Текст книги "Шпион, который спас мир. Том 1"

Автор книги: Петр Дерябин

Соавторы: Джеролд Шектер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– На первой странице этой анкеты – заявление, которое нужно подписать. Там написано что-то вроде следующего: «Я, Олег Пеньковский, выезжаю за границу и обещаю соблюдать достоинство гражданина Советского Союза, являясь его представителем, не вступать ни в какие контакты или недозволенные обсуждения и сохранять государственную тайну». На следующей странице – основные анкетные данные. Сюда же включены и все записи по партийной линии. Это документ с грифом «совершенно секретно». А дело все в том, что подобные вопросы не соответствуют нашим широко разрекламированным демократическим принципам, поэтому эту анкету и засекретили. Отговорка такая, что если какое-то министерство посылает своего сотрудника за границу, то Центральный Комитет не имеет к этому никакого отношения. Это ложь.

Естественно, министерство может включить кого-то в заграничную поездку, но затем все скрупулезно проверяется в КГБ. Когда их разрешение получено, комиссия Центрального Комитета получает от этого человека подписанное секретное обязательство, и таким образом дается разрешение для выдачи Министерством иностранных дел дипломатического паспорта^{144}.

Возвращаясь к своей основной теме, Пеньковский сказал, что в случае начала войны в Москве необходимо будет уничтожить 50 000 высокопоставленных людей, от которых многое зависит. Он представил свои подсчеты: численность личного состава Генерального штаба Министерства обороны – 28 000 человек, в Центральном Комитете Коммунистической партии СССР – 5000 человек, в КГБ – от 5000 до 6000. Вдобавок военно-морские и военно-воздушные силы. Он перечислил также другие областные штабы в почти что двадцати военных округах с личным составом около 100 000 человек.

– Таким образом, согласно представленному мной плану, в СССР необходимо будет уничтожить 150 000 опытных генералов, офицеров и штабных сотрудников.

Пожалуйста, обсудите мой план, – стал просить Пеньковский своих собеседников, – и доложите о нем в свое управление. Нет сомнения в том, что там понимают: в случае войны массовое уничтожение людей неизбежно. Может, проблему в целом я понимаю и не совсем правильно и мне надо немного переориентироваться. Готов принять любое задание: взорву в Москве, что смогу, выполню любое поручение. Возможно, более опытные и мудрые головы придут к лучшему решению, чем предложил я^{145}.

Хотел бы сказать и о другой возможности. Ваши ученые могут над этим подумать. Ядерные мины с атомным эквивалентом ТНТ должны быть спрятаны в каком-нибудь устройстве, например в устройстве, сделанном под мусорницы, которые можно увидеть у каждого подъезда. В такой мусорнице нужно сделать двойное дно. А я должен буду установить в них часовой механизм на определенное время. Необходимые материалы нужно приобрести в советском магазине, чтобы эти мусорницы не отличались от обычных. Затем подготовленные материалы нужно переслать по дипломатическим каналам и передать мне через тайник. Потом, предположим, я смогу спрятать все у себя на даче в погребе. Эти мусорницы или плевательницы я принесу в чемоданах или, что еще лучше, привезу в багажнике своей машины^{146}.

Если мне поручат взорвать семь объектов, на это потребуется порядка пятнадцати минут. Я смог бы быстренько установить все устройства в нужных местах. Для этого надо будет сделать несколько ездок. Но я смогу сделать вид, что занимаюсь покупками. Может, положу в чемодан даже какие-нибудь вещи. Эти мусорницы с заведенным часовым механизмом надо будет оставить в камерах хранения, о которых я вам уже говорил, или в проходных. Вот о чем я сейчас думаю. Может, весь этот план вам кажется чрезвычайно примитивным, но я считаю, что это одна из основных задач нашего общего дела^{147}.

Внимательно слушавший Кайзвальтер ответил:

– У вас хорошие намерения, и, когда придет время решить этот вопрос, о вашем предложении не забудут.

– Уничтожение 150 000 человек, включая военных и партийных руководителей, о которых я уже говорил, повлечет за собой мгновенную капитуляцию. Хрущев, конечно, если будет на даче, останется в живых. У Хрущева три дачи: одна у Московского университета, другая на десятом километре Рублевского шоссе за Кунцевом и третья около Дмитриева.

– Нам надо задать вам много вопросов, – сказал Кайзвальтер. – Вероятно, на все вы ответить и не сможете, но скажите, что знаете^{148}.

Отвечая на вопросы Кайзвальтера, Пеньковский объяснил конструкцию деталей сопла советских ракет и как в них происходит смешивание горючего и воздуха. Он сказал, что все советские ракеты сделаны на основе немецкой V-2 и, в принципе, от нее не отличаются.

– МБР – это точно такой же тип двухступенчатой ракеты, что и тактические ракеты, только все в большем масштабе, а горючим компонентом является смесь бора, создающая высококалорийное топливо для сообщения большей начальной скорости^{149}.

Пеньковский рассказал о курсе лекций по ракетам в академии имени Дзержинского и о том, кто их читал. Он сообщил, что к концу 1961 года у восточных немцев будут собственные ракетные тактические соединения^{150}.

– Мне известно, что в Группе советских войск в Германии находятся четыре бригады ракетной артиллерии. Две из них предназначены для ракет с ядерными боеголовками, две другие – для обычных ракет, то есть с фугасными зарядами. Все это находится в советских руках и немцам передано не будет. Но у стран народной Демократии, за исключением Албании, будут подготовленные нами ракетные соединения, возможно, несколько ракет получил и Кастро, хотя точно не знаю^{151}.

В апреле 1961 года уже началось развертывание советского оружия обычного типа на Кубе, но решение о размещении ядерных ракет среднего и дальнего радиуса действия не было принято до визита Хрущева в Болгарию 14–20 мая 1962 года, когда ему пришло в голову разместить на Кубе, втайне от Соединенных Штатов, ракеты с ядерными боеголовками, с тем чтобы, когда США об этом узнают, предпринять что-либо будет уже поздно^{152}.

Пеньковский оставил свои технические комментарии и перешел к сплетням о Варенцове и его семье. От генерала Ивана Владимировича Купина, чей племянник женился на дочери Варенцова Елене, Пеньковский узнал об аморальном состоянии советских войск, расквартированных в Восточной Германии. Купин был командующим артиллерии Первой армии в Германии и часто, когда был в Москве, наведывался к Пеньковскому. Иногда он звонил Пеньковскому, и они вместе где-нибудь обедали, беседуя о трудностях на местах^{153}.

Пеньковский был глубоко задет судьбой своего отца и снова поднял эту тему:

– 5 января 1960 года меня вызвал заместитель начальника отдела кадров ГРУ генерал Шумский и сказал: «Из КГБ нам пришла информация о вашем отце». Я был бы очень благодарен, если бы вы смогли проверить, может, отец еще жив, ведь от него не осталось никаких следов. Нам известно, что Ростов был окружен и перебраться оттуда в Таганрог было невероятно трудно. – Пеньковский говорил о том, что, возможно, его отец мог спастись во время сражения и присоединиться к силам Белой армии, сев в Таганроге на корабль, и по Азовскому морю отплыть в Болгарию и Югославию в 1920 году^{154}.

– Мы проверим, – заверил его Кайзвальтер.

Пеньковский продолжал:

– Во-вторых, используя ваши каналы информации, вы могли бы выяснить, не докладывал ли кто-нибудь обо мне по поводу моего отца. В-третьих, может, вам известно, что существовали какие-то записи в немецких архивах, которые попали в руки КГБ и которые изучают уже многие годы. У меня на работе просто не знают, что в связи с этим со мной делать. Они могут открыто обсудить мое дело, не арестовывая меня, но, если бы мне не выдали паспорт, чтобы приехать сюда, я, по-видимому, нашел бы другой способ, например через ваше посольство.

Пеньковский имел в виду обращение с просьбой о политическом убежище в американское или британское посольства в Москве. Когда в КГБ узнали о белогвардейском прошлом его отца, подозрение пало и на самого Пеньковского, особенно если отец его еще жив и может связаться с сыном. Если сегодня подобную теорию можно принять с натяжкой, для того времени это была основа советской доктрины безопасности для высших разведывательных служб КГБ, ГРУ и охранников Кремля.

– Так или иначе, меня вызвал Шумский и сказал: «Ваш отец был белогвардейцем и получил высшее образование, ваш дед был аристократом, судьей в Ставрополе». Было сказано и о моем двоюродном дяде. Когда-то до войны он служил на Дальнем Востоке командующим полком ПВО, и его тоже из-за родословной в одночасье посадили в тюрьму (в 1937–1939 годах). Его зовут Валентин Антонович Пеньковский. Позже его выпустили из тюрьмы, во время войны он стал начальником штаба 21-й армии. Затем командующим 6-й Гвардейской армией. В конце войны его послали на Дальний Восток, где он принял участие в кампании против японской Квантунской армии. Потом он остался на Дальнем Востоке и стал начальником штаба под командованием Малиновского. Когда Малиновского, наконец, назначили министром обороны вместо Жукова, он оставил моего дядю на Дальнем Востоке, поскольку тот хорошо знал те места. Мы не общаемся, потому что не хотим будоражить прошлое друг друга^{155}.

Когда Шумский выложил мне все это, он приказал написать мою версию биографии. Я сказал ему, что уже писал об этом, но, вероятно, моя мать может к этому что-то добавить. Мама написала заявление, я его передал, но сразу же прекратили мое оформление в Индию, куда я должен был ехать в качестве резидента ГРУ. Я должен был работать военным атташе, но вместо меня послали какого-то генерала, который до этого не занимался ни дипломатической, ни какой-либо иной Деятельностью. Затем я был без работы около двух месяцев и уже стал волноваться. Я находился в резерве ГРУ. Все это произошло, когда я закончил ускоренные курсы по ракетам. Мне очень повезло, что я был на этих курсах, иначе я не смог бы добыть для вас эту информацию. Вы бы узнали от меня только о ГРУ^{156}.

Промучившись два месяца, я почувствовал, что в моей жизни должны произойти большие перемены. Я уже скопировал материалы в академии и сделал это по той причине, что ко мне стали относиться с недоверием. На пост в Турцию меня уже не вернули бы после стычки с генералом Рубенко, который выдвинул против меня ряд обвинений. Все это было оскорбительно. А я очень хотел вернуться в Турцию, где у меня был широкий круг знакомств в среде дипломатов, включая полковника Пика. К тому времени и созрело решение выйти на вас, но я не торопился, поскольку был приучен к осторожности. А тем временем собирал этот материал, поскольку считал, что в будущем, когда у меня появится возможность связаться с вами, он может вам пригодиться^{157}.

Я стал начальником курса, поскольку был полковником. Кроме меня там было еще шесть или восемь полковников. А остальные – подполковники, майоры и несколько капитанов. Я переписывал все дословно, но слова вынужден был сокращать. А дома дописывал все сокращения, чтобы вы смогли потом разобраться. Единственное место, которое я изложил не полностью, – описание оборудования некой пусковой площадки, поскольку ее достаточно один раз подробно описать, ведь остальные типы площадок ничем не отличаются^{158}.

Таким образом, я занимался этим почти год. Однажды, когда я был на дежурстве, произошел инцидент с Пауэрсом. Я рассказал об этом двум американским студентам. Когда я на дежурстве, то у меня находятся ключи от всех кабинетов, за исключением ключей от сейфов, которые лежат в опечатанном ящике. В то время я не собирался взламывать сейфы, но теперь, если вы сделаете такую же печать, я смогу открывать сейфы. В ту ночь мы менялись с напарником, отдыхая по очереди. Пока он спал, я взял копирку и переписал из специальной книги кодовые имена (список кодовых и настоящих имен). Дома я перепечатал их в том виде, в котором передал вам. Конечно же, меня может выдать моя пишущая машинка, но если уж дело дойдет до этого, то меня в любом случае прикончат. И хотя я находился один, когда переписывал документы, я все равно нервничал. В любой момент мог войти какой-нибудь особо высокопоставленный дежурный офицер, например генерал из Первого управления Генерального штаба. Ночью могли поступить разные специальные телеграммы, в основном с информацией о каких-либо перелетах. Я знал, когда ваши самолеты летали над Киевом^{159}.

Я дежурил в ночь с 1 на 2 мая. Смена начинается в 15 часов. Только я заступил на дежурство, как пришло сообщение о том, что сбит У-2 и американский пилот взят под стражу, а также описаны обстоятельства, при которых все произошло, они мне хорошо известны. Когда Пауэрс летел над Свердловском, ему не повезло – он наткнулся на ракетный батальон V-75 (СА-2, противовоздушные ракеты «земля – воздух»). Он летел не прямо над расположением самого батальона, а лишь краем задел эту территорию, и его сразу же стал преследовать МИГ-19. Пилот был лейтенантом. В этот день был праздник – День международной солидарности трудящихся. В батальоне объявили тревогу и по самолету открыли огонь^{160}.

Прямых попаданий не было, только повреждение хвостовой части и крыла. Поврежденные части (самолета) не были показаны на выставке в Москве, сотрудники вашей разведки должны были это заметить. Самолет находился в радиусе взрыва, и в результате взрывной волны был разрушен, а бедный Пауэрс получил контузию. Не знаю, что он рассказывал своим родителям или кому-то другому, но пока он падал, то несколько раз терял сознание. Он был без сознания, когда приземлился на парашюте и когда его взяли. Утверждения о том, что было прямое попадание, конечно же, абсурдно. 12 августа прошлого года я вам уже об этом сообщал и еще писал о RB-47^{161}.

Дальнейшие детали очень заинтересовали членов спецгруппы, поскольку, кроме официального сообщения, они не знали никаких подробностей. На основании информации Пеньковского об инциденте с У-2 для сотрудников разведки было составлено специальное донесение^{162}.

Пеньковский сказал, что Пауэрса привезли в Москву на самолете. И, когда он прибыл, у КГБ в тот момент не было переводчика с английского.

– Предполагалось, что говорить с ним буду я, поскольку не нашлось никого, кто хоть мало-мальски знал английский, и я уже рассказывал об этом случае некоторым генералам. Если бы в последнюю минуту в КГБ не нашли переводчика, я был бы первым, кто бы стал допрашивать Пауэрса.

На самом деле председатель КГБ Александр Шелепин, бывший вождь комсомола, сменивший на этом посту генерала Серова, хотел лично доложить Хрущеву обо всем случившемся[26]26
  Александр Шелепин (1918 года рождения) являлся председателем КГБ с декабря 1958-го по ноябрь 1961 года. Пока Хрущева в октябре 1964 года не отстранили от власти, Шелепин занимал высокие партийные и правительственные посты, был членом Политбюро. Брежнев, боясь, что он представляет для него угрозу постепенно снял его со всех постов и лишил власти.


[Закрыть].

Шелепин взял переводчика и забрал Пауэрса. Пауэрса сбили военные, и самолет Пауэрса считали военным. Поэтому его должны были отдать нам, Генеральному штабу. Но его забрали в КГБ, на площадь Дзержинского, и написали донесение от себя. Поскольку Пауэрс все еще находился в состоянии шока, он был под присмотром врача. Вы могли бы обменять Пауэрса на этого Мелеха, от которого вам так не терпелось избавиться. – Пеньковский имел в виду Ивана Мелеха, офицера ГРУ, который был сотрудником ООН с 1955 по 1960 год и был арестован в октябре 1960 года и которого, как, очевидно, считал Пеньковский, очень быстро выпустили. Мелеха выдворили из страны в апреле 1961 года с условием, что он никогда не вернется в Соединенные Штаты^{163}.

– А почему Серов не пользуется влиянием? – спросил Кайзвальтер.

– Абсолютно никаким, – подтвердил Пеньковский. – Если бы Серов не был дальним родственником Хрущева, его бы давно расстреляли за прошлые связи с Берией. У него был министерский пост, но ему посчастливилось спасти свою шкуру, и его назначили начальником ГРУ. Серов не самый яркий человек. Он умеет арестовывать, допрашивать и расстреливать. И хотя он обучался в разведке, большую часть исполнительной работы делает Рогов, его заместитель. Другой его заместитель; Хаджи Мамсуров, занимается хозяйственными и административными делами. Я рад, что мне удалось рассказать вам то, что произошло с Пауэрсом на самом деле. Если бы он прилетел в Москву на час раньше, допрашивать его пришлось бы мне^{164}.

Пеньковский предполагал, что в Соединенных Штатах действуют так же, как и в Советском Союзе, фабрикуя дела и устанавливая суровые наказания, чтобы было потом кого обменивать на шпионов.

– Если бы мы пораньше с вами встретились, я бы все рассказал вам о Мелехе, о том, что он был советским шпионом и сотрудником разведки, и вам, конечно, не следовало бы его просто так отпускать. Вы могли бы приговорить его к смерти или обменять на Пауэрса. Когда выставили залог, то все решал Хрущев, а не Серов. Залог составлял 50 000 долларов, хотя и был позже возвращен. Серов же мог принимать решение о тратах на оперативные цели не более 2000 долларов^{165}.

5 мая, после инцидента с Пауэрсом, Хрущев потребовал приостановления оперативных разведывательных действий, чтобы избежать возможных разговоров. В то время я вел агента, о котором вам расскажу. Он через третье лицо получал сведения об электронных компьютерах, которые доходили до нас с помощью тайников. Я был вынужден эту работу остановить. Было много возмущений по поводу того, что пришлось отказаться от намеченных встреч и других контактов, но сделать мы ничего не смогли. Резидент в Пакистане принял самостоятельное решение забрать материал из тайника, где он уже лежал, чтобы понапрасну не компрометировать агента. Он сделал это, но был строго наказан начальниками ГРУ, хотя и поступил правильно. Таким образом, Хрущев приказал прекратить все контакты с агентами, пока собирался нажиться на деле Пауэрса, несмотря на урон, который был нанесен агентурной сети. Это все, что я могу сказать. Готов отвечать на ваши вопросы^{166}.

– Выпускаются ли серийно 3R-1, 3R-2, 3R-3 и 3R-7? – спросил Кайзвальтер. Он имел в виду серию советских тактических ракет «земля – земля» для боевого использования.

– Да, и вдобавок для них уже разработаны ядерные боеголовки.

– А на параде 1960 года все это было показано?

– Нет, не все. Сейчас скажу вам, что именно. Там были 3R-1, V-75, R-2, R-11 и 3R-7. Я проверяю это по фотографиям, – сказал Пеньковский, глядя на фотографии советских ракет среднего и дальнего радиуса Действия^{167}.

– А каков принцип размещения этих ракет? Они предназначены для фронта, армии или какого-то соединения? – спросил Кайзвальтер.

Пеньковский объяснил, что в случае войны командование стратегическими ракетами дальнего радиуса действия возьмет на себя начальник ракетных сил Генерального штаба, то есть так, как это теперь установлено. Тактическое вооружение будет находиться в руках командующего наземными силами, а через него – в руках Варенцова и непосредственных командиров подразделений. В случае войны это вооружение будет находиться под командованием армейской артиллерии. Однако это будет только вооружение обычного типа, поскольку использование ядерного оружия будет зависеть от исключительного решения Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии через Министерство обороны. Атомное оружие будет развернуто в таких точках, что, если его применение будет санкционировано, боевые головки будут находиться недалеко от соединений, которые станут их использовать^{168}.

Кайзвальтер снова задал Пеньковскому вопрос о том, известны ли ему в настоящее время места хранения ядерных боеголовок.

– Конечно же, неизвестны, это можно узнать только случайно, в разговоре. Я слышал, что объект комплектования атомных боеголовок расположен в районе Клинцов (420 километров к юго-западу от Москвы, около Брянска). Обычно полые ракеты хранятся отдельно в совершенно других районах. И только когда их собираются использовать с атомными боеголовками, ракеты и боеголовки доставляются на объект комплектования^{169}.

Пеньковский подробно рассказал о советских баллистических ракетах среднего и дальнего радиусов действия, по которым ведутся разработки, включая R-11, которую НАТО обозначает как СС-1. Центр запуска таких ракет, по его словам, находился в Капустином Яру, на Урале, к югу от Волгограда, а экспериментальная зона поражений – в Казахстане^{170}.

Пеньковский рассказал членам спецгруппы, как он вышел на «прекрасный источник информации в этом районе, капитана, моего друга». Жена капитана пришла к адъютанту Варенцова Бузинову и сказала, что после окончания Артиллерийской академии имени Дзержинского ее мужа назначили в Капустин Яр. Она училась в медицинском институте и хотела остаться в Москве, чтобы закончить институт. Ей также пришлось бы расстаться со своей прекрасной комнатой, которую выделили семье на то время, что муж учился в академии. Она просила помочь, чтобы мужа оставили в Москве. Его зовут Владимир Кашин. Он капитан инженерных войск^{171}.

И, как мне показалось, этому генералу Бузинову женщина приглянулась. До этого у него уже были неприятности по этой линии. Он ухаживал за женой какого-то офицера в Ленинграде, муж устроил скандал, в результате которого Бузинов получил партийный выговор. Если бы не Варенцов, он, вероятно, был бы разжалован. Во всяком случае, не знаю, как далеко зашли отношения с этой женщиной, но считается нормальным, чтобы у генерала была подружка, она есть даже у генерал-лейтенанта Смоликова из ГРУ^{172}.

Он пришел ко мне и сказал, что капитану нужно помочь. В то время я был начальником приемной комиссии Военно-дипломатической академии (ВДА). Я посмотрел его личное дело, оно было прекрасным. Еще будучи студентом академии, он изобрел какое-то важное устройство^{173}

Во время моих разговоров с ним о том, что происходит в Капустином Яру, он рассказал мне, как часто во время испытаний управляемые ракеты отклонялись от заданного курса. В будущем я смогу каким-то образом узнать у него те подробности, которые вас интересуют. Обязательно протащу его в одну из академий^{174}.

Кайзвальтер спросил, есть ли в войсках за пределами СССР ракеты R-2 и R-ll (СС-2).

– Этого я не знаю. Но мне известно, что к концу 1961 года запланировано передать все виды ракет странам народной демократии, – ответил Пеньковский. – Они были переданы войскам около двух лет назад, когда Хрущев похвастался ими перед Никсоном^{175}.

Разговор о ракетах пошел свободнее, и Пеньковский переключился на другую тему. Обратясь к Гарольду Шерголду, руководителю британской спецгруппы, он спросил:

– Господин Гарольд, а как моя просьба об официальной встрече с государственным представителем? Я хочу официально представиться. Я, конечно же, не жду встречи с королевой, и это не должен быть какой-то определенный лорд.

– Вы можете быть уверены, что мы этим занимаемся, – сказал Кайзвальтер, переведя Шерголду просьбу Пеньковского^{176}.

– А также мне еще понадобится немного денег, – сказал Шерголду Пеньковский. – Тех пятидесяти фунтов, что вы дали, мне недостаточно. Я их еще не истратил, но знаю, что мне понадобится больше, поскольку надо купить еще много вещей. Хочу, чтобы вы поняли, что все то, что я собираюсь купить, мне необходимо. Эти вещи, конечно же, можно приобрести и в комиссионных магазинах в Москве, но по очень высокой цене. В моем положении совершенно нормально что-то иметь. Я привез полный чемодан всего, даже когда возвращался из Турции. Никто и слова не сказал, меня не проверила даже таможня. А теперь я возвращаюсь с официальной делегацией, поэтому вообще никаких неприятностей быть не может.

Пеньковский прочитал длинный список необходимых покупок и открыл маленький блокнот с просьбами жены и дочери и с вырезанными следами их ног^{177}.

– А что вы решили насчет моей дачи? – спросил Пеньковский.

– Мы рассмотрели все ваши просьбы, но не решили еще, целесообразно ли вам иметь дачу, – ответил Кайзвальтер.

– Мне хотелось бы знать, как вы оценили представленные мной материалы. Каждый должен получать по труду. Вы сказали, что выделили мне месячное пособие, и я вам очень благодарен. Если бы вы урезали его даже наполовину, я бы не пожаловался. Я торговаться не собираюсь. Каждый должен стараться чего-то добиться. Уверен, что и вы разделяете мои взгляды^{178}.

Мне кажется, для каждого может наступить черный день. Кстати, я думал об этом вчера, когда у меня был приступ. Я мог даже умереть, да и в будущем со мной все может случиться. Если что-то произойдет, прошу, чтобы вы связались с матерью и женой, но сделали это только так, как я вам скажу, потому что они и не подозревают о том, чем я занимаюсь. Я еще не придумал, как переправить их за границу. Просто скажите им, что я утаил от них один факт. Скажите, что после смерти отца остались кое-какие ценности в иностранном банке и, поскольку меня в живых уже нет, эта сумма переходит моей жене. По крайней мере, это будет какой-то материальной поддержкой дочери, пока она не вырастет.

– Мы сделаем это, – пообещал Шерголд.

– Моя жена совершенно ничего не знает о том, что я делаю, она дочка генерала и была воспитана в хороших условиях, – сказал Пеньковский. – Однако она знает, что в нашей жизни существуют обман и ложь, и, когда она была в Турции, западный образ жизни ее просто поразил. Весь этот блокнот – это список того, что она просила купить^{179}.

Пеньковский обнажил все свои тревоги. Разговорившись, не имея уверенности в будущем, он обнаружил свою практическую жилку. Если он удовлетворит своих американских и английских собеседников, его вознаградят, будет на что жить жене, матери и детям, когда его не станет. Он понимал двойственность своего положения и, тем не менее, старался соблюсти высшие интересы преданного агента, которого сначала заботит успех миссии, а лишь потом – деньги.

Что касается членов спецгруппы, то зависимость агента от денег являлась для них ключевым элементом контроля и безопасности. Если бы Пеньковскому дали слишком много денег, мог возникнуть вопрос о его расходах, и это засветило бы его. Если бы ему дали недостаточно денег, не столько, на сколько он оценивал свою работу, он был бы недоволен и бездействовал. Шерголд настаивал на том, чтобы давать Пеньковскому деньги на покупки только после того, как он попросит, в то время как Бьюлик хотел дать ему средства, чтобы укрепить его чувство собственного достоинства. Когда Бьюлику показалось, что Шерголд ведет себя очень прижимисто, он и Кайзвальтер выделили Пеньковскому дополнительные средства для того, чтобы он мог что-то купить и развлечься в Лондоне. Было совершенно очевидно, что у американо-английской группы совершенно различный оперативный стиль работы. Пеньковскому старались эти различия не показывать, но Бьюлика это сильно раздражало^{180}.

Когда Пеньковский рассказывал о времени, проведенном в Турции, будучи сотрудником ГРУ, он вспомнил о нелегальной резидентуре ГРУ в Нью-Йорке и о том, как она была организована. Кайзвальтер попросил его выяснить, сколько сотрудников ГРУ работает в ООН^{181}.

– Знали бы вы, как обрадовались в ГРУ, когда мне дали визу. Возглавляя делегацию, я мог тогда выполнять поручения ГРУ. Я напишу подробное донесение. Мне нужна ваша помощь, чтобы сотрудника ГРУ в Лондоне познакомить с кем-нибудь из англичан. Все, что потребуется, – это поддерживать какую-то связь и изредка передавать какую-либо информацию. Сведения могут быть совершенно бесполезными, но было бы неплохо, если бы ваш человек иногда брал за это деньги. Ему совершенно необязательно вербоваться. Все, что от него потребуется, – это поводить за нос нашего сотрудника, пока я окончательно не уеду. Так я себе это представляю. Если необходимо, человека можно завербовать, но ему придется хорошо работать. Иначе от него могут выйти на меня, а если уж они почуют что-то неладное, то упрячут меня так, что вы никогда и не найдете^{182}.

– Вопросы, которые вы подняли в наших оперативных планах, теперь разрабатываются, и, как только мы вернемся в Лондон, мы все выполним, – пообещал Кайзвальтер.

– Я все прекрасно понимаю, – сказал Пеньковский. – Я вижу, что у вас больше опыта, научного подхода и, вообще, у вас головы светлее, чем у меня, хотя я работаю в разведке с 1953 года, не считая короткого периода, который мне испортил в Турции Рубенко.

Пеньковский встал и собрался уходить. Затем остановился и сказал:

– Хорошо бы, если бы через пару месяцев вы вывели Винна на связь со мной. Его не нужно специально готовить или что-либо объяснять. Он может ничего не знать, но ему, конечно же, известно, кто вы и что я с вами связан.

– Мы всем этим займемся, – пообещал Шерголд.

– Может, Винн не самый богатый и умный, но очень хорошо и с уважением ко мне относится. Я бы сказал, что он патриот и честный человек, – сказал Пеньковский.

Пеньковский думал о своем возвращении в Москву и о том, как передаст добытую информацию. Личная безопасность Винна, его функции связного и курьера ставили его законный бизнес в Советском Союзе в зависимость от постоянного успеха Пеньковского. Опытный разведчик, Пеньковский был не настолько глуп, чтобы все время пользоваться тайниками в Москве, – лишь в чрезвычайных ситуациях. Винн был его главной ставкой. Сказав в ГРУ, что он использует Винна, и предоставив в качестве доказательств важные разведсве-дения, привезенные из Лондона, Пеньковский мог вести двойную игру.

– Не забудьте ключи, – напомнил Пеньковскому Кайзвальтер.

– Как жаль, что я не могу всех вас пригласить на месяц в Москву, – сказал Пеньковский.

– Я провожу вас до угла, – предложил Кайзвальтер^{183}.

Встреча с Пеньковским кончилась в 12.20 ночи 25 апреля.

Назавтра в 16.15 Пеньковский снова встретился с членами спецгруппы в «Метрополе». О провел часть дня с представителями Министерства торговли и пожаловался, что англичане поинтересовались, что русские собираются покупать.

– Они сказали, что мы должны покупать больше. Весь разговор был о том, что мы должны покупать, а что им ответить? – И затем по-английски: – Итс террибл![27]27
  It’s terrible – это ужасно (англ.).


[Закрыть]

Все уже привыкли к тому, что Пеньковский начинал со своих записей. Он попросил, чтобы по приезде в Лондон его поселили в одноместный номер на пятом этаже «Маунт Роял», а не вместе с кем-то из делегации. Его комната должна находиться рядом с лестницей, по которой можно спуститься к месту, где они встречаются.

– Если мы так сделаем, – объяснил он, – то тогда ни у кого из членов делегации не возникнет вопроса, почему выделили ту или иную комнату.

– Прекрасно, посмотрим, что мы можем сделать, – сказал Шерголд.

Затем Пеньковский попросил, чтобы Винну не разрешили в мае взять с собой в Москву жену.

– Она абсолютно не нужна. Это будет лишняя трата денег, она может вмешаться в наши дела. Прошу, чтобы ее оставили в Лондоне^{184}.

Пеньковский размышлял о своем недавнем предложении выбрать некоторые объекты в Москве, которые необходимо уничтожить:

– В отношении основных объектов в Москве, которые нужно будет уничтожить, вы можете задать мне логичный вопрос: почему я не включил в этот списо ракетную академию, ведь ракетные силы – одна и основ современной войны? Но я собираюсь включить академию в этот список и сейчас объясню, как думаю это сделать, – сказал он^{185}.