Текст книги "Шпион, который спас мир. Том 1"

Автор книги: Петр Дерябин

Соавторы: Джеролд Шектер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Пеньковский заглянул в свои записки и рассказал членам спецгруппы, что поселок Перхушково, который находится в семидесяти пяти километрах от Москвы, «является теперь штабом Москаленко и стратегических ракетных сил». (Маршал Кирилл Семенович Москаленко был главнокомандующим стратегических ракетных сил с 1960 по 1962 год и заместителем министра обороны.) Это напомнило Пеньковскому о том, как 1 июля 1960 года был сбит разведывательный самолет RB-47 военно-воздушных сил США. «Я записал себе здесь, чтобы рассказать вам о том, что RB-47 был сбит ракетами, пущенными с МИГа-19 над Баренцевым морем. МИГ оснащен четырьмя ракетами – две сверху и две снизу. Эти ракеты снабжены системой самонаведения, их дальность – 3,5–4,2 километра. Я хочу обратить ваше внимание вот на что: если самолет поднимается на высоту 1990–2190 метров, у него есть еще возможность выпустить ракеты на дополнительные 3,5–4,2 километра, но таких самолетов у нас еще нет – пока идут испытания. На самом деле действительный потолок – более 2190 метров, если считать дополнительную дальность полета ракеты. Во всяком случае, МИГ-19 выпустил ракету в RB-47, и я могу сказать с полной уверенностью, поскольку у многих это проверял, что RB-47 не нарушал наших (советских) границ, хотя и был к этому близок. На самом деле он находился над нейтральными водами. У нашего пилота просто зачесались руки, и он нажал спусковой крючок – ракета сбила самолет. Длина ракеты – три метра. Одновременно можно запустить только две верхние или две нижние ракеты; иначе самолет развалится»^{88}. Это был первый авторитетный отчет о том, как и где был сбит самолет. Это было подтверждено записью курса самолета на американском радаре, которая показала, что самолет не нарушил воздушного пространства Советского Союза.

Пеньковский перелистал несколько страниц блокнота и сказал членам спецгруппы:

– В двухстах восьмидесяти километрах к юго-западу от Москвы есть поселок Клинцы, где собраны атомные боеголовки. Я вам уже сказал, что к северу от Ленинграда базируются ракеты, направленные против Англии. Там есть город под названием Североморск, где расположен полк ПВО. Этот полк оснащен ракетами V-75 (СА-2, ракеты «земля – воздух»). – Он перечислил центры подготовки офицеров по управлению ракетами, центры по производству и хранению ядерных боеголовок^{89}.

Потом сказал:

– Вот еще новая ракета. Она называется R-14(СС-5). Это ракета большой дальности действия, более ста километров. У меня нет ее характеристик.

Затем Пеньковский повторил мысль о том, «как легко было бы взорвать Генеральный штаб». И снова вернулся к новой ракете:

– Эта ракета запускается из Капустина Яра, а поражаемый район находится в Казахстане. В поражаемом районе стоят высокие деревянные башни, установленные в виде треугольника. Обслуживают эти башни солдаты, и ни разу еще такая башня не была сбита прямым попаданием ракеты. Ракеты падают в разных точках, которые засекаются при помощи оптических приборов, чтобы определить ошибки в горизонтальном отклонении и радиусе. Время запуска ракет передается по радиосвязи. Я уже говорил вам, что было много случаев, когда ракеты попадали в дома, железнодорожные пути и другие объекты.

Кайзвальтер взглянул на часы.

– Судя по вашему расписанию, у вас осталось около двадцати минут. За один раз мы не можем переговорить обо всем. Надеюсь, вы не станете возражать, если время от времени я буду прерывать вас и задавать вопросы.

– Пожалуйста, – сказал Пеньковский. – Это хорошая идея, мне будет легче вспоминать. Приготовьте мне, пожалуйста, фотографии для опознания. А теперь, что касается десятого пункта, который у меня отмечен и о котором я уже упоминал, – список объектов, которые должны быть уничтожены. – Затем он улыбнулся и сказал: – Если нужно, я сам взорву Генеральный штаб^{90}.

Информация от Пеньковского шла потоком, он перескакивал с одного вопроса на другой, боясь в их первую встречу пропустить что-то важное. Иногда одна мысль переходила в другую, когда он рассказывал о каком-нибудь сотруднике ГРУ или КГБ. Он заранее записал то, о чем хотел рассказать.

В это время Джо Бьюлик спросил Кайзвальтера: Поскольку речь шла о боре, может, он вспомнит что-то поточнее о первом спутнике?

Я могу вам снова все повторить, – любезно сказал Пеньковский. – Только первый спутник был запущен при помощи многоступенчатой ракеты. Три ракеты находились внизу, одна – наверху, и все были соединены вместе. – Он повторил все характеристики^{91}. Эта информация подтвердила Соединенным Штатам и Великобритании, что у Советского Союза существует один базовый проект ракеты, который можно изменять, исходя из требований поставленной задачи, но в основе своей он одинаков как для военных ракет, так и для космических исследований.

Мой следующий пункт: 6-я штурмовая артиллерийская дивизия теперь находится в ГДР. Не забудьте, что в Советском Союзе тоже есть артиллерийские корпуса. Эта дивизия состоит из четырех бригад. Есть еще четыре дополнительные бригады – бригады ракетной артиллерии. Две из них оснащены ракетами с атомными боеголовками. Атомные боеголовки установлены не на ракетах, а находятся в специальных атомных хранилищах. Где эти хранилища, я не знаю, но вам не составит труда об этом узнать^{92}.

В подробном разговоре с Кайзвальтером Пеньковский рассказал о независимой структуре стратегических ракетных сил. Кайзвальтер спросил, под чьим командованием находятся бригады, на что Пеньковский ответил, что «они под командованием Москаленко, поскольку их считают стратегическим оружием». Варенцов ими не занимался, он командовал тактической артиллерией, наземными силами артиллерии. Сюда входит нарезная артиллерия, неуправляемые и управляемые ракеты малого радиуса действия – тактические ракеты. Но стратегические ракеты находились под командованием Москаленко. Он контролировал МБР, запуск спутников и стратегические ракетные бригады.

Пеньковский перечислил военные округа и группы сил с их штабами в структуре советского командования.

– Все эти штабы должны быть обязательно взорваны. И, пожалуйста, уничтожьте потом все мои записки.

Но Бьюлик попросил Пеньковского рассказать поподробнее о недовольстве существующим режимом маршала Варенцова и других высокопоставленных офицеров. Пеньковский об этом уже вскользь упоминал.

– Я говорил и писал в письме, что маршал Конев и маршал Соколовский – друзья Варенцова и люди с отличным здоровьем. Они не согласны с хрущевской политикой и его желанием сократить армию. Я не сказал еще о других маршалах. Когда Хрущев узнал, что они его не поддерживают, он просто приказал, чтобы они ушли в отставку. Сейчас они на пенсии, как и Жуков. Тимошенко тоже в отставке, но недавно он стал много пить. Многие офицеры недовольны тем, что совершенно здоровые люди – генералы и другие высшие офицеры – вынуждены были уйти в отставку и стали получать меньше, а других средств к существованию у них нет. Скажем, если есть семья, то уменьшение доходов с 500 рублей в месяц до 200 рублей пенсии очень существенно.

Таким образом, Пеньковский предоставил Западу первые серьезные доказательства того, что советское военное верховное командование не разделяло политику Хрущева^{93}.

– Я ваш солдат. Я должен сообщить вам, что в настоящее время Советский Союз определенно не готов к войне. Вся эта агитация за мир, с одной стороны, и угрозы – с другой, которых, к сожалению, пугаются некоторые западные лидеры, ничего не доказывают. В 1956 году во время суэцкого кризиса необходимо было по всей строгости разобраться с Советским Союзом, это не поздно сделать даже теперь. Что касается Кубы, например, то я просто не могу понять, почему Хрущева нельзя резко одернуть. Я не знаю, что ответит ему господин Кеннеди, но Хрущева, несомненно, необходимо обвинить в том, что он вооружил Кубу советскими танками и пушками прямо под боком у Америки. Кеннеди должен быть тверд. Хрущев не будет запускать никаких ракет. Он не готов к войне.

Я люблю и уважаю Соединенные Штаты, и на месте Кеннеди, конечно же, был бы тверд. Когда мы помогали удержаться режиму в Венгрии в 1956 году, все ведь знали, что мы делаем. Почему же тогда Кеннеди не имеет права помочь патриотическим силам на Кубе, если знает, что из СССР на Кубу поступает оружие? Это мое личное мнение и мнение многих наших офицеров^{94}.

Я сказал бы, что из семи-восьми миллионов членов Коммунистической партии коммунистов-фанатиков не более двух-двух с половиной миллиона. Если бы война наподобие войны с Гитлером началась сегодня, даже с применением обычных вооружений, бесчисленное количество солдат и офицеров просто перешли бы на сторону противника. А все потому, что многие из идеалов, за которые приняли смерть наши отцы, братья и родные, были очковтирательством и обманом. Все время обещают, что жизнь улучшится, на деле лучше не становится, становится только хуже. Клянусь вам, что только в Москве и Ленинграде можно купить приличную еду. Один мой друг приехал недавно из Воронежа и Орла, так там, по его словам, едят конину по 9 рублей за килограмм (8 долларов 10 центов по курсу 1961 года). Даже сосиски делают из конины, и очень трудно достать хлеб. Дорог нет, в связи с чем происходят невероятные транспортные задержки и поломки; урожай гниет, потому что его невозможно вывезти. Страна большая, можно выращивать много пшеницы, но большой процент урожая пропадает, поскольку его просто не могут никуда доставить. Из-за нехватки кормов гибнет много скота.

В прошлом декабре ко мне приезжала делегация англичан, тринадцать человек, и я устраивал им экскурсию на «микояновский» мясоперерабатывающий завод № 1, чтобы показать холодильное оборудование. Они были из фирмы Джона Томпсона, производящей холодильное оборудование. Неожиданно я получил указание отменить эту экскурсию, поскольку скот, который туда привезли, был такой худой, что еле держался на ногах, и его не хотели показывать англичанам. Им сказали, что идет ремонт. Вы можете проверить то, что я рассказываю об этой делегации. Завода они не видели. Я многое могу вам еще рассказать, друзья, но уверен, что вы сами знаете гораздо больше.

Я хотел бы подчеркнуть тот факт, что Хрущев не отказался от войны и терпеливо выжидает, когда мы сможем ее начать. Он сам решил стать подстрекателем войны. Он хочет, по его словам, «похоронить империализм под ракетным дождем». Я уверен в том, что мои теперешние правительства – Соединенных Штатов и Англии – с правительствами других свободных стран мира, как Франция и Западная Германия, достаточно гибкие, чтобы противостоять яростной атаке советских ракет и другого оружия. Не все будет разрушено, и восстановление будет возможным. Но все-таки мне кажется, что Хрущеву нельзя разрешить начать войну. Сегодня он войну не начнет. Он будет разглагольствовать, неистовствовать и даже рассылать то туда, то сюда оружие, как это сделал на Кубе, куда, возможно, пошлет и ракеты малого радиуса действия. В действительности об этом был уже разговор с Кастро, и несколько ракет, вероятно, уже там^{95}.

Таким образом, к концу первой встречи с Западом, за полтора года до карибского кризиса, Пеньковский заговорил об установленных на Кубе советских ракетах. В то время на Кубу посылались ракеты СА-2 типа «земля – воздух», но еще не было принято решения послать стратегические ракеты.

Пеньковский с болью говорил о недовольстве молодого поколения и малоимущих.

– У них очень мало приличной одежды, и, когда они видят туристов и делегации, видят, как хорошо одеты иностранцы, это производит на них огромное впечатление. У молодежи нет денег, и воровство очень распространено. Совершается много всяких преступлений, о которых ничего не пишут. Пресса целиком контролируется. Люди не могут объединяться в организации. Режиму не противостоит оппозиция, а когда небольшая оппозиция появляется, как, например, Молотов и Маленков, их немедленно уничтожают[21]21
  Пеньковский имел в виду попытки Молотова и Маленкова свергнуть Хрущева. Их так называемая антипартийная группа потерпела поражение в июне 1957 года, и они были отстранены от власти.


[Закрыть]. Люди боятся делать что бы то ни было, поскольку, если откроют рот, они потеряют то немногое, что имеют. В банках нет денег; нет собственности, ничего, что могло бы прокормить. Внутренние раздоры. Гитлер был прав, когда в свое время пытался спровоцировать конфликты меньшинств. Все эти слабые стороны необходимо использовать до нанесения внешнего удара во время войны. С этой целью можно даже использовать помощь Советского Союза странам народной демократии, поскольку она истощает национальную казну.

Пеньковский знал о глубоко укоренившихся напряженных отношениях, которые существуют между великим русским народом и малыми народами Советского Союза. Он был свидетелем того, как некоторые – прибалты, украинцы и татары – боролись против русских во время второй мировой войны, поддерживая немцев, которые, как они считали, вернут им независимость. Он чувствовал, что ухудшение экономического положения в Советском Союзе снова обострит негодование.

– Результатом нашего труда становится полезное производство, хотя рабочие получают лишь копейки. Но почти все эти миллионы уходят из нашей страны, и это серьезно истощает ее бюджет. Отношения с дружественными странами нередко находятся не на самом лучшем уровне. Например, у нас сложности с Китаем. Мао сказал, что его собственные специалисты теперь достаточно подготовлены. Может даже случиться и так, что если мы прекратим поддерживать страны народной демократии, то большинство из них, как, например, Польша, обратятся за помощью к вам. Монолитного Варшавского Договора просто не существует.

Другой вопрос, на котором я хотел бы остановиться, заключается в том, что пенсии военных все уменьшаются. Полковники получают теперь в месяц 150 рублей пенсии, а генералы – 200. Из нас выжимают все больше и больше. Даже из моей настоящей зарплаты в 5400 рублей (годовой оклад) я выплачиваю 500 рублей налогов. У нас высчитывают деньги на жилищные услуги для высокопоставленных офицеров. Отказывают в привилегиях тем, кто был отмечен в сталинское время, кто был освобожден от подоходного налога. Все это делается из-за того, что им требуется все больше средств на строительство заводов и другого оборудования для производства ракет. Дисциплина и настроение в армии значительно снизились. Многие пьют, воруют и аморально себя ведут. Сам по себе этот фактор не может быть решающим, однако он является составной частью общей ситуации, и его можно использовать. Конечно же, мне жаль людей, но они уже столько страдали, что если еще раз пострадают ради действительно лучшего будущего, то стоит пройти еще одну войну. Но в этом случае дайте мне знать, когда я должен быть в Москве.

Пройдя сражения второй мировой войны, Пеньковский считал, что войну можно выиграть. Он видел лучшие времена Советского Союза, когда страна оправлялась от ран, нанесенных выигранной войной. Он не задумывался о ядерной войне, уничтожающей на Земле все живое, и, несмотря на свою подготовку, не мог реально оценивать опасность ядерного заражения и радиации.

Кайзвальтер спросил:

– Не являетесь ли вы представителем какой-либо группы недовольных?

– Нет я ни с кем не связан, – ответил Пеньковский. – Со мной только моя мать, дочь Галя и жена. Я полностью в ваших руках. Вы можете делать со мной что хотите, а я хочу только честно работать на вас. Все материалы, которые я передаю вам, принадлежат мне, весь мой опыт и разведподготовка – в вашем распоряжении. Советское правительство меня очень долго готовило. Я никоим образом ни с кем не связан. Мне это не нужно.

Мне хотелось бы, – повторил Пеньковский, – связываться с вами через тайник. Дайте мне, пожалуйста, маленькую фотокамеру «Минокс». Я знаком с нею, работал с ней раньше. Пусть у меня и отдельная квартира, но я не смогу проявлять пленку так, чтобы моя жена или кто-то другой этого не заметил. Я буду передавать вам только непроявленные пленки, оставляя их там, где вы скажете. У меня много журналов с грифом «секретно» и «совершенно секретно», как, например, «Военная мысль», учебники и лекции выдающихся людей[22]22
  «Военную мысль» издавали в двух вариантах: с грифом «секретно» и «совершенно секретно». Это внутренний журнал для советских вооруженных сил, в котором обсуждаются проблемы стратегии и тактики на высшем уровне. В ЦРУ не видели изданий с грифом «совершенно секретно» до тех пор, пока Пеньковский не пообещал их достать. До изданий с грифом «совершенно секретно» допускался только командный состав армии и высшие должностные лица.


[Закрыть]. У меня иногда есть возможность доставать такие материалы на час, тогда-то я и могу их сфотографировать. Времени на переписку у меня не будет. Я переписал этот материал о ракетах, поскольку знал, что он очень важен. Я сделал это тщательно, ведь я понимал, что вы проверите каждое слово и, если все будет в порядке, я, возможно, получу награду.

– Прекрасно, – сказал Кайзвальтер. – Время подходит к концу, давайте договоримся на будущее.

– Летом 1960 года, – продолжил Пеньковский, – меня назначили в комиссию по приему студентов в Военно-дипломатическую академию. Сначала я должен был быть начальником первого курса, но мне сказали, что это несовместимо с моим происхождением, с тем, что мой отец был белым офицером. Затем меня перевели в Государственный комитет по координации научноисследовательских работ. Но я тем временем переписывал из личных дел все данные студентов. Многие приехали в Москву после работы за границей, а один был нелегалом. Сейчас я вспомню его имя.

– Щербаков, – предположил Кайзвальтер.

– Совершенно верно, – сказал Пеньковский.

Кайзвальтер снова демонстрировал свои знания о ГРУ, полученные до Пеньковского от Попова. Кайзвальтер хотел произвести на него впечатление, но, наоборот, заставил Пеньковского почувствовать себя неуверенно. Откуда у Кайзвальтера эта информация? Он никогда не говорил Пеньковскому о Попове, и только однажды по какому-то поводу Пеньковский заметил: «Эту информацию мог знать лишь тот, кто у нас работает».

Кайзвальтер сказал Пеньковскому:

– Вы бы очень помогли нам, если бы написали имена, звания и краткие сведения об офицерах ГРУ, особенно о тех, с кем вы учились на курсах, поскольку вы, вероятно, помните их лучше других.

– Если бы вы могли мне показать фотографии, было бы очень хорошо, поскольку я смогу опознать большинство из них, – предложил Пеньковский.

– Вы лично не знакомы ни с кем из нелегалов? – спросил Кайзвальтер. Нелегалы – это агенты, которые работают независимо, под прикрытием какой-либо должности и неподотчетны местной резидентуре КГБ или ГРУ. У них есть «легенда», по которой они живут, а даты рождения и учебы основываются на фальшивых документах.

– Я могу рассказать вам о тех, кто вернулся с нелегальной работы и в настоящее время является слушателем Военно-дипломатической академии. Я также могу назвать вам тех сокурсников, кто проходил подготовку для работы на нелегальном положении. Но отправили их или нет, я не знаю. У ГРУ есть много организаций прикрытия, как и те, что используются для подготовки нелегалов. Всем этим руководит Первое управление, – ответил Пеньковский. – В задачу Первого управления ГРУ входит заброска и контроль за военными разведчиками-нелегалами за границей. Самыми известными нелегалами ГРУ были Рихард Зорге, который работал на Советский Союз в Японии до начала второй мировой войны, и полковник Рудольф Абель, который действовал в Нью-Йорке в течение десяти лет, пока не был арестован в 1957 году. Абеля обменяли на Гари Пауэрса в феврале 1962 года.

Пеньковский подумал о просьбе Кайзвальтера назвать имена нелегалов и произнес имя полковника Федорова, который руководил нелегальными операциями.

– Федоров – чрезвычайно энергичный и опасный разведчик. Он работал в Англии в аппарате военного атташе и вместе со мной кончил курсы. Он инженер артиллерии. Теперь он работает военным атташе где-то в Скандинавии. У него много агентов.

Пеньковский назвал офицеров ГРУ с обширной агентурной сетью и сказал, что готов передать спецгруппе список пятнадцати из них, которые в настоящее время находятся на Цейлоне (с 1972 года – Шри-Ланка), в Пакистане и Индии.

– Те, кто в Индии, держатся в резерве. У меня есть весь материал, – сказал Пеньковский.

Чтобы подчеркнуть, как хорошо идут у него дела в Госкомитете и какие у него большие связи, Пеньковский ни с того ни с сего заявил:

– Я узнал от одного человека, что известный американский промышленник Сайрус Итон предложил Хрущеву свои услуги в качестве информатора.

Сайрус Итон (1883–1979) был основателем Республиканской стальной корпорации, одной из самых крупных корпораций по производству прокатной стали, которая отличалась плохим обращением со своими рабочими. В 1954 году миллионер Итон стал тайно прощупывать русских, чтобы заняться с ними бизнесом и продавать американскую сталь за руду хрома. Итон был спонсором первой конференции американских и советских ученых-ядерщиков в Пагуоше в 1957 году, которая стала неофициальным форумом, внесшим вклад в советско-американское понимание ядерной стратегии и опасности ядерной войны. Пагуошские встречи предоставили возможность установить контакт в то время, когда из-за «холодной войны» такие связи были чрезвычайно редкими. Итона считали повсюду чудаком, который, исходя из своих собственных интересов, стал посредником в улучшении отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами.

О нем (об Итоне) сказал мне один известный человек, настаивал Пеньковский. – Вы должны это проверить. У промышленника есть друг, старик, который, насколько я знаю, был дважды в Советском Союзе и с большой охотой вступал в подобные разговоры с некоторыми нашими руководителями. Промышленник якобы сказал Хрущеву, что он полностью согласен с его политикой мира и что будет информировать Хрущева о важных событиях. В подтверждение этого у меня нет никаких документов, но это факт.

– Откуда вы это узнали? – спросил Кайзвальтер.

– Мне сказал это человек, который работает в Центральном Комитете Коммунистической партии, его зовут Виктор Шураев (заместитель председателя бюро Коммунистической партии Российской Федерации). На ужине у Варенцова Шураев сказал, что промышленник, немного выпив, просто-напросто предложил свои услуги. А были ли приняты его услуги или нет, я не знаю, – объяснил Пеньковский^{96}.

В 1991 году Ричард Хелмс вспоминал, что ЦРУ не последовало совету Пеньковского. У Итона не было доступа к секретным документам, а о его просоветских взглядах было хорошо известно^{97}.

От своего грандиозного проекта уничтожения московской военной командной и контрольной сети Пеньковский вернулся к личным проблемам, пытаясь понять, как на его идеи и представленные им сведения прореагировали члены спецгруппы.

– Скажите мне, пожалуйста, что вы думаете обо мне как о разведчике-стратеге, ставшем вашим солдатом, готовым выполнить любое задание, которое вы можете поручить мне сейчас или в будущем. Все, о чем я вас прошу, это защитить мою жизнь и жизнь трех близких мне людей – жены, дочери и матери. Я был бы счастлив остаться в Англии или Америке, но не могу их бросить. Мысли о них свели бы меня с ума, если бы мне пришлось их оставить. Мне нужно подготовить основу для моего будущего существования, и я думаю, что с пользой смогу работать для вас на месте по крайней мере еще в течение года-двух, особенно если вы дадите мне специальные указания для выполнения тех или иных заданий, которые будут мне по силам. А то, что я сказал об уничтожении наших штабов, – это мое личное мнение^{98}.

Пеньковский перечислил свои условия. Он был готов работать на Запад в течение года-двух, но хотел, чтобы ему и его семье гарантировали будущее на Западе. Спецгруппа не была готова обговаривать подробности соглашения, но Кайзвальтер поторопился успокоить его:

– Принимая во внимание все то, о чем вы нас попросили, мы целиком и полностью готовы удовлетворить вашу просьбу. Нам очень приятно сознавать, что вы можете еще год-два работать в стране. Мы дадим вам наличных столько, сколько вам нужно, а остаток положим в банк на ваше имя. Туда будут поступать не только накопления ваших месячных заработков, поскольку, когда вы к нам присоединитесь, мы оценим вашу работу в целом^{99}.

Пеньковский сразу же согласился:

– Хорошо. Я вижу по вашим лицам, что вы официальные ответственные работники, мои товарищи. Поскольку я и сам разведчик, я знаю, что значит управлять и контролировать агентов. Нет нужды что-то скрывать. Мне бы хотелось, чтобы ваши правительства, которые я уже считаю своими, доверяли мне, как своему солдату. И дело не в том, дадите вы мне звание полковника или нет. Я все еще полон энергии, хотя Винн мог вам сообщить, что недавно я находился в нервном напряжении; и еще этот нервный тик глаза, который появился у меня в Турции, хотя зрение у меня прекрасное.

У меня к вам просьба: обеспечить мне для работы материальную базу. В общем-то, я кое-чего в жизни достиг. Я полковник уже одиннадцать лет. Раньше я получал 500 рублей в месяц (450 долларов), сейчас (в Госкомитете) я получаю 450 рублей (405 долларов)[23]23
  Ежемесячная заработная плата рабочих и врачей была в те годы от 75 до 200 рублей (от 67,5 до 180 долларов).


[Закрыть]. У меня есть квартира, личные вещи. Я командовал полком, был за границей. Это нормально, что у меня что-то есть. Я женился на дочери генерал-лейтенанта, который дал ей кучу денег, и, в принципе, у нас довольно высокий жизненный уровень. Но я бы хотел жить лучше, чтобы моя семья могла жить в свое удовольствие. Все это можно очень легко объяснить, потому что всякий, кто бывал за границей, обычно привозит много вещей. Эти вещи приобретаются на собственные сбережения. Как вы знаете, многие вещи в СССР почти невозможно купить, другие же слишком дороги^{100}.

Мне хотелось бы иметь некоторую сумму наличны-которую можно обговорить. Я подумываю о том, чтобы купить дачу недалеко от Москвы. Для человека моего возраста и положения скромная дача – явление абсолютно нормальное. Это будет стоить около 10 000 рублей (9000 долларов). Вернувшись с фронта, я ездил на «Мерседес-Бенце», но через некоторое время продал его, потому что не мог достать запчастей, и хотел купить «Волгу». У всех моих товарищей есть машины. Из моих небольших сбережений и денег, которые я получаю, я обычно трачу немного на семью, на походы в ресторан. Я не аскет^{101}.

Я хотел бы принести вам клятву верности, подписать документ, чтобы оформить наши отношения. Во-вторых, нам нужно разработать систему связи со мной без личных встреч, предоставив мне тайники, в которые я мог бы закладывать передачи. Я не хотел бы ни с кем встречаться. У меня было раньше желание, чтобы со мной встретился английский или американский представитель, который мог бы вечером меня куда-нибудь пригласить. Наша контрразведка работает не так интенсивно, как могло бы показаться. Ловят в основном тех, кто совершает грубые ошибки. А теперь, когда мы, слава Богу, встретились – а я поверил в Бога, – мы можем обо всем этом вместе договориться, но, по правде говоря, личных контактов я бы старался избегать^{102}.

У меня к вам просьба, чтобы вы оценили переданный вам материал с финансовой точки зрения. Я солдат и торговаться, конечно, не буду. Какое бы решение вы ни приняли, я соглашусь. Положите, пожалуйста, деньги, которые вы сочтете нужными, в банк, а я, когда потребуется, буду просить небольшие суммы. В эту поездку мне понадобятся кое-какие деньги, не сию минуту, конечно, а до отъезда. Мне нужно будет купить некоторые вещи. Что-то из того, что будет куплено, я смогу взять с собой. Если понадобится, я смогу повезти обратно два чемодана, поскольку это абсолютно нормально, или один чемодан оставлю у Винна, который передаст его мне, когда в следующий раз приедет в Москву. У меня много заказов на покупки от друзей, жены и других. Я вам полностью доверяю и знаю, что вы все правильно решите. Вот в основном мои просьбы.

– Уверен, что все будет сделано, – сказал Кайзвальтер.

– Прекрасно, – согласился Пеньковский. – Теперь надо решить вопрос о системе тайников. Думаю, мы сможем обсудить это до 30 апреля, и мне кажется, что нет никакой необходимости в том, чтобы встречаться с кем-то раньше, чем через пять-шесть месяцев.

– Вы планируете осенью снова сюда вернуться? – спросил Кайзвальтер.

– Посмотрим. Завтра я расскажу вам о своем задании, которое мне поручили здесь выполнить, и какие сведения мне придется раздобыть, чтобы они увидели, что я кое-что получил и привез им. У меня поручение привезти образец стали «нимоник-105» – тугоплавкой стали, которую можно достать здесь, в Англии. Ее изготавливает фирма «Генри Виггин».

И другое задание – связать кого-нибудь из моих знакомых с местными агентами. Завтра я вам об этом расскажу, посоветуюсь с вами и, возможно, по некоторым из этих вопросов попрошу помощи. А потом все будет зависеть от того, как это по возвращении будет воспринято. Если мне поверят, то, может, даже пошлют с семьей работать за границу. Может, в Соединенные Штаты, Англию или Канаду. У меня есть опыт, я зрелый человек, – но все зависит от того, поверят ли мне.

– А ваша мать? – спросил Кайзвальтер.

– Нет, ее не пустят. Вам придется помочь мне вывезти ее каким-то другим путем.

– Могла бы ваша мать поехать в Восточную Германию?

– Да, она могла бы поехать туда туристом.

– В таком случае ее совсем нетрудно было бы забрать через Восточный Берлин.

– Это одна возможность. Есть другая. После того, как я выполню для вас все ваши поручения в Москве, я бы мог поехать с семьей пожить в Ригу или куда-то еще в Прибалтику. А потом можно будет выбраться оттуда на подводной лодке или судне. Может, это и звучит довольно наивно, но все-таки это один из вариантов.

Было бы намного лучше, если бы она поехала в туристическую поездку в Восточный Берлин, а потом ее можно будет просто перевезти в Западный Берлин.

Во всяком случае, подумайте об этом. Я хочу только сказать, что вы будете мной довольны.

– Мы в этом уверены, – с убеждением сказал Кайзвальтер. – Давайте теперь договоримся о завтрашней встрече.

– Думаю, что мог бы завтра встретиться с вами вечером, между 21 и 22 часами. Это будет удобнее всего, потому что другие к этому времени уже устанут и лягут спать.

– А из вашей делегации никто не может создать вам трудности? – спросил Кайзвальтер.

– Нет, никто, я совершенно уверен. Какая, вы считаете, мне может грозить опасность?

– Нам неизвестны все обстоятельства, но мы боимся, что, если ваше отсутствие будет замечено, кто-нибудь об этом доложит, – сказал Кайзвальтер.

– Этого не может случиться. Моя комната заперта. Вот ключ. Если кто-то позвонит, телефон не ответит, а я скажу, что спал, – объяснил Пеньковский.

– А если в дверь будут громко стучать?

– Во-первых, двери двойные, а во-вторых, зачем кому-то стучать мне в дверь? Я всем пожелал спокойной ночи и сказал, что иду спать. Уверен, что никто из них за мной не следит, – сказал Пеньковский.

– Мы заговорили об этом только ради вашей безопасности, – уверил его Кайзвальтер.

– Прекрасно, вы можете говорить обо всем. А что касается моей делегации, то я в ней уверен.

– Мы будем счастливы встретиться с вами столько раз, сколько вы сможете. Поймите нас правильно, – сказал Кайзвальтер.