. Затем Пеньковский начал готовиться к поездке в Лидс – у него было задание собрать там кое-какие сведения.

Глава шестая
Поездки Пеньковского по Англии

22 апреля утреннее небо было серым и облачным. Винн, Пеньковский и советская делегация ехали в Лидс, в 150 километрах от Лондона. По дороге они посетили машиностроительные заводы и остановились пообедать в маленьком ресторанчике под Лидсом, где Пеньковский, радуясь жизни, выпил, забыв обо всем, целый литр холодного пива. Как только он откинулся на стуле и немного расслабился, начались сильнейшие боли и спазмы в животе. Сначала он решил, что у него аппендицит. Схватки не прекращались, и Винн вызвал врача, который осмотрел русского в комнате над рестораном. Доктор сказал, что это не аппендицит, но посоветовал обратиться в местную больницу, если боли не прекратятся. Врач сказал, что приступ случился из-за того, что Пеньковский слишком быстро выпил большое количество пива, что и вызвало сильное раздражение почек. Через два часа боли утихли.

Когда Пеньковский вошел в вестибюль гостиницы «Метрополь» в Лидсе, Кайзвальтер проводил его в 31-й номер. Первое, о чем он стал говорить, это о том, как испугался больницы.

– Я себя чувствую лучше, но пока еще слаб после этого ужаса. Меня напугала возможность попасть в больницу, поскольку те, кто остался в Москве и были против того, чтобы я ехал в Англию, осудили бы меня, решив, что я все подстроил нарочно. Они бы сказали: «Зачем ему понадобилось ложиться в больницу в Англии, когда у него были подходящие условия в лондонском посольстве или Москве?» Но теперь я чувствую себя нормально и думаю, мы сможем здесь немного поработать^{131}.

Боязнь Пеньковского попасть в английскую больницу возникла из-за существующего в советской развед-системе врожденного страха быть скомпрометированным иностранцами. Пребывание в иностранной больнице вызвало бы всяческие сомнения в надежности Пеньковского, и вряд ли он уже когда-нибудь снова поехал за границу. Следуя образу мысли КГБ и ГРУ, Пеньковского могли бы накачать наркотиками, шантажировать, подложить какую-нибудь девочку и завербовать, пока он находился в больнице. Нахождение под контролем противника было достаточной причиной для дискредитации офицера советской разведки вне зависимости от любых обстоятельств. Во время второй мировой войны советские солдаты, которые были захвачены немцами в плен, считались предателями, и после войны по приказу Сталина их расстреливали или посылали в трудовые лагеря.

Пеньковский сказал членам спецгруппы, что не может оставаться с ними долго, поскольку сообщил своей делегации, что пошел прогуляться. В следующий раз он пообещал проработать всю ночь.

Первая часть встречи была посвящена вопросам, записанным у Пеньковского. Он начал со своих планов уничтожения главных военных штабов и управлений КГБ в Москве при помощи тактического ядерного устройства в одну или две килотонны в случае начала тотальной войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Говоря о средствах уничтожения Генерального штаба, Пеньковский заметил:

– Бомба в пять килотонн – это бомба самой малой мощности, которая у нас есть. Я знаю это, мне сказал маршал Варенцов. Они вычислили, как сделать заряд в одну килотонну, но практически его еще не сделали. Мощность ядерного устройства, необходимого для уничтожения Генерального штаба, должна быть таковой, чтобы вызвать обширные подземные повреждения в результате ударной волны. Очень важно определить время этого взрыва, я предлагаю это сделать за несколько минут до часа «X», что будет сигналом начала общей атаки бомбардировщиков и ракет. Управления КГБ расположены в основном в старых зданиях, хотя есть и в новых. Между четырьмя главными зданиями КГБ находится много жилых домов с темными подъездами. Там было бы просто оставить чемодан, какой-нибудь бак или что-то типа плевательницы. Никто на плевательницу и внимания не обратит – в нее только и будут, что плевать. Лучшее время для взрыва – между 10 и 11 часами утра – весь командный состав будет на работе.

Пеньковский описал здания и места, где нужно будет установить ядерные устройства, включая туалеты или бюро пропусков ГРУ, где могут проверить чемоданы и свертки^{132}.

Подробно рассказывая об Управлении штаба Московского военного округа, расположенном рядом с домом, где он жил, Пеньковский вспомнил, как Лаврентия Берию, наводящего на всех ужас шефа МВД (предшественника КГБ, основанного в 1954 году), привезли в подвал Управления, и «его застрелил генерал в присутствии других генералов»[25]25
  Берия возглавлял НКВД с 1938 по 1945 год и с марта по июнь 1953 года – МВД, которое занималось проблемами государственной безопасности и внутренней безопасности. В июне 1953 года Берия был арестован, осужден и казнен.


[Закрыть]. В течение всей ночи 21 декабря 1953 года, когда казнили Берию, здание было окружено бронированными машинами и танками, занимавшими боевые позиции. Опасались, что сторонники Берии из МВД попытаются его отбить. После того, как Берию застрелили, тело его было облито бензином и сожжено. Подробности об отстранении Берии от власти и его казни не были известны на Западе и оставались загадкой: каким образом советское руководство справилось с возможным возрождением сталинизма?^{133}

Пеньковский продолжал перечислять список целей, включая Штаб ПВО и Штаб стратегических ракетных сил маршала Москаленко под Москвой в Перхушкове. Всего он перечислил двадцать четыре объекта, которые необходимо взорвать, показывая их на карте Москвы с увеличенным масштабом центра.

Когда Пеньковский покончил со стратегическими вопросами, он перешел к обсуждению своего финансового положения. Большую часть встречи заняли разговоры о расходах Винна и о необходимости купить подарки в Москву для друзей Пеньковского. Кайзвальтер успокоил его:

– Мы будем прекрасно относиться к Винну. Мы обо всем позаботимся, но не вступайте с Винном ни в какой контакт.

– Конечно, но он попросил меня помочь и оказался замечательным человеком, – сказал Пеньковский.

– Ваши нелегальные отношения – это одно, а деловые отношения с Винном – совсем другое, и ни при каких обстоятельствах вы не должны быть в них замешаны, – повторил Кайзвальтер^{134}.

– Я посчитал своим долгом вам об этом сообщить, – настаивал Пеньковский.

– Не забудьте, он по неосторожности может проболтаться здесь или в Москве, – сказал Кайзвальтер.

– Он боится и говорить не станет, – настаивал на своем Пеньковский.

– У него нет опыта в работе нелегала, – предупредил Кайзвальтер.

– Правильно, у него нет опыта. Однако же он взял мое письмо и документы, когда я приехал проводить его в аэропорт, – напомнил Пеньковский Кайзвальтеру и другим членам спецгруппы.

– Уверяю вас, что о Винне как следует позаботятся и будет учтено все, о чем вы просите, только не говорите об этом с ним снова.

– Очень хорошо. Больше я с Винном говорить не буду, – согласился Пеньковский, хотя все еще продолжал об этом думать и довольно часто на следующих встречах поднимал этот вопрос.

Видя, что Пеньковский снова готов отвечать, Кайзвальтер принялся расспрашивать русского по вопросам, приготовленным членами спецгруппы. Обсуждение сконцентрировалось на производстве советских стратегических и тактических ракет и на том, кто их контролирует. Для американцев и британцев проблема определения типа, количества, качества и дальности советских межконтинентальных баллистических ракет и стадия их развертывания представляли жизненно важный интерес. Для Советов любая ракета с дальностью более 1000 километров (600 миль) являлась стратегической. В 1962 году в Соединенных Штатах такие ракеты стали подразделять на две категории: ракеты среднего радиуса действия (от 600 до 1500 морских миль; от 1080 до 2700 километров) и ракеты дальнего радиуса действия (от 1500 до 3000 морских миль; от 2700 до 5400 километров). Ракеты с радиусом действия больше 3000 морских миль считались межконтинентальными баллистическими ракетами – МБР.

– Что вам рассказывали о МБР? – спросил Кайзвальтер.

– Нам было сказано, что такие ракеты существуют, и, как я уже написал, их основная характеристика состоит в том, что такая ракета имеет две ступени. Обратите на это внимание ваших ученых, чтобы они не занимались пустой тратой времени, – ракет с большим числом ступеней просто нет. И затем, у такой ракеты больший объем горючего, как и ее общий объем.

– Есть ли уже боевые МБР или это только экспериментальные ракеты? – спросил Кайзвальтер.

– Это экспериментальные ракеты для стратегических целей, за исключением тех, о которых я упомянул, – как вы их называете, дальнего радиуса. Даю вам слово и могу ребенком поклясться, что маршал Варенцов часто говорил мне: «Знаешь, Олег, что касается МБР, то мы не сдвинулись с мертвой точки. Все только на бумаге, а в действительности ничего нет». Он имел в виду именно МБР. Еще Варенцов добавил: «Что касается малых радиусов действия, то мы сможем поразить цель, а кроме этого? Ничего»^{135}.

Кайзвальтер нажимал, концентрируя внимание Пеньковского на проблеме совершенствования ядерного оружия в Советском Союзе.

– Я понимаю, что вы хотите знать о ракетах, – ответил Пеньковский. – Я могу лишь добавить, что экспериментальные работы по созданию МБР сейчас основываются на уже испытанных ракетах меньшего радиуса действия, но с пропорциональным увеличением всех размеров^{136}.

Спецгруппу интересовало и то, что знал Пеньковский о ядерных подводных лодках. Он ответил, что, насколько ему известно, атомные компоненты производятся в городе Мензелинске, на восточной границе Московского военного округа, в 756 километрах от Москвы. Пеньковский улыбнулся и вспомнил, как чуть не женился на Маше, дочери контр-адмирала, который командовал там базой^{137}. Кайзвальтер и Пеньковский обсудили возможности запуска ракет под водой с советских ядерных подлодок и даже перешли к складам ядерного оружия.

Пеньковский сказал, что ядерные подводные лодки базируются в районе Ленинграда. Он объяснил, что узнал об этом от одного капитана подводной лодки, с которым познакомился на Черном море в бывшем санатории военно-морских сил в Сухуми. Во время прогулок в санатории капитан рассказывал о своей работе.

– Я дам вам его адрес, – предложил Пеньковский, чтобы можно было связаться с капитаном для возможной вербовки. – Он так же, как и я, был с женой. Мы и познакомились.

Пеньковский сообщил также, что слышал, что в Германской Демократической Республике находятся два секретных склада, где хранятся ядерные боеголовки^{138}. Его спросили о мощности советского ядерного оружия и его количестве. В ответ он повторил, что наименьшая мощность советских ядерных бомб – пять килотонн и меньше нет. С этой точки зрения советская ядерная стратегия не была заинтересована в ядерном оружии меньшей мощности для тактических целей. Существовали бомбы в двадцать пять килотонн и с большим эквивалентом ТНТ. Еще он сказал, что в Советском Союзе уже прошли успешные испытания водородной бомбы мощностью большей, чем двадцать пять килотонн.

– Вам известно, где они хранятся? – спросил Кайзвальтер.

– Понятия не имею.

– Не беспокойтесь. Это вопросы, которые нам необходимо задать, – объяснил Кайзвальтер, чтобы Пеньковский не расстраивался из-за того, что не может ответить. В каком-то смысле в список необходимых входили и вопросы, которые задавались на всякий случай, Пеньковский ведь мог владеть важной информацией благодаря высокопоставленным знакомым^{139}.

Отвечая на следующие вопросы, Пеньковский заметил, что в Советском Союзе бомбардировщикам начали предпочитать ракеты.

– Если подвести итог, – сказал он, – можно сказать, что за счет ракет была очень сильно сокращена авиация.

Однако Пеньковский согласился с Кайзвальтером в отношении того, что некоторые избранные современные модели стратегических бомбардировщиков еще до сих пор производятся и улучшаются^{140}.

Когда Пеньковского спросили, делаются ли в Советском Союзе какие-нибудь попытки создать ядерный самолетный двигатель, он ответил:

– Нет. Они только проводят испытания ракетного двигателя, в котором используется ядерный распад^{141}.

Вопросы американцев и англичан иссякли, и встреча закончилась в 11.35. Следующий разговор назначили на завтра на 20 часов.

Кайзвальтер проводил Пеньковского на улицу, а затем вернулся к себе в гостиницу.

На следующий вечер, 24 апреля в 20.45, после целого дня, проведенного на заводах, Пеньковский пришел в «Метрополь» в Лидсе, чтобы в пятый раз встретиться с американо-британской спецгруппой. Он был связан со своей делегацией и поэтому опоздал на сорок пять минут. Пеньковский, улыбаясь, сказал, что Винн у себя в комнате и готовится идти на танцы.

– Пока не забыл, вот что должен вам сказать. Во-первых, в Министерстве обороны работают 28 000 сотрудников. – И он стал объяснять, какие там отделы и в каких зданиях они находятся^{142}.

Он отметил также, что аппарат Центрального Комитета «значительно увеличился и включает в себя различные отделы». Там существует даже, сказал он, комиссия, которая занимается выезжающими за границу людьми. Их спрашивают о том, как они будут вести себя за границей, и о том, что собираются там делать. А еще все выезжающие должны заполнить специальную секретную анкету^{143}.